ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ВОСХОЖДЕНИЕ НА ГОЛУЮ ВЕРШИНУ
На посыпанной желтым песком, хорошо утоптанной тренировочной площадке было шумно. Военный наставник Белов показывал молодым дружинникам работу с боевым цепом. Тяжелые палки, соединенные толстым сыромятным ремнем, так и мелькали вокруг наставника, со зловещим свистом рассекая воздух.
Безусый воин крутанул цеп, подражая наставнику, но прием не вышел он огрел себя по спине и выронил палки, стиснув зубы от боли. Стона, однако, не издал и даже не выругался. Белов внимательно посмотрел на бойца и еще раз повторил движение, на этот раз медленно, чтобы юноша запомнил хитрый поворот кисти.
Боец почесал ушибленное место, пошевелил кистью, а потом вдруг ловко закрутил цеп.
— Молодец! — похвалил наставник. — В спину всегда бьет только собственная глупость.
Затем он обвел взглядом дружинников и подозвал к себе одного из опытных бойцов. Через минуту тот уже пытался достать его двумя крюками, а наставник показывал, как от крюков отбиваться доской или веревкой, а напослед в прыжке обхватил нападающего ногами и уложил его на песок. Дружинники загомонили, засмеялись…
Виктор сидел под легким навесом и следил за тренировкой. Всю последнюю неделю он изнывал от безделья и придумывал себе заботы. Он тоже обратил внимание на молодого дружинника и велел Егору присмотреться к нему, испытать в бою, а там, подучив, взять в особую сотню.
Всего месяц прошел после казанского сидения, а казалось, что год. Дневные хлопоты не спасали, время тоскливо тянулось, а он все ждал вечера, чтобы на застолье у Сармата снова увидеть Ксению.
Он не мог понять, какие чувства в нем так густо бродят. Иногда спозаранку приходила мысль, что старый огонь давно погас, но в сумерки угли раздувались, он не находил себе места и ноги сами вели в Малый зал, где обычно вечерял Правитель.
Покои Ксении были двумя этажами выше. Там держали стражу ее воительницы, неподкупные, суровые и на посту шуток не понимающие. Впрочем, после службы они отмякали — бабы как бабы. У многих бойцов закрутились сердечные дела с женским пополнением дружины.
Сотник Евсей тонко уловил настроение маршала и сразу же по возвращении из похода стал не только докладывать ему о делах и нуждах, но и исправно пересказывать все слухи, сплетни и пересуды, кочевавшие с этажа на этаж. Приятели Евсея с кухарского крыла знали все про всех обитателей Хором, а чего не знали, то домысливали.
Поговаривали о том, что Ксения нрава строгого и вольности к себе не позволяет, а особо проницательные добавляли, что никто с вольностями к ней и не подступается. О старой связи Виктора забыли, а кто помнил, тот помалкивал. Мало кто остался из саратовской гвардии. Впрочем, те мимолетные дни порой и ему казались полузабытым сном.
В тяжелую для него минуту явилась Ксения, и пришла победительницей, исполненной силы. Но тогда, под Казанью, на миг показалась чужой, незнакомой женщиной. И если бы не взгляд, от которого заломило бровь…
На самое простое: подойти к ней, обнять за плечи, напоминая о минутах близости, он почему-то не мог решиться. Да и Ксения во время мимолетных встреч порой впивалась в него взглядом, а еле уловимое движение губ словно предупреждало об опасности. Он хотел поговорить с ней наедине. Увы, никак не выходило. Сармат плотно взял ее под свою опеку.
Шум на площадке усилился. Два бойца с алебардами наскакивали на Белова, бешено размахивая лезвиями, обмотанными войлоком. Наставник уворачивался, перепрыгивал через древка, а когда его чуть не прижали к навесу, где сидели Виктор и Егор, подпрыгнул высоко в воздух, на лету захватил цепом алебарду и вырвал ее из рук нападающего. Перелетев через навес, мягко опустился на ноги и отшвырнул в сторону алебарду.
— Я так никогда не смогу, — завистливо сказал Егор. — И годы не те!
— Белов старше тебя лет на двадцать, — ответил Виктор, взяв с тарелки горсть засахаренных вишен. — А то и больше. Возраст ни при чем.
— Это да-а, — протянул Егор. — Нам бы еще пяток таких наставников, и остальных тогда на покой. А дружину через полгода можно будет посылать в пекло за угольками.
— Где я тебе еще возьму наставников? — сердито спросил Виктор, шевеля липкими пальцами. — Белов сам пришел. И не к нам. Скажи спасибо Семену Афанасьевичу!
Атаман Курбатов на удивление всем выжил. Говорить, правда, долго не мог, шептал хрипло, да больше спал, оправляясь после тяжелого ранения. Когда дружина вернулась в Москву, к нему началось сущее паломничество. Всяк хотел посмотреть на живого или, как он пошутил, чуть оклемавшись, «пока живого» грозного атамана. Лекари с ног сбились, гоняя дружинников, а те норовили сунуться к старику с гостинцами через дверь или окна лазарета. Потом объявился Белов, невысокий беловолосый и совершенно неприметный человек, который незримо прошел сквозь кордоны и заставы, невесть как проник в Хоромы и, словно не стражники, а чучела стояли на всех этажах и коридорах, возник у ложа атамана.
Неделя всего прошла, как вернулись из похода. Рана на шее нагноилась, старик метался в жару, бредил. Белов сел на пол у изголовья, долго шептал что-то на ухо, гладил больного длинными пальцами по вискам, и тот постепенно затих, успокоился, а через день медленно пошел на поправку.
Заметили, крикнули стражу, набежала охрана вязать незнакомца, но тот спокойно, мягко повынимал из их рук мечи и арбалеты и негромко объяснил сотнику, что он друг Семена Афанасьевича и вот пришел проведать, зла ни на кого не имеет и вреда никому причинять не желает, а хорошо бы еще ему с начальством поговорить, может, от него какой прок будет…
В ответ на эти речи сотник полузадушенно мычал, поскольку шея его была зажата между двумя пиками, отобранными у его бойцов. Незнакомец говорил ласково, пинками отшвыривая от себя дружинников, норовящих кинуться на него со спины.
Наконец сотник с трудом высвободил шею и велел всем угомониться.
Незнакомец прошел с сотником к Евсею, после краткого разговора тот, минуя Егора, сразу привел его к маршалу.
Так Белов оказался в дружине. Откуда узнал о ранении своего атамана, как за неделю добрался сюда из-за Каспия, об этом не говорил, только похмыкивал и отводил глаза. Сказал лишь, что верные люди ждут Курбатова, готовы по сигналу подняться, но мало их, очень мало осталось. Все равно уходить придется, так хоть память о себе оставят.
Виктор представил себе, какую память оставит одичавшая и отчаявшаяся горстка людей, день за днем тратившая силы и кровь на выживание и борьбу с морем вражды, и содрогнулся. Наверно, это тот случай, когда надо просто уйти, если невозможно найти общий язык, как-то договориться. Но он понимал, что Белову об этом говорить нельзя, да и не поймет он, годами живущий набегами и отражением набегов.
Место пришельцу нашлось сразу, как только он показал свое искусство. Вскоре Евсей сообщил, что Белов пытался выведать у дружинников, кто ранил его командира да куда делся обидчик, но ничего вразумительного не услышал, потому что никто ничего не ведал. Жив ли тот пленный или нет, неизвестно было и Виктору. Одно знал — на следующий день после того, как дружина вошла в Казань, пленный, живой или мертвый, исчез из обоза. Тысяцкий Егор глухо намекнул, что, мол, кое-кому, возможно, не хотелось иметь при себе такое напоминание о прошлом, но Виктор цыкнул и велел ему никшнуть. В семейные дела Правителя лучше не соваться.
Сегодня или завтра вернется Мартын со своей тысячей, вспомнил Виктор, и мысль эта немного развеселила. В последнее время у них с Мартыном заладились отношения, и если раньше все было как-то недосуг просто сесть и между переменами вин вести пустой разговор, то после болезни Сармата Мартын стал все чаще захаживать к Виктору. А маршал велел дружинникам нести всякую найденную книгу Мартыну, тот давно собирал старую печать.
Тысячу оставили в Казани, помочь Сафару навести порядок. Через неделю уже пришла весть, что дел никаких нет и не предвидится, народ спокоен, даже казият после некоторого размышления смирился и признал Сафара правителем. Мартын советовал не оставлять там гарнизон, Сафар уже набирал свою дружину.
Кое-кто из тысяцких и советников ворчал, сулили в будущем неприятности, если оставить казанцев без догляда, но тут Сармат был непреклонен — пусть даже Сафар войдет в большую силу и будет себе голова, лишь бы с Тураном не заигрывал и на юге держал границы. В том, что Сафар не переметнется, он был уверен. Не так давно туранские лазутчики пытались отравить Сафара, жена и отец умерли на его руках в жестоких мучениях.
Словом, на ближайшие годы Итильский каганат становился союзником. Но сейчас Виктору было плевать на все эти великие дела.
