Солнце проходило сквозь разноцветные стекла небольших окон и радужными пятнами ложилось на пол трапезной. Лампада у большой темной доски еле высвечивала суровый лик с золотым нимбом.

Отец-настоятель, Виктор и Месроп сидели у края длинного стола с лавками по обе стороны. Богдан повел коней в стойло, да там и остался, на всякий случай.

Виктор осторожно отхлебывал из огромной деревянной чаши крепкую духовитую брагу, а Месроп налег на отварную рыбу, густо приправленную зеленью. Дьякон добродушно поглядывал на них, время от времени поглаживая могучую, с сильной проседью, бороду.

— Не изменился ты за пять лет, — гудел отец-настоятель, — как был вьюн, так и остался. Харчи плохие, что ли? Иди ко мне, молодых уму-разуму поучишь, в тело войдешь. Да и ты, — обернулся он к Месропу, — вспомнил я тебя, от волчар отбивали, совсем тебе тогда карачун выходил. Тоже худой, озабоченно поцокал языком.

Месроп вежливо улыбнулся в усы и потянулся за новым куском рыбы.

— Так ты теперь здесь вроде начальства? — спросил Виктор.

— Почему — «вроде»? — воздел брови Дьякон. — Между собой меня зови по старому, но при молодых — смотри! Отец-настоятель я, и не вроде, а воистину и до скончания века моего.

— Аминь! — тихо сказал Месроп и приветственно поднял чашу.

Дьякон сверкнул на него грозно очами, но тут же фыркнул, мотнул головой и рассмеялся.

— Ладно вам, — почти просительно сказал он. — С молодыми без строгости нельзя. Ну а я тут присматриваю за хозяйством, пока не сменят меня, недостойного. Господи, тяжела ноша, ох, тяжела!

И он перекрестился на большую икону.

Чуть не поперхнувшись брагой, Виктор закашлялся, а потом в изумлении уставился на него. Дьякон не играл и действительно полагал себя хранителем или настоятелем монастыря. Раньше Виктор долго бы размышлял о том, как прозвище определило судьбу, и что такие повороты не удивительны, а скорее закономерны. Сейчас же он вдруг поймал себя на мысли, что Дьякон, он же отец-настоятель, должен быть хорошо осведомлен о делах соседей на том берегу. Он был рад встрече со старым знакомым. Тогда они неожиданно попали в маленькую заварушку с кровопусканием, потом, кажется, договорились о встрече и расстались почти на пять лет.

— Хорошие у тебя ребята, крепкие, — сказал Виктор. — Почему в дружину не идут?

— Это к кому, к Сармату, что ли?! — насупился Дьякон. — У каждого своя служба. Мы власти мирской не помеха, но и не подмога. Лихих людей сами окорачиваем. Ежели помочь чем надо, Бог сподобит, поможем, а только мы грехи людские здесь замаливаем и никакое воинство земное нас не укрепит.

— По-моему, — вмешался в разговор Месроп, — это единственный действующий монастырь.

— Ничего, — ответил отец-настоятель, — братья сейчас заново стены Сергиева Посада кладут. Помаленьку отстроим.

— Давно вы тут? — спросил Виктор.

— Третий год пошел. Раньше отец Власий, мир его праху…

В трапезную вошел высокий парень, что встретил Виктора и Месропа в засаде.

— Что тебе, отроче? — обернулся к нему Дьякон.

— За рыбой приплыли.

— А! Ну, пусть подождут. Ножи привезли?

— С полсотни будет.

— Мало! — взрыкнул Дьякон. — Ладно. Ступай с Богом, сейчас приду.

Парень вышел, а Виктор проводил его взглядом. Хороший боец получился бы. Интересно, с кем они здесь мену ведут?

— Отдохнете, может? — спросил Дьякон. — Ежели не торопитесь. А то оставайтесь на денек-другой…

Месроп положил вилку на стол, удовлетворенно вздохнул и сказал:

— Да, хорошо у вас тут, тихо, спокойно. Но мы спешим.

— Это куда же такая спешка? — хмыкнув, спросил Дьякон, глянул остро на сотрапезников.

— На тот берег, — просто ответил Месроп. — Может, переправите? Я так думаю, что моя лодочка пропала.

— Ага, так это твоя посудина к сваям была привязана? А я дозорным выволочку учинил, проглядели, мол, стороннего человека! Лодке твоей сгоряча днище пробили, ты уж извини.

Совершенно не огорчившись, Месроп заметил, что лодка — это пустяки, знай он о строгих порядках в монастыре и окрест него, шел бы днем, а так не хотел привлекать к себе лишнего внимания. На это отец-настоятель небрежно махнул рукой и сказал, что порядки строги до тех пор, пока братия не упьется браги сверх меры, а там не то что лодка, Левиафан может принимать ванны… Ничего, добавил он, полегоньку строгость наведет, вот только отцу Власию обещал жалеть монастырских да слабости не враз изводить, но ужо скоро перестанут они беса тешить, постом и молитвами дурь выбьет из старых, а молодые уже сами себя блюдут…

— Ежели вам на тот берег надо, — безо всякого перехода сказал он, так пошли со мной, скажу — перевезут.

И поднялся с места, а за ним встали Виктор и Месроп.

Выйдя из трапезной, отец-настоятель вдруг остановился и велел немедленно идти на колокольню, дабы воочию увидеть прибывшего на днях из Ростова чудо-звонаря. И они полезли на самый верх. Месроп при этом сопел, отдувался и вполголоса изрыгал глухие проклятья.

Звонаря наверху не оказалось. Дьякон рассвирепел и сам потянулся к веревкам. Колокол отозвался густым бархатистым раскатом. Люди во дворе замерли, а двое побежали к колокольне.

Виктор сообразил, что стоит на открытой, ничем не защищенной площадке и весьма высоко. Он инстинктивно прижался к столбу, всматриваясь напряженно в воздух. Дьякон искоса посмотрел на него и заметил, что над монастырем нечисти почти нет. Раньше пошаливала, да всю ее колокольным звоном разогнали.

Недалеко отсюда виднелась насыпь, а на ней остовы вагонов. Вплотную к старым путям подступал кустарник, несколько ржавых цистерн наполовину утонули в зелени. Полтора месяца назад патруль набрел на такие же цистерны в районе Павелецкой заставы. Виктор объезжал те края и поспел как раз к тому моменту, когда молодые дружинники запалили под большой, в черных потеках цистерной систему самоподогрева и ждали, что из этого выйдет.

Один из старых бойцов, сопровождавший маршала, надавал юнцам пинков и перекрыл вентиль трубы, из которой весело хлестал огонь и струились ручейки горящей смолы. Потом он рассказал, что когда-то работал на строительстве дорог и такие вот емкости крепили на колесных моторах. А однажды спьяну перегрели, клапан не сработал, и рвануло. Сам он чудом уцелел, а от остальных и пепла не осталось.

Месроп с интересом рассматривал хитросплетения цепей и веревок, идущих к языкам колоколов. Потянулся было к толстому канату, но Дьякон легонько шлепнул его по руке.

Прибежал взъерошенный звонарь, и отец-настоятель тут же наложил на него епитимью — три дня поста да тысячу раз с поклонами вокруг колокольни обойти.

Звонарь явно не понял, в чем провинился, но прекословить не посмел.

Виктор посмотрел на реку и увидел, что на узкой полосе земли между водой и стенами суетятся люди, перетаскивая на плот корзины.

— Пошли вниз, — сказал Дьякон, забыв о звонаре, — а то всю рыбу уже погрузили.

— Рыбкой приторговываете? — спросил Виктор.

— Меняем помаленьку на всякий инструмент, — ответил Дьякон. — Во-он с ними меняем. — И ткнул пальцем влево.

Мельком глянув в ту сторону, Виктор увидел на другом берегу то, что ожидал увидеть, — высокую черную пирамиду Бастиона.

Дьякон тем временем рассказывал, как его, раненого, истекающего кровью, чудом уползшего из западни, подобрал отец Власий, выходил да на путь истинный наставил, и пока он два месяца лежал пластом, читая труды отцов Церкви, открылась ему в тех трудах премудрость великая, и хотя только за краешек истины ухватился он, грешный, но и того хватило, чтобы новую жизнь начать…

Слушая его вполуха, Виктор сочувственно кивал головой, хмыкал уместно, а сам не мог оторвать глаз от мрачного треугольника Бастиона.

Густой выдался денек. Неожиданные встречи — Месроп, Дьякон… Кто следующий для полного набора? И еще выяснилось, что ученые не сидят затворниками в Бастионе, пытаясь время от времени вывезти свое добро. Разведка плоты проглядела. Головы пообрываю, одну за другой, ротозеи! Может статься, телеги со ржавой рухлядью для отвода глаз оттягивали на себя магов и патрули, а самые ценные приборы, на которые маги облизывались, давно уплыли по течению.

— Да ты меня не слушаешь, — горестно покачал головой Дьякон. Молодой, глупый. Жалко тебя. И Сармата жалко, и всех вас, сирот, безотцовщину.

— Это в каком смысле? — спросил Месроп.

— Не знаете вы Отца Небесного, вот в каком! — громыхнул Дьякон. — И Он вас оставил, прости, Господи, за дерзкие речи! Нечисть смутная кружит вам головы, хмарь телесная и бестелесная очи мутит, а вы без поводыря во тьме кромешной ползаете, аки черви во прахе. И пребудете во мраке до тех пор, пока Дух православный не одолеет сонмище бесов, а уж тогда и Держава возродится!

— Тебе лучше с Мартыном поговорить, — сказал Виктор. — Он насчет Державы тоже складно говорит. И раз такое дело, что же ты не хочешь Сармату помочь?

Дьякон всплеснул руками.

— Вот ведь глухарь какой! Неужели не понял, что Церковь у власти мирской больше в потаковниках ходить не будет! И на ребят моих не посматривай, хоть и люблю тебя, как сына, но будешь в дружину соблазнять запру тебя, на хлеб-воду посажу!

— Не надо меня на хлеб-воду, — засмеялся Виктор, — у меня таких парней четыре тысячи, один другого крепче.

— Вот и славно! — обрадовался отец-настоятель. — Завтра мне десяток ребят пришли. Дровишек надо напилить, а рук не хватает.

— Пришлю. Только вы их сетями не отлавливайте, они этого не любят.

В разговор вмешался Месроп и спросил, как бы все же им переправиться на ту сторону. Дьякон сказал, что без его благословения мены не будет, плот никуда не денется, на нем и поплывут.

Они спустились с колокольни и пошли вдоль стены. По дороге отец-настоятель полюбопытствовал, не напрасно ли Виктор его обнадежил людьми и в каком он чине-звании, раз под ним ходят тысячи. На это Виктор нехотя ответил, что он в некотором роде распорядитель живой силы Правителя, а как его называть-именовать — без разницы. Конечно без разницы, добавил Месроп, но на маршала он тоже отзывается. Дьякон хмыкнул и спросил, в каком чине сам Месроп, на что тот неопределенно пошевелил пальцами и высказался в том смысле, что до чинов у него еще нос не дорос. И с этими словами потрогал свою носяру.

— Ну-ну, — пробурчал отец-настоятель, а потом сказал Виктору:

— Дай мне толкового мужика, пусть ребят натаскает, ратному делу научит. Сетями, конечно, складно, однако неровен час, какие душегубы нагрянут!

— Непременно пришлю наставника, — пообещал Виктор. — И людей побольше.

— А-а, — хитро улыбнулся Дьякон, — гарнизон хочешь поставить. Ладно, сотню ратников приму, жилье отведем, кормить-поить, конечно… Только чтоб без озорства. Баб начнут водить — пороть буду, не глядя на чин. И ребят моих пусть учат, да не сманивают. А ежели кто из твоих захочет Богу послужить, в том ему помехи не чинить. По рукам?

— По рукам! — Виктор со смехом хлопнул по огромной пятерне Дьякона.

Не пустая вышла прогулка. Такой форпост напротив Бастиона — находка! Сюда не сто, а полтысячи дружинников можно разместить. Монастырские, конечно, потеснятся, но ведь и для их блага! А если наладить плоты и лодки, можно на том берегу хороший плацдарм захватить. Но захочет ли Сармат брать Бастион измором?

— Да, — вдруг встрепенулся Дьякон, останавливаясь у маленькой кованой дверцы в стене, — и чтоб ведьмаков здесь ноги не было! Смолы у нас на всех хватит.

— Чем это вам маги досадили? — заинтересовался Месроп.

— А ничем! Их дело — дьяволу служить, а мое — Богу. Нет нам места одного.

— Постой, — с досадой сказал Виктор, — какому дьяволу, они вообще ни во что не верят!

— Истинно, ни во что не верят, — согласился Дьякон. — Вот я и говорю — сатанинское отродье, прости, Господи, за поминание врага. А смолы у нас много!

— Да что ты заладил со своей смолой! Их ничто не берет. Они дружине очень помогают.

— Нашли помощничков! Ничто не берет, говоришь? Смолы-то горяченькой они не любят.

— Не знаю, — пожал плечами Виктор. — Сказок много всяких.

— Может, и сказки. Их и без смолы Дева-воительница душит и режет.

Виктор поморщился. В последний месяц ходили по казармам слухи о некой Деве-воительнице, безжалостно истребляющей магов. Но от безделья и праздности и не такое придумают. Насчет партизанских отрядов амазонок никто из разведчиков не сообщал. Правда, был недавно случай. Виктор с небольшим отрядом осматривал засеки под Люберцами. На околице деревеньки их встретила хлебом и солью девушка. Так, пигалица, лет шестнадцати. Пока Виктор с коня слезал да поводья хранителю отдавал, она глазами позыркала, да вдруг из-под передничка арбалет небольшой выхватила и единственному магу промеж глаз стрелу всадила. Юркнула сквозь дыру в плетне — только ее и видели. Наконечник у стрелы серебряным почему-то оказался, а древко смоленым. О Деве-воительнице слухи тогда и пошли, может, с этой девушки и сказка родилась.

Между тем Дьякон открыл дверцу, прошел узкой прохладной щелью, и Виктор с Месропом, следовавшие за ним, вышли на песчаную косу.

У плота трое монастырских парней оживленно переговаривались с двумя девушками в зеленых брезентовых комбинезонах. Завидев отца-настоятеля, парни замолчали и один за другим нырнули в проход.

Одна из девушек засмеялась, но вторая ткнула кулаком ей в бок.

— Взяли рыбку? — ласково спросил Дьякон.

Смешливая девушка кивнула.

— Вот и хорошо, — так же ласково продолжил Дьякон. — Значит, с собой еще вот их возьмете, на тот берег надо. Мои друзья оба. А начальству своему скажете так: еще раз особ женска полу пришлют, — без рыбы сидеть им аж до морковкина заговенья. Ясно излагаю? — гаркнул он неожиданно.

Смешливая чуть не выронила шест. Месроп подмигнул девушкам.

— Так когда вас ждать? — спросил Дьякон.

— Сегодня и вернемся, — сказал Виктор, — засветло.

— Ладно, — кивнул Дьякон, — за коней не беспокойтесь, и паренька вашего не обидим.

И пошел обратно, широко размахивая полами длинного одеяния. У дверцы остановился, перекрестил грудь и нырнул в узкий проем.