Глава вторая
* * *
По широкому изгибу трассы ползли навстречу друг другу две машины – желтая и белая. С такого расстояния обе казались симпатичными игрушками; вот они разминулись, разъехались, не оглядываясь, в разные стороны…
Ирена поежилась. Ветер был сырым и прохладным.
В стороне, под холмом, отрешенно бродили два десятка вислобрюхих коров. Ирена перевела взгляд; роща была почти сплошь желтой, посреди улицы гоняли мяч голосистые ребятишки, а из трубы Ирениного дома поднимался квёлый дымок…
Она вздрогнула. Тряхнула головой.
«Моделятор должен находиться в непосредственной близости – таковы конструктивные особенности канала… Немедленно приступайте к поискам. Используйте все ваши знания о моделяторе – вероятно, модель во многом носит отпечаток его личности…»
Справа и слева торчали из земли два толстых прута с навязанными на них красными лоскутками. Так на скорую руку ограждают промоину на обочине или незакрытый канализационный люк…
Ирена шагнула вперед. Скрипнули под ногами камушки.
Оглянулась.
Теперь два прута напомнили ей самодельные ворота для дворового футбола. Сомнительно, правда, чтобы соседские дети карабкались на вершину холма, решив сыграть тут пару матчей. Тем более что мяч здесь катится в одном направлении – вниз…
Она переступила с ноги на ногу, в который раз осматривая до боли знакомый пейзаж.
Что ж. Часть дела сделана, теперь надо подумать…
Дымок из трубы ее дома понемногу иссякал.
Старый тополь рос не справа от ворот, а слева. Обнаружив это, Ирена некоторое время стояла, не в силах сдвинуться с места.
«Пребывание в ткани модели совершенно безопасно для здоровья»…
Ветер пах осенью. Калитка скрипела уютно и привычно; Ирена медленно провела рукой по доскам, убеждаясь, что это не голограмма и не иллюзия. «Ткань модели»?..
Нет, она обдумает все это потом… Когда сядет за компьютер и выведет белым по синему: глава первая…
– Сэнсей?
Движение в будке. Показалась одна лапа, другая…
Он ПРОСПАЛ ее появление?!
Радостный визг. Пес прыгнул ей навстречу – заспанный, странно маленький, со свалявшейся шерстью, неухоженный…
– Сэнсей, это ты?!
Визг. Порядочные собаки, перешагнувшие порог совершеннолетия, обычно не позволяют себе подобных звуков.
Или он очень уж соскучился?
– Сэнсей, в доме посторонние?
Никакой реакции. Умильные глаза.
Входная дверь была отперта. Более того – белые щепки на пороге и судорожно высунувшийся язычок замка свидетельствовали о том, что в дом вошли не вполне мирным путем…
Разумеется. У Анджея нет ключа, но если он хочет пройти – остановить его невозможно…
– Глазам не верю! – она встала посреди прихожей, скрестив на груди руки. – Ты же клялся, что никогда в жизни сюда не явишься!
Молчание. Непривычный запах – не то ощущается чужое присутствие, не то сам дом пахнет по-другому…
Ирена ревниво огляделась. Нет, все знакомо. Все, до последней черточки…
А вот этого пятна под дверью – его не было. Что он тут разлил? Чернила? Машинное масло?
– Анджей, – сказала она резко. – Выходи.
Молчание.
Она распахнула дверь в гостиную; в камине дымился пепел. Кресла перед круглым столом были коричневые, а не синие; Ирена сжала зубы.
– Анджей!
Содержимое камина ее удивило. Какие-то обуглившиеся лохмотья…
На кухне она снова обнаружила следы чужого присутствия. Длительного, беспорядочного, совершенно неучтивого; Сэнсей бегал за ней, как хвостик, и в преданных глазах его не было ни капли раскаяния.
– Сэнсей, как же так?! Пришел чужой человек… как ты допустил?
Радостное повиливание хвостом.
– А где он сейчас? Где он?
Пес побежал ко входной двери. Ирена выскочила следом; соседские ребятишки все еще гоняли мяч перед воротами.
– Валька!
Она невольно вздрогнула. Подбежавший вихрастый пацаненок был старше, чем она ожидала увидеть.
– Валька, где господин Анджей… где дядя, который тут был?
Мальчишка смотрел непонимающе.
– Полчаса назад. В доме. Был дядя. Вы с ребятами не видели, куда он ушел?
Валька невесть с чего застеснялся. Поворошил пыль носком видавшей виды кроссовки:
– Так ведь… тетя Ирена… Разве ж это были не вы?..
* * *
Они поженились скоропостижно и без всяких церемоний. Говоря обязательное «да», Ирена страшно переживала из-за туфель со сбитыми набойками: все случилось так внезапно, что она не успела навестить сапожника…
На другой день она привела молодого мужа в компанию собственных однокурсников. По такому случаю холл в общежитии был освобожден от мебели, а три двери, снятые с петель и уложенные на табуретки, образовали подобающий случаю стол. Девчонки стряпали сутки напролет; Ирена надела некое подобие подвенечного платья, что до Анджея – он был в тот день особенно обаятелен. Ирена чувствовала себя немножко фокусником – будто везла не показ однокурсникам праздничный фейерверк в коробке…
Еще в такси она взяла с него слово не упоминать о духовом оркестре под окнами Ивоники – чтобы не травмировать бедного парня… Анджей был покладист, весел и шутил так, что даже таксист – Ирена видела – судорожно пытался запомнить его шутки, чтобы потом огорошить приятелей…
Приехали. Сели за стол. Ирена видела, какими глазами смотрят на Анджея ее однокурсницы – предвкушая обещанного джина в бутылке…
Выпили за новобрачных – и с этого момента Анджей замолчал.
Он сидел рядом с молодой женой, во главе стола – и мрачнел на глазах. Смотрел в скатерть перед собой, отмахивался от тостов, бормотал, злобно щурился на бокал с шампанским. За столом понемногу установилось недоуменная тишина; Ирене казалось, что ее жарят на медленном огне. Белая блузка безжалостно оттеняла пунцовую шею, пунцовые щеки, горящие уши; подруги принужденно шутили, завистницы демонстративно смотрели в потолок, а парни хмурились и все чаще выходили покурить…
Наконец, Анджей поморщился, как от кислятины. Встал с бокалом в руке; за столом воцарилось напряженное молчание. Анджей обвел присутствующих угрюмым взглядом – и спросил, нервно постукивая костяшками пальцев по краю стола:
– Кстати, а что вы думаете о смертной казни?..
С тех пор эта фраза стала на курсе паролем. Когда сказать было нечего, спрашивали, многозначительно переглядывась: «А что вы думаете о смертной казни?..»
Ирена убежала с праздника раньше времени. Анджей догнал ее на улице, долго молча шел рядом и вдруг заговорил – странно. Сначала ей показалось, что он наизусть цитирует каких-то забытых поэтов – но потом она поняла с суеверным ужасом, что муж ее попросту просит прощения, и его уложенные в ритм признания есть не просто зарифмованный текст – пугающие в своем совершенстве стихи…
Он говорил весь вечер. Когда они пришли домой и легли в постель. Когда они… Впрочем, это было уже без слов. И наутро – а утро, как ни странно, все-таки наступило – никто из них не смог вспомнить ни строчки. Как будто ничего не было; Ирена плакала со злости, и, утешая ее, он виновато пожимал плечами:
– Сиюминутное – не восстановимо…
– А что ты думаешь о смертной казни?! – спрашивала она сквозь раздраженные слезы.
Он пожимал плечами:
– Сейчас – ничего.
* * *
– …Анджей!
Дом молчал, но Ирена и не ждала, что он ответит. Дом был пуст, ее зов звучал по инерции, для самоуспокоения…
Она прошлась по комнатам. Остановилась в кабинете, присела на край дивана, провела рукой по складкам пледа.
Достала из сумки записную книжку. Аккуратно написала под рисунком горящего замка: «В доме никого нет. Кресла не синие, а коричневые. Дверь открыли ломиком. Собака не злая… и неухоженная. Черепахи нет. В доме кто-то жил.»
Перечитала написанное. Поморщилась. Нет, за такое Серебряный Вулкан не дают…
…Время?
Прошло около часа с тех пор, как она увидела две машины, ползущие навстречу друг другу на широком изгибе трассы. И теперь, восстановив перед глазами эту картину, вдруг нахмурилась.
Она спрятала записную книжку, поднялась и направилась в гараж.
Машина была на месте. Грязная, с забрызганными глиной бортами, и это поразило Ирену даже больше, чем непривычная форма крыши.
Потому что ее привычная машина вдруг оказалась по-верблюжьи горбатой. Так же как и те, желтая и белая, что она видела с холма…
Она постояла, переминаясь с ноги на ногу.
Потом достала записную книжку и дописала под горящим замком: «Машины не такие. И моя тоже. Она горбатая. И грязная.»
Прерывисто вздохнула. Посмотрела на часы.
– Анджей…
Там, откуда она пришла, прошло семь минут. Вероятно, эксперты многозначительно переглядываются, делая вид, что хоть толику понимают в происходящем. А господин Петер – тот трет ладони, сдирая с них белую кожу…
В принципе, она прямо сейчас может подняться на холм и пройти в те импровизированные ворота. Господин Петер будет в отчаянии; впрочем, материала на рассказ уже хватит. Или ее не устроит Серебряный Вулкан в номинации «рассказ»?
Она усмехнулась. Что, если эта сволочь, мастер по моделькам, сейчас наблюдает за ней – неким хитрым моделяторским способом?
– Анджей, – сказала она устало. – Ты меня утомил.
Календарь висел на обычном месте – в спальне; календарь открыт был на картинке «декабрь».
Она опустилась на краешек кровати. Достала записную книжку – но писать ничего не стала.
Какие будут варианты?
Господин Петер напичкал ее наркотиками, и теперь она живет внутри большой галлюцинации… Тогда все понятно. Только какого пса?..
Она раздраженно отбросила подушку. С обратной стороны наволочки обнаружилось продолговатое бурое пятнышко; Ирена брезгливо поморщилась.
Какого черта она дала втравить себя в это сомнительное предприятие? Тем более что в нем замешан Анджей…
А вот интересно… где-то она читала о методе, позволяющем отличить галлюцинацию от правды…
Она зевнула. Кровать почему-то не внушала ей доверия – возможно, из-за пятна, которого на ЕЕ наволочке никогда не было. Придерживаясь за скрипучие перила, Ирена спустилась в кабинет, включила компьютер в надежде отыскать на диске собственное великое произведение – но не нашла. Ничего из свежих вещей, даже неудачной неоконченной повести…
Она легла на диван, натянув плед до подбородка.
Слышно было, как в прихожей стучит хвостом Сэнсей.
Надо подумать. Немного времени… Связать. Осознать. Дайте мне подумать…
Модель. Это все – МОДЕЛЬ?!
Она потянулась к телефону. По памяти набрала номер долговязого профессора восточной литературы. Ожидая связи, усмехалась про себя. Надо же… Сейчас проверим…
– Ирена?! Вы уже вернулись, вот здорово!
Она села на диване, бездумно кутаясь в плед.
– Как я рад вас слышать! Ваши студенты вас ждут… В то время как Карательница стоит на ушах, потому что триместр уже пять недель как начался… Ирена, как съездили?
– Хорошо, – сказала она удивленно. – Спасибо…
– Когда вас ждать? С впечатлениями, с сувенирами? – голос профессора сделался игривым.
Ирена сглотнула:
– Собственно… а когда удобнее?
– Завтра, конечно, сразу же приходите в институт, не стоит давать Карательнице лишнего повода… Возможно, лучше ей прямо сейчас позвонить…
– Да-да… – пробормотала Ирена по инерции. – Да… я тоже рада… вас слышать.
– Может быть, расскажете вкратце? – профессор заулыбался в трубку.
– Нет… извините, я очень устала… Завтра.
– Хорошо… Тогда до завтра. Всего хорошего…
– Всего… и вам… тоже… того же…
Она перевела дыхание.
Это уже интереснее. Это по-прежнему – МОДЕЛЬ? Смоделированный профессор?
Она опять-таки по памяти набрала старый телефон Анджея. Вот поди ты, и забыть-то не удалось…
Никто не брал трубку. Ирена призадумалась – и вспомнила еще два телефона, по которым Анджей когда-то обретался.
Тот же результат. Длинные гудки.
Через несколько часов стемнеет. Да, стемнеет, потому что… как там говорил профессор? Триместр уже пять недель как начался? Октябрь…
Страх был ледяным и внезапным. Рубашка мгновенно прилипла к спине – как она позволила себя втянуть… почему она просто не отказалась сразу же?! Теперь… это галлюцинация – или она «в ткани модели»? Над кем здесь проводят эксперимент?!
Из-под дивана выползла черепаха. Покосилась на Ирену бессмысленным блестящим глазом; Ирена автоматически включила настольную лампу, уложила черепаху на подушку…
Время начала эксперимента – декабрь. Правильно, и календарь в спальне говорит о том же… Эксперимент длится ТАМ месяц, а ЗДЕСЬ – десять. Все сходится…
А кто, спрашивается, все это время кормил Сэнсея и черепаху?!
Когда стемнеет, идти к воротцам на холме нет резона – можно с легкостью сломать шею. Значит, за оставшиеся несколько светлых часов просто необходимо отыскать Анджея… Почему он сбежал при ее приближении? Играет в кошки-мышки?!
Ирена прошлась по кабинету. Ты дома, говорили глаза, но все остальные чувства не особенно этому верили. Следовало бы пойти на кухню и открыть банку каких-нибудь консервов – но мешала мысль об учиненном чужими руками беспорядке. О разбросанной утвари, о грязной посуде, о каких-то тряпках в углу…
Тряпки. Она почесала кончик носа.
…Содержимое камина в гостиной представляло собой груду пепла с непрогоревшими кусочками ткани. Что это была за ткань и почему Анджей ее жег?
И был ли это Анджей?!
Она прокляла свою заторможенность. «Тетя Ирена, а разве это были не вы?»
В тот момент она решила, что маленький соседский Валька балуется, либо фантазирует, либо видел что-то не то…
Что он видел?! Что, если в этой… модели живет смоделированная Анджеем Ирена?..
Она перевела дыхание. Прошла в кухню; в дальнем углу имела место куча неопределенного назначения лохмотьев. Впрочем, у Ирены не было охоты особенно их разглядывать…
Морщась от отвращения, она выгребла тряпки во двор и сбросила в мусорную яму. Пусть этот дом смоделирован, пусть он ненастоящий – но допускать в свою кухню неаппетитный хлам Ирена не желала.
Посреди двора она остановилась, раздумчиво уставилась на тополь. Ладно, если допустить на минутку, что никакой МОДЕЛИ нету и господин Петер попросту оглушил ее на десять месяцев, и она только теперь пришла в себя… Если допустить, что это возможно – тогда почему тополь растет не справа от ворот, а слева?!
Насколько МОДЕЛЬ реальна? Где ее границы? Профессор, например, существует? Или существует только его голос в телефонной трубке?
В задумчивости она вернулась в дом, подошла к телефону и набрала номер Карательницы.
– Наконец-то, госпожа писательница, вы соизволили объявиться…
Из трубки, казалось, вытекали ледяные сквозняки. Карательница даже не считала нужным язвить; равнодушная холодность в ее голосе предвещала самые большие из всех возможных неприятностей.
Ирена отстраненно выслушала пассаж о недобросовестности и безответственности и сообщение о том, что ее, госпожи Хмель, увольнение есть вопрос почти решенный. Интересно – сама ли Карательница дышит сейчас в трубку, или презрительный голос ее моделируется на уровне электронных импульсов?..
– …за версту не подпускать к педагогике. И это всё, госпожа Хмель, вам ясно?..
– Хотите, расскажу анекдот? – предложила Ирена задумчиво. – Прибегает студент в медпункт: скорее! Там госпожу Карательницу укусила гадюка!.. А медсестра ему эдак флегматично: я этой гадюке уже ничем помочь не смогу…
Короткие гудки. Оказывается, в трубке вот уже минут пять никого нет – она говорит в пустое пространство…
Ирена аккуратно положила трубку на рычаг.
Во время так называемого инструктажа она не раз и не два спрашивала у господина Петера: насколько МОДЕЛЬ реальна? И всякий раз получала один и тот же невразумительный ответ: не более, чем всякая модель… хотя, гениальность господина Анджея заключается именно в том, что модель, как бы это сказать точнее… многофункциональна, внутренне непротиворечива и в некотором роде самодостаточна… Современное состояние науки, говорил, маясь, господин Петер, не позволяет полноценно работать с таким уровнем моделирования. Господин моделятор, возможно сам не осознает… что этот колоссальный успех равносилен сокрушительному поражению…
Закурлыкал телефон. Ирена машинально подняла трубку:
– Алло!
Молчание. Тишина.
– Алло, я слушаю!
Короткие гудки.
* * *
Было время – она как раз училась в аспирантуре – когда Анджею вдруг наперебой стали звонить молоденькие девушки. И в комплекте с ними молоденькие ребята; Ирена несколько раз пошутила на эту тему, но Анджей шутки не понял. В тот период он вообще не понимал шуток; Ирена не знала, что ей делать – ревновать или насмехаться, или сделать вид, что ничего не происходит…
Потом эти девочки-мальчики разом объявились у супругов в доме – их было десять человек, Ирена оставила всякие попытки напоить гостей чаем и только удивленно наблюдала, как юнцы волнуются, будто перед экзаменом, медитируют по углам и передают друг другу какие-то скверно изданные брошюры…
Потом она ненадолго уединилась на кухне – и, вернувшись, застала среди гостей живописную свару. Двое парней удерживали третьего, но это не была обычная драка – рядом прыгала девчонка с веревочным хлыстом в руке, нещадно хлестала кресло, орала, требуя от парня каких-то признаний, выкрикивала непонятные вопросы; еще двое девчонок застыли по обе стороны двери, сжимая пластмассовые пистолеты, а прочая компания забилась под стол и оттуда напряженно наблюдала за происходящим…
Анджей стоял, скрестив руки на груди, и казался довольным.
Сумасшедшее действо продолжалось часа три; наконец юнцы и юницы выдохлись и, опять-таки отказавшись от чая, разошлись.
– Ты бы мог хоть раз смоделировать что-нибудь полезное? – спросила она, когда закрылась дверь за последним гостем.
Он поднял бровь:
– Что, например?
– Спокойную жизнь, – сказала она устало. – Хоть месяц. На море. В уединенном месте, в домике на берегу, и чтобы орали одни только чайки…
– Хм…
Он собрался и ушел, и она решила, что он обиделся. Но уже на назавтра был поезд, а еще через день она потрясенно бродила по маленькому домику, проверяла ногой температуру морской воды и придирчиво изучала содержимое холодильника:
– Анджей… Видишь ли… Зачем же воспринимать все так прямолинейно?!
Он кидал в море камушки – и не замечал ее благодарной улыбки.
Думал о своем.
* * *
На журнальном столе она обнаружила декабрьскую газету. Просмотрела – и, потрясенная, едва не села на черепаху.
Газета «Вечерний город», знакомая до последней рамочки, спокойная консервативная газета показалась ей развернутым заключением судебно-медицинской экспертизы.
«Извлеченное из колодца тело находилось в четвертой стадии разложения и носило на себе следы…»
«…Новые жертвы. Их приметы: мальчик около десяти лет, с признаками насильственной смерти, блондин, был одет…»
«Мы не должны отворачиваться. Ни брезгливость, ни страх, ни равнодушие… каждый, хоть раз преступивший проведенную обществом черту – будет настигнут правосудием при активной помощи… Ты и твой сосед – никто не останется в стороне, и только тогда…»
И наконец:
«Вчера в Ратуше состоялось заседание городского совета. Рассматривались вопросы финансирования правоохранительных структур… новых источников пополнения городской казны… утвержден законопроект, согласно которому будет налажена целевая продажа осужденных – предприятиям и организациям для соответствующих целей, в том числе… расширены мотивационные списки к передаче приговоренных к смерти граждан в пользование гражданам с гемоглобиновой зависимостью… при условии соблюдения… рассмотрению в каждом отдельном случае.»
Ирена отложила газету. Взяла снова, посмотрела на число, изучила состав редколлегии, прочитала адрес редакции и типографии, многочисленные технические данные…
Если модель носит на себе отпечаток личности моделятора, то что же случилось в Анджеем в последние перед экспериментом месяцы?..
Она спохватилась. Глянула на часы; скоро стемнеет. Моделятор не появился, ее миссия на грани провала, и все сильнее болит голова…
Затявкал во дворе Сэнсей. Не залаял – именно затявкал, как распоследняя болонка…
Интересно, измененный характер Сэнсея – тоже отпечаток неясных желаний ее бывшего мужа?!
Посреди двора соседский Валька пытался отобрать у Сэнсея палку. Пес мотал головой, Валька азартно сопел; секунда – и палка полетела далеко в кусты, а за нею с тявканьем погнался довольный волкодав…
При виде Ирены Валька смутился. Сунул руки в карманы, принялся ковырять землю носком кроссовка.
– Валечка, – сказала она как можно спокойнее. – Скажи, пожалуйста… Вы газеты получаете?
Пацан кивнул.
– А ты не мог бы… принести мне на минутку какой-нибудь последний номер? Я только посмотрю…
Сэнсей в кустах орудовал палкой, как бульдозер ковшом.
– Я подожду, – сказала Ирена мягко. – Поиграю пока… с собачкой. Да?
Валька метнулся за калитку. Минут пять Ирена думала, что он не вернется – но одновременно с визгом Валькиной сестры и звуком разбитой бутылки из соседского двора выскочила маленькая вертлявая тень.
Вечерело. Ирена с трудом разбирала текст; газета была спортивная, но всю последнюю страницу занимали сообщения в плотных рамочках: приговоры, приговоры, приговоры…
– Спасибо, Валечка, – сказала Ирена каким-то не своим, противно-елейным голосом. – А скажи – ты в школу ходишь?
Валька кивнул.
– А Сэнсея, когда меня не было, кто кормил?
Валька застенчиво улыбнулся.
– Ты?
Кивок.
– А кто в моем доме был, ты не видел? Тетя? Или дядя?
Пацаненок помрачнел. Принялся ковырять кроссовком, провел в пыли перед собой неровную черту.
– И ты будешь жить в этом ненормальном мире? – шепотом спросила Ирена, обращаясь не столько к мальчику, сколько к себе. – Моделька…
Валька быстро стрельнул глазами. Опустил голову.
– Ну, ты заходи как-нибудь, – деревянным голосом предложила Ирена. – Заходи… с собакой поиграешь… чаем угощу…
Валька кивнул, не поднимая глаз.
– Ну, беги…
Пацаненка словно ветром сдуло. Спортивная газета так и осталась у Ирены в руках.
Неудобно…
Она положила газету на лавочку перед соседскими воротами.
Анджей, Анджей…
Преодолевая внезапно навалившуюся усталость, Ирена переступила порог как бы своего дома. Побрела в как бы свой кабинет, опустилась на как бы знакомый диван…
Все, господин Петер. С меня хватит.
А нечего было заваривать всю эту кашу. «Возникают проблемы, в том числе этические… Модель многофункциональна, внутренне непротиворечива и в некотором роде самодостаточна…»
Без меня.
Ирена потянулась к телефону. В последний раз – наугад – набрала один из номеров господина Кромара; пусто. Возможно, он специально заманил ее в свой сумасшедший мир – и теперь злорадно наблюдает?..
«К сожалению, господин Петер, выполнить ваше задание не представляется возможным… Что, попробовать еще раз? Нет. Ни второй, ни третьей попытки не будет. У меня другая специальность… Я не секретный агент, я преподаю литературу. На новую повесть материалов мне достаточно, – а роман пишите сами, господин Петер, пишите в соавторстве с сумасшедшим Анджеем Кромаром, я даже готова уступить вам свой Серебряный Вулкан…»
Вечерело. Еще полчаса – и она не отыщет в темноте два прутика с навязанными на них красными тряпочками…
Сколько времени прошло ТАМ? Час? И эксперты все так же переглядываются, и все так же нервничает господин Петер…
Она поднялась. Включила свет в прихожей, отыскала на вешалке свою старую спортивную куртку – на холмах сейчас холодно…
«Ни в коем случае не пытайтесь пронести обратно любые предметы из смоделированной среды…»
Куртку она потом выбросит.
Черепаху жалко. Прихватила бы с собой… А Сэнсея не взяла бы в любом случае. Это совсем другой пес, чужой пес, ему и здесь неплохо…
Всё.
Ирена поправила на боку сумку и распахнула входную дверь.
Сразу несколько фонариков ударили лучами ей в лицо, ослепили, заставили споткнуться на пороге.
– Не сопротивляйтесь… Это полиция. Поднимите руки.
* * *
Так, ослепленную и растерянную, ее доставили в тесное помещеньице с жесткой койкой и оставили на ночь. Давая себя обыскать – непривычная, невероятная процедура – она отрешенно думала, что сейчас все равно темно. И прутиков на вершине холма не отыскать без прожектора…
Сквозь зарешеченное окошко машины она мельком разглядела город. Совершенно привычный. Совершенно такой же, как ТАМ…
Она думала, что не заснет – но стоило голове ее коснуться плоской подушки, как мир – и реальный, и смоделированный – перестал существовать. Обернулся сновидением.
В сновидении был Анджей, но был за гранью видимости. Спотыкаясь, злясь, все более запутываясь, она искала его и звала – но, издеваясь, он ускользал, оставляя только недобрую память по себе, только запах, только колебание воздуха…
И в то же время он был. Постоянно. Рядом, только руку протяни.
* * *
Кабинет следователя был похож на тысячи других кабинетов.
– Госпожа Хмель, вы можете потребовать присутствия адвоката… У вас есть адвокат?
– Зачем? – спросила она после паузы.
– Потому что по закону вам полагается адвокат… – следователь, по-мальчишечьи веснушчатый, не сводил с нее неприятного, сосущего взгляда. – Не знаю, кто бы взялся защищать вас, госпожа Хмель, но при наличии некоторого количества денег…
Он выжидательно замолчал. Ирена пожала плечами:
– А зачем… в чем меня… собственно, обвиняют?
Миновало вот уже двадцать два часа, как она вошла «в ткань модели». НАСТОЯЩЕГО времени – два с небольшим часа. Вероятно, эксперты пьют кофе, а господин Петер не знает, что и думать…
Следователь сдвинул брови:
– Скажите, пожалуйста, госпожа Хмель… Где вы провели последние десять месяцев? Примерно с десятого декабря?
Она молчала. Она сидит здесь и все глубже впутывается в этот бред, в то время как на холме ждет ее путь ДОМОЙ…
– Госпожа Хмель, вы вспомнили?
– В командировке, – сказала она глухо. – А в чем дело?
– Где? Видите ли, это очень важно… Кто отправил вас в командировку? Ведь институт не отправлял…
– Творческая командировка, – сказал она уже тверже. – Я писатель…
Следователь кисло поморщился:
– Я знаю… Кажется, даже что-то читал… да, интересно, впечатляет… И все же: где вы были? Кто вас там видел? Не сохранились ли у вас билеты, к примеру, на поезд? Визитки из гостиниц?
– А в чем дело? – тупо повторила Ирена.
Следователь вздохнул:
– Дело в том, что наш отдел ведет дело о серийном убийце. Дело в том, что в районе за последние два месяца убиты трое детей – по всей видимости, одним человеком… По всей видимости, не из корыстных побуждений. И, вероятно, убийца – женщина.
– При чем тут я? – спросила Ирена после паузы.
Следователь посмотрел совсем уж мрачно. И положил перед ней на стол протокол, как выяснилось, обыска – обыска в ее доме.
В ее смоделированном Анджеем доме.
В подвале – топор со следами крови.
В камине – остатки сгоревшей одежды…
В мусорной яме – тоже одежда, с пятнами крови.
В машине – курточка, принадлежавшая мальчику, который был убит три дня назад… И его же правый ботинок.
Машина – это вообще особый случай. Кроме глины, налипшей на колеса, кроме пятен крови в багажнике – еще и характерная вмятина, причем потерянные в столкновении частички эмали остались на месте преступления…
Ирена молчала.
– Госпожа Хмель, вы понимаете всю серьезность… всю доказательность обвинений?..
– У меня алиби, – сказал Ирена и поразилась, до чего удачно вспомнилось нужное слово. – Меня здесь не было… десять месяцев.
– ГДЕ вы были? КТО может подтвердить ваше алиби?
Ирена молчала.
– Соседи видели вас… Три дня назад вас видел соседский мальчик. Стоит ли отрицать?
Он смотрел на нее, болезненно морщась, и Ирена тоже посмотрела на себя его глазами и ужаснулась: а ведь он верит во всю эту муть… Перед ним сидит исчадие ада, женщина, хладнокровно убившая троих детей…
Ирена невольно поежилась. Взгляд следователя присосался плотнее:
– Вы разговаривали вчера с соседским ребенком? С Валентином Ельником, десяти лет?
– Да, – сказала она механически.
– Вы зазывали его в дом? Попить чаю?
Ирена молчала. Теперь она вообще перестала что-либо понимать; под сосущим взглядом ее мысли, традиционно неторопливые, перестали двигаться вообще. Оцепенели.
– …Госпожа Хмель, вам лучше сознаться сразу. Для пользы дела, для меня и для вас.
– Я невиновна, – сказала она шепотом.
– Вы можете объяснить, где были три дня назад? Месяц назад? Полгода?
Ирена молчала.
Еще вчера… Нет, еще три часа – три ВНЕШНИХ часа назад – она вышла из дома… Их настоящего своего дома… Заперла ворота… Ее провожал Сэнсей – нормальный, строгий волкодав, без колтунов на брюхе и без замашек развеселого пуделя…
Какой черт тянул ее? ЗАЧЕМ она впуталась в…
Мысли еще немного поскрипели и остановились – будто ржавая карусель.
– Госпожа Хмель, ваше молчание не поможет – скорее усложнит… Повторю вопрос: где вы были на протяжении десяти месяцев и кто может подтвердить, что вы действительно там были?
– Я невиновна, – сказала Ирена, и голос ее дрогнул. Следователь подался вперед – вероятно, на своем веку он часто и помногу слыхал эту фразу, и теперь ловил в глазах подследственной приметы беззастенчивого вранья:
– А как вы объясните все эти находки – в вашем доме и в вашей машине?
– Я невиновна… Кто-то другой.
– Кто-то другой жил в вашем доме и пользовался машиной?
– Да…
– Вы понимаете, что это звучит неубедительно?
Она понимала.
Она разглядывала собственные ладони, но перед глазами у нее стояли две вешки на холме – два прутика, вроде как самодельные футбольные ворота…
Интересно, если корова пройдет – господин Петер с экспертами получит в лаборатории корову? Нет… Канал работает только на нее, на Ирену, именно так устроил этот мир господин моделятор – вольно или невольно…
– Я невиновна, – сказала она, не поднимая глаз. – Мое алиби… может подтвердить господин Анджей Кромар.
* * *
Она воспользовалась правом на телефонный звонок. Единственный.
И набрала номер Анджея.
Длинные гудки. Пять, десять, пятнадцать…
– Еще один, я не дозвонилась! – в отчаянии сообщила она следователю.
Тот нахмурился:
– Пробуйте… в течение минуты.
Она смотрела на телефон, перебирая в уме все известные ей номера; время уходило.
Она набрала номер долговязого профессора восточной литературы; занято. Короткие гудки…
Что за трагический балаган…
Она набрала телефон Карательницы – и почему-то сразу успокоилась. Происходящее внутри модели – не более чем игра, в реальной жизни она ни за что не додумалась бы до столь оригинального хода…
– Это госпожа Хмель, – сообщила она в ответ на равнодушное «Алло». – Я звоню из полиции… меня подозревают в том, что я маньячка. Не могли бы вы объяснить этим людям, что я…
Она запнулась. И молчала секунд десять – пока Карательница без единого слова не положила трубку на рычаг.
* * *
По счастью, в камере она была одна. И ей хватило времени для раздумий; она лежала на жесткой койке, натянув до подбородка серое казенное одеяло.
Анджей смоделировал все это… с целью, которая известна самому Анджею. Еще, возможно, господину Петеру, но Ирене почему-то слабо в это верилось. Анджей смоделировал… вот что означала открытка: «Ну, я пошел… Привет». Одна открытка – та, которую Ирена обнаружила в своем почтовом ящике. Другая…
Тоже открыточка. Напоминание.
«Внутрь модели ведет один лишь канал. По иронии ли судьбы… или по странному умыслу господина Анджея… или еще по какой причине – но это ВАШ канал, Ирена. Никого, кроме вас, модель не впустит…»
Хорошо. Анджей оставил эту лазейку, зная, вероятно, что в критической ситуации господину Петеру ничего другого не останется, как запихнуть туда ничего не подозревающую Ирену… В то время как выход из ее персонального канала ведет прямиком в мышеловку. Дом, начиненный уликами, мир, начиненный правосудием… Это что, маленькая месть?!
Ирена села на койке.
Их с Анджеем расставание выглядело прилично и скромно. Без скандалов и без громких сцен; все, что говорится в таких случаях, было давно сказано. Она сама, первая, подала на развод; она понемногу освобождалась от ороговевших частичек бывшей любви – почти безболезненно, обычная гигиеническая процедура…
Что до Анджея, то он был увлечен очередной идеей и, кажется, не сразу заметил, что жены рядом больше нет.
Впрочем, через месяц он явился к ней без спросу – напряженный и злой. Сунул ей в руки букет шипастых роз, повернулся и ушел, бросив через плечо, как проклятие: «Я буду тебя помнить»…
Лучше бы он забыл. Потому что если все, что случилось с ней, не цепь случайностей, а заранее спланированная расправа…
Вот ведь вопрос – неужели человек, с которым она прожила долгих семь лет, способен на такое?
Ответ – да, если этот человек Анджей Кромар.
Он на все способен.
Ирена устало закрыла глаза.
* * *
…На турбазу она ехала неохотно – но Анджею вдруг захотелось «настоящих гор». Ирена терпеть не могла гор – может быть поэтому они почти каждый день ругались, и исключительно по пустякам…
В то утро они повздорили особенно крепко. А уже через час оказалось, что маленький автобус, везущий туристскую группу к развалинам древней военной дороги, совсем не готов к тяготам горной трассы.
За перевалом отказали тормоза. А туристы, из которых половина была младше десяти, не сразу сообразили, в чем дело – дорога летела навстречу все быстрее и быстрее, камни, стволы высохших деревьев, ухабы и кочки, и в большом зеркале – белые от ужаса глаза водителя…
Ирена не успела ничего понять толком – именно замедленная реакция сохранила ей нервы, удержав от мгновенной паники.
Они проскочили один за другим два улавливающих тупика – возможно, водитель просто не успел их заметить…
Крик. Дикий ор из двадцати глоток.
– Сидеть!!
Водитель вдруг оказался на полу в проходе – Ирена запомнила его лицо. Резиновое, как у игрушечной рыбы.
Автобус несся, грохоча всеми своими железными, не созданными для гонок потрохами; матери вцепились в детей, желая обволочь их живой броней, заключить в себя. Полет в никуда, полет, переходящий в падение…
Потом все кончилось. Автобус замедлил ход, задребезжал, остановился.
Ирена вцепилась в поручень. Место рядом с ней пустовало, и пустовало давно…
Анджей обернулся из водительского кресла.
Спинка кресла была разорвана, из прорехи свисал неопрятный клок ваты. Анджей молча запихивал его обратно, в оболочку из дерматина – в то время как его левая рука все еще не решалась отпустить баранку…
Последовали плач, истерический смех и всеобщее братание. Почти все сидения в салоне оказались мокрыми. Туристы целовались и плясали среди неописуемой красоты гор, в тишине, рядом с пойманным в тупик автобусом; два десятка людей водили хороводы вокруг своего спасителя, а двое сидели в стороне – водитель, по-прежнему серый лицом, и Ирена, до которой только сейчас ДОШЛО…
После этого происшествия они с Анджеем жили душа в душу – целую прекрасную неделю.
* * *
На другой день ей предъявили официальное обвинение.
– Я невиновна, – повторила она, как заклинание.
Ее не слушали.
Еще спустя полчаса она встретилась со следователем. Следователь был мрачен.
– Вы подумали об адвокате?
– Нет…
Молчание. Следователь перебирал бумаги – откровенно бессмысленно. Чего-то от нее ждал.
– Итак… госпожа Хмель. Когда вы в последний раз видели господина Анджея Кромара? Вашего бывшего мужа, который, по вашим словам, может подтвердить ваше алиби?
Вашего, вашим, ваше… Следователь делал на этих словах неявное, двусмысленное ударение.
– Некоторое время назад, – сказал Ирена. – Я не помню точно…
Следователь уперся взглядом ей в лицо:
– Вынужден вас огорчить. Господин Анджей Кромар вот уже почти месяц как мертв – несчастный случай, автокатастрофа…
Она молчала.
За спиной следователя, в узком окне, голубел лоскуток осеннего неба.
– Госпожа Хмель, я предполагаю, что, апеллируя к господину Кромару как к свидетелю вашего алиби, вы знали о его смерти… Вы хотите запутать следствие таким бесхитростным приемом? Стоит ли?
– Этого не может быть, – сказала она медленно.
Следователь поморщился:
– Госпожа Хмель…
– Этого не может быть! Еще позавчера он был… я слышала…
Она прикусила язык. По здешнему времени это было с месяц назад… С месяц?!
Размеренный пульс Анджея в динамиках.
– Автокатастрофа?!
Нет, надо подумать.
Она согнулась над столом. Скрючилась, пряча от следователя свое лицо.
– Госпожа Хмель, мне жаль, если вы действительно не знали… Возможно, я допустил бестактность… Но, может быть, есть еще кто-нибудь, кто может подтвердить ваше алиби?
Она молчала.
На канцелярский стол капали, вопреки ее воле, тяжелые беспомощные слезы.
* * *
Вечером ее вызвали из камеры, но не на допрос. В маленькой комнатушке обнаружился долговязый профессор восточной литературы.
– Ирена, наконец-то!.. Вы плохо выглядите… Нет, не падайте духом. Это уж-жасное недоразумение будет разрешено в течение нескольких дней… Да, да. Воспринимайте все это как набор материала для новой повести…
Она криво улыбнулась.
– Вся кафедра… да что там, весь институт… убеждены в вашей невиновности. Решается вопрос об адвокате…
Он вдруг прервал свой жизнеутверждающий стрекот. Кашлянул, оглянулся на молчаливого следователя, подался вперед:
– Ирена… видите ли… Поскольку дело все-таки серьезное… Попробуем пригласить Упыря? Это дорого… но, в конце концов, если он возьмется… дело можно считать решенным. Я понимаю, предубеждения, возможно, суеверия… но лучшего адвоката на сегодня нет. Это было бы… понимаете?
– Спасибо, – сказала Ирена с тяжелым вздохом. – Приглашайте кого хотите.
Возможно, профессор удивился – но скрыл удивление за радостной ухмылкой:
– Вот и ладненько… За собаку не беспокойтесь – ее забрала Карательница. Вместе с черепахой.
Ирена помолчала. Почесала переносицу:
– «Я уже этой собаке ничем помочь не могу»…
– Нет, нет! – профессор заулыбался. – Видите ли… перед лицом несправедливости кафедра сплотилась, как никогда. А Карательница… она, оказывается, любит животных. И она уже вымыла вашего Сэнсея шампунем от блох…
Профессор нахмурился. Вероятно, вспомнил, что во время десятимесячного предполагаемого вояжа Иренина собака была практически брошена на произвол соседей.
Стыдно…
Ирена опустила голову:
– Передавайте ей мою благодарность…
Посмотрела бы она на Карательницу, скребущую щеткой того, НАСТОЯЩЕГО Сэнсея. Она хотела бы на это посмотреть.
* * *
…Может ли моделятор погибнуть внутри модели, будто червяк в яблоке? Вероятно, может. Но может ли в таком случае модель продолжать свое существование, как ни в чем не бывало?
Ирена лежала на койке, до подбородка натянув серое одеяло. Перед сном ей пришло в голову перечитать бездарные строчки в собственной записной книжке – и, скорбно покачав головой, она уверилась, что новой повести не будет.
Прошло, по ее подсчетам, около шестидесяти часов со времени ее входа в модель. Значит, эксперты утомились и ужинают. Значит, господин Петер продумывает аварийные варианты…
Сворачивайте, господин Петер, думала она, ворочаясь на койке. Сворачивайте к черту эту дурацкую МОДЕЛЬ. Потому что если Анджей действительно… если его нет – то и моя миссия не имеет смысла. А если…
Она закусила губу. Зачем следователю врать ей? Незачем… А зачем Анджею притворяться мертвым?
А зачем?..
Разве можно знать заранее, что взбредет на ум Анджею?
…Однажды – на пикнике, на пляже – он пронырнул под водой в заросли камыша и оттуда наблюдал, как вся компания во главе с Иреной ищет его, понемногу трезвея, а потом впадая в истерику, как они зовут, мечутся, прощупывают шестами дно…
Ирена помнила, как белый песок перед глазами становится черным. Что это такое – черный песок…
Вероятно, он хотел пошутить. Он хотел спрятаться всего лишь на минутку – но там, в камышах, его посетила очередная гениальная идея, и он немножко забыл и о времени, и о приятелях, и о жене…
Так чего можно ждать от такого человека?!
Ирена вздохнула сквозь зубы и натянула на голову казенное одеяло.
* * *
Следователь показал ей фотографии с места преступлений. Она глянула мельком – и в ужасе отвернулась:
– Нет… я не могу на такое смотреть.
Следователь скептически поджал губы:
– Вы действительно столь чувствительны?
– Вы меня не заставите смотреть на это, – повторила она, чувствуя, как немеют щеки от отлива крови. – Это…
Она замолчала.
Что же ты сляпал, чудовище?! Не оправдывайся, что, мол, в нашем «внешнем», настоящем мире и не такое бывает… Ты слепил МОДЕЛЬ – ты отвечаешь за это… за эти фотографии тоже…
Ирена подняла глаза к белому потолку. Как будто ожидая встретить насмешливый взгляд бывшего мужа.
– Я невиновна, – повторила она через силу. В сотый, наверное, раз.
Следователь смотрел внимательно, и впервые за все время их знакомства его взгляд не был сосущим. Тяжелым – да, но на дне глаз появился… вопрос, что ли. Как будто он допустил вдруг в свое сознание крамольную мысль: а что, если она не врет?..
* * *
Ее ввели в маленькую комнатку, где вчера поджидал ее профессор восточной литературы; она обрадовалась было новой встрече – но оказалось, что в кожаном кресле сидит теперь совсем другой человек.
Охранник проводил ее – и вышел. Ирена изумленно оглянулась – за прошедшие несколько дней она почти привыкла, что наедине ее оставляют только со следователем…
– Добрый день, госпожа Хмель… Присядьте, пожалуйста.
Она опустилась в кресло напротив. Человек молча разглядывал ее – не считая нужным прятать изучающий взгляд за подобие вежливого разговора.
Ему было лет сорок. Очень гладкая кожа, очень жесткие блестящие волосы, очень чисто выбритые щеки. Свежий, отдохнувший господин. Как после лыжного курорта…
И в то же время в нем было что-то от Анджея. Любопытство исследователя. Бескорыстная любознательность, обаяние прозектора. Искренняя симпатия к препарируемому существу.
Они молчали минут пять.
– Меня зовут Ян Семироль. Возможно, вам приходилось слышать мою рабочую кличку – Упырь. Я адвокат… Ваши коллеги, среди которых есть известные и уважаемые люди, попросили меня взяться за вашу защиту.
Ирена молчала. Ухоженный и красивый господин Семироль внушал ей безотчетную тревогу. Понемногу переходящую в страх.
– Мои услуги дорого стоят, – адвокат усмехнулся. – Кроме того, прежде чем браться за дело, я должен ознакомиться и с материалами, и с обвиняемым… Ваши материалы я видел. Теперь хочу с вами поговорить.
Ирена опустила голову:
– Я невиновна.
– Должен вас огорчить. Огромное множество обвиняемых говорит то же самое… Итак. Вы отсутствовали десять месяцев. Почему вы не хотите сказать, где вы были?
Ирена помолчала.
За долгие часы, проведенные в камере, она успела придумать несколько вариантов ответа на этот вопрос. Самый простой был – сослаться на амнезию, потерю памяти, ведь, если верить телесериалам, около половины взрослого населения любой страны теряют память хоть раз в жизни…
Но, во-первых, какому-нибудь медику наверняка удастся поймать ее на вранье. А во вторых… эта версия как бы лишала Ирену права голоса. «Я никого не убивала» – «Откуда вы знаете? Вы ведь потеряли память!»
Она поежилась. Ей невыносима была сама мысль, что кто-то – пусть даже этот вот адвокат – считает ее способной на ТАКОЕ… Более того, реально ЭТО совершившей…
Время шло. Адвокат ждал ответа.
– Это моя личная… тайна, – сказала Ирена глухо. – Я… не могу ответить на этот вопрос.
Адвокат кивнул – как будто немотивированное упрямство подследственной доставило ему удовольствие:
– Ладно… Вы часто моете руки?
Она молчала, сбитая с толку.
– Ну, после того, как прикоснетесь, скажем, к дверной ручке… есть желание вымыть руки с мылом?
– Иногда есть. Иногда нет… Если ручка не грязная…
– Почему у вас нет детей?
Она содрогнулась. Адвокат смотрел ей прямо в глаза – ровно и безмятежно. И требовательно.
– У меня еще будут, – сказала она, отворачиваясь. – Мне только чуть за тридцать…
– А почему вы не обзавелись потомством раньше?
Ирена знала, что через полчаса после окончания разговора ей придет на ум остроумная отповедь наглецу. И знала, что сейчас нечего и пытаться – ничего путного она из себя не выдавит…
– Ладно, – адвокат снова кивнул, как будто ее молчание послужило для него ответом. – Расскажите мне теперь, как вы со своей стороны представляете случившееся с вами. Вы ведь не признаете вины – какое-то оправдание случившемуся у вас есть? Вас оговорили? Подстроили? Враги? Недоброжелатели?
– Я не знаю, – сказала Ирена устало. – В моем доме кто-то был… перед моим приходом… жег тряпки в камине… я думала, что это мой бывший муж…
– А соседский мальчик видел вас. Вернее, он видел тетю, похожую на вас…
– Пока вы со мной разговариваете, – сказала Ирена устало, – настоящая маньячка ходит вокруг того дома… И каждую минуту может кого-то убить.
– Это было бы вам на руку, – серьезно сообщил адвокат. – Если бы убийство из этой же серии повторилось, пока вы за решеткой – это был бы весомый аргумент в вашу пользу…
Ирене захотелось ударить его по лицу.
Потому что вспомнился вихрастый Валька – как он заглядывает за забор… опасливо косясь на Сэнсея…
И эти фотографии – те, что показывал ей следователь…
Она молчала. Она ни разу в жизни так никого и не ударила. Разве что Анджея – после того случая на пляже…
– Скажите, госпожа Хмель… Вы испытывали сексуальное наслаждение при интимном общении с вашим супругом?
Ирена молчала, разглядывая свои ладони. Надо же – а так, на вид, вполне благопристойная линия судьбы…
– Мне надо подумать, – сказала она угрюмо.
Даже видавший виды адвокат, кажется, удивился:
– Да? А мне казалось, что эта информация давным-давно обработана… Впрочем, извините.
Он задал еще несколько вопросов – Ирена отвечала односложно, всячески уворачиваясь от изучающего взгляда. Усталость пригибала ее к земле. Невыносимая усталость.
Наконец Семироль замолчал. Странным движением коснулся рта – как будто утирая с губ остатки кефира. Задумался, вперился в собеседницу раздумчивым взглядом – словно щеголь, мучительно размышляющий, какой галстук надеть на сегодняшний раут. Нелегкий выбор…
В какую-то секунду Ирена ощутила себя грузиком на чаше весов – а что находится на другой чаше, знает только господин препаратор. И выжидает, пока плечики весов перестанут колебаться…
– Хорошо, госпожа Хмель… Вернее, хорошего, надо сказать, мало… Я не могу взяться за вашу защиту. Ваши друзья будут огорчены.
Она так удивилась, что даже заглянула ему прямо в глаза:
– Вы думаете… Вы не верите в мою невиновность?!
– Я профессионал, – господин Семироль ясно улыбнулся. – При чем тут «веришь – не веришь»… У меня совсем другие критерии.
– Но ведь… – начала Ирена шепотом. – Я действительно… я могу быть с вами откровеннее… Да, я испытывала сексуальное удовольствие… и хотела ребенка, но Анджей…
Семироль смотрел на нее, печально покачивая головой:
– Не надо. Я узнал все, что хотел. Ваша откровенность либо неоткровенность тут не при чем… Увы. Прощайте.
* * *
Следователь не смотрел на нее. И говорил сухо, равнодушно; несмотря на ее запирательства, дело движется к развязке. Общественность требует наказания убийцы, все журналисты города на ногах; к сожалению – из-за недобросовестности некоторых сотрудников – фотографии из материалов следствия стали достоянием прессы…
Она молчала. Вероятно, отказ господина Семироля от ее защиты равнозначен был обвиняющему персту: виновна! Ирена ничего не могла понять: она всю жизнь считала, что чем лучше адвокат, тем сложнее дела, за которые он берется…
Вероятно, профессор восточной литературы потрясен не меньше. А Карательница… что ж, всякий раз, ставя миску перед приемышем-Сэнсеем, она будет говорить что-то вроде: «Собака за хозяйку не в ответе»…
– Поразительно, – сказала она вслух. – Неужели я так похожа на маньячку?
Следователь взглянул на нее мельком. Отвернулся:
– Вы неоткровенны со следствием. Вы сами отягощаете свое положение…
– Мне дадут адвоката? – спросила она еле слышно.
Следователь поморщился:
– Безусловно… Но, поскольку Упырь отказался вас защищать, а после его отказа ни один частный юрист за дело не возьмется… На суде вас будет защищать наш штатный адвокат, у которого нет другого выхода – это его работа… Послушайте, но почему же вам не сознаться?!
– Потому что я невиновна…
Он посмотрел не нее внимательнее. Она не отвела взгляда:
– Вот вы… верите? Что я сделала то, в чем меня обвиняют? Действительно верите?
Он пожевал губами. Симпатичный, в общем-то, веснушчатый парень. Мог бы встретиться ей на улице или в кафе – и тогда они весело раскланялись бы, поговорили о погоде, может быть, она подвезла бы его до угла…
– Вы не похожи на убийцу, – сказал он нехотя. – Хотя все факты против вас.
– Не похожа?
– Нет.
Ирена вздохнула.
Решение пришло к ней сегодня ночью. Она поднялась с койки – и больше уже не могла уснуть. Ходила по камере взад-вперед – под утро в глазок заглянул удивленный сторож…
Единственно правильное решение. Но все равно – трудно выговорить.
– Я… сознаюсь, – сказала она через силу. – Я сознаюсь и хочу показать место, где лежит еще одна жертва…
Следователь поперхнулся. Несколько секунд она глядела в его стремительно стекленеющие глаза.
Ему трудно было сдержать эмоции. Но он справился.
* * *
Уже через полчаса Ирена могла наслаждаться видом несущихся навстречу тополей.
Они ехали к ее дому. Окошко в машине было маленькое и зарешеченное, но Ирена все равно узнавала знакомые места – кофейню под красной крышей… Плавный изгиб трассы, пропасть, из которой утром поднимается туман…
Они остановились около ее ворот. Соседский забор едва не обваливался под грузом Вальки с братьями. И почему они не в школе?..
Она вдохнула ветер с запахом палых листьев. После долгого сидения в запертом помещении он казался райски свежим – а ведь, если задуматься, всего лишь противный сырой сквозняк…
– Там, – она показала рукой. – на холме. Я поведу.
Они сопровождали ее плотной толпой. Думали, что она убежит?..
Время от времени она ловила взгляды. И ежилась сильнее чем от ветра. Ничего… ничего… скоро все это кончится…
Наверное, им противна была ее бодрость. Она так радостно и энергично взбирается в гору – чтобы поскорее показать безвестную могилу убитого ею ребенка?!
Она остановилась на вершине холма. Лихорадочно огляделась.
Вялая трава усеяна была коровьими лепешками. Вот! Из земли торчал прутик с тряпочкой, потемневшей от дождей. А рядом…
Рядом лежал другой. Переломанный. Вероятно, вислобрюхая буренка не больно-то считалась с условностями…
Она удержала себя. Если кинуться сразу – возникнут подозрения, ее схватят, шагу не дадут ступить…
Осторожненько, по маленькому шажочку, она приближалась к порушенным воротцам.
По миллиметру… Сейчас…
Господин Петер!! Вот я…
Она зажмурилась.
Ничего не произошло. Ветер по прежнему пах листвой и навозом. И рядом стояли, курили, переглядывались ее мрачные сопровождающие.
Она заставила себя открыть глаза. Огляделась; все правильно. С этого самого места она впервые увидела две машины, ползущие навстречу друг другу…
«Канал открыт в любое время. Воспользоваться им можете только вы. При незначительном отклонении канал сам отыщет вас – отклонение не должно быть больше метра…»
Она потрогала уцелевший прутик.
– Это неправильно…
– Здесь? – холодно спросил следователь. – Здесь копать?
– Это неправильно, – сказал Ирена, глядя прямо в его сосущие глаза. – Это неправильный мир… Его нет. Это модель. Вы все модель. Вас придумал Анджей!..
Соседские ребятишки с интересом смотрели, как ее, скованную наручниками, выкрикивающую бессмысленные фразы, ведут к машине.
