2
СОКОЛИНАЯ. ИНФОРМАЦИЯ С ФЕНИКСА
К себе я возвращался уже вполне сосредоточенным, не глядя ни по сторонам, ни на небо. Вечерний воздух слегка посвежел, и чувствовался в нем едва уловимый намек на приближающуюся осень. Из-за широких спин зданий приплыл с площади Совета волнообразный бой часов. «Бум… Бум… Бум…» раскатисто гудело в вечерней тишине. Было двадцать часов по времени Кремса — столицы первого округа и всей Соколиной; время Кремса являлось официальным для всей Ассоциации Миров.
В коридоре нашего этажа было безлюдно. Те, у кого ничего не горело, уже разошлись по кафе и по домам, к ужину, поливизору, женам и детям (многие приехали сюда с семьями или обзавелись семьей уже здесь, в Кремсе); кое-кто работал «на выезде», на других планетах Ассоциации; те же, кто остался, не слонялись по коридору в этот вечерний час, а сидели по своим кабинетам, и не просто сидели, а делали свое дело. Например, Кондор. Почти все красавцы из моей группы. Парни из других групп. К сожалению, работы хватало…
Мне доводилось читать кое-какие древние сочинения землян насчет будущего, ожидающего, по их мнению, человечество. Наивные идеалисты считали, что там, за горизонтами настоящего, в грядущем, то есть в нашей теперешней реальности, человечество в целом и каждый человек в отдельности обязательно преобразится, обязательно изменится в лучшую сторону, будет гуманным, любвеобильным, ангелоподобным и всепрощающим, свято блюдущим библейские заветы и установки Нагорной проповеди. Эх, если бы это действительно было так… На деле же человечество, по-моему, ничуть не изменилось со времен Иисуса. Оно не стало ни лучше, ни хуже — оно продолжало оставаться самим собой, не теряя ни одного из своих закоренелых пороков, но не теряя и таких же закоренелых добродетелей; и пусть не приобретая добродетелей новых, но и новых пороков, слава Богу, тоже! Массы Добра и Зла в человеческом мире продолжали оставаться величинами неизменными, и Добра, на мой взгляд, было все-таки гораздо больше, чем Зла, хотя мне в силу специфики профессии приходилось постоянно сталкиваться именно с проявлениями Зла. Я искоренял Зло в одном месте, прекрасно зная, что оно непременно выползет в другом, но не было во мне чувства безнадежности и безысходности, потому что я все-таки верил: настанет время, когда выкорчеванное нами Зло уже не сможет вновь прорасти в том же месте… А потом и в других местах. Если бы я не верил в это, то давно бы ушел работать продавцом цветов…
И пусть даже масса Зла пока (пока!) остается неизменной — но ведь покончено уже (хочется думать, навсегда) с такими крайними его проявлениями, как крупномасштабные истребительные войны (не будем равнять с ними вылазки теперешних сепаратистов, религиозных фанатиков и просто любителей погромов по случаю дождливой погоды — взять хотя бы боевиков с Райской Птицы!) Покончено с массовыми проявлениями Зла — а это, пожалуй, все-таки поднимает человеческие общества на качественно новый уровень.
М-да… Размышления по поводу, так сказать, глобальной проблематики, конечно, не входят в круг моих служебных обязанностей, но, думаю, такие размышления отнюдь не вредят делу. Я частенько ловлю себя на противоречиях, я понимаю, что нет в моих размышлениях твердой основы и говорю себе, что это, наверное, и хорошо: если ты в поиске, значит, не закостенел, не затвердел, не превратился в прибрежную каменную глыбу, от которой отскакивают любые волны.
Да, человечество осталось человечеством, тем самым человечеством времен Благовещения, Вифлеемской звезды, Крещения, Нагорной проповеди, Голгофы и Воскресения, и каждый человек являл собой, в душе своей, сплав добродетелей и пороков…
И все-таки Добра было больше, потому что все тридцать семь миров Ассоциации жили, в общем-то, нормальной мирной жизнью, и большинство людей проходило свой путь от рождения до смерти, не вступая в конфликты с ближними своими и с законами.
Я, конечно, сужу со своей точки зрения, но ведь, в конце концов, мы никогда не можем с абсолютной уверенностью ответить на вопрос: правильно ли мы живем? Потому что не с чем сравнивать. Не с кем сравнивать. Обозримая Вселенная, за исключением наших тридцати семи миров, безлюдна. Не безжизненна — растительное и животное царства существуют и вне пределов Ассоциации, но — безлюдна. И мне иногда по вечерам, на моем балконе, думалось, что Вселенная создана именно для нас, людей, для человечества, и наша цель — заселить ее, обжить, навсегда наполнить жизнью. От подобных раздумий слегка кружилась голова, словно, стоя над бездной, я пытался постичь всю ее глубину, — но отказаться от этих раздумий я не мог…
Миновав небольшой бассейн с сонными рыбами, я повернул за угол и открыл дверь своего кабинета.
— Наконец-то, — сказал из своего угла Валентин. — Я уже заждался.
— Тебе можно позавидовать, — ответил я, прошел мимо стола и сел в кресло у окна, задрав ноги на подоконник. — Ты не нуждаешься в отдыхе.
Валентин промолчал. Я добродушно смотрел на него.
Больше всего Валентин напоминал мне поставленный вертикально большой коричневый пластиковый мешок, наполненный какой-то чрезвычайно подвижной жидкостью; в нем словно постоянно что-то беззвучно перетекало с места на место, образуя то вмятины, то выпуклости, причем происходило это движение одновременно в разных направлениях. Иногда биокомп колыхался, что называется, с головы до пят, волнообразно извиваясь и содрогаясь, готовый, кажется, выпрыгнуть из своего угла и пройтись в танце по кабинету. До такого, однако, дело никогда не доходило. Все эти эволюции Валентина, как я уже не раз мог убедиться, совершенно не зависели от степени сложности поставленных перед ним задач. Просто вот таким он был созданием. Его, это создание, вырастили из биомассы в земном городе Шарлотсвилле, и он был связан со всеми другими биокомпами Соколиной и общей комп-сетью планеты.
Насколько мне известно, в создании биокомпов, в отличие от нуль-трасс, земляне обошлись без посторонней помощи. Биокомпы были результатом многолетних разработок, тысяч неудачных попыток, плодом долгих усилий коллективного разума. И они, и компы новой генерации, оказались столь же необходимыми помощниками, как их предки-компьютеры, и можно с уверенностью сказать, что случись им всем однажды исчезнуть — и мы оказались бы в весьма близком к первобытному состоянии.
В давние времена у землян просто дух захватывало от перспектив лавиноподобного научно-технического прогресса. Шутка ли сказать, где-то я читал: от первого перелета через земной пролив Ла-Манш до полета на естественный спутник Земли Луну прошло всего лишь шестьдесят земных лет! Примитивная винтовка чуть ли не соседствовала с атомной бомбой и лазерным оружием. Открытие радиоволн и сооружение гигантских радиотелескопов для прослушивания космоса разделяло всего три-четыре десятка лет. Первый искусственный спутник Земли был запущен почти сразу же после теоретического обоснования возможности космических полетов, и чуть ли не в том же году в космос полетел первый землянин, Юри Гагаров…
Перспективы были безоблачные, будущее представлялось сплошной цепью все новых и новых открытий, поднимающих цивилизацию на более высокие ступени развития.
А что оказалось на деле? Да, добились-таки устойчивого долголетия (что явилось одной из главных причин демографической напряженности). Да, создали отличные роботизированные производственные системы (что чуть не привело к поголовной безработице, хаосу и смуте в планетарных масштабах). Да, сотворили необъятный компьютерный мир, новую компьютерную реальность, подобие жизни (а она вдруг вышла из повиновения, породив глубочайший компьютерный кризис и, соответственно, глобальную экономическую катастрофу и вынудив своих создателей уничтожить и заменить все компьютерные сети и потратить массу сил и времени на создание нового поколения компов…) И это, пожалуй, все. Чуть ли не вертикально устремившаяся вверх кривая научно-технической революции сменилась очень и очень пологим, почти незаметным подъемом, растянувшимся на века. Ничего принципиально нового (не считая, конечно, нуль-перехода). Модернизация, усовершенствование старых наработок. Унитаз с локальным разложением фекалий. Но все тот же унитаз, что и добрый десяток столетий назад. Ничего подобного внезапному прорыву в мир элементарных частиц, в мир радио, телевидения, полетов в космос… Правительство Орлиного Глаза, расцветшего благодаря торговле уникальными «слезами херувимов», может позволить себе закупить бытовые визиосистемы и персональные аэры, а тот же Феникс, например, испокон веков обходится обыкновенными телефонами и старинными газовыми автомобилями. И никаких намеков на новый всплеск. Да, развиваемся, да, совершенствуемся, докапываемся до все новых и новых мелких истин в границах существующих парадигм, но в целом-то… Наверное, не случайно все это, наверное, здесь действуют какие-то пока неизвестные нам общевселенские законы, которые нельзя обойти. Возможно, только заселив всю Галактику, мы…
— Инфопласт я зарегистрировал, — сказал Валентин, прерывая мои мысли. — Начинать?
— Да. — Я снял ноги с подоконника и развернул кресло к биокомпу. Предупреди наших, чтобы не расходились. Дино, Берта, Драгана…
— Господин Пестич в хранилище и планирует освободиться не раньше двадцати трех, — заметил биокомп.
— Вызови на двадцать два. Значит, Драгана, Фарида, Стана, Валдиса и Сергея. Все. Давай пласт.
Валентин в очередной раз колыхнулся и превратился в плоский цветной экран. Я подался вперед, всматриваясь в изображение. И мурашки побежали у меня по спине. Да, с таким мне еще не приходилось встречаться… «Аналогов нет», — сказал Кондор. Аналогов нет…
Я просмотрел пласт до конца, посидел, размышляя, чувствуя, как разрастается в моей душе тревога, и сказал:
— Прогони еще раз, Валентин.
Проделки Махача и Блендари не шли ни в какое сравнение с тем, что я увидел, хотя информация с Феникса была, на первый взгляд, ничем особенным не примечательной. Погром на месте происшествия — куча битой посуды, покалеченные кресла, несколько разбитых окон, варварски изувеченные кондиционеры. Подобное случалось при средней тяжести разборках. Но вот то, что осталось от людей… Не приходилось мне встречать такую силу, которая могла бы все это проделать. И не только мне не приходилось. В управлении первого округа и в общеокружном управлении полиции Феникса работали толковые специалисты (мне уже доводилось с ними общаться), они все делали грамотно, профессионально, по всем правилам полицейского искусства. Общая панорама места происшествия и окрестностей… Детальный анализ повреждений… Характеристика защиты здания… Реконструкция обстановки и событий в расширенном диапазоне… Линейная развертка с переходом на пятиосевую проекцию и рекомбинация по мозаичному методу… Познаковый анализ зарегистрированных останков…
Опрос свидетеля Любомира Сиракова, мастера борцовской школы «Шанс» подробнейшие данные с предполагаемыми вариантами поведения. Черноволосый красавец-атлет с бледным лицом и сбивчивой речью.
Опрос свидетельницы Марианны Дан, балерины театра «У двух пирамид» то же самое. Очень привлекательная, хотя и холодноватая женщина, держится скованно, индекс Домлера практически на нуле.
Анализ показаний с применением метода инверсии. Выводы.
Да, никаких претензий к полицейским работникам Феникса быть не может. Все сделано без проколов.
Ивар Ноом, телетик окружной станции. Полная, скрупулезнейшая стратификация по всем осям — и нигде ни одной зацепки. Вернее, зацепки есть, но все они доведены до финиш-анализа, квалифицированы и разнесены по итоговой объемной сетке. Наложение отсутствует…
Гости Ивара Ноома, собравшиеся в тот злополучный вечер у него дома. Опять до мелочей выверенная стратификация, финиш-анализ и итоговая сетка. Шесть наложений, каждое квалифицировано по прямому и обратному векторам с виртуальным подтверждением и последующей поэтапной проверкой… И опять ничего.
Широкозахватное (до максимума!) траление с подключением систем регенерации…
Я потирал колени и смотрел на экран. Я понимал своих коллег с Феникса. Их ни в чем нельзя было упрекнуть, они сделали все возможное. Я на их месте не сделал бы большего. И Кондор тоже. Теоретически это ужасное событие просто не могло произойти. Практически оно произошло.
Вот как все это выглядело в изложении единственных свидетелей Любомира Сиракова и Марианны Дан.
Вечером они сидели на веранде дома Сиракова в пригороде Авалона столицы Феникса, беседовали, попивали легкое вино. Внезапно Сираков заметил в прилегающем к дому саду два «багровых огня», медленно скользивших между яблонями в направлении соседнего дома, в котором проживал телетик Ивар Ноом. У Ноома были гости — несколько ранее они выгрузились из дилижанса у калитки и, судя по их высказываниям, долетавшим до веранды Сиракова, были намерены гулять всю ночь, «до захода как Тристана, так и Изольды» — двух лун Феникса. Затем они зашли в дом Ноома, и что там творилось — ни Сираков, ни Дан не видели и не слышали, потому что в доме были зеркальные окна и двойная стенка звуковой защиты.
Огни приблизились вплотную к дому Ноома, на мгновение ярко вспыхнули — и пропали, словно прожгли стену и проникли в дом. Свидетели продолжали находиться на веранде — и вдруг почувствовали беспричинный страх, «волны ужаса», по определению Сиракова, которые катились от соседнего дома. А потом оттуда донеслись душераздирающие вопли, визги и прочие звуки, хотя там была двойная (!) звуконепроницаемая стенка. Потом все резко стихло, и Сираков позвонил в ближайший полицейский участок (Марианна Дан просто упала от страха в обморок).
Прибывшие полицейские обнаружили погром, а то, что осталось от людей, отдаленно напоминало выкрученное белье… Не белье даже — лохмотья. И нигде не было обнаружено никаких признаков присутствия той силы, которая сотворила весь этот ужас.
Я сидел в кресле напротив биокомпа, я был сосредоточен и встревожен. Дело Ивара Ноома вылезало за рамки обычных преступлений. У меня вдруг мелькнула мысль, что все случившееся может вовсе и не являться преступлением в нашем понимании. Свидетель Любомир Сираков сказал тогда, в тот вечер, Марианне Дан, тоже заметившей огни, что это, возможно, шаровые молнии. Итак, мы имеем дело с неизвестным природным явлением? Но разве бывают такие вот неизвестные природные явления?
— Валентин, посмотри у господина Суассара, — обратился я к биокомпу. — Не было ли запроса о природных явлениях?
Я не сомневался, что такой запрос был — Кондор ведь не школьник.
— Есть запрос, — подтвердил Валентин. — Ответ отрицательный.
Я опять с силой потер колени. Что ж, поработаем группой. Через десять минут.
— Пройдись по всем нашим накопителям, — сказал я Валентину. Просмотри архивы, проанализируй все, что поступает по нуль-трассам. Данный инфопласт считай базовым.
— Принято, — отозвался Валентин.
Каждый из обитаемых миров должен был ставить нас в известность обо всех противозаконных деяниях, обо всех преступлениях и заявлениях, поступавших в управления полиции данной планеты — так было предусмотрено соответствующими договоренностями еще при создании Ассоциации. Это не значило, что мы занимались расследованием всей массы преступлений — но инфопласты со сведениями хранились в наших архивах. Без такого центра сбора информации, которую могло запросить любое полицейское управление, трудновато было бы работать и нам, и нашим коллегам на каждой из планет. И не раз уже всех нас выручали наши архивы…
Единственное, что не мог себе позволить ни один полицейский, «пол» (так мы называли себя), — это заглядывать в накопители приват-пользователей, не имея допуска. Впрочем, заглянуть туда без допуска было сложно: во-первых, информацию еще нужно было декодировать (что совсем непросто), а во-вторых, сам комп сразу определял как утечку, так и ее направление, и пользователь мог тут же подавать в суд на взломщика.
Биокомп трансформировал экран в красный квадрат допуск-запроса, а я встал и прислонился лбом к окну. Спокойно и беззаботно горели городские огни, но мне казалось, что тень тревоги расправила черные крылья над отдыхающим Кремсом…