11
ЖУРАВЛИНАЯ СТАЯ. ЗАКОЛДОВАННАЯ ДОЛИНА
Побродив немного по номеру, я решил перед возвращением на Соколиную побывать на месте происшествия — времени до вечерней нуль-переброски вполне хватало. Конечно же, я не рассчитывал отыскать там какой-нибудь след; но хотя бы попытаться прочувствовать атмосферу той ночи… того места… А вдруг на самом деле есть такие зоны, где из земли появляются призраки? «Пришел твой Орфей», — так говорил призрак? Этакое странное, своеобразное отражение древнего мифа: там Орфей спускался в царство мертвых, чтобы забрать свою Эвридику к живым, а тут он поднимался в царство живых, чтобы забрать ее к мертвым… Может быть, такие же подземные сверхъестественные силы поднялись из запредельных глубин в доме Ивара Ноома? Мда-а, с призраками тягаться трудно. Но если они нарушают закон, совершают убийство — с ними нужно тягаться.
«Браво, Лео, — сказал я себе. — Ты образцовый блюститель закона».
А если это и не призраки вовсе, а нехорошие существа из какого-то другого измерения, задумавшие уничтожить человечество и обосноваться в наших мирах? Тогда следует незамедлительно принимать самые крутые оборонительные меры.
Все! Придя к столь нетрадиционной версии, я понял, что нужно срочно покинуть отель и проветриться. Не теряя больше времени на пустопорожние рассуждения и измышления, я связался с портье и заказал авто, одновременно высветив на экране схему пригородной зоны и выяснив, как проехать в долину Кордильера. Затем сбросил одежду и забрался в кабинку массажера.
Массаж явно пошел мне на пользу, хоть на время удалив из моей головы назойливые и непродуктивные мысли, и вниз я спустился уже в ином расположении духа. Я был уверен, что мои парни вместе с Валентином не сидят, сложа руки, и что в Кремсе ждет меня новая обнадеживающая информация.
— Авто справа от входа, господин Грег. — Портье вежливо улыбнулся. Модель «тихоня», цвета нашей сегодняшней погоды. Очень удобна в обращении.
— Спасибо за подходящий цвет, — сказал я, расплачиваясь.
Короткое, приглаженное с боков авто было действительно под стать серому небу, с которого вновь моросило. Метеорологические прогнозы Валентина продолжали сбываться.
Утренних заторов и столпотворений уже не наблюдалось и я без помех покатил зелеными улицами Мериды-Гвадианы, изредка сверяясь с голубеющей на приборной панели маршруткой, в глубине которой ползла бледная точка — мой «тихоня» цвета дождя.
Большие, немного вычурные здания центральных кварталов постепенно расступались, уходя все дальше от дороги, а потом и вовсе исчезли, сменившись обширными парками и разбросанными за кустами и деревьями белыми коттеджами. Количество авто, маршрутников и велосипедистов заметно поубавилось, да и людей на тротуарах было совсем немного; только носилась по лужайкам шустрая детвора — такая же, как и в любом другом конце обитаемой Вселенной.
Дорога пошла под уклон, внезапно передо мной распахнулся серый простор, и вдали, почти сливаясь с насупленным небом, показались мощные вздыбленные силуэты гор.
А потом, миновав одинокие ярко-оранжевые округлые домики дорожной полиции — ни дать ни взять апельсины, упавшие с какого-то небесного дерева в мокрую траву! — я доехал до развилки и, так и не добравшись до далеких гор, свернул направо и углубился в роскошный сосновый лес. Обочины пустынной дороги были усеяны желтой хвоей и растопыренными шишками, сосны стояли стеной — ближе к дорожной полосе топорщился густой молодняк, чуть ли не выплескиваясь под колеса, а сзади его подпирали степенные ветераны, высокие, сомкнувшиеся плечом к плечу, неподвластные никаким ураганам.
И настолько все это было красиво, и настолько напомнило мой Альбатрос (хотя альбасосны и не совсем такие), что я остановил авто и вышел. Отрешенно и спокойно было вокруг, еле слышно шелестел дождь, и на кончиках длинных, нежно-зеленых иголок молодняка висели прозрачные капли. Пахло чистой, умытой хвоей, пахло первозданной свежестью, и усыпавшие обочины шишки складывались в слова древнего праязыка, на котором когда-то гововила с Господом Природа, не познавшая еще присутствия человека…
И, как всегда, на мгновение захотелось мне уйти в лесные глубины, слиться с этой свежестью и зеленью, раствориться в ней, перестать быть малым конечным существом, перелиться в необъятное тело мира… И, как всегда, я вернулся в свое механическое приспособление для передвижения по земле — и продолжил путь.
У меня были свои дела.
Еще минут пятнадцать я в полном одиночестве пронизывал этот густой зеленый пояс, чувствуя себя первооткрывателем, а потом лес поредел, стал иссякать, и кончился, разбежавшись от дороги последними стайками молодых низкорослых сосен. Лес кончился — так, порой, кончается все хорошее… Впрочем, впереди не было ничего плохого, наоборот — продолжалось хорошее. Прямо по курсу, уходя под серый занавес неба, распростерлась великолепная долина, заросшая густой травой. То там, то тут зелеными облаками клубились над ней кроны деревьев-великанов. Кое-где я разглядел дома, но насчитал их всего пять-шесть, не больше — очаровательных мест вокруг Мериды-Гвадианы и вообще на Журавлиной Стае было, наверное, хоть отбавляй и не имело смысла скучиваться так же, как в городе. Все обитаемые миры, кроме, пожалуй, Земли, предоставляли очень много простора своему относительно малочисленному населению. А человеку, хоть он и стадное существо, иногда просто необходимо побыть одному, вдали от других, даже себе подобных.
«Тихоня» резво бежал мимо каких-то полуразрушенных построек, охваченных буйной зеленью. Чувствовался на них густой налет времени возможно даже, это были остатки одного из первых поселений на Журавлиной Стае. Господин Минотти, наверное, мог быть дать консультацию по этому вопросу.
Вообще, историей всех обитаемых миров владели только специалисты. В школе я изучал курс истории Земли, и смутно помнились мне Древний Рим то ли с Цезарем, то ли с Карлом Великим, какие-то войны каких-то королей, всепланетная бойня, устроенная государством Антантой (или Атлантой?), еще одна бойня, развязанная императором Гитлером, мощная Союзная Империя, развалившаяся чуть ли не в одночасье… Историю Альбатроса я знал, конечно, намного лучше, но так уж получилось, что все мои помыслы с ранней юности были направлены на изучение совсем других дисциплин, которые я использовал теперь в своей полицейской работе. Оставим историю историкам, а телетику телетикам. Невозможно в наше время быть всезнайкой — на это не хватит и десятка жизней; главное — знать, где и как можно найти информацию по интересующей тебя теме. А это я — плохо ли, хорошо ли, — но все-таки умел. И в конце концов, никто не требовал от земного полицейского эпохи, например, Заселения, знания тонкостей истории того же Древнего Рима. Главное — чтобы он успешно выполнял свою работу, и если она этого потребует — изучить-таки все тонкости истории Древнего Рима.
А все же задел меня, видно, юный прим-ажан, коли я словно пытаюсь в чем-то оправдаться…
Доехав до указателя: «Владение Л. С. Карреро», я, притормозив, свернул на проселочную дорогу и довольно долго вел «тихоню» среди высоких трав, то и дело буксуя в обширных лужах — все-таки «тихоня» был городским авто. Наконец впереди показалась длинная изгородь подстриженного кустарника, за которой, на ровной зеленой лужайке, предстал передо мной двухэтажный загородный дом господина Луиса Карреро и его супруги.
Дом смотрелся так же роскошно, как каплевидное авто капитан-директора. Он, наверное, был даже сродни произведениям искусства со всеми своими изящными архитектурными деталями, названий которых я не знал, замысловатыми и радующими глаз окнами, дверями на высоком, тоже изящном, крыльце, с разноцветной покатой крышей, увенчанной ажурными беседками и какими-то возносящимися к небу постройками, назначение которых было для меня великой тайной. На крыльце этого чуда зодчества стоял под навесом коренастый седовласый человек в широких белых брюках и просторной белой рубахе навыпуск и внимательно наблюдал за рывками моего «тихони», в очередной раз застрявшего в луже.
— Добрый день, господин Торхиньо, — поприветствовал я его, выйдя из авто. — Полиция, Леонардо Грег.
Мажордом не сделал ни одного движения, чтобы спуститься с крыльца. Его круглое лицо вдруг стало сердитым, словно полиция ему смертельно надоела. Наверное, так оно и было.
— У меня нет к вам никаких вопросов, господин Торхиньо, — миролюбиво сказал я, остановившись у крыльца и снизу вверх глядя на его округлую фигуру. — Просто хотел бы, с вашего позволения, побродить здесь немного.
Нахохлившийся мажордом, словно не расслышав моих первых слов, буркнул, не удостаивая меня взглядом:
— Что вам угодно? Владельцы дома отсутствуют.
— Я Леонардо Грег из полиции, — еще более миролюбиво повторил я. — Я уже беседовал сегодня с господами Карреро. А теперь решил побывать здесь, на месте событий.
Господин Торхиньо вновь пробурчал все с тем же взъерошенным и неприступным видом дракона, охраняющего пещеру с несметными сокровищами:
— Полиции здесь уже было видимо-невидимо. Только вот толку никакого.
— Ведется следствие, — сдержанно сказал я. — 0 результатах говорить пока…
— Всю траву истоптали, птиц распугали, нырка-богомола вообще с тех пор не видно, — угрюмо продолжал мажордом, не обращая внимания на мои слова. — И мало того, что полиция — так ведь едут теперь всякие любопытствующие, всю дорогу разбили, не проехать, не пройти теперь…
— Я не любопытствующий, господин Торхиньо. Я из полиции, — в очередной раз сказал я.
— Они вот тоже говорят, что из полиции. — Мажордом возвышался на крыльце над моей головой, как неприступный утес. — И лезут, лезут. Любопытно им, видите ли.
«Пресса суетится, не иначе, — подумал я. — Видимо, придется представиться по всей форме, а то ведь выпятит грудь и не пустит».
Я вынул из кармана куртки свою служебную карточку и поднял над головой.
— Я из Унипола, господин Торхиньо. Надеюсь, вам хорошо видно?
Он скосил один глаз на карточку — и вдруг преобразился. Неприступный утес развалился прямо на глазах.
— Унипо-ол? — воскликнул он, мгновенно скатившись с великолепного крыльца и очутившись рядом со мной. — Наконец-то! Дошли мои молитвы! От наших-то ведь толку никакого — все облазили, все потоптали, кустарник поломали, расспрашивали по десять раз, а в итоге? Что в итоге, господин… — он вновь взглянул на карточку, которую я продолжал держать перед его носом, — …господин Грег? В итоге они признали ее просто сумасшедшей! Это кто сумасшедшая, это госпожа Дика сумасшедшая? Да сами они все сумасшедшие, вот что я вам скажу!
Он подступал все ближе, потрясая кулаками, так что мне пришлось попридержать его, уперев палец ему в грудь.
— Успокойтесь, господин Торхиньо. Следствие продолжается и о каких-либо выводах речь пока не идет.
Мажордом присел, как перед прыжком, и, резко выпрямившись, выпалил прямо мне в лицо:
— Да они уже признали ее сумасшедшей, говорю вам! Они и господину Луису так сказали! Надеюсь, уж Унипол-то разберется, привлечет, наконец, специалистов? Я же им все рассказывал, этим господам из городского управления!
— О чем? — насторожился я.
— Как это о чем? — Мажордом изумленно застыл передо мной. Его белая рубаха уже была испещрена каплями дождя. — Они разве не поставили вас в известность, господин Брэк?
— Грег, — поправил я. — Вас же той ночью не было в доме. Или я ошибаюсь?
— Не было! Не было! — Он воздел руки к небу. — К сожалению, не было! А я ведь знал, что такое не кончится добром!
— Давайте пройдем на крыльцо, господин Торхиньо, — предложил я. Чтобы не мокнуть. И вы мне все расскажете.
— Да что тут рассказывать? — взвился он, игнорируя мое предложение. Я давно чувствовал, что эта долина — заколдованное место! Вокруг дожди — у нас сухо; вокруг сухо — здесь дожди.
В данный момент такое утверждение мажордома не соответствовало действительности, но я не стал ничего говорить по этому поводу. Возможно, у него действительно имелась какая-то дополнительная информация? Впрочем, я как-то сразу в этом засомневался — после первых же его слов о «заколдованном месте».
— А у нас дожди! — еще раз воскликнул господин Торхиньо. — А эти вечерние мерцания над перевалом! А ночные огни! Я бывалый человек, господин Брэк, я такого навидался во время мятежа на Побережье — я ведь, считай, всю жизнь прослужил в корпусе карабинеров, да-а… И никогда ничего не боялся! Ни-ког-да! — Мажордом-карабинер вновь начал наступать на меня. — Я и здесь по ночам бродить было начал — люблю побродить по ночам, — но куда там! Эти тени ночные, эти вздохи… Ружье-то охотничье есть, там оно, — мажордом махнул в сторону дома и перешел на шепот: — Но разве поможет тут ружье? Огни эти, вспышки эти над перевалом… А они, эти специалисты, — последнее слово он произнес с издевкой, — рефракционные, говорят, эффекты в атмосфере! Люминофоры, говорят! Конечно, — его тон стал еще более ехидным, — легче всего придумать красивое название — и все в порядке! Люминофоры — и все тут! Но почему именно здесь, господин Брэк, спрашиваю я вас, почему в нашей долине эти самые люминофоры, эта рефракция, а вокруг никакой рефракции не наблюдается? Почему, я вас спрашиваю?
Все-таки он вынудил меня сделать шаг назад и мне пришлось опять выставить перед собой палец. Плечи его совсем промокли. По моему лицу сползали капли все усиливающегося дождя.
— Господин Торхиньо, — сказал я, в свою очередь пытаясь оттеснить его к крыльцу со спасительным навесом, — а вы рассказывали об этих ваших… м-м… необычных явлениях госпоже Карреро?
— А как же! — невольно отступая под моим напором, воскликнул мажордом. — Сколько раз! Просил поговорить с господином Луисом, убедить его перебраться в другое место. Здесь ведь почти никто не живет! Никто! — Он вновь надвинулся на меня; со стороны могло показаться, что мы исполняем какой-то танец. — Болтушка Хильда? Эта несносная Валерия? Заметьте, обе без мужей! — («Ну и что? — подумал я. — Странный аргумент»). — Выживший из ума господин Хаген? Вот он-то уж точно сумасшедший! Да все они бывают здесь раз в году, не чаще, и никаких мажордомов не держат! Вернее, не держатся у них мажордомы, уходят! А почему? Потому что нехорошее здесь место, господин Брэк, это я вам говорю. Я бы тоже ушел, но госпожа… Она же такая…
Он, вздохнув, прервал свой монолог и позволил оттеснить себя еще ближе к крыльцу.
«Да, госпожа Звридика поистине неотразима», — с полным пониманием подумал я.
— Нехорошее здесь место, господин Брэк, а они: «рефракция» да «люминофоры»…
Эти слова отставной карабинер произнес уже мне в спину, потому что я обошел его и решительно направился к крыльцу. Он последовал за мной, и некоторое время мы молча стояли, облокотившись на перила и разглядывая долину, подернутую пеленой дождя. И то ли от слов мажордома, то ли от ненастной погоды, но мне действительно почудилось вдруг что-то зловещее в этом мокром пейзаже.
— Я учту ваше сообщение, господин Торхиньо, — наконец сказал я. Хотя разумом-то прекрасно понимал, что никакой ценности для следствия это сообщение не имеет; все это было на уровне настроений, впечатлений, состояния души. И если мажордом сумел внушить госпоже Эвридике подобные свои настроения… Но кто же тогда, черт возьми, пытался ее убить?!
— Разберитесь, разберитесь, господин Брэк, — уныло пробормотал мажордом; от его возбужденного вида не осталось и следа. — Если уж Унипол не разберется, тогда… — Он безнадежно махнул рукой.
— Я похожу здесь немного, — полувопросительно сказал я. — Траву обещаю не очень мять.
— Давайте. — Мажордом вздохнул. — Мне с вами?
— Нет-нет, я сам. А вы идите, переоденьтесь, вы же совсем промокли.
— Что дождь? Дождь-то — пустяки…
Он опять вздохнул, провел ладонями по груди, словно отряхивая воду, и, понурившись, скрылся за дверью. А я сунул руки в карманы куртки и спустился с крыльца.
То место, откуда, судя по мнеме госпожи Карреро, вздыбился из-под земли призрак, я, конечно, не определил. Мокрая трава лужайки перед домом, окруженной аккуратным кустарником, была повсюду совершенно одинаковой и, вопреки утверждениям мажордома, вовсе не казалась вытоптанной. Кусты вроде бы тоже были в порядке. Ни разу, ни в одном месте этой лужайки моя интуиция не просигнализировала ни о чем необычном. Не было на лужайке ни куч земли, ни ям, ни разрытых могил…
Обогнув дом, я вышел к пустой площадке флаерокибов — и вновь ничего. Все выглядело очень обыкновенно и не внушало никаких подозрений.
Потом я побродил по саду, немного постоял у ручья с чистым песчаным дном и вновь обошел загородные владения господина Карреро. В одном из окон второго этажа я увидел мажордома, облаченного в полосатый свитер. Он уныло покивал мне и погрозил кулаком долине. Дождь притих, хотя в небе по-прежнему не было никаких просветов. Попробовал свои силы ветерок, волнами всколыхнув траву.
Дело было сделано, и ничто не мешало мне ехать назад. Вернее, никакого дела-то сделано и не было…
И вообще — было ли дело?..
Махнув рукой господину Торхиньо, продолжавшему стоять у окна, я направился к авто.
— Нехорошее место эта проклятая долина, — сказал мне на прощанье вновь вышедший на крыльцо мажордом. — Нехорошее, поверьте мне, господин Брэк.