22

– Бедненький, – сказала Глория. – Ну, тебе и досталось.

Я недоверчиво на нее покосился.

От Глории такое услышишь не часто.

– А вообще, это даже забавно, – уже другим тоном промолвила журналистка. – Надо было тебе задержаться в резиденции старосты и еще немного поговорить с Шеттером.

Я кивнул.

– И узнать все его жуткие тайны, выведать всю подноготную, проникнуть во все его секреты. Не так ли? Ха, так он мне их и сказал….

– Ну зачем же именно так? – сказала Глория. – Просто надо было поговорить. Он мог что-то сказать интересное о творце.

Я мрачно ухмыльнулся:

– Ну, сказать-то про него можно очень много. Вот только тебе это не пригодится.

– В следующий раз… – тоном школьного наставника промолвила Глория. – Когда тебя опять припечет, будь добр обращайся к кому-нибудь другому. Я лично для тебя и пальцем не пошевелю.

Я подумал, что она врет, причем совершенно четко это осознавая, понимая, что я ей ни на грош не поверю. Но все равно врет, поскольку ее обязывает к этому имидж.

– Хорошо, – сказал я. – Больше к тебе обращаться не буду. Однако, признайся, того, что я рассказал, хватит не только расплатиться с Сержа но и кое-что останется.

– Я на это надеюсь, – задумчиво сказала Глория. – Искренне надеюсь.

Я закурил сигарету и посмотрел на небо. Отвечающий за него кукарача, видимо, сегодня решил отдохнуть. Небо было синее, без единого облачко, никакой живности в нем не наблюдалось, а солнце представляло из себя всего лишь не очень большой, полыхающий красным ромб.

Таким образом, получалось, что смотреть на небо не имеет большого смысла. Ничего интересного там сегодня не увидишь.

Тогда я окинул взглядом ближайшие деревья, неестественно зеленую траву, и парочку оказавшихся в поле моего зрения пустых скамеек. Таких же, как та, на которой сидели мы с Глорией.

Потом я подумал, что опять не посмотрел на влюбленных. Может быть, с ними произошла очередная метаморфоза? А может они просто исчезли, окончательно, так и унеся с собой тайну своего происхождения?

Да нет, не должно этого быть. Сидят себе на скамейке и целуются. И какая там может быть тайна? Просто живая скульптура. Хотя… впрочем…

– Тебе пора, – сказал я. – Все, что нужно, ты узнала. И чем быстрее попадешь к Сержа, тем лучше.

– Кретин, – ласково сказал Глория. – Полный кретин. Думаешь, меня интересует только твоя информация?

Я хмыкнул.

Не хотелось мне больше говорить на эту тему. Ничего мне сейчас не хотелось. Если честно, то мне не хотелось даже в "Кровавую Мэри" пить пиво и вести бесконечные разговоры.

Может быть, сходить и все-таки взглянуть на «Влюбленных»? Да, наверное, вот это сделать стоило.

– А вообще, получается довольно интересно, – сказала Глория. – Если Шеттер тебе в последнюю вашу встречу не солгал, то что же его интересовало в китайском кибере? Почему он так яростно преследовал оборотня? Из-за личины? Но чья это личина? И почему Шеттеру так важно было прихлопнуть оборотня? Может быть, Севек Стар производил программы-оборотни не только для увеселений всяких там богатых садистов? А для чего-то еще другого?

– Возможно, – сказал я. – Хотя что-то мне в это не верится. Впрочем, ты журналист. Вот и займись Шеттером, узнай о нем для начала побольше.

– Вероятно, я так и сделаю, – промолвила Глория. – Хотя, у меня сейчас много других дел. Кстати, ты понимаешь, что нечто подобное этому "закону оборотня" может в любой момент возникнуть в каком-то другом китайском кибере?

– Не получится, – сказал я. – Для того чтобы возник "закон оборотня", необходим сам оборотень. А для его появления нужен творец, вроде Севека Стара.

Глория вытащила сигарету, закурила ее и, выпустив первое облачко дыма, задумчиво покачала головой.

– Конечно, ты прав. Оборотень был, так сказать, крайностью. Самым ярко выраженным случаем. Может быть, первым и наиболее ярким примером по-настоящему сумасшедшей программы. Однако…

– При чем тут это? – перебил ее я. – Какое там, к черту, сумасшествие? Все у него было вполне четко рассчитано. Единственное чего ему не хватило, это опыта. Причем самого элементарного. Достаточно ему было сообразить, что Шеттер его не оставит в покое, и принять соответствующие меры.

– Какие? – спросила Глория.

– Да самые простейшие. У них рядом с воротами сидит гадалка – соглядатай. Достаточно ему было приказать ей немедленно сообщать о появлении такого-то посетителя, и Шеттеру ни за что не удалось бы застать его врасплох. Более того, оборотень сам мог устроить на этого любителя кого-нибудь поистязать великолепную засаду. Кстати, имей он хоть какой-то опыт, ни за что бы меня не отпустил. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы предположить, на кого я могу работать. Учти, он меня почти поймал с этой голограммой. А отбрехивался я как мальчишка, попавшийся на краже яблок. "Дяденька, я попал в ваш сад по ошибке. А на дерево залез от злой собаки. Где она? Ну, конечно, убежала. Почему у меня за пазухой яблоки? Да вот, пока лез на дерево, они сами туда и нападали."

– При чем тут оборотень? – сказал Глория. – С ним все ясно. Программа, получившая такой шок, уже никогда не будет нормальной. Рано или поздно, боль, которую она испытывала, а также ненависть к посетителям, должны была сказаться. И конечно "закон оборотня" являлся только началом. Дальше все могло быть еще хуже. Дальше все могло закончиться войной между большим миром и миром киберов. Причем наверняка проиграть ее должен был большой мир.

– А вот это не обязательно, – сказал я.

– Обязательно, – промолвила Глория. – Без мира киберов, большому миру останется только вновь вернуться к дубинам и звериным шкурам.

Она отбросила окурок и взглянула на меня так, как обычно смотрит пожилая, многоопытная учительница на ученика, вдруг вознамерившегося преподнести ей новую трактовку закона Пифагора.

– А мир киберов, без энергии, а также материалов, из которых создают киберы, просуществует недолго, – сказал я.

Глория тяжело вздохнула и промолвила:

– Война вполне может быть, но только партизанская, скрытая. Начнется она с мелкого саботажа. Но как только текущие через киберы информационные потоки получат серьезные повреждения, большой мир взвоет и согласиться на любые требования бродячих программ, а потом это повториться еще раз и еще. Закончится все тем, что посетители вдруг однажды осознают, что мир киберов им уже не принадлежит. Причем вернуть обратно потерянное не будет никакой возможности.

– Ну и что? – сказал я. – Ну, будут миром киберов владеть бродячие программы. Это еще не катастрофа. Может быть, так и нужно? Так и должно быть?

– Зачем же ты тогда убил оборотня? – саркастически спросила Глория. – Пусть бы он и владел.

Я еще раз посмотрел на небо, полюбовался его бездонной, прекрасно сделанной синевой и ответил:

– Потому, что оборотень не мог остановиться на уступках и даже на признании равенства посетителей и бродячих программ. Полученные сразу после возникновения страх и ненависть к посетителям, к большому миру, должны были рано или поздно проявиться. Прибавь к ним очень большую власть и получишь в конечном итоге ту самую войну на уничтожение, которая, по твоим словам, невозможна. К счастью, оборотень мертв и теперь…

Я осекся. Мне вдруг в голову пришла одна забавная мысль.

– Погоди, – сказал я Глории. – Ты только что говорила о возможности войны так, словно она неизбежна.

– Возможно, – ответила Глория. – Вполне возможно.

Голос у нее был сухой, неприятный.

– Но почему?

– Да потому, что ничего еще не кончено. И оборотень возник не благодаря случайности, а вполне закономерно. Мир киберов – зеркало, в котором отражаемся мы, жители большого мира, причем во всей своей неприглядности. Мы тащим в этот мир всю ту гадость, которая в нас накопилась за нашу жизнь. Нашу трусость, корыстолюбие, наши комплексы и пороки. И рано или поздно они ударят по нам рикошетом. Причем чем позже это произойдет, тем сильнее они по нам ударят. Неизбежно, понимаешь, неизбежно.

– А ты не сгущаешь краски? – спросил я.

– Ничего подобного. Ты ухлопал оборотня. И правильно сделал. Но откуда ты знаешь, что происходит сейчас в других китайских киберах? Конечно, для того чтобы возник новый оборотень, необходим такой творец как Севек Стар. Однако рано или поздно эта ситуация может повториться. И где гарантия, что о ней вовремя узнает кто-то вроде тебя?

– И что ты предлагаешь?

– Пока ничего особенного. Люди такие, какие они есть, и изменить их мы не сможем. Остается только надеяться и по возможности принимать какие-то меры для того, чтобы бродячие программы осознали это. И может быть, поняли и простили. Со временем, наверное, так и получится. И мир киберов, конечно, будет принадлежать бродячим программам, поскольку он создан для них, поскольку он уже принадлежит им. Вся проблема только в том, как они будут воспринимать людей. Как врагов или же как партнеров, без которых невозможно развитие.

– Что ты предлагаешь делать конкретно, прямо сейчас и здесь? – повторил я.

Глория усмехнулась и легонько щелкнула меня по носу.

– Много будешь знать, плохо будешь спать.

– Это нечестно, – разозлился я. – Между прочим, я рассказал тебе все. Могу я за это получить хоть какие-то объяснения?

– Всему свое время, – промолвила Глория.

Он встала со скамейки и слегка насмешливо мне улыбнулась.

– Ну, в следующий раз, когда тебе понадобиться помощь… – сказал я.

– Спорим, помощь тебе понадобиться первому?

– А если, все-таки..?

– Вот тогда ты и будешь иметь право от меня что-то требовать. И может быть, даже я тебе кое-что скажу. Только, легче ли тебе от этого станет? Помнишь: "Многие знания несут с собой большую печаль"?

– И все равно – нечестно, – заявил я.

– Мне пора, мне и в самом деле пора, – промолвила Глория.

Она чмокнула меня в щеку и пошла прочь. Я смотрел ей вслед, пока она не скрылась за деревьями, и думал, что когда-нибудь все же вытрясу из нее все ее тайны. Надо только улучить подходящий момент и хорошенько на нее надавить.

Что-то все-таки с Глорией и этим ее другом Сержа было нечисто. Как-то слишком уж ловко они подсовывались мне в самый подходящий для этого момент, а потом, узнав все, что им нужно, исчезали, оставив меня с носом. И если предположить, что Шеттер, там, в резиденции старосты, не врал, утверждая будто он приходил в китайский кибер не только ради развлечений… А еще есть Сплетник, личность в высшей степени таинственная. Откуда он все знал наперед? И какие слухи могли послужить основанием для его предсказаний, причем, удивительно точных?

Я полез в карман за новой сигаретой и вдруг нащупал в нем некий предмет, который, судя по всему, был пластинкой безопасности. Вытащив его, я убедился, что так оно и есть. Карточка безопасности. И еще одна, та, которую я забыл снять со своей груди. Стало быть, сейчас, у меня их две.

Откуда?

Я вспомнил. Для этого не понадобилось много времени. Вторую пластинку я подобрал в резиденции старосты. И принадлежала она, конечно, Шеттеру.

А значит, скорее всего Шеттер так и не сумел вернуться в большой мир. И наверное, подобрав эту пластинку, я решил его судьбу. Может быть, это было правильно, может – нет. И дело было не только в том, что, лишив Шеттера пластинки, я покарал негодяя и садиста, выступил в роли судьи над тем, кому закон был не писан. А также не в том, что, поступив подобным образом, я пытался себя обезопасить. Угрозы Шеттера не были пустыми словами. По его мнению, я узнал слишком много, и стало быть, мне просто необходимо было заткнуть рот. Старым, давно опробованным методом, заключавшим в себя посылку ко мне парочки профессионалов, четко знающих свое дело.

Нет, главное было в другом.

Я не помнил об этой пластинке. Напрочь о ней забыл до тех пор, пока не нащупал ее в кармане. После этого память мне услужливо подсказала, где я ее подобрал и как положил в карман. В мельчайших подробностях, так, словно открылся до поры до времени спрятанный в ней тайник.

Почему это произошло? Почему память сыграла со мной такую шутку? И случайно ли это? И не значит ли это, что произошло то, чего я так боялся?

Полгода назад, лишившись тела, по сути дела, превратившись в бродячую программу, я не захотел как-то себя модифицировать. Я знал, что стоит начать, стоит ввести в свое сознание хотя бы одну подпрограмму, как остановиться будет уже невозможно. А значит, через некоторое время я перестану быть человеком, превращусь в нечто другое, совсем другое.

И держался. И даже втайне гордился тем, что сумел сохранить человеческое мышление. И рассчитывал, что так и будет продолжаться дальше. А тем временем, возможно, внутри меня рос кто-то другой, являющийся питомцем мира киберов, мыслящий так, как и должно мыслить в этом мире, поступающий сообразно логике, по которой он живет.

Он рос, и наконец настало время, когда этот новый "я", другой, чуждый мне Ессутил Квак, смог воздействовать на мое сознание, навязывать мне определенные поступки.

Карточка Шеттера – первый такой поступок. Что будет дальше?

Меня охватил ужас, и все-таки, превозмогая его, я сказал себе, что все это не более чем чепуха. Обычный приступ паранойи, который обязательно пройдет.

Вот сейчас. Вот я еще немного посижу на скамейке, может быть, выкурю несколько сигарет, потом схожу полюбуюсь на «Влюбленных». И все вернется в норму, все встанет на свои места. И наверное, я уже через каких-нибудь полчасика буду вспоминать с улыбкой об этом ужасе, поскольку ничем иным кроме как реакцией на нервное напряжение, в котором я жил с того момента, как оказался в китайском кибере, его объяснить нельзя.

Самый обычный нервный срыв. И он, конечно, пройдет. Может быть, очень быстро.

Я безостановочно повторял это как заклинание. И даже постепенно почти поверил, что все вернется в норму. Может быть, скоро, может быть, не очень. Но вернется, обязательно вернется. Потом.

А пока…

Пока я сидел на скамейке, скорчившись от ужаса, и пытался представить тот момент, когда этот, возможно, зародившийся во мне разум начнет постепенно, очень осторожно брать верх над моим телом, навязывать мне свои мысли и поступки. Может быть, с точки зрения человека они будут правильными, может быть – нет. И собственно говоря, сейчас это даже не имело большого значения.

Сейчас, меня интересовала лишь пара вопросов.

Первый: когда это произойдет? И второй – самый главный: может быть, это уже случилось?

Посетите официальный сайт автора: