Книга: Творцы апокрифов
Назад: ГЛАВА ШЕСТАЯ Забытые деяния минувших королей
Дальше: ГЛАВА СЕДЬМАЯ Праздник на чужой улице

ИНТЕРМЕДИЯ

Где кесарь Византии разговаривает с почтительным визитером

 

Андронику, пятому императору, подаренному Византии буйным и неукротимым семейством Комнинов, как уже упоминалось, недавно сравнялось семьдесят лет. Срок жизни праведного, согласно Библии, исчисляется девятью десятками весен, и втайне базилевс надеялся когда-нибудь справить и свое девяностолетие.
Из семидесяти минувших лет почти сорок пять были отданы глухой, незатухающей войне с собственным двоюродным братом Мануилом. Наградой победителю стала бы сверкающая алмазами диадема правителя Империи, но Мануил оказался слишком умен и хитер, чтобы позволить предприимчивому сыну своего дяди Исаака одержать верх. Сорок пять долгих лет семейной вражды вместили все, могущее выпасть на долю человека — тюрьмы и побеги, горький хлеб и долгие дороги изгнанника, предательства и вынужденные раскаяния, победы в войнах, встречи и расставания… Разлук и поражений, если подсчитать, набиралось куда больше, но Андроник никогда не терял надежды.
Девять лет назад Мануил Комнин, всесильный император Византии, правивший сорок лет, породнившийся с занявшими берега Святой Земли франками и с ними же перессорившийся, наконец-то умер, оставив после себя малолетнего наследника Алексея и двух весьма решительных женщин, носивших одинаковое имя Мария: жену, прекрасную Марию Антиохийскую из рода франков-крестоносцев, ставшую регентшей; и дочь, Марию-кесариссу.
Еще два года ушли на заговоры и бунты против Марии-правительницы и Совета Палатия, призванного оказывать помощь базилиссе в решении государственных забот, а на деле всегда оказывавшегося на стороне того, кто оказывался сильнее или платил больше. Мария, тщетно пытаясь удержать ускользающую власть, сделала неверный ход и проиграла. Перед Андроником призывно распахнулись так долго стоявшие намертво запертыми Золотые ворота Второго Рима и поднялись бронзовые решетки неприступной Халкидии, преграждающей вход во дворец императоров.
После победы наступило время вознаграждать союзников и наказывать тех, кто не сообразил вовремя сделать правильный выбор. Несравненная Мария Антиохийская отправилась на плаху, ибо (если верить тексту приговора) налево и направо предавала ставшую ей второй родиной Византию сородичам-франкам. За ней последовали ее друзья, то ли из упрямства, то ли из глупости не пожелавшие принять руку базилевса и стать верными подданными. Алексей-наследник скончался от неведомой многоученым лекарям болезни. Загадочная и неизлечимая хворь в скором времени скосила и другую Марию, дочь Мануила. Кесарисса поддерживала все начинания Андроника, но обладала слишком настойчивым характером и могла стать опасной соперницей. Вкупе с ней к праотцам отправился ее муж, франкский рыцарь Ренье из знатной фамилии италийско-германских Монферратов.
Как позже высказался в частной беседе базилевс: «Они столько твердили, как преданы друг другу, что было просто недостойно разлучать их. Господь позаботится отвести им надлежащее место, хотя я бы затолкал эту парочку в самый жаркий уголок ада…»
Удачнее всех отделался выступавший на стороне кесариссы патриарх Константинополя Феодосий. Его просто сослали в отдаленный киликийский монастырь, дабы не мозолил глаза и не напоминал о вещах, которые требовалось как можно скорее предать забвению. Патриарх по достоинству оценил оказанную ему милость, вел себя, как положено смиренному служителю Божию, и не доставлял излишних неприятностей.
Над изумрудно-синими водами Пролива заливались сладкоголосые колокола, торжественно отмечая начало правления нового базилевса и день его свадьбы. Андроник уже был дважды женат — на ромейках из благородных семей Евдокии и Феодоре. Его браки и разводы непременно отмечались изрядными скандалами, чьи отголоски еще долго носились над Империей и королевствами франков, создавая и разрушая политические союзы, меняя людские судьбы, заставляя вновь перечерчивать карты земельных владений и делить накопленные состояния.

 

* * *

 

Третьей супругой базилевса стала Агнесса, младшая дочка короля Франции Людовика из рода Капетингов, седьмого носителя этого имени. По решению дальновидного Мануила, укреплявшего свой союз с европейцами, принцессу франков еще малышкой привезли в Константинополь, окрестили по обряду византийской церкви, дав новое имя — Анна, и обручили со столь же малолетним наследником трона Алексием. Однако Мануил умер, его сын вскоре последовал за ним. Тринадцатилетняя Агнесса-Анна, совершенно одна в чужой стране, невовремя оказалась на дороге Андроника и мгновенно вознеслась к самым вершинам власти.
Только было совсем непохоже, чтобы ее радовало это обстоятельство.
Свадьба базилевса наделала много шума. Благородные фамилии сдержанно выразили свое недовольство тем, что правитель Империи предпочел связать свою судьбу, и, следовательно, судьбу страны, с иноземкой; плебс откровенно издевался над разницей в возрастах жениха и невесты, составлявшей ровно пятьдесят лет. Даже привыкшие ко всему царедворцы недоуменно разводили руками — желание базилевса, конечно, превыше всего, однако ведь существуют некие правила приличия…
Базилиссе на днях сравнялось восемнадцать. Девочка выросла в красивую, молчаливую и порой казавшуюся угрюмой молодую женщину, безукоризненно справлявшуюся с официальными обязанностями жены императора, но никому не поверявшей своих мыслей и своих надежд. Ее единственными друзьями с большой натяжкой считали семейство Мануила, одного из многочисленных отпрысков базилевса. Анна искренне привязалась к двум маленьким сыновьям Мануила, Алексею и Давиду, но, похоже, этой дружбе грозил вот-вот наступить конец: Андроник, подозревавший всех и вся в заговоре либо измене, вряд ли сделал бы исключение даже для родного сына. Императрице же полагалось быть выше обычных человеческих пристрастий. Она не просто жена базилевса, она — символ государства, и не может иметь любимчиков. Долг перед страной превыше всего.
После очередного строгого внушения Анна перестала навещать покои младших Комнинов, целиком посвятив свое время занятиям, считавшимися подобающими сану императрицы. Шепотки за ее спиной прекратились, грозный базилевс сменил гнев на милость, однако никаких заметных изменений в характере Анны так и не произошло.
«Невоспитанная франкская дикарка», — вынесло свой неписаный приговор благородное общество Палатия, и оставило базилиссу в покое.
Похоже, именно этого она и добивалась.

 

* * *

 

— Итак, Крестовый поход, — голос Андроника, изрядно надтреснутый прошедшими годами и частой необходимостью использовать его во всю мощь, все еще оставался глубокими и звучным. Тишина разбилась настолько неожиданно, что приунывший гость вздрогнул и мысленно выругал себя за потерю внимания. — Крестовый поход, о котором вы твердите уже два года, с самого Тивериадского поражения. Обещаете страшные казни победившему вас Саладину, но до сих пор не можете одолеть стен многострадальной Акки.
Казалось, базилевс рассуждает вслух, не заботясь о том, услышит ли кто-нибудь его речи. Он говорил не на привычном ромеям греческом, а на норманно-французском, языке аристократов Европы, Святой Земли и правителей Византии, в последнее время поддерживавшим с ними тесные отношения. Изгнанный Мануилом из Константинополя, Андроник несколько лет провел при дворах крестоносных рыцарей, став одним из них — если не по духу, то хотя бы внешне. Он узнал, что привело латинян в Палестину и что заставляет оставаться здесь, несмотря на жару, лишения и жизнь, больше напоминающую военный кочевой лагерь. Узнал, посмеялся и накрепко запомнил, как запоминал все полезное.
Поняв франков, базилевс мог теперь уверенно обсуждать их замыслы (как правило, невероятные и построенные на пустом месте) и успешно разрушать их, играя на постоянных сварах вожаков крестоносцев друг с другом и добиваясь главного: франки должны безвылазно сидеть в Европе или, на худой конец, на узкой полоске Святой Земли. Им нечего делать в Империи, где хватает своих забот. Тем более нельзя позволить им протянуть на редкость цепкие руки к сокровищам далекого Востока и караванным путям, завершающимся в Багдаде, Иерусалиме или Константинополе. Пусть носятся по пескам, кичатся подвигами (по большей части выдуманными) и разыскивают потерянные в боях реликвии времен жизни Господа на грешной земле. Они же как неразумные дети: хватаются за все яркое и незнакомое. Хваленый Крестовый поход для них всего лишь очередная игрушка.
Однако привезенные гостем новости заставили базилевса по-новому взглянуть на вроде бы привычных франков. Неужели среди них появились люди, наделенные хоть каплей разума? Настоящего разума, подобного тому, коим одарены владыки Империи? Тогда дело принимает серьезный оборот.
— Акка остается в руках сарацин лишь потому, что армией заправляет это аквитанское ничтожество, — почтительно, но твердо возразил гость, упрямо наклонив темноволосую голову. — Ги не в состоянии даже присмирить собственную жену, подарившую ему вместе с короной Иерусалима рога, как у оленя-десятилетка, не то, что взять штурмом крепость…
Вестник мог позволить себе говорить подобным образом. В конце концов, он отдал три года своей жизни службе Империи и даже принес ей несколько шумных побед над турками и в очередной раз взбунтовавшимися армянами. Кроме того, именно по приказу нынешнего базилевса (хорошо, по намеку нынешнего базилевса) чья-то рука шесть лет назад оборвала жизни старшего брата гостя и его супруги. Подобное, знаете ли, так просто не забывается. Отомстить, конечно, невозможно, да и доказательств причастности Андроника к этим смертям не существует… Где помалкивает месть, там вовсю разглагольствует выгода. Отравленного брата не возвратишь. Но не отказываться же от безмолвно предлагаемого выкупа за пролитую кровь? Вдобавок, Рено сам виноват. Ввязался в драку за трон, так действуй, а не сиди, ожидая помощи.
Андроник снова беззвучно хмыкнул. О чем бы не заходила речь, для его гостя все сведется к короне Святой Земли и к бессилию нынешнего правителя, Гвидо Лузиньяна. Гвидо или Ги, как его называли франки, всегда был никудышным государем, а теперь стал королем лишь по названию: Иерусалим находится в руках арабов и они не собираются так просто отдавать священный город. Большинство франков после поражения при Тивериаде покинуло Палестину; те же, что остались, укрылись в Тире и Триполи, боясь нос оттуда высунуть. Бездомный король и его супруга Сибилла стоят лагерем под крепостью Аккой и тщетно пытаются занять ее. Неудивительно, что в Святой Земле и в Европе все идет кувырком. Но устраивать новый Крестовый поход?.. Базилевс на месте правителей франков отложил бы эту дорогую и длительную затею на пару десятилетий. Иерусалим стоял тысячу лет и простоит еще, никуда не девшись с прежнего места. Арабы не в силах сложить его в свои переметные сумы и увести в Багдад.
Гость перестал изучать коричнево-алый мрамор террасы, перевел взгляд оказавшихся неожиданно светлыми глаз на снова умолкшего правителя Византии, и язвительно добавил:
— Как совершенно верно заметило Ваше императорское величество, Акка все еще сопротивляется. Однако в мире существуют вещи, которые под силу одним людям и недоступны другим. Ги не справился, зато его покровитель и сюзерен, Ричард Плантагенет, стоит ему добраться до побережья Палестины и высадить свою армию, завладеет ключами от крепости через два-три дня. Но Ричарда нет, а Лузиньян топчется на месте.
— И где же ныне пребывает король Ричард? — скучающим тоном, словно только из вежливости и для поддержания светского разговора, осведомился Андроник.
— В Марселе, то есть в Массилии, — с готовностью откликнулся его собеседник. — Собирает корабли и поджидает своего союзника, Филиппа Французского. Но мне почему-то кажется, что до конца нынешнего года мы не узрим их кораблей у берегов Святой Земли. Ведь на пути сюда лежат прекрасные и богатые острова. Сицилия, Крит, Кипр… Находящийся, кстати, под покровительством византийской короны. Я слышал, там распоряжается некто Исаак, принадлежащий к вашей благородной фамилии. Или Кипр уже стал его личным владением?
«Мог бы не напоминать, — слегка раздраженно подумал базилевс. — Потомство моего покойного братца до сих пор не угомонится… Значит, молодые волки, Ричард и Филипп, решили, что Европы им маловато и отправились на охоту. По дороге наверняка перегрызутся. Хорошо бы насмерть, но вряд ли небеса окажутся настолько благосклонны… Впереди Святая Земля, что поважнее, нежели дележ добычи и ссоры, сопутствующие любым предприятиям франков».
Гость вежливо кашлянул, напоминая о себе. Не для того он лично примчался из относительно спокойного Тира мимо полных непредвиденных опасностей островов греческого Архипелага в блистательный Константинополь, чтобы созерцать благостно размышляющего над судьбами мира правителя Византии. Он привез не только тревожные новости, о которых, похоже, здесь еще не слышали, но и предложение. Оно должно придтись по вкусу базилевсу. Чтобы не твердилось проповедниками и лично папой Климентом про богоугодные и праведные деяния, явление крестоносной оравы в Святую Землю не слишком по душе тем, кто уже давно и прочно обосновался здесь, как европейцам, так и ромеям. Почему бы императору честно и откровенно не признаться в том, что ему меньше всего хочется узреть в Палестине Ричарда, Филиппа и иже с ними?
Правда, эти двое — угроза отдаленная, они прибудут не раньше следующей весны. Но есть Фридрих, старый, но все еще грозный Фридрих Барбаросса, император Священной Римской Империи Германской Нации, и следующая за ним великая армия. Они отправились в путь в апреле; сейчас, если верить донесениям, войско пересекает гористые земли Болгарии. Конечно, Барбаросса и Андроник прошлым летом заключили через послов мирный договор, и крестоносцы пойдут через Византию как друзья, но какое разорение последует за их приходом! Нарушенная торговля, вытоптанные поля, недовольные крестьяне, и что в итоге? Фридрих известен тем, что дает обещания с такой же легкостью, как нарушает их. Кто поручится, что, следуя в Святую Землю, он не пожелает мимоходом захватить владения Византии? Вернув таким образом Римскую империю почти в первоначальные границы?
Свои соображения гость уже изложил в самом начале встречи, и, посеяв ядовитые зубы дракона, ждал урожая. Сейчас, наверно, ему не ответят ничего, разве что холодно и многословно поблагодарят. Не исключено, что базилевсу все давно известно, и он от души забавляется, выслушивая нерасторопного вестника. Недаром ромейские лазутчики считаются лучшими в мире…
— И вы, мессир, утверждаете, что располагаете возможностями и средствами направить усилия ваших соотечественников, стремящихся освободить Гроб Господень от рук неверных, в несколько, если так можно выразиться, иное русло? — вопрос Андроника был составлен по всем законам византийской дипломатии: спрашивать, не спрашивая, но вынуждая собеседника невольно раскрывать свои намерения, как явные, так и тайные.
— Да, ваше императорское величество, — гость облегченно перевел дух. Рыбка клюнула. — Но, если мне будет позволено уточнить, эти возможности находятся не в моих руках, и я вряд ли смогу лично прибегнуть к ним. Я все-таки верный подданный своего короля (он благоразумно не уточнил, какого именно) и обязан всемерно поддерживать его начинания…
Базилевс понимающе кивнул и знаком разрешил продолжать.
— Кроме того, мне не хотелось бы покидать Побережье. Обстановка может в любой момент измениться и, боюсь, потребуется мое личное присутствие. Поездка же в Европу, где находятся необходимые документы, и переговоры с их владельцем займут не меньше трех или четырех месяцев. Конечно, мы располагаем неким запасом времени — скажем, до полугода. Но будет лучше, если бумаги окажутся в нужных руках не позднее Рождества. Тогда мы все сможем встретить светлый праздник, как положено честным людям — с радостной душой и чистым сердцем. У королей Европы и их вассалов появится множество иных забот, нежели война с сарацинами и Саладином.
«А корона Иерусалимского королевства наверняка сменит хозяина, — мысленно докончил горячую речь своего посетителя повелитель Византии. — Что ж, из двух зол — крестоносцы в Святой Земле или вот этот сорвиголова на престоле — надо выбирать меньшее. Но как он рвется к короне! Медом она, что ли, намазана? У него и так власти больше, чем у кого-либо на Побережье, включая магистров франкских орденов… Или?.. Или корона Иерусалима — только первая ступенька?»
— Как же вы предполагаете осуществить свои замыслы, не расставаясь со столь любезным вам Тиром? — мягко поинтересовался Комнин.
— Я подарю их вам, ваше императорское величество, — еле сдерживаемая ухмылка гостя стала откровенно глумливой и напоминающей морду готовой вот-вот заржать лошади. — За некое, чисто символическое, вознаграждение. Вам станет известно все, что с такими трудами удалось разузнать мне. Далее воспользуйтесь этим знанием по своему усмотрению. Вы, ваше величество, славитесь среди монархов Востока и Запада своей мудростью и предусмотрительностью, так что я целиком полагаюсь на вас. И, смею вас заверить, ваши посланники встретят в лице мэтра Лоншана, в отсутствие короля Ричарда управляющего делами Британии, человека, вполне разделяющего наши общие чаяния…
Назад: ГЛАВА ШЕСТАЯ Забытые деяния минувших королей
Дальше: ГЛАВА СЕДЬМАЯ Праздник на чужой улице