Пальцы Фенринга непроизвольно сжимались в кулаки, когда он вспоминал предателя Аджидику и его убийцу-лицедела. Но прежде чем вернуться на Икс, надо было разобраться с другими неприятностями здесь, в Кайтэйне.

Например, ликвидировать последствия глупостей Шаддама.

В личной юридической библиотеке императора не было ни книг, ни фильмов, ни текстов, ни старинных свитков. Однако Фенринг и Шаддам имели доступ к информации, для хранения которой потребовалось бы помещение в десять раз большее, чем зал библиотеки. Для этого к услугам графа и императора были семь ментатов и пять высококвалифицированных юристов. Для того чтобы добыть нужные сведения, надо было лишь просмотреть представленные этими специалистами данные.

Император с надменным и царственным видом задал свои вопросы, и теперь ментаты с напряженными лицами, облизывая вымазанные соком сафо губы, смотрели пустыми глазами в пространство, мысленно перерабатывая фолианты юридических трактатов. Юристы держали наготове записывающие устройства, чтобы зафиксировать любой казус или прецедент, выгодный императору.

В углу помещения стояла алебастровая статуя морского конька, из раскрытой пасти которого бил фонтан. Только шум его струй нарушал неестественную тишину библиотеки.

Фенринг принялся нетерпеливо расхаживать перед фонтаном.

— Обычная процедура предусматривает поиск юридического обоснования до совершения действий, могущих привести к мятежу в империи, не так ли, хм-м? На этот раз у вас, сир, нет достаточного количества меланжи, чтобы задобрить

ОСПЧТ и Космическую Гильдию. — Но мы же смогли найти оправдание моему ядерному удару, Хазимир. То же самое будет и в деле с Биккалом. Мы и здесь найдем выход из положения.

— Итак, если я правильно тебя понял, Шаддам, ты не связан Великой Конвенцией только потому, что применил отравляющие вещества против растений, а не против людей, да, хм-м? Но это же чистой воды абсурд!

Шаддам метнул на семерых ментатов быстрый взгляд, словно это издевательское предположение могло послужить серьезным оправданием. Ментаты дружно кивнули и еще глубже погрузились в море информации.

— Многие Дома ободряют мою позицию, — сказал император, поджав губы. — Биккал сам навлек на себя несчастье, без нашего прямого вмешательства. Как же можно говорить о мятеже?

— Ты что, оглох и ослеп, Шаддам? Ходят разговоры о войне против тебя, о насильственном свержении твоего режима.

— Эти разговоры слышны в зале Ландсраада?

— Нет, об этом шепотом говорят в кулуарах,

— Дай мне имена этих шептунов, и я сам ими займусь. — Император сделал глубокий вдох и медленно выпустил воз-Дух. — Если бы у меня были герои, такие же верные люди, какие окружали моего отца много лет назад.

В больших глазах Фенринга сверкнула злая ирония.

— Как во времена мятежа на Эказе, хм-м? Мне кажется, что тогда такими верными людьми стали Доминик Верниус и Пауль Атрейдес.

Лицо Шаддама скривилось.

— Там были люди получше. Например, Зум Гарон.

Тихо бормоча, ментаты между тем обменивались информацией, так как каждый из них обладал большим, но ограниченным объемом памяти, и каждый имел доступ к своему массиву информации. Массивы эти не пересекались между собой. Однако ответов на поставленные вопросы все еще не было.

Шаддам внимательно посмотрел на воду, льющуюся из пасти морского конька, и, понизив голос, заговорил.

— Теперь, когда у нас есть амаль, вся эта склока меня совершенно не интересует. Я хочу, чтобы ты вернулся на Икс и лично проследил за развертыванием полномасштабного производства искусственной пряности. Пора действовать и брать инициативу в свои руки.

Фенринг побледнел.

— Сир, сначала я хотел бы дождаться результатов экспертизы Гильдии по поводу загрязненной меланжи, отравившей навигаторов и служащих Джанкшн. Я по-прежнему не убежден…

Шаддам побагровел от гнева.

— Довольно проволочек! Черт возьми, я уверен, что ты никогда не будешь ни в чем убежден, Хазимир. Я слышал отчет от мастера-исследователя, а он не осмелился бы лгать, и от подполковника сардаукаров. Твой император доволен результатами, и это все, что ты должен знать. — Император взял себя в руки и даже отечески улыбнулся Фенрингу. — У нас будет масса времени на исследование и улучшение формулы потом, так что перестань волноваться. Все обернется для нас к лучшему, вот увидишь.

Он хлопнул по спине своего старого друга.

— Займись лучше делами на Иксе.

— Слушаюсь, сир. Я отбуду на Икс немедленно. Несмотря на владевшее им беспокойство, Фенрингу не терпелось повидаться с мастером-исследователем и поквитаться с ним за Зоала.

— У меня есть и личное дело к Аджидике, хм-м.

Два полка свежего пополнения сардаукарской гвардии с Салусы Секундус, с грохотом печатая строевой шаг, маршировали по бульвару перед императорским дворцом. Этот марш впечатлял и вселял уверенность. Эти солдаты, ведомые закаленными в боях ветеранами, защитят Кайтэйн и заставят утихомириться буянов Ландсраада.

В виду своих преданных войск Шаддам нанес еще один формальный визит в Зал Речей, надев все свои императорские регалии. Пользуясь суверенным правом сюзерена, Шаддам созвал экстренное заседание Ландсраада, предупредив, что его советники составят списки тех представителей Великих Домов, которые не сочтут нужным откликнуться на приглашение.

Выпрямив спину, Шаддам сидел в обитой бархатом карете, запряженной хармонтепскими львами. Впереди высился огромный, как гора, Большой Замок, уступавший размерами только императорскому дворцу. Глядя в вечно безоблачное небо Кайтэйна, Шаддам мысленно повторял речь, которую ему предстояло сейчас произнести. Как стая акул чувствует каплю крови в море, так и эти мерзавцы в Ландсрааде почувствуют малейшую слабость в речи императора.

Когда процессия приблизилась к украшенному соцветием флагов зданию Ландсраада, ученые львы улеглись, подогнув под себя лапы. Сардаукары сомкнули строй, окружив дверь так, чтобы император мог беспрепятственно войти под свод входной арки. На этот раз Шаддам не взял с собой умную советчицу-жену. Сейчас он не нуждался в моральной поддержке Гильдии или ОСПЧТ. Я — самодержавный правитель. Я все могу сделать сам.

Запели фанфары, глашатаи возвестили собравшихся о прибытии императора. Обширный зал был разделен на ложи и секции, в некоторых местах виднелись приподнятые над полом кресла и длинные скамьи. Некоторые были искусно и прихотливо украшены, другие отличались подчеркнутой простотой или выглядели заброшенными из-за редкого использования. Наложница герцога Лето Джессика сидела рядом с послом Каладана, символизируя присутствие Дома Атрейдесов. Шаддам попытался определить, где находятся пустые места, чтобы узнать, представителей каких Домов нет на заседании.

При появлении императора раздались довольно напряженные и жидкие аплодисменты. Пока глашатай перечислял титулы «Защитника империи», Шаддам еще раз мысленно отрепетировал свою речь и ступил на подиум.

— Я явился сюда, чтобы оповестить своих подданных об очень важном деле.

Шаддам заранее тайно приказал, чтобы громкоговорители отрегулировали на повышенную силу звука, когда он начнет говорить, поэтому его слова громом отдавались сейчас под сводами зала.

— Я — ваш император, и мой долг и ответственность заключаются в неукоснительном и полном исполнении законов империи. Я обязан проводить эту линию неуклонно, со всей силой и твердостью.

— Но нельзя произвольно изменять законы! — крикнул какой-то диссидент, чей голос прозвучал жалко и не правдоподобно тихо под исполинскими сводами зала заседаний Ландсраада. Сардаукары, особенно новобранцы, кинулись разыскивать недовольного, который безуспешно старался затеряться в бесконечном океане лиц.

Шаддам нахмурился, излишне затянув паузу. Присутствующие уловили его нерешительность. Это нехорошо.

— Мой досточтимый предок, кронпринц Рафаэль Коррино, говорил: «Закон — это окончательное знание». Да будет известно всем вам, здесь присутствующим, — Шаддам сжал кулак, но вспомнив напутствие Фенринга, постарался не показать агрессивности и сохранить отеческий тон, — что я закон империи. Я утверждаю кодексы. Я имею на это право и несу за это ответственность.

Собравшиеся отпрянули от одинокого диссидента и на него набросились сардаукары. Шаддам сделал знак своим людям оставить несчастного в покое. Нельзя допустить кровопролития хотя бы на время произнесения речи.

— Некоторые благородные семьи были наказаны за неподчинение имперскому закону. Никто из присутствующих не может сказать, что виновные партии Зановара или Ришеза не сознавали преступности своих деяний. — С этими словами Шаддам ударил кулаком по кафедре. Под сводами зала раздался не правдоподобно громкий грохот. По аудитории пробежал ропот, но никто не дерзнул возразить открыто.

— Если законы не поддерживать силой, если их нарушители не будут страдать от последствий нарушения, то порядок в империи выродится в хаос и анархию.

Шаддам горел от сознания своей правоты. Стараясь удержать закипавший гнев, он приказал начать демонстрацию голографического фильма.

— Смотрите все, что происходит на Биккале.

В воздухе возникло трехмерное изображение высыхающих джунглей и отравленных лесов. Беспилотные суда провели съемку поверхности несчастной планеты, передавая на борт военного флота картины бедствия. По зеленому покрову Биккала распространялась поразившая растения болезнь.

— Как вы видите, этот беззаконный мир страдает от болезни, поразившей ее зеленый покров. Как ваш император — для защиты всех вас — я не смею допустить нарушения наложенного на Биккал карантина.

Было видно, что зеленые листья сменили цвет, став темно-коричневыми и пурпурно-черными. Начали голодать животные; стволы деревьев превращались в гелеобразную массу и падали.

— Мы не можем рисковать и допустить, чтобы эта зараза распространилась по всей вселенной на другие планеты. Верные мне планеты. Я установил кордон вокруг Биккала. Даже после того, как болезнь пройдет, потребуются сотни лет для восстановления экосистемы планеты.

Шаддам не стал смягчать удар, рисуя перспективы непокорного семейства.

После начала осады жители Биккала приложили лихорадочные усилия. Они жгли джунгли и разбрызгивали над деревьями едкие кислоты, пытаясь изолировать очаги болезни. Все было тщетно. Зараза продолжала распространяться. Небо заволокло дымом страшных лесных пожаров.

Потом появились кадры, запечатлевшие верховного магистра, умоляющего о помощи. Он произносил речь за речью, обращаясь к сардаукарам, но его никто не слышал. Верховный башар запретил жителям покидать планету.

После завершения показа, оказавшего гнетущее впечатление на аудиторию, наступило молчание. В тишине эрцгерцог

Эказа Арман попросил слова от лица оппозиции. Учитывая то жестокое обхождение, которому подвергся некий диссидент, Шаддам весьма удивился, что, набравшись мужества, слова попросил именно Арман, благонамеренный эрцгерцог послушной планеты.

Император вспомнил недавнее донесение, в котором его извещали о том, что Дом Эказа арестовал и казнил двадцать грумманцев, участников подпольных банд, целью которых была организация фальшивых складов незаконно добытой меланжи. С помощью этой фальшивки можно было обвинить Эказ в нарушении законов и навлечь на него кару императора. Вероятно, этот разнузданный виконт Моритани узрел в этом единственную возможность уязвить соперника и остаться при этом безнаказанным. Интересно, что скажет эрцгерцог Арман Эказ?

— Со всем моим уважением к вам, ваше высокочтимое императорское величество, — сильным голосом заговорил высокий седовласый аристократ, встав со своего места в зале, я принимаю и готов одобрить стремление укрепить имперские законы и наложение карантина на Биккал. Вы есть величайшее воплощение справедливости в Известной Вселенной. Вы лично оказали громадную услугу Дому Эказа, сир, когда защитили нас от агрессии со стороны Дома Моритани Грумманского.

Но я хочу тем не менее задать вам вопрос, только лишь для того, чтобы вы имели возможность прямо на него ответить и чтобы мои достоуважаемые коллеги в этом высоком собрании не попадали в неловкое положение, выказывая свое непонимание ваших замыслов.

Шаддам напрягся, когда эрцгерцог широким жестом обвел зал.

— Из-за ужасов, которые навлекло на нас использование мыслящих машин во время Великого Джихада, Великая Конвенция запретила использование биологического оружия, так же как она ограничила и применение оружия атомного. Вероятно, вы сочтете для себя возможным как-то прокомментировать эти факты, ваше императорское величество, поскольку многие из нас не понимают, как вы могли решиться поразить непокорных биологическим оружием и не нарушить при этом установлений и ограничений Великой Конвенции.

При всем своем желании Шаддам не смог бы найти в речи эрцгерцога даже малейшего нарушения установленной формы постановки вопроса. В империи существовала нерушимая традиция вежливых дискуссий между аристократическими семействами. Исключения в этом отношении не делались даже для всемогущего Дома Коррино.

— Вы действительно не вполне понимаете факты, относящиеся к Биккалу, эрцгерцог. Я не поражал эту планету никакой болезнью. Это не мое деяние.

В зале раздался ропот, но Шаддам сделал вид, что не слышит его.

— Но каково ваше объяснение, сир? — продолжал настаивать Арман Эказ. — Я просто хочу понять мотивы ваших действий и лучше постичь закон империи, чтобы со всем усердием продолжать служить Дому Коррино.

— Восхитительная и достойная подражания цель, — произнес Шаддам несколько сдавленным голосом, удивленный красноречием оппонента. — После того как я получил с Биккала тревожные сведения, мои сардаукары приблизились к планете для осуществления ее блокады, коя должна была продолжаться до тех пор, пока верховный магистр не даст объяснений по поводу выдвинутых против него обвинений. Однако население Биккала, поддавшись панике, совершило акт пиратства, похитив два грузовых корабля, на которых, по несчастью, находились ядовитые семена, которые были отправлены для испытаний на биологическую станцию, расположенную на одной из удаленных планет. Не я приложил руку к похищению этих грузовых судов и не я поразил планету. Биккальцы сами навлекли смерть на свой растительный мир.

В зале снова раздался ропот, правда, на этот раз в нем чувствовалась неуверенность.

— Благодарю вас, сир, — сказал эрцгерцог Эказ и сел на место.

Покидая Зал Речей Ландсраада, император был очень доволен собой. Приятное волнение играло в крови, и Шаддам шел к выходу пружинистой юношеской походкой.