6
Караван полз по предрассветному городу, словно диковинная змея. Десятки повозок, вьючные лошади, буйволы, верблюды и даже два невесть откуда взявшихся яка. Далаты и погонщики шагали по улицам, перебрасываясь короткими фразами: поход только начался и настроение у всех было приподнятое. Стражи, проводники и торговый люд отсиживались под тентами. Только всадники из конной охраны носились вдоль вереницы повозок и вьючных верблюдов, наблюдая, чтоб никто не отстал. А то совсем недавно какие-то шутники в Чжуне нанялись в караван погонщиками и спустя семь минут после отхода от постоялого двора завернули пару повозок в боковые улочки и этого никто не заметил! Даже хозяин, ехавший у соседа под тентом. Повозки потом нашли в припортовых кварталах, пустые конечно же. Груз ковров работы мастеров Архипелага растворился в многолюдном городе без следа. Над несчастным торговцем коврами смеялся весь Бодхай.
Даан сонно таращился на подернутые утренними сумерками улицы Столицы. Рядом дремал Су То, вновь завладевший сумкой с Оком. Ихо, зевая, возился за спинами Матураны и начальника легкой охраны Поона. Последние дни перед выходом Ихо большей частью отлеживался после стычки с Орлами в Кольце Площадей.
Больше всего Даана беспокоил Су То. Южанин выглядел невозмутимым и равнодушным, но Даан подозревал, что он много чего высказал бы Матуране при случае, и поэтому старался не оставлять их наедине.
Из южных ворот караван вышел одновременно с рассветом. Багровый диск солнца всплыл над горизонтом и с каждой минутой становился все более ослепительным. Под тентами сразу стало светло, полумрак рассеялся, уступая место народившемуся дню. Даан уныло глядел на тракт, по которому они с Су То проходили несколько дней назад. До сих пор, вспоминая это, Даан чувствовал себя неловко. Особенно перед Матураной. Впрочем, островитянин не сказал монахам ни единого слова, не бросил ни одного упрека. Но Даан знал, что Матурана сердится. Да и как не сердиться: от до-избранников, которые пуще всего должны беспокоиться о благополучном исполнении Обряда, последнее время больше помех, чем помощи. Получалось, что практически все, что было сделано для исполнения Обряда — заслуга в основном Матураны. Спрашивается: зачем ему лишние хлопоты? Зачем терпит он рядом с собой нерадивых монахов?
Даан готов был сгореть со стыда.
Он даже узнал то самое место, где стояла телега, сломанная Орлами. Конечно никаких следов недавней стычки не сохранилось, слишком много людей прошло здесь с тех пор и слишком много повозок прогрохотало колесами по старому булыжнику.
Пока у легкой охраны дела не было. Да и не предвиделось: вооруженные стражи бдили и в пути, и на стоянках, легкая же охрана вмешивалась только при нападении на караван. Даану, Су То и Ихо даже мечей не дали, хотя практически все, кто попал в подчинение к Поону, получили оружие. Матурана вскоре после того, как покинули Столицу, выпрыгнул из повозки и убежал в голову каравана. Там же большей частью пропадал и Ман, горец-велш.
На второй день мощеная булыжником дорога кончилась. Остались позади возделанные поля и небольшие крестьянские деревушки. На пути каравана раскинулись бескрайние южные степи, где гонял облака пыли ничем не сдерживаемый ветер. Далеко на юго-западе лежали могучие горные хребты и Крыша Мира — Сагарматха, но отсюда горы не разглядел бы и взмывший в прозрачную высь орел. Там, на юге, всего в дне пути от океанского побережья, раскинулась неприметная долина Утан, скрытая от чужих глаз среди пологих холмов песчаного взморья. Но караван не дойдет до нее. Свернет задолго до того, как холмы можно будет различить в белесой приморской дымке.
Тянулась навстречу плоская, как пол в тауте, равнина, тянулись одинаковые дни. Караван медленно, но упорно, словно влекущий непосильный вес муравей, продвигался вперед. Днем Даан и Су То тряслись в повозке Поона, вечером сидели у костра и слушали разговоры и песни далатов и погонщиков. В караване собрался люд из самых разных мест — и горцы, и горожане, и жители восточного побережья. Темы для разговоров не исчерпаются до самого Токина, цели каравана, ведь Бодхай велик и его уголки непохожи друг на друга, а человеческой любознательности нет предела. Монахи, мало что повидавшие в жизни, жадно слушали эти вечерние рассказы.
Будни ежедневных переходов были до того однообразны, что Даан всерьез засомневался: а нужно ли нанимать столько охранников? Казалось, что в сердце степей напасть на караван просто некому. Впрочем, пусть все так и течет: меньше хлопот, Око целее, Утан ближе... Честно говоря, Даан уже устал от постоянного груза ответственности. Требовали отдыха измочаленные нервы. Ежесекундное ожидание подвоха утомило даже железную волю монаха.
На восьмой день проводники остановили караван раньше обычного. До заката оставалось еще немало времени. Даан выглянул из повозки: в голове каравана собралось человек сорок, о чем-то ожесточенно спорящих. Даан покосился на Су То — тот дремал вполглаза, по обыкновению. Ихо еще с утра ушел к Матуране.
Рывком вскинув тело в воздух, Даан выпрыгнул из повозки. Легкие облачка пыли поднялись у его ног и, клубясь, медленно поплыли на восток, хотя ветра совершенно не чувствовалось. Из-под тентов выглядывали купцы и далаты, озабоченно глядя на небо и туманный горизонт справа, на западе. Даан тоже поглядел: небо, как обычно в весеннюю пору, было прозрачным и бездонным. Горизонт выглядел как всегда, разве что на западе он был несколько темнее, чем на севере, или, скажем, юге.
Матурана и Ман стояли рядом с караванщиками. Ман что-то негромко втолковывал вену, главному среди них. Остальные просто слушали, не смея вмешаться. Тут же, чуть в стороне, Даан заметил Ихо и приблизился к нему.
— Что стряслось? — спросил он негромко.
Ихо так же негромко ответил:
— Проводники всполошились... Говорят — погода портится.
Даан с удивлением взглянул на безобидно-голубое небо без единой тучки.
— Гм... Что-то незаметно. Мне, по крайней мере.
— Матурана сказал, что степь — не горы. Тут все иначе. Знаешь, я ему верю...
«Конечно! — подумал Даан. — Уж Матуране-то можно верить...»
— А чем нам помешает плохая погода? — сказал он вслух. — Дождь каравану не помеха, разве что дорогу развезет... Но все равно, надолго это задержать не может.
Однако Ихо озабоченно покачал головой.
— Дождь что... Буря, похоже, надвигается, а что такое буря в степи — недавно рассказывали. Слыхал?
Даан слыхал. Рассказу он не очень-то поверил, но впечатление произвелось. Казалось невероятным, что ветер способен вытворять все, что ему приписывали. В горах ветер — тоже не подарок... А здесь ему нет препятствий. Да и проводники, наверняка, знают, что говорят и что делают.
Повозки расположили кольцом, покрепче привязав тенты к деревянным стойкам; животных ввели внутрь кольца, под защиту возникшей стены на колесах. Далаты скрепляли повозки между собой, вбивали в слежавшуюся землю длинные колья. Даан только головой качал, глядя на эти приготовления. Неужели буря так страшна? Хотя, ему ли судить?
Небо на западе стремительно потемнело, солнце валилось в лиловую тучу, наползающую на степь. Далаты забегали быстрее, стараясь завершить все приготовления до ветра. Кони и буйволы беспокойно топтались, подавали голос, словно жаловались судьбе; наверное, тревога людей передалась и им. А, может, они просто чуяли надвигающийся шторм. Верблюды и оба яка, наоборот, оставались спокойными, словно ничего не происходило, а они находятся в родных стойлах.
Туча уже заняла полнеба; вскоре налетел первый порыв ветра — резкий, неприятный, несущий мельчайший песок. Швырнув его в лицо людям, ветер торжествующе взвыл.
Даан отступил к повозке Поона и забрался под колышущийся тент. Ихо, пригибая голову, последовал за ним. В уютном сумраке повозки завывание ветра казалось не таким зловещим. Су То сонно что-то проворчал и вновь затих.
«Здоров же он спать!» — подумал Даан. Впрочем, сам он тоже спал последние дни много: грех не воспользоваться подвернувшейся передышкой.
Караван, вцепившись в сухую землю южной степи, подставил буре защищенный бок. Повозка скрипела, как стая саранчи, и заметно раскачивалась. В самый разгар бури под тент забрался Матурана. Волосы его были взъерошены ветром.
— Ух! — сказал он, отряхивая с одежды песок. — На день, не меньше. Отсыпайтесь, слуги Каома...
Су То недовольно взглянул на него: в повозке коротали непогоду несколько стражей, подчиненных Поона, и сам Поон. Но Матурана ничем не рисковал, ибо все живущие под двумя лунами могли считать себя слугами Каома.
— Мы и так уже от сна опухли, — вздохнул Ихо.
— Если хочешь, — лениво сказал Поон, — назначу тебя в ночную стражу.
— У меня меча нет, — ответил Ихо.
Поон ухмыльнулся:
— Ничего! Ман говорит, ты и с шестом неплохо управляешься...
«А Ман-то откуда это знает? — удивился Ихо. — Или Матурана разболтал?»
Впрочем, если островитянин рассказал велшу что-нибудь о навыках нанятых людей, значит без этого не обойтись.
— Кстати, — продолжал Поон. — Неплохо бы поглядеть на что вы способны. Ман считает, что вы сильнее моих людей.
— Ман ошибается, — вмешался Матурана. Голос его звучал лениво и равнодушно.
Су То приподнялся на локтях, от него так и расползалась волна негодования, но, столкнувшись с металлическим взглядом Даана, Су проглотил готовое сорваться с языка возражение и лишь тяжко вздохнул.
Поон отмахнулся от Матураны, словно от назойливой мухи:
— Да о тебе и речи нет, чужеземец! Я спрашиваю о людях из моей охраны, а не о проводниках! Проводники и не обязаны быть бойцами, так что помалкивай...
— Мы, конечно, не ровня тебе, Поон, — придав голосу максимально уважительный тон сказал Даан. — Но, поверь, тоже кое-что умеем. Не зря же Ман нас нанял?
Поон кивнул.
— Это правда. Ман не стал бы нанимать неумех. Какую технику вы используете?
— Всеобщую, — Даан неопределенно пожал плечами.
Несколько мгновений Поон колебался.
— Кажется, ты не сказал всей правды. Всеобщей техники маловато для настоящего бойца. Особенно, для отобранного Маном.
— Ты проницателен, — уклонился от прямого ответа Даан. — Но настоящий боец не станет попусту раскрывать свои секреты. Даже на словах.
— Вот поэтому я и хотел поглядеть на вас в деле.
— Спохватился, — буркнул Су То. — Который день уже в пути...
— Ничего, — Поон ничуть не смутился. — Каома учит не торопиться.
— Каома учит все исполнять в срок, — машинально поправил Даан. Потом подумал, что отменное знание Учения может выдать в нем монаха. Хотя, Учение постигают все, каждый в той мере, которая отпущена ему свыше. Вдруг Даан ревностный последователь Учения?
— Верно! — согласился Поон. — Вот буря утихнет, пока снимемся — как раз успею на вас взглянуть.
И он откинулся на вытертую шкуру. Ветер затянул унылую песню непогоды, повозка раскачивалась, как живая, и скрипела.
Даан подумал, что не зря вспомнил о сроках: у них оставалось не так уж много времени. Скоро мощь Того, кто Выше вновь наполнит Око и прикосновение к нему станет смертельным. И если они не успеют доставить Око к первому Месту, мир окажется у края бездонной пропасти.
Непогода бушевала всю ночь. Лишь к вечеру следующего дня порывы ветра начали слабеть, а жалобный скрип повозок стал заметно тише. Да и сами они больше не раскачивались, будто лодки на волнах. Отоспавшиеся люди оживились, тут и там из-под тентов выглядывали, щурясь, пытливые лица. Даан тоже выглянул. Небо посветлело, хотя песка в воздухе носилось еще предостаточно. Ветер уже не сбивал с ног; кое-где из повозок выбрались далаты и бродили, громко перекликаясь и постукивая сапогами по колесам.
— Эй, просыпайтесь! — Даан пихнул Су То и Ихо. — Сейчас, наверное, сниматься начнем.
Ихо недовольно заворочался.
— Какое сниматься? Вечер скоро. До утра никто не сдвинется.
Даан вздохнул и выпрыгнул на жесткий песок. Ветер еще не совсем унялся, швырнул в лицо горсть колючего песка и негромко взвыл. Даан выругался.
В тот же момент он споткнулся о тело мертвого далата-работника. Багровая лужа не успела еще засохнуть и потемнеть. Даан замер, спиной почувствовав опасность.
В тот же миг на него напали. Сразу двое. Оба по самые глаза закутанные в облегающие серые балахоны пустынников. На коротких мечах виднелись свежие кровавые потеки. Даан уклонился, сшиб одного из напавших и подобрал меч.
Справа от него зазвенело железо: кто-то из стражей рубился, невидимый, за повозкой.
Когда Даан прикончил и второго пустынника, Поон, Ихо и Су То выбрались из-под тента на шум и сейчас недоуменно глядели на трупы.
— Нападение! — прошипел Поон и дважды громко свистнул. Это был знак для охраны. А потом в круг повозок ворвалась целая орда пустынников. Даан заметил, как Су То поднял короткий меч и шагнул навстречу серой лавине. Еще оставалось время встать рядом с ним.
Когда Даан очнулся от сна битвы, мышцы ныли, требуя отдыха. Меч, руки и одежда были в крови — большей частью в чужой. Су То он потерял в поднявшейся суматохе; несколько раз он видел Ихо и Матурану; кажется, оба были целы, но присмотреться времени не оставалось. Почти всех пустынников перебили; из стражников уцелела лишь половина. Погибли также несколько купцов, с десяток погонщиков и далатов. Караван отбился.
Вен с помощниками, храня на лицах печать озабоченности, обошли стоянку. Ман и начальники охраны молча следовали за ними. Был выставлен кольцевой дозор; Ман лично проверил вооружение каждого стражника. Понятно, сегодня никуда уже караван не двинется.
Монахи и Ихо присели на песчаный бугорок, наметенный бурей у колеса повозки. Спустя несколько минут к ним присоединился Матурана. Су То взглянул на него по обыкновению неприязненно. В битве он чужеземца не видел.
— Что скажешь, островитянин? — спросил его Даан.
Матурана, казалось, не слышал вопроса.
— Кто пойдет со мной? Надо прочесать окрестности до темноты.
Все трое с готовностью приподнялись, потом обменялись быстрыми взглядами.
— Су, останься с Оком, — попросил Даан спокойно. — А я схожу.
Как обычно, это сработало. Южанин соглашался на все, лишь бы Око оставалось у него. Даан удовлетворенно вздохнул, хотя он устал после битвы с пустынниками, а сейчас предстояло несколько часов тыняться среди податливых песков и, возможно, снова сражаться.
— А я? — спросил Ихо.
Матурана колебался всего мгновение.
— Пошли.
Степь, совсем недавно выглядевшая цветущей и беззаботной, теперь больше походила на бесплодные пустыни запада. Ветер нанес целые барханчики песка, волнистые, словно подернутый рябью океан. Травы прижались к почве, изогнув высохшие стебли, а те, что не сумели зацепиться корнями, унесло в пыльную даль. Даан знал, что первый же дождь смоет рыжий налет песка с плодородных степных земель, трава вновь зазеленеет и встанет в полный рост, и будут в зарослях шнырять увальни-бэхи, жирующие до следующей бури.
«Все, все под двумя лунами колеблется от жизни к смерти и опять к жизни. Мир непостоянен, и непостоянна воля Того, кто Выше. Мы не можем уклониться от качания этого маятника, иногда только удается его чуть задержать. Да и то, когда он освободится и ускорится — шатаемся от поднятого им ветра...»
Даан не заметил, как караван исчез за горизонтом. Их окружила вылизанная бурей степь. Песок и сухие стебли хрустели под ногами. Матурана присматривался к волнистому рыжему налету, словно ожидал разглядеть следы злодеев-пустынников. Но ничто не нарушало правильную поверхность, песчинка к песчинке составлявшую мертвые волны.
— Ты знаешь, что за люди на нас напали? — спросил Ихо островитянина. Он даже не сомневался, что ответ Матуране известен. И он не ошибся.
— Знаю. Это люди Поющих Песков. Живут они далеко на юго-западе, за озерами и Бодхайской грядой.
— Что же привело их сюда? — удивился Ихо. Он краем уха слышал об этих кочевниках, берущих дань с каждого проходящего каравана. Но так далеко на восток их власть не распространялась.
— Наш караван. Точнее, мы четверо... и известная тебе ноша.
Ихо настороженно покосился на Даана, но монах сам с интересом прислушивался. Вот будь здесь Су То — он бы не потерпел, когда посторонние много рассуждают об Оке Каома.
— Неужели они тоже мечтают завладеть святыней? — спросил с недоверием Ихо. — Я думал, Обряд держится в строгом секрете...
— Нет. Они даже не знают что именно мы несем. Скорее всего их наняли Орлы. Ничего не объясняя. Поэтому они и забрались в чужие земли.
— А здешние бродяги, — поинтересовался Даан, — напасть могут?
Матурана на ходу пожал плечами:
— Вообще-то им заплачено. Но у Миина Кана в своре тоже сущие головорезы. Если Орлы предложат им больше, нападут.
Даан покачал головой. Дела! Оказывается, пустынные земли давно поделены, и хозяйничающие на них разбойники берут мзду за право прохода. Наверное, немалую. Неужели торговля приносит такие барыши, что хватает и на откуп от этих ненасытных?
Вскоре Матурана остановился, пристально вглядываясь в слабые росчерки на песке. Здесь прошли, скорее всего, незадолго до того, как буря утихла, но уже позже самого страшного времени. Даан и Ихо тоже уставились под ноги, но видели только неясные оплывшие вмятины, заметные только если долго их высматривать. Матурана же так и зыркал по сторонам, словно книгу читал.
— Понятно, — сказал он некоторое время спустя. — Они долго следовали за нами. А перед бурей прятались от людей Миина. Значит, с Миином стоит поговорить.
Даан переглянулся с Ихо. То, что Матурана прочел на песке, для них осталось тайной для семью печатями. Поражаться способностям чужеземца уже не было сил. И ведь он ровесник и монахам, и Ихо, а насколько больше знает об окружающем мире! И это он еще в чужой земле. А дома? — тут же возникал невольный вопрос. — У себя дома он, наверняка, чувствует себя еще увереннее...
Спустя час или полтора их окликнули. Матурана петлял по степи, словно кого-то выискивал. Собственно, Даан сразу понял, что он ищет того самого Миина Кана. Или его подручных.
Перед путниками словно из-под земли возникли трое закутанных в такие же, как и у пустынников, балахоны, только не серые, а буро-зеленые. Рук их, скрытых под одеждой, Даан не разглядел, но не сомневался, что каждый сжимает какое-нибудь оружие.
Матурана заговорил с ними на полупонятном диалекте, то и дело вкрапляя целые реплики из жаргона столичной шпаны. Даан понимал его плохо; Ихо — с пятого на десятое. Но общий смысл Ихо все же уловил.
— Они знают о нападении, — шепнул он Даану. — Спрашивают, много ли наших погибло.
Даан исподлобья взглянул на Ихо, словно удивлялся, что тот понимает странно исковерканные фразы.
— Требуют доплатить за охрану... — продолжал переводить Ихо.
Матурана спокойно возразил, а когда один из троих потянул из складок балахона меч, добавил короткую хлесткую фразу. Вспыльчивый обернулся и свистнул; появился четвертый, ведя под уздцы низкорослых мохноногих лошадок. Матурана и двое степняков вскочили в кожаные седла, причем островитянин скользнул на круп лошадки так ловко, что невольно подумалось, будто он всю жизнь только и занимался, что шатался верхом по окрестным степям.
— Я к Миину загляну, — негромко сказал он Даану. — Вернусь затемно. Передай Ману, что все будет улажено. Караван во-он там, держите закат за правым плечом и скоро выйдете.
— Удачи, — спокойно пожелал Даан и направился к каравану. Здесь не задают лишних вопросов и ничему не удивляются — понял он. Ихо молча последовал за ним. Он ведь тоже был из понятливых.
Кольцо повозок они разглядели вдали когда начали сгущаться сумерки.
Матурана вернулся ночью. Малая луна отсветила свое и склонилась к югу; а над Миром вставала Большая, желтая, как сыр, в ноздреватых разводах пятен.
Вернулся он не один, а в окружении дюжины диковатого вида степняков-подручных Миина Кана. Ни на кого не глядя, все соскочили с коней и направились к повозке вена. Даан заметил, что у Матураны руки схвачены за спиной жгутом из жил быка-сона. Как чужеземец умудрялся при этом скакать на коне и не падать — осталось загадкой. Лицо у него хранило печать безразличия, но Даан сразу понял — произошло нечто непредвиденное.
Буквально через несколько минут у повозки Поона возник запыхавшийся страж.
— Даан Геш, Су То и Тин Пи — немедленно к вену!
Монахи переглянулись, а начальник легкой стражи недовольно нахмурился.
— С каких это пор моими людьми распоряжается вен? Его дело — вести караван.
Страж виновато развел руками.
— Что-то стряслось, не иначе, высший. Эти, — он недовольно повел бровями в сторону центральных повозок, — в балахонах, оружием так и бряцают...
Поон не ответил, просто выскочил в темноту южной ночи вместе с троицей. Звезды тускло мерцали на угольном развороте неба, их свет скрадывался желтым сиянием Большой луны. Меж стоящих кольцом повозок шелестели, пожирая высохшую траву, костры, вокруг которых расселся караванный люд. Не слышалось обычных вечерних разговоров, все настороженно молчали. Сначала буря, потом пустынники, теперь еще кто-то...
Под тентом вена было светло и просторно; натянутые шкуры впитывали копоть горящих светильников. Вен с напряженным лицом сидел перед наспех собранным угощением. Рядом развалился на подушках один из пришлых. Остальные, разбившись на две группы, устроились поближе ко входу: Ман и несколько купцов из тех, что побогаче, да пяток степняков, недвусмысленно обнаживших мечи. Матурана на коленях стоял перед веном.
— И ты нанял их, Ман! Этих пройдох! — выговаривал велшу первый караванщик. — Как ты мог!
— Их рекомендовал Басагурен, — холодно отозвался Ман.
— Наверное, письма были поддельные! — продолжал сокрушаться вен, косясь на предводителя степняков.
— Письма были настоящие, — голос Мана остался ровным и бесстрастным. — И нам не в чем упрекнуть этих людей. Они честно выполняют свои обязанности и нареканий от Поона я не слышал.
Вен всплеснул руками, как показалось Даану — преувеличенно горестно.
— Из-за них у каравана трудности! Я вынужден буду требовать компенсации с Островной общины и поставлю в известность госпожу Дон Хи...
— Госпожу Дон Хи я поставлю в известность сам. А что до трудностей — мне неизвестны претензии клана Гута Фо к этим путникам. И мне нет до этого дела. Пусть забирают всех четверых, если хотят, но дополнительно платить Дон Хи за проход по этим землям не будет.
Вен с готовностью обернулся к предводителю степняков, слушавшему без единого звука, но, несомненно, с живейшим вниманием.
— Ну, уважаемый? Что скажет хозяин степей на это предложение?
Видимо, Орлы посулили степнякам денег за задержку каравана. И теперь Миин торговался, пытаясь понять: какой куш больше? Тот, что можно содрать с испуганных караванщиков, или же предлагаемый Орлами? Вен, конечно, рад был избавиться от трех охранников и проводника и не платить при этом ни гроша.
Предводитель пришлых не спешил. Пожевав губами для пущей важности, он гнусаво объявил:
— Хозяин подумает. Мы забираем эту четверку с собой. А вам не советую сниматься с места, а то, знаете ли, в степи всякое случается...
Он поднялся. Даан перехватил его взгляд, устремленный на сумку, висящую на боку Су То. У Даана похолодело внутри. Что он знал об Оке?
Монахов и Ихо крепко взяли за локти и вытолкнули из-под тента. Су То тут же, не разбираясь, положил ближайшего степняка неуловимым «ударом грома», но когда у горла южанина оказался кривой, острый, словно зуб дарка, нож, осталось только замереть. Даан даже этого не успел: клинок уперся ему между лопаток. А из освещенного пузыря повозки на это смотрел удовлетворенный вен и бесстрастный горец-велш. Когда монахов утихомирили, из повозки выпихнули и островитянина.
Потом была недолгая скачка через степь. Руки Даана, Су То, Ихо и Матураны привязали к стременам и они вынуждены были изо всех сил нестись рядом с резвыми степными лошадками. В темноте недолго было сломать или вывихнуть ногу, но всадникам на это было глубоко наплевать.
К стоянке Миина Кана они прибыли совершенно измотанными. Су То судорожно сжимал сумку с Оком, готовый умереть за нее, но умереть ему не дали. Огрели по затылку древком тулана и отобрали святыню. Даан смотрел на это чужими глазами. На что надеяться? На чудо?
Матурана отчужденно уставился в пустоту. Бородатый и толстый предводитель степняков, скаля неровные желтые зубы, принял сумку из рук одного из своих прихвостней и вынул Око Каома.
Даан даже дышать перестал. Миин взял Око голыми руками!
Дыхание вернулось, когда все степняки из своры Миина, сбившись в тесную толпу, стали передавать друг другу Око. Ненадолго, всего на несколько секунд. Они словно приносили какую-то клятву, хотя Даан не слышал ни единого слова. Но надежда тут же вернулась к нему: ведь касаться святыни могут только родившиеся весной в год Тигра-воина. Остальные люди умрут, прикоснувшись к ней. Не сразу, но неизбежно умрут. Степняки этого явно не знали. А значит, монахи, Ихо и чужеземец скоро останутся со связанными руками среди трупов. Если только степняки не убьют их раньше.
Даан обернулся к Матуране — едва заметная улыбка тронула уста островитянина. Он, конечно же, все понял.
Вершителей Обряда, связав попарно, оставили коротать ночь рядом с лошадьми. Запах пота и навоза впечатался в ноздри, но четверо измученных пленников скоро перестали его замечать. Миин явно не собирался говорить с ними, по крайней мере до наступления утра. А до утра Око успеет раздавить здоровье нечестивцев мощью небес и тверди.
Засыпая, Даан разглядел на фоне заходящей луны странно знакомый силуэт. Пригнувшись, человек скользнул во тьму, растворился в густой ночи. Даан готов был поклясться: с этим человеком он встречался, и, притом, недавно. Однако вспомнить его не мог, сколько не напрягал память.
Тяжелый сон овладел им, как цунами прибрежной деревушкой.
Разбудил Даана луч солнца, что нагло ломился в глаза, не успевшие привыкнуть к свету. Был полдень. Пленников никто не удосужился разбудить. Некормленные лошади беспокойно топтались рядом. Даан пошевелился, потревожив Су То, к которому был привязан колючей просмоленной веревкой. Небось, степняки отобрали ее какого-нибудь торговца снастями, направлявшегося в один из южных портов... Су То тихо зашипел от боли. Волосы его слиплись от запекшейся крови, Даан видел это. Если скосить глаза можно было разглядеть даже разбитое лицо южанина. Досталось ему вчера...
— Попробуем встать? — спросил Даан. Су То молча кивнул, забывая, что обращен к товарищу боком и тот может и не увидеть. Но Даан увидел.
С третьей попытки им удалось кое-как подняться и даже, пошатываясь, некоторое время простоять. Но путы и затекшие от долгой неподвижности мышцы не позволили простоять долго — они упали на колючие стебли степной травы, припорошенной рыжим песком, следом недавней бури. Впрочем, того, что Даан успел заметить, было достаточно.
Трое степняков недвижимо валялись у походного шатра, и сразу было ясно, что они мертвы. Либо на шаг от смерти. Око опалило их дыханием божественных сил, а выдержать такое могли лишь избранные.
Рядом закряхтел Ихо; Матурана не издал ни звука, хотя Даан понял, что чужеземец давно не спит. Безучастно вперившись в пустоту, он застыл, как каменный идол у ворот Храма. Даже выражение глаз такое же, словно глядит он внутрь себя, а не перед собой.
— Скоро Око убьет всех, — хрипло сказал Даан и закашлялся. — Кто нас тогда развяжет?
Матурана не ответил. Зато отозвался Су То.
— Попробуй ослабить веревки у меня на руках.
И легонько коснулся одеревеневших ладоней Даана пальцами. Даан попробовал. Получалось плохо, руки совсем не слушались.
«Проклятье! — подумал он. — Когда перемрут люди Миина мы останемся одни посреди степи, совершенно беспомощные. Нас сожрут шакалы, если раньше не убьет жажда.»
Без воды можно выдержать дня три. Это при том, что почти сутки как они не пили и жажда уже дает о себе знать. Вот-вот начнут докучать голод и солнце. Точнее, солнце уже начало: пекло немилосердно, и спрятаться от него шансов не было. Негде. Разве что, в шатер Миина, но там скоро такая вонь стоять будет, что лучше уж солнце...
Из шатра донесся болезненный стон. Колыхая кожаный занавес у входа, один из степняков силился выйти наружу. Ноги едва несли его; шатаясь он выпутался из скрипящих складок, сделал несколько неверных шагов и рухнул лицом в землю. Жизнь уходила из него медленно и мучительно, но у осквернившего святыню быстро не осталось сил даже на то, чтобы стонать. Даан внутренне содрогнулся. Не приведи Каома к такой смерти!
К вечеру жажда стала нестерпимой. Попытки развязать или хотя бы ослабить путы ни к чему не привели — веревки стягивали запястья и лодыжки так же надежно, как и ночью. Ничего не вышло и из затеи доползти до шатра и поискать воду. Вдвоем Даан и Су То сумели лишь немного сдвинуться с места около лошадей, совершенно при этом обессилев. Солнце нещадно жгло непокрытые головы, вытягивало из пленников последнюю влагу. Лишь когда оно склонилось к горизонту стало полегче, хотя духота казалась нестерпимой. Бунтовало иссохшее горло, а губы вдруг стали чужими и бесчувственными. Даан где-то в глубине души поражался: совершенно не замечаешь роли воды, если удается пить каждый день. Но стоит часов тридцать остаться без питья, и даже думать ни о чем другом не получается...
Несколько раз в шатре раздавались тихие стоны. Невозможно было определить — стонет это один человек, или же смерть настигает степняков по очереди, и стонут они перед последним шагом в этом мире — шагом за порог.
Удивительно, но степные лошадки покорно стояли у вбитого в землю кола, служившего коновязью, хотя нетрудно было понять, что жажда докучает и им. Пленники погружались в тяжелую, полную болезненного бреда ночь, с ужасом думая о завтрашнем дне, когда снова встанет солнце.
Во второй день они парами доползли до шатра, ободравшись до крови, но внутрь протиснуться так и не сумели. Ни Даан с Су То, ни Ихо с Матураной. Голод, потерзав их, отступил, зато жажда едва не сводила с ума. Стоны в шатре прекратились. Последний из людей Миина, наверное, рожденный в год Тигра-воина, но не весной, и поэтому продержавшийся дольше всех, медленно уполз в степь. Сколько ни звал Ихо, чего не сулил и чем не угрожал — он остался безмолвен. Даже не посмотрел в сторону пленников.
Ночью Даану снова померещилась знакомая фигура. Наверное, начинался бред. Впрочем, посреди ночи Ихо тоже стал кого-то звать, но крики его умирали в темноте и ни намека на ответ не прозвучало. Но Даан теперь не знал, что и думать. В самом деле, не мог же привидеться знакомый незнакомец одновременно двоим? Впрочем, в их положении, пожалуй, мог и всем четверым.
Утром Даан очнулся от короткого прикосновения к лицу. С трудом разлепив веки, он увидел склонившегося над собой мужчину в пропыленной дорожной одежде. В руке пришелец держал плоский кувшин. Даан вперился в него взглядом — была ли внутри вода? Мужчина вынул затычку из узкого носика и поднес кувшин ко рту Даана.
Никогда еще вода не казалась такой вкусной, хотя на самом деле она отдавала тиной и была слишком теплой. Хотелось пить еще и еще, но Даан подумал о спутниках и после нескольких добрых глотков с неохотой оторвался от живительного сосуда.
Незнакомец невозмутимо напоил всех четверых и лишь после этого перерезал веревки на запястьях пленников.
— Ман сказал, что караван вам незачем догонять. Удачи.
После этого он развернулся и неторопливо ушел в степь, ни разу не взглянув себе за спину.
Даан поднялся и на непослушных ногах побрел к шатру. Су То, разминая затекшие руки, шел рядом. Отбросив кожаный занавес, монахи вошли внутрь и сразу увидели Око: оно покоилось на ковре, перед мертвым Миином Каном. Тут же рядом валялась и сумка Су То; только сейчас Даан обратил внимание, что она изрядно обветшала и вытерлась. На швах торчали непослушные выбившиеся нити, обожженные на кончиках.
Глядя на Су То, вернувшего Око в сумку, а сумку — на плечо, невозможно было не улыбнуться, настолько южанин выглядел счастливым. Даже синяки и корка запекшейся крови во всклокоченных волосах казались чем-то несущественным и пустячным.
Потом они нашли мех с водой и напились до свинцовой тяжести в желудках. Хотелось пить еще, впрок, но больше в них, скорее всего, не влезло бы. Потом напоили оживившихся лошадей, Ихо даже насыпал им зерна из притороченных к седлам мешков. Нашлась пища и людям: Даан принес несколько лент копченого мяса и головку козьего сыра. Они отошли подальше в сторону от стойбища степняков, чтобы дух смерти, витающий у шатра, не мешал.
К полудню вершители Обряда почувствовали себя настолько лучше, что решили немедленно трогаться в путь. Вскочив на неприкаянно топчущихся лошадей, они отправились на юг, по старой караванной тропе. Матурана снова вел монахов, а Ихо молча следовал за остальными. Что-то неуловимо изменилось в отношениях между ними. Во всяком случае Даан чувствовал, что стал другим после этих дней и ночей в сердце степи. И никогда не стать ему прежним — старательным монахом, знающим о мире за стенами обители лишь понаслышке.
Свободные лошади увязались следом и мерно топотали позади, а навстречу распахивалась необъятная степь, надевшая на этот раз приветливое лицо. Но четверо в седлах знали, как легко она меняет лица и теперь были готовы ко всему.
В который раз Той замер на мгновение перед дверью в покои Гута Фо. Глубоко вдохнул, и вошел, словно окунулся в холодный горный поток.
Гут Фо резко обернулся и, будто не замечая помощника, провел быструю серию ударов, от простого «среднего когтя» до «дыхания Бога-Хти». Той невольно залюбовался: техника главы клана была совершенна, как тристишия Гая.
Завершив серию и очистив дыхание, Гут Фо открыл глаза и набросил халат на широкие плечи.
Той молча ждал, пока хозяин обратит на него внимание. А тот словно в размышления погрузился: застыл на полпути к креслу, с сомнением покачал головой. Потом все же сел и холодно воззрился на Тоя.
— Что же помешало тебе на этот раз, верный мой помощник?
Той еще раз прокрутил в голове загодя подготовленные фразы.
— Пока неясно, хозяин. От клана Поющих Песков караван отбился собственными силами и не скажу, что охрана сильно при этом утруждала себя. Я не верил в эту затею с самого начала, если вы помните.
Гут кивнул: он действительно помнил.
— А что же пройдоха Миин? Ты достаточно заплатил ему?
— Конечно, хозяин. Заплачено ему сполна, и дошла весть, что Миин захватил святыню. Но от него никто не явился в условленное место — боюсь, стряслось нечто непредвиденное.
Гут проявил следы заинтересованности.
— Ты хочешь сказать, что он затеял собственную игру?
Той пожал плечами:
— Не исключено. Я навел справки — его люди не пришли за обычной данью сразу в несколько мест. Такого еще не случалось. С тех самых пор, как Миин зарезал Черного Бада и занял его место.
Гут побарабанил пальцами по гнутому подлокотнику. Потом встал.
— Готовь своих людей, Той. Едем к Миину. Пора показать всем этим гордецам кто на самом деле хозяин.
В дверь осторожно стукнул мальчик-слуга.
— Гонец к мастеру Тою! — сказал он ломающимся подростковым голосом.
Той вскочил, испрашивая разрешения идти, но Гут Фо коротко рубанул ладонью пахнущий благовониями воздух:
— Пусть идет сюда!
Тотчас слуга ввел гонца — пыльного юношу с печальными навыкате глазами горцев-станов. Юноша поклонился и, не дожидаясь команды, обратился к Тою:
— Миина Кана нашли. И его, и всех его подручных. В степи. Мертвых. Раковины с ними нет, лошадей тоже кто-то увел. По следу отправились люди Хти.
Гут Фо исподлобья взглянул на Тоя.
— Едем! Немедленно!
Той поклонился и, жестом отсылая гонца, вышел вслед за ним в полутьму коридора.
