Медлительный парусник величаво шел вдоль скалистого берега. Верхушки мачт скрывались в кисельном тумане, вечно клубящемся над водами внутреннего моря. Капитан стоял на мостике и нервно грыз мундштук резной шандаларского дуба трубки; рулевой косился на него с некоторой опаской. Когда капитан нервничает — жди беды.

Повод для тревоги имелся. Вроде бы, пустячный: путеводная стрелка еще утром должна была повернуться и указывать на юго-запад, потому что ближайший камень Холлы они миновали на рассвете. К полудню она должна была почувствовать следующий камень, у Нагорья Трех Братьев. А стрелка глядела на восток, словно завороженная, не отклоняясь ни на румб. Капитан пребывал в растерянности: впереди прятался под волнами Зеленый Риф. Если бы стрелка вела себя как положено, обнаружить опасное место не составило бы труда, но момент был упущен и судно теперь шло наугад. Если повезет — проскочат... Главное — не терять из виду берег.

Спустя какое-то время стена тумана поглотила скалы, капитан ругнулся и потер уставшие глаза.

— Правь ближе к берегу, — велел он рулевому. — Да поаккуратнее, сто акул тебе в печенку...

Рулевой осторожно повернул штурвал, глядя на предательскую стрелку. Окрашенный в красный цвет кончик медленно пополз над разграфленной на румбы шкалой. Главное помнить: восток там, куда сейчас глядит эта чертова стрелка...

Волны с плеском бились в борт шхуны. Берег не появлялся.

И вдруг корабль содрогнулся, словно подстреленная птица. Раздался ужасный скрип, моряки рухнули на палубу, не в силах устоять на ногах. Острые каменные зубы пропороли обшивку днища, в трюмы хлынула вода, корабль опасно накренился, заскрипели снасти и отчаянный вопль вырвался из десятков глоток.

Шхуна намертво села на скалы Зеленого Рифа. Им не повезло.

И тут из тумана словно по волшебству возникло множество лодок, яликов, корабельных шлюпок и даже несколько наспех сооруженных плотов.

— Пираты! — упавшим голосом воскликнул рулевой, вцепившийся в штурвал и так и не выпустивший его из рук.

Не прошло и минуты, как первые грабители взобрались на палубу. Захваченных врасплох матросов резали бронзовыми ножами прямо на месте, те даже не успевали оказать хоть какое-нибудь сопротивление. Оружие рвалось из рук и улетало за борт, словно в кинжалы и шпаги вселились бесы. Лодки и плоты окружили севшую на мель шхуну, как мелкие хищники павшего исполина.

Лишь одна лодка держалась в отдалении: самая большая, с высокими бортами и пятью парами весел. На дне лодки в специальных деревянных салазках покоился большой продолговатый камень, черный, как южная ночь в новолуние.

Если бы кто-нибудь на шхуне удосужился взглянуть на путеводную стрелку у брошенного штурвала, он бы понял, что стрелка, как прикипевшая, глядит прямо на камень в лодке. Но смотреть было некому: капитан в луже собственной крови застыл у борта, уставившись остекленевшими глазами в белесое марево, рулевой ничком лежал в метре от него, матросов швыряли за борт на корм вечно голодным рыбам, а пиратам не было никакого дела до любых стрелок: их манили трюмы с товарами.

Высокий человек с багровым шрамом на щеке, скрестив руки на груди, наблюдал за нападением на торговца из лодки. Рядом с камнем на круглой банке сидел светлокожий южанин, не то из Шандалара, не то из Сагора. С недавних пор он стал правой рукой главаря пиратов Чатта, хотя никаких особых заслуг никто из головорезов берегового братства за ним не помнил.

Но Чатт знал, что ему нужно. Южанин был дьявольски умен и изобретателен, и это Чатту нравилось.

— Прекрасно, Матвей. Прекрасно! Седьмой корабль за два месяца. Признаюсь, я не ожидал такого успеха, — сказал человек со шрамом на щеке.

Он обернулся, оторвавшись от созерцания накренившейся шхуны.

— Я не зря плачу тебе столько. Волны — свидетели...

— Чатт, я уже говорил тебе: нападения у Зеленого Рифа надо прекращать. Порт-Суман уже после второго разграбленного торговца стал похож на рассерженный пчелиный рой. Удивляюсь, как до сих пор Гильдия не снарядила военную эскадру.

— Вздор, моим молодцам не по нраву сидеть без дела! Все горят желанием отомстить Суману за позор последних двадцати лет. Береговое братство возродится, и сокровища толстозадых суманских купцов очень этому поспособствуют!

Матвей скептически покачал головой:

— Я могу указать тебе еще дюжину удобных для нападения мест. Нельзя дважды таскать мед из одного и того же дупла — в течение одного дня, по крайней мере.

Чатт фыркнул:

— Ты что, пасеку у себя дома держал? Только и слышишь от тебя: пчелы, мед...

— Подумай, Чатт, — вздохнул южанин. — Подумай, или будет поздно.

Впрочем, главарь пиратов и сам понимал, что Матвей прав. Надо чтобы он указал остальные удобные места: осторожность никогда не вредит. И в Порт-Суман сегодня же отправить парочку шпионов: что творится в логове торговцев нужно знать, да и портовые сплетни нелишне выслушать.

Содержимое трюмов раненой шхуны весело перетаскивалось в лодки. Пираты, улыбаясь до ушей, таскали тюки, сундуки и мешки — ведь занимались они любимым делом. Увлекательней этого были, пожалуй, только абордажи.

Чатт потер ладонью шрам.

— Матвей, я хочу захватить один из кораблей неповрежденным. Думай, — и повысил голос: — Гребцы! К шхуне!

Плоские деревянные лопасти окунулись соленую влагу, одинаково легко носившую на себе и торговые суда, и пиратские лодки.