Глава 5
Кровь тоненькой струйкой брызгала на палас. Мальчик, сникший у меня на руках, был еще без сознания, но лицо его уже начинало розоветь. Кот вопил из другой комнаты, будто его резали.
Я опустил Егора на диван. Сел рядом. Попросил:
— Ольга, бинт…
Сова сорвалась с моего плеча, белым росчерком унеслась на кухню. Видимо, по пути она вошла в сумрак, потому что вернулась уже через несколько секунд с бинтом в клюве.
Егор открыл глаза как раз в тот миг, когда я взял у совы бинт и принялся перевязывать свою руку. Спросил:
— Это кто?
— Сова. Не видишь разве?
— Что со мной было? — спросил он. Голос почти не дрожал.
— Ты потерял сознание.
— Почему? — Его взгляд испуганно пробежал по следам крови на полу и на моей одежде. Егора я ухитрился не испачкать.
— Кровь моя, — объяснил я. — Порезался случайно. Егор, в сумрак надо входить осторожно. Это чужая среда, даже для нас, Иных. Находясь в сумеречном мире, мы должны постоянно тратить силы, подпитывать его живой энергией. Понемножку. А если не контролировать процесс — сумрак высосет из тебя все живое. Ничего не поделаешь, это плата.
— Я заплатил больше, чем был должен?
— Больше, чем имел. И едва не остался в сумеречном мире навсегда. Это не смерть, но, может быть, это хуже смерти.
— Давайте помогу… — Мальчишка сел, на миг сморщился: видимо, закружилась голова. Я протянул руку — он стал бинтовать запястье, неумело, но старательно. Аура мальчишки не изменилась, по-прежнему была переливчатой, нейтральной. Он уже входил в сумрак, но тот еще не успел наложить свою печать.
— Веришь, что я друг? — спросил я.
— Не знаю. Не враг, наверное. Или не можете ничего мне сделать!
Протянув руку, я потрогал мальчишку за шею — он сразу напрягся. Расстегнул и снял с него цепочку.
— Понял?
— Значит, вы не вампир. — Голос чуть просел.
— Да. Но вовсе не потому, что смог коснуться чеснока и серебра. Егор, это не помеха для вампира.
— Во всех фильмах…
— А еще во всех фильмах хорошие парни побеждают плохих. Мальчик, суеверия опасны, они внушают лживые надежды.
— А надежды бывают правдивыми?
— Нет. По сути своей. — Я встал, потрогал повязку. Ничего, держалась крепко и наложена достаточно туго. Через полчаса можно будет заговорить рану, но пока слишком мало сил.
Мальчик смотрел на меня с дивана. Да, он немножко успокоился. Но еще мне не доверял. Забавно было то, что на белую сову, с невинным видом задремавшую на телевизоре, он и внимания не обращал. Похоже, Ольга все-таки вмешалась в его сознание. Оно и к лучшему: объяснять, кто такая белая говорящая сова, было бы крайне трудно.
— У тебя найдется еда? — спросил я.
— Какая?
— Да любая. Чай с сахаром. Кусок хлеба. Я тоже потратил много сил.
— Найдется. А как вы поранились?
Я не стал уточнять, но не стал и врать.
— Нарочно. Так было нужно, чтобы вытащить тебя из сумрака.
— Спасибо. Если это правда.
Наглость у него была, но мне это понравилось.
— Не за что. Сгинь ты в сумраке — и с меня начальство снимет голову.
Мальчик хмыкнул, встал. Он все-таки старался держаться подальше от меня.
— А какое начальство?
— Строгое. Ну, ты нальешь мне чая?
— Для хорошего человека ничего не жалко. — Да, он продолжал бояться. И прятал страх за развязной хамоватостью.
— Сразу уточняю — я не человек. Я — Иной. И ты Иной.
— А в чем разница? — Егор демонстративно окинул меня взглядом. — На вид и не скажешь!
— Пока не напоишь чаем, буду молчать. Тебя учили принимать гостей?
— Незваных? А как вы вошли?
— Через дверь. Я покажу. Позже.
— Пойдемте. — Кажется, меня все-таки решили угостить чаем. Я пошел следом за мальчиком, невольно морщась. Не выдержал и попросил:
— Только знаешь, Егор… вымой вначале шею.
Не оборачиваясь, мальчик замотал головой.
— Это по меньшей мере глупо, защищать одну лишь шею. На человеческом теле есть пять точек, куда может укусить вампир.
— Да ну?
— Ну да. Разумеется, я имею в виду мужское тело.
У него даже затылок покраснел.
Я всыпал в кружку пять полных ложек сахара. Подмигнул Егору:
— Налейте стакан чая с двумя ложками сахара… хочу перед смертью попробовать.
Видимо, он не знал этого анекдота.
— А мне сколько сыпать?
— Ты сколько весишь?
— Не помню.
Я прикинул на глаз.
— Сыпь четыре. Начальную гипогликемию снимешь.
Шею он все-таки вымыл, хотя полностью от чесночного запаха не избавился. Попросил, жадно глотая чай:
— Объясняйте!
Да, не так я все планировал. Совсем не так. Проследить за пацаном, когда его настигнет Зов. Убить или схватить вампиршу. И отвести благодарного мальчика к шефу — уж тот сумеет хорошо объяснить.
— В давние времена. — Я поперхнулся чаем. — Похоже на начало сказки, верно? Только это не сказка.
— Я слушаю.
— Ладно. Начну с другого. Есть человеческий мир. — Я кивнул на окно, на крошечный дворик и ползущие по дороге машины. — Вот он. Вокруг нас. И большинство не может выйти за его пределы. Так было всегда. Но иногда появляемся мы. Иные.
— И вампиры?
— Вампиры — тоже Иные. Правда, они другие Иные, их способности определены заранее.
— Не понимаю. — Егор помотал головой.
Ну да, я не куратор. Не умею, да и не люблю объяснять прописные истины…
— Два шамана, наевшись ядовитых грибов, колотят в свои бубны, — сказал я. — Давным-давно, еще в первобытные времена. Один из шаманов честно морочит головы охотникам и вождю. Другой видит, как его тень, дрожащая на полу пещеры в свете костра, обретает объем и поднимается в полный рост. Он делает шаг и входит в тень. Входит в сумрак. И дальше начинается самое интересное. Понимаешь?
Егор молчал.
— Сумрак меняет вошедшего. Это иной мир, и он делает из людей Иных. А вот кем ты станешь — зависит лишь от тебя. Сумрак — бурная река, которая течет во все стороны сразу. Решай, кем ты хочешь стать в сумеречном мире. Но решай быстро, у тебя не так уж много времени.
Вот теперь он понял. У мальчишки сузились зрачки, чуть побледнела кожа. Хорошая стрессовая реакция, и впрямь годится в оперативники…
— Кем я могу стать?
— Ты — кем угодно. Ты еще не определился. И знаешь, какой выбор лежит в основе? Добро и Зло. Свет и Тьма.
— И ты — добрый?
— Прежде всего я — Иной. Различие Добра и Зла лежит в отношении к обычным людям. Если ты выбираешь Свет — ты не будешь применять свои способности для личной выгоды. Если ты выбрал Тьму — это станет для тебя нормальным. Но даже черный маг способен исцелять больных и находить пропавших без вести. А белый маг может отказывать людям в помощи.
— Тогда я не понимаю, в чем разница?!
— Ты поймешь. Поймешь, когда встанешь на ту или иную сторону.
— Никуда я не буду вставать!
— Поздно, Егор. Ты был в сумраке, и ты уже меняешься. День-другой — и выбор будет сделан.
— Если ты выбрал Свет… — Егор встал, налил себе еще чая. Я заметил, что он впервые повернулся ко мне спиной без опаски. — То кто ты? Маг?
— Ученик мага. Я работаю в офисе Ночного Дозора. Это тоже нужно.
— А что ты можешь делать? Покажи, я хочу проверить!
Ну вот, все как по учебнику. Он был в сумраке, но это его не убедило. Мелкие балаганные фокусы куда более впечатляющи.
— Смотри.
Я протянул к нему руку. Егор остановился, пытаясь понять, что происходит. Потом посмотрел на чашку.
От чая уже не шел пар. Чай похрустывал, превратившись в цилиндрик мутно-коричневого льда со вмороженными чаинками.
— Ой, — сказал мальчик.
Термодинамика — самая простая часть управления материей. Я позволил броуновскому движению восстановиться, и лед вскипел. Егор вскрикнул, роняя чашку.
— Извини. — Я вскочил, схватил с раковины тряпку. Присел, вытирая с линолеума лужу.
— От магии сплошные неприятности, — сказал мальчик. — Чашку жалко.
— Сейчас.
Тень прыгнула мне навстречу, я вошел в сумрак и посмотрел на осколки. Они еще помнили целое, и чашке вовсе не суждено было разбиться так быстро.
Оставаясь в сумраке, я сгреб рукой горстку осколков. Несколько самых мелких, отлетевших под плиту, охотно подкатились поближе.
Я вышел из сумрака и поставил белую чашку на стол.
— Только чай наливай заново.
— Круто. — Кажется, этот маленький фокус произвел на мальчика сильное впечатление. — А так с любой вещью можно?
— С вещью — почти с любой.
— Антон… а если что-то разбилось неделю назад?
Я невольно улыбнулся.
— Нет. Извини, уже слишком поздно. Сумрак дает шанс, но его надо использовать быстро, очень быстро.
Егор помрачнел. Интересно, что он разбил неделю назад?
— Теперь веришь?
— Это магия?
— Да. Самая примитивная. Ей почти не нужно учиться.
Наверное, я сказал это зря. В глазах у мальчика появился огонек. Он уже оценивал свои перспективы. Выгоду.
Свет и Тьма…
— А опытный маг, он может и другие вещи делать?
— Даже я могу.
— А управлять людьми?
Свет и Тьма…
— Да, — сказал я. — Да, можем.
— И вы это делаете? А почему террористы захватывают заложников? Ведь можно незаметно прокрасться через сумрак и застрелить их. Или заставить застрелиться! А почему люди умирают от болезней? Маги ведь могут лечить, вы сами сказали?
— Это будет Добро, — сказал я.
— Конечно! Так вы же Светлые маги!
— Если мы совершим любое безусловно доброе действие — Темные маги получают право на действие злое.
Егор удивленно смотрел на меня. На него слишком многое вывалилось в последние сутки. Он еще неплохо справлялся.
— К сожалению, Егор, Зло сильнее по своей природе. Зло — деструктивно. Оно разрушает куда легче, чем Добро созидает.
— А что вы тогда делаете? Вот этот ваш Ночной Дозор… Вы воюете с Темными магами?
Мне нельзя было отвечать. Я понимал это с той же убийственной ясностью, с которой знал: вообще не стоило открываться перед мальчиком. Надо было его усыпить. Уйти в сумрак глубже. Но не давать, не давать никаких объяснений!
Я ничего не смогу доказать!
— Вы с ними воюете?
— Не совсем, — сказал я. Правда была хуже лжи, но я не имел права на ложь. — Мы следим друг за другом.
— Готовитесь воевать?
Я смотрел на Егора и думал о том, что он очень, очень неглупый мальчик. Но именно мальчик. И если сказать ему сейчас, что близится великая битва Добра и Зла, что он может стать новым джедаем сумеречного мира, то он будет наш.
Правда, ненадолго.
— Нет, Егор. Нас очень мало.
— Светлых? Меньше, чем Темных?
Вот сейчас он готов бросить дом, маму с папой, надеть сверкающие доспехи и пойти умирать за дело Добра…
— Вообще — Иных. Егор… битвы Добра и Зла шли тысячи лет с переменным успехом. Порой Свет побеждал, но если бы ты знал, сколько людей, даже не подозревающих про сумеречный мир, при этом гибли. Иных мало, но ведь каждый Иной способен повести за собой тысячи обычных людей. Егор… если сейчас начнется война Добра и Зла — погибнет половина человечества. Потому почти полвека назад был подписан договор. Великий Договор между Добром и Злом, Тьмой и Светом.
У него округлились глаза.
Я вздохнул и продолжил:
— Это короткий Договор. Сейчас я прочту его — в официальном переводе на русский язык. Ты уже вправе знать.
Прикрыв глаза, я посмотрел в темноту. Сумрак ожил, заклубился под веками. И развернулось серое полотно, испещренное пылающими красными буквами. Договор нельзя произносить на память, его можно лишь читать:
Мы — Иные.
Мы служим разным силам,
Но в сумраке нет разницы между отсутствием тьмы и отсутствием света.
Наша борьба способна уничтожить мир.
Мы заключаем Великий Договор о перемирии.
Каждая сторона будет жить по своим законам,
Каждая сторона будет иметь свои права.
Мы ограничиваем свои права и свои законы.
Мы — Иные.
Мы создаем Ночной дозор,
Чтобы силы Света следили за силами Тьмы.
Мы — Иные.
Мы создаем Дневной дозор,
Чтобы силы Тьмы следили за силами Света.
Время — решит за нас.
У Егора округлились глаза.
— Свет и Тьма живут в мире?
— Да.
— Вот… вампиры… — Он снова и снова возвращался к этой теме. — Они Темные?
— Да. Это люди, полностью перерожденные сумеречным миром. Они получают огромные возможности, но теряют саму жизнь. И поддерживать свое существование могут лишь чужой энергией. Кровь — самая удобная форма для ее перекачивания.
— И они убивают людей!
— Они могут существовать на донорской крови. Это как сублимированные продукты, мальчик. Невкусно, но тоже питательно. Если бы вампиры позволили себе охотиться…
— Но на меня нападали!
Он думал сейчас лишь о себе… Плохо.
— Некоторые вампиры нарушают законы. Для того и нужен Ночной Дозор: следить за соблюдением Договора.
— А так, так вот просто вампиры на людей не охотятся?
Мою щеку обдало ветром от невидимых крыльев. Коготки вцепились в плечо.
— Что ты ему ответишь, дозорный? — шепнула Ольга из глубин сумрака. — Ты рискнешь сказать правду?
— Охотятся, — сказал я. И добавил то, что когда-то, пять лет назад, ударило меня страшнее всего. — По лицензии. Иногда… иногда им нужна живая кровь.
Он спросил не сразу. Я читал в его глазах все, что мальчик думал, все, что хотел спросить. И знал, что отвечать придется на все вопросы.
— А вы?
— А мы предотвращаем браконьерство.
— Так на меня могли напасть… по этому вашему Договору? По лицензии?
— Да, — сказал я.
— И выпили бы кровь? А вы прошли бы мимо и отвернулись?
Свет и Тьма…
Я закрыл глаза. Договор пылал в сером тумане. Чеканные строки, за которыми стояли тысячелетия войны и миллионы жизней.
— Да.
— Уходите…
Мальчишка сейчас был взведен как пружина. На грани истерики, на краю безумия.
— Я пришел защитить тебя.
— Не надо!
— Вампирша свободна. Она попытается напасть…
— Уходите!
Ольга вздохнула:
— Доигрался, дозорный?
Я поднялся. Егор вздрогнул, отодвигаясь подальше вместе с табуреткой.
— Ты поймешь, — сказал я. — У нас нет иного выхода…
Я и сам не верил в свои слова. И спорить сейчас было бесполезно. А за окнами темнело, и вот-вот наступит время охоты…
Мальчик шел следом, будто стараясь убедиться, что я выйду из квартиры, а не спрячусь в шкафу. Больше я ничего не говорил. Открыл дверь, вышел на лестницу. Дверь хлопнула за спиной.
Поднявшись на пролет выше, я сел на корточки у лестничного окна. Ольга молчала, молчал и я.
Правду нельзя открывать так резко. Человеку нелегко признать сам факт нашего существования. А уж примириться с Договором…
— Мы ничего не могли сделать, — сказала Ольга. — Недооценили паренька, его способности и его страх. Были обнаружены. Вынуждены были отвечать на вопросы, и отвечать правдиво.
— Сочиняешь рапорт? — спросил я.
— Знал бы ты, сколько подобных рапортов я писала…
Воняло гнилью из мусоропровода. За окном шумел проспект, медленно погружающийся в сумерки. Уже начинали мерцать фонари. Я сидел, крутил в руках сотовый телефон и размышлял, звонить сейчас шефу или подождать его звонка. Наверняка Борис Игнатьевич наблюдает за мной.
Наверняка.
— Не переоценивай возможностей руководства, — сказала Ольга. — У него сейчас по уши проблем с черной воронкой.
Телефон в моих руках заверещал.
— Угадайте, кто? — спросил я, открывая трубку.
— Вуди Вудпекер. Или Вупи Голдберг.
Мне было не до шуток.
— Да?
— Где находишься, Антон?
Голос шефа был усталый, замученный. Таким я его не знал.
— На лестничной площадке уродского многоэтажного дома. Рядом с мусоропроводом. Здесь довольно тепло и уже почти уютно.
— Нашел мальчишку? — без всякого интереса спросил шеф.
— Нашел…
— Хорошо. Я пошлю к тебе Тигренка и Медведя. Здесь им делать все равно нечего. А ты приезжай в Перово. Немедленно.
Я полез было в карман, и шеф немедленно уточнил:
— Если нет с собой денег… впрочем, пускай даже есть. Останови милицейскую машину, и пусть довезут тебя с ветерком.
— Так серьезно? — только и спросил я.
— Весьма. Можешь выехать немедленно.
Я посмотрел в темноту за окном.
— Борис Игнатьевич, не стоит оставлять парня одного. Он и впрямь потенциально силен…
— Да знаю я… Ладно. Ребята уже едут. С ними мальчику ничего не грозит. Дождись — и немедленно сюда.
Застучали гудки. Сложив трубку, я покосился на плечо:
— И что ты скажешь, Ольга?
— Странно.
— Почему? Ты сама сказала, что им не справиться.
— Странно, что он позвал тебя, а не меня… — Ольга задумалась. — Может быть… да нет. Не знаю.
Я глянул сквозь сумрак — и на самом горизонте обнаружил два пятнышка. Оперативники мчались с такой скоростью, что могли быть на месте минут через пятнадцать.
— Он даже адреса не спросил, — мрачно заметил я.
— Времени не хотел терять. А ты не почувствовал, как он взял координаты?
— Нет.
— Тренируйся больше, Антон.
— Я не работаю в поле!
— Теперь работаешь. Пошли вниз. Зов мы услышим.
Поднявшись — местечко на лестнице и впрямь уже казалось насиженным и уютным, — я побрел вниз. На душе был осадок — скверный, тоскливый. За спиной хлопнула дверь. Я обернулся.
— Мне страшно, — сказал Егор без всяких церемоний.
— Все в порядке. — Я стал подниматься обратно. — Мы тебя охраняем.
Он кусал губы, смотрел то на меня, то на полумрак лестницы. Впускать меня в квартиру ему тоже не хотелось, но и одному оставаться уже сил не было.
— Мне кажется, на меня смотрят, — сказал он наконец. — Это вы делаете?
— Нет. Скорее всего это вампирша.
Мальчишка не вздрогнул. Ничего нового я ему не сообщил.
— Как она нападет?
— Войти в дверь без приглашения она не сможет. Особенность вампиров, о ней сказки не врут. Тебе захочется выйти самому. Впрочем, ты уже хочешь выйти.
— Я не выйду!
— Когда она применит Зов — выйдешь. Будешь понимать, что происходит, но все равно выйдешь.
— Вы… вы мне можете посоветовать? Что-нибудь?
Егор сдался. Он хотел помощи, любой возможной помощи.
— Могу. Доверься нам.
Его колебания длились секунду.
— Входите. — Егор отступил от двери. — Только… сейчас мама придет с работы.
— Ну и что?
— Вы спрячетесь? Или что мне сказать?
— Это ерунда, — отмахнулся я. — Но мне…
Открылась дверь соседней квартиры, осторожненько приоткрылась, на цепочке. Выглянуло морщинистое старушечье личико.
Я коснулся ее сознания — легонько, на миг, как можно осторожнее, чтобы не повредить и без того расшатанный разум…
— А, это ты… — Старуха расплылась в улыбке. — Ты, ты…
— Антон, — любезно подсказал я.
— Я уж думала, кто чужой ходит, — снимая цепочку и выдвигаясь на лестничную площадку, сообщила бабулька. — Время-то такое, сплошные безобразия, творят, что хотят…
— Ничего, — сказал я. — Все будет хорошо. Вы лучше посмотрите телевизор, там сейчас новая серия идет.
Старуха закивала и, послав мне еще один дружелюбный взгляд, скрылась в квартире.
— Какая серия? — спросил Егор.
Я пожал плечами:
— Да не знаю. Какая-нибудь. Мало ли мыльных опер?
— А откуда вы нашу соседку знаете?
— Я? Ее? Да ниоткуда.
Мальчик молчал.
— Вот так, — пояснил я. — Мы — Иные. А входить я не буду, мне надо сейчас уезжать.
— Как?
— Тебя будут охранять другие, Егор. И не беспокойся: они профессионалы куда лучше меня.
Я глянул сквозь сумрак: два ярких оранжевых огня приближались к подъезду.
— Я… я не хочу. — Мальчишка сразу запаниковал. — Лучше вы!
— Не могу. У меня другое задание.
Внизу в подъезде хлопнула дверь, застучали шаги. Лифтом боевики пренебрегли.
— Я не хочу! — Егор схватился за дверь, будто решил закрыться. — Я им не верю!
— Или ты доверяешь всему Ночному Дозору, или не доверяешь никому, — жестко отрезал я. — Мы не супермены-одиночки в красно-синих плащах. Мы наемные работники. Полиция сумеречного мира. Мои слова — слова Ночного Дозора.
— А кто они? — Мальчик уже сдавался. — Маги?
— Да. Только узкоспециализированные.
Внизу, на изгибе лестницы, появилась Тигренок.
— Привет, малыши! — жизнерадостно воскликнула девушка, одним прыжком преодолевая пролет.
Прыжок был нечеловеческий, Егор даже съежился и отступил, настороженно глядя на Тигренка. Я покачал головой: девушка явно балансировала на грани трансформации. Ей это нравилось, а сейчас к тому же имелись все основания порезвиться.
— Как там? — спросил я.
Тигренок шумно вздохнула, потом улыбнулась:
— Ой… весело. Все в панике. Иди, тебя ждут, Антошка… А ты мой подопечный, да?
Мальчишка молчал, разглядывая ее. Честно говоря, шеф сделал прекрасный выбор, послав на охрану именно Тигренка. Она внушала доверие и симпатию всем, от детей до стариков. Говорят, даже Темные иногда подкупались на ее поведение. Впрочем, они-то как раз были не правы…
— Я не подопечный, — ответил наконец мальчик. — Меня Егор зовут.
— А я Тигренок. — Девушка уже вошла в квартиру, дружелюбно обняла мальчишку за плечи. — Давай показывай плацдарм! Начнем готовить оборону!
Я пошел вниз, на ходу качая головой. Минут через пять Тигренок будет демонстрировать мальчику, за что получила свое имя.
— Привет, — буркнул идущий навстречу Медведь.
— Привет. — Мы обменялись короткими рукопожатиями. Из всех сотрудников Дозора Медведь вызывал у меня самые странные и смешанные эмоции.
Медведь был чуть выше среднего роста, крепкий и с совершенно непроницаемым лицом. Говорить много не любил. Как он проводит нерабочее время, где живет — не знал никто, кроме, разве что, Тигренка. Ходили слухи, что он был даже не магом, а оборотнем. Рассказывали, что вначале он работал в Дневном Дозоре, а потом, во время какой-то миссии, вдруг перекинулся на нашу сторону. Все это была полнейшая чушь, Светлые не становятся Темными, а Темные не превращаются в Светлых. Но что-то, порождающее невольную оторопь, в Медведе крылось.
— Машина тебя ждет, — не останавливаясь, сказал оперативник. — Водитель — ас. Доедешь с ветерком.
Медведь чуть заикался и потому строил короткие фразы. Он не спешил, Тигренок уже заступила на дежурство. А вот мне медлить не стоило.
— Там тяжело? — ускоряя шаг, спросил я. Сверху донеслось:
— Там уже никак.
Перепрыгивая через ступеньки, я выскочил из подъезда. Машина и впрямь стояла — я на миг залюбовался ею, приостановившись. Роскошный темно-багровый «БМВ» последней модели, с небрежно прилепленной на крыше мигалкой. Обе дверцы со стороны подъезда были открыты, водитель, у которого под полой пиджака угадывалась кобура, торопливо курил, высунувшись из машины. У задней дверцы стоял совершенно монументального вида немолодой мужчина в очень дорогом костюме, на лацкане которого блестел депутатский значок, в расстегнутом пальто. Мужчина говорил по сотовому:
— Да кто он такой? Когда смогу — приеду! Что? Какие, твою мать, девки? Умом тронулся? Шагу ступить сами не можете?
Покосившись на меня, депутат, не прощаясь, прервал разговор и полез в машину. Водитель жадно затянулся, откинул сигарету и схватился за руль. Мотор мягко завыл, я едва успел сесть на переднее сиденье, как машина тронулась. По дверце со скрипом прошлись обледенелые ветки.
— Ослеп, что ли? — рявкнул депутат на шофера, хотя вина в случившемся была лишь моя. Но стоило хозяину машины повернуться ко мне, как тон изменился: — В Перово тебя?
Еще ни разу меня не подвозили представители власти. Да еще, ко всему, не то милицейские чины, не то бандитские авторитеты. Умом я понимал, что перед возможностями дозорного все едино, но экспериментировать никогда не пытался.
— Да, туда же, откуда ребята приехали. И побыстрее бы…
— Слышишь, Володька? — обратился депутат к водителю. — Жми!
Володька поднажал. Да так резво, что мне стало не по себе, и я глянул в сумрак: доедем ли вообще?
Выходило, что доедем. Но не только из-за мастерства водителя или коэффициента удачи у меня, как у любого дозорного, искусственно повышенного. Похоже было, что кто-то прошелся по вероятностному полю, вычищая оттуда все аварии, пробки и слишком уж ревностных гаишников.
В нашем отделе такое мог сотворить лишь сам шеф. Вот только зачем?
— Мне тоже жутковато… — шепнула с плеча невидимая птица. — Когда мы с графом…
Она замолкла, будто поймав себя на излишней откровенности.
Машина прошла перекресток на красный свет, по немыслимой кривой, увертываясь от легковушек и каких-то фургонов. С остановки кто-то показал в нашу сторону рукой.
— Глотнешь? — дружелюбно вопросил депутат. Протянул маленькую бутылочку «Реми Мартен» и пластиковый одноразовый стаканчик. Это выглядело настолько смешно, что я, не колеблясь, налил себе тридцать граммов. Даже на такой скорости и на разбитой дороге машина шла мягко, коньяк не расплескивался.
Я вернул бутылку, кивнул, вытянул из кармана наушники плеера, надел, включил диск. Выпала старая-престарая песня «Воскресения», моя любимая.
Тот городок был мал, как детская игрушка,
Не знал он с давних пор болезней и нашествий.
На башне крепостной ржавела молча пушка,
И стороной ушли маршруты путешествий.
И так за годом год, без праздников и будней —
Весь город спал.
Во сне он видел земли городов безлюдных
И мертвых скал…
Мы вышли на трассу. Машина все наращивала скорость, я еще никогда не ездил в Москве так быстро. Да и не только в Москве… Если бы не вычищенное вероятностное поле, заставил бы сбросить ход, а так — просто страшновато.
Среди холодных скал музыка звучала,
А город спал…
Куда она звала?
Кого она искала?
Никто не знал…
Я невольно вспомнил о том, что Романов — сам Иной. Только неинициированный. Его заметили слишком поздно… Предложение было сделано, но он отказался.
Это тоже выбор.
Интересно, как часто он слышал эту музыку в ночи?
Кто в духоте ночной не закрывал окна —
Того уж нет.
Ушли искать страну, где жизнью жизнь полна,
За песней вслед…
— Еще хочешь? — Депутат был сама благожелательность. Интересно, что ему внушили Медведь и Тигренок? Что я — его лучший друг? Что он — мой вечный должник? Что я — внебрачный, но любимейший сын президента?
Какая ерунда все это. Существуют сотни способов вызвать в людях доверие, симпатию и желание помочь. У Света есть свои методы, жаль только, что и у Тьмы их немало. Ерунда это.
Вопрос в другом: зачем же я потребовался шефу?
