3
Встал я рано, на удивление свежим и бодрым. Припомнился старый анекдот о том, что в двадцать лет всю ночь пьешь и гуляешь — утром встаешь бодрый, в тридцать лет всю ночь пьешь и гуляешь — утром встаешь и чувствуешь, что всю ночь пил и гулял, а в сорок всю ночь спишь — а утром встаешь, будто всю ночь пил и гулял. Поскольку я пока был между двадцатью и тридцатью, то у меня ночь на ночь не приходилась.
Эта выдалась удачной.
Котя еще дрых. Я принял душ, вычистил зубы намазанным пастой пальцем, порылся в холодильнике и сделал себе пару бутербродов с докторской колбасой. Ждать, пока работник умственного труда и вольного графика проснется, не было никакого желания. Хотелось действовать. Хотелось бороться и искать, найти и не сдаваться. Я заглянул в спальню.
Котя спал на широкой двуспальной кровати, сиротливо прижавшись к стенке. Я потряс его за плечо.
— Вставайте, граф!
Замычав, Котя открыл глаза. Удивленно уставился на меня.
— Пошел я. Правду искать. По дэзам, нотариусам и прочим адвокатам. Дверь закрой.
— А… Киря… — Котя потер переносицу. — Что-то мы вчера изрядно кирнули…
Ненавижу глупые каламбуры! Даже с похмелья.
— На Черкизовский заедешь?
— На даму посмотреть? Помню, помню… — Котя крякнул и сел на кровати. — Ладно, давай двигай… Я тоже вставать буду.
— Работу-то закончил? — спросил я.
— А как же… «Девочка и ее пес». — Котя встал и вслед за мной двинулся в прихожую. — Отличная история вышла, душещипательная… В малолетстве девочку соблазнил родной дядя, потом изнасиловали все одноклассники по очереди, потом она работала в борделе на Мальте, потом вернулась в Россию и занялась разведением мальтийских овчарок… тут-то и нашла свою любовь…
— Балда! — не выдержал я. — Мальтийских овчарок в природе не существует! Есть мальтийские болонки!
— Это ты у нас собаковод, тебе и положено знать, — не смутился Котя. — А рядовому читателю по барабану — что мальтийская болонка, что йоркширский терьер… Зато какова финальная фраза: «Люди могут соврать. Собака не предаст никогда!»
— Ну-ну. «Букер» тебе обеспечен, — сказал я, выходя за дверь. Вспомнил Кешью, и настроение как-то сразу упало.
Следующие четыре часа я провел в разъездах. Поймал машину с водителем-кавказцем, как нынче принято в Москве. Рыдван у него был покрепче обычного, да и сам водитель мне понравился, так что я сразу договорился с ним «на время» и принялся мотаться по городу. Дэз, нотариус, отдел регистрации жилого фонда… все те места, куда по доброй воле не пойдешь. Но мне сегодня отчасти везло. Почти всюду я проходил без очереди, почти все бюрократы «входили в мое положение».
Котя оказался прав.
Все документы на квартиру были выписаны на имя Натальи Степановны Ивановой.
Я не устраивал скандалов. Выписаны — и выписаны. Вряд ли стоило восстанавливать против себя мелких клерков. Вначале надо составить полную картину происходящего.
Последней точкой был Останкинский телефонный узел. Телефон тоже принадлежал гражданке Ивановой.
И вдруг меня посетила неприятная догадка. Я попросил водителя остановиться у офиса МТС на проспекте Мира, подошел к окошечку кассы и назвал свой номер.
— Фамилия, — скороговоркой сказала барышня.
— Максимов.
— Неверно, — холодно ответила девушка. — Повторите еще раз номер.
— Фамилия — Иванова, — предположил я. — Забыл совсем, ведь жена оформляла…
— Сколько будете класть денег?
— Сто рублей, — мрачно сказал я.
Итак, меня лишили даже мобильника. Казалось бы — невелика потеря. В любом ларьке купи пакет «Би+» или «Джинс», а то и просто оформи новый контракт. Что там у меня на счету лежало? Рублей пятьсот, не больше…
Ужасало другое. Они все продумали! Они не упустили даже такой мелочи, как контракт на мобильный телефон!
Неужели они не упустили совершенно ничего?
— Давай в поликлинику, — велел я водителю. — Это здесь, рядышком…
Поликлиника была самая обычная, «совковая». Старая, вечно ремонтируемая, с огромными очередями из кашляющей молодежи и охающих старушек. Молодежь приходила за больничным, старушки — за общением. Лечиться здесь стоило, только если вас не волнует результат. Я и сам стоял на учете лишь ради редких больничных «по гриппу».
Моей тощей карточки не нашлось. Была карточка гражданки Ивановой — пухлая, растрепанная. Видимо, она любила лечиться…
Выйдя из поликлиники, я постоял, глядя на терпеливо ожидающего водителя. Куда податься бомжу? Впрочем, у меня еще не так все плохо. Можно к маме с папой, можно к друзьям, можно на работу…
— Четвертый час кончается, — предупредил водитель.
— Дальше я пешком, — сказал я. — Тут рядом.
Заплатил восемьсот рублей — вполне по-божески, исходя из московских расценок.
— Давай уж подброшу, — сказал водитель. — Просто так.
Наверное, если бы я рассказал ему свою историю, он бы меня понял. Водитель был мингрел, бежавший во время войны из Абхазии. У него тоже где-то был дом, который теперь ему не принадлежал. И он даже не мог его увидеть — «в Абхазии меня сразу убьют».
А я мог посмотреть на свой бывший дом.
— Спасибо, — отказался я. — Пройдусь немного. Я тут рядом живу.
Водитель уехал, я двинулся к дому. По пути купил пачку сигарет — нервы все-таки пошаливали. Черт с ним, со здоровьем, когда вся жизнь рушится!
Некоторое время я бродил у дома, покуривал и разглядывал занавески. Чужие занавески… я вообще их не вешал, предпочитал жалюзи.
Потом вошел в подъезд, поднялся, постоял у двери. Тихо. Кешью, наверное, дрыхнет на диване…
Я достал связку ключей. Открыл первый замок.
А вот второй не смог. Пригляделся — и увидел, что в замке стоит новенькая личинка.
— Что творим? — раздалось со спины.
Я обернулся — по лестнице поднимался сосед.
— Петр Алексеевич, это же я, Кирилл! — воскликнул я.
— А… — Он кивнул. Остановился у своей двери. — Сменила она замок утром. Сама сменила, рукастая дама…
При слове «дама» мне сразу вспомнился Котя.
— Что же это делается? — спросил я. — Отобрали квартиру… представляете, все документы выписаны на нее! Везде!
Петр кивнул. Достал ключи, стал отпирать свою дверь. Потом сказал:
— Честно говоря, сосед, я твоих документов никогда не видал…
Это было как удар под дых. Я не нашелся, что ответить. А тут еще хлопнула вторая дверь, и высунулась стервозная бабка Галина.
— Кто такой, что тут ходит? — спросила она у Петра Алексеевича, начисто меня игнорируя.
— Кирилл же это, сосед… бывший… — буркнул Петр.
— Какой еще Кирилл? Какой еще сосед? Здесь Наташа Иванова живет! — злобно сказала бабка.
— Старая ты дрянь… — не выдержал я. — Совести нет, так о Боге подумай, скоро уже встреча предстоит.
— Сейчас милицию вызову! — юркнув к себе, выкрикнула бабка. И принялась бесноваться за дверью.
— В милицию тебе попадать точно не с руки, — сказал Петр, входя в свою законную квартиру. — Выпить хочешь?
Я молча стал спускаться по лестнице. Ждать лифт я не мог, слишком уж бурлил адреналин в крови.
Куда теперь? Строительная контора… и кинолог. Начнем с кинолога.
Достав телефон, я отыскал номер заводчицы, которой не звонил уже года два. Взяла она не сразу: судя по голосу, я ее оторвал от дел. Впрочем, заводчикам породистых собак звонят непрерывно.
— Полина Евгеньевна? — нарочито бодро спросил я. — Это Кирилл Максимов, помните? Я у вас покупал Кешью.
— Кешью… Кешью… — пробормотала Полина Евгеньевна. Как и все заводчики, она помнила скорее собак, чем их владельцев. — Помню, славненький кобелек… Вы его развязать решили? Или приболел?
— Да нет, все в порядке, — соврал я. — Я у вас проконсультироваться хочу, если можно. У моего хорошего друга с собакой проблема случилась.
— Только коротко, — сразу же расставила акценты Полина Евгеньевна. Консультировать друзей бывших клиентов, конечно же, не входило в ее обязанности.
— У него тоже скай, хороший молодой песик, — сказал я. — И вот он внезапно перестал хозяина признавать. Совершенно случайную девушку теперь воспринимает как хозяйку, а на друга рычит, лает, чуть ли не укусить готов. Почему такое могло случиться?
— Совсем не воспринимает? — заинтересовалась заводчица.
— Совсем! Как на чужого смотрит! А девчонку эту слушается прекрасно!
— Вы пса не наказывали? — спросила Полина Евгеньевна, давая понять, что моя жалкая хитрость про «друга» не сработала.
— Да нет, как можно, — пробормотал я.
— Он же у вас не кастрирован? Может быть, у девушки сейчас… критические дни… — замялась Полина Евгеньевна. — А пес молодой, активный, вот и ластится к ней. Но то, что он перестал воспринимать вас как хозяина…
— Моего друга!
— Хорошо, хорошо. Вашего друга. Так вот вы передайте вашему другу, что скай — порода очень эмоциональная, интеллигентная и в ответ на грубое обращение может обидеться. Даже на хозяина. Надо быть ласковее с собакой. Может быть, даже извиниться перед ней. Они ведь все понимают, совсем как люди! Не поверите, был у меня случай…
— То есть такое возможно? — прервал я Полину Евгеньевну.
— Я, честно говоря, не сталкивалась, — сухо сказала заводчица. — Но все когда-нибудь случается в первый раз. Доброта и забота, запомните! Добротой и заботой можно от собаки добиться всего, а вовсе не силой и командным голосом! Собаки — они как люди, только еще лучше. Они в отличие от людей не предают!
— Спасибо большое… — промямлил я. — Так и скажу другу…
— Вот так и скажите! И супруге привет большой передавайте… Наташа, кажется, ее зовут?
Я похолодел. Мне показалось, что в трубке я слышу шуршание бумаг.
— Вы ошиблись, я не женат.
— Ну как же не женаты? Вот у меня все записано: Кешью фон Арчибальд, кобель, владелица — Наталья Иванова…
— Да, вы правы, — сказал я. — Простите за беспокойство. До свидания.
Они не упустили ничего! Они подменили документы даже в квартире заводчицы!
И ради чего? Ради однокомнатной квартиры в старом панельном доме?
Бред, чушь, нонсенс!
Я присел на скамейку. Достал еще одну сигарету. Повертел в руках трубку. Чужой телефон, чужая квартира, чужая собака. А если это все — только начало? Чего меня еще можно лишить?
Родных. Друзей. Работы.
Я набрал номер розничного отдела своей фирмы. Занято. Что ж, обычное дело. Звонят всякие пионеры, ищут крутую видеокарту подешевле… Номер босса.
— Слушаю…
— Валентин Романович, добрый день!
— Добрый.
— Это Кирилл Максимов вас беспокоит. Менеджер розницы.
— Из какой фирмы?
Телефон едва не выпал из моих рук.
— Из вашей! Из «Бит и Байт»!
Пауза. Шепоток — будто микрофон прикрыли рукой. Шеф в технике полный ламер, никак не научится пользоваться кнопкой отключения микрофона. Мне показалось, что я услышал: «Кирилл Максимов у нас работает? На рознице?» Потом шеф тем же вежливым тоном спросил:
— Да?
— Я сегодня не могу прийти на работу, Валентин Романович. Тут сложились такие обстоятельства…
Снова пауза и шепоток сквозь ладонь.
— Э… Кирилл Максимов?
— Кирилл, — обреченно сказал я.
— Где вы, говорите, работаете?
— В розничном отделе. Менеджер по продажам. Спросите Андрея Исааковича!
— Андрей Исаакович, — нарочито громко спросил шеф. — Работает у вас Кирилл Максимов?
— Нет, — донесся ответ старшего менеджера розницы. — Валентин Романович, я вам все время говорю — у нас не хватает одного человека! Ну трудно втроем с нашими объемами, просто совсем невозможно!
— Э… Кирилл Максимович… — сказал шеф.
— Кирилл Максимов!
— Кирилл Максимов. Я не совсем понял смысл вашей шутки, но если вы хотите работать в нашей фирме и имеете опыт…
— Имею. Три года работы.
— Где?
— В «Бите и Байте!» — крикнул я и прервал связь.
Меня колотило мелкой дрожью. Это уже не бумажки. Меня не узнал Валентин Романович? Пускай. Не так уж часто я с ним вижусь. Но вот Андрюшка Ливанов, с которым вместе было и выпито технического спирта, и пролито трудового пота…
Бумаги можно подменить. Если уж решили отнять квартиру.
Людей можно подкупить… или запугать. Если уж задались целью затравить меня.
Но откуда у шефа и Андрюшки подобные актерские способности? Андрей у нас хоть и Ливанов, да не тот. И выдать импровизированную горестную речь о нехватке менеджера он никак не мог!
Руки тряслись, и виной тому была не вчерашняя пьянка. Я огляделся. Мой двор. Мой, понимаете? Мой! Эти скамейки и карусели на детской площадке, свежевыкрашенные ко дню города, — они мои! Этот дворник, сгребающий мокрые осенние листья, — мой! Этот магазинчик на углу, где я покупаю хлеб, колбасу и пельмени, — тоже мой! Все вокруг привычное и уютное, даже лужа в узком проходе между нашим и соседним домом — моя, обжитая, сто раз в ней промокали ноги, а однажды я поскользнулся и шлепнулся в нее — совершенно по-клоунски размахивая руками, пытаясь удержаться от падения, но все-таки приземлившись на мягкое место. Анька тогда хохотала будто ненормальная, я, глядя на нее, тоже принялся смеяться — сидя в луже, и проходившая мимо бабулька высказала все, что думает о пропившей стыд и совесть молодежи…
Я набрал номер Ани.
— Кирилл, не звони мне, хорошо? — раздалось в трубке. — Я не хочу больше с тобой общаться. Правда не хочу.
Отбой.
Наверное, наши отношения и впрямь иссякли. Я не огорчился. Я обрадовался! Анька узнала мой номер, она помнила меня!
Что же происходит?
Я уселся поудобнее, с улыбкой кивнул дворнику — тот меня не узнал и на кивок не ответил. И принялся обзванивать друзей, знакомых и деловых партнеров — всех подряд по записной книжке телефона, начиная с менеджера Ашимова, у которого иногда закупал железяки для фирмы, и кончая папиным знакомым, стоматологом Яблонским, полгода назад ставившим мне очередную пломбу.
Через полчаса, почти посадив телефон, я закончил обзвон.
Картина вырисовывалась странная… впрочем, нет, странная — это если бы в ней начисто отсутствовали закономерности. А здесь они имелись.
Случайные знакомые вроде Яблонского или менеджеров крупных оптовых фирм меня забыли начисто. Приятели, с которыми связывали более-менее личные воспоминания, вспоминали не сразу, но после какого-нибудь «Лешка, ты что, опух? Мы на прошлой неделе вместе пиво пивали в „Граблях“!» вспоминали и начинали смущенно извиняться, ссылаясь на выбившую всю память работу или последствия вчерашнего пьянства. Пятеро вспомнили меня сразу — Котя, хотя тут, вероятно, сказывалось недавнее общение, три девчонки, отношения с которыми были более чем теплыми, и, совершенно неожиданно, один паренек из конкурирующей фирмы. С пареньком этим я общался не слишком уж часто… было в нем что-то такое… голубоватое, что ли…
Я крякнул. Вот те на! История почти как в Котиных рассказах. Парень-то, похоже, и впрямь гей! А я, видимо, ему симпатичен. Вот потому и помнит…
Почему-то мысль о том, что я являюсь объектом сексуальных фантазий голубого, меня потрясла больше, чем охвативший моих знакомых склероз. Я встал, дошел до магазинчика и купил пива. Продавщицы меня не узнали. Вернувшись на скамейку, я попытался сосредоточиться. Фиг с ним, с парнем, положившим на меня глаз. К вечеру и он меня забудет начисто, пра-а-ативный.
Потом, наверное, забудут те девчонки, с которыми у меня были романы.
Что дальше?
Без работы. Без квартиры. Без друзей.
Паспорт? Ну и что с того? Фальшивый. На рынке купил.
А родители?
Не вызовут ли они милицию, обнаружив меня в своей квартире?
Я набрал папин номер. Вслушался в щелканье и потрескивание мирового эфира.
— Да? — весело откликнулся папа.
— Привет, это Кирилл, — сказал я.
— Кто-кто? — не понял отец.
— Кирилл! Ты что, родного сына не узнаешь?
— Да слышно тебя плохо, Кириллка, — добродушно отозвался отец. — Не мобильная связь, а полевая почта… Как дела? Трудишься?
— Тружусь, — ответил я, отхлебывая пиво.
— Мать спрашивает — не болеешь?
— Здоров как бык…
— Все в порядке? Ничего не случилось?
Так и подмывало ответить — «выгнали с работы, отобрали квартиру, а друзья меня забыли».
— Все зашибись! Как отдыхаете?
— Хорошо отдыхаем. Турки облизывают со всех сторон, но так и норовят лизнуть в бумажник, — весело ответил отец. — Зря не поехал.
— Зря, — согласился я.
— Ты просто так звонишь, что ли? Соскучился?
— Ага.
— Ну, через три… через четыре дня приедем. Мать тебе уже сувениров накупила.
Я кивнул. Пара футболок с надписями вроде «Турция — страна веселых девочек», ритуально привозимая с морей ракушка, бутылка какой-нибудь анисовой турецкой настойки.
— Пока, Кирилл, — продолжил отец. — У меня там денег на счету немного, а роуминг прожорливый.
— Положить тебе? — спросил я.
— Да ладно, не надо. Пока!
— Пока, папа, — сказал я.
Почему-то на душе было нехорошо. Вроде и узнали меня, и подарки везут…
Не было уверенности, вот оно что. Если хватило суток, чтобы меня забыли все приятели, то родителям на это понадобится больше времени. Куда больше. Может быть, целая неделя. Но рано или поздно — я был почти уверен — забудут и они. Будут с удивлением натыкаться на мои фотографии… впрочем, кто поручится, что фотографии не исчезнут? Или вместо них окажутся совсем другие снимки?
Что делать?
— Мне нужен специалист, — пробормотал я. И сам себе кивнул. Да, мне нужен специалист. Человек, понимающий хоть что-нибудь в происходящем. Мент? Вряд ли. Адвокат? Да ни в жизни. Экстрасенс? Может быть. Творится что-то совершенно невообразимое. Экстрасенс… или священник?
Я смущенно потрогал крестик, висящий на груди. Формально я — человек православный. И крещенный не в детстве, а во вполне сознательном возрасте. То есть как бы осознанно. В церковь захожу… порой… Раз в год даже к исповеди прихожу. Может, и впрямь — настала пора за помощью бежать к Богу?
Ой беда какая… С Богом все сложно, на личную аудиенцию рассчитывать не стоит. Придется идти к его земным представителям. И что подумает любой здравомыслящий священник, а ведь они по большей части очень даже здравомыслящие, когда я расскажу ему свою историю?
Правильно. Больной человек. В крайнем случае — одержимый. Меня, конечно, будут утешать. Посоветуют молиться. Возможно, даже вместе со мной помолятся.
Но всерьез, конечно же, никто не поверит. Разве что совсем уж не-здравомыслящий батюшка. Но такой помощи мне не надо.
На всякий случай я помолился. Стало чуть легче, как всегда, когда пытаешься переложить свою проблему на чужие плечи — и вроде как перекладываешь.
Однако совет мне требуется реальный — и в этой жизни.
Я снова набрал номер Коти.
— Да? — отозвался герой литературного фронта.
— Привет. Это Кирилл.
— Э… Какой Кирилл?
Процесс прогрессировал… и прогрессия явно была геометрическая.
— Котя, я тебе звонил полчаса назад. Помнишь?
— Ну… — неуверенно начал Котя.
— Кирилл. Менеджер из фирмы «Бит и Байт». Мы же лет пять знакомы! Вчера вечером я к тебе приходил, мы две бутылки коньяка выхлестали!
Долгая пауза.
— Кирилл, ты можешь сейчас приехать? — спросил Котя.
— Да, — с облегчением ответил я.
— Приезжай. Только быстро. Что-то странное творится.
— Правда? Я тоже заметил, — ядовито сказал я, вставая со скамейки.
