10
С погодой творилось форменное безобразие. Вьюга налетала короткими снежными зарядами, потом ветер утихал, с неба начинали валить крупные рождественские хлопья снега — чтобы через минуту смениться мелкой ледяной крупкой и стригущей дорогу поземкой. Лошади бежали ровно, и сани плавно, убаюкивающе покачивались на ходу. Заднее сиденье в санях походило на узкий диванчик, покрытый меховым чехлом, для ног внизу имелось что-то вроде меховой полости. Я никогда раньше не катался в санях и ожидал гораздо меньшего комфорта.
Мы отъехали от гостиницы уже километра на три, а унылые кирпичные здания все тянулись и тянулись вдоль набережной, и не было ни одной живой души… Хороши были бы мы с Котей, попытайся проделать весь этот путь пешком.
— Меня зовут Кирилл! — запоздало представился я. — А моего друга — Константин. Мы из Москвы.
— Очень рад, — не выказывая особых эмоций, откликнулся Феликс.
Я упрямо пытался поддержать разговор:
— Феликс, почему здесь никто не живет?
— Это заводской квартал, — коротко ответил Феликс. — Промзона. А сейчас праздники.
— И все-таки? Почему совершенно никого нет? — настаивал я.
Феликс потянул вожжи, притормаживая лошадей. Тоже интересное ощущение — машины приучили меня, что остановиться можно в любой момент. Сани проехали еще с полста метров, прежде чем окончательно встали.
— Ты правда хочешь это знать? — спросил Феликс.
Я кивнул. Лицо Феликса было серьезным, даже мрачным. Если бы он сейчас сказал, что город оккупирован инопланетными пришельцами, захвачен вампирами или выкошен чумой, — я бы поверил.
— Вокруг посмотри. Какой идиот в такую погоду отправится гулять по набережной?
Я хотел было ответить — и не нашелся, что сказать.
Феликс усмехнулся. Но тут со стороны моря тяжело плеснуло — будто накатила особенно большая волна. И улыбку с лица Феликса словно смыло этим плеском.
— Есть еще одна причина! — резко ударяя лошадей вожжами, крикнул он.
Лошади в понукании не нуждались. Они рванули так, что нас с Котей отбросило на спинку диванчика. Я перегнулся через боковину саней — и увидел, как за парапетом, за строем фонарей, колышется на воде что-то округлое, темное, усыпанное фосфоресцирующими блестками, с длинными щупальцами, тянущимися к дороге…
Сани неслись теперь вдоль самой стены заводов, максимально далеко от воды. Туша исполинского спрута ворочалась далеко позади.
— Не бойтесь, — не оборачиваясь, произнес Феликс. — Они боятся света и никогда не выползают на дорогу.
Почему-то ничего подобного я не ожидал. Чужой мир был слишком похожим на наш. Здесь могли водиться тигры и медведи — но никак не драконы и гигантские спруты.
— Куда мы едем? — наконец-то спросил я.
— Ко мне. Не беспокойтесь, уже почти на месте.
Сани свернули на широкую улицу — совсем не похожую на те узкие тупики, что разделяли заводские корпуса. Она была освещена — такими же фонарями, как на набережной.
И впереди что-то грохотало. Гремело. Сверкало яркими прожекторами. Неслось нам навстречу. Что-то металлическое, на огромных, метра два в диаметре, колесах, между которыми угрожающе нависал приземистый бронированный корпус с несколькими башенками с тонкими стволами — то ли пулеметов, то ли мелкокалиберных пушек…
Феликс прижал сани к обочине — и ревущая, громыхающая машина пронеслась мимо нас. Остро запахло чем-то химическим. Не обычная бензиновая вонь, а совсем другой запах, чуточку спиртовой, чуточку аммиачный.
— Так и народ подавить недолго, — буркнул Феликс. Обернулся: — Что притихли? Танка не видели?
— У нас танки другие, — тихо сказал Котя. — Они ездят за городом. Степенно. На гусеницах.
— Так у вас и по берегу гулять можно, — усмехнулся Феликс.
С берега, куда умчался колесный танк, часто застучало, будто заработала огромная швейная машинка.
Мы удалялись от берега — и город вокруг оживал, терял свою унылую геометрическую правильность. Пошли здания в два-три этажа, еще не жилого, но уже и не промышленного вида. В некоторых окнах горел свет. От дороги, по которой мы ехали, разбегались в разные стороны узкие улочки.
Снега стало меньше, полозья временами пронзительно скрипели на камнях. Мы свернули, дорога запетляла, и сани стали подниматься в гору. Теперь вокруг стояли внушительные особняки, окруженные садами. В каком-то окне я с радостью увидел мелькнувшую человеческую фигуру: женщина разливала чай. И я понял, чего мне тут так сильно не хватало: нормальных людей. Безумная бабка по фамилии Белая, ее дебильная прислуга, убийцы в черном, даже Феликс, появившийся как чертик из коробочки, — все это были не люди, а персонажи театра абсурда. Такие же странные, как скребущее щупальцами по берегу чудовище или спешивший на рандеву с ним скоростной танк, только в человеческом облике.
А вот женщина, пьющая чай, была настоящей. Обычной. Самые обычные и банальные вещи — они-то как раз и есть настоящие. И даже эта мысль настоящая — потому что банальная донельзя…
Как ни странно, но люди теперь попадались все чаще, несмотря на позднее время. В саду у двухэтажного особняка компания человек в десять — взрослые и дети — играла в снежки. Нам помахали руками, обстреляли снежками и дружно прокричали какие-то поздравления, я не расслышал, с чем именно.
— У нас праздник, — повторил Феликс.
— Я тоже не прочь поиграть в снежки, — мрачно сказал Котя.
— Сейчас согреетесь, — понял его Феликс. — Уже приехали.
Сани остановились у приземистого здания на вершине холма. По архитектуре оно напоминало старую русскую усадьбу — двухэтажный центральный корпус и два одноэтажных крыла. Площадка перед зданием была покрыта утоптанным снегом со следами многочисленных колес и полозьев. Все те же фонари на улице. Яркий свет из окон, движущиеся тени за шторами и, кажется, приглушенная музыка. Нас то ли ждали, то ли заметили приближение саней — в дальнем крыле особняка открылась дверь, к саням подбежал молодой парень: в расстегнутой рубашке, в легких туфлях, но с обмотанным вокруг шеи шарфом.
— Я вернулся, — спрыгивая с саней и бросая парню поводья, сказал Феликс. — Все в порядке?
— Ага, — с любопытством поглядывая на нас, ответил парень. — Распрягать?
— Распрягай.
Вслед за Феликсом мы пошли к входу в главный корпус. Парень повел лошадей к большим воротам в правом крыле.
— Почему у вас нет автомобилей? — не выдержал я.
— Потому что у нас нет нефти, — ответил Феликс.
У меня вдруг возникло ощущение, что Феликс на любой вопрос найдет такой, до идиотизма правильный ответ. «Почему никто не гуляет? Холодно. Почему нет машин? Бензина нет».
— В чем смысл жизни? — ехидно спросил я.
— Издеваешься… — буркнул Феликс. — Для нас весь смысл жизни — добросовестно исполнять свои функции.
— Мне это не нравится.
— Привыкнешь…
Это оказался ресторан. Не такой, как в гостинице, с атмосферой маленького европейского клуба. Нет, это был Ресторан с большой буквы. В стиле загулявших купцов и партийных работников. Это был кабак! Это было что-то столь же вульгарное, как ресторан «Прага» на Новом Арбате. Такие рестораны были в России до революции, благополучно пережили нэп (тогда, возможно, в таких кутила бодрая старушка-воровка Роза Белая), уцелели при Сталине, сохранились в годы Великой Отечественной, окрепли и заматерели в эпоху выращивания кукурузы и брежневского застоя, сменили десяток хозяев во время перестройки и победоносно встретили третье тысячелетие.
Пошлость вообще бессмертна.
Здесь были колонны. И хрустальные люстры. И шпалеры на стенах. И статуи голых фигуристых девиц с пустыми глазами вареных рыбин. И белые накрахмаленные скатерти. И хрусталь-фарфор со столовым серебром. И официанты в черных смокингах и белых рубашках, с надменно-вежливыми лицами.
Вы скажете, что все это правильно, замечательно, что ресторан должен отличаться от кафе быстрого обслуживания или ресторанчика национальной кухни. Ну да, конечно. Вот только здесь всего было слишком много. Хрусталя, серебра, крахмала. Какая-то незаметная грань была перейдена, и помпезная роскошь превратилась в безвкусицу.
Под стать оказалась и публика. Я все вспоминал того вежливого почтальона, что привез мне таможенные справочники, — он был этакий лощеный, породистый, джентльменистый. Словно дворецкий из английских фильмов.
А здесь царило безудержное веселье. Нет, за некоторыми столиками ели и пили аристократического вида дамы и господа, на них достаточно было посмотреть, чтобы понять — не наши! Местные! Из мира, где нет нефти и ездят на санях, зато на берег лезут морские чудища. Но вот в центре, за огромным столом, гуляла компания вроде тех, что я порой видал в дорогих московских ресторанах. Шеф обязательно устраивал под Новый год «корпоративную вечеринку» в какой-нибудь «Красной Площади» или «Метрополе», нет бы деньгами премию выдать… Так вот там такие случались. Накачанные, но с брюшком (а можно сказать и наоборот: с брюшком, но накачанные), коротко стриженные и с постоянной, вызубренной полуулыбкой. Вначале ведут себя вполне прилично, а потом с них спадает лоск вместе с трезвостью, и они превращаются в тех, кем были десять лет назад, — мелких бандюганов. Только вместо польского «Наполеона» они теперь глушат «Камю», а заблевывают не красные пиджаки, а костюмы от «Бриони».
У них и девушки были соответствующие. Длинноногие (что хорошо), красивые (что замечательно), но с глазами пустыми и яркими, как елочные игрушки. Они и сами были игрушками, но это их вполне устраивало. От скуки эти девочки открывали «бутики» (магазин — это бизнес, а бутик — для души), по полдня проводили в фитнес-залах, потребляя травяные чаи и занимаясь на экзотических тренажерах, получали никому не нужное высшее образование на платных факультетах (особо ценились менеджмент и психология).
Вот что хотите делайте, но эта компания была наша!
Феликс провел нас через зал (я заметил, что официанты при его появлении будто подтягиваются, хотя, казалось, куда уж дальше). Коридоры, мимо кухни, где гремело, шумело, растекалось вкусными запахами, лестница на второй этаж, прижимающаяся к стенкам прислуга — ресторан напоминал шкатулку с двойным дном, где спрятано куда больше, чем есть на виду.
Потом Феликс отпер высокую двустворчатую дверь и ввел нас в кабинет — куда менее помпезный, чем залы ресторана. Письменный стол, заваленный бумагами, рабочий стул с жесткими подлокотниками и высокой спинкой. Хотя и для пышных кресел в стиле ампир, расставленных вокруг овального стола, место в кабинете нашлось.
— Садитесь. — Феликс кивнул на кресла. Нажал кнопку на столе. Через несколько мгновений в кабинет заглянул официант. Похоже, он ожидал у дверей. — Молодым людям — хороший ужин. Канелони с индейкой, бараньи ребрышки с фасолью… суп… — Феликс внимательно посмотрел на нас и распорядился: — Луковый суп обоим. И нам всем глинтвейна.
— Глинтвейн уже несут, — с достоинством сказал официант. — На дворе изрядно похолодало, господин директор.
— К утру дороги заметет, — согласился Феликс. — Мы видели кракена на берегу. Пошли кого-нибудь в полицию, возможно, удастся купить щупальца.
— Я отправлю Фридриха, — кивнул официант.
Похоже, он был не рядовой сотрудник. Начальник смены, старший по залу или как там это у них называется. А еще я заметил, что на Котю он глянул почти равнодушно, зато на меня — с явным уважением. Неужто и впрямь что-то чует?
Второй официант принес нам глинтвейн — по пузатой стеклянной кружке каждому и укутанный в полотенце кувшин на подносе.
Когда мы остались одни, я с наслаждением глотнул горячего вина. После двадцатиминутной поездки в санях лучшего нельзя было и придумать. А потом спросил:
— Феликс, кто ты?
— Функционал. Ресторатор-функционал.
— Это вроде повара? — заинтересовался Котя.
— Готовить я тоже умею, — кисло согласился Феликс. — Нет. Я отвечаю за ресторан целиком. Интерьер, сотрудники, кухня…
— Интерьер, — задумчиво сказал Котя. — Ага.
— Мне тоже не нравится, — спокойно согласился Феликс. — Но нравится посетителям. К моему глубокому сожалению… Итак, господа, постараюсь ответить на вопросы. Наша уважаемая Роза всегда склонна приукрашать истину… Итак, Кирилл, ты — функционал.
— Это вроде бы математический термин, — сказал я.
— И что с того? Нашу суть слово «функционал» передает лучше всего. Мы — приложения к той или иной функции. Есть функционалы-продавцы. Есть функционалы-врачи. Есть функционалы — хозяева гостиниц или ресторанов.
— Прислуга, — вдруг произнес Котя.
— Именно. — Феликс кивнул. — Если тебя это оскорбляет, можешь называться мастером. Многие так и делают. Но в моем понимании мастер — человек, самостоятельно добившийся успеха. У нас ситуация несколько иная. Способности нам даны. Кем — не спрашивай, я не знаю. А история у всех одна и та же. Человека начинают забывать. У него исчезают документы. Его место — в семье и на службе — занимает кто-то другой. И вот когда человек опускается до самого дна и ему некуда деваться, к нему приходит посыльный или он получает телеграмму… в общем — его куда-то зовут. Место, куда он приходит, становится его новым местом работы. Мы называем это место функцией. Функция Розы — ее гостиница. Моя функция — этот ресторан. Твоя, как я понимаю, пропускной пункт между мирами.
Я кивнул.
— Что ты получаешь. — Феликс отхлебнул глинтвейна. — Ты получаешь очень долгую жизнь. Я не скажу «бессмертие» — ты хоть и не стареешь, но можешь погибнуть или покончить с собой. Ты получаешь полное здоровье и огромную способность к регенерации. Только учти, чем дальше ты находишься от своей функции, тем ниже твои способности! На своей территории тебя практически невозможно убить. Полагаю, даже если отрезать голову, она способна прирасти обратно. Здесь… ну, вероятно, тебя можно убить выстрелом в сердце. Или несколькими выстрелами.
Странное дело — я всю жизнь знал, что меня можно убить выстрелом в сердце, и это ничуть меня не обижало! А теперь стало очень досадно…
— Ты способен отличать функционалов от обычных людей… погоди, не спорь. Это придет не сразу. Ты понимаешь любые языки, но опять же — только в некоторой зоне от своей функции. Место, где ты живешь и работаешь, очень скоро будет обставлено по твоему вкусу. Учти, это самопроизвольно! Никаких предметов роскоши, увы, ты не получишь. Никаких денег и драгоценностей. Никаких продуктов. Никаких обольстительных гурий, к сожалению… Пожалуй, это все, что касается общих способностей. Теперь специальные. Я, к примеру, знаю, кого и чем кормить… не улыбайтесь, сейчас убедитесь сами. Роза поддерживает свою гостиницу в идеальном состоянии. Ты, вероятно, почувствуешь любую контрабанду, а при необходимости вступишь в драку и победишь. Конечно, до полицейского-функционала тебе далеко, но… А какие чудеса творит врач-функционал! Вот, пожалуй, все положительное, что могу тебе сказать… Нет, подожди! Ты еще, конечно же, можешь путешествовать из мира в мир. Сколько миров связывает твоя функция?
— Пока два. Но мне кажется, их будет пять.
— Прекрасно. Итак, у тебя на выбор пять миров, куда ты можешь отправиться. Только учитывай, что твои способности сойдут на нет, когда ты удалишься на десять — пятнадцать километров. Можешь воспользоваться и чужим переходом.
— Если есть плюсы, то должны быть и минусы, — сказал я.
— Верно. Минус один. Он таков: ты будешь всегда заниматься одним и тем же делом. Если ты удивительный лентяй, то можешь исхитриться и сделать свою работу необременительной — как Роза. Но полностью от нее избавиться ты не сумеешь. Если уйдешь от своей функции далеко и надолго, то станешь обычным человеком.
— Не такой уж и страшный минус, — буркнул Котя. — Мы и так все человеки. А побыть сотню лет неуязвимым суперменом, да еще и не заботиться о хлебе насущном… такое не каждому дано… Я мог бы стать функционалом?
— Это лотерея.
— Понял. Где можно билетики купить?
Феликс только усмехнулся.
В дверь коротко постучали, и вошел официант с подносом.
— Баранину ему. — Феликс кивнул на меня. — Перекусите, молодые люди…
Он прошел за свой стол и погрузился в чтение бумаг. Мы накинулись на еду.
Действительно было вкусно. Очень. Я никогда не ел луковый суп, я вообще вареный лук ненавидел! А сейчас я слопал полную чашку в один присест. Накинулся на бараньи ребрышки. Честно говоря, баранину я ел очень редко и был убежден, что это невкусное мясо. Оказывается, я ошибался еще сильнее, чем с луком.
Было и вино. И на этот раз этикетки на бутылках оказались чужие — буквы напоминали латиницу, но слегка искаженную в написании. Смысл слов я все-таки понял: вино произвели «в высокогорных областях Скани из уникального сорта винограда Руминера». А вот Котя поглядел на бутылку так, что сразу стало ясно: он ничего прочесть не может.
— Вы можете заходить ко мне в любое время, — произнес Феликс, не отрывая взгляд от бумаг. — Всегда буду рад принять коллегу. Приводите друзей, подруг. Мы должны помогать друг другу, верно?
— Феликс, вы из Москвы?
— Нет. Я местный.
— Но вы ведь говорите по-русски! — вскинулся Котя.
— Ну и что? Да, я русский… — Он открыл ящик стола, достал оттуда потрепанную книжку. — Возьмите. Будет проще, если вы это прочитаете на досуге.
Книжкой завладел Котя. По его радостному восклицанию я понял, что на этот раз он понимает текст.
— Учебник истории для пятого класса, русская версия! — радостно воскликнул Котя.
— Отобрал два года назад у сына, — сказал Феликс. — Решил, что рано или поздно пригодится. Новые функционалы появляются нечасто, но надо быть ко всему готовым… Так уж сложилось, что я здесь вроде как старший. Неофициально, разумеется. Но в последнюю пятницу месяца все наши собираются в ресторане… вы тоже подходите. Сосед как-никак.
— Феликс, кто напал на гостиницу? — спросил я.
Феликс вздохнул:
— Если есть люди, владеющие чем-то уникальным, у них обязательно попробуют это отобрать. Всегда ходят какие-то слухи, Кирилл. О враче, способном исцелить любые болезни. О лазейках между мирами. О неуязвимых бойцах. Об исполняющихся желаниях, в конце концов. Все наши связи обрываются, когда мы становимся функционалами. Но рано или поздно заводятся новые. Функционалы женятся или выходят замуж. У них появляются дети. Новые друзья. И вот — нужная информация попадает слишком честолюбивому человеку, и начинается… Тайные организации. Боевики. Нападения на функционалов — некоторых выявить очень трудно, других — почти элементарно. В большинстве случаев с ситуацией разбираются полицейские. Но иногда… иногда мы гибнем. Последний год неспокойно, на меня нападали дважды…
— А так люди о нас не знают?
— Кому надо — знают. Лучше оказывать небольшие услуги власти, чем ввязываться в глобальное противостояние, верно? Опять же — тебе нужно питаться, одеваться. Знаешь как?
— Ко мне приходил почтальон. Сегодня утром… то есть уже вчера. Он принес таможенные книги… — Я не закончил.
— Правильно все понял, — кивнул Феликс. — Ты собираешь налог с товаров. И можешь полностью тратить его на себя. Я содержу дорогой ресторан. Врач очень дорого лечит богатых и скрытных клиентов от всего… Поверь, когда слух о новом функционале распространится, у тебя не будет отбоя от клиентов. Заранее приготовь таблички с временем работы и повесь на дверях.
Непохоже было, что он шутил.
— В общем, — подвел я итог, — мне дали высокооплачиваемую работу, а вдобавок — здоровье, долголетие и неуязвимость. Надо радоваться.
— Начинай, — кивнул Феликс. — Я совершенно серьезен, начинай радоваться жизни. Лет через пятьдесят ты начнешь скучать, а пока — веселись. Предавайся всем возможным радостям и порокам. Нет, вначале радостям, пороки лучше оставь на потом… А через два дня жду тебя на нашу маленькую вечеринку функционалов Кимгима. — Он посмотрел на Котю и уточнил: — Одного, разумеется.
— Скажите, — воинственно произнес Котя, — а что будет, если я напишу про все это в газете?
— Вы журналист?
— Да!
— К вам заглянет функционал-полицейский. — Феликс покачал головой. — Воздержитесь от этой статьи, молодой человек.
— Ничего страшного не случится, даже если напишет, — быстро сказал я. — Он пишет сенсационные статейки о всякой небывальщине: тайные общества, экстрасенсы, морские чудовища…
Я замолчал, а Феликс кивнул:
— Вот-вот. Пусть воздержится. Пишите лучше что-нибудь другое, молодой человек. Что-нибудь романтическое. О любви. О животных.
— О любви к мальтийским овчаркам! — не выдержал я. И принялся хохотать. Я хохотал очень долго, взахлеб, поперхиваясь и сгибаясь в кресле, пока покрасневший Котя не принялся стучать меня по спине.
— Вам надо отдохнуть, — сказал Феликс, внимательно глядя на меня. — Останетесь здесь? Я могу выделить вам комнату. Или поедете к Розе? Или к себе?
— К себе, — сказал я. Истерический хохот прошел, но мне было неловко, как человеку, сморозившему глупость в большой компании.
— Разумно. Не стоит слишком нагружать вашу функцию отлучками. К тому же, как я понимаю, вы даже не познакомились с местными функционалами?
— Нет.
— Конечно, Москва город крупный, — рассудил Феликс. — У нас десять функционалов. В Москве, полагаю, больше сотни… Но не сегодня-завтра к вам придут.
— «Комиссия прибудет послезавтра», — вспомнил вдруг я. — Да… действительно.
— Вот видите. Волей случая в курс дела вас ввел я вместе с Розой. Но у вас свои законы, свои правила… Возможно, вам все объяснят точнее и лучше.
Феликс снова нажал кнопку звонка и сказал:
— Я попрошу Карла отвезти вас. При нем можете говорить свободно.
— А могу я вас сфотографировать? — спросил я.
— Ищете доказательств для самого себя? — Ресторатор улыбнулся. — Пожалуйста. Только тогда с вас карточка.
О том, что мы можем и не найти башню, я подумал только когда мы проехали мимо «Белой Розы». От камешка, оставленного на парапете, было не больше пользы, чем от хлебных крошек, что сыпали за собой в лесу Гензель и Грета, — слишком много снега навалило за эти часы. От Коти помощи ждать не приходилось: подсвечивая страницы экраном мобильника, он пытался читать учебник истории.
Но все разрешилось неожиданно просто. В какой-то момент, вглядываясь в проносящиеся мимо улочки, я почувствовал: нам сюда. Ощущение было сродни тому, с которым я толковал Коте незнакомые термины или дрался с налетчиками, — чистое знание, убежденность в том, что надо сделать именно так.
Нас довезли до башни, на которую молодой официант глянул с жадным любопытством. Интересно, каково это — знать о существовании иного мира и не иметь возможности туда заглянуть?
— Мы вам что-либо должны? — спросил я, повинуясь невольному порыву.
Хотя что я ему мог предложить? Местных денег у меня нет, рубли ему без надобности.
— Что вы, ничего. — Парень снова глянул на башню. — Мне пора ехать… боюсь замерзнуть.
— Может быть, чуть-чуть?.. — Я не закончил фразу.
И в следующее мгновение понял, что люди остаются людьми даже в параллельном мире.
— Если только совсем чуть-чуть. — Парень смущенно улыбнулся. — Нечасто мастер угощает простого человека.
Я подумал, что функционал Феликс слегка лукавил, издеваясь над Розой Белой. Нет, конечно, сам он не признавал такого высокопарного обращения. Но вот как звали его подчиненные — предпочитал не замечать.
— Мастер с удовольствием угостит вас, — сказал я. — Проходите.
И вот тут парня словно током ударило! Я уже открывал дверь, а он все растерянно смотрел на меня. Потом потряс головой. Спросил:
— Мастер приглашает?
— Заходи. — Я гостеприимно распахнул дверь.
Наверное, с таким чувством добрый католик вступает в папский дворец. Парень долго отряхивал с ног снег. Осторожно вошел — и уставился на электрические лампочки с тем же восторгом, как Котя, обнаруживший фонари на парапете.
— Принеси нам, — попросил я Котю. — Ага?
— Ага, — кивнул Котя.
Исчез на минуту и вернулся — с коньяком и тремя рюмками. Возница проглотил коньяк будто воду. Нет, спиртное его сейчас не интересовало…
— Мастер… могу ли я посмотреть на ваш мир?
Я посмотрел на Котю. Тот пожал плечами: «Сам решай».
— Ну, наверное, да… — Я прошел к двери, что вела в Москву. — Недолго!
Вам доводилось видеть, как человек любуется видом дождя над свалкой?
Была уже глубокая ночь.
Вид за дверью был не лучше, чем в Кимгиме. Темнота, грязь, смутные силуэты домов, в нескольких окнах — неяркий свет. Почему-то еще и фонари вдоль дороги не горели.
Но парень поглощал это нехитрое зрелище с энтузиазмом первого зрителя братьев Люмьер. Потом неохотно отвернулся от двери. Прижал руку к сердцу.
— Спасибо, мастер. Я… я всегда мечтал увидеть чужие миры.
И эта дурацкая напыщенная фраза нас с Котей проняла. Мы, фальшиво улыбаясь, проводили парня до его двери — в Кимгим. Даже помахали руками.
А когда я захлопнул дверь — будто из нас обоих вынули невидимые стержни.
Я оперся о стену.
Котя поступил проще — сел на пол. И принялся ненужно долго тереть очки о рукав.
— Как тебе… их мирок? — спросил я.
— Мирок? Масоны! — твердо сказал Котя. — Мировой заговор. Чудовища. Ёшкин свет, зачем я сюда приехал!
У него в голосе прозвучала подлинная мука.
— Ты чего? — не понял я.
— Чего, чего… Ты теперь — страж между мирами, так? На лету ножики ловишь, раны заживляешь, пошлину взимаешь… А я-то чего ввязался? Я никто, и звать меня никак! И рассказать не могу, ко мне функционал придет и башку оторвет!
— Котя…
Мне и впрямь было неудобно. На меня выпал непонятно кем брошенный жребий. Да и Котя забыл, что мы были дружны. Но все равно — я чувствовал себя виноватым.
— Все у них схвачено, все завязано, — продолжал тем временем накаляться Котя. — Повсюду все свои. И зубодеры свои, и парикмахеры. Простые люди бьются словно рыба об лед, а вы там с жиру беситесь!
Это было уже совсем странно. Я никогда раньше не встречался с классовой ненавистью. Да раньше и не было никакой разницы между мной и Котей. Но сейчас я вдруг понял, что ощущал мелкий лавочник, к которому в октябре семнадцатого года зашел революционно настроенный матрос.
— Котя…
— Иди ты на фиг! — выдал Котя, что для него равнялось отборному мату. — Хорошо вы устроились, мастера-функционалы!
Последние слова прозвучали с тем чувством, с которым оголтелый антисемит мог бы заорать: «Жиды пархатые!»
— Слушай, я не рвался… — начал было я.
Но Котю, как это порой бывает, пробило на обиду.
Он резко поднялся, достал из-за пазухи учебник истории, который мастер-функционал Феликс отобрал у своего ребенка, и бросил книгу на пол. После чего гордо вышел, хлопнув дверью.
Вышел в Москву.
— Я что, этого хотел? — спросил я башню. Потер плечо, в которое мне попали ножом. — Я что, рвался быть функционалом? Партизан мочить и таможенные сборы взимать?
В башне было тихо. Очень тихо. Отвечать мне было некому.
А устраивать истерику без зрителей — совсем уж глупо.
Я нагнулся, подобрал книжку. Она открылась на форзаце — и я увидел карту мира, в котором находился Кимгим.
Несколько секунд я глупо улыбался.
Может быть, Котя тоже видел эту карту? Оттого и завелся?
— Здесь вам не тут, — изрек я древнюю военную мудрость.
Так, с книгой в руках, я и отправился на второй этаж.