2

То же самое я сказал и женщине с серым лицом, которую повстречал на автобусной остановке. Привстав на цыпочки она усердно разглаживала на фонарном столбе отсыревший листок бумаги с коряво написанными от руки словами «сдается квартира». Старая и усталая, злая на весь мир и разочарованная — больше, разумеется, в окружающих, чем в самой себе, она смерила меня взглядом переступая с ноги на ногу. Сапожки у нее были потертые, со сбитыми носками и неоднократно заклеенные…

— Да, мне это подходит.

Сама квартирка с крохотной кухней и низкими потолками, покрытыми зелеными разводами расползающегося грибка, меня интересовала гораздо меньше, чем наличие оптоволоконного кабеля. Его провели в рамках социальной программы «Диптаун — в каждую московскую квартиру», приуроченной к очередной избирательной компании мэра. В спешно-показательном порядке мэрия финансировала проводку оптоволокна в нескольких отдаленных кварталах, а после успешных выборов, как водится, свернула проект, сославшись на недостаток средств.

— Коммунальные услуги оплачиваете сами, — предупредила женщина. — За свет, за воду, связь и кабельное… И никаких гулянок после одиннадцати вечера. Я женщина больная…

Я покивал, заверив ее, что шума от меня будет немного, оплатил наличными аренду на два месяца вперед и решил, что неуклюжий ригельный замок надо будет сменить незамедлительно. Такое старье не остановит и пятиклассника с отверткой.

В целом квартирка мне попалась неплохая, рядом с автобусной остановкой. А если не полениться пройтись пешком, то минут за десять можно добраться до станции метро, возле которой, по старому русскому обычаю, расположился стихийный рынок c тихими бабушками, разложившими на картонных коробках семечки и сигареты; с громкогласными торговками сморщенными пирожками и беляшами, от которых порой шел стойкий запашок собачатины; с угрюмой холодной забегаловкой, в которой толпился сумрачный и неопрятный люд, потягивая кислое, беззастенчиво разбавленное пиво; со сворой ярких крикливых цыганок, укутанных в серые пуховые шали; с цветочными и продуктовыми рядами, где торговали носатые кавказцы и обиженные на жизнь провинциалы; с лотками, заваленными новейшей аудио-, видео-, компьютерной и прочей продукцией, оперативно украденной и растиражированной предприимчивыми русскими пиратами.

В целях установления соответствующих связей с продавцами я прикупил несколько DVD с игрушками, краем глаза наблюдая за случайно забредшей сюда группкой американских туристов. Те лопотали что-то по-английски, оживленно размахивая руками.

— Чего это они?

Паренек с круглыми щеками и неприятной на вид бородкой засмеялся.

— Спросили почем у меня софт. Я говорю — десять баксов за последнюю версию Фотошопа, так у них глаза на лоб полезли, Сейчас никак не могут решить, где я их кинуть собираюсь. Русская мафия, говорят.

— А ты собираешься? — улыбнулся я.

— У меня товар чистенький — без троянов и прочей пакости. И крякнутый профессионально. Русской версии правда еще нет, в следующую пятницу обещали, но она-то им ни к чему, верно?

Он, конечно, был прав и наверняка не врал насчет отсутствия троянских коней и прочей заразы, но запуганные суровым американским законодательством туристы этого не понимали. Русский человек закона не боится. Он людей боится — и это правильно. Люди ведь тоже разные бывают — и об этом надо помнить, что здесь, что в глубине. Вот поэтому-то…