В салоне первого класса межзвездного лайнера было шумно и душно. Под потолком плавали клубы сладковатого дыма травы тахумулько, вызывавшего удивительные галлюцинации: казалось, душа вылетает из тела и витает над ним в состоянии полного блаженства. По всему салону раздавался громкий хохот, выкрики, звон стекла и бульканье разнообразных алкогольных напитков.

«Как в низкопробном ресторане», — с досадой подумал Платон Рассольников, разглядывая неприличную надпись на подлокотнике своего кресла. Впрочем, он не имел ничего против низкопробных ресторанов, но всему свое время — просто сейчас он настроился потратить три с половиной часа, которые длился перелет с Пифея на Шаран, на размышления о дальнейших действиях, а если ничего не придет на ум, то хотя бы выспаться.

Откуда-то сзади донеслось фальшивое нестройное пение. «Да уж, тут не до размышлений», — мрачно пробормотал Платон. Большинство пассажиров лайнера составляли наемные рабочие с различных планет, которые летели на заработки на вольфрамовые шахты и урановые рудники Шарана — народ грубый, необразованный и алчный (надо быть очень уж бедствующим или алчным человеком, чтобы обречь себя на рабский труд в нечеловеческих условиях на планете, где среднегодовая температура — минус 45 °C).

«Не перейти ли в салон второго класса?» — пришла на ум свежая идея. Он привстал и повернул голову назад, но из приоткрытой двери в соседний салон валил такой густой дым травы тахумулько, что Платон безнадежно махнул рукой и уселся обратно в кресло. «Ничего не поделаешь. Придется терпеть», — уныло подумал он. Платон достал портативный компьютер и попытался углубиться в материалы Ежегодного Конгресса Археологов, на котором побывал две недели назад.

На экране компьютера чернел заголовок:

Ежегодный отчет сильвангской экспедиции. 238 год от начала работ.

Название доклада: «Образ радужного змея в доирунгийской культуре»

Подзаголовок: «Архетипы доирунгийского сознания — миф или реальность?»

Автор: профессор археологии К. Глендруид.

«За один такой подзаголовок его надо было снять с выступления», — подумал Платон, зажал уши ладонями и погрузился в воспоминания о прошедшем Конгрессе.

Рассольников никогда раньше не бывал в великолепном конференц-зале Оксфордского Галактического университета, где проходил ежегодный Конгресс археологов со всей обитаемой Вселенной, долго разыскивал его по всему кампусу и в результате опоздал. Он крадучись вошел в конференц-зал уже незадолго до перерыва на обед и присел на заднюю скамью. Зал был относительно небольшой, человек на семьдесят. Платон неоднократно видел фотографии убранства зала в университетских брошюрах, но не имел возможности рассмотреть оформление в деталях, а оно того стоило. Это была стильная смесь псевдоготики и барокко, олицетворяющая собой преемственность традиции, идущей от древних университетов Земли. Конференц-зал выглядел одновременно строго и богато. В центре стояла высокая кафедра из настоящего резного дерева, вокруг нее ступенчатым амфитеатром располагались ряды скамей, обитых кожей и бархатом. Узкие стрельчатые окна уходили под потолок. На стене позади кафедры располагались два экрана: один из них предназначался для демонстрации материалов, а другой — для двухсторонней связи с теми из докладчиков, которые по различным причинам не смогли присутствовать на Конгрессе.

Хотя Конгресс транслировался во все крупные университеты галактики, лишь немногие избранные удостоились чести посетить его лично. Первоначально Платон в число избранных, естественно, не входил. Причины крылись в его сомнительной репутации и отсутствии фактических достижений в научной сфере. Однако Платон все-таки получил особое приглашение, прибегнув к излюбленному способу — принеся в дар университету редкий артефакт, имеющий существенную научную ценность и никакой материальной. Этим средством он пользовался неоднократно, и всегда старался иметь под рукой пару вещичек про запас. Благодаря этому Платона хотя и неохотно, но привечали в ученой среде — во всяком случае, его слава удачливого археолога была общепризнанной. Платон ценил эту славу и изо всех сил способствовал ее укреплению, в том числе и участвуя в подобных мероприятиях. Но была и другая, не менее серьезная цель его присутствия на Конгрессе — поиск информации.

«Так-так, посмотрим, что сегодня в программе. «Древние города Туле в III–IV вв. нашей эры» — это я уже пропустил… — разговаривал сам с собой Платон, просматривая на мини-экране, вмонтированном в откидной столик, тезисы сегодняшних докладов. — И думаю, ничего не потерял. Поселения Туле перекопаны вдоль и поперек, а сравнительная антропология меня не интересует. К тому же, ничего, кроме гадательных костей коленчатого ортиазуса, они там не нашли. Далее — «Введение в некоторые вопросы периодизации плавниковых культур Скифона». Само по себе, может, и любопытно. Надо будет почитать на досуге, но вообще подводная археология — не моя стезя…»

Платон оторвался от чтения тезисов и обвел взглядом конференц-зал. Все ему здесь нравилось — от искусственного «вечернего света Сириуса», признанного самым полезным для глаз, который лился через стрельчатые окна, до резной спинки скамьи с вмонтированным многофункциональным столиком и микрофоном. Это было помещение, оснащенное по последнему слову техники и оформленное с безупречным вкусом; здесь сочетались ненавязчивый прогресс и умеренный консерватизм. Оно символизировало тот высший срез общества, к которому Платон всегда мечтал принадлежать.

«А разве то, что я здесь сижу, не доказывает мою принадлежность к кругу избранных?» — тешил себя Платон, отгоняя воспоминание о татуированной коже циклопоида с планеты Феак — цене особого приглашения.

Голос докладчика, стоящего на кафедре, благодаря отличной акустике был четко слышен даже на последней скамье, где сидел Платон.

«…например, общность культур Маха и Миха доказывает обряд медха, существующий в обеих культурах. После принесения в жертву молодого мыра царица символически соединяется в ритуальном браке с убитым мыром. Это происходило таким образом…»

«Что за тема? — заглянул в тезисы Платон. «Мыр в языческой сакральной системе культур Маха и Миха». Ого! Интересно, как ему удалось собрать подобный материал? Может, он сам присутствовал на жертвоприношении или даже принимал участие? Не исключено — многие древние обычаи поразительно живучи. Но… мне это не нужно. Вот если бы они отливали тридцатифутовые золотые статуи этого мыра, это другое дело…»

«Итак, я могу с большой долей уверенности утверждать, что функции, выполняемые мыром в религиозной сфере, определялись его экономическим и транспортным значением в хозяйстве обеих культур!» — закончил выступление докладчик и сошел с кафедры под бурные аплодисменты. Его место занял темнокожий невзрачный человечек в криво сидящем костюме, явно взятом напрокат. Его появление вызвало шум в зале.

«Это еще что за сморчок? — Платон поспешно бросил взгляд на мини-экран — Профессор Глендруид, сильвангская экспедиция. Что-то знакомое… Как тут написано — Сильванга, первая планета Беты созвездия Ориона. Та самая Сильванга? Но это же страшно далеко!»

Платон напряг память, пытаясь вспомнить все, что ему было известно о Сильванге. В свое время о ней было написано немало статей и монографий. Лет двести назад эта планета внезапно стала знаменита по всей галактике, а потом ее довольно скоро забыли. Причина кратковременной известности лежала именно и сфере археологии.

Сильванга была одной из двух обитаемых планет системы Беты Ориона. Ее орбита проходила слишком близко к солнцу, и поэтому планета была практически непригодна для жизни. Экваториальные области Сильванги занимали безжизненные раскаленные пустыни — температура там поднималась днем до ста градусов, а по ночам не опускалась ниже сорока. В полярных зонах климат был хоть и чрезвычайно жаркий, но более влажный, и там господствовали джунгли. Сильвангу обнаружили около двухсот пятидесяти лет назад — примерно в то же время, когда началась колонизация Шарана, ледяной необитаемой планеты, богатой полезными ископаемыми. Взорам первооткрывателей предстали непроходимые джунгли и немногочисленное полудикое население, носившее явные следы вырождения. А через несколько лет совершенно случайно обнаружилось, что столица северной полярной области — Ирунгу — расположена прямо на вершине гигантской пирамиды, полностью ушедшей в болотистую почву.

Это открытие стало огромной научной сенсацией, и незначительная планета стала известна по всей вселенной. На Сильвангу хлынул поток археологов, историков, этнографов; затевались бесчисленные экспедиции, в Ирунгу открыли местное отделение Галактического Археологического Общества и построили роскошное здание исторического музея. Уже начала зарождаться туристическая индустрия. В общем, на затерянную в космосе планету пришла цивилизация.

Но прошло лет сорок — пятьдесят, и все тихо сошло на нет: турфирмы свернули свою деятельность и перебрались на другие планеты, здание исторического музея забрал себе под резиденцию император, секция МГАО закрылась из-за отсутствия сотрудников… Причин у краха было множество. Активно начатые раскопки пришлось остановить в самом начале, поскольку предстояло глобальное осушение болот, а на это требовались огромные деньги. Консервативные же методы почти ничего не давали: за много лет было найдено с десяток грубых каменных изваяний. Немногочисленные туристы, побывавшие на Сильванге, спешили поскорее унести оттуда ноги и второй раз приезжать желания не выражали. И неудивительно — приходилось терпеть невыносимо жаркий тропический климат, не говоря уже о повышенном радиационном фоне, свирепых магнитных бурях, хищной и прожорливой болотной флоре и фауне и разнообразных экзотических болезнях.

Отношение к исследователям со стороны местного населения тоже вызывало немало нареканий. Платон сразу вспомнил мемуары одного бывалого путешественника, специалиста по контактам, которые когда-то прочитал с большим интересом. Первое время прямо не верилось, что это раса дикарей, поклоняющихся идолам, рассказывал специалист. Они встречали пришельцев почти без удивления, без особенного страха и всячески старались высказать доброе отношение. Однако они как будто все время присматривались к ним. Сильвангцы живо интересовались, откуда взялись пришельцы, почему летают их корабли… Это была какая-то смесь благоговения и настороженности. Многие исследователи считали, что на Сильвангу и раньше прилетали корабли, и в этом причина отсутствия страха у туземцев. Но лично мне, утверждал путешественник, ситуация напоминала известный эпизод из древнейшей истории Земли: как ацтеки встретили конкистадоров Кортеса. Они никогда по видели белых людей — просто посчитали их богами.

Однако с каждым годом отношение к пришельцам становилось все хуже и хуже. Благоговение понемногу сменялось высокомерием и презрением. Это была черная неблагодарность со стороны силвангцев. Никто не вмешивался в их внутренние дела, туземцев лечили, дали им возможность получать образование, а они плевали пришельцам под ноги, воровали все, что плохо лежало, отказывались на них работать даже за хорошие деньги, а на все претензии был один ответ: «Мы вас сюда не звали. Не нравится — убирайтесь». Такие предметы, как «технический прогресс», «цивилизация» их совершенно не интересовали.

«Это раса воров, грабителей и клятвопреступников, и я не желаю больше иметь с ними дел», — вспомнил Платон последние слова путешественника и с возросшим интересом взглянул на докладчика.