Этап шестой: Павел Неклюдов, Homo, Тау Хромой Черепахи — Рой-72
Момент гибели Йири-Йовази
— Да вы с ума посходили! — разорялся генерал Титаренко. — Кто отдал команду стрелять?
— Дежурный, капитан Седых.
— Какого хрена?
— Но генерал, этот корабль ускользнул от нас… И вдруг вернулся… Мы не можем отслеживать его треки… Вдруг бы он опять ушел за барьер?
— А вдруг это другой корабль? Вдруг это Рой? Да нас на атомы разнесут, если мы напали на Рой, понимаешь это, капитан, или нет?!
— Господин генерал, это тот самый корабль. Мы поставили метку перед его уходом.
— Ага! Вы еще скажите, что успели считать метку до залпа!
— Виноват, господин генерал… Метку мы считали после залпа. Но это тот корабль. Значит, мы рисковали не зря. И у нас в руках теперь корабль Роя, оборудованный последним икс-приводом.
— По десять суток ареста всей вахте, — отрезал генерал. — И радуйтесь, потому что вам еще повезло… Раздолбаи, вашу мать…
Генерал подумал, что десять суток ареста — рай по сравнению с тем, что устроит ему командующий. Это здесь, на Тахче генерал Титаренко царь и бог. Однако колония есть колония, она зависима от метрополии, и если генштаб на Селентине решит, что Титаренко провинился… Плохо, в общем, будет.
Подумав некоторое время, генерал вызвал капитана малого крейсера «Вагрант».
— Семен? Титаренко… Вот что: возьми-ка ты э-э-э… добычу сегодняшнюю в тактический трюм, погрузи исследователей, и уберись куда-нибудь к черту на рога в рэндом-режиме. Чтоб даже я не знал — куда. И пока привод не отмонтируют — сиди тихо, как мышь в норе. Даже тики не отдавай на следящую. Разумеешь?
— Разумею, господин генерал, — отозвался Семен Куксевич, самый молодой капитан эскадры, приданной Тахче. — Пока, кстати, все тихо, на ключевых станциях Роя не отмечено особой активности.
— Ее и не отметят. Просто у Черепахи вынырнет флот. Как всегда без предупреждения. И полетят из нас перья…
— Исследовательскую группу подбирать с Ориона? Или с поверхности?
— С Ориона. Там, кстати, не только наши, есть и гражданские. Пожестче с ними, никаких сеансов с семьями, никаких писем и видеомостов.
— Есть. Разрешите выполнять?
— Выполняй…
В результате именно этого диалога Павел Неклюдов, специалист-ксенотехник, был поднят с постели на три с половиной часа раньше обычного. Верещал не будильник, как ему спросонок показалось, а модуль экстренной связи. Все еще во власти дремотного полуреального состояния, Павел нашарил клавишу ответа.
— Полундра, Паша, — сказал модуль голосом Шеманихина. — Командировочка. На сборы пятнадцать минут, за тобой послали ослика. Из вещей бери только приборы, ну, и тревожный чемодан, конечно.
— А чего стряслось-то? — Павел сразу пробудился и сел на койке, коснувшись ступнями холодного пола. — Только вкратце.
— Шарик Роя вернулся. Ну, наши вояки по нему сразу нейтронщиной и долбанули. Почти час уже торчит в нашей зоне и драпать не собирается. Рядом уже «Вагрант» вьется и техничек целая туча. По-моему, на нас повесят взлом охранных систем и запоров, а потом, скорее всего, и корабельный комп. Ты вставай-вставай, — поторопил Шеманихин. — Пятнадцать минут — это не так много.
— Ладно, не сикутись. Встаю, — буркнул Павел и побрел в сторону удобств.
В дверь стали ломиться минут через семь-восемь, когда он уже в штанах и кроссовках, согнувшись, стоял у рукомойника и чистил зубы. Со щеткой в зубах Павел пошел открывать. Молоденький сержант военно-космических сил бодро сунул руку к козырьку кепи:
— Сержант Угрюмцев, господин техник! Ваш ослик внизу! Путевые введены, просто запускайтесь, и едьте!
— Шпашипо! — не вынимая изо рта щетки поблагодарил Павел. — Шейшаш!
Сержант радостно убежал, а Павел вернулся к рукомойнику.
Еще через две с половиной минуты полностью одетый Павел Неклюдов спускался в лифте на транспортный уровень. В руке у него имелся тревожный чемоданчик, на плече — спортивная сумка радикально-алого цвета.
Ослик действительно ждал у входа в жилой сектор. Пристроив вещи на багажнике, Павел оседлал ослика, запустил двигатель и включил режим авто.
Все. Теперь даже за руль можно не браться. Ослик бодро покатил вперед, по вложенному в память маршруту.
До ближайшего шлюза было рукой подать — техников, которые сотрудничали с военными, специально так селили. Чтобы чуть что — и мгновенно на взлет, на задание…
Откровенно говоря, подобный вызов на памяти Павла случился впервые. Впервые за семь… Хотя стоп! Какие семь? Уже почти восемь (идет же время!) лет. Ну, если не считать ежеквартальных учебных тревог.
Вот смешно: во время учебных тревог «задание» всегда хранится в тайне и сообщается только когда тревожные группы занимают штатные места в кораблях и имитируется старт, полет и собственно задание.
При первом же реальном (не боевым же его называть?) вылете суть задания Павлу сообщили буквально в первые секунды. При вызове.
Смешно. Разучились воевать люди. Разучились.
А ведь когда-то умели. Когда-то вооруженные древними пукалками люди больше стандартных суток отражали атаки чужих. На планете Волга, двести лет назад. А потом так встряхнули флот чужих, что тем ничего не осталось, кроме как принять людей в Союз. Павел прекрасно знал историю событий у Волги, поскольку его предки жили именно там. И впоследствии его пра-пра-прабабка вошла в команду легендарного звездолета Ушедших.
Пра-пра-прабабку звали Вероника Стародумова, и она была навигатором в вахте Михаила Зислиса — личности, известной любому человеку. Павел вволю наслушался семейных преданий, позже научившись вычленять реальные факты и события из обросших небылицами баек. Но даже со скидкой на поздние напластования, дань фантазии рассказчиков-предков, было ясно, что события у Волги и противостояние корабля Ушедших объединенному флоту Союза — события более чем неординарные, и что в результате этих более чем неординарных событий история Галактики сложилась именно так, а не иначе.
Для людей существующий расклад получился самым выигрышным. Впрочем, Павлу хватало ума, чтобы не слишком доверять распространенному мнению: сравнивать все равно было не с чем. Да, ему тоже КАЗАЛОСЬ, что люди выиграли. Но сие еще не значит, что все не могло сложиться еще удачнее.
Шеманихин уже был в накопителе — разговаривал о чем-то, по обыкновению горячо жестикулируя, с долговязым лейтенантом-финном, носящем на редкость непроизносимую фамилию. Павел про себя называл финна Опохмеляйнен за то, что у него всегда можно было незадорого разжиться казенным спиртом.
— Привет, — поздоровался Павел.
— Привет, — ответил Шеманихин и умолк. Жестикулировать он тоже перестал.
— Terve, — отозвался Опохмеляйнен, но как-то вяло. Видно, Шеманихин даже его, законченного флегматика, успел утомить.
— Привет, ребята, — Павел кивнул группе парней-физиков, зевающих у пока закрытого шлюза.
Физики, не переставая зевать, поздоровались.
— Что тут у нас? — Павел решил занять Шеманихина, потому что тот, вроде бы, снова навострился насесть на несчастного лейтенанта.
— Короче, — зашептал Шеманихин, — помнишь утренний шухер, когда со следящей капнули, будто приперся перевертыш на корабле Роя? Ему даже на хвост толком сесть не успели — он заглянул в какую-то лавчонку, купил драйв-привод под оптические диски нашего стандарта и тут же убрался.
— А что ж его у корабля не спеленали? — поинтересовался Павел.
— А он и не стыковался. Оставил корабль чуть в стороне, сам дотянул на пешеходке, а корабль, зараза, за барьер услал. А потом, когда снова на пешеходке покинул Орион, вызвал. Причем, совсем в другом месте. Опередил он наших вояк, ненамного, но опередил. Сам знаешь, техника Роя за барьером недоступна… Единственное, что успели — это подвесить изотопную метку к обшивке.
— И что, у него хватило глупости вернуться?
— Именно так. На следящей все с кресел попадали, когда он вернулся. Кто-то из вояк спутниковой вахты сгоряча саданул нейтронным импульсом, причем мощность дал фактически предельную. По-моему, на борту даже бактерии не выжили, если они там были. Проверили метку — оказался утренний визитер.
— Так стреляли до того, как считали метку? — удивился Павел.
— Ага.
— Идиоты, — вздохнул Павел. — Ты не знаешь, почему военные такие идиоты?
Шеманихин осклабился:
— Знаю! По умолчанию.
Опохмеляйнен искоса взглянул на него, но смолчал.
Тем временем прибывал народ; отворили шлюз и стали всех из накопителя перегонять в пристыкованный к пирсу транспортный бот.
Исследователей насчитывалось двадцать шесть человек; ксенотехников среди них было двое. Шеманихин и Неклюдов. Остальные представляли официальную науку, общую. И только они двое специализировались на чужих технологиях. В частности, специальностью Павла Неклюдова была техника свайгов и Роя. Правда, специалист по технике Роя от любого другого инженера-техника отличался только тем, что не мог питать беспочвенных иллюзий и точно знал, что людям о технике Роя неизвестно абсолютно ничего. Рой делал свои машины по принципу черного ящика. Будучи вскрытыми, машины Роя работать прекращали, а иногда и самоуничтожались.
— И что теперь? Согнали нас и думают, будто мы им раскусим секрет икс-привода? — продолжал допытываться Павел, уже сидя в кресле бота.
— Конечно, — Шеманихин в соседнем кресле всплеснул руками. — Икс-привод Роя нам в руки еще не попадал.
Павел задумчиво пожевал губами:
— Так говоришь, на этом корабле прилетел перевертыш?
— Ага.
— Хм… Странно, — Павел действительно был удивлен. Он не помнил, чтобы Рой сотрудничал с расой перевертышей. До сих пор Рой ограничивался официальными контактами только с высшими расами — а'йешами, свайгами, азанни, цоофт и в какой-то мере — людьми. Но с людьми — в меньшей степени, нежели с давними партнерами по Союзу. Бывших сателлитов высших рас Рой с завидным постоянством игнорировал, предоставляя контактировать с ними остальным. Собственных сателлитов — расу сенахе — Рой прекратил опекать по-старому сразу же после вступления в Союз людей, и оставил сенахе барахтаться в разросшейся до размеров Галактики помойке самостоятельно. Те побарахтались, и, в общем, выплыли: ныне они, вместе с дрра, считались одной из самых благополучных и перспективных молодых рас.
Бот стартовал с еле ощутимым ускорением — почему-то на военных кораблях вечно барахлят гравикомпенсаторы. Или военные сознательно настраивают их не на полную компенсацию, а на частичную. Чтобы не терять ощущение движения, что ли? Кто-то из пилотов говорил Павлу, что полная компенсация только мешает. Придает ощущение ненастоящести полета.
Возможно.
— Странно это все, — вздохнул Шеманихин. — Перевертыш на корабле Роя. Прилетает к нашей колонии, прекрасно сознавая, что на него будет спущена целая свора охотников; зачем-то покупает драйв-привод, потом благополучно уходит от своры… и возвращается прямо смерти в пасть. Что-то тут нечисто.
— Думаешь, Рой устроил мелкую провокацию?
— Не обязательно мелкую. Рой, Паша, это штука, о которой мы знаем только то, что ничего о ней не знаем.
Неклюдов усмехнулся — слова Шеманихина совпали с его недавними мыслями чуть ли не дословно.
— Я не вижу смысла в подобной провокации, Виталик. Рой никогда не стремился развязать военные действия. Напротив, есть масса примеров, когда только неожиданное вмешательство Роя гасило возможные конфликты. Вспомни столкновение дрра и Верхней Затененной. Если бы не явился боевой астероид Роя и не предупредил, что едва будет произведен хотя бы один выстрел, эскадра дрра и обе Затененные отправятся за барьер навечно. И даже хитрая дипломатия азанни не возымела тогда последствий. А уж на что способны дипломаты азанни, не тебе рассказывать.
— Да помню я, — Шеманихин, казалось, несколько приуныл. — Хотя, может оказаться, что наши муравьишки вовсе не стремятся развязать войну. Может, им нужен козырь в игре с Землей: дескать, вон что ваши братцы с Хромой Черепахи творят. Пожалте компенсацию…
— Не смеши, — фыркнул Павел. — Чем может Земля расплатиться с Роем? Отходами?
— Да мало ли… Шеманихин неопределенно пошевелил пальцами. — Энергией, например.
— Рой оперирует ресурсами на порядок-другой большими. Не станет он ради крох портить отношения с Землей. Мы слабее, но нас больше. И Рой это прекрасно знает.
Бот шел на досветовой, и ускорение все не спадало.
— Мы что, прыгать не будем? — спросил Павел, вертя головой. Пассажиры вели себя как при перелете с Ориона на Тахче — кто-то переговаривался, кто-то смотрел новости, кто-то сосредоточенно колотил по клавишам путевых терминалов, кто-то дремал, откинувшись в кресле, давешние ребята-физики азартно резались в чет-нечет, чем Неклюдова буквально умилили.
Никого особо не волновали маневры Роя. Никого особо не волновал погибший перевертыш. Эксперты-исследователи просто ждали возможности отработать положенные за вылет на задание премиальные, и вряд ли кто-нибудь собирался на отработке слишком усердствовать.
Рутина.
«Кстати, — подумал Павел. — Неизвестно еще, погиб тот перевертыш или нет. Может, там на борту вообще никого нет.»
Шеманихин, видимо проследив за взглядом Павла, снова поддакнул в унисон мыслям:
— Да-а-а-а… Народ расслабляется. Одни мы с тобой, идиоты, озабочены судьбами Галактики.
Павел усмехнулся:
— Не обращай внимания. Из ксенотехников тут только мы, а как относятся к чужим остальные — всем прекрасно известно.
Павел знал, что наиболее точный ответ на этот вопрос — никак не относятся. До лампочки остальным чужие. И обратное тоже большею частью справедливо.
— Ну и ладно, — Павла убаюкало постоянное легкое ускорение, и он протяжно зевнул. — Что зря теоретизировать. На месте все прояснится. Давай-ка, брат, поспим, а то вояки наши, точно тебе говорю, будут требовать сверхурочных работ. Не разоспишься.
— Давай, — скрепя сердце согласился Шеманихин. Видно было, что ему очень хочется поболтать.
Павлу действительно удалось заснуть, почти сразу.
Разбудил его финишный толчок — бот пристыковался к большому кораблю и, опять-таки по военной традиции, об удобстве пассажиров пилоты заботились мало. Когда бот ткнулся в конец стыковочного хобота, всех основательно встряхнуло.
— А… — Павел вскинулся, и тут же вспомнил где находится. — Что, уже?
— Уже, — подтвердил Шеманихин, отстегиваясь.
Бот опять-таки без всякой компенсации разгерметизировали: уши заложило из-за изменившегося давления. У открытого шлюза возник щуплый темнокожий лейтенантик.
— Господа ученые! — провозгласил он неожиданно зычным басом. — Прежде чем вас препроводят в жилой сектор, к вам хотел бы обратиться капитан «Вагранта» полковник Семен Куксевич. Следуйте, пожалуйста, за мной.
Шеманихин еле слышно проворчал:
— Надо же! Наши вояки выучили слово «пожалуйста».
Павел не ответил на язвительное замечание коллеги. Он просто выудил из-под сидения тревожный чемоданчик и достал из верхнего багажника свою ультракрасную сумку.
«Значит, мы на „Вагранте“, — подумал он. — И, наверное, „Вагрант“ немедленно прыгнет куда-нибудь в укромный угол, с глаз долой. А потом еще раз. И еще — для верности. А возможно, что он будет беспрерывно прыгать. И это было бы самым умным, но — увы! — не стопроцентно безопасным решением.»
Крейсер совершил пульсацию еще до того, как исследователи дошагали до малого конференцзала. Странный миг раздвоенности представлялся не то смертью, не то перерождением. Павла всегда терзали сомнения — а он ли возникает вместе с кораблем в финишной сфере? Не абсолютная ли копия? Это казалось страшным и логичным. Оригинал исчезает, а копия, которой раньше просто не существовало, начинает считать себя истинным Павлом Неклюдовым. Хотя на самом деле настоящий Павел Неклюдов давным-давно канул в небытие после первого же в жизни икс-перехода.
Единственное, что утешало Павла — это мысль, что за пару лет человек полностью меняет атомарный состав тела. То есть, фактически становится собственной копией. Но тут хоть соблюдается постепенность. А икс-переход — мгновенен.
Вещи исследовательской группе предложили оставить в холле перед залом.
Капитан «Вагранта» оказался кряжистым краснолицым мужчиной лет тридцати пяти. Он словно бы состоял сплошь из прямых углов: квадратное лицо, квадратная челюсть, широченные обрубленные плечи. Квадратными были даже носки его офицерских туфель. При виде этого геометра притихли все, включая неугомонных физиков.
Павел и Шеманихин уселись с самого краю, поближе к выходу.
— Господа! Позвольте поприветствовать вас на борту крейсера «Вагрант».
Павел никак не мог отделаться от впечатления, что капитан не произносит речь, а строит из оброненных квадратных слов невидимую стену.
— Приказом командующего вооруженными силами Тахче генерала Титаренко на борту введено чрезвычайное положение. Каждому из вас приготовлены индивидуальные пакеты с заданием, которые будут вручены немедленно. Не буду распространяться о сути предстоящей работы: все, наверное, и так в курсе. В наши руки попала стратегически важная технология чужих и нам предстоит совершить попытку постичь принцип, на котором базируется функционирование трофея.
Шеманихин немедленно фыркнул:
— Могли бы мы были в состоянии постичь принцип, давно бы уже строили собственные приводы…
— Не пыли, Виталий, — одернул его Неклюдов.
— Итак… — из-за спины Куксевича вынырнул майор с изможденным лицом и вывалил на столик из архаичного саквояжа груду пластиковых конвертов. Капитан взял верхний. — Группа физики измененных состояний… Виктор Пасулько.
Один из физиков встал, ему передали конверт.
— Андрей Черкасов…
По рядам пополз второй конверт.
— Ференц Сантор…
Третий.
— Баграт Сайретдинов…
— Владимир Васильев…
— Майкл Кирьякиди…
Конверты расползались по залу.
— Инженерно-техническая группа. Рейнер Иствиг…
— Ольга Чусовитина…
— Манфред Кальтц…
— Ксенотехническая группа. Виталий Шеманихин…
— Павел Неклюдов…
Конверт был почти невесомым, и Павлу показалось, что основной вес приходится на здоровенную сургучную печать. Эта печать почему-то вызвала у Павла умиление и смутные ассоциации с ямщиками, голубиной почтой и плывущими по океанам бутылками с паническими записками внутри.
Из принципа он решил, что вскроет конверт не раньше, чем попадет в свою каюту.
Справедливости ради стоит отметить, что военные умели не тратить время попусту. Едва конверты были розданы всем двадцати шести исследователям, уже знакомый темнокожий лейтенант деловито пригласил «следовать к местам размещения».
Видно было, что лейтенант просто автоматически повторяет загодя вызубренные фразы, давно уже не пытаясь вникнуть в их смысл. В принципе, подобный автоматизм в авральных ситуациях давал великолепные результаты.
Каюты им отвели двухместные. Естественно, Шеманихин и Неклюдов расположились вместе.
Павел уронил на пол сумку и бережно поставил чемоданчик между узкой койкой и тумбочкой.
— М-да. Как они тут живут… — протянул Шеманихин с разочарованием в голосе после того, как огляделся.
— А ты что хотел? Крейсер, — пожал плечами Павел. — Экономия свободного места. Спасибо, что хоть сортир за стенкой, а то могли бы прямо тут…
Шеманихин хмыкнул. Павел, тем временем, неумело сломал печать и, чертыхаясь, кое-как вскрыл конверт. Внутри оказался один-единственный лист тонкого пластика с текстом частично отпечатанным, частично написанным от руки.
«Исследователю группы „Омега“ Павлу Неклюдову.
Совершенно секретно. Данные сведения не могут быть разглашены ни при каких обстоятельствах. Нарушение подпадает под «Закон о нарушении технологической подписки» и карается смертным приговором, независимо от мотивов.»
«Нарушение подпадает под закон о нарушении… — фыркнул Павел. — Стилисты хреновы…»
«Вам вменяется в обязанность принять участие в организованных старшим группы ксенотехники Виталием Шеманихиным исследованиях трофейных механизмов и устройств, обнаруженных на борту скаута Роя. Успешное выполнения задания имеет колоссальное значение для всего человечества.
Генерал Титаренко.»
Размашистая подпись.
Ниже:
«Первоочередной задачей группы ксенотехники, равно как и остальных групп, является попытка осмысления физических и технологических принципов работы икс-привода конструкции Роя.
Данный документ по прочтении уничтожить.
Начальник разведки эскадры Тахче полковник Надточий.»
Вторая подпись, уже не размашистая, а каллиграфически выверенная, как у прилежной школьницы.
— Не пойму, на кой черт нам это вручили, — сердито воскликнул Шеманихин. — У тебя такая же полова, как и у меня?
— Не сомневаюсь, — вздохнул Павел и взглянул на часы. — Пошли, наверное.
Пять минут из отведенных на поселение десяти уже истекли. А надо было еще успеть спровадить пластиковые листы вместе с конвертами в лапшерезку и вернуться в центральный корабельный ствол.
Спустя пятнадцать минут исследовательская группа в полном составе стояла перед трюмными шлюзами. В принципе, Павел знал, что увидит там, внутри. Матовую сферу метров тридцати-тридцати пяти в диаметре.
Ее он и увидел. Ее, и еще пропасть самой различной аппаратуры. Целые стойки, сплошные, почти без просветов. И кое-где — столы с мобильными терминалами. А посередке импровизированного исследовательского центра — купол мощного многопотокового процессора.
— Ого! — оценил Шеманихин, озираясь на Павла. — Я и не знал, что на крейсерах есть такие.
— Да, небось, только погрузили. Таких на Орионе, если не ошибаюсь, два: в колониальной разведке и у спасателей.
— Вы не ошиблись, господин техник, — сообщил грузный, чересчур грузный полковник, показавшийся из-за стойки с аппаратурой. — Таких процессоров на Орионе действительно два. Точнее, сейчас один, тот, который в разведке. А второй — перед вами.
Лицо у полковника было одутловатое, цвет лица — до странности нездоровый. Как у хлебного шарика, который долго мяли в немытых потных ладонях.
«Господи! Не может, что ли, реабилитацию вовремя пройти?» — с неожиданной неприязнью подумал Павел. Но вслух, понятно, не произнес ни слова.
— Итак, господа, позвольте сначала представиться. Полковник Надточий, начальник эскадренной разведки Тахче. Честь имею.
Перед вами то, что неожиданно — я не собираюсь надувать щеки и пытаться вас дезинформировать — совершенно неожиданно попало нам в руки. Малый скаут работы Роя. Совершенно точно известно, что он оборудован икс-приводом последней модели, тем самым, что минует барьер без малейших нарушений метрики и возмущений гравитационных полей. Все прекрасно знают, что такие приводы может производить только Рой — остальные союзники из высших рас пользуются предыдущей моделью. Нам предоставилась счастливая возможность разгадать секрет этого привода. Обладание им неизбежно возымеет самые благоприятные последствия для колонии Тахче и доминанты Земли в целом.
В вашем распоряжении любая доступная аппаратура. Вы специалисты — каждый в своей области. Надеюсь, что общими усилиями мы преодолеем все трудности на пути к успеху. Ну, а теперь не смею мешать. С любыми вопросами и просьбами обращаться к моему ординарцу — лейтенанту Хардуэю.
Щуплый темнокожий проводник сделал шаг вперед и кивнул. Фуражка у него на макушке даже не шевельнулась, словно была приколочена гвоздями.
— Напоминаю, что понятия «рабочий день» для исследовательской группы временно не существует, ибо время работает против нас — неизвестно, что предпримет Рой, который не любит терять скауты и делиться технологическими секретами. Удачи, господа. Удачи всем нам.
Полковник Надточий более не произнес ни слова. Нахлобучив фуражку (побольше чем у ординарца и с ярким околышем), он направился прочь, и на пути к трюмному шлюзу не обернулся ни разу.
Лейтенант Хардуэй просто отошел в сторонку, уселся за отдельный столик с терминалом и немедленно налег на клавиатуру.
Двадцать шесть исследователей остались у сферического корабля. Коллективный разум. Один на один с порождением разума чужих.
— Итак, коллеги, — провозгласил Виктор Пасулько, руководитель группы физиков, академически всплеснув руками. — Нас бросили в бой. Какие будут соображения? С чего начнем-то?
Кто-то саркастически хмыкнул, и тоном, обычным для Шеманихина, предположил:
— Несомненно, попытаемся попасть внутрь.
Несколько человек засмеялись.
— А военные не знают как это делается? — спросил долговязый энергетик по имени Богдан — Павел часто сталкивался с ним в жилом секторе. Фамилии — не помнил, только имя.
— Военные не знают, — сообщил из-за терминала лейтенант Хардуэй. — Иначе мы бы его уже вскрыли.
— А что скажут наши уважаемые ксенотехники?
Двадцать четыре пары глаз воззрились на Шеманихина и Павла. Только Хардуэй да мордастые охранники у шлюза продолжали глядеть туда же, куда и раньше: Хардуэй — в куб-экран, охранники — в пустоту.
— Давно бы так, — удовлетворенно проворчал Шеманихин. — Наш выход, Паша.
Павел вздохнул, прошел к ближайшему столу и водрузил на него чемоданчик.
— Ребята! — обратился к остальным Пасулько. — Давайте-ка покамест с аппаратурой разберемся. Чего тут имеется…
Ребята дружно расползлись, мгновенно породив тихий рабочий гомон.
Павел вдруг остро почувствовал, что исследовательская группа начинает становиться командой. Сплоченной командой, почти организмом, где каждый будет знать, что ему делать. Ему нравилось работать в команде. Как не крути, любой из них был достаточно узким специалистом. И как военные умудрились ограничиться всего двадцатью шестью кандидатурами в экспертную группу для него оставалось загадкой века. По прикидкам Павла для любой серьезной исследовательской работы необходимо было по крайней мере человек триста.
А их всего двадцать шесть.
Шеманихин уже вооружился сканером.
— Так, Паша… Готов?
— Сейчас.
Павел вешал на пояс приборы и крепил датчики.
— Чем там у нас Рой обыкновенно пользуется? — вкрадчиво поинтересовался Шеманихин.
— Экзаменуешь? Сегментными полуперепончатыми шлюзами. Квазиорганическими обычно.
Павла трудно было поймать на незнании азов.
— И что из этого следует? — хитро справился Шеманихин.
— Что ты лентяй, — добродушно буркнул Павел. — Пошли обнюхивать…
Собственно, из этого следовало, что одно из немногих мест на поверхности этой с виду совершенно одинаковой с любой стороны сферы будет обладать несколько иной структурой. На «скорлупе» имеются датчики, излучатели, некоторое количество малых шлюзов и портов. И как минимум два больших шлюза: пассажирский и грузовой.
Вообще-то Павел сначала не понимал — зачем грузовой отсек на скауте? Разведчик должен быть маленьким, юрким, и не должен иметь на борту ничего лишнего. Но Рой есть Рой — то, что земляне сначала приняли за грузовой отсек, на поверку оказалось камерой для младшей матки и ее обслуги. Стационарный грузовой антиграв на самом деле являлся залогом нормальной работы хрупкого организма матки. В рубке управлялся оператор — похожая на паука особь Роя, сама по себе совершенно безмозглая. И, разумеется, связанная с маткой. Не телепатически, как-то иначе. Что-то из области ферментного обмена, феромонов и быстрой биохимии.
На подобных скаутах трижды регистрировался экипаж из матки, оператора и двух малых рабочих. Однажды рабочих было трое, а в рубке с оператором обнаружилась еще одна особь Роя, специализацию которой установить не удалось. Склонялись к мысли, что это нечто вроде живого ретранслятора, дубляж корабельных систем связи. Но земные эксперты могли и ошибаться.
Четыре раза — всего четыре раза за двести лет в Союзе людям предоставилась возможность мельком взглянуть на скауты Роя.
То, что люди называли грузовым шлюзом, на самом деле являлось просто основным шлюзом скаута. А то, что по привычке именовали пассажирским — было резервным шлюзом для обслуги. Но привычную терминологию ксенотехники, изучающие в том числе и Рой, решили не менять. Знающий — знает, а остальным все равно.
За десять минут Шеманихин и Неклюдов наскоро обследовали поверхность сферы, изредка поворачивая ее в невидимых лапах гравизахвата. Лейтенант Хардуэй транслировал команды техникам крейсера кратко и толково.
— Здесь и здесь, — наконец пришли к единодушному мнению ксенотехники. — Это грузовой, это пассажирский.
Некоторое время ушло на пометку найденных шлюзов — оказалось, что тривиальный мел не оставляет на поверхности сферы ни малейшего следа. А уж о том, что скорлупа скаута не царапается, не смачивается, и еще целая куча «не» — любой догадывался и сам.
Пришлось зафиксировать скаут в гравизахваты и метить пол трюма напротив шлюзов.
— Теперь запоры…
Любой шлюз управлялся автономной сервомышцей — мотором это устройство земные инженеры в свое время назвать не рискнули. Мышца подчинялась сигналам — либо внутренним, с панели управления шлюзом или с центрального капитанского пульта; либо внешним — с парольного датчика или дистанционного устройства.
Панелью управления шлюзом Шеманихин и Павел Неклюдов воспользоваться не могли. Равно как и капитанским пультом. В силу того, что находились вне корабля. Оставалось одно — обмануть внешний датчик, наверняка запароленный на уровне биоматрицы владельца. Владелец (а точнее — то, что от него осталось после залпа), если верить военным, также находился внутри скаута. Следовательно, его матрица была недоступна.
Почти сорок минут Шеманихин и Неклюдов колдовали над скорлупой, выслеживая нерв, которым управлялась сервомышца. Еще полчаса потратили на то, чтобы к нему подключиться, призвав на помощь физиков и специалиста по субатомному сканированию и диффузным внедрениям.
Когда микропроцессор мышцы выдал код неверного сигнала и иллюзорная голографическая стрелка универсального измерительного прибора заметно колыхнулась, Шеманихин провозгласил: «Фу! Полдела!»
И потребовал полную мощность многопотокового монстра, которого военные реквизировали у спасателей, в течение как минимум двух часов.
Прибор регистрировал возврат неверного кода сто семьдесят две с чем-то тысячи раз в секунду. Стрелка, понятно, это не отображала — подобное выходило за возможности человеческого глаза. Стрелка просто застыла в пиковой точке.
— Лейтенант! — обратился Шеманихин к Хардуэю. — Какой компьютер смонтирован на крейсере? Головной, я имею в виду.
— «Черный коралл», работы свайгов. Послабей, конечно, чем этот… — он кивнул на безмолвно трудящийся купол. — Но все же.
— Если дадите его мощность, управимся быстрее. Запроси капитана.
Хардуэй без колебаний подался к микрофону-бусине за терминальной клавиатурой. Говорил он по-английски, быстро и неразборчиво. Наконец обернулся к Шеманихину.
— Вообще-то идут расчеты очередной пульсации. Но большую часть мощности капитан согласился дать. Причем, он снимает боевую блокировку, а это почти удвоение по сравнению с обычным режимом. Линкуйтесь. Прямо по шине, вам дают судо-доступ.
— Спасибо, что не рутовый, — проворчал Шеманихин усаживаясь за клавиатуру ближайшего терминала и открывая рабочую консоль. — Я бы этого явно не пережил…
Павел усмехнулся. Дай Шеманихину рутовый доступ — и он бы точно уронил всю корабельную систему. И исчез бы за барьером без следов и надежды на возвращение еще один крейсер земной доминанты…
Визуально после подключения к расчетам корабельного компьютера ничего не изменилось. Минуты истекали и исчезали в энтропийном потоке.
Павел контролировал отсев ошибочных вариантов, и отсекал заведомо неверные массивы кодов — их можно было прогнозировать на основе уже имеющихся результатов. Вскоре пришлось к этому же припрячь двух биологов-генетиков, потому что Павел перестал успевать — массивы разрастались на глазах.
Он не заметил, как промелькнуло больше двух часов.
В какой-то момент времени терминал коротко пискнул и высветил в головной куб-экран зеленую метку. В матовом боку корабля, похожем на каплю запыленной ртути, возникло что-то вроде небольшой воронки, которая сразу же затянулась.
— Есть! — азартно выкрикнул Шеманихин. — Паша, крути назад и вычленяй!
— Кручу! — пальцы Неклюдова лихорадочно плясали по клавиатуре. Пользоваться бионасадками он не любил: чуть отвлечешься, и команды начинают расплываться, комп озадачивается и принимается все время переспрашивать… С клавиатуры как-то привычнее и надежнее, хотя и медленнее.
Довольно быстро Павел отыскал нужный код. Вряд ли он стопроцентно отражал сматрицированный пароль астронавта-перевертыша, но управление сервомышцей на него реагировало, а это главное.
— Кидаю единичный, — предупредил Павел и отослал подобранный код на нерв.
Во ртутной капле снова возникла воронка — глубиной сантиметров пятнадцать и диаметром двадцать пять. Корпус корабля она не прошила, но начало было положено.
— Размер взят, — сообщил один из биологов, который прекрасно понимал, что происходит. Ужатая до двадцати шести человек экспертная группа состояла, конечно же, из людей с несколькими специальностями сразу.
— Отслеживайте… — предупредил Павел и отослал несколько подобных кодов.
— Стоп! — в один голос заорали биологи. — Уменьшается! Инверсируй!
— Понял, — Павел принялся менять коды в другую сторону, косясь на биологов. Шеманихин тем временем удерживал и нейтрализовал нервные сигналы корабля — естественную реакцию на не вполне верные коды.
— Растет, родимая! — радостно комментировали биологи. — Правильно роете, ксеносы!
Вскоре воронка продавила оболочку корабля насквозь. Открылось крохотное, мизинец не пролезет, отверстие, из которого струйкой вырвался не то дымок, не то пар. Оно светилось мягким светом, словно кошачий глаз. Павлу на секунду показалось, что дымок сконденсировался в призрачную фигуру в желтоватом балахоне, но он тряхнул головой и наваждение мгновенно прошло.
Приблизительно с полуметрового диаметра отверстие перестало иметь идеально круглую форму — оно больше не росло в ширину, только в высоту, и все сильнее напоминало неправильный яйцевидный эллипс. Острым концом вверх. Растянуть отверстие до практически максимального размера — метр семьдесят пять по вертикали было делом техники.
— Все, Виталик! — выдохнул Неклюдов еще через некоторое время. — Фиксируй и морозь…
Шеманихин поманипулировал сигналами и отсек нерв сервомышцы от корабельной системы. Теперь шлюз заклинен в открытом положении.
— Готово! — Шеманихин довольно хлопнул в ладоши. — Чей теперь выход?
— Наш, — сообщил капитан Куксевич, появление которого в пылу работы никто не заметил. Впрочем, по некоторой размытости очертаний его фигуры Павел догадался, что это голограмма. Капитан сейчас где-то в другом месте и следит за работой дистанционно. — Ювелирная работа, господа техники, хотя и несколько неторопливая. Теперь попрошу всех отойти в сторону и по возможности ничего не трогать, пока корабль не будет осмотрен…
В трюмный шлюз гуськом втягивались десантники в боевых скафандрах-жилетах. Короткоствольный бласт каждый их них держал наизготовку.
Перед открытым шлюзом скаута, оказывается, успели поставить силовой экран. Точнее даже не перед шлюзом — отверстие в боку корабля как бы накрыли двойным куполообразным защитным полем. На случай, если внутри кроется что-нибудь опасное.
По одному десантники проходили сквозь поле — Хардуэй включал режим перепонки сначала на внешний слой защиты, потом на внутренний.
Павел изо всех сил пытался представить — что видят сейчас солдаты? Ему никогда не приходилось бывать на кораблях Роя лично. Если честно, представить ничего не получалось.
Десантура осматривала корабль меньше пяти минут. Видимо, капитан получал от них доклады, потому что изредка бросал короткие реплики. Потом сказал:
— Хорошо! Группе охраны занять позиции, остальные выходите!
Из голоса его исчезла большая часть напряжения. Видимо, десантники ничего опасного не обнаружили.
Часть десантников покинула корабль, часть осталась внутри.
По графику сейчас полагалось сделать заключение по атмосфере внутри скаута и либо признать ее нейтральной, либо заменить на таковую.
Оба биолога снова уселись за терминалы. Их вердикт был однозначен: атмосферу менять не нужно.
— Снимайте поле, — обернулся один из них к Хардуэю, осуществлявшему общую координацию штурма.
Поле сняли.
Пасулько хлопнул в ладоши и громко объявил:
— Так! Группа первичного осмотра — приступаем!
В группу входило шесть человек — Сам Пасулько, оба ксенотехника и трое старших остальных групп — физик, инженер и энергетик.
— Оперативный комментарий не забывайте, — напомнил капитан Куксевич. Что с видео?
— Заканчиваю! — доложил техник-вояка, появившийся в трюме вместе с десантниками. Он крепил миниатюрные камеры к одежде экспертов, которым предстояло первыми войти в корабль. Первыми после десантников.
Павлу навесили две камеры-бусинки: на грудь и на правый рукав.
— Начали!
Пасулько, пригнув голову, прошел шлюз.
Внутренность корабля напоминала внутренности какого-то чужеродного людям организма. Или гигантский улей. Стены были неровные, с выростами и выступами, общий рисунок которых казался хаотичным, но циклическим: через достаточно большой промежуток рисунок повторялся.
Шлюз открывался в короткую овальную камеру; камера прилегала к другой, очень похожей, только побольше размерами. К этой в свою очередь прилегали еще три: справа, видимо, грузовой отсек, он же — камера матки; прямо — рубка и слева, вероятно, санитарный блок. Грузовой отделялся от остального пространства внутренним шлюзом, рубка и санблок — незакрывающимися арочными проемами.
Видно было, что в санблоке, рубке и промежуточной камере дежурит по десантнику.
Пол скаута был практически плоским; он делил сферу на две неравные части: меньшая оставалась под полом, и там, несомненно, крылись гравигенераторы, собственно икс-привод и энергонакопители. Большая часть приходилась на кабину. Потолок в каждом из помещений оставался неровным, в точности повторяя очертания купола сферы.
Виктор Пасулько, ни секунды не колеблясь, направился в рубку. Идущий вторым Шеманихин тоже не задержался в промежуточной камере. Третьим в рубку вошел Павел, и, если учитывать, что там уже находился десантник, в рубке стало тесновато. Впрочем, еще два эксперта сумели втиснуться, а шестой уже не влез — направился покуда к шлюзу в грузовой отсек посмотреть что там к чему.
Первое, что бросилось в глаза Павлу в рубке — безобразная куча метаморфированной органики. То, что раньше было перевертышем. Именно перевертышем, и никем иным: только их организм так реагировал на нейтронный импульс. Только они обладали такой бешеной клеточной изменчивостью. Будь на месте этого неудачника человек — он бы тоже являл собой не слишком приглядное зрелище, но человека, хоть и обезображенного залпом нейтронки, в нем удалось бы опознать. Организм оаонс реагировал иначе.
— Комментарий, — с нажимом напомнил капитан «Вагранта».
— Кхм… — Пасулько оторвался от созерцания останков перевертыша выразительно поглядел на Шеманихина.
Тот не выглядел удивленным или подавленным.
— Мы в рубке. Сразу хочу отметить, что как и ожидалось, этот корабль вряд ли приспособлен для особей Роя. Он явно адаптирован для нужд иной расы, а возможно, что и нескольких морфологически подобных рас. Во всяком случае, человек или перевертыш чувствовал бы себя здесь вполне комфортно.
— С чего такие выводы? — поинтересовался капитан. — Не подумайте, что я не доверяю вашему опыту, просто хочу понять.
— Кресло, — пояснил Шеманихин, и повернулся так, чтобы навешенная на него камера захватила пилотское кресло. — Не правда ли, вполне обычное с виду кресло? Особям Роя такие ни к чему. Это раз. Второе — общий дизайн пульта управления и особенно — манипуляторов. Они приспособлены под антропоморфную кисть. Люди, свайги, цоофт, азанни, оаонс — любой представитель вышеназванных раз сможет пользоваться подобными манипуляторами. Хотя, нет, азанни отпадают — им вместо кресла перед пультом понадобился бы насест. Свайги, кстати, тоже отпадают — в этом случае спинка кресла была бы иной формы. Не сплошной, а с отверстием для хвоста…
Павел видел, что Шеманихин продолжает пребывать в рабочем азарте. Он размышлял вслух, делал выводы и делился ими с окружающими.
— Значит, этот скаут адаптирован для перевертышей, людей или цоофт. Возможно, для ратэо, но ратэо в этой рубке было бы, пожалуй, тесновато.
Далее. Сам пульт. Я вижу, что комп имеет обширную периферию и драйв-приводы под все известные мне стандарты носителей. А именно: вот это биоприставка под запоминающие органы Роя. Далее, драйв под стержни азанни-цоофт. Под наши лазерные диски — кстати, уточнили, какую модель покупал перевертыш на Орионе? Похоже, эту. Так, дальше. Вот это — считыватель пластингов стандарта Свайге. И вот, с краешку, резонансный драйв а'йешей. Честное слово, капитан, я еще никогда не видел в рубке малого корабля драйвы всех мыслимых стандартов.
Павел все то, что рассказывал Шеманихин, естественно, понял и сам. Поэтому у него оставалось время, улучив минутку оглядеться.
Когда он взглянул под ноги, первым побуждением было вскрикнуть, но что-то его удержало.
У самой стены, опираясь на еле выраженный плинтус, лежал диск. Земной диск, к одному из приводов с пульта. Тому самому, наверное, который был куплен перевертышем на Орионе. Диск лежал рабочей поверхностью вверх, и поверхность эта была похожа на небольшое зеркальце.
С некоторым трудом — тесно же! — Павел присел.
По идее он должен был увидеть в «зеркальце» собственное отражение. Собственно, он сначала и решил, что видит отражение. Но когда отражение поднесло палец к губам, в универсальном межрасовом жесте призыва к молчанию, Павел растерялся.
Потом понял, что видит в «зеркальце» перевертыша в одной из форм метаморфоза. Перевертыш внимательно глядел прямо на Павла и продолжал призывать к молчанию.
«Что делать-то?» — подумал Павел, смешавшись.
Он сидел левым боком к диску, поэтому грудная камера показывала сейчас ракурс вдоль вогнутой стены рубки, а камера на рукаве — вероятно, чью-то задницу. Диска же, кроме Павла, не видел никто.
Он нерешительно протянул к диску руку, и отражение перевертыша утвердительно кивнуло.
Чувствуя себя до невозможности странно, Павел взял диск, потихоньку переправил его в карман куртки, и, никем не замеченный, встал.
Работа с изделиями чужих приучила Павла ничему не удивляться. Этот диск, видимо, только с виду кажется земным. Иначе как нормальный психически человек может увидеть в обычном оптическом кругляше вместо собственного отражения какого-то перевертыша?
«Может, это запись? — подумал Павел. — Просто совпало: перевертыш как раз кивнул, а я решил, что он одобряет мое молчание и желание припрятать диск до поры до времени.»
Желание это возникло у него само собой, в момент, когда палец чужого застыл у тонких, едва различимых в крохотном «зеркальце» губ.
Но отчего оно возникло — Павел не понимал. Да и не стремился понять — он просто принял его, как должное.
До момента, пока капитан не разогнал всех спать — после восемнадцати часов работы — Павел иногда вспоминал об этом диске и украдкой нащупывал его сквозь плотную ткань куртки. Иррациональное желание никому о диске не говорить со временем только крепло.
Поспать им позволили шесть часов, не больше. Завтрак принесли прямо в каюту расторопные молчаливые стюарды. Вчерашняя пахота на борту трофейного скаута, конечно же, не могла пройти бесследно: в зеркале Павел увидел хмурого и взъерошенного мужчину лет тридцати с темными кругами под каждым глазом и вид имеющего заметно утомленный. По хорошему, следовало поспать еще часов шесть, не меньше, но Павел не сомневался, что военные не позволят.
Шеманихин выглядел примерно так же. Беспрерывно зевая, он кое-как умылся и набросился на завтрак. Вчерашние бутерброды хоть и не позволяли голоду напоминать о себе, все же на полноценное питание не тянули.
— Как думаешь, Паша, — осведомился Шеманихин, не переставая жевать. — Раскусим?
— Вряд ли, — усомнился Павел. — Обычный черный ящик. Мы даже измерить ничего не сумели. А вскрывать его не порекомендует ни один ксенотехник.
Шеманихин уныло кивнул.
— М-да. Вот заразы! Как же они все это реализуют, а? Ну, хоть бы манюсенькая зацепочка, чтобы знать от чего вообще плясать и в каком, понимаешь, направлении…
Исправно проглотив свою порцию, Павел не утерпел и подсел к своему портативному переносному терминалу. Тем более, что Шеманихин, насытившись, впал в задумчивость, плюхнулся на койку и вознамерился оставшиеся до начала второго рабочего дня (которого по словам военных не существует) минуты продремать.
На всякий случай Павел погасил куб-экран и надел проекционные очки.
Драйв проглотил находку без единой проблемы. Диск не просто выглядел как земной — данные были записаны именно по земному стандарту. Довольно быстро Павел понял, что на диске наличествует стандартный астрогационный набор программ, готовые расчеты каких-то трек-курсов и куча свежих поправок к гравитационным лоциям. Во всем этом Павел не особенно разбирался, поскольку пилотской практики у него почти не было.
Потом он обнаружил броузер мгновенной почты, и более всего его потряс флаг «оплачено без ограничений».
У него мгновенно взмокли ладони. Во-первых, в данным момент он стал нарушителем, потому что экспертная группа эскадры Тахче работала в условиях полной изоляции. Даже личные карты отобрали, чтоб не было соблазна пробиться на любой узел связи через ближайший ретранслятор. А тут — мгновенка, которой нипочем расстояния! Еще одно порождение разума чужих. Естественно, Павел знал, как такой связью пользоваться. И, естественно, ровным счетом ничего не понимал в принципах ее работы. И, естественно, пользовался ею всего раз-другой, во время обучения, за счет колониального управления. Личные сеансы стоили совершенно непредставимых денег и простому ксенотехнику были, конечно же, не по карману.
Флаг на этом диске гласил, что переговоры будут оплачены в любом объеме в течение неограниченного срока.
Клондайк. Эльдорадо. Обладая таким диском Павел мог смело бросать работу и жить припеваючи остаток дней.
«Что-то не так,» — усомнился он. Не верилось, почему-то, в такую грандиозную халяву.
Он присмотрелся, и понял — что не так.
Броузер был раз и навсегда настроен на один-единственный адрес.
Разочарование было не очень сильным. Павел Неклюдов привык думать, что манны небесной не существует вовсе, а бесплатный сыр можно отыскать только в мышеловке. Жизненный опыт лишь укрепил его уверенность в этом.
Воспользоваться броузером Павел не решился. Запрет все-таки… Иди-знай, умеет ли Рой пеленговать передачи мгновенки? Несчастный «Вагрант» мечется по Галактике, скачет, как блоха по кобыле, только бы не засекли. А добрый ксенотехник Неклюдов полезет по адресу мгновенки и засветит крейсер с бесценным трофеем. Нате, муравьишки. Возвращайте свое. А потом берите к ногтю колонию Тау Хромой Черепахи — за наглость и прочее.
В общем, Павел спрятал диск в сумку. И направился в трюм, поскольку за ним и Шеманихиным уже явился очередной вояка-посыльный.
Второй день не продвинул исследовательскую группу ни на шаг. Сначала Шеманихина и Павла попросили осмотреть найденный в грузовом отсеке чешуйчатый брикет, похожий на лежачий шкаф. Они осмотрели. Очевидно было одно — шкаф этот не имел отношения к икс-приводу, двигательным системам вообще и, скорее всего, к скауту отношение имел очень и очень косвенное. Скорее всего, это груз, сказал Шеманихин, и Павел вполне согласился с таким заключением.
Открыть шкаф не сумели, да не очень-то и пытались. Так и бросили в грузовом, оставив на страже десантника с бластом.
Выходя из отсека, Павел обернулся, и снова ему почудился призрачный силуэт в желтых одеждах, витающий над чешуйчатой диковиной.
Павел, как и в прошлый раз, потряс головой, и морок исчез.
«Спать надо больше», — подумал он озабоченно.
А потом все двадцать шесть экспертов в течение более чем пятнадцати часов тщетно пытались отыскать хоть какую-нибудь зацепку в постижении принципа работы икс-привода.
Бесполезно. Ни возня с приборами, ни манипуляции с корабельным компьютером не привели к желаемому результату — матовый монолит, сработанный Роем, коренным образом отличался от привычных людям механизмов. Он не источал тепло, не излучал, не производил шума. И не реагировал ни на что, кроме команд с капитанского терминала. Он просто готов был в любую минуту зашвырнуть скаут за барьер и вынырнуть вместе с ним в сотнях световых лет от точки старта. Нечего было мерять, не с чем сравнивать. И нельзя было привод разобрать.
Замкнутый круг. Пасулько честно сказал полковнику Куксевичу, что эта штуковина непостижима традиционными методами земных наук. Куксевич, вздохнул, нахмурился, предложил не пороть горячку и дал экспертам двенадцать часов отдыха, призвав отдыхать телесно, но не прекращать работу мысли. Его заверили.
И отправились отсыпаться.
Шеманихин как пришел, так сразу и рухнул на койку, даже раздеваться не стал. Павел грустно поглядел в зеркало, потрогал отросшую щетину, и подумал, что если затеет сейчас бритье, будет полным идиотом. Поэтому он наскоро слазил в душ и тоже заполз под одеяло. Кстати, пока он мылся, Шеманихин умудрился раздеться, и при этом он, видимо, не просыпался, потому что одежда как попало валялась рядом с вешалкой, а туфли, одна из которых наползала на другую, напоминали брачующихся коров.
Павел проспал часов пять, потом неожиданно проснулся. Ему ничего не снилось, и никакой шум не потревожил его. Просто сон вдруг улетучился. Некоторое время Павел ворочался, даже попытался внять призыву Куксевича и немного подумать о методе победы над коварным икс-приводом. Сон не возвращался.
И тогда Павел, толком не отдавая отчета — зачем он это делает? — тихонько добыл из сумки диск, вогнал его драйв, переносной свой терминальчик вместе с очками взял в руки и вновь заполз под одеяло.
Бесшумно раскрылся куб-экран. Павел с глухой, непонятно откуда взявшейся тоской открыл меню почтового броузера и некоторое время набирался решимости. Потом все-таки надел очки — Шеманихин тоже мог неожиданно проснуться. Иллюзорный куб погас тут же, едва Павел воткнул штекер от очков в нужное гнездо.
Курсор прыгнул к меню адресов сам. Высветился единственный адрес, на который можно было выйти при помощи найденного диска. По префиксам и расширениям Павел не сумел определить местонахождение адресата. Единственное, что он мог сказать — этот адрес явно за пределами доминанты Земли. Хотя, возможны исключения — посольства, например, пользуются собственными адресами, причем через метрополию — почта-то мгновенная.
Отогнав сомнения, Павел решительно нажал на иллюзорную кнопку с короткой надписью «Вызов».
Где-то в Галактике, возможно — за тысячи световых лет, а возможно — в соседней каюте сработал вызов на точно таком же или совсем другом терминале. И кто-то — человек или чужой — должен был точно так же ткнуть курсором на иллюзорную кнопку, только на этой кнопке другая надпись. Или другой символ.
«Ответ».
Интерфейсный куб броузера растворился — на первый план всплыло объемное изображение.
Человек. Нет… Чужак. Перевертыш. Точно перевертыш, причем метаморфированный в форму, наиболее близкую к людям.
Павел прекрасно разбирался в чужих. По роду деятельности — внешность создателей всегда накладывает отпечаток на создаваемую технику. А Павел был ксенотехником, причем хорошим ксенотехником.
Звуковое сопровождение Павел благоразумно отключил перед вызовом. И теперь только увидел, как шевельнулись губы перевертыша.
Павел вытащил в объем окна бегущую строку и переключил клавиатуру с русской раскладки на интер.
«Я вас не слышу. Набирайте ответы вручную», — посоветовал он незнакомцу.
Мигом возникла ответная строка.
«Кто вы?»
«Человек.»
«Где саркофаг?»
«Саркофаг? — переспросил Павел, потом догадался: — Это такой чешуйчатый шкаф?»
«Да. Он цел?»
«Наверное. А кто вы?»
«Он точно цел?»
«Когда я видел его в последний раз, он был цел.»
«Как давно это было?»
«Около э-э-э… Двадцати часов назад. Земных часов…»
«Я понял. Кто вы?»
«Ученый. Исследователь.»
«Вы исследуете скаут Роя, на борту которого находился саркофаг?»
Павел напрягся. Этот перевертыш явно в курсе дел!
«Да. Саркофаг еще и сейчас там находится.»
«Вы имеете доступ к скауту?»
«В принципе, да.»
«Идите на скаут, задраивайте люки и стартуйте по любому из имеющихся на этом диске курсов.»
Павел слегка ошизел от такого предложения.
«Даже если бы я и был согласен, не получится. Скаут сам находится на борту более крупного судна.»
«Это не имеет значения. Привод скаута способен рассчитывать и исполнять операции с настолько незначительной погрешностью, что стартовая сфера превышает по размерам собственно скаут всего на несколько миллиметров.»
Чужак вдруг СТРАННО поглядел на Павла, отчего по коже невольно пробежался холодок, и зачем-то добавил:
«Земных миллиметров, естественно.»
Вот это было для Павла новостью. Приводы, которыми пользовалась доминанта Земли оперировали погрешностями в сотни метров.
Секунду поколебавшись, Павел набрал:
«Может быть, вы заодно назовете мне причину, по которой я должен это сделать?»
«Сорок пять миллионов пангала. Миллион вперед.»
У Павла брови поползли на лоб.
«Вводите приходный код.»
Словно загипнотизированный, Павел глядел на собеседника. Миллион. Миллион пангала.
Идентификационные карты у исследователей отобрали, но положить деньги на счет можно было и без нее. Если помнить код и номер. Снять деньги без карты невозможно. А положить — пожалуйста.
Он поправил очки, протянул руки к клавиатуре… Код — его Павел, как и многие, помнил наизусть, несмотря на двенадцатизначность цифры после восьми символов интера.
Счет у Павла был льготный, с расширенным сервисом. Открылся дополнительный кубик с надписью: TRANSFER.
Банковские операции в пределах доминанты Земли по традиции велись на английском языке.
Веря и не веря Павел проследил, как на счет ему капнуло — ни много, ни мало — один миллион пангала.
«Ну и дела, — с легким смятением подумал он. — Я разом заработал больше, чем за десять лет после Академии…»
«Ну, как? Когда стартуете и будете вне досягаемости кого бы то ни было, мы обсудим условия, на которых вы сможете получить остальные деньги, а это еще сорок четыре миллиона. Заранее предупреждаю: саркофаг обязательно должен быть на борту, и он должен быть неповрежденным.»
Павел все еще пребывал в смятении.
«Уважаемый, — пальцы плохо слушались, и приходилось на ходу корректировать текст. — Я ученый, а не авантюрист. Я даже стрелять не умею.»
«Стрелять не придется. Придется просто направить скаут по рассчитанному курсу и прибыть в указанное место. После этого получайте денежки, и гуляйте на все шесть сторон.»
«Я никогда не водил корабли.»
«Это просто. Диск будет с вами, и любая консультация будет доступна в любое время.»
«Мне надо подумать.»
«Торопитесь. Больше я не скажу ни слова. Лучше будет, если вы вызовете меня откуда-нибудь из глубокого космоса, и вы будете на корабле один. И с саркофагом — с целым и невредимым саркофагом. Тогда и поговорим.»
Если честно, Павел несколько кривил душой. Корабли пилотировать он умел — не так уж это было и сложно. Опыта у него не хватало, это да, но запустить расчет пульсации, понять, что расчет не содержит фатальных ошибок и стартовать сумеет любой инженер. А Павел считал себя хорошим инженером. Тем более, что на диске уже имеются какие-то просчитанные курсы, которые нужно только подновить…
Павел вдруг сообразил, что думает не «Лететь или не лететь», а «Как лететь». Словно уже принял ошеломляющее предложение чужого-перевертыша, обретающегося непонятно где. Возможно, в далекой звездной системе… и вряд ли в соседней каюте.
«Несколько миллиметров, надо же, — вертелось у него в голове. — Интересно было бы проверить…»
«А в скауте дежурят десантники», — мелькнула унылая мысль.
Тем не менее Павел усыпил терминал, тихонько встал и принялся одеваться. Шеманихин ровно сопел на соседней койке.
Обе камеры с куртки Павел снял и оставил на столе.
Уже перед выходом он спохватился: «Диск!»
Торопливо вынул блестящий кругляш из драйва и сунул во все тот же карман куртки.
«Ну, — подумал Павел. — Поглядим…»
Что именно он вкладывал в это «Поглядим», Павел предпочел не уточнять. В конце концов, миллион пангала за то, чтобы встать и прогуляться до трюма — неплохой гонорар.
Все, кого он встретил по пути до центрального ствола и от ствола до тактического трюма, не обращали на него никакого внимания. Кое-кто здоровался, хотя Павел узнал всего одного военного. Наверное, они все знали экспертов в лицо. У трюмного шлюза, привалившись к переборке, скучал одинокий десантник. Павел отметил, что скафандр его отключен.
Десантник Павлу просто кивнул:
— Что, осенило? — спросил он с участием в голосе. Наверное, он знал — что такое идти на пост в неурочное время. Но шел, ибо работу выбирает каждый себе сам.
— Да, появилась одна мыслишка… Не хочу всех будоражить, вдруг ошибся.
— Бывает, — вздохнул десантник отворяя шлюз.
Трюм был все так же ярко освещен. Поверхность скаута тускло отблескивала в свете юпитеров. Павел на миг представил, как этот шарик мгновенно исчезает, уходя за барьер. Праздничный свет, растерянность, потом легкая паника охраны, Куксевич, мечущий громы и молнии…
Картинка была настолько яркой, что Павлу пришлось потрясти головой, чтобы ее отогнать.
У открытого шлюза скаута десантников было трое. Все с любопытством уставились на приближающегося Павла.
— Что, профессор? — спросил один. — Не спится?
— А ты бы и рад прикорнуть, — подколол Павел, — да служба не позволяет. Или ты прикорнул, пока никто не видит?
— Да пошел ты, — сердито шикнул десантник. И что-то еле слышно добавил — видимо, непечатное.
— В корабле есть кто-нибудь? — справился Павел по возможности нейтрально.
— А что?
— Не люблю, когда заглядывают через плечо.
— Тогда пляши: никого. На охране только мы. Можешь задраить шлюзы и попробовать смыться!
Десантники довольно заржали, а Павла сначала бросило в холод. Потом он сообразил, что вояки просто веселятся — они и мысли не допускали, что корабль может стартовать не из космической пустоты, удалившись от любого достаточно крупного гравитационного очага, а вот так вот, прямо из трюма эскадренного крейсера «Вагрант».
— Непременно попробую. Вы тогда не удивляйтесь, если шлюзы задраятся.
И он нырнул в отверзнутый зев шлюза, откуда лился желтоватый свет, подобранный по спектру под родное солнце перевертышей — Оао.
Первым делом Павел направился поглядеть на саркофаг. Кстати, почему саркофаг? Там что, действительно замурована какая-нибудь спящая красавица? Тогда понятно, почему перевертыш-меценат так пекся о целостности саркофага.
Нет, ну времена! Человеку, которого видят впервые в жизни, предлагают угнать трофейный скаут и тут же переводят на счет целый миллион! И обещают еще!
«Подумай, Павлуха, — нашептывал внутренний голос. — Неужели тебе заплатят эти чертовы миллионы? Если ставки так высоки, значит тут замешана публика, покрупнее и позначимее, нежели какой-то там ксенотехник из провинции. Сожрут и не поморщатся.»
Но кто-то азартный и алчный внутри возражал: «А миллион-то у нас уже в кармане! Чем черт не шутит — вдруг и остальное заработаю?»
Саркофаг пребывал в грузовом отсеке, то бишь в камере матки. Целехонький. Отблескивал чешуйками и загадочно…
Павел долго подбирал нужный глагол, но поскольку саркофаг ничего не делал и делать не мог, глагол не подбирался. Наконец, Павел извернулся и сформулировал: и выглядел загадочно.
Конечно! Если за этот невзрачный шкаф сулят миллионы, он — хочешь-не хочешь — будет выглядеть загадочно!
Второе, что сделал Павел, это проверил пищевую камеру, примыкающую к рубке. Там было полно вакуумных пакетов со стандартными белково-углеводными рационами производства перевертышей. Людям эти рационы вполне годились в пищу, хотя особо вкусными их трудно было назвать. На вид пищи хватило бы месяца на три, а то и поболе. Вода, насколько знал Павел, на скауте циклически регенерировалась, поэтому запасов ее на борту можно было и не иметь вовсе. Кроме того, нашлось несколько упаковок синтетического сока. Тоже производства перевертышей, и тоже годящегося людям.
«Так-так, — подумал Павел. — Ну хоть бы что-нибудь не позволяло согласиться с чужаком…»
Он нерешительно опустился в пилотское кресло и так же нерешительно оживил компьютер. Вставил диск в соответствующий драйв. Дал задание системе наведения.
«Корабль будет готов к прыжку через 15 минут, — сообщила система. — Считываю поправки.»
Быстро, подумал Павел.
Он все еще не принял окончательного решения. Но система уже начала расчеты пульсации по курсу, введенному с диска.
«Внимание! Корабль разгерметизирован. Принять меры?»
Надпись мигала.
«Мы подключались к нерву, — лихорадочно прикидывал Павел. — Не нарушится ли управление шлюзами? Не должно, вроде…»
Стопроцентной уверенности у Павла не было. Поэтому он пока игнорировал тревожный сигнал корабельных стражей исправности.
«Корабль будет готов к прыжку через 12… 10… 8 минут.»
Цифры в кубе медленно менялись. Время до прыжка таяло. Павел сидел в пилотском кресле ни жив, ни мертв.
Казалось, прошла большая часть вечности, пока система наведения сообщила:
«Прыжок просчитан. Подтвердите старт.»
«Внимание! Корабль разгерметизирован. Принять меры?»
Нетвердой рукой Павел подтвердил принятие мер.
Надпись продолжала мигать. В рисунке огоньков на индикаторной панели что-то неуловимо изменилось, и после пятисекундной паузы мигающая надпись сменилась стабильной: «Герметичность установлена.»
Снаружи трое десантников вопросительно уставились на затянувшийся шлюз.
«Боже, что я делаю, — подумал Павел, наводя курсор на кнопку старта. — Что я делаю…»
Старт.
Миг холода и двойственности. Рождение и смерть. Реальность и вымысел.
Десантники в опустевшем трюме «Вагранта» продолжали с недоумением пялиться на место, где только что в прочных лапах гравитационного захвата покоился трофейный корабль. Теперь скаута не стало, а обиженный захват выл от векторной перегрузки.
А еще спустя несколько секунд кто-то из вахтенных догадался включить сирену.
Тревога. Аврал.
Крейсер «Вагрант» забурлил, словно потревоженный муравейник. Но все это было уже несущественно. Крохотный сферический кораблик исчез за барьером, и очутился в трехмерном мире за двести шестьдесят четыре с третью световых года от стартовой сферы. Он не оставил регистрируемого трека. Он не вызвал гравитационных возмущений в точке финиша. Он был похож на бесплотную тень, не имеющую веса и объема, и не знающую преград.
Впрочем, во многом так оно и было — во время прыжка-пульсации.
Только Павел Неклюдов, специалист-ксенотехник достаточно высокой квалификации, по-прежнему не понимал — как инженерам Роя удалось это реализовать, хотя сам только что пережил все перипетии прыжка.
Некоторое время он сидел в кресле, пытаясь взять себя в руки. Постепенно в голове его выкристаллизовалась единственная мысль: «Самое время вызвать перевертыша…»
Смутную, почти не видимую в желтом свете тень, что колыхалась у арки-выхода из рубки, Павел не замечал.
Он запустил броузер и вызвал чужака-незнакомца. Ждать практически не пришлось — тот ответил сразу, словно жил рядом с терминалом связи.
— Ну, как успехи? — спросил он спокойно, но Павлу казалось, что перевертыш волнуется и не хочет это показать.
— Я в космосе, — сообщил Павел сухо. — Сам не понимаю, зачем я это сделал.
— Отлично, — перевертыш очень по-человечески просиял. — Вам не придется жалеть об этом поступке, я вас уверяю. Думаю, самое время познакомиться. Сделайте одолжение, расскажите о себе.
Павел неопределенно повел плечами:
— Разве это так важно? Впрочем, ладно: меня зовут Павел Неклюдов, я, как вы уже успели убедиться, человек, подданный колонии Тау Хромой Черепахи, доминанта Земли. Ученый-ксенотехник. Мне тридцать земных лет. Что еще вас интересует?
— Да, в общем-то, ничего, Павел, — ответил перевертыш на удивление корректно и доброжелательно. — Если хотите, можете звать меня Коллегой, потому что я тоже в известной степени ученый. Извините, но больше я вам ничего о себе не сообщу. Я считаю обещанную вам сумму достаточным для этого основанием. Даже тот миллион, который уже осел у вас на счету — уже достаточное основание, не так ли?
— Да ради бога, Коллега. Не хотите называть свое имя — не называйте. К тому же, я не уверен, смогу ли его произнести. Я ксенотехник, а не лингвист.
Коллега оценил шутку и светски склонил голову:
— Вы нравитесь мне все больше и больше, Павел. Полагаю, мы ко взаимному удовольствию сработаемся. Итак, что мне нужно от вас: приведите корабль с саркофагом в указанную на диске точку. Вас встретят. Вручат деньги. И с этого момента можете считать себя более не связанным никакими обязательствами: купите себе билет куда заблагорассудится. Или корабль себе купите — какую-нибудь симпатичную яхточку, денег у вас хватит.
— А куда конкретно нужно привести корабль?
— Не знаю, — Коллега всплеснул руками. — На диске сказано. Вы сейчас находитесь…
— Двести пятьдесят — чуть больше на самом деле — световых лет от границ Скопления Хромой Черепахи. Земных лет, конечно. Я еще не ориентировался, поэтому не знаю — в какую сторону и к какому из магнитных полюсов…
Как ученый Павел считал своим долгом уточнять терминологию.
— Ладно. Запускайте астрогационную программу, она все вам расскажет. Павел, я позволю себе дать вам два… нет, три совета. Совет первый: не пытайтесь открыть саркофаг. Ничего с ним не делайте, пусть пребывает в том состоянии, в каком он сейчас находится. Совет второй: не пытайтесь нас обмануть. Идите туда, куда указано на диске. Так будет правильнее. Для всех, и в первую очередь лично для вас. И третий совет: торопитесь. Мы и так уже запаздываем…
— Скажите, Коллега, — спросил Павел, подчиняясь смутной догадке. — Я ведь не первый, кто везет вам саркофаг?
— Нет, — честно признал Коллега. — Вы шестой. Или даже седьмой, если считать… Впрочем, это неважно. Знаете, Павел, я, пожалуй дам вам еще один совет, четвертый и последний. Во время полета могут случиться некоторые… м-м-м… странности, скажем так. Так вот, не верьте собственным глазам. И тогда все будет нормально. До встречи.
И Коллега отключился. Оборвал разговор, можно сказать, на ключевой фразе.
Странности. Значит, чутье Павла не обмануло. Эта история не так проста и незамысловата, как казалась раньше. Он шестой — или даже седьмой — в чьей-то эстафете, и эстафетной палочкой, скорее всего, является этот самый саркофаг. До зарезу нужный «им» — кому-то, кого представляет Коллега. Скорее всего, подумал Павел, никакой он не ученый, а наверняка бандит. Очень крупного калибра. Хотя, не исключен вариант, что он все же ученый, зато работающий на бандитов очень крупного калибра.
Павел вдруг остро осознал, что идти на попятную уже поздно. Он вляпался, и вляпался глубоко. Правда, задание казалось несложным.
«Ага, — вставил внутренний голос. — Предыдущим пятерым (или даже шестерым) задание тоже, скорее всего, казалось несложным. Но они его не сумели выполнить».
Павлу была известна только судьба предшественника-перевертыша. Незавидная судьба. Обратиться в кучу бестолковой органики под нейтронным залпом… Бр-р-р…
Неужели судьба остальных столь же незавидна? А не поспешил ли ты, Павел Неклюдов, угонять чужой скаут с чешуйчатой эстафетной палочкой на борту? Подумай, крепко подумай…
Вместо этого Павел почему-то вспомнил совет Коллеги номер два. И решил пока ему следовать.
И еще решил крепко запомнить совет номер четыре.
Это было хорошее решение, как оказалось позднее.
Павел вновь обратился к астрогационным программам. Отыскал итоговый трек, отдал команду сориентироваться. Некоторое время комп сверялся с гравитационной картой, потом рассчитал поправки и проложил базовый пунктир.
— Двадцать семь пульсаций, — прошептал Павел, глядя на экран. — Дня три в лучшем случае, а реально — дней пять, если ничего не помешает. Или даже неделя. Удачно.
По галактическим меркам расстояние до цели было небольшим, чуть меньше семи тысяч световых лет. Павлу не понравилось другое: финиш располагался в пределах галактического диска, на самой окраине, в старом шаровом звездном скоплении, известном как Рой-семьдесят два. Из названия явствовало, что эта область пространства контролируется Роем. И Павлу очень не хотелось на ворованном корабле соваться к существам, этот корабль построившим. Павлу справедливо казалось, что у этих существ могут возникнуть к нему, Павлу Неклюдову, человеку с Тау Хромой Черепахи, разнообразные и не обязательно приятные вопросы. Он не чувствовал, что в состоянии ответить на вопросы адекватно. Скорее наоборот: чувствовал, что ответить не в состоянии. И это беспокоило, причем сильно.
С другой стороны, Коллега сказал, что Павла должны встретить. Возможно, но Коллега не уточнил — чем? Соотечественника Коллеги в окрестностях Тахче встретили нейтронным залпом. Павел сомневался, что встреча такого рода его сколько-нибудь обрадует.
Тем не менее, он дал добро на окончательный просчет пунктира, и, почувствовав, что проголодался, решил прикончить хотя бы один рацион. Заодно и попробовать — насколько съедобна пища перевертышей. И насколько она вкусна.
Оказалось — вполне съедобна, да и на вкус нова. Хотя, посиди на таких рационах с неделю — наверняка надоест. Но Павел не отчаивался, хоть и был по натуре гурманом. Во-первых, он не рассчитывал питаться рационами больше недели, а во-вторых он заметил, что в пищевой камере несколько разновидностей рационов — должны же они отличаться чем-нибудь кроме цвета упаковки?
Прикончив нечто вроде белкового пюре, Павел запил первую трапезу на борту скаута соком, тоже весьма недурным на вкус, и заметно повеселел.
«А что — подумалось ему. — Приведу этот пузырь к Рою-72, дадут денег — прекрасно, не дадут — миллион у меня уже есть.»
Тут Павел сообразил, что его личная карта осталась на Орионе. Отобрали перед посадкой в бот. Дабы эксперты не вздумали втихаря связываться с кем-нибудь с личных терминалов. Идиоты, кто ж будет платить прорву денег ради какого-то паршивого разговора?
«М-да, с возвратом карты будут проблемы. Хотя, кто мешает сказать, что Павел полез опробовать какую-нибудь внезапно сложившуюся идею, а привод возьми, и сработай? Кто ж знал, что его стартовая сфера настолько ничтожна и так точно ложится на корабль? Павел, к примеру, даже в мыслях этого не допускал. А о разговоре с Коллегой все равно никто не подозревает, даже Шеманихин…»
Все, что невозможно проверить, нетрудно выдать за правду.
Некоторое время Павел пытался выдумать правдоподобную легенду, потом решил, что будущее покажет. В конце-концов, деньги можно положить и на целевой счет, получить одноразовую карту без идентификации. Прилететь втихую на Орион — за деньги можно сквозь любую таможню просочиться. За деньги же вызволить свою карту из военного архива, за деньги ее подпатчить… Потому что Павла Неклюдова, скорее всего, на Тахче будут рассматривать как военного преступника. В общем, имея за душой сорок с лишком лимонов можно сконструировать себе новую личность. По собственному вкусу.
«Назовусь Эдуардом, — мечтательно подумал Павел. — И фамилию надо позаковыристей… Рерих, например. Эдуард Рерих. Обтекаемо и значительно.»
Додумать ему помешал писк компьютерного бластера — система наведения завершила расчеты.
Павел перебрался с обеденного столика к пульту, скомандовал «Старт», и на неуловимое мгновение раздвоился.
Все-таки было в прыжках что-то затягивающее. На уровне инстинктов и рефлексов, что-то физиологическое. Говорят, космонавты привыкают к прыжкам, как к наркотику. И лишаясь возможности прыгать часто сходят с ума.
Павел надеялся, что не успеет до такой степени привыкнуть. Яхту, как советовал Коллега, Павел покупать не хотел. И шастать по обжитой Галактике не хотел. Наоборот, планировал выбрать какой-нибудь тихий мир на отшибе с курортным климатом, и осесть там навсегда. Ну, по крайней мере, пока денег хватит.
Скаут прыгал еще трижды, прежде чем Павла стало клонить в сон. С каждым разом прыжок задевал в нем что-то все более глубинное.
Делать ему было совершенно нечего, поэтому бороться со сном Павел не собирался. Растянул давно примеченный гамак и с удовольствием вполз в него, словно улитка в раковину. И забылся в ожидании очередного прыжка.
Снилась ему какая-то чушь: укоризненный капитан Куксевич грозил пальцем и насылал следом за скаутом орды крейсеров, все как один похожие на «Вагранта». Лейтенант Хардуэй комментировал происходящее суконным языком военных приказов. Павел недовольно морщился — вполне возможно, что на самом деле, не просыпаясь. Потом откуда-то возник Виталий, с грустью посмотрел на Павла, и сообщил: «А мне за дом на Тахче нечем заплатить…» Павел уже собирался залихватски гикнуть и по-барски взяться за кредитную карту, но тут вспомнил, что карты у всех экспертов отобрали. Шеманихин ждал-ждал, потом безнадежно махнул рукой, и ушел вдоль по стволу «Вагранта», к трюмам. Но в трюмы он почему-то не попал, а попал в грузовую камеру скаута. Прямо от шлюза он неожиданно разогнался и, будто пловец на старте, прыгнул руками и головой вперед. Саркофаг поглотил его, пойдя на мгновение текучими чешуйчатыми волнами, а потом вновь отвердел. Павел постоял рядом, постучал зачем-то по саркофагу, позвал: «Виталик! Вылезай!», но Виталик не вылезал. Пожав плечами, Павел решил саркофаг просветить чем-нибудь, но прямо посреди грузового отсека сразу сконденсировалось объемное изображение Коллеги, который печально покачал головой, поцокал языком (Павел еще подумал, что язык у перевертышей совершенно такой-же, как у любого человека) и сказал: «Я ведь советовал тебе не трогать саркофаг.» «Но я же его не открывал!» — возразил Павел. «Ну и что? Просвечивать его тоже нельзя. Придется тебе, парень, искупить свою вину: полезай в саркофаг сам!» «Но там Виталик!» — Павел даже несколько удивился, хотя, если у саркофага не слишком толстые стены, к Виталику в компанию можно было запихать и Павла, и, наверное, Коллега тоже влез бы. «Нет там Виталика, — злорадно сказал Коллега. — Просветил ты его. Как ваши вояки моего земляка — фить, и нету.» «Так что же? — подумал Павел с тревогой. — Я, что ли, Виталика убил? Своего шефа и единственного друга?» «Убил, — подтвердил Коллега. — Совсем убил.»
И тут Павел в холодном поту проснулся. В рубке царил полумрак — услужливые автоматы погасили почти все источники света. Только над головным пультом слабо мерцал куб-экран, полный расчетов очередного прыжка. Объемные цифры текли, перескакивали с одного воображаемого кубика экрана на такой же, но пониже, пока не доходили до «донного» слоя. После этого содержимое слоя из экрана исчезало, но Павел твердо знал, что данные исправно пишутся в неуничтожимый лог-файл.
Он вскинулся в гамаке, и глубоко вздохнул.
— Фу, — пробормотал он с облегчением. — Чушь какая…
С непривычки ломило все тело — до сих пор Павлу никогда не приходилось спать в гамаке.
Он выбрался на волю, мельком взглянул на пульт; свет включился сам собой, едва Павел ступил на пол. Очень хотелось сунуть голову под холодную воду, чтобы смыть вязкие воспоминания недавнего сна. Сдерживая зевоту, Павел направился к санблоку.
Плеснув в лицо воды и взглянув в овальное зеркало, Павел вдруг обмер.
Он не узнал себя. У него было другое лицо — чужое. Вместо узких скул, носа с горбинкой, пронзительных серых глаз и тонких, почти бесцветных губ Павел увидел совсем другие черты. Из зеркал на него глядел кто-то круглолицый. Чужой. Нос картошкой, губы бантиком. С обильными залысинами, с маленькими, как у откормленного кабанчика глазками. Эдакий самодовольный бюргер откуда-нибудь с Фалькау или Баслер-Скиведе.
Павел растерялся, как не терялся еще ни разу в жизни. Руки сами собой метнулись к этому чужому лицу и ощупали — все, нос, щеки, губы… Знакомый шрам на левой скуле — след юношеской драки.
Пальцы шрам почувствовали. В зеркале никакого шрама Павел не наблюдал. И нос — вот она, горбинка… А в зеркале — пончик какой-то а не нос.
«Врет зеркало, — подумал Павел, наполняясь внезапным гневом. — Оно фальшивое.»
И вдруг, повинуясь молниеносному порыву, он с размаху ударил зеркало кулаком. Так сильно он не бил ни разу в жизни.
Зеркало пошло трещинами, раскололось на несколько частей, которые со звоном рухнули на раковину умывальника. Чужое лицо исчезло.
Костяшки пальцев заныли — Павел взглянул на собственную руку. Мелкие серебристые осколки торчали из уже начавшей кровоточить кожи. Боль толчками втекала в руку.
Некоторое время Павел бездумно стоял перед умывальником, потом отыскал аптечку (еще один довод, что Рой строил и снаряжал этот корабль не для себя), кое-как очистил руку от острых осколков, промыл и обработал. Аптечка тихо зажужжала, сканируя повреждения, потом впрыснула что-то обезболивающее, потому что саднить кулак сразу перестало. В довершение иссеченные места были залиты физиологической пастой.
Вернувшись в рубку, Павел крепко задумался. Случившееся решительно не поддавалось никакому разумному объяснению — Павел не страдал галлюцинациями, ни разу в жизни не бредил, да и к гипнозу был практически невосприимчив. Как ученый он посмеивался над мистикой и прочей эзотерикой, последние лет тридцать неожиданно снова вошедшим в моду. Поэтому эпизод с зеркалом внес смятение в обычно уравновешенную душу Павла Неклюдова. Не любил Павел необъяснимое — опять же как ученый.
И вдруг он вспомнил вчерашнее предостережение Коллеги. «Во время полета могут случиться некоторые… м-м-м… странности, скажем так. Так вот, не верьте собственным глазам. И тогда все будет нормально.»
Павел подобрался в кресле.
Странности. Вот оно, ключевое слово. Странности. Они уже, видимо, начались.
Павел вспомнил, как бил зеркало, и решил, что поступил правильно. Он не поверил в отражение. И уничтожил его.
«Не удивляться, — подумал Павел. — Попробую… Что еще остается делать? Но получается, что в будущем меня ждут подобные сюрпризы?»
«М-да, — саркастически заметил его неугомонный внутренний оппонент-скептик, — ничего себе началась неделька! Угнал скаут из-под носа военных Тахче и разнес неправильное зеркало в сортире. Да ты герой, Паша!»
Павел фыркнул, и решил оппоненту не отвечать.
Система наведения трудолюбиво загружала корабельный компьютер просчетами очередного прыжка. Из необходимых двадцати семи скаут совершил уже четыре и заканчивал считать пятый. Между третьим и четвертым прыжком погрешность превысила некую условную критическую величину, и комп десять часов кряду тасовал поправки и распихивал их в нужные места нового расчета. Четвертый прыжок, судя по логам, прошел уже нормально.
Оторвавшись от клавиатуры, Павел взглянул на залитую пастой руку, вздохнул и прикинул чем можно заняться на борту.
Выбор был небогатый. Можно было еще поспать, но во-первых не хотелось, а во-вторых Павел отчего-то исполнился уверенности, что ему снова начнет грезиться какая-нибудь чушь. Можно было поесть, но с утра обычно ничего не лезло, кроме кофе. Кофе в пищевой камере, увы, отсутствовало. Тупо пялиться на работу компьютера и системы наведения — занятие для умственно ограниченных школьников.
И тут Павел вспомнил о саркофаге. О грузе, который вез на Рой-72. Коллега, конечно, запретил им особо интересоваться. Но оттого, что Павел посмотрит на это чудо природы оно ведь не испортится, верно?
И он, бодро подскочив из удобного кресла, направился к шлюзу в грузовой отсек. В камеру матки Роя.
По дороге Павел задумался — а не заперт ли отсек кодом предыдущего пилота? Как открывали его во время исследований Павел просто не знал, но точно помнил, что к помощи ксенотехников уже не прибегали.
Опасения его были напрасны, шлюз открылся едва Павел коснулся сенсора на маленьком пульте. В стене быстро проросло овальное отверстие.
А за ним сияли звезды. Чернота и звезды — больше Павел не увидел ничего.
Мысли вихрем пронеслись — всклокоченные и беспорядочные.
Сначала Павел решил, что просто перепутал, и каким-то образом вместо шлюза в грузовой отсек открыл наружный шлюз.
Потом осознал, что его не вышвырнуло в окружающий скаут вакуум потоком воздуха. Да и вообще он жив и здоров, чего не может быть при открытом наружном шлюзе.
Павел протянул руку — плоскость не была блокирована никаким полем. И перепонки не было. Осталось только понять, куда Павел ее протянул — в грузовой отсек или за борт.
Задуматься об этом он не успел — снова подчинившись внезапному и необъяснимому порыву, Павел просто шагнул в дверной проем.
И оказался в грузовом отсеке — звезды погасли как по команде, и вспыхнул обычный для скаута желтоватый свет. Саркофаг серо-коричневым брикетом покоился в гравизахвате. В самом центре отсека, на высоте сантиметров тридцати от палубы.
Несколько минут Павел рассматривал его, пытаясь убедить себя, что совершенно не интересуется содержимым.
Потом приблизился, обошел саркофаг по кругу.
Каждая чешуйка саркофага казалась идеально гладкой, но пригнаны друг к другу чешуйки были таким образом, что поверхность казалась шероховатой.
Павел протянул руку — стыки чешуек действительно легко прощупывались. К удивлению саркофаг оказался ощутимо теплым, причем тепло было какое-то глубинное, исконное, что ли. Тепло живого существа, а не нагретого механизма. Едва заметная черта тянулась через всю верхнюю плоскость — Павел подумал, что, наверное, это щель между створками. Углы саркофага были плавно скруглены; один из торцов был просто плоский, а ко второму примыкала непонятная цилиндрическая кишка, слишком короткая, чтобы назвать ее трубой или шлангом. На краях кишки чешуйки выглядели болезненными — иссохшими, отслаивающимися. Павел присел, вглядываясь. Протянул руку, ухватил торчащую чешуйку. Она неожиданно легко отделилась. Чешуйка как чешуйка. Серовато-коричневая, гораздо светлее саркофага, слегка похожая на матовое стеклышко. Павел повертел ее перед глазами и опустил в карман куртки.
Некоторое время он провел рядом со странным грузом, но добавить что-либо к наблюдениям не удалось. Саркофаг глубоко упрятал свои тайны и делиться ими ни с кем не собирался. Павел подумал, что его предшественники, наверное, вот так же разглядывали непонятный предмет, за который сулят многие миллионы, и отступали, не в силах постичь его секрет.
«А с чего я вдруг решил, что саркофаг прячет какую-то тайну? — задумался Павел. — Что в нем, в сущности, необычного? Ящик ящиком, даром, что чешуйчатый. Ну, везут какие-нибудь мафиозо пару тонн какой-нибудь наркоты. А Павел голову ломает — тайны, секреты…»
Он склонил голову, прислушиваясь к внутреннему оппоненту. Тот отмалчивался. Так и не дождавшись мысленного ответа, Павел втянул голову в плечи и побрел прочь.
Ответ пришел к нему позже, когда скаут прыгнул еще дважды, а Павел изрядно покопался в бортовом компьютере.
«В самом саркофаге действительно мало странного. Просто рядом с ним происходят очень странные события.»
Павел без аппетита поужинал, забрался в гамак и принялся ждать новые странности.
Ждать пришлось приблизительно полночи.
Пробуждение накатило от острого ощущения чьего-то чужого присутствия. Павла буквально сковало — не осталось сил двигаться. Самое большее, на что у него хватило смелости — это чуть-чуть разлепить веки.
Рубка освещалась слабой аварийкой тускло-желтого цвета. До боли скашивая глаза, Павел огляделся, но никого не увидел. Тогда он бесшумно повернул голову.
И увидел ее. Женщину. Он сразу понял, что в рубке находится именно женщина — по силуэту. Она была либо обнажена, либо одета во что-то обтягивающее. Склонившись над пилотским креслом, она копалась в сброшенной Павлом одежде. А точнее, в карманах куртки.
Павел был так поражен, что неловко двинулся, и буквально выпал из гамака. Снова зажегся свет, едва он коснулся пола, только на этот раз коснулся не ступнями, а всем телом. Несмотря на падение, глаз от ночной гостьи Павел не оторвал.
Она обернулась на звук, и Павел увидел ее лицо.
Он не впервые видел это лицо, и женщину эту мгновенно узнал.
В семье хранилась старая голография, привезенная из легендарного рейса корабля Ушедших пра-пра-прабабкой Вероникой Стародумовой.
Пятеро людей. Слева — разбитного вида парень с грустными глазами и аккуратной щеточкой усиков. Михаил Зислис. Старший навигатор.
Рядом — родственница, бабка Вера, молодая и симпатичная, с толстой косой на плече, смотрит чуть-чуть в сторону, а не на снимавшего.
В центре — смуглый черноволосый мужчина очень сурового вида, с жестким и озабоченным взглядом. Лет ему на самом деле примерно столько же, сколько и Зислису, но его почему-то хочется назвать мужчиной, а не парнем. Это капитан — Роман Савельев.
Рядом с капитаном незнакомый Павлу человек — пра-пра-прабабка не сумела вспомнить его имя, помнила только, что он погиб во время стычек экипажа Савельева с прихлебателями директората Волги.
И справа — она. Ночная гостья. Юлия Юргенсон. В том же обтягивающем комбинезоне, что и сейчас, только куртки Павла на голографии у нее в руках, понятно, нет. Старший пилот. Худенькая коротко стриженная женщина с неуловимо асимметричным лицом и совершенно обезоруживающей улыбкой.
Голографию эту Павел представил до невероятности ярко, до мельчайших подробностей, словно действительно на нее посмотрел.
Павел вскочил; женщина бросила куртку на кресло и, быстро-быстро пятясь, отступила к арочному проему в центральную камеру скаута. Свет там и не подумал зажечься.
— Эй! — сдавленно позвал Павел и украдкой приблизился к креслу. Попробовал выглянуть в проем, но с этой точки центральная камера просматривалась плохо.
Вдохнул, решительно сжал кулаки, и вышел из рубки. Свет послушно зажегся.
В центральной камере никого не было. Шлюз в грузовой отсек выглядел закрытым, и таковым оказался, когда Павел проверил.
А еще — прямо по неровным сегментам полуперепонки шла выведенная чем-то красноватым надпись: две русские буквы.
«Ю Ю»
Надпись еле уловимо пахла малиной.
Павел долго рассматривал две буквы «Ю» и тупо переминался с ноги на ногу.
Во-первых: откуда, если не из саркофага, взялась на борту женщина в пилотском комбинезоне? Во-вторых, что она искала в карманах куртки Павла? В-третьих, а не снится ли это все?
Павел яростно потряс головой. Крепко зажмурился и вновь открыл глаза.
Надпись и не подумала исчезнуть. А он, Павел Неклюдов, начинающий авантюрист-одиночка, стоял в центральной камере скаута Роя — босой, в казенных военных трусах и майке, и размышлял — скоро ли он окончательно сойдет с ума.
Решив мыслить холодно и здраво, он немного отложил визит в грузовой отсек и пошел умываться-одеваться.
Первые же пригоршни холодной воды обожгли разгоряченное лицо, и Павел вдруг сообразил, ЧТО могла искать в его карманах женщина из саркофага.
Чешуйку. Которую Павел вчера отковырял от трубки-кишки и сунул в карман.
Что же еще? Только ее.
Торопливо вытерев руки, Павел чуть не бегом вернулся в рубку и схватил куртку. Сунул руку в карман — левый, это он помнил прекрасно.
Карман был пуст, только несколько обычных комочков свалявшейся пыли, которые можно выковырять из уголка любого кармана во вселенной. А чешуйки — нет.
Оттого, что чешуйки в кармане не оказалось, Павел окончательно успокоился, доумывался, и просидел некоторое время в сортире, злорадно подумав, что когда кто-нибудь вздумает ломиться сюда же, он с полным правом проорет: «занято!» и даже не подумает поспешить. Спокойствие казалось ему неожиданным и нелогичным, но тем не менее было приятным. Любому приятно сознавать, что спокойствие сохранено, хотя вокруг творится сущая чертовщина.
Потом он не спеша позавтракал, и лишь после этого посмотрел — сколько там осталось лететь. Обещанные Коллегой странности просто надоели. Даже бояться их расхотелось. Возможно потому, что женщина-морок, гостья не то из прошлого, не то из подстегнутого чем-нибудь неясным подсознания, не то действительно из саркофага, поспешно сбежала от Павла, хотя он сначала здорово передрейфил, и страхи его были похожи на бессмысленный детский ужас перед тем-кто-сидит-в-темноте-под-кроватью.
Аппаратура скаута рассчитывала восемнадцатый прыжок из двадцати семи. Значит, осталось еще десять. А это от полусуток до трех. Если, разумеется, не будет сбоев, а по наблюдениям Павла привод Роя со сбоями расправлялся не в пример быстрее остальных приводов. Так что, можно потерпеть.
— Не дождетесь, — агрессивно буркнул Павел, машинально оборачиваясь в сторону грузового отсека. — Не сойду я с ума.
Он пошарил по управляющим меню и поинтересовался — есть ли у шлюза в грузовой отсек блокировка. По идее в родных скаутах Роя ее быть не должно. Точнее, если она и есть, то наоборот изнутри грузового отсека, где хозяйничает матка. Но этот-то скаут явно адаптировали в расчете на факт, что мыслящий и пилот — это одно и то же существо, и место ему — в рубке.
Все оказалось проще. Блокировка имелась, но не с пульта в рубке, а с локального пульта у шлюза, причем ориентирована она была именно так, как хотелось Павлу: он мог запереть шлюз так, что изнутри грузового отсека открыть его стало бы невозможно.
И Павел Неклюдов, чувствуя себя победителем, сделал это.
— Не нужны вы мне! Не нужны! И чешуя ваша паршивая мне не нужна…
Он не договорил: скаут прыгнул в восемнадцатый раз. Пара мгновений двойственности, и в который раз ни малейших возмущений. Ни намека на тряску.
Ему осталось девять пульсаций. Две трети от первоначального числа.
Время до девятнадцатой пульсации удалось даже продремать в кресле перед пультом. Пока Павел находился в нем, автоматика свет в рубке не гасила. До двадцатой — ходил кругами около пульта, то в одну сторону, то в другую.
После двадцать первой его снова сморило — на полу, под гамаком.
Видимо, на этом кораблике все странности обострялись во время, пока пилот спит.
Неожиданное чувство тошноты мигом оборвало сон. Павел судорожно сглотнул и раскинул руки, не находя опоры. В рубке снова было почти темно, и Павел пополам с ужасом и изумлением осознал, что парит между пищевой камерой и косо тянущимся от стены к стене гамаком.
Невесомость забавлялась, неторопливо гоняя его, словно рыбку по аквариуму, по рубке скаута.
«Почему невесомость? — встревожился Павел. — Аппаратура вырубилась, что ли?»
Ценой неимоверных усилий ему удалось дотянуться до гамака, причем ушло на это не меньше пятнадцати минут. Оттуда подтянуться к стене и перелететь к креслу у пульта было уже неизмеримо легче. А кресло, естественно, было снабжено ремнями.
Пристегнувшись, Павел взялся за клавиатуру, и с немым изумлением убедился, что приборы показывают нормальное тяготение — чуть меньше земного. Вероятно, среднее тяготение, пригодное расам, для которых Рой готовил этот корабль.
Едва Павел взглянул на прибор, моментально вспыхнул свет; тело прижало к креслу. На миг показалось, что теперь тяготение нарастает, но испугаться как следует он все же не успел.
Оставалось пять прыжков, если верить компьютеру.
Пожалуй, это было последнее ясно запомнившееся событие за этот короткий перелет. Дальнейшее память услужливо покромсала, видимо спасая Павла от душевного расстройства. Остались разрозненные воспоминания: женщина, похожая на Юлию Юргенсон, беспрепятственно проходит через закрытый шлюз. Павел зачем-то рассыпает перед наружным шлюзом содержимое двух пакетов рациона. Гамак, наброшенный на кресло, словно ловчая сеть на зверя. Непонятно с какой целью сожженная в центральной камере куртка — как удалось добыть огонь Павел тоже не помнил, но твердо знал, что зажигалки у него не было и нет. Бесплодная попытка скопировать в память бортового компьютера содержимое диска Коллеги и подправить адрес мгновенной почты. Некоторое количество малозначащих мелочей.
И главное, невероятно четкое воспоминание — Павел стоит пере открытым саркофагом, и саркофаг этот изнутри напоминает скорее вскрытую тушу какого-то большого зверя — сочащаяся сукровицей плоть, прожилки сосудов… Что-то вроде древнего скафандра, вросшего в эту плоть, а внутри скафандра — снова она, женщина с голографии; смотрит немного испуганно. Неожиданно на голову ей падает непрозрачный шлем, а саркофаг захлопывается.
Очень яркое воспоминание, а потом — тьма.
И, как вспышка, пробуждение.
Полузапутавшись в безвольно обвисшем гамаке, Павел сидел в кресле и тупо глядел в куб-экран. В кубе светилась короткая надпись на интере: «Финиш».
Некоторое время Павел соображал, что это значит. Возможно, именно это умственное напряжение помогло вынырнуть ему из нервного ступора.
«Финиш», — подумал он. — Может, я уже прилетел?»
Вяло потянувшись к клавиатуре, Павел вызвал астрогационную программу и, удивляясь, что еще не позабыл как это делается, сделал запрос.
«Введенный трек-пунктир исполнен; время расчетное. Система ждет дальнейших указаний.»
Скаут вместе с Павлом Неклюдовым, беглым ксенотехником с Тау Хромой Черепахи, находился у цели, названной ему Коллегой. В пределах скопления Рой-семьдесят два.
«Надо вызвать Коллегу, — сообразил Павел. — Надо… Ч-черт, голова раскалывается…»
Комп пожаловался, что в драйве отсутствует запрашиваемый диск. Павел пошарил на столе — диск отыскался под клавиатурой. Скормив его драйву, Павел загрузил броузер и нажал на кнопку вызова.
Коллега по обыкновению возник на связи почти мгновенно.
— Я на месте, — тихо сообщил Павел.
— Да, мы уже заметили, — не скрывая удовлетворения отозвался Коллега. — Рад, что вы, Павел, в точности последовали моим советам. Ведь в точности, не так ли?
— Последовал, — сказал Павел так же тихо.
— Саркофаг, надеюсь, цел? — поинтересовался Коллега.
— Цел. Во всяком случае, я его не открывал.
Коллега, запрокинув голову, засмеялся, словно Павел очень удачно пошутил.
— Вы молодец, Павел. Признаться, в вас я верил, как не верил ни в одного из ваших предшественников. Ждите, осталось совсем немного. Вас подберут в течение часа-двух. — Коллега знакомо взглянул прямо в глаза Павлу. — Естественно, я имею в виду земные часы.
— Жду, — сказал Павел, и решительно прервал связь.
Почему-то невероятно сильно захотелось в этом разговоре оставить последнее слово за собой.
Хоть это ему удалось.
Ждать пришлось чуть более часа; все это время Павел, постепенно оживая, провел в рубке. Даже соку попил. Странности, отчаявшись сбить его с толку в полете, похоже смирились с поражением.
Навигационная система предупредительно пискнула, и Павла швырнуло на стену. Скаут оставался на боку всего пару секунд, потом мягко скомпенсировал чужое гравитационное поле и откорректировал положение в пространстве в соответствии с новым очагом. Пол плавно вернулся на место, а Павел благополучно сполз по стене на пол. Осталось включить обзор и гравиориентировку.
— Ого! — оценил он, взглянув спустя полминуты на крупномасштабный экран.
Совсем рядом, в нескольких десятках километров, из-за барьера вынырнул чудовищный матовый шар — искусственная планета Роя. Малютка-скаут стал на нее падать. Павел привычно восхитился той невероятной точности, с которой Рой реализовывал настолько тонкие маневры. Ведь эта громадина выскользнула из-за барьера по космическим меркам вообще на на расстоянии, а вплотную, причем вектор ее движения и скорость совпадали с вектором и скоростью скаута практически без погрешностей.
Доминанте Земли до подобной точности еще расти и расти…
Он падал точно в центр километровой воронки-шлюза, открывшейся в оболочке станции Роя. Падал стремительно и неотвратимо, как потерявший ход кораблик на железную звезду.
Станция поглотила скаут; звезды теперь виднелись только в топовом экране, да и то лишь в очерченном жерлом шлюза круге. Труба-воронка постепенно сужалась.
Путешествие Павла Неклюдова приближалось к развязке.
Фиксации скаута на грунте он, естественно, не ощутил. Впрочем, какой грунт может быть на станции Роя? Скорее, палуба, а не грунт.
Запел сигнал на пульте; оба шлюза скаута самопроизвольно отворились. Вероятно, подчиняясь дистанционной команде. Павел тяжело вздохнул, встал из кресла, вынул из драйва диск и направился к выходу.
Снаружи было светло, но спектр освещения отличался от уже привычного желтоватого света в помещениях скаута. На выходе из своего недавнего пристанища Павел ненадолго задержался и осмотрелся.
Кораблик покоился в гравизахвате совсем низко над палубой — меньше метра. Вместо неба, как и ожидалось, имелась твердь, испещренная пятнами светопанелей, а невдалеке наблюдались стены. Скаут находился словно бы в ангаре, и ангар этот нельзя было назвать просторным даже по меркам скромной человеческой станции «Орион». Краем глаза Павел успел заметить закрывающийся шлюз, и мелькнувшую за перепонкой фигуру особи Роя. А перед открытым шлюзом скаута стояли три перевертыша. Один из них — Коллега.
— С прибытием, — поздоровался Коллега.
Павел молча прыгнул на палубу. Диск он сжимал в руке.
Из грузового шлюза двое похожих на муравьев-гигантов рабочих Роя как раз выносили саркофаг. Закрытый. Слава богу, невредимый. Все три перевертыша тотчас вперились в него, позабыв ненадолго о Павле. Рабочие тем временем оттащили саркофаг чуть в сторону от кораблика и утвердили на палубе.
Коллега полез во внутренний карман френча — во всяком случае, одежда его очень походила покроем на земные френчи, недавно в очередной раз вышедшие из моды. Извлек не то портативный компьютер, не то какой-то необычного вида прибор — плоскую черную коробочку.
— Хм… — сказал он. — А ведь порядок. О…
— Стоп, — перебил его другой перевертыш, в похожем френче. Этот был метаморфирован несколько в иную, отличную от Коллеги форму, и человека он мог напомнить разве что в сумерках. — Потом. Сначала разберемся с этим.
«Да уж, — подумал Павел устало. — Хорошо бы.»
Он не испытывал особого страха — вероятно, от той же усталости. И вдруг осознал, что равнодушен практически ко всему в этом мире — к сорока четырем миллионам пангала, к тому, как лучше возвращаться на Тахче и как добывать свою идентификационную карту… Ко всему, кроме одного. Кроме жгучего желания заглянуть в саркофаг.
Этого ему хотелось сейчас больше всего на свете.
— С ним? — переспросил Коллега и снова полез в карман френча. Прятать свою коробочку, надо полагать.
Третий перевертыш, в отличие от своих сородичей одетый в нечто вроде балахона, приблизился к саркофагу, отпихнув попутно рабочего, который был чуть не вчетверо крупнее него, и принялся придирчиво рассматривать чешуйчатую поверхность.
— Итак, Павел, — развел руками Коллега. — Вы честно выполнили свои обязательства. Пора нам выполнить свои. Как вы предпочитаете получить деньги? Наличными? Драгоценными металлами? Трансуранидами? Говорите, не стесняйтесь.
Павел облизнул пересохшие губы.
— Скажите, Коллега, — сказал он непривычно хриплым голосом. В горле першило от непривычного запаха, характерного для внутренности гнезда Роя. — Скажите: что все-таки там, внутри? В этом саркофаге? Или кто?
Перевертыши переглянулись.
— Он такой же как все, — разочарованно вздохнул второй. — Совершенно такой же.
После этого перевертыш ловко извлек из кармана френча плоский боевой ансайфер и выстрелил Павлу в голову. Удивление даже не успело застыть в глазах мертвого человека-ксенотехника. Кровь не успела проступить по краям микроскопической раны. Тот, кто завершил черную эстафету, замертво упал на палубу станции Роя в десятке шагов от эстафетной палочки. Оброненный диск с тихим шелестом откатился в сторону.
— Манарра! — Коллега всплеснул руками. — Зачем?
Его партнер неопределенно сложил ладони; ансайфера в его руках уже не было.
— А что, ты правда собирался заплатить ему?
— Конечно! — Коллега, казалось, не одобрял действий партнера.
Третий перевертыш продолжал осматривать саркофаг; происходящее его совершенно не интересовало. Еще меньше происходящее интересовало рабочих Роя, застывших, словно изваяния.
— Всегда ты так, — сварливо произнес партнер, подбирая и критически рассматривая радужную поверхность диска. — Надо быть жестче… Я тебе тридцать пять раз говорил.
Коллега не ответил; вместо этого он вопросительно взглянул на перевертыша в балахоне. Тот утвердительно качнул плечами. ТОгда Коллега вынул из кармана переговорное устройство и кому-то скомандовал:
— Начинаем!
Одновременно открылись все шлюзы ангара; десятки рабочих Роя принялись стаскивать к саркофагу приборы и органы, собирая их в непостижимую конструкцию-организм. Действовали они слаженно и быстро. Коллега с партнером наблюдали за ними; перевертыш в балахоне суетился в самом центре событий.
— Ну, что? — не вытерпел Коллега, когда суета и движения немного поутихли.
— Готово, — отозвался перевертыш в балахоне. — Все готово.
— Тогда открывай!
Рабочие Роя, словно по команде, разбежались в стороны.
— Открываю…
Створки саркофага, доселе плотно сомкнутые, разом откинулись, и взорам перевертышей-оаонс предста…
Впрочем, Павел Неклюдов, авантюрист-неудачник, все равно этого не увидел.
Его тело чуть позже унесли рабочие Роя; его плоть стала частью плоти гнезда-планеты. А имя забылось, как неизбежно забываются имена всех, кто в отчаянном спурте пересекает финишную черту затеянной не им эстафеты.
