Я уже говорил о том, что даже милые люди способны доставить немало неприятностей. Так вот, я имел в виду дарсанцев. Тех самых, что говорят русскими словами на своем дарсанском языке. Это открытие и последующее освоение новых значений старых-престарых слов так меня поразило, что я уже собрался было домой, на Землю, когда вспомнил: я ведь не задал самого главного вопроса, из-за которого отправился в далекое межзвездное путешествие, оставив в космосе любимую молодую жену. Я не спросил: «Почему вы, такие милые люди, послали в Солнечную систему звездолет-убийцу?» На русско-дарсанском наречии вопрос этот звучал так: — Где рак печатает грозди металлической пудры, в семь укропов? Мы как раз прощались с главным дарсанским министром, когда я вспомнил о своем упущении и задал вопрос о корабле-бомбе. Ответ был таким: — Курица ясное дело уже большой канкан в чердачное воскресенье! Если пользоваться русскими словами соответственно их истинному смыслу, это означало: — Мы посылали этот корабль вовсе не в Солнечную систему! — Куда же, если не секрет? — вырвалось у меня на чистом русском языке, но дарсанец-то воспринял эти слова по-своему, то есть так: «А покатились вы к черту!» И это называется — успешное завершение дипломатической миссии! С трудом удалось уладить возникшее недоразумение. Как бы то ни было, я остался на Дарсане еще на несколько местных дней, каждый из которых был равен земному месяцу. Большую часть времени я, по совету гостеприимных хозяев, посвятил усовершенствованию своего произношения и теперь даже среди ночи мог точно сказать, что «негодяй вдрызг» на дарсанском русском означает всего лишь «пакетик чая». Оставшееся от изучения языка время уходило на то, чтобы разобраться в звездной навигации и понять, что же приключилось на самом деле с дарсанским кораблем? Почему, вылетев в одну точку Вселенной, он оказался совсем в другом месте? Вот, что мне удалось выяснить. Оказывается, в двух парсеках от Дарсана в сторону созвездия Малой Пигалицы (это не земное созвездие, поэтому не ищите аналогий!) расположена звездная система, где живут очень плохие люди. Очень плохие, в понимании дарсанцев, это те, кто упорно не желает понять, что наша Галактика вовсе не является центром Вселенной. По мне так пусть себе считают, что хотят, если им так нравится, но у дарсанцев была на этот счет своя точка зрения. «Человек должен принимать истину такой, как она есть, — говорили они (в переводе с дарсанско-русского на нормальный), — а если он упорствует в заблуждениях, то такой человек недостоин звания человека. А если он этого звания недостоин, то он никак не может быть человеком, ибо слово и есть предмет. А если он человеком быть не должен, то нужно сделать все, чтобы он человеком не был». Чувствуете ход мысли? Короче говоря, не сойдясь во мнениях с неведомыми аборигенами, дарсанцы послали в их сторону межзвездный корабль-бомбу, чтобы раз и навсегда покончить с этой проблемой. А почему, спросите вы, звездолет оказался в Солнечной системе и едва не уничтожил Землю? Очень просто, — отвечу я. Дело в том, что между Дарсаном и Канфуном (Канфун — название той планеты, которую дарсанцы жаждали уничтожить) оказалась небольшая, невидимая в телескопы с Дарсана, черная дыра. Звездолет попал в ее поле тяжести, траектория изменилась, дальнейшее можете представить себе сами. Что должен был сделать на моем месте звездный путешественник? Естественно, отправиться к этой черной дыре, чтобы на месте оценить размер неприятностей, которые она способна причинить. Я так и сделал, попрощавшись с гостеприимными дарсанцами, напутствовавшими меня словами: «Изыди от пудры!» Что означало: «Будь злоров и не кашляй!» Вылетел я на дарсанском корабле-разведчике, поскольку мой родной «Бутон» болтался сейчас где-то за орбитой Юпитера. Надо сказать, что летать на дарсанских звездолетах может лишь человек с крепкими нервами. Эти машины спорят с командиром по каждому поводу, а если повода нет, они его создают. Я задал курс к черной дыре, а корабль полетел в сторону Солнечной системы. «Ты куда?», — завопил я и получил ответ: «Мало ли что ты хочешь? В эту сторону лететь приятнее!» Пришлось потратить все свое красноречие, прежде чем я убедил корабль изменить курс. После инцидента мы с этой посудиной поссорились и до самого прибытия на место не разговаривали друг с другом. Надо сказать, это самый верный способ заставить дарсанский корабль лететь по нужному вам курсу. Вы когда-нибудь бывали в окрестности черной дыры? Если да, то вам повезло, вы видели незабываемое зрелище. Если нет, то вам повезло еще больше, потому что вы сохранили здравый рассудок. Черная дыра, которую я назвал «Малышка», поскольку дарсанцы не удостоили это небесное тело иным названием, выглядела издалека как радуга-кольцо, сиявшая всеми цветами спектра, в том числе и невидимыми для невооруженного глаза. Я летел точно в центр этого кольца и любовался непередаваемым зрелищем. Очнулся я от эйфории лишь в тот момент, когда дарсанский корабль взвыл не своим голосом и нарушил молчание воплем: — Падаем! Куда ты смотришь, остолоп? На самом деле слова, как вы понимаете, были иными, я ведь даю здесь перевод на настоящий русский с его дарсанского эквивалента. И действительно, мы падали прямо на Малышку, которая была все же достаточно большой, чтобы проглотить меня вместе со звездолетом, не оставив о нас в этом мире даже лучика света. А тормозить, кстати, было уже поздно. — Что же ты раньше не сказал? — возмутился я. — А мне все равно, — благодушно ответил корабль, — я металлический. Можно подумать, что металл способен сохраниться в страшном поле тяжести черной дыры, уничтожающем все, что попадет в его глотку! У меня не оставалось времени даже подумать о том, как бы я поступил, если бы у меня это время было. Я только успел прочитать «Шма, Исраэль» — не потому, что был религиозен, но просто в этот последний, как мне казалось, момент жизни другие слова почему-то не шли в голову. Корабль, кстати говоря, тоже имел, видимо, свои представления о последнем моменте существования, потому что вдруг заявил: «А хорошо мы с тобой полетали, верно?» Хорошо, конечно, — подумал я, — только мало. После чего приливные силы черной дыры разодрали нас обоих на лоскуты, а лоскуты распылили на атомы, а атомы проглотили и зашвырнули в центр Шварцшильда, о котором никто из ученых так и не имеет никакого понятия. Не скажу, что это были приятные ощущения. Когда я очнулся, вокруг была темнота и сверкали звезды. Чувствовал я себя так, будто находился в невесомости, а, посмотрев на приборы, я понял, что так и есть на самом деле. Я, конечно, понимал, что невесомость на корабле еще не говорит о том, что мы вырвались из черной пропасти — ведь, если куда-то падаешь, пусть даже в мир другой Вселенной, то тяжести не ощущаешь. Но почему я таки оказался вдруг цел, хотя точно помнил, что приливные силы разорвали мое тело и вынули мою душу? Прежде всего нужно было убедиться в том, что звездолет тоже пришел в себя после перегрузок. — Эй, — сказал я, — ты жив? И только сказав это, я понял, что говорил на иврите, и корабль меня не поймет. В ответ мне на чистом иврите было сказано: — Жив, жив, и даже здоров, насколько это возможно. От удивления я на некоторое время потерял дар речи, а потом все-таки перешел на чистый дарсанский и спросил: — Будто коты на помосте уважают богатство? Вы ж понимаете, что, если поставить на нужное место нужные русские слова, это означало бы: — Так все-таки, жив ты или нет? — Что за околесицу ты несешь? — переспросил корабль на иврите. Он не знал дарсанского! Я подумал, что, видимо, попал на тот свет и сейчас нахожусь в каком-то из вариантов еврейского загробного мира. Но почему тогда здесь оказался дарсанский корабль, ведь он не был ни иудеем, ни даже, вообще говоря, живым существом, хотя и обладал зачатками сознания и даже разума. — Ты будешь отвечать или мне самому прокладывать курс к Земле? — продолжал звездолет на иврите с таким видом, будто в жизни не знал иного языка. — Буду, — поспешно сказал я. В конце концов, на том свете должны быть свои правила общения, почему бы им не подчиниться? — Можешь мне сказать, где мы находимся? — Неважно где, — ответил корабль, — важно — когда, хотя, честно говоря, оба эти понятия неотделимы друг от друга. А если конкретно, то мы, судя по всему, пролетели сквозь центр черной дыры и выпали в иную Вселенную, где наша черная дыра является белой, то есть не проглатывает материю, а наоборот — выплевывает все, что может и чего не может. И следовательно… Я попросил корабль заткнуться, что он и сделал с великой неохотой. Так, — подумал я, — теперь понятно. Все процессы здесь пошли в обратном направлении, раз уж я, разорванный на атомы в том мире, чувствую себя в этом прекрасно и способен рассуждать здраво. Значит, прежде всего: скоро мы будем в открытом космосе и можем лететь к Земле. Но, поскольку все процессы здесь идут в обратном направлении, то, чтобы попасть к Земле, нужно на самом деле направить корабль назад, к Дарсану. Второе: я буду здесь молодеть, а не стареть. Но, если так, то и Земля должна двигаться от будущего к прошлому, и, когда я на нее все-таки попаду, там окажется примерно каменный век. Что мне там и тогда делать? Умереть в младенческом возрасте в результате детского недержания материнской груди? Ни за что! Это противоречит моим убеждениям! На мой взгляд, выход был только один, но я не знал, согласится ли с ним корабль. — А черные дыры здесь есть, — спросил я, — или только белые? — Есть, — отозвался корабль, еще не ощутив подвоха. — В полупарсеке от нас. — Давай от нее подальше! — потребовал я. — А то сам понимаешь… И в этом моем предложении корабль подвоха не обнаружил. Взревели двигатели и, как вы понимаете, через каких-то полчаса мы оказались там, где не хотели: в плену очередной черной дыры. Если вы думаете, что вторично переживать собственную смерть — занятие приятное и благородное, то вы ошибаетесь. Впрочем, я пока не встречал людей, кто бы думал именно так. Во всяком случае, когда я очнулся вторично, то по виду созвездий понял, что мы — в нашем мире. Более того — в окрестностях Солнечной системы. — Послушай, — сказал я кораблю на иврите, — извини, что я так с тобой поступил, но мне нужно было… Корабль молчал. Я произнес речь, я просил прощения, я готов был бухнуться перед пультом управления на колени. Корабль безмолвствовал. Вскоре нас обнаружила земная служба слежения, и мы опустились в космопорте Бен-Гуриона. Все маневры корабль выполнял безупречно, но при этом молчал, как рыба. Ну и ладно, — подумал я, выходя на посадочное поле, над которым трепетал в воздухе влаг Соединенных Штатов Израиля. — Главное, я дома.