У меня нет коммерческих способностей. В наши дни, конечно, это не так важно, как в прошлом веке, но все равно — не обладая творческой жилкой в области коммерции, лучше не открывать своего дела, не идти в генеральные директоры больших концернов и не покупать товаров широкого потребления у уличных торговцев. С последним я всегда справлялся без проблем, поскольку очень редко ходил по улицам пешком — вы же знаете, какой сейчас ритм жизни, да, к тому же, большую часть времени, в том числе и свободного, я проводил либо в межзвездных странствиях, либо мотаясь взад-вперед по времени. Что касается генеральных директоров, то этой должности мне никто не предлагал, а однажды, когда я в какой-то компании высказал чисто гипотетическую желание возглавить некий концерн по производству корма для марсианских друфаев, то поднялся такой гомерический хохот, что я никогда больше не заговаривал ни о чем подобном.

А вот хозяином собственного дела мне довелось побывать. Последствия оказались ужасными для меня, но я счастлив хотя бы тем, что они не стали катастрофой для человечества — а могло ведь случиться именно так, и что бы я сказал Творцу, представ пред ним на Страшном суде?

Когда я закончил Оккультный университет на Карбикорне, то считал себя единственным во Вселенной специалистом по составлению гороскопов для умерших представителей человечества. Опыт с господином Федерманом меня буквально окрылил, а когда на защите моей докторской диссертации все члены Ученого совета единогласно проголосовали «за», то я воспарил в горние выси и парил там до тех пор, пока злая судьба в лице…

Господи, что я несу? Прошу меня простить, но, когда я вспоминаю господина Закариаса, то немедленно впадаю в экстаз и начинаю говорить либо ямбом, либо хореем, либо и вовсе амфибрахием, который никогда не мог отличить от анапеста.

Итак, я открыл свой офис в помещении Оккультной академии (Карбикорн, зона Призраков, улица Астрологии, дом 12, первый подземный этаж) и дал во все телекоммуникаторы объявление следующего содержания: «Подающий надежды выпускник Оккультного университета (красный диплом) производит все виды астрологических работ для людей, желающих узнать о судьбе умерших родственников или знакомых. Предсказание посмертной судьбы. Новые инкарнации. Перемена участи. Полная гарантия. Соблюдение секретности».

Первым ко мне пришел на прием мальчишка-карбикорнец, пробегавший по улице и решивший, что иной мир — это третья планета в системе Жвал Скорпиона, куда он собирался съездить на каникулы. Я потратил битый час, чтобы объяснить клиенту разницу между иным миром в бытовом и оккультном понимании. Парнишка ушел разочарованный и не заплатил мне ни шекеля, утверждая, что в жизни не пользовался израильской валютой, предпочитая натуральный обмен.

Вторым ко мне заявился сам гениальный поэт Виктор Закариас. Не говорите мне, что вам не известно это имя! Вы легко можете найти его в файле Мировой поэтической энциклопедии между именами Задонского Ю.С. и Заходера Б. Л. Там сказано: «Закариас Виктор Мария Бакара — род. 2054, член Союза поэтов Соединенных Штатов Израиля, урож. Греческой провинции. Опубликовал две электронные книги стихов „Буря в навозе“ и „Вся глубина кошмара“. Количество зарегистрированных читателей — 17. Количество проданных экземпляров на дисках — 0».

Ясно, что поэтом Закариас был гениальным, ибо только гениев могут так не понимать современники. Но я-то ничего этого не знал и потому, когда Виктор Мария Бакара появился в моем кабинете, был несколько ошарашен. Нет, не внешним видом — во время работы в Зман-патруле я привык к любым внешним проявлениям разумных существ, — но напором и натиском. Если бы господин Закариас родился во врема Гейне, он несомненно примкнул бы к течению «штурм унд дранг» — хотя бы в силу своего бунтарского характера.

— Я! — воскликнул он, бросившись в кресло так, будто собирался в нем поселиться. — Поэт! Я! Мои произведения! О! Вы их не читали! Они опережают время!

— Да? — вежливо сказал я, желая все-таки понять, чего хочет посетитель. — Если они опережают время, то вы пришли не по адресу. Рядом есть часовщик, он вам все, что нужно, переставит, и время пойдет ровно так, как оно…

— Тупица! — с сожалением констатировал посетитель. — Стихи! Вы понимаете? Речь идет о стихах! Равных которым нет в…

— Только не нужно читать вслух, — быстро сказал я. — Я совершенно не воспринимаю на слух какие бы то ни было тексты.

— Одну строфу! — понизив тон, заявил поэт. — И вы поймете! С кем имеете дело!

Он действительно ограничился одной строфой. Состояла эта строфа, однако, из трехсот пятидесяти шести строк, так что мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы не заснуть и не удариться лбом о стол. Запомнилось мне только нечто вроде «затхлой сути плюмажных фениксов» и «инкунабул раздетые букли». Сильно, конечно, но не в моем вкусе.

Я так и сказал посетителю, чем вызвал новый прилив энтузиазма.

— Я! — воскликнул он. — Виктор Мария Бакара Закариас! Гений! Мои стихи! Пробьют дыру в Вечности!

Я представил себе дыру в том, чего еще не достигло человечество, и понял, что пора переходить к финансовым проблемам.

— Уважаемый господин Закариас, — объявил я внушительным голосом, — если вам нужен посмертный гороскоп вашего родственника, то это будет стоить сто тридцать два шекеля включая налог, и ни агорой меньше!

— У меня нет родственников, — заявило это дитя инкубатора. — Посмертный гороскоп нужен мне самому. Я желаю знать, каких высот достигнет моя посмертная слава!

— Но, господин Закариас, — сказал я с недоумением. — Для составления гороскопа посмертной жизни клиента мне нужно знать точное время его смерти. К счастью, вы живы и даже молоды. Как же я могу…

— Вы не поняли! — с пафосом воскликнул Закариас. — Я желаю, чтобы! Моя посмертная слава! Достигла границ Вселенной!

— Да-да, и пробила брешь в Вечности, — согласился я.

— Вот именно! Поскольку натальная посмертная карта зависит от времени смерти, скажите мне, уважаемый Шекет, когда я должен умереть, чтобы слава моя оказалась максимальной, всемирной, вселенской, безграничной и вечной!

Я наконец понял мысль поэта и несколько опешил.

— Но э.. — пробормотал я. — Надеюсь, вы не собираетесь…

— Собираюсь! — твердо сказал Закариас. — Вы составляете для меня оптимальный вариант посмертной судьбы, и я покончу с собой в тот день, который вы мне укажете! Гонорар…

— Вот именно, — заторопился я, — вы не забыли о ста тридцати двух…

— Миллион! — воскликнул поэт. — Я составлю завещание, и вы получите миллион из моих будущих гонораров!

— Очень мило с вашей стороны, — с кислым видом поблагодарил я. — Хотелось бы, однако, получить наличными при вашей жизни.

— Все вы меркатильны и ничего не смыслите в Вечности, — махнул рукой поэт и показал мне кончик двухсотшекелевой купюры.

— Замечательно, — сказал я, тяжело вздохнув, и пододвинул к Закариасу пульт компьютера. — Пожалуйста, внесите свои данные: дату рождения, место, чем болели в детстве… там есть опросник. Вы ж понимаете, что вашу посмертную судьбу я могу выяснить, только зная дату смерти, а дату эту… печальную… я могу оценить, зная вашу прижизненную натальную карту. И лишь потом смогу сказать, насколько нужно сместить дату смерти, чтобы вам была обеспечена вечная слава. Это обойдется вам в двойную сумму гонорара, поскольку составлять две натальные карты…

— К делу! — воскликнул Закариас и быстро застучал по клавишам. Мне показалось, что он пишет свою биографию в стихах, но я ошибся — поэт с жутким количеством грамматических ошибок перечислял женщин, которые вдохновляли его в творчестве.

Когда этот гений, распевая во все горло песню собственного сочинения (текст Закариаса, музыка вождя племени Акуга-муга), покинул мой офис, я призадумался. В принципе, работа, конечно, была — пара пустяков. А кто потом будет отвечать, если Закариас действительно покончит жизнь самоубийством в указанное мной время? Я буду отвечать? Может, меня посадят? Правда, нет такого закона, чтобы сажали за составление гороскопов. Но это будет мне малым утешением в следственном изоляторе на Плутоне!

Не придя ни к какому выводу, я с тяжелым сердцем приступил к работе. Сделаю дело, решил я, а там видно будет.

Через час, рассматривая натальную карту и ее модификации согласно программе вечной славы господина поэта, я почувствовал, что камень, лежавший на моей душе, взмывает в воздух и улетает вдаль, будто наполненный легким газом. Я облегченно вздохнул и стал думать о том, как мне все-таки слупить с Закариаса двойной гонорар.

Поэт явился в назначенное время, горланя все ту же песню — то ли она была такой длинной, что он только сейчас дошел до последнего куплета, то ли это вообще была единственная песня, текст которой Закариас знал наизусть. Он сел и бросил на меня взгляд папы римского, предлагающего монаху поцеловать конец его туфли.

— Вот что, уважаемый господин Виктор Мария Бакара Закариас, — начал я, — обе ваши карты составлены. Вам действительно уготована всемирная и вечная слава…

— Я же говорил! — воскликнул поэт. — Только тупые критики и эта алчущая пустых развлечений толпа…

— Минутку! — я поднял руку, призывая Закариаса к терпению. — Повторяю, вас ждет слава, и я определил, когда именно вы должны умереть, чтобы звезды и планеты повели вашу душу по этому пути.

— Говорите! — потребовал поэт. — Ради славы гений готов на смерть!

— Пожалуйста, — вздохнул я. — Эта дата: восьмое апреля две тысячи пятьдесят четвертого года, семь двадцать утра по мировому времени.

— Восьмое апреля, — принялся записывать Закариас, и тут до него дошло.

— Эй! — вскричал он. — Что вы несете, уважаемый? Это ведь время моего рождения!

— Да, — печально согласился я. — Весь мир был бы вам благодарен, если бы вы умерли в тот момент, как явились на свет. Неужели вас не могла удушить пуповина?

— Но я не успел бы стать поэтом! Не написал бы гениальных стихов! Не…

— Должно быть, именно этого хотело от вас благодарное человечество, — кивнул я.

— Но я не могу вернуться в… — растерянно произнес Закариас.

— Да, это исключено. Поэтому, — я пожал плечами, — вам остается жить до того момента, когда злая смерть…

— Когда это произойдет? — деловито спросил Закариас.

— К сожалению, — сообщил я, — наш профессиональный долг запрещает называть клиентам дату смерти. Это грозит потерей лицензии.

— Но вы обещали! Мы договаривались!

— Мы договаривались, — парировал я, — что я сообщу вам дату не вашей реальной смерти, а желаемой, верно? Я вам ее назвал. Есть претензии?

— Конечно! Эта дата меня не устраивает!

— Обратитель в астрологический арбитраж, — холодно сказал я. — Но прежде заплатите мне двойной гонорар, иначе арбитры не примут вашего искового заявления.

Господин поэт закатил глаза, изобразил вечную муку, быстро понял, что на меня эти трюки не действуют, и бросил ломать комедию.

— Значит, мне никогда не быть знаменитым? — с горечью спросил он. — Ни до смерти, ни после?

— Истинно так, — согласился я. — Почему бы вам не переквалифицироваться? Могу дать вам адрес специалиста, который определит, какая профессия наиболее соответствует…

— Я поэт! — гордо сообщил Закариас, поднимаясь во весь рост. — Я гений! Народ! В веках! Будет! Помнить!

С этими словами он покинул мой офис, так и не заплатив ни шекеля. Думаю, на Высшем суде ему придется за это ответить.