Предметы
Через два часа Аршак вернулся. Дяди дома не оказалось. Аршак прислонился к двери, стягивая кроссовки, и почувствовал, как в бок уперлось что-то твердое.
Из кармана дядиной куртки он извлек ручку от зонтика. В маленькой темной прихожей перламутровые пластинки засверкали неожиданно ярко. Аршак повертел ручку, полюбовался ею и как бы машинально переложил в карман своего пиджака.
Бесцельно пошлялся по квартире, затем из-под нар достал ящик с соседскими вещичками. Старинный фотоаппарат позабавил его: если нажать на кнопку — отщелкивается крышка с черной гармошкой и с притороченным объективом, а сбоку откидывается маленькая квадратная линза-видоискатель. Сзади вставлялась кассета с пластиной. Аршак немного повозился с аппаратом, складывая и раскрывая.
Вскоре появился Михаил.
— Жрать ничего нет? — спросил он. — Мне скоро на занятия.
— Вроде есть, — осторожно ответил Аршак. — А почему ты на вечернем учишься?
Михаил ушел в ванную, зафырчала вода. Вернулся.
— Почему, говоришь, на вечернем? — переспросил он. — А что мне дневное? Так я в лаборатории не расслабляюсь, ну и гроши, конечно, а то от моих дождешься! Потом, смотри, пока я работаю, мне в нашем физинституте место греется потихоньку. На дневном же распределяться — как бог комиссии на душу положит или телефон сверху брякнет. Усекаешь?
— Ага, — задумался Аршак.
Вступительные экзамены ждали его в вечности, года так через два. Однако мать да и частый гость Жирайр Аветисович в последнее время ненавязчиво так намекают, что хорошо бы на строительный факультет потихонечку определяться, отметки в надвигающемся аттестате выправлять. Аршак знал, что у будущего родственника родной брат, а значит, ему сводный дядя, работает деканом в политехническом, но относился к этому факту сдержанно. Если припрет, то можно и в строители, хотя вот сейчас, например, ему больше хотелось бы поступить на исторический факультет.
Миша большой ложкой ел холодное тушеное мясо.
— Разогреть, может? — спросил Аршак.
— Ништяк, в желудке согреется.
Аршак принялся аккуратно перекладывать старые вещи со стола обратно в ящик. Что-то завернутое в фольгу упало на пол. В фольге был кусочек мутного стекла, тот, что вчера вызвал недоумение дяди. Аршак взвесил осколок в руке — тяжелым оказалось стеклышко.
— Опять с этим мусором возишься? — спросил Миша, входя в комнату и облизывая губы, испачканные жиром.
— По-моему, это не стекло, — сказал Аршак. — Тяжелое.
— А ну…
Миша повертел неправильной формы кусок размером с половину ладони, посмотрел на свет, сбоку, царапнул и покачал головой.
— Он лаком покрыт, кто-то его в цапон макал. Где тут у меня… — Он полез в письменный стол, достал пузырек и откупорил.
Запахло ацетоном. Миша осторожно капнул на стеклышко, растер каплю концом носового платка. На поверхности образовалось небольшое светлое пятно.
— Я же говорил! — Миша снова завертел стекло, так и этак поворачивая его под разными углами к свету. — Растр, е-мое, точно — растр!
— Что?
— Ну, такие полоски-бороздки, в оптике обычно используются, ну, там для псевдоголографии…
— Ага, — сделал умное лицо Аршак.
— Ох ты! — Миша выронил стеклышко на диван, тут же подхватил и сунул двоюродному брату под нос: — Ну-ка, смотри!
Вначале Аршак ничего особенного не замечал, но по мере того как Миша медленно поворачивал стекло, над светлым пятном возникало слабое мерцание, и вдруг прямо на Аршака уставился огромный глаз. Аршак моргнул, глаз немедленно ответил ему тем же.
— Зеркало! — догадался Аршак.
— Похоже, — с большим сомнением протянул Миша, — только что-то я не слышал о голографических зеркалах. Ну, если бы там была подложка или, скажем… — Он задумался.
— Подумаешь зеркало! — пожал плечами Аршак. — Я видел и не такие голографии. Тигран, мой одноклассник, однажды журнал принес, американский, так там на обложке…
— Это не то, — морща лоб, отозвался Миша, — голограмма может изображать любой предмет, верно, может даже изобразить зеркало. Но это изображение — оптическая иллюзия, понимаешь? А иллюзия не может работать как оптический прибор, например как зеркало. Но если голографическое изображение линзы станет преломлять свет, как линза? Представляешь, тогда изображение микроскопа заменит в натуре микроскоп, а голограмма телескопа заменяет тысячетонную дуру! Что-то я об этом читал, фантастику, кажется…
Аршак взял стеклышко и уважительно оглядел его со всех сторон. Стекло и стекло, на вид ничего фантастического.
— Ну-ка, давай сюда, — распорядился Миша. — Отнесу я это дело в лабораторию, там у нас хороший газовый лазер есть. Давай, давай, а то разобьешь.
— У меня есть хорошая машинка для закатывания губ, — заявил Аршак и сунул стеклышко в карман.
Скверно и неблагодарно, конечно, но родственник пусть лучше не лезет. А то дядя ручку забрал, этот вон за стеклышком тянется… Тут Аршак вспомнил, что ручка как бы сама собой переместилась к нему, и устыдился.
Миша склонил голову набок и посмотрел на него.
— Ты чего? Потеряешь ведь!
— Не потеряю.
— Да? Ну тогда давай завтра вместе посмотрим. Приходи в институт, покажу нашу установку.
Аршак подумал и согласился. Миша тут же потерял интерес к стеклу, поднял с пола фольгу, смял и хотел запустить в открытое окно, но замер с поднятой рукой.
— Ты чего? — снова насторожился Аршак.
Миша разжал ладонь, оценивающе покачал комок на руке, сунул в карман и… захихикал.
— А вот металльчик этот я завтра точно взвешу. Тяжел, собака, вроде как алюминий, но не алюминий. Усекаешь?
— Не усекаю.
— Похож на алюминий, но не алюминий, значит, скорее всего платина, — назидательно сказал Миша.
Аршак равнодушно кивнул. Ему было неловко. В кармане не только ручка, но и кусочек интересного стекла. Ручка, правда, интереснее. А если дядя попросит вернуть? Ну, тогда можно поторговаться, да и в конце концов соседи ящик ему подарили.
— Уже хвастал сокровищами? — Миша легонько пнул отцовскую папку.
Потом он распахнул шкаф, но пока впихивал папку на место, вывалились еще две, а затем посыпались альбомы, картонки, стопки каталожных карточек. Миша произнес несколько страшных ругательств, вздохнул и присел над безобразной кучей.
— Помочь?
— Еще спрашиваешь? — с этими словами Миша взял альбом, раскрыл и заулыбался. — Смотри, сохранился!
Альбом для рисования был изрисован человечками, зверушками, какими-то многоголовыми дракончиками, радужными лягушками и прочей веселой чертовщиной.
— Это папашка мне в детстве сказки рисовал, — пояснил Миша. — Сам сочинял, сам рисовал.
В другом альбоме зверушки были не очень добродушными. Волки скалили зубы. Змей Горыныч с подвешенными под крыльями ракетами пикировал на ковер-самолет, на котором Василиса Премудрая жалась к Ивану-Царевичу, молодецки палящему в окаянного Змея из ручного пулемета. Перевернув страницу, Аршак увидел неприятную, во весь лист, физиономию усатого типа, по всему видать — злодея.
— А это Кошкодав-Ракоед, волшебник, — сказал Миша.
— Мерзкая харя. Злой, конечно?
— Не злой и не добрый. Глупый. Точно не помню, но его, кажется, всегда губила жадность.
Потом они сложили альбом и остальные бумаги в стенку, и вовремя, потому что пришла тетя Зина. Не успев раздеться, она учинила допрос с пристрастием на предмет выяснения — где дядя, почему его нет дома, почему не был в магазине и вообще, сколько она может надрываться?!
Миша посмотрел на Аршака.
— Дядя плохо себя чувствовал… — начал он и осекся.
И впрямь, если дядя заболел, то куда он делся? Аптека рядом, магазин тоже, а нет его давно.
— Ну, так я тоже человек, — сделала внезапный вывод тетя, — и нуждаюсь в отдыхе. Я пошла в кино.
И ушла.
— Куда же батя делся? — озадаченно спросил Миша.
Аршак ничего не ответил. Он не знал, куда делся дядя, и не хотел влезать в семейные жернова. Подошел к окну.
Небо ощутимо наливалось сумерками, ветер стих, мелко закапало по стеклу.
У монументальной стены, что напротив дома, стоял человек и глядел, как показалось Аршаку, прямо на него. «Может, это дядя — ждет, пока тетя уйдет», — подумал Аршак, но тут же понял, что ошибся. Человек подошел ближе — и стал похож на только что увиденного Кошкодава-Ракоеда: такие же топорщившиеся усы на полщеки и корявое неприятное лицо. Впрочем, решил Аршак, похожи только усы.
Неприятный незнакомец подошел почти к самому подъезду. Он действительно смотрел к ним в окна и сейчас уперся тусклым взглядом в Аршака. Аршак вздрогнул. Незнакомый человек огляделся по сторонам и быстро вошел в подъезд.
Аршак был уверен, что через несколько секунд раздастся звонок в дверь, объявится этот, Кошкодав-Ракоед, и начнутся неприятности.
Но прошла минута, другая, третья… Никто не звонил. Миша включил телевизор, потом глянул на часы, выключил и заметался по комнате, собираясь на занятия.
— Ну, бывай! — и убежал.
Аршак остался один. Вскоре он понял, что дома ему делать нечего. Лучше пойти прогуляться, пока дождь не разошелся вовсю.
Он вышел из квартиры, постоял, прислушиваясь. На лестничных пролетах было тихо. Издалека несся приглушенный лай. Утробно заурчал и смолк мусоропровод.
Аршак вздохнул и спустился во двор.
Тихая скука. Даже вечные бабульки у подъездов рассосались по своим лежбищам.
Он походил по детскому городку, влез на мостки, попрыгал и… под ногами булькнуло. Сунул руку в карман — в непонятно как возникшую дырку провалилось стеклышко, упало меж бревен и кануло в мутной воде. Судя по торчащему обломку кирпича, здесь было неглубоко, самое большое, на ладонь. Но вода, грязная и покрытая слоем ряски, выглядела противно. Дождь смоет ряску, решил Аршак, вот тогда и пошарю.
И пошел обратно.
Он шел вдоль стены, убыстряя шаг — дождь усилился. Длинная, почти стометровая стена нависала над двором. Несколько раз Аршак оборачивался. Пусто, никого. И вот когда он почти уже дошел до края и собирался свернуть к подъезду, словно холодные пальцы вдруг на мгновение схватили его сзади за шею.
Он вскрикнул, но не услышал собственного голоса.
И в следующий миг пропал.
