Глава девятая
Сусанна своё дело знала. Быстрота движений у неё была феноменальная. Приклад раздробил череп, и острые осколки вошли в мозг, и было больно, и Лесник умер…
На середине этой мысли он сообразил, что раз может так думать – то все не так плохо. С ним, по крайней мере. Голова раскалывается от боли, но на куски отнюдь не разбита, – сумел в последнюю долю секунды "снять" удар, перевести в скользящий… Но дела хреновые.
Жёсткий пол давил на плечо и бок. Над головой звучали голоса – надоедливые звуки, болезненно отдающиеся в голове. Смысл слов от Лесника ускользал. Сомкнутые веки ощущали свет. Хотелось открыть глаза, поднять голову, осмотреться, проверить работоспособность мышц.
Ничего этого Лесник не сделал. Не стоит тут радостно демонстрировать своё возвращение из мира мёртвых. А то живо вернут обратно – контрольным выстрелом или тем же прикладом.
Ситуация поганая: похоже, в строю остался сам Лесник, не уверенный, что сможет работать, да Юзеф, с которым творится нечто странное… Немного – против двух убийц экстра-класса. Отца Алексия в расчёт можно не принимать. Диана и близнецы если и живы, то умирают, Лесник видел, как их троих отшвырнула очередь лже-Хачатряна – по несколько пуль в каждого.
Лесник начал воспринимать речь псевдо-Арика с середины фразы. Голос звучал торжествующе:
– … было просто смешно с тебя, Юровский, – когда ты вербовал меня в Степанакерте. Не узнал, не узнал… Потерял чутьё классовое. Вай, обрадовался Юзеф-джан, человек так много знает и умеет, – и никак не засвечен в Конторе! (кавказские нотки в голосе мелькнули и вновь исчезли). Та наша встреча планировалась за два года… У меня было достаточно времени с момента, как я задумался: а зачем это товарищ Юзеф строит в Швеции томограф за тридцать шесть миллионов долларов – который не совсем томограф? Кого это он лечить тут собрался, а? Я долго не мог поверить, что ты, именно ты, всерьёз готовишься к Последним Дням. А потом понял – это, судари мои, высшая степень материализма и атеизма: взять да и переломить Предначертание силовыми и техническими методами! Браво, бравис-симо! Ну и я тоже не стал сидеть сложа руки. Помог исполниться кое-чему из предначертанного. Раз суждено появиться Тёмному Мессии, пусть уж это будет товарищ надёжный, проверенный… – так ты любил когда-то выражаться, Юровский? Зачем нам Мессия-тенятник? Пусть лучше буду я. Голос отца Алексия, негромкий, спокойный:
– Значит, Даня, башни Нового Вавилона – твоих рук дело?
Богдан коротко хохотнул.
Голос Юзефа (слова даются с трудом, но в тоне издёвка):.
– Бедный Усама… Лихо ты развёл его со штатовцами…
Слушать все это было интересно, но самого главного Лесник не понял. Где стоит Сусанна? Ни звука не свидетельствует о её местоположении…
Ладно, пора аккуратненько открывать глаза и производить визуальную разведку.
И он открыл – но один левый глаз. Правый был залит начавшей спекаться кровью.
Разговор старых врагов не пестрел угрозами, резкими выражениями, вообще проявлениями крайних эмоций. Когда ненависти столько лет – из неё уходит все наносное и лишнее, появляется в ней благородно-коньячная выдержанность.
Впрочем, третий участник разговора – отец Алексий – не считал своим врагом ни Богдана, ни Юзефа – не считал никогда, с самого начала их глухой взаимной неприязни, перешедшей в открытый конфликт и раскол Капитула. Алексей Николаевич их жалел – обоих. И молился за них… Говорил в основном Буланский. Сегодня был его день.
– Я мог бы все сделать проще и быстрее. Я ведь ныне тоже не чураюсь техники – жизнь убедила… Ты видел, Юровский, как работает моя сушилка? За полсекунды, кстати… А мой шокер? Хорошая штучка? Я мог просеять этот городишко мелким ситом и найти трех латентных, о которых ты не имел понятия. И мог их активизировать и тихо-мирно прикончить где-нибудь в сторонке… А потом взорвать сие богоугодное заведение вместе со всем содержимым, и вместе с твоим дурацким томографом. Но грубо сработать не хотелось… С возрастом больше ценишь красоту исполнения, чем результат. Или, по крайней мере, одинаково ценишь. Я много лет мечтал прикончить черноивановское отродье своими руками – и не сделал этого. Обе погибли, считай, случайно. А когда организуешь для кого-то роковые случайности, чувствуешь себя богом… Но щенка я кончу у тебя на глазах, Юровский. Шлёпну изящно и красиво, без правок – финальную точку надо ставить своими руками. И я оставлю тебя жить, и тебя, Лёша, – тоже. Будете моей недремлющей совестью, – чтобы я не возгордился и не оторвался от народа… Комфортных условий содержания не гарантирую, но навестить иногда приду.
– Ты действительно считаешь, Даня, что функция Тёмного Мессии – стать на триста лет диктатором над народами? – мягко спросил Алексей Николаевич. И сам ответил: – По-моему, ты ошибаешься. Суть мессианства – нести людям Откровение. Идею… В данном случае – Тёмную, ложную, губительную… У тебя она есть?
– Я ничего не считаю. Я все знаю. Знаю, потому что сам все спланировал и подготовил. Любой Мессия – это власть. Власть над мозгами. Вы безнадёжно устарели со своими индивидуальными гипнограммами. А потуги на манипулирование массовым сознанием – и ваши, и всех других – просто смешны. Средства массовой информации для этого не подходят и никогда не подойдут – никакой избирательности, любой эффект нивелируется противоположенным – у другой части аудитории. Работать надо вживую, с коллективом людей, спаянным некими общими понятиями и принципами – при всей их, людей, внешней несхожести. С эргастулой? Если бы вы знали, какие результаты может принести одна-единственная речь гнусавого и косноязычного депутата в Думе – выслушанная и вроде тут же забытая… Впрочем, узнаете. Сегодня. Хоть и на другом примере…
– Переворот креатур? – уточнил Юзеф. – Сколько раз ведь пытались… и чем все кончалось?.. Ты, Буланский, маньяк… и авантюрист…
– У меня получится. Завтра страна содрогнётся от того, что произойдёт здесь. В этом городе, в этом роддоме. И начнётся цепной процесс, на вид хаотичный, но в котором просчитано все.
– И ты думаешь, Даня, что звезда зажглась в предсказанный час только для того, чтобы осветить этот твой путь? – спросил священник. – Или её зажёг тоже ты? А Порченные Радуги? Остановись, Даня… Пока не поздно. Ты считаешь себя дирижёром, но за кулисами стоит кто-то другой – и дёргает за ниточки… Твоя свобода выбора – фикция. Если все происходящее просчитал и спланировал именно ты и не кто иной – зачем тебе убивать этого мальчика? Твоему плану он никак не помешает и не поможет…
Богдан Буланский ничего не ответил на слова отца Алексия. Поставил к стене автомат, вынул из кармана пиджака крохотный никелированный браунинг – все неторопливо, задумчиво. Лишь потом заговорил:
– Знаешь, Лёша, отец одного моего друга детства не был сильно верующим. Но идя в синагогу – смотрел на небо и говорил: "Мне не жалко. Вдруг он есть?" Мне тоже не жалко – пули на этого придурка. А Откровение и Идея будут, не сомневайся. Крови не надо бояться, никогда. Тогда Идею мне придумают – такие, как вы. Вам без Идеи убивать невместно, судари мои… А с Идеей – вроде как и ничего. Ну что-с, приступим? Астрономическая полночь, если календари не врут, сегодня в половине второго… Сейчас вам будет немного больно, но недолго. Полежите, отдохнёте, проснётесь в новом мире…
– Подожди, Буланский… Раз уж ты такой мастер… освети одно тёмное место в картине… Апокалипсисты – твоё детище?..
– Моё, моё… Но что о них вспоминать? Были и давно кончились. Твоими, кстати, молитвами.
– Значит… Радецки не был их агентом… – слова Юзефа звучали не вопросом. Утверждением.
– Конечно, не был. Якобы его цидульку, кстати, надиктовал девчонке я. Совсем не сложно. Употребить раз-другой словечко "символично", вспомнить пару минувших дел, – ты и купился. Поглядывал по сторонам в поисках мифических апокалипсистов… Твой меченый паренёк излишне рьяно копался в делах минувших дней. И раскопал то, что вспоминать никому не стоило. А я шепнул пару слов лабуху – кто к нему придёт и зачем. И как с пришельцем справиться. Да и с его дружком, между нами, у меня…
Богдан неожиданно замолчал. Потом заговорил другим тоном:
– Все. Время подходит, господа инквизиторы… Начнём.
Лесник открыл левый глаз. Правый был залит кровью.
Первым делом он увидел устремлённый на него взгляд Маши-Дианы. Живой взгляд. Она лежала на окровавленном полу, на вид мертво, хотя Лесник отсюда видел лишь одну рану – простреленное насквозь плечо. Он вспомнил очередь почти в упор, в живот и грудь, буквально впечатавшую девушку в стену – и подумал, что ошибается. Мертва, просто причуды освещения…
Маша подмигнула ему.
Однако… Броник скрытого ношения? Он мог и не заметить под просторным халатом, но… Обычный бронежилет с такого расстояния автоматные пули прошьют… Скрытого ношения ещё слабее. Значит, не простой, из Трех Китов…
Ладно. Не важно. Главное – в нашем полку прибыло. Повоюем.
Над головой продолжалась дискуссия об идейной сути Мессианства, Лесник особо не вникал. Его интересовало лишь одно из разговора – что и как будет делать бывший Хачатрян, ныне именуемый Буланским. А ещё Лесник хотел бы расписать партитуру с Дианой, но не мог придумать, как.
Зрачки девушки дёрнулись в сторону. Снова упёрлись в Лесника. И ещё раз, и ещё. Рискуя заработать косоглазие, он проследил за её взглядом. Там, в полутора метрах от его головы, лежал СПП. На рукояти вмятина от пули, но на вид вполне работоспособен. Три стрелы ещё оставались в стволах. Уже лучше. Не придётся лезть с голыми руками на автоматы.
Тут незримый фильтр, через который мозг пропускал звучащий в ординаторской разговор, подал сигнал: важно!
Лесник прислушался… Так-так… Арик-джан собрался пристрелить Копыто и устроить бойню младенцам. Потом раздался интересный звук. Автомат? Автомат поставлен к стене? Думает прикончить тенятника из того самого браунинга? Хотелось поднять голову и убедиться. Но Лесник не стал зря рисковать.
План созрел мгновенно. Юзефа и отца Алексия убивать сейчас, похоже, никто не собирается. Можно пожертвовать Копытом. Пусть хоть какая-то будет польза от гада… Дать его пристрелить – и пусть уходят отсюда. И аккуратно расстрелять лже-супругов на пути к детскому отделению. В спину. Не рыцарский турнир, в конце концов.
Лесник посмотрел на Диану, раздумывая, как бы поделиться планом действий. Девушка яростно подмигивала ему.
Понадобилось несколько секунд, чтобы понять – это азбука Морзе.
Алексей Николаевич шагнул вперёд. На пути его лежали мёртвые тела, но он как-то сумел пройти между ними, не задев и не наступив. Подошёл к Буланскому.
– Остановись, Даня. Ещё есть шанс. Я знаю, душа для тебя – поповская выдумка, и ты не боишься потерять то, чего, по твоему мнению, нет. Подумай о другом. Ты сам знаешь, к чему приводит такая гекатомба невинных. Человеком после неё остаться невозможно – это ты тоже знаешь. Ты сам убил достаточно много нелюди, чтобы сомневаться. Ты стоишь на самой грани – и не стоит переступать её. Остановись. Пока ты человек – остановись.
Ответ Буланского прозвучал тихо и даже тоскливо:
– И это говоришь мне ты? Мне – ты? После всех лет, что мы вместе провели в Капитуле? И не говори, что твои руки чисты… Скажи, Лёша, со сколькими ровесниками ты перезваниваешься? Или переписываешься? Люди столько не живут, Лёша…
Закончил он совсем иначе:
– Начинаем, Сусанна. Всем этим (кивок на пол) – по контрольному. А для начала… Лязгнул затвор браунинга. Но начать Сусанна не успела. Буланский тоже. Первой начала Диана.
Лесник рванулся к оружию.
Скользнул по полу, как ныряющий пловец – руки вытянуты вперёд. Одна ещё смыкалась на рукояти – другая оттолкнулась, толчком переворачивая тело.
Мгновенная картинка: Маша в воздухе, летит на Сусанну; Буланский вскидывает браунинг.
Почти одновременно:
Автоматная очередь.
Щелчок браунинга.
Два выстрела из СПП.
Звук падающих тел.
Хрип.
И все кончилось. Вернее – застыло в неустойчивом равновесии. Лесник поднялся с колен, в вытянутой руке пистолет с последней стрелой. Женщины лежали неподвижно, Сусанна снизу, Маша сверху. Обе не шевелились; Копыто – тоже, над сердцем набухал красный кружок…
Буланский – на ногах, правая рука висит плетью, браунинга в ней нет. Левая обхватила шею Алексея Николаевича – и в ней нож.
Рядом с Лесником – Юзеф. Пошатывается, в руке ходуном ходит чей-то пистолет, вроде кого-то из близнецов.
Пат.
– Убей его, – глухо сказал Юзеф. – Стреляй, я не в форме…
Богдан стоял не статично, двигался к двери крохотными шажками – к двери, ведущей на детское отделение (кружным, правда, путём). И ловко прикрывался телом священника. Попасть, не зацепив отца Алексия, было почти невозможно. Тем более из СПП – под водой целятся совсем по другому принципу. Тем более правой рукой – с ничего не видящим правым глазом…
Пятясь, Богдан добрался до двери, прислонился к ней спиной. Лесник выжидал – сейчас противник хоть на секунду уберёт нож от горла пленника. Иначе одной рукой не управится, дверь открывается внутрь.
Богдан тоже это понял – и замер. Снова пат.
Лесник искоса глянул по сторонам. Юзеф привалился к стене, пистолет бессильно опущен. Диана? Нет, второй раз не воскреснет… Даже если броник вдруг выдержал – жестокая контузия с потерей сознания. Отец Алексий тоже не в счёт, даже не делает попыток вырваться…
И что? Торг с этим убийцей?
Буланский заговорил первым:
– Забирай старика и дай мне выйти за дверь. Потом, если хочешь, продолжим.
– Стреляй, – сказал Юзеф еле слышно, – не верь старому провокатору…
– Стреляй, – сказал отец Алексий, – пусть сбудется предречённое…
– Не вздумай, – сказал Буланский торопливо. – Сначала выслушайте меня – все. Я дам вам шанс спасти молокососов. Здесь заложена не одна мина, Юровский. Не только твой супертомограф. Моя тоже… Я говорил вам про работу с эргастулой? Так вот, весь персонал этой богадельни побывал на концерте известного сатирика в их актовом зале, и… Короче, они стали моей эргастулой. В каждом враче и медсестре сидит жёсткая программа. Сегодня она активирована, в астрономическую полночь сработает. Или раньше – если выдернуть чеку. Чека – мои альфа-ритмы, усилитель в кармане. Если я умру, медсёстры тут же станут кончать младенцев. Резать скальпелями, разбивать головы о стены. А если я уйду, у вас будет десять минут – перебить эргастулу или нейтрализовать…
– Стреляй… – прохрипел Юзеф. – Блеф… гарантирую…
– Стреляй, – сказал отец Алексий. – Вспомни пророчество…
Лесник медлил, но не потому, что раздумывал – блефует старый интриган или нет. Он решал сложную баллистическую задачу – убить одного человека и не зацепить другого… Ничего не получалось. Задача не имела решения.
– Без девяти полночь, – сказал Богдан. – Все зарезанные сосунки повиснут на тебе, и никог…
Буланский дёрнулся – залитая кровью Диана медленно, толчками поднимала на него автомат. Лесник мгновенно выстрелил в открывшуюся щёлку. Прямо в сердце Богдану. И – рванул с высокого старта, не глядя на результаты выстрела.
Он пронёсся через холл, задержавшись на долю секунды – подхватил валявшийся среди неподвижных тел "кипарис". И больше не задерживался нигде.
Ворвался в коридор. Справа детское, слева родильное… – но выбирать не пришлось. Слева крик – истошный вопль женщины. И тут же – отчаянный писк ребёнка. Не блеф. Началось.
Дверь выпала с петлями. Фигура в белом отлетела сбитой кеглей. Ещё дверь – открытая. Яркий свет. Он видел только ребёнка – в руках у человека в халате. И медсестру – занёсшую что-то острое, блестящее, страшное…
Лесник вскинул оружие.