Глава 4
ДЖЕЙН

Очень многие твои братья становятся христианами. Они верят в бога, которого принесли с собою люди.

А ты не веришь в Бога?

Такая проблема никогда не появлялась. Мы всегда помнили собственные начала.

Вы эволюционировали. Мы же были созданы.

Вирусом.

Вирусом, который был создан Богом, чтобы сотворить нас.

Выходит, ты тоже верующий.

Я понимаю веру.

Нет. Ты веры желаешь.

Я желаю ее в достаточной степени, чтобы вести себя так, будто верую. Может статься, что именно этим вера и является. Или же сознательным сумасшествием.

Как выяснилось, на корабль Миро перебрались не только Валентина с Яктом. Сюда же прибыла и Пликт, чтобы поселиться в несчастной, малюсенькой каморке, где у нее не было места достаточно, чтобы хорошенько выпрямиться. Она была аномалией этого путешествия: ни член семейства, ни экипажа, ни приятельница. Пликт слушала лекции Эндера, когда тот пребывал на Трондхейме в качестве Голоса Тех, Кого Нет. И она открыла, совершенно самостоятельно, что Эндрю Виггин был самым первым Голосом, и что он же был Эндером Виггином.

Валентина никак не могла понять, почему к этой интеллигентной молодой женщине пришла одержимость Эндером Виггином. Иногда она думала? Может, именно так и зарождаются религии. Основатель не ищет учеников, они приходят сами и требуют их учить.

Во всяком случае, Пликт осталась с Валентиной и ее семьей все те годы, с тех пор как Эндер покинул Трондхейм. Она учила детей и помогала в исследованиях, все время ожидая прихода дня, когда вся семья отправиться, чтобы соединиться с Эндрю. День, в приход которого веровала только Пликт.

Потому-то в ходе второй половины рейса к Лузитании, на корабле Миро летело четверо людей: Валентина, сам Миро, Якт и Пликт. По крайней мере, Валентина так считала. На третий день с момента встречи она узнала и о пятом компаньоне, который сопровождал их с самого начала.

В тот день, как обычно, вся четверка собралась на мостике. Впрочем, им и не было пойти куда-нибудь еще. Ведь это был транспортный корабль – кроме мостика и спальных помещений на нем имелся лишь небольшой коридор и туалет. Все остальное было предназначено для груза, а не для людей – во всяком случае, таких, что требуют хотя бы элементарных удобств.

Валентине недостаток обособленности совершенно не мешал. Она несколько притормозила производство антиправительственных текстов. Более важным ей казалось знакомство с Миро, а через него – с Лузитанией: с ее обитателями, свинксами, а в особенности – с семьей Миро, поскольку Эндер женился на Новинье, матери парня. Валентина охотно выслушивала подобную информацию. Она бы не была столь долгое время историком и биографом, если бы не научилась экстраполировать мельчайших фактов.

Истинным сокровищем в данном плане оказался сам Миро – не идущий на контакт, не верящий в людей, наполненный отвращением к своему беспомощному телу. Но ведь это так понятно. Буквально несколько месяцев назад он понес потерю и все время пытался найти себя заново. Валентина не боялась за его будущее; она прекрасно видела, что юноша обладает сильной волей, что он нее тот человек, который легко сдается. Ничего, он еще приспособится к новой ситуации.

Более всего ее интересовали его мысли. Ей казалось, что тюрьма тела освободила его разум. После случившегося с ним, тело его было чуть ли не полностью парализовано. Он мог лишь неподвижно лежать и размышлять. Понятно, что большую часть времени он посвящал рассмотрению собственного несчастья, собственных ошибок, навечно утраченного для него будущего. Но многие часы он рассматривал и проблемы, над которыми погруженные в свою работу люди никогда не задумываются. И на третий день их совместного путешествия Валентина пыталась извлечь из юноши как раз эти мысли.

– Большинство людей никогда не морочит ими себе голову, во всяком случае, не столь серьезно. Но ты – да, – сказала она ему.

– То, что я обдумываю это, вовсе не означает, что я что-то знаю, – ответил ей на это Миро.

Валентина уже привыкла к его выговору, хотя медлительность иногда доводила ее до ярости. Она не могла оказать невнимательности, а это требовало постоянного волевого усилия.

– Природа вселенной, – отозвался Якт.

– Источники жизни, – прибавила Валентина. – Ты размышлял над сутью жизни. И я хочу знать, к чему же ты пришел.

– Как функционирует вселенная, и почему мы все в ней торчим, – рассмеялся Миро. – Так, дурацкие теории.

– Как-то раз я на целых две недели один застрял в ледовом поле, без всякого обогрева, – признался Якт. – Так что не думаю, чтобы ты был в состоянии придумать что-то такое, что я посчитаю дурацким.

Валентина усмехнулась. Якт не был ученым, а его жизненная философия в самых общих чертах ограничивалась тем, чтобы держать экипаж в повиновении и выловить как можно больше рыбы. Но он знал, что Валентина хочет потянуть парня за язык, потому и помогал, как мог, почувствовать тому свободно; помогал поверить, что все относятся к нему серьезно.

И было важно, чтобы это сделал именно Якт. Валентина заметила, впрочем, и сам Якт, как глядит на него Миро. Якт был уже стариком, но все еще обладал плечами, руками и спиной рыбака; каждое его движение говорило о его прекрасном владении собственным телом. Миро даже прокомментировал данный факт, несколько фальшиво, но в голосе его звучало искреннее удивление:

– Ты сложен будто двадцатилетний. – Так он сказал, а Валентина явно услыхала наполненный иронией подтекст, который должен был мучить парня: А у меня, молодого, тело артретичного девяностолетнего старика.

Якт очень много значил для Миро, он представлял то будущее, которое юноша навсегда утратил. Восхищение и отвращение; Миро было бы очень трудно говорить в присутствии Якта, если бы тот не позаботился о том, чтобы проявлять уважение к парню.

Ясное дело, что Пликт при этом разговоре сидела на своем месте молча, замкнувшись в себе, практически невидимая.

– Ну ладно, – сказал Миро. – Размышления о природе действительности и души.

– Теология или метафизика? – удостоверилась Валентина.

– В основном метафизика. И физика. Ни то, ни другое моей специальностью не является. И я нужен был тебе вовсе не для такой болтовни.

– Я и сама не всегда знаю, чего мне нужно.

– Ладно, – вздохнул Миро. Он несколько раз глубоко вдохнул воздух, как будто размышлял, с чего бы начать. – О филотических сплетениях вы знаете.

– То же, что и все, – призналась Валентина. – И мне известно, что за последние две с половиной тысячи лет подобные размышления ни к чему не привели, поскольку невозможно провести эксперименты.

Речь шла о старинном открытии, еще тех времен, когда теория пыталась догнать развитие техники. Юные студенты-физики заучивали на память несколько мудрых утверждений: «Филоты являются основным строительным материалом всяческой материи и энергии. Филоты не имеют массы и инерции. Филоты обладают лишь положением, стабильностью и связями». И все знали, что соединения филот и сплетения филотических лучей обеспечивают действие анзиблей, позволяя обеспечивать мгновенную связь между планетами и космолетами, находящимися в множестве световых лет. Но никто не знал, почему же анзибли действуют. Поскольку же на филоты невозможно было воздействовать, то опыты с ними были практически невозможны. Их можно было только наблюдать, да и то, через из соединения.

– Филотика, – буркнул Якт. – Анзибли?

– Побочный продукт.

– Ну а какая тут связь с душой? – спросила Валентина.

Миро уже собирался было ответить, но совершенно неожиданно нахмурился, по-видимому, при мысли, что должен провозгласить длинную речь своими сопротивляющимися, недвижными губами. Какое-то время он беззвучно шевелил ими.

– Я не могу объяснить.

– Ничего, послушаем, – заверила юношу Валентина. Она понимала, что при таких трудностях с речью парень совершенно не горит к долгим дискуссиям.

– Нет, – коротко отрезал тот.

Валентина попыталась было убеждать его продолжить, но заметила, что Миро шевелит губами, практически беззвучно. Что-то бурчит под носом? Ругается?

Нет… Она знала, что здесь что-то не то.

Только лишь через какое-то время она осознала, откуда берется у нее эта уверенность. А оттуда, что уже видела аналогичное поведение Эндера: бесшумные движения челюстью и губами, когда он давал инструкции компьютерному терминалу, встроенному в драгоценный камень, который он носил в ухе. Понятно, выходит, что Миро, точно так же, как и Эндер, был подключен к компьютеру, и потому разговаривал таким вот образом.

Через мгновение стало ясно, какой приказ он дал своему камню. По-видимому, он контактировал с бортовым компьютером, поскольку один из экранов потемнел, после чего на нем высветилось лицо Миро. Вот только в нем не было ни следа мертвенности, которой было отмечено его настоящее лицо. Валентина поняла: именно так выглядел он перед несчастьем. Когда же компьютерное изображение заговорило, исходящий из динамиков звук явно был давним голосом Миро: чистым, сильным, в нем отражались ум и блестящие способности юноши.

– Вы знаете, что когда филоты соединяются, чтобы создать постоянную структуру: мезон, нейтрон, атом, молекулу, организм или планету… они сплетаются вместе.

– Что это? – спросил Якт. Он еще не догадался, почему с ними заговорил компьютер.

Изображение Миро на экране застыло и умолкло. Ответил сам Миро:

– Я тут развлекался этим, – объяснил он. – Я говорю ему разные вещи, а он запоминает и повторяет за меня.

Валентина попробовала представить, как Миро работает с компьютером, пока тот не стал воспроизводить его голос и лицо именно так, как было нужно. Его оживленность, когда он моделировал себя такого, каким должен был быть. И его страдания, когда видал, кем мог стать и кем никогда уже не станет.

– Отличная идея, – заявила она. – Нечто вроде протеза личности.

Миро рассмеялся… единственным «Ха!»

– Рассказывай дальше, – попросила Валентина. – И безразлично, то ли ты говоришь сам, то ли компьютер за тебя, мы слушаем.

Картинка на экране ожила и заговорила сильным голосом смоделированного Миро:

– Филоты – это базисный строительный материал материи и энергии. У них нет ни массы, ни размера. Каждая филота контактирует с остальной частью вселенной вдоль самостоятельного луча, одномерной линии, соединяющей ее со всеми остальными филотами в наименьшей из самостоятельных структур: мезоне. Все жгуты филот данной структуры сплетаются в нить, связующую мезон с большей по размеру структурой, например, нейтроном. Нити нейтрона сплетаются в волокно, соединяющее его с другими атомными частицами, после чего волокна атома сплетаются в шнур молекулы. Это не имеет ничего общего ч внутриатомными воздействиями или гравитацией, никакой связи с химическими связями. Насколько нам известно, соединения филот ничего не делают. Они просто существуют.

– Но ведь в сплетениях все время присутствуют самостоятельные лучи, – вмешалась Валентина.

– Да. Каждый из лучей существует вечно, – подтвердил экран.

Вот это потрясло Валентину; и Якта тоже, судя по тому, как широко раскрыл он глаза. Компьютер мог мгновенно реагировать на замечание. Выходит, это не было заранее записанной лекцией. Они уже знали, что имеют дело со сложной программой, раз он так великолепно симулировал лицо и голос Миро; но теперь он отвечал так, как будто симулировал и личность…

Но, может, Миро передал компьютеру какое-то указание? Может он беззвучно проговорил эти слова? Этого Валентина не знала: она смотрела на экран. Теперь же она решила наблюдать за юношей.

– Нам неизвестно, бесконечен ли луч, – сказала она. – Мы знаем лишь то, что нам пока что не удалось найти его конца.

– Они сплетаются целыми планетами, и филотическое сплетение каждой из них достигает материнской звезды, а от звезды – до центра галактики…

– Куда же идет галактическое сплетение? – вмешался Якт.

Всем известный вопрос. Дети задавали его, когда в средней школе начинали занятия по филотике. Вопрос такой же старый, как и теории, что галактики являются нейтронами или мезонами в масштабе вселенной высшего уровня, или же как проблема: если вселенная не бесконечна, то что же лежит за ее границами?

– Так, так, – буркнул Миро. На сей раз он произнес это собственными губами. – Только я веду не к тому. Хочу поговорить о жизни.

Компьютерный голос – голос интеллигентного молодого человека – продолжил рассказ:

– Филотические сплетения таких субстанций как камень или песок непосредственно соединяют каждую молекулу с центром планеты. Но когда молекула входит в состав живого организма, ее луч перемещается. Вместо того, чтобы стремиться вглубь планеты, он вплетается в самостоятельную клетку, а лучи клеток объединяются совместно так, что каждый организм высылает самостоятельное волокно филотических соединений, которое затем вплетается в главную филотическую нить планеты.

– Что доказывает, что всякая, взятая отдельно жизнь в определенном смысле важна даже с точки зрения физики, – подтвердила Валентина. Когда-то она написала об этом эссе. При этом она пыталась расправиться с неким мистицизмом, народившимся вокруг филотики, и, одновременно, воспользоваться им, чтобы предложить собственный взгляд на формирование общества. – Только этот факт не имеет никаких практических результатов. С ним ничего не можешь сделать. Филотические сплетения живых организмов существуют, а больше ничего. Каждая филота с чем-то объединяется, а через это «что-то» с чем-то иным, а через «то» еще с чем-то другим… живые клетки и организмы – это всего лишь два уровня, на которых и производятся подобные соединения.

– Все так, – согласился Миро. – То, что живет, сплетается вместе.

Валентина пожала плечами и кивнула. Этот тезис было бы сложно доказать, но раз Миро нуждался в подобной гипотезе, пожалуйста…

Компьютерный Миро вновь продолжил свой доклад.

– Я размышлял над тем, насколько крепко подобное волокно. Когда структура сплетения подвергается разрыву, например, когда распадается молекула, система филот какое-то время еще сохраняется. Уже не связанные физически элементы, остаются связанными филотически. Чем меньше частица, тем дольше сохраняется соединение после распада исходной структуры, и тем медленнее отдельные фрагменты перемещаются в новые сплетения.

Якт сморщил лоб.

– Мне казалось, что, чем меньше объект, тем быстрее что-либо с ним происходит.

– Это противоречит интуиции, – ответила ему Валентина.

– После атомного распада филотическим лучам требуются часы, чтобы вновь упорядочиться, – сказал компьютерный Миро. – Если же мы разрушим частицу, меньшую чем атом, филотические соединения между элементами сохранятся намного дольше.

– Именно так действует анзибль, – вмешался Миро.

Валентина внимательно поглядела на него. Почему это один раз он говорит своим голосом, а другой – с помощью компьютера? Управляет он этой программой или нет?

– Принцип работы анзибля основывается на помещении мезона в сильном магнитном поле, – сообщил Миро из компьютера. – Затем его раскалывают и переносят обе части на любое расстояние. Филотическое сплетение все так же соединяет их. И потому-то соединение действует мгновенно. Если какой-либо из элементов поворачивается или подвергается резонансу, луч между ними тоже поворачивается или вибрирует, и это движение регистрируется на другом конце линии связи в тот же самый миг. Передача движения вдоль луча не требует времени, даже если элементы находятся друг от друга на расстоянии в несколько световых лет. Никто не знает, каким образом это действует, но мы этому рады. Без анзибля осмысленная межпланетная связь не была бы возможной.

– Черт подери, сейчас никакой осмысленной связи нет, – буркнул Якт. – А если бы не анзибли, то не было бы и военного флота, летящего к Лузитании.

Но Валентина Якта не слушала. Она наблюдала за Миро. На сей раз она заметила, что тот шевельнул губами… легонько и беззвучно. И действительно, сразу же после этого компьютерное изображение Миро вновь заговорило. Юноша и вправду отдавал приказы. Сама идея, что могло бы быть как-то иначе, была, естественно, абсурдной. Кто бы еще мог управлять компьютером?

– Это как бы иерархия, – заявило изображение. – Чем более высокую сложность имеет структура, тем быстрее она реагирует на изменения. Это можно определить следующим образом: чем меньше частица, тем она глупее, и тем медленнее замечает, что является частью уже другой структуры.

– Ты антропоморфизируешь, – заметила Валентина.

– Возможно, – согласился Миро. – Но, может, и нет.

– Человеческие существа являются организмами, – продолжало изображение на экране. – Но вот филотические сплетения людей намного превышают своей сложностью сплетения всех иных форм жизни.

– Теперь ты говоришь о всех этих тысячелетней давности сенсационных сведениях с Ганги, – отметила Валентина. – Только ведь из тех наблюдений никому не удалось сделать осмысленных выводов.

Исследователи, индусы по национальности, причем набожные, якобы, смогли показать, что филотические сплетения людей, в отличие от сплетений других организмов, не всегда достигают центра планеты прямиком, чтобы соединиться там со всей остальной материей и жизнью. Они утверждали, что филотические лучи людских существ часто сплетаются с лучами иных людей. Чаще всего таким вот образом они связывают членов семей, но иногда – учителей и учеников, близких сотрудников, не исключая, что и самих исследователей. Ученые с Ганги пришли к выводу, что подобное различие между людьми и всяческой иной растительной и животной жизнью доказывает, будто бы людская душа поднята на более высокий уровень, она ближе к совершенству. Они верили, что Совершенствующийся творит единство, как все живое творит единство со всем миром.

– Это приятная, мистическая теория, но помимо индусов с Ганги никто ее серьезно не рассматривает.

– Я рассматриваю, – заявил Миро.

– Кто что любит, – буркнул Якт.

– Только не как религию, но как науку.

– Ты имеешь в виду метафизику, точно?

Ей ответило изображение Миро:

– Филотические связи между людьми меняются быстрее всего, и исследователи с Ганги доказали, что те реагируют на людскую волю. Если с семьей тебя связывают сильные чувства, то ваши филотические лучи сплетаются, и вы становитесь единством. Точно так же, как являются единством различные атомы одной и той же молекулы.

Милая теория – именно так подумала о ней Валентина, когда услыхала про нее впервые. Это случилось тысячи две лет назад, когда Эндер был Голосом для казненного революционера на Минданао. В то время они размышляли над тем, доказали бы исследования гангианских ученых, что они двое связаны как брат и сестра. Имелась ли у них такого рода связь в детстве и не разрушилась ли она на время пребывания Эндера в Боевой Школе, когда они расстались на целых шесть лет? Сама идея очень понравилась Эндеру, равно как и Валентине, но после одного единственного разговора к этой теме они уже не возвращались. Так что идея филотических сплетений между людьми осталась в памяти Валентины в категории «ничего идеек».

– Приятно верить, что метафора человеческого единства имеет и филотическое соответствие.

– Но послушай! – чуть ли не вскрикнул Миро. Ему явно не хотелось, чтобы Валентина квалифицировала его идеи как «приятные».

И вновь изображение закончило за парня:

– Если ученые с Ганги были правы, то, когда людское существо решает установить связь с другой особой или же когда становится членом общества, то это уже не только социологический феномен. Это еще и физический факт. Филота, наименьшая вообразимая физическая частица… если только можно назвать физическим нечто, не имеющее массы или инерции… реагирует на воздействие людской воли.

– Именно потому то другим весьма трудно относиться к экспериментам гангиан серьезно.

– Их эксперименты были проведены очень тщательно и честно.

– Но ведь никто, кроме них, подобных результатов не получил.

– Никто другой не отнесся к ним достаточно серьезно, чтобы повторить те же самые опыты. Это тебя не удивляет?

– Удивляет, – признала Валентина. Но тут же вспомнила, как эта идея была высмеяна в научных изданиях, и в то же время с энтузиазмом принята всякого рода сумасшедшими и использована десятком прибацанных религий. Разве после всего этого мог ли надеяться кто-нибудь из ученых на серьезную экономическую поддержку подобного рода исследований? Как мог он развивать собственную карьеру, если остальные признавали его сторонником метафизической религии? – Хотя, нет, видимо нет.

Изображение Миро кивнуло головой.

– Если филотический луч сплетается, реагируя на человеческую волю, то почему нельзя предположить, что и все остальные сплетения управляются волей? Каждая частица, вся материя и энергия, любое наблюдаемое явление во вселенной… почему они не могут быть проявлением воли разумных существ?

– Здесь мы пересекли границу гангианского индуизма, – заявила Валентина. – Как я могу серьезно отнестись к подобному? То, о чем ты говоришь, это анимизм. Самый примитивный тип религии. Все живет: камни, океаны…

– Нет, – запротестовал Миро. – Жизнь – это жизнь.

– Жизнь – это жизнь, – повторила программа. – Жизнь существует в том случае, когда у какой-нибудь филоты имеется достаточно силы воли, чтобы связать воедино молекулы отдельной клетки, сплести их лучи в один. Более сильная филота может соединить множество клеток в единый организм. Разумные организмы являются самыми сильными из сильнейших. Мы можем перекидывать наши филотические соединения куда только пожелаем. Филотическая база сознательной жизни еще более выразительна у других известных нам видов мыслящих существ. Когда свинкс умирает и переходит в третью жизнь, то его обладающая сильной волей филота сохраняет личность и перемещает ее из останков млекопитающего в живое дерево.

– Реинкарнация, – заметил Якт. – Филота – это душа.

– Во всяком случае, так происходит у свинксов, – ответил на это Миро.

– Точно такая же картина и с королевой улья, – прибавило изображение Миро. – Мы открыли филотические соединения, поскольку отметили тот факт, что жукеры общаются друг с другом быстрее, чем скорость света. И тогда мы увидали, что такое возможно. Отдельные жукеры – это всего лишь части королевы улья, они ее руки и ноги, а она сама – их разум. Это один гигантский механизм с сотнями тысяч тел. И единственной связью между ними являются сплетения филотических лучей.

Это был такой образ вселенной, который Валентина никогда до сих пор не рассматривала. Понятно, что в качестве историка и биографа, обычно она рассуждала в категориях отдельных людей и обществ, но, хотя полнейшим дилетантом в области физических наук она не была, но не было у нее и специального образования. Возможно, физик сразу же бы отметил, что идея Миро абсурдна. Но, с другой стороны, физика ограничивали бы определенные взгляды, поддерживаемые научным сообществом, потому ему труднее было бы признать теорию, рушащую основы всего его знания. Даже тогда, если бы данная теория была бы истинной.

Ей эта идея нравилась и хотелось бы, чтобы она оказалась истинной. Возможно, что из громаднейшего числа влюбленных, которые шептали друг другу: мы едины с тобой, кое-кто был и прав. Из миллиардов жен и мужей, связанных с собою настолько близко, как будто имели общую душу, может быть некоторые имели ее и на самом деле, на самом реальном уровне действительности. Разве не приятна ли такая мысль?

Только Якт не был так уж восхищен.

– Мне казалось, что нам не следовало бы упоминать о существовании королевы улья, – заявил он. – Это должно было оставаться секретом Эндера.

– Ничего страшного, – успокоила его Валентина. – В этой кабине о ней знают все.

Якт раздраженно поглядел на жену.

– Лично я считал, будто мы летим на Лузитанию, чтобы помочь в столкновении со Звездным Конгрессом. Так что же все это имеет общего с реальностью?

– Возможно, что и ничего, – вздохнула Валентина. – Но может – и все.

На какое-то мгновение Якт спрятал лицо в ладонях, после чего глянул на Валентину с улыбкой, которая, собственно, улыбкой и не была.

– С тех пор, как твой брат покинул Трондхейм, ты никогда не говорила о вещах столь трансцендентальных.

Эти слова ее укололи, тем более, что Якт того и добивался. Неужели после стольких лет Якт все еще ревнует к ее чувственной связи с Эндером? Неужели его все еще злит, что она занимается такими вещами, которые для него никакого значения не имеют?

– Когда он ушел, я осталась.

Это означало: ведь я же сдала тот единственный, самый важный экзамен. Почему же ты теперь во мне усомнился?

Якт тут же стушевался. Вот эта черта была в нем великолепна: как только он понимал, что ошибается, то тут же отступал.

– А когда отправилась ты, – ответил он, – я пошел за тобой.

Валентина восприняла это следующим образом: я с тобою, к Эндеру уже не ревную и вообще, прости. Потом, когда они останутся одни, то скажут эти слова друг другу прямо. Им нельзя прилетать на Лузитанию с подозрениями и ревностью в сердце.

Миро, естественно, понятия не имел, что Якт с Валентиной уже помирились. Он лишь заметил родившуюся меж ними напряженность и посчитал, будто явился ее причиной.

– Извините, – промямлил он. – Я не хотел…

– Все в порядке, – успокоил его Якт. – Это я вышел из роли.

– Нет никакой роли, – подчеркнула Валентина и улыбнулась мужу. Тот тоже ответил ей улыбкой.

Как раз это Миро и хотел знать, после чего ему явно сделалось легче.

– Продолжай, – попросила парня Валентина.

– Примем все это в качестве исходной позиции, – включилось изображение Миро.

После такого Валентина не могла сдержаться и расхохоталась. Отчасти оттого, что вся эта гангианская история с филотой в роли души была слишком трудна для восприятия. Отчасти же потому, что ей хотелось разрядить напряженность между собой и Яктом.

– Извини, – буркнула она юноше. – Уж слишком сильная это «исходная позиция». Если это всего лишь вступление, то никак не могу дождаться выводов.

Миро мгновенно понял чувства женщины и улыбнулся в ответ.

– У меня было много времени на размышления, – пояснил он. – Именно таковыми были мои рассуждения относительно сути жизни: все во вселенной является лишь поведением филот. Но имеется еще кое-что, о чем мы хотим вам рассказать. И, возможно, спросить. – Он обратился к Якту. – Как раз это весьма важно для удержания Лузитанского Флота.

Якт покачал головой.

– Очень мило, когда кто-нибудь время от времени подкинет косточку и мне.

Валентина одарила мужа одной из самых очаровательных своих улыбок.

– Я понимаю это так, что будешь благодарен мне, если несколько из них я тебе поломаю.

Якт рассмеялся.

– Продолжай, Миро, – попросила Валентина.

Ей ответил компьютерный образ.

– Если вся наша действительность – это только лишь поведение филот, то, вполне очевидно, что большинство из них разумно или же достаточно сильно всего лишь настолько, чтобы действовать как мезон или же удерживать в целости нейтрон. Очень немногие из них обладают достаточной силой воли, чтобы стать живыми, чтобы управлять живым организмом. И совсем уж ничтожное количество достаточно сильно, чтобы управлять… нет, чтобы быть… организмом разумным. Тем не менее, даже самое сложное и разумное существо, например, королева улья, как и все остальное, в принципе является всего лишь филотой. Ее тождественность и жизнь получаются из выполняемой ею роли, но, по-настоящему, это всего лишь филота.

– Мое "я"… моя воля… являются субатомной частицей? спросила Валентина.

– Забавная идея. – Якт, улыбаясь, покачал головой. – Мой сапог и я – близнецы-братья.

Миро слабо улыбнулся. А его изображение ответило:

– Если звезда и атом водорода являются братьями, тогда – так, имеется родство между тобою и филотами, творящими обычные предметы, такие, например, как твой сапог.

Валентина заметила, что на сей раз Миро ничего про себя не проговаривал. Откуда же программа, создающая изображение парня, взяла сравнение со звездами и атомами водорода, раз Миро ничего ей не подсказывал? Валентина никогда не слыхала о программе, способной самостоятельно провозгласить настолько сложное и в то же время осмысленное высказывание.

– Вполне возможно, что во вселенной существуют другие типы родства, о которых вы не имеете понятия, – продолжало компьютерное изображение. – Вполне возможно, что существует жизнь, которую вы еще не встречали.

Валентина отметила, что миро взволнован. Чем-то обеспокоен. Как будто ему не нравилось то, что делает его изображение.

– О какой жизни ты говоришь? – спросил Якт.

– Существует некое явление, весьма распространенное, но в то же время совершенно не объясненное. Все относятся к нему как к чему-то совершенно естественному, и никто им не заинтересовался. Я говорю о том, что ни разу соединение через анзибль не было прервано.

– Ерунда, – заявил Якт. – Один из анзиблей на Трондхейме не работал целых шесть месяцев. Слишком часто такое не случается, но, все-таки, бывает.

И снова губы Миро даже не дрогнули, а его компьютерное изображение ответило мгновенно. Миро явно уже не управлял программой.

– Я же не утверждаю, будто анзибли никогда не ломаются. Нет, я имею в виду то, что связь, филотические сплетения между частицами мезона, никогда не были разорваны. Сами устройства анзибля могут быть подвержены авариям, могут подвести обслуживающие их программы, только никогда еще фрагмент мезона в анзибле не сдвинулся, не допустил, чтобы филотический луч сплелся с другим местным мезоном или даже с соседней планетой.

– Магнитное поле делает этот фрагмент неподвижным, – объявил Якт.

– Разбитые мезоны по своей природе недостаточно стабильны, чтобы мы могли правильно оценить, как он ведет себя обычно, – прибавила Валентина.

– Мне известны все типичные ответы, – заявило изображение. – И все – сплошная ерунда. Такие ответы дают детям родители, когда они не знают правду и не собираются ее выяснять. Люди до сих пор относятся к анзиблям как к магическим предметам. И все довольны, что устройства действуют; если бы они попытались понять – почему те работают, волшебство бы испарилось, и анзибли замолкли бы. – Никто так не считает, – запротестовала Валентина.

– Все. Даже если бы потребовались сотни, тысячи лет или целых три тысячи лет, то до нынешнего дня хотя бы одно из соединений должно было бы расключиться. Какой-нибудь из фрагментов мезона обязан был бы перенести собственный филотический луч. Но такого не произошло.

– Почему? – спросил Миро.

Поначалу Валентине показалось, что Миро задал риторический вопрос. Но ведь нет… он и сам, как все, глядел на экран. Он ожидал, чтобы изображение ответило ему.

– А мне казалось, что программа просто передает твои размышления, – бросила она.

– Передавала, – ответил ей Миро. – Теперь уже нет.

– А если в филотических сплетениях между анзиблями живет какое-то существо? – спросило изображение.

– Ты уверена, что хочешь именно этого? – спросил Миро, обращаясь к изображению на экране.

И после того картинка на экране сменилась лицом молодой девушки, которой Валентина никогда до того не видала.

– А если какое-то существо живет в сети филотических лучей, соединяющих анзибли на каждой планете и на каждом космическом корабле в границах людской вселенной? А если оно само построено из этих филотических сплетений? Если мысли его рождаются в сплетениях и вибрациях разбитых пар? А его воспоминания складируются в компьютерах всех планет и всех кораблей?

– Кто ты такая? – Валентина обратилась прямо к компьютерному экрану.

– Возможно, что та, кто стережет филотические соединения между анзиблями. Возможно, что я – это новый тип организма, который сам не сплетает лучей, но прослеживает за этими сплетениями, чтобы те никогда не разорвались. И если это правда, то, если бы соединения были разорваны, если бы анзибли замерли… если бы они замолчали, то я бы умерла.

– Кто ты такая? – повторила Валентина.

– Валентина, позволь представить тебе Джейн, – вмешался Миро. – Это приятельница Эндера. И моя тоже.

– Джейн…

Выходит, Джейн не была криптонимом антиправительственной мятежной группы в администрации Звездного Конгресса. Она была компьютерной программой, сложным элементом программного обеспечения.

Нет. Если то, в чем она желала убедить – Джейн была намного большим, чем программа. Она была существом, живущим в паутине филотических волокон, хранящим собственные воспоминания в компьютерах всех миров. Если правота была на ее стороне, то сеть перекрещивающихся филотических нитей, объединяющая анзибли всех планет, и была ее телом, материей. А филотические связи никогда не прерывались лишь потому, что так хотела она.

– Теперь же я спрашиваю у великого Демосфена, – заговорила Джейн. – Кто я рамен или варельсе? Живу ли я вообще Мне нужен твой ответ, поскольку, считаю, мне удастся задержать Лузитанский Флот. Но, прежде чем я это сделаю, мне нужно быть уверенной: стоит ли умирать ради этого?

Слова Джейн ударили Миро в самое сердце. Она могла удержать флот – это он понял сразу же. Конгресс вооружил несколько кораблей системой Др. М., но еще не выслал приказа пустить ее в ход. И он не мог его выслать, чтобы Джейн не узнала об этом первой. Поскольку же она полностью господствовала над всеми соединениями через анзибли, то могла задержать этот приказ еще до того, как тот доберется до адресата.

Проблема была в том, что такое действие выдаст Конгрессу ее существование. Во всяком же случае, даст им понять, что происходит нечто недоброе. Когда флот не подтвердит получения приказа, инструкции будут высланы вновь. И, чем больше информации Джейн заблокирует, тем сильнее Конгресс уверится, что кто-то в недопустимой степени перехватил управление анзиблями.

Она могла бы и избегнуть этого, передавая фальшивую информацию Но тогда ей пришлось бы контролировать всю сеть связи меж кораблями флота, а также – между флотом и планетарными станциями. Лишь тогда удалось бы убедить Конгресс, что флот что-либо знает про отданный приказ о начале резни. Несмотря на громадные возможности Джейн, подобная задача уже в короткое время перерастет ее способности. В определенной степени она могла посвящать свое внимание сотням, может даже тысячам дел одновременно, но Миро сразу же понял – даже если бы она не делала ничего другого, то никоим образом не справится с полным надзором и требуемой степенью вмешательства.

Так или иначе, тайное станет явным. Когда же Джейн рассказала о своем плане, Миро сразу же знал, что она права. Самым лучшим способом, который давал наименьшие шансы обнаружения ее существования, будет полное отсечение связей через анзибли между флотом и планетарными станциями, а так же между кораблями флота. Пускай каждый из них находится в изоляции, пускай экипажи ломают голову, что же произошло. И у них не будет никакого выбора; им придется прервать миссию, либо выполнять начальные приказы. Они или улетят, или доберутся до Лузитании, только без права на использование Маленького Доктора.

Тем временем, все-таки, Конгресс узнает, что произошло. Может статься, что в связи с обыкновенной, бюрократической неэффективностью действий этой организации, никто и не догадается, что подобное произошло. Только, в конце концов, кто-то догадается, что никакого человеческого, естественного объяснения причин не имеется. Кто-нибудь поймет, что существует Джейн – или же что-то на нее похожее. И что ее можно убить, прерывая всяческую связь через анзибли. Когда же об этом узнают, она наверняка погибнет.

– А, может, и нет. – Миро не хотел поверить в это. – Вполне возможно, что ты сможешь не дать им что-либо сделать, будешь контролировать планетарную связь, чтобы нельзя было приказать отключить анзибли.

Ему никто не отвечал. Миро понял, почему так: Джейн не может непрерывно вмешиваться в планетарную связь. В конце концов, правительства отдельных планет самостоятельно придут к подобным выводам. В вечной войне она сможет пережить годы, десятилетия, поколения. Только, чем более будет пользоваться она собственной властью, тем большие страх и ненависть пробудит она в людях. Пока, наконец, не погибнет.

– Тогда – книга, – предложил Миро. – Такая как «Королева Улья» или «Гегемон». Как «Жизнь Человека». Голос Тех, Кого Нет мог бы ее написать. Убедить их не делать этого.

– Возможно, – вздохнула Валентина.

– Но ведь она же не должна погибнуть, – упирался Миро.

– Я знаю, что мы не имеем права просить ее так рисковать, – призналась Валентина. – Но если это единственный способ, чтобы спасти свинксов и королеву улья…

Миро почувствовал нарастающую злость.

– Ты не имеешь права говорить о ее смерти! Кто для тебя Джейн? Программа, фрагмент кода. Но ведь это не так! Она реальная, такая же реальная, как и королева улья, как каждый из свинксов… – Для тебя же, по-видимому, еще сильнее.

– Одинаково реальная. Ты забываешь, что свинксов я знаю как… так же, как собственных братьев…

– Но, все же, допускаешь мысль, что их уничтожение может стать необходимостью с точки зрения морали.

– Только не выворачивай моих слов наизнанку.

– Я их разбираю по порядку, – ответила Валентина. – Ты же согласен, что можешь потерять их, поскольку уже и так их потерял. Зато вот утрата Джейн…

– Разве я не могу замолвить за нее слово только лишь потому, что она моя приятельница? Или только чужим можно принимать решения, касающиеся жизни и смерти?

Глубокий и спокойный голос Якта прервал их ссору:

– Успокойтесь оба. Решение принадлежит не вам. Решение примет сама Джейн. Это она имеет право оценивать стоимость своей жизни. Я не философ, но до такой степени в этом разбираюсь.

– Хорошо сказано, – признала Валентина.

Миро знал, что в данном вопросе Якт прав. Выбор принадлежал только Джейн. Только сам он не мог с этим согласиться, так как знал, что она выберет. Оставить решение ей самой было одинаково с просьбой, чтобы та согласилась на самоуничтожение. И, в конце концов, она сама так и решит. Время шло для нее столь быстро, тем более, что они летели с субсветовой скоростью. Скорее всего, решение она уже приняла.

Только вот этого он уже бы не вынес. Не снес бы утраты Джейн; одна только мысль об этом забирала покой. Ему не хотелось проявлять слабость при этих людях. Хорошие люди… Да, это хорошие люди, но ему не хотелось, чтобы они видели, как теряет контроль над собой. Поэтому Миро наклонился вперед, нашел положение равновесия и осторожно поднялся с кресла. Это было трудно, поскольку всего лишь несколько мышц подчинялось его воле. Переход с мостика в каюту требовал максимальной собранности. Никто за ним не пошел, с ним даже никто не заговорил. И Миро был им за это благодарен. Очутившись один в собственной каюте, он лег на койку и призвал Джейн. Но не вслух. Миро проговаривал слова про себя, поскольку так уж привык, когда общался с ней. Хотя остальные на борту уже знали про Джейн, парню не хотелось ломать привычек, позволяющих сохранять ее существование в тайне.

– Джейн, – без слов позвал он.

– Да? – отозвался голос у него в ухе. Как и всегда, Миро представил, что это голос женщины, стоящей, хотя и вне поля зрения, но близко. Он закрыл глаза, чтобы представить ее получше, выразительней. Легкое дыхание на щеке и прикосновение волос, когда она тихо обращается к нему, а он ей, в тишине, отвечает.

– Прежде, чем на что-либо решишься, поговори с Эндером.

– Я уже разговаривала с ним. Буквально мгновение назад, когда вы сами раздумывали.

– И что он сказал?

– Чтобы ничего не делать. Не принимать никаких решений, пока приказ не будет отдан.

– Правильно. Может, они этого и не сделают.

– Может. Возможно, что к власти придет новая группа, проводящая иную политику. Может случиться, что эта группа поменяет мнение. Вполне возможно, что пропаганда Валентины принесет свои плоды. Вполне возможно, что флот взбунтуется.

Это последнее было маловероятным… миро понял, что Джейн абсолютно уверена, что приказ будет отдан.

– И как скоро? – спросил он.

– Флот доберется до места лет через пятнадцать. Через год, а может и меньше, после прибытия этих двух кораблей. Именно так я спланировала этот полет. Приказ же будет отдан несколько раньше. По-видимому, месяцев за шесть перед достижением цели… это значит, около восьми часов до того, как флот выйдет из субсветовой скорости и снизит скорость до нормальной.

– Не делай этого.

– Я еще не приняла решение.

– Да нет же, приняла. Ты решилась сделать это.

Джейн не ответила.

– Не бросай меня, – попросил Миро.

– Я не бросаю своих друзей, если только не обязана, – ответила та. – Кое-кто поступает так, только не я.

– Просто, не уходи.

– Попытаюсь.

– Отыщи какой-нибудь другой способ, чтобы их удержать. Или придумай, как выбраться из филотической сети. Тогда они не смогут тебя убить.

– То же самое сказал и Эндер.

– Так сделай это!

– Способ искать я могу, только вот, кто знает, существует ли он?

– Должен существовать.

– Именно потому-то я иногда и размышляю над тем, а живу ли я на самом деле. Вы, живые существа, считаете, что если чего-то очень хотите, то это что-то обязано произойти. Желание от всего сердца обладает творческой силой.

– Как же ты ищешь чего-то, раз не веришь, что оно существует?

– Я либо ищу, либо нет, – подтвердила Джейн. – Что-то может меня отвлечь, или же мне все надоедает – как и у людей. Я попытаюсь придумать что-нибудь другое.

– Но и об этом думай тоже, – не отступал Миро. – Думай над тем, кто ты такая. Как действует твой разум. Тебе не удастся спасти свою жизнь, если сначала не поймешь, что вообще начала эту жизнь. А вот когда поймешь, осознаешь…

– Тогда, возможно, я создам собственную копию и где-нибудь ее спрячу.

– Возможно.

– Возможно, – повторила она как эхо.

Только Миро знал, что она и сама не верит в это. И он тоже не верит. Джейн существовала в филотической сети анзиблей. Она могла хранить свои воспоминания в компьютерах всех планет и каждого находящегося в пространстве корабля, но ей негде было поместить собственное "я", поскольку оно требовало сети филотических соединений.

Разве что…

– А что с отцовскими деревьями на Лузитании? Ведь они тоже филотически общаются.

– Это не одно и то же, – объяснила Джейн. – Не цифровой путь. Там связь кодируется не так, как в анзиблях.

– Может и не цифровым путем, но информацию как-то передают. И все это работает посредством филот. А королева улья? Она ведь передает приказы жукерам.

– Тут совсем никаких шансов. Слишком примитивная структура. Ее система не образует сети. Все они соединены только с ней одной.

– Ну откуда ты можешь знать, что не удастся, если даже толком не знаешь, как действуешь сама?

– Ну ладно. Я подумаю над этим.

– Думай покрепче, – попросил Миро.

– Я знаю лишь один способ мышления, – напомнила ему Джейн.

– Ну, я хотел сказать, удели этому внимание.

Джейн могла прослеживать несколько мыслительных маршрутов одновременно, но ее мысли имели приоритеты, множество самых различных уровней внимания. Миро не хотелось, чтобы Джейн спихнула размышления над собой на какой-то из низких уровней.

– Я уделю этому внимание, – пообещала она.

– Тогда ты что-нибудь придумаешь, – сказал он уверенно. – Обязательно.

Какое-то время Джейн не отвечала. Миро посчитал, что она закончила разговор. Мысли рассеялись. Тогда он попытался представить, как будет выглядеть его жизнь – все так же в этом теле, но уже без Джейн. И такое может случиться еще до того, как они доберутся до Лузитании. Но если так, то этот полет будет самой большущей ошибкой его жизни. Мчась с субсветовой скоростью, он проскочил тридцать лет реального времени. Тридцать лет, которые можно было бы провести с Джейн. Тогда, может быть, он еще как-то смирился бы с ее утратой. Но потерять ее сейчас, буквально через несколько недель их знакомства… Он понимал, что слезы рождаются из-за сожаления над самим собой, но, тем не менее, плакал.

– Миро, – отозвалась Джейн.

– Слушаю.

– Как я могу придумать что-либо, чего никто раньше придумать не мог?

Какое-то время он ничего не мог понять.

– Миро, ну как я могу открыть что-то, что не является логическим выводом из того, до чего люди уже дошли и где-то записали?

– Но ведь ты же непрерывно изобретаешь различные вещи, – заявил Миро.

– Сейчас я пытаюсь поднять нечто неподъемное. Ищу ответы на вопросы, которых человеческие существа никогда не пытались ставить.

– Но ты можешь то сделать?

– Если я не способна к оригинальному мышлению, означает ли это, что я всего лишь вышедшая из под контроля компьютерная программа?

– Черт подери, Джейн! У большинства людей за всю жизнь не появилось ни одной оригинальной мыслишки. – Он тихо рассмеялся. – Означает ли это, что мы являемся вышедшими из под контроля земными обезьянами?

– Ты плакал, – заметила Джейн.

– Да.

– Ты не веришь, что я найду какое-нибудь решение. Думаешь, что я погибну.

– Я верю, что ты сможешь его найти. Честное слово. Но, тем не менее, я боюсь.

– Боишься, что я умру.

– Боюсь, что потеряю тебя.

– Неужели это так страшно? Потерять меня?

– О Боже! – шепнул Миро.

– Ты будешь печалиться обо мне в течение часа? – допытывалась Джейн. – День? Год?

Чего она от него хотела? Заверения, что когда уйдет, то не будет забыта? Что кто-то станет о ней печалиться? Почему она сомневается в этом? Неужели она не узнала его?

А может, Джейн уже достаточно человечна, чтобы желать подтверждения того, о чем и так прекрасно знает?

– Всегда, вечно, – ответил он.

На этот раз она рассмеялась. Шутливо.

– Ты не будешь жить так долго.

– Ну, что-то вроде…

Когда Джейн замолкла в этот раз, больше уже не вернулась, и Миро остался один на один со своими мыслями.

Валентина, Якт и Пликт сидели вместе на мостике и обсуждали только что узнанные факты. Они пытались разрешить, что они могут значить, что может произойти. Но пришли всего лишь к выводу, что, хотя будущего предвидеть и нельзя, вероятнее всего, оно не будет столь мрачным, как их самые худшие опасения, но и не настолько лучезарным, как самые лучшие надежды. Впрочем, не так ли устроен мир всегда?

– Все так, – согласилась Пликт. – За исключением исключений.

– Типично для Пликт. Когда она не преподавала, то говорила немного, но если уж отзывалась, ее слова всегда как бы завершали разговор. Теперь она поднялась и направилась в свою ужасно неудобную клетушку. Как и всегда, Валентина пыталась ее переубедить, чтобы Пликт вернулась на второй корабль.

– Варсам и Ро не желают меня терпеть в своей каюте, – сопротивлялась та.

– Ты вовсе им не мешаешь.

– Валентина, – вмешался Якт. – Пликт не вернется туда, потому что не хочет что-либо проворонить.

– Ага.

– Спокойной ночи, – бросила с улыбкой Пликт.

Вскоре после нее вышел и Якт. Он на мгновение положил руку на плечо жены.

– Я сейчас приду, – сказала она. И не обманывала; она собиралась идти за ним почти сразу же. Но осталась на мостике, задумавшись, пытаясь каким-то образом понять вселенную, которая все известные человеку разумные расы практически одновременно осуждала на смерть. Королева улья, свинксы-pequeninos, а теперь и Джейн, единственная в своем роде, возможно, что и вообще единственная, какая может появиться когда-либо. Настоящее обилие разумной жизни, хотя и известное лишь немногим. И все эти виды, один за другим, ожидало уничтожение.

По крайней мере, Эндер наконец-то поймет, что это естественный ход вещей. Что он не ответственен за уничтожение жукеров три тысячи лет назад в той степени, как всегда считал. Ксеноцид, по-видимому, встроен в структуру вселенной. Никакой милости, даже по отношению к наилучшим игрокам.

Как могла она верить, будто все иначе? Почему разумные существа должны быть свободными от угрозы уничтожения, что висит дамокловым мечом над каждым, когда-либо существовавшим видом?

С момента ухода Якта прошел, наверное, час, когда Валентина наконец-то выключила терминал и поднялась. Когда в голову ей пришла неожиданная мысль, она еще остановилась и сказала в воздух?

– Джейн? Джейн?

Никакого ответа.

Впрочем, никакого ответа она и не обязана ожидать. Это Миро носил в ухе драгоценный камень. Миро и Эндер. За сколькими личностями Джейн может прослеживать одновременно. Может статься, что два человека и были пределом ее возможностей. А может, две тысячи. Или два миллиона. Ну что могла знать Валентина о возможностях существа, существующего как призрак филотической сети? Если бы Джейн ее даже слыхала, Валентина не имела права отвечать на вызов.

Она остановилась в коридоре, как раз между каютами Миро и той, которую она делила с Яктом. Двери не были звуконепроницаемыми. Валентина слыхала тихое похрапывание Якта из их общей спальни. Слыхала она и другой отзвук. Дыхание Миро. Парень не спал. Может, он плакал. Валентина воспитала трех детей и могла распознать их неровное, тяжелое дыхание.

Он не мой ребенок. Я не должна вмешиваться.

Валентина толкнула дверь. Та открылась бесшумно, но сноп света упал на кровать. Плач утих, и Миро опухшими глазами глянул на женщину.

– Чего ты хочешь? – спросил он ее.

Валентина вошла в его каюту и уселась на полу возле койки. Их лица находились буквально в нескольких сантиметрах друг от друга.

– Ведь ты никогда не плакал над собой, правда?

– Пару раз.

– Но сегодня плакал из-за нее.

– И над собой тоже.

Валентина склонилась, обняла юношу и уложила его голову на своем плече.

– Нет, – шепнул тот, но не стал вырываться. Через мгновение он неуклюже вытянул руку и прижал ее к себе. Миро уже не плакал, но позволил держать себя так минуту или две. Наверное, ему сделалось полегче. Этого Валентина не знала.

В конце концов он отодвинулся и лег на спину.

– Мне очень жаль… – буркнул он.

– Да не за что, – ответила она. Валентина отвечала всегда на то, что люди думали, а не говорили.

– Не рассказывай Якту, – шепнул Миро.

– О чем ты говоришь. Мы просто поговорили.

Она поднялась и вышла, закрывая за собой дверь. Хороший парень. Валентине понравилось, как он признался, что мнение Якта его тоже волнует. И важно ли то, что сегодняшние его слезы отчасти были пролиты и над собой? Она и сама пару раз плакала по подобной причине. Почти всегда, вспомнилось ей, печаль всегда относится к потере того, кто тоскует.