Глава 16
ПУТЕШЕСТВИЕ

Итак, у людей уже имеется космолет, готовый хоть сейчас… А тот, который ты строила для нас, все еще не закончен.

Тот, который они попросили, это всего лишь ящик с дверками. Никакого привода, никаких систем жизнеобеспечения, никакого пространства для грузов. И ваш, и наш космолеты намного более сложные. Мы не останавливаем работы. Вскоре оба будут готовы.

Вообще-то я не жалуюсь. Мне бы даже хотелось, чтобы корабль Эндера был готов первым. Ведь это он дает всем нам надежду.

Нам также. Мы согласны с Эндером в том, что пока не удастся создать реколаду, десколаду с Лузитании убирать нельзя. Но когда мы вышлем новых королев в иные миры, то убьем десколаду в космолете. Мы не отравим нашу новую отчизну. И будем жить, не опасаясь уничтожения со стороны искусственных варельсе.

Нам не важно, что ты сделаешь на своем корабле.

Если всем нам хоть чуточку повезет, все это будет излишним. Их космолет обнаружит дорогу в Снаружи, возвратится с реколадой, освободит вас – и нас при случае. А потом уже новый корабль перенесет нас в столько миров, сколько нам заблагорассудится.

Но вот сработает ли он? Тот ящик, который ты для них построила?

Мы знаем, что место, в которое они хотят долететь, существует на самом деле. Оттуда мы призываем свои сознания. А помост, нами созданный… тот самый, который Эндер называет Джейн… это образец, нами еще невиданный. Если это вообще возможно, то некто подобный и может свершить такое. Мы бы этого не смогли.

А ты сама улетишь? Если новый корабль будет действовать?

Мы создадим дочерей-королев, которые заберут мои воспоминания в иные миры. Но сами мы останемся здесь. Это то место, в котором я вышла из кокона; оно навсегда останется моим домом.

Ты запустила корни, как и я.

Для этого служат дочери. Чтобы отправиться туда, куда мы никогда не доберемся… чтобы понести нашу память в те места, которых мы никогда не увидим.

Но ведь увидим. Правда? Ты же говорила, что филотические связи останутся.

Мы имели в виду путешествие сквозь время. Мы живем очень долго: мы, ульи и деревья. Но наши дочери и их дочери нас переживут. Этого уже ничто не изменит.

Цинь-цзяо слушала очень внимательно, когда ее поставили перед выбором. – Почему меня должно интересовать то, что вы решили? – спросила она, когда все услыхала. – Боги посмеются над вами.

Отец покачал головой.

– Не посмеются, о дочь моя, Блистающая Светом. Боги не интересуются Дао сильнее, чем какой-либо иной планетой. Люди на Лузитании близки к созданию вируса, который освободит всех нас. Прочь с ритуалами, долой жизнь в рабстве генетического убожества наших мозгов. Вот почему я спрашиваю тебя снова: если это возможно, должны ли мы этим воспользоваться? Это приведет к беспокойствам. Вань-му и я уже спланировали, как следует поступать, как объяснять, что мы сделаем, чтобы люди поняли. И имеется шанс, что богослышащие избегнут резни, что они мирно откажутся от собственных привилегий.

– Привилегии здесь не при чем, – решительно возразила отцу Цинь-цзяо. – Ведь ты сам меня обучил этому. Это всего лишь форма выражения уважения к богам.

– К сожалению, дочь моя… Если бы я был уверен, что большинство богослышащих с такой покорностью глядит на свою позицию в обществе… Слишком многие считают, будто имеют право на жадность и на эксплуатацию других людей, поскольку боги обращаются к ним, а не к другим. – Значит, боги их покарают. Я же вашего вируса не боюсь.

– Боишься, Цинь-цзяо. Я вижу это.

– Как могу сказать я собственному отцу, будто он не видит того, что видит? Могу лишь признать, что это я слепа.

– Да, моя Цинь-цзяо. Именно. Слепа по собственному выбору. Слепа к голосу собственного сердца. Я же вижу, как ты дрожишь. Ты всегда подозревала, что именно я могу быть прав. С той минуты, когда Джейн показала нам истинную суть голоса богов, ты уже не столь уверена, а что же такое правда.

– В таком случае, я не уверена в восходе солнца. Не уверена в собственном дыхании.

– А никто из нас не уверен в собственном дыхании, солнце же находится в одном месте, днем и ночью. Оно не восходит и не заходит. Это мы сами поднимаемся и опадаем.

– Отче, я не боюсь ничего того, что может принести твой вирус.

– Следовательно, решение принято. Если лузитанцы смогут доставить нам этот вирус, мы им воспользуемся.

Хань Фей-цы поднялся, чтобы покинуть комнату.

Но, не успел он дойти до двери, как ее голос остановил его.

– Так значит, именно под такой маской падет на нас кара богов?

– Что? – не понял он.

– Когда они покарают Дао за твое непослушание, за действия, направленные против богов, которые поддержали Конгресс, или же кару свою они скроют таким образом, чтобы показалось, что это вирус их успокоил?

– Да лучше собаки бы вырвали не язык до того, как я научил тебя размышлять подобным образом.

– Собаки рвут мое сердце, – ответила на это Цинь-цзяо. – Молю тебя, отче, не делай этого. Не допусти до того, чтобы мятеж твой разгневал богов до такой степени, что голос их умолкнет во всем мире.

– Нет, Цинь-цзяо, я сделаю это. Чтобы уже никогда дочери и сыновья не вырастали рабами, как ты сама. Как только подумаю я о твоем лице, склонившемся над полом, когда в муке и крайнем напряжении прослеживаешь в древесине ее слои, у меня возникает желание рвать на куски тела тех людей, кто заставил тебя так делать. До тех пор, пока кровь их не прольется паутиной на пол. Вот эти линии я буду прослеживать с наслаждением, будучи уверен в том, что они уже наказаны.

Девушка зарыдала.

– Молю тебя, отче, не провоцируй богов.

– Более, чем когда-либо решим я на то, чтобы выпустить вирус. Если он появится.

– Ну как могу я тебя переубедить? Если я ничего не сделаю, ты так и сделаешь, если же начну тебя просить, то сделаешь это еще более обязательно.

– А знаешь, как меня удержать? Ты можешь обратиться ко мне с верой, что голос богов – это всего лишь эффект генетического отклонения. Когда я увижу, что ты сама воспринимаешь мир ясно и по-настоящему, тогда ты сможешь переубедить меня разумными аргументами. Например, что подобная скорая, полнейшая и разрушительная перемена может оказаться трагической в своих последствиях. Используй любой разумный аргумент, всякий, какой только придет в твою голову.

– Выходит, чтобы переубедить собственного отца, мне следует его обмануть?

– Нет, Сияющая Светом. Чтобы переубедить отца, тебе следует доказать, что ты поняла правду.

– Я понимаю правду. Я понимаю, что какой-то неприятель украл у меня отца. Я понимаю, что теперь у меня остались лишь боги и мама, находящаяся среди них. Я прошу богов, чтобы они разрешили мне умереть и присоединиться к ней, чтобы не страдать от той боли, которую ты мне задаешь. Вот только они оставляют меня здесь. Думаю, что они все так же желают, чтобы я оказывала им честь. Возможно, я недостаточно очистилась. А может знают, что вскоре сердце твое вновь обернется, что ты вновь придешь ко мне, как когда-то, с уважением говоря о богах, уча меня, как верно им служить.

– Этого никогда уже не произойдет, – заявил Хань Фей-цы.

– Когда-то я верила, что ты в один прекрасный день станешь богом нашей планеты Дао. Теперь я вижу: ты не защитник этого мира, но его величайший враг.

Хань Фей-цы закрыл лицо руками и вышел, оплакивая дочку. Он не убедит ее до тех пор, пока она слышит голос богов. Но вот когда сюда прибудут вирусы, когда боги умолкнут, может тогда она его выслушает. Возможно даже возвратится в мир разума.

Они уселись в космолете – более всего он походил на две металлические миски, одна над другой, с дверками на боку. Проект Джейн, верно исполненный королевой улья и ее работницами, предусматривал на внешней поверхности наличие многочисленных инструментов. Но даже наежившийся датчиками, объект совершенно не был похож на космический корабль. Слишком уж был он маленьким, в нем не было никаких элементов привода. Единственной силой, которая могла это средство куда-либо перенести, была невидимая aiua, которую Эндер внес с собой на борт.

Они сидели кружком, глядя друг на друга. Здесь было шесть сидений, поскольку Джейн предусматривала использовать этот корабль для переноса людей на другие планеты. Теперь же они заняли только половину мест, через одно, и образовали треугольник: Эндер, Миро, Эля.

Прощание уже закончилось. Сестры, братья, другие родственники и множество друзей пришло сюда, чтобы проводить их. Лишь одна особа доставила боль своим отсутствием: Новинья. Жена Эндера. Мать Миро и Эли. Она не пожелала иметь со всем этим ничего общего. И это был единственный печальный момент всей церемонии прощания.

Все остальное – это страх и возбужденность, надежда и недоверие. Быть может, всего лишь мгновения отделяли их от смерти. Быть может, всего лишь мгновения оставались до наполнения пробирок в руках у Эли вирусами, которые спасут два мира. Быть может, они являются пионерами нового способа перемещения в пространстве, который спасет расы, которым угрожает Система Молекулярной Деструкции.

Но, может, они всего лишь троица глупцов, и они так и будут торчать на лугу за границами людской колонии на Лузитании, пока наконец жара не заставит их выйти. Никто из ожидающих смеяться не будет, это понятно. Но их высмеет весь город. Это будет смех отчаяния. Означающий, что нет уже пути спасения, нет свободы, один только страх – до тех пор, пока смерть не прибудет в одной из множества возможных форм.

– Ты с нами, Джейн? – спросил Эндер.

Ему ответил спокойный голос.

– Эндер, когда я буду занята делом, уже никакая часть меня не сможет с тобой говорить.

– То есть, ты будешь немой. Как же нам узнать, что ты с нами?

Она тихонько рассмеялась.

– Эндер, глупышка! Пока ты там, я тоже с вами, внутри тебя. Если же меня в твоем разуме нет, то не будет и никакого «там».

Эндер представил, как распадается на мириады разбросанных в хаосе составных частей. Их возможность выжить зависела не только от того, удержит ли Джейн в себе образец корабля, но и сможет ли он сам удержать образец своего разума тела. А ведь он понятия не имел, достаточно ли сильно его сознание, чтобы сохранить такой образец в месте, в котором законы природы не действуют.

– Готовы? – бросила Джейн.

– Она спрашивает, готовы ли мы, – повторил Эндер.

Миро сразу же кивнул. Эля опустила голову. Через секунду она осенила себя знаком креста, покрепче схватила стойку с пробирками и кивнула.

– Если мы даже только улетим и вернемся, Эля, это уже будет победой, – напомнил ей Эндер. – Даже если ты и не создашь этот вирус. Если корабль действует как надо, мы сможем повторить попытку. Так что не думай, будто все зависит от того, что ты сегодня сможешь представить.

Она улыбнулась.

– Я не буду удивлена поражением, но приготовлена к успеху. Если я вернусь с реколадой, то моя группа уже ждет, чтобы выпустить на свободу бактерию. Потом мы ликвидируем десколаду. Признаюсь, штука довольно рискованная, но в течении пятидесяти лет у этой планеты вновь должна появиться саморегулирующаяся гейялогия. Я уже вижу оленей и коров в высоких травах Лузитании и орлов на небе. – Она напряженно глянула на свои пробирки. – Я прочитала молитву Деве и Духу Святому, сотворившему Бога в лоне ее, чтобы он снова прибыл и создал жизнь в этих пробирках.

– Аминь, – сказал Эндер. – А теперь, Джейн, если ты готова, можем отправляться.

Вокруг маленького космолета ждали провожающие. На что они надеялись? Что кораблик начнет подскакивать и выпускать клубы дыма? Что вдруг ударит гром и блеснет молния?

Корабль стоял на месте. Все стоял. Он все так же оставался на месте, неизменный и недвижимый. И вдруг он исчез.

Внутри корабля они ничего не почувствовали. Не раздалось какого-либо звука, ничего не дрогнуло. Не было даже какого-либо указания на перескок из внутреннего во внешнее пространство.

Но они узнали, что это произошло, потому что неожиданно их стало не трое, а шестеро.

Эндер сидел между парой людей: молодой девушкой и молодым мужчиной. Но у него не было времени к ним присматриваться, поскольку он мог глядеть лишь на человека, сидящего напротив, там, где только что было пустое сидение.

– Миро, – шепнул он.

Ведь это был именно Миро. Но не Миро-инвалид, парень калека, который вступил на борт корабля вместе с ним. Тот все так же оставался сидеть по левую сторону от Эндера. Этот Миро был сильным, молодым человеком, которого Эндер знал когда-то. Человеком, сила которого была надеждой всей семьи, красота которого была гордостью Оуанды, который умом и сердцем сочувствовал pequeninos и не мог им отказать в достижениях людской культуры.

Миро, целый и здоровый.

Откуда он здесь взялся?

– Я обязан был догадаться, – сказал Эндер. – Мы должны были подумать об этом. Твой образец, Миро, который ты носишь в себе, в своем собственном разуме… Это не тот образец, которым ты являешься, но каким ты был.

Новый Миро, молодой Миро, поднял голову и улыбнулся.

– Я думал над этим, – сказал он. Он говорил ясно и выразительно, слова легко стекали из его уст. – Я рассчитывал на это. И потому молил Джейн, чтобы она взяла меня сюда. И это исполнилось. Именно так, как я желал.

– Но теперь вас двое, – заметила Эля. Сама она выглядела перепуганной.

– Нет, – ответил ей новый Миро. – Только я. Только истинный я.

– Но ведь тот все так же сидит здесь…

– Сидеть будет недолго. Это всего лишь старая, пустая оболочка. И правда. Давний Миро упал на своем сидении будто труп. Эндер присел рядом с ним, осторожно прикоснулся, прижал пальцы к шее в поисках пульса.

– Да зачем же сердцу биться? – сообщил Миро. – Теперь aiua Миро пребывает во мне.

Эндер отвел руку, и тут же кожа старого Миро распалась облаком пыли. Эндер отпрянул. Голова мертвеца упала с плеч на колени сидящей фигуры, а затем вообще растеклась белесоватой жидкостью. Эндер вообще отскочил и тут же наступил кому-то на ногу.

– Вай! – воскликнула Валентина.

– Смотри, куда прешься, – прибавил мужской голос.

Но ведь Валентины на корабле нет, подумал Эндер. И голос этого мужчины мне тоже известен.

И он повернулся к ним, к мужчине и женщине, что появились на пустых сидениях рядом с ним.

Валентина. Ужасно молоденькая. Именно так она выглядела, когда, будучи еще подростком, плавала вместе с ним по озеру в частных владениях… на Земле. Именно так она выглядела, когда он сам любил ее, когда более всего нуждался в ней, когда она была единственной причиной, по которой согласился продолжать обучение… единственной причиной, ради которой стоило спасать мир.

– Ты не настоящая, – заявил он.

– Почему же не настоящая, – возразила она. – Ты же только что наступил мне на ногу.

– Бедный Эндер, – прибавил молодой мужчина. – Неуклюжий и глупый. Не слишком хорошее соединение.

Вот теперь Эндер его узнал.

– Петер, – прошептал он.

Его брат, его враг с самого детства… Сейчас он был в том возрасте, когда стал Гегемоном. Образ, показываемый через каждое видео; именно тогда Петер так все организовал, что после своей великой победы Эндер не мог возвратиться на Землю.

– А я думал, что уже никогда тебя не увижу, – признался Эндер. – Ты ведь так давно умер.

– Никогда не верь в сплетни о моей смерти, – ответил ему на это Петер. – У меня жизней как у кошки. И столько же клыков, когтей, и такой же миленький, уютный характер.

– Откуда ты тут взялся?

– Они должны были родиться из образцов, хранящихся в твоих мыслях, Эндер, – вмешался Миро. – Ты же ведь знал их.

– Ну конечно. Но вот почему? Мы должны принести сюда наше собственное зачатие. Образец, согласно которому познаем самих себя.

– Точно, Эндер? – спросил Петер. – В таком случае, ты у нас совершенно исключительный тип. Личность настолько сложная, что необходимо два человека, чтобы ее охватить.

– В тебе нет ни единой моей частицы.

– Пускай так и остается, – съязвил тот. – Я люблю девчонок, а не грязных стариканов.

– Я не желаю тебя, – заявил Эндер.

– А меня никто не желал. Хотели тебя. Но получили меня, правда? И вот я попал прямо сюда. Ты думаешь, мне не известна моя истинная история? Ты, и эта твоя лживая книжонка, «Гегемон». Такая вся умная и наполненная пониманием. Про то, как Петер Виггин размяк на старости лет. Как он сделался мудрым и справедливым повелителем. Во, смех! Говорящий за Мертвых, как же. Ведь все время, когда ее писал, ты знал правду. Посмертно ты смыл кровь с моих рук, прекрасно зная, что при жизни мне хотелось ходить в крови по колено.

– Успокойся, – вмешалась Валентина. – В «Гегемоне» он написал правду.

– Все так же его защищаешь, ангелочек?

– Нет! – крикнул Эндер. – Я же покончил с тобой, Петер. Убрал тебя из собственной жизни. Вот уже три тысячи лет ты не существуешь.

– Можешь удирать, но укрыться не удастся.

– Эндер! Эндер! Перестань!

Тот оглянулся. Это кричала Эля.

– Не знаю, что здесь происходит, но перестань! У нас осталось буквально пара минут. Помоги мне с тестами.

Эля была права. Чтобы не происходило с новым телом Миро, с появлением Петера и Валентины – самым главным была десколада. Удалось ли Эле ее преобразовать? Создала ли она реколаду? И еще вирус для обитателей Дао? Если Миро удалось воспроизвести свое тело, а Эндер каким-то образом призвал упырей из прошлого да еще и дал им тела, то возможно… ведь на самом деле, возможно… что пробирки Эли сейчас содержали те самые вирусы, образцы которых она держала в памяти.

– Помоги мне, – шепнула Эля.

Эндер и Миро – новый Миро, с сильными, крепкими руками – взяли у нее пробирки и начали испытания. Это были негативные тесты: если брошенные в пробирки бактерии, водоросли и небольшие червячки в течение нескольких минут не изменятся, то в растворе десколады нет. Поскольку же он буквально кишел вирусами, когда они входили на борт, это и будет доказательством того, что произошло нечто, ее нейтрализовавшее. По возвращению они смогут проверить, на самом ли деле это реколада или только мертвые или не обладающие активностью вирусы десколады.

Ни червяки, ни водоросли, ни бактерии не изменились. Во время предварительных тестов на Лузитании, раствор, содержащий бактерии, в присутствии десколады менял свой цвет с голубого на желтый. Теперь же он оставался голубым. На Лузитании червячки быстро погибали, выплывая на поверхность серыми хлопьями. Теперь же они живо передвигались, сохраняя свою красновато-коричневую окраску, которая для них обозначала жизнь. Водоросли, вместо того, чтобы распадаться и бесследно растворяться, все еще сохраняли форму тонких ниточек и полосок.

– Удалось, – подтвердил Эндер.

– По крайней мере, имеется надежда, – ответила ему Эля.

– Садитесь, – предложил Миро. – Если все закончено, Джейн отправит нас назад.

Эндер уселся на свое место. Он глянул на то сидение, которое ранее занимал Миро. Старое, искалеченное тело уже не походило на человеческое: оно постоянно скрашивалось, его фрагменты то рассыпались пылью, то стекали жидкостью. Распалась даже одежда.

– Оно уже не является частью моего образца, – объяснил Миро. – Ничто уже не поддерживает его в целости.

– А что с ними? – спросил Эндер. – Почему не распадаются они?

– А ты сам? – передразнивая, спросил у него Петер. – Почему ты не распадаешься? Ведь ты уже никому не нужен. Ты, уставший, старый пердун, который даже не смог удержать возле себя женщину. Ты даже ребенка не завел, жалкий евнух. Уступи место истинному мужчине. Впрочем, ты никогда не был нужным. Все, чего ты достиг, я бы сделал гораздо лучше, а то, чего достиг я, ты бы никогда не смог.

Эндер спрятал лицо в ладонях. Такого завершения он не представлял даже в самых кошмарных снах. Понятно, он знал, что они отправляются туда, где разум обладает силой творения. Только ему никогда не приходило в голову, что где-то там все еще существует Петер. Он верил, что давным-давно уже избавился от старинной ненависти.

И Валентина… Почему он создал вторую Валентину? Такую молодую, идеальную, милую и прекрасную? Настоящая Валентина ждет на Лузитании. Что она подумает, увидав, кого он создал силой собственной мысли? Может ей и будет приятно, что она столь близка его сердцу; только ведь поймет, что он ценит ее такой, какой она была когда-то, а не такую, как сейчас.

Как только люк откроется, как только Эндер вновь поставит ноги на почве Лузитании, будут открыты самые мрачные и самые светлые секреты его сердца.

– Рассыпьтесь, – сказал он им. – Растворитесь.

– Ты первый, старик, – возразил ему Петер. – Твоя жизнь уже закончилась, а моя только-только начинается. В первый раз пришлось пробовать с Землей, одной мизерной планеткой… Это было столь же легко, как сейчас прибить тебя голыми руками. Если бы захотел, то свернул бы твою тоненькую шейку как цыпленку.

– Только попробуй, – шепнул Эндер. – Я уже не перепуганный маленький пацан.

– Но и не противник мне. Никогда им не был, и никогда не станешь. Слишком много в тебе жалости. Ты как Валентина. Отступаешь перед тем, что нужно сделать. Ты слабый и гнилой. Тебя легко уничтожить…

Неожиданный проблеск света. Что это значит? Неужто все-таки смерть в пространстве Снаружи? Или Джейн утратила образец? Или мы взорвались, или упали на солнце?..

Нет. Это открылась дверь. Это свет лузитанского утра, разогнавший полумрак внутри кабины.

– Вы выходите? – крикнул Грего. Он сунул голову вовнутрь. – Или…

И вот тут он увидал. Эндер следил за тем, как он молча считает.

– Nossa Senhora, – шепнул Грего. – Откуда, черт подери, они тут взялись?

– Из сумасшедшей головки Эндера, – объяснил ему Петер.

– Из давних и приятных воспоминаний, – возразила ему новая Валентина.

– Лучше помогите мне с вирусами, – бросила Эля.

Эндер протянул руку за пробирками, но она передала их Миро. Ничего не объясняла, просто отвела взгляд. Эндер понял. Уж слишком странным было то, что произошло с ним Снаружи. Кем бы ни были Петер и молодая, новая Валентина – они не имеют права на существование. Сотворение нового тела Миро имело смысл, хотя вид старого, распадающегося был ужасен. Эля столь тщательно сфокусировала собственные мысли, что не создала ничего, помимо содержимого взятых специально для этой цели пробирок. Зато Эндер выкопал из себя двух людей, обоих невыносимых, пускай каждый по своему. Новая Валентина, поскольку она была издевкой над настоящей, наверняка ожидающей возле корабля. И Петер, уже начавший свои издевки, одновременно опасные и внушающие.

– Джейн, – шепнул Эндер. – Ты со мной?

– Да, – ответила та.

– Все видела?

– Да.

– И что-нибудь понимаешь?

– Я ужасно устала. Никогда еще не испытывала усталости. Никогда еще не делала чего-то столь трудного. Это требовало… всего моего внимания одновременно. И еще два дополнительных тела. Эндер, мне пришлось ввести их в образец… даже не знаю, как мне это удалось.

– Мне этого не хотелось.

Джейн не отвечала.

– Так ты выходишь или нет? – спросил Петер. – Все остальные уже ждут перед дверью. С этими своими анализами мочи в пробирках.

– Я боюсь, Эндер, – призналась молодая Валентина. – Даже не знаю, что мне теперь делать.

– Я тоже не знаю, – заверил ее Эндер. – Да простит мне Господь, если это доставит тебе боль. Я бы никогда не перенес тебя сюда, чтобы сделать больно.

– Я знаю.

– Ну нет, – опять съязвил Петер. – Наш дорогой старый Эндер создает собственными мыслями привлекательную девушку, выглядящую точно так же, как его сестра в молодости. Ха, Эндер, старик… есть ли у твоей распущенности хоть какие-нибудь рамки?

– Только лишь совершенно больной мыслями мог бы подумать что-либо подобное, – буркнул Эндер.

А Петер все смеялся и смеялся.

Эндер взял новую Валентину за руку и провел ее к выходу. Он чувствовал, как ее ладонь дрожит и покрывается потом. Она казалась такой реальной. Она и была реальной. И все же, как только встал в двери, увидал настоящую Валентину: постаревшую, но, тем не менее, красивую, грациозную женщину, которую знал и любил все эти долгие годы. Свою настоящую сестру, такую же любимую, как второе "я". Что делала в моем разуме эта девушка?

Было ясно, что Грего с Элей уже выдали достаточно, чтобы люди знали, что произошло нечто необыкновенное. Когда же Миро вышел из корабля, сильный и здоровый, со своей великолепной, разборчивой речью и такой радостный, как будто хотел запеть, раздался изумленный гул. Чудо! Чудеса происходили там, куда добрался их корабль!

Зато появление Эндера вызвало тишину. Немногие с первого взгляда поняли, что сопровождающая его девушка – это Валентина давних лет, ведь никто ее такой не знал, кроме самой Валентины. И никто, помимо той же Валентины, не узнал, видимо, Петера Виггина в этом молодом, полном юношеского задора мужчине. Портреты в учебниках истории чаще всего делались с голографических изображений, снятых в поздний период жизни, когда такая дешевая и простая голография только добывала популярность.

Но Валентина знала. Эндер встал у люка, рядом молодая Валентина, сразу же за ними шел Петер – и Валентина узнала их двоих. Она выступила вперед, оставив Якта за спиной, и встала перед Эндером.

– Эндер, – только и сказала она. – Дорогой мой бедняга, что же ты создал, попав в место, где все, что только не пожелаешь, превращается в реальность? – Она протянула руку, чтобы прикоснуться к щеке молоденькой копии самой себя. – Я никогда не была такой красивой, Эндер. Она же совершенна. Она все то, чем я желала быть, но не могла.

– А увидав меня, Валь, мой милый и дорогой Демосфен, ты разве не радуешься? – Петер втиснулся между Эндером и молодой Валентиной. – Обо мне ты тоже сохранила столь чувствительные воспоминания? Лично я рад нашей встрече. Ты прекрасно пользовалась той фигурой, которую я для тебя сотворил. Демосфен. Я тебя создал, а ты мне даже спасибо не сказала.

– Спасибо, Петер, – шепнула Валентина. Еще раз она глянула на молодую себя. – И что ты с ними сделаешь?

– Что сделает с нами? – ошарашено спросил Петер. – Мы ему не принадлежим, чтобы он еще что-то с нами делал. Возможно, что он меня и призвал к жизни, только теперь я решаю за себя сам. Как и всегда.

Валентина повернулась к собравшимся, до сих пор еще ошеломленных необычностью происходящего. Ведь они же собственными глазами видали, как в корабль входили три человека; видели, как корабль исчез, как он появился минут через пять точно на том же месте… И вместо трех, из него вышло пять человек, в том числе – два совершенно чужих. Так что ничего удивительного, что они еще не могли прийти в себя.

Только сегодня объяснений им дождаться не пришлось. За исключением одного вопроса, самого важного из всех.

– Эля уже отнесла анализы в лабораторию? – спросила Валентина. – Пойдемте отсюда. Проверим, что она привезла нам из Снаружи.