Книга: Ксеноцид
Назад: Глава 12 ВОЙНА ГРЕГО
Дальше: Глава 14 ТВОРЦЫ ВИРУСОВ

Глава 13
СВОБОДА ВОЛИ

Среди нас имеются такие, которые считают, будто бы необходимо сдержать людей в их исследованиях десколады. Ведь десколада это сердце нашего жизненного цикла. Мы опасаемся того, что им удастся открыть способ убить ее на всей планете, а это уничтожит нас на протяжении одного поколения.
А если вам удастся заблокировать эти исследования, тогда десколада за несколько лет убьет их.
Действительно ли она такая страшная? Почему ее не могут нейтрализовать?
Потому что десколада мутирует не случайным образом, согласно законов природы. Она адаптируется совершенно разумно, чтобы уничтожить нас всех.
Нас? Тебя?
Мы все время с ней боремся. Не в лабораториях, как люди, но в наших собственных организмах. Прежде, чем отложить яйца, наступает фаза, когда я готовлюсь к производству всех антител, которые им будут нужны в течение всей жизни. Когда же десколада изменяется, мы узнаем об этом, поскольку работницы начинают умирать. И вот тогда орган, находящийся рядом с моими яйцекладами, создает новые антитела, а мы откладываем яйца новых работниц, которые уже могут сопротивляться изменившейся десколаде.
То есть, ты тоже пытаешься ее уничтожить?
Нет. Этот процесс идет уже совершенно инстинктивно. Он происходит в теле королевы улья, сознание в нем участия не принимает. Мы не можем не бороться с реальной угрозой. Наша иммунная система более эффективна и намного быстрее адаптируется, чем у людей. Но если десколада не будет уничтожена, нас будет ждать тот же самый, что и их самих, конец. Разница состоит в том, что если десколада нас все-таки уничтожит, то во всей Вселенной уже не имеется королевы улья, которая бы продолжила наш род. Мы последние.
Ваш случай еще более драматичнее, чем их.
А мы сами еще более беспомощные. Мы не знаем биологии, всего лишь обычное земледелие. Наши естественные методы борьбы с болезнями были столь эффективными, что, в отличие от людей, мы не знали потребности того, чтобы понять жизнь и ее контролировать.
Но разве так должно быть? Либо погибнем мы, либо погибнете вы с людьми. Если десколада выживет, она убьет тебя. В противном случае – умрем м.
Это ваш мир. Десколада живет в ваших телах. Если придет время выбирать между нами и вами, то в живых останетесь вы.
Ты говоришь от своего имени, подруга. Но вот что сделают люди?
Если они обнаружат такой метод уничтожения десколады, что при этом вымрете и вы, мы запретим им применить его.
Запретишь им? Но разве люди когда-нибудь кого-нибудь слушали?
Мы никогда не запрещаем, если у нас нет власти на то, чтобы и удержать.
Ага.
Это ваш мир. И Эндер знает об этом. Если другие об этом не помнят, м им напомним.
У меня есть еще одно дело.
Спрашивай.
А что же с такими, как Поджигатель, которые желают разнести десколаду по всей Вселенной? Им ты тоже запретишь?
Нельзя им приносить десколаду в какой-либо мир, где уже имеется жизнь на многоклеточном уровне. Но ведь они именно это и желают сделать.
Им нельзя.
Неужто ты им запрещаешь?
Мы никогда не запрещаем, если у нас нет власти на то, чтобы удержать.
Так зачем же ты все время строишь эти корабли?
Близится людской флот. Там имеется оружие, способное уничтожить весь этот мир. Эндер уверен, что они им воспользуются. Неужто мы обязаны сотрудничать с ними и оставить все ваше генетическое наследство на этой единственной планете, где вас можно уничтожить одним ударом?
Потому-то ты и строишь эти космолеты, даже зная о том, что некоторые из нас способны воспользоваться ими для разрушительных целей?
Это вы будете отвечать за то, как станете использовать космические путешествия. Если вы станете врагами жизни, то и сама жизнь станет вашим врагом. Мы передадим корабли всем вам, как расе. И вот тогда вы, как раса, решите, кто останется, а кто покинет Лузитанию.
Имеется огромный шанс того, что группа Поджигателя получит большинство. Что именно они и станут принимать решение.
Так что же, мы сразу же должны признать правоту людей, пытающихся вас уничтожить? Может Поджигатель и прав. А вдруг это люди заслуживают уничтожения. Какое у нас имеется право решать, кто из вас прав? У них Система Молекулярной Деструкции. У вас имеется десколада. У каждого имеется возможность уничтожить противника, каждая раса способна на подобное чудовищное преступление, и тем не менее – в каждой из рас имеются индивидуумы, которые никогда сознательно не допустят подобного зла, и которые, тем самым, заслуживают того, чтобы им сохранили жизнь. Мы не станем выбирать. Всего лишь построим корабли и позволим сделать так, чтобы и вы, и люди сами разработали собственное будущее.
Ты могла бы нам помочь. Ты бы могла не отдавать корабли в руки группы Поджигателя, а контакты поддерживать только лишь с нами.
Гражданская война среди вас была бы чудовищной. Неужели только лишь потому, что вы не согласны друг с другом, позволили бы уничтожить их генетическое наследство? Так кто здесь чудовище и преступник? Как нам рассудить вас, раз обе стороны склонны полностью уничтожить другой народ?
Выходит, надежды нет. Кто-то должен погибнуть.
Разве что ученым удастся обнаружить такой вид десколады, которая даст возможность вашей расе выжить, и в то же самое время – утратит свою убийственную силу.
Как это можно?
Мы не биологи. На такое способны только люди.
В таком случае, мы не можем мешать им в исследованиях. Мы обязаны им помочь. У нас нет выбора, хотя наш лес из-за людей практически погиб. Мы должны помочь.
Мы знали, что ты придешь к такому выводу.
Знала?
Именно потому мы и строим корабли для pequeninos. Потому что вы способны быть мудрыми.
Когда богослышащим на Дао стало известно про обнаружение Лузитанского Флота, они начали посещать дом Хань Фей-цы, дабы выразить ему свое восхищение.
– Я не приму их, – заявил тот.
– Ты обязан, отче, – заявила Хань Цинь-цзяо. – Они хотят поздравить тебя с успехом.
– В таком случае, я сообщу им, что это исключительно твоя заслуга, а я не имею со всем этим делом ничего общего.
– Нет! – Воскликнула Цинь-цзяо. – Тебе нельзя этого делать.
– Более того, я скажу им, что считаю все это чудовищным преступлением, приведшим к смерти благородной души. Я скажу, что богослышащие Дао – это рабы жестоких и немилосердных властей, что мы все свои силы обязаны посвятить низложению Конгресса.
– Не заставляй меня слушать это! – простонала Цинь-цзяо. – Ты никому не можешь сказать что-либо подобное.
Это правда. Си Вань-му глядела из уголка комнаты, как они оба, отец и дочь, начинают ритуал очищения.: Хань Фей-цы за свои бунтарские слова, а Хань Цинь-цзяо – за то, что их слушала. Понятное дело, что при чужих господин Хань ничего бы и не сказал. Даже если бы он что-то из этого и вымолвил бы, то ему сразу пришлось бы очищаться, и это признали бы достаточной причиной, что боги отрицают его слова. Эти ученые, нанятые Конгрессом для сотворения богослышащих, свою работу сделали хорошо. Даже зная всю правду, Хань Фей-цы был совершенно беспомощен.
Вот почему навстречу всем гостям, появлявшимся в их доме, выходила Цинь-цзяо, и это именно она принимала выражения признания. Вань-му сопровождала ее в течение нескольких первых визитов. Только она не смогла выдержать того, когда Цинь-цзяо раз за разом рассказывает о том, как вместе с отцом открыла существование компьютерной программы, живущей в филотической сети анзиблей, и о том, как они собираются эту программу уничтожить. Понятно, что в глубине собственного сердца Цинь-цзяо не верила, что совершает убийство. Только, одно дело знать об этом, а другое – еще слушать, как этим убийством хвастаются.
Потому что Цинь-цзяо именно хвасталась, хотя одна лишь Вань-му понимала это. Цинь-цзяо приписывала заслугу только лишь отцу, но ведь девочка знала, что все сделала именно Цинь-цзяо. Поэтому, когда она говорила об этом, как о богоугодном деле, на самом деле она восхваляла саму себя.
– Пожалуйста, не заставляй меня слушать этого больше, – обратилась Вань-му к своей госпоже.
Цинь-цзяо какое-то время глядела на свою тайную наперсницу, как бы оценивая ее.
– Уходи, если это тебе нужно, – заявила она холодно. – Я вижу, что ты до сих пор остаешься в неволе нашего врага. Мне ты не нужна.
– Ну конечно же, нет, – признала Вань-му. – Ведь у тебя есть боги.
Говоря это, она не могла скрыть горькой иронии.
– Богов, в которых ты не веришь, – с укором заявила Цинь-цзяо. – Конечно, к тебе они ни разу не обращались. Так зачем же тебе верить? Ладно, раз твое желание таково, я освобождаю тебя от обязанностей моей тайной наперсницы. Возвращайся к своей семье.
– Если на то воля богов.
На сей раз, упоминая богов, девочка даже не пыталась маскировать своей горькой иронии.
Она была уже в пути, когда за ней отправилась Му-пао. Женщина была старой и толстой, поэтому и не могла рассчитывать на то, что догнать Вань-му пешком. Она ехала на ослике и выглядела очень смешно, ударяя пятками по бокам животного. Ослы, паланкины, все эти реквизиты древнего Китая – неужто богослышащие и вправду считают, что подобные демонстрации делают их более достойными святости? Почему они не пользуются флаерами или машинами на воздушной подушке, как все порядочные люди со всех остальных планет? Тогда Му-пао не пришлось бы унижаться, подпрыгивая и пошатываясь на ослике, который сам еле выдерживает такую тушу. Чтобы, по мере возможности, смягчить неудобства пожилой женщины, Вань-му повернула и встретилась с нею на полпути.
– Хозяин Хань Фей-цы приказывает тебе вернуться, – сообщила Му-пао.
– Передай господину Ханю, что он очень милостив и добр, но меня прогнала моя госпожа.
– Господин Хань говорит, что молодая госпожа Цинь-цзяо имеет право прогнать тебя как свою тайную наперсницу, но только не отправлять из его дома. Ведь ты подписывала контракт с ним, а не с нею.
Это правда. Вань-му даже и не подумала об этом.
– Он просит, чтобы ты вернулась, – прибавила Му-пао. – Еще он попросил меня сказать, чтобы ты вернулась хотя бы из жалости, если не желаешь сделать этого по воле долга.
– Передай ему, что я буду послушна. Он не должен просить чего-либо у стоящей столь низко, как я.
– Он будет доволен.
Вань-му пошла рядом с осликом Му-пао. Шли они очень медленно, для большего удобства пожилой женщины, равно как и животного.
– Я еще никогда не видала его таким взволнованным, – рассказывала Му-пао. – Вообще-то, мне бы не следовало тебе говорить об этом. Но он был совершенно вне себя, когда я сообщила ему о твоем уходе.
– Боги разговаривали с ним?
Девочке было бы очень горько, если бы ей стало известно, что господин Хань позвал ее назад лишь потому, что этого, по каким-то неизвестным причинам, от него потребовал копошащийся в мозгах надзиратель.
– Нет, – ответила на это Му-пао. – Все было совершенно иначе. Понятно, что я никогда не видела, как это выглядит, когда с хозяином разговаривают боги.
– Ну, конечно. – Он просто не желал, чтобы ты уходила.
– В конце концов, он и так меня наверняка отошлет, – вздохнула тихонько Вань-му. – Но я с удовольствием объясню ему, почему совершенно не пригодна для Рода Хань.
– О, естественно, – буркнула под нос Му-пао. – Ты никогда не была к чему-то пригодной. Только это вовсе не значит, что ты не нужна.
– Что ты имеешь в виду?
– Счастье в одинаковой степени может зависеть как от полезных, так и совершенно ненужных вещей.
– Это что, мысль какого-то древнего мудреца?
– Это мысль старой толстухи на осле. И запомни ее хорошенько.
Когда же Вань-му осталась одна с господином Ханем в его комнате, она не заметила ни малейшего следа волнения, о котором вспоминала Му-пао.
– Я разговаривал с Джейн, – сообщил он девочке. – Она считает, что тебе лучше остаться, раз уж ты знаешь о ее существовании и веришь, что она вовсе не враг богам. – Так теперь я стану служить Джейн? – спросила Вань-му. – Стану ее тайной наперсницей?
Ей не хотелось, чтобы ее слова прозвучали издевательски. Интригующей была сама мысль сделаться тайной наперсницей нечеловеческой личности. Но Хань Фей-цы отреагировал на это так, будто желал смягчить оскорбление.
– Нет, – заявил он. – Ты не будешь ничьей служанкой. Ты повела себя очень храбро и достойно.
– И все же, вы вызвали меня, чтобы я выполнила условия контракта.
Господин Хань склонил голову.
– Я позвал тебя, поскольку ты единственная, кто знает правду. Если же ты уйдешь, то в этом доме я останусь сам.
Вань-му уже хотела было возразить: как же это вы можете быть сами, если здесь находится ваша дочь? И всего лишь пару дней назад это вовсе не было бы жестокостью, ведь господин Хань и молодая госпожа Цинь-цзяо были друзьями столь близкими, как это только возможно для отца и дочери. Но вот теперь между ними выросла непреодолимая стена. Цинь-цзяо жила в мире, в котором победно служила богам и пыталась хранить спокойствие в отношении временного умопомешательства отца. А сам господин Хань жил в мире, где его дочь и все общество были рабами коварного Конгресса, и только он один-единственный знал правду. Как могут они договориться, стоя на различных берегах столь широкой и глубокой пропасти?
– Я останусь, – пообещала Вань-му. – И буду тебе служить изо всех своих сил.
– Мы будем служить друг другу, – ответил на это Хань Фей-цы. – Моя дочь обещала тебя учить. Теперь твоим учителем буду я.
Вань-му коснулась лбом пола.
– Я недостойна таких милостей.
– Нет! – воскликнул господин Хань. – Мы оба знаем правду. Никакие боги ко мне не обращаются, так что ты не должна падать передо мною ниц.
– Мы обязаны жить в этом мире, – ответила ему Вань-му. – Я буду относиться к вам как к человеку, уважаемому среди богослышащих, поскольку мир ожидает от меня именно этого. А вы, по тем же самым причинам, должны относиться ко мне, как к простой служанке.
Господин Хань горько усмехнулся.
– Мир ожидает и того, что когда мужчина в моем возрасте переводит молоденькую девочку от своей дочери к себе, то делает это из развратных целей. Мы и в этом обязаны выполнять ожидания мира?
– Это не лежит в вашей натуре, чтобы злоупотреблять собственной властью именно таким образом.
– Но в моей натуре нет и согласия на то, чтобы ты унижалась передо мною. Перед тем, как узнать правду о собственной болезни, я принимал поклоны других людей, свято веря в то, что так они проявляют уважение к богам, а не лично ко мне.
– И это вовсе не изменилось. Те, которые верят, что вы богослышащий – отдают честь богам. Бесчестные же делают это лишь затем, чтобы вам подольстить.
– Новедь ты не из бесчестных. И ты не веришь, что боги говорят со мной.
– Я не знаю, говорят они или нет. Равно как и в то, говорили ли они с кем-либо вообще, и могут ли они это делать. Я знаю лишь то, что ни от вас, ни от кого-либо другого они не требуют выполнения всех этих смешных и унизительных ритуалов… на их выполнении настаивает Конгресс. А вы должны их выполнять, поскольку этого требует ваше тело. Потому-то и я сама прошу позволить мне выполнять ритуалы унижения, которых мир требует от людей моего круга.
Господин Хань мрачно кивнул.
– Мудрость твоя, Вань-му, превышает и твои года, и твою ученость.
– Я очень глупая девушка. Если бы у меня оставалась хоть капелька ума, я бы молила вас отослать меня от этого дома как можно дальше. Для меня опасно жить рядом с Цинь-цзяо. В особенности же, когда она увидит, что вы приблизили меня в то время, как она от себя меня удалила.
– Ты права. Я очень самолюбив, прося, чтобы ты осталась.
– Да, – признала Вань-му. – И все же я останусь.
– Почему? – спросил господин Хань.
– Поскольку я уже не смогла бы вернуться к давней жизни. Слишком много я узнала о мире, о галактике, Конгрессе и богах. Если бы сейчас я вернулась домой и притворялась, что остаюсь такой, как и раньше, то до конца жизни испытывала бы на губах вкус яда.
Господин Хань очень серьезно кивнул, но тут же усмехнулся, а затем и вовсе расхохотался.
– Почему вы смеетесь надо мной?
– Смеюсь, ибо думаю, что ты никогда не была тем, кем была.
– Не поняла.
– Мне кажется, что ты всегда притворялась. И, вполне возможно, обманула даже саму себя. Но в одном никаких сомнений нет: ты никогда не была обыкновенной девушкой, ты никогда бы не вела простую, обычную жизнь.
Вань-му пожала плечами.
– Будущее это тысячи нитей, а прошлое – это ткань, которую уже невозможно соткать наново. Может я и была бы счастлива. А может и нет.
– Так значит мы все вместе, все трое.
Только лишь сейчас Вань-му заметила, что они не одни. В воздухе над терминалом висело улыбающееся ей лицо Джейн.
– Я рада, что ты вернулась, – сказала она.
Присутствие Джейн на какое-то мгновение пробудило надежды Вань-му.
– Так ты не погибла? Тебя пощадили?
– Цинь-цзяо вовсе и не собиралась погубить меня так быстро. Но план ее развивается без малейших помех, поэтому я, без всяких сомнений, умру строго по расписанию.
– Но почему ты возвращаешься в этот дом? Ведь именно здесь прозвучал твой смертный приговор?
– До того как умереть, мне еще многое нужно успеть сделать. Возможно, мне даже удастся обнаружить шанс на выживание. Так уж сложилось, что в мире Дао имеется несколько тысяч человек, гораздо более умных, чем остальное человечество.
– Только лишь по причине генетических манипуляций Конгресса, – вмешался Хань Фей-цы.
– Это так, – согласилась Джейн. – Говоря точнее, богослышащие с Дао и не являются собственно людьми. Вы совершенно иной вид, созданный и порабощенный Конгрессом, чтобы обеспечить им перевес над всем остальным человечеством. Однако, по счастливому стечению обстоятельств, один из представителей этого вида в какой-то мере смог освободиться от власти Конгресса.
– И разве это свобода? – буркнул Хань Фей-цы. – Даже в этот момент желание очищения просто неотвратимо.
– Так и не надо ему сопротивляться, – посоветовала Джейн. – Я могу с тобой разговаривать, когда ты будешь выгибаться.
Чуть ли не в тот же миг Хань Фей-цы распростер руки, выполняя ритуальные движения. Вань-му отвела взгляд.
– Не делай этого, – сказал Хань. – Не прячь от меня своего лица. Я просто-напросто калека, и ничего более. Если бы я потерял ногу, мои близкие не побоялись бы глядеть на культю.
Вань-му поняла истину этих слов и уже не отводила взгляд.
– Как я уже говорила, представитель этого вида в какой-то степени смог освободиться от власти Конгресса, – начала Джейн. – Теперь я надеюсь получить вашу помощь по вопросам, которые сама пытаюсь решить в течение тех нескольких месяцев, которые у меня еще остались.
– Я сделаю все, что только в моих силах, – пообещал Хань Фей-цы.
– А если я хоть чем-то смогу помочь, то обязательно сделаю это, – прибавила Вань-му.
Только лишь сказав это, девочка осознала, сколь смешно это ее предложение. Господин Хань, один из богослышащих, один из людей с наивысшими интеллектуальными способностями. Сама же она всего лишь необразованный представитель самых обычных людей, и ей нечего предложить.
Тем не менее, никто из присутствующих не стал издеваться над ее предложением, никто его не отбросил. Подобная милость еще раз доказала Вань-му, что Джейн – это людское существо, а не имитация.
– Сейчас я расскажу вам о проблемах, которые хочу решить.
Люди слушали.
– Как вам уже известно, мои близки приятели находятся на планете Лузитания. Им угрожает Лузитанский Флот. Мне бы хотелось остановить этот Флот перед тем, как тот совершит необратимые уничтожения.
– Я уверен, что им уже отдан приказ применения Малого Доктора, – вмешался Хань Фей-цы.
– Ну да, мне тоже уже известно об этом. И я стараюсь, чтобы приказ этот не привел к уничтожению не только людей на Лузитании, но двух других видов раменов.
Джейн рассказала им о королеве улья, и как сложилось, что жукеры снова живут во Вселенной.
– Королева улья уже строит космолеты. Она работает очень быстро, чтобы сделать максимально много до прибытия Флота. Только ей не удастся построить их столько, чтобы спасти всего лишь ничтожную часть популяции. Сама королева улья может улететь или выслать другую королеву, с которой делит всю свою память. И нет значения, спасутся ли работницы. Только вот для pequeninos и для людей это вовсе не безразлично. Мне бы хотелось спасти их всех. Тем более, что мои самые близкие друзья, некий Говорящий За Мертвых и молодой человек, страдающий от поражения мозга, не покинут Лузитании, если не спасутся все остальные люди и свинксы.
– Так они герои? – спросил Хань Фей-цы.
– Каждый из них доказал это уже много раз.
– Я не верил, что герои все еще существуют.
Си Вань-му не произнесла того, что чувствовала в глубине собственного сердца: господин Хань и сам точно такой же герой.
– Я исследую каждую возможность, – говорила Джейн. – Только все сводится к невозможности, в которую человечество верило уже три тысячи лет. Если бы удалось построить космолет, который был бы быстрее света, столь скорый, как информация анзиблей, переходящая от одного обитаемого мира к другому, тогда было бы достаточно, если бы королева улья построила всего десять кораблей. В таком случае, нам удалось бы вывезти всех обитателей Лузитании на другие планеты еще до того, как туда прибудет Лузитанский Флот.
– Если бы тебе удалось построить такой корабль, – заметил Хань Фей-цы, – ты могла бы создать собственный флот. Ты смогла бы атаковать Лузитанский Флот и уничтожить его еще до того, как он добрался бы до Лузитании.
– Это невозможно, – отрезала Джейн.
– Ты можешь представить полет со скоростью, быстрее скорости света, но не можешь представить уничтожения Лузитанского Флота?
– Представить-то я могу. Только вот королева улья откажет. Она сказала Эндрю… моему приятелю, Говорящему За Мертвых…
– Брату Валентины! – воскликнула Вань-му. – Так он тоже жив?
– Королева улья сказала ему, что никогда и ни под каким предлогом не станет делать оружия.
– Даже ради спасения собственного вида?
– У нее будет один космолет, чтобы улететь с планеты. Другие тоже получат достаточно кораблей, чтобы спасти собственную расу. Этого для нее достаточно. Ей не придется никого убивать.
– Но ведь если Конгресс настоит на своем, тогда погибнут миллионы!
– Ответственность падет на Конгресс, – подтвердила Джейн. – Во всяком случае, Эндрю говорит, что королева улья отвечает так каждый раз, как только он поднимает этот вопрос.
– И что же это за мораль?
– Ты забываешь, что она лишь недавно открыла другие разумные расы, причем была опасно близка к уничтожению одной из них. А потом эта другая разумная раса чуть не уничтожила ее саму. Но именно сам факт, что она сама чуть не совершила ксеноцид, более всего влияет на моральную аргументацию. Она не может удержать иные расы от таких поступков, но желает быть уверенной, что сама этого не сделает. Убивать она станет лишь тогда, когда это будет единственной надеждой спасения ее собственного вида. Поскольку же эта возможность не единственная, то боевой звездолет она строить не будет.
– Полет со сверхсветовой скоростью, – задумчиво сказал Хань Фей-цы. – Это твой единственный шанс?
– Единственный, который хоть чуточку правдоподобен. По крайней мере, нам известно, что кое-что во Вселенной движется быстрее света: информация передается вдоль филотического луча между анзиблями без заметного истечения времени. Очень способный молодой физик с Лузитании, который в этот момент как раз пребывает в тюрьме, днем и ночью бьется над этой проблемой. Я выполняю для него все расчеты и произвожу имитации. Именно в этот момент он проверяет гипотезу о природе филот, используя столь сложную модель, что для реализации программы я ворую машинное время почти у тысячи университетов. Надежда имеется.
– Пока живу – надеюсь, – подтвердила Вань-му. – Но кто выполнит для него все эти эксперименты, когда тебя уже не будет?
– Потому-то спешка так и важна.
– А зачем тебе я? – спросил Хань Фей-цы. – Я не физик, а за эти несколько месяцев не выучусь достаточно, чтобы это имело какую-то разницу. Если кто и сможет это совершить, то лишь твой сидящий в тюрьме физик. Либо сама ты.
– Каждый нуждается в объективном критике, который спросит: а про это ты подумала? Или даже скажет: брось ты этот тупик и попробуй чего-нибудь другое. Вот для этого ты нам и нужен. Мы станем давать тебе отчеты о нашей работе, а ты все оценишь и скажешь то, что придет тебе в голову. Трудно сказать, какое случайное слово укажет на разыскиваемое решение.
Хань Фей-цы покачал головой.
– Вторая моя проблема носит даже еще более сложный характер, – продолжила Джейн. – Откроем мы полеты со сверхсветовой скоростью или не откроем, но часть pequeninos получит свои космические корабли и покинет Лузитанию. Дело в том, что в своих телах они носят самый страшный, наиболее предательский из всех известных нам вирусов. Он уничтожает всякую форму жизни, с которой сталкивается, за исключением тех немногих, которые он деформирует и заставляет образовывать некий симбиоз, жизнь, полностью зависимую от присутствия данного вируса.
– Десколада, – догадался господин Хань. – Иногда о ней упоминали, как о причине вооружения флота Малым Доктором.
– Это и на самом деле может оправдать его использование. С точки зрения королевы улья, нельзя давать шансов одной расе за счет другой. Однако, Эндрю мне часто объяснял, что у людей подобных проблем нет. Если ему придется выбирать между спасением человечества и свинксов, он выберет людей. А в связи с ним – я тоже.
– И я, – прибавил господин Хань. – Могу поспорить, что pequeninos испытывают то же самое, только наоборот. Если даже и не на Лузитании, то где-то, когда-нибудь, чуть ли не наверняка вспыхнет чудовищная война, по ходу которой люди воспользуются Молекулярным Деструктором, а свинксы – десколадой в качестве окончательного биологического оружия. Так что имеется громадный шанс гибели обоих видов. Именно потому я и желаю найти вирус-заменитель, который бы исполнял функции десколады, необходимые для жизненного цикла pequeninos, но был бы лишен ее хищных черт возможностей к самоадаптации. То есть, селективно бездеятельную его форму.
– Мне казалось, что методы нейтрализации десколады уже имеются. Насколько помню, на самой Лузитании уже принимают соответствующие средства вместе с питьевой водой.
– Десколада расшифровывает все эти препараты и приспосабливается к ним. Все это похоже на бега. В конце концов. Десколада выиграет один из забегов, но тогда уже не будет людей, с которыми гонку можно было бы продолжить.
– Ты хочешь сказать, что этот вирус разумен? – удивилась Вань-му.
– Один из ученых на Лузитании в этом просто уверен. Это женщина по имени Квара. Другие с ней не соглашаются. Но вирус и вправду ведет себя так, будто обладает разумом. Во всяком случае, если говорить о приспособляемости к изменениям окружающей среды и преобразовании других видов к собственным потребностям. Лично я считаю, что Квара права. Десколада – это разумный вид, обладающий собственным языком, который она использует для очень быстрой передачи информации из одного конца света в другой.
– Я не вирусолог, – заявил Хань Фей-цы. – И тем не менее, если бы ты просмотрел результаты исследований Эланоры Рибейры фон Гессе…
– Ну конечно же, я просмотрю их. Вот только хотелось бы верить в свои способности.
– И третья проблема, – сообщила Джейн. – Возможно, самая простая из всех. Богослышащие с Дао.
– Да, – вздохнул господин Хань. – Твои убийцы.
– Не по собственной инициативе, – напомнила ему Джейн. – К вам у меня претензий нет. Но перед смертью мне бы хотелось решить это: найти способ перестройки ваших измененных генов. Чтобы хоть будущие поколения были свободны от этих сознательно вызванных навязчивых идей, сохраняя при этом ваш необыкновенный ум.
– Но где ты найдешь генетиков, которые согласились бы работать над проблемой, которая в глазах Конгресса уже сама по себе является преступлением?
– Если желаешь, чтобы кто-то совершил предательство, – заявила Джейн, – то кандидата стоило бы поискать среди уже известных предателей.
– Лузитания, – шепнула Вань-му – Именно. С вашей помощью я передам эту проблему Эланоре.
– Но ведь она же занимается решением проблемы десколады.
– Нельзя постоянно работать над одной-единственной проблемой. Это позволит ей отвлечься, возможно, что даже даст новый толчок. Помимо всего прочего, проблема Дао может оказаться достаточно простой. В конце концов, ваши перестроенные гены создали самые обычные генетики, работающие на Конгресс. Здесь трудности исключительно политические, а не научные. Вполне возможно, что для Эли ваша проблема покажется совершенно банальной. Она уже говорила мне, с чего следует начать. Нам нужны образцы тканей, по крайней мере, для начала. Надо, чтобы местный медицинский техник просканировал их на молекулярном уровне. Я же перехвачу управление аппаратурой и буду уверена в том, что Эля получит все нужные данные. Затем я переправлю их на Лузитанию. Вот и все.
– Чья ткань будет нужна? – спросил Хань Фей-цы. – Не могу же я просить у собственных гостей, чтобы они дали мне образцы.
– Честно говор, именно на это я рассчитывала, – вздохнула Джейн. – Ведь сюда их приходит множество. Мы можем использовать омертвевшую кожу. Даже образцы фекалий или мочи могут содержать клетки организма.
– Я займусь образцами из туалета, – вмешалась Вань-му.
– Нет, – начал спорить господин Хань. – Я займусь всем, чем необходимо. Даже собственноручно.
– Вы, господин? – изумилась Вань-му. – Я сама хотела взяться за это дело, поскольку серьезно опасаюсь, что, приказывая это сделать другим слугам, ты сильно унизишь их.
– Никогда бы я не просил сделать что-либо низкое и оскорбительное, что сам отказался от его исполнения.
– В таком случае, сделаем это вместе. Но не забывайте, господин, что вы еще помогаете Джейн прочесть все отчеты, в то время как я сама могу заниматься только лишь физическим трудом. И не настаивайте заниматься тем, чем могу заняться я. Вместо этого вам лучше посвятить свое время тому, что можете сделать только вы сами.
Джейн вмешалась еще до того, как Хань Фей-цы сумел ответить:
– Мне бы хотелось, чтобы и ты, Вань-му, читала эти отчеты.
– Я? Но ведь у меня нет никакого образования.
– Тем не менее.
– Но ведь я их даже не пойму.
– Я помогу тебе, – пообещал господин Хань.
– Ничего из этого не выйдет. Я не Цзинь-цяо. Вот она бы сумела. Это не для меня.
– Я следила за тобой и Цзинь-цяо в течение всего процесса, приведшего к открытию меня самой, – заявила Джейн. – Множество ключевых идей пришло от тебя, а не от Цзинь-цяо.
– От меня? Но я ведь и не пыталась…
– Правильно, не пыталась. Ты только высматривала. Искала совпадений. Задавала вопросы.
– Это были глупые вопросы, – смутилась Вань-му, но в глубине души она была очень рада: кто-то да заметил!
– Вопросы, которые не задал бы ни один из специалистов, – отрезала Джейн. – Только именно эти вопросы и привели Цзинь-цяо к самым основным концептуальным переломам. Возможно, Вань-му, ты и не из богослышащих, но у тебя имеются собственные таланты.
– Я буду читать и отвечать, – пообещала Вань-му. – Но и собирать образцы тканей. Всякие образцы, лишь бы только господину Ханю не нужно было встречаться со своими богослышащими гостями. Лишь бы ему не приходилось выслушивать, как его восхваляют за чудовищные дела, которых он не совершал.
Хань Фей-цы все же противился:
– Не хочу даже и думать о том, что ты…
– Будь умнее, Хань Фей-цы, – перебила его Джейн. – В качестве служанки Вань-му будет невидимкой. Ты же, как хозяин дома в этом плане будешь таким же заметным как слон в посудной лавке. Что бы ты не делал, все замечается. Так что пускай лучше Вань-му занимается тем, что сама сделает самым наилучшим образом.
Мудрые слова, подумала девочка. Вот почему меня просят оценить работу ученых, раз каждый обязан делать то, что умеет лучше всего. Но она молчала. Джейн рекомендовала им начать с собственных тканей. После этого Вань-му собрала образцы от всех домашних. Большая часть находилась на гребешках и в грязной одежде. Через неделю у нее уже были образцы тканей более десятка богослышащих гостей, также взятые с одежды. Так что фекалий никому собирать и не пришлось. Но девушка была готова даже к такому.
Понятное дело, что Цинь-цзяо сталкивалась с ней, но не заговаривала. Вань-му очень страдала, видя, как холодно относится к ней давняя госпожа. Ведь когда-то они были приятельницами, и Вань-му все так же продолжала ее любить… Во всяком случае, она продолжала любить ту молодую девушку, какой Цинь-цзяо была перед тем памятным днем. Сейчас же она уже ничего не могла сказать или сделать, чтобы возобновить старую приязнь. Теперь их дороги разошлись.
Вань-му приготовила образцы, тщательно упаковав и обозначив их. Но вот технику она их не отдала. Она придумала более простой способ. Девушка оделась в старое платье Цинь-цзяо, чтобы выглядеть как богослышащая студентка, а не как служанка, и отправилась в ближайшее учебное заведение. Там она сказала, что занимается одной проблемой, но вот в подробности пока посвятить никого не может. И она попросила, чтобы принесенные ею образцы были исследованы в лаборатории. Как она и предполагала, никто и не посмел выпытывать богослышащую, пускай и совершенно незнакомую. В лаборатории провели молекулярное сканирование, и Вань-му надеялась, что Джейн сдержала собственное обещание, перехватив управление компьютером и выполнив все нужные для Эли анализы.
Возвращаясь домой, она выбросила собранные образцы, а полученные результаты исследований сожгла. Джейн получила все то, о чем просила. Так что теперь не стоит рисковать тем, чтобы Цинь-цзяо – или же кто-нибудь из подкупленных Конгрессом слуг – узнала, что Хань Фей-цы занимается биологическими экспериментами. Она не боялась того, что кто-нибудь распознает ее, Си Вань-му, в молоденькой богослышащей студентке, посетившей университет. Такое просто невозможно. Тот, кто ищет богослышащих, даже не глянет на простую служанку.
* * *
– Выходит, что ты потерял свою женщину, а я свою, – отозвался Миро.
Эндер вздохнул. Иногда у Миро появлялось желание поговорить. А поскольку сразу же под поверхностью всегда вздымалась горькая ирония, он был непосредственным и более, чем немножко, невежливым. Эндер не мог злиться на эту его болтливость – собственно говоря, никто, за исключением его самого и Валентины, не мог слушать медленную речь Миро, не проявляя при этом нетерпения. Парень столько времени проводил один на один со своими мыслями, что было бы жестокостью отказывать ему в беседе только лишь потому, что Миро ведет себя бестактно.
Эндеру не нравилось, когда кто-либо напоминал ему о том, что Новинья его бросила. Занятый совершенно другими делами – в основном, спасением Джейн, и лишь постольку-поскольку, другими проблемами, он старался не думать об этом. Но после этих слов Миро к нему вернулось это болезненное, пустое и пугающее чувство. Ее нет. И уже недостаточно просто заговорить, чтобы она ответила. Не достаточно просто протянуть руку, чтобы коснуться ее пальцев. А самое паршивое из всего: что это прошлое никогда и не возвратится.
– По-видимому, так, – признал Эндер.
– Ты, наверное, предпочитаешь их не сравнивать, – заявил Миро. – В конце концов, она была твоей женой целых тридцать лет, а Оуанда моей девушкой – самое большее, пять. Но вот если начать от зрелости. С самого раннего детства она была моей самой близкой подружкой… разве что, если не считать Эли. Поэтому, если хорошенько подумать, я был с Оуандой большую часть своей жизни, а ты с мамой – всего лишь половину своей.
– Спасибо. Я уже чувствую себя получше.
– Только не злись на меня.
– Это ты не злись на меня.
Миро рассмеялся. Излишне громко.
– Что, Эндрю, паршивое настроение? – захихикал он. – Тебе немного не по себе?
Вот этого было уже слишком. Эндрю заерзал на стуле и отвернулся от терминала. Сейчас он изучал упрощенную модель сети анзиблей, пытаясь понять, где в этом запутанном лабиринте может скрываться душа Джейн. Не шевелясь, он глядел на Миро, пока тот не замолк.
– Разве я сделал это с тобой? – спросил Эндер.
Миро же был, скорее взбешенным, чем опешившим.
– А может этого мне и было нужно, – отрезал он. – Ты об этом подумал? Вы все были такими осторожными. Давайте позволим Миро сохранить его достоинство. Пускай себе думает над собой, пока у него мозги не завернутся. Просто, не будем говорить о том, что с ним случилось. А вам не приходило в голову, что мне нужен и кто-то такой, кто бы надо мной посмеялся?
– А тебе не приходило в голову, что мне этого не нужно?
Миро снова рассмеялся, но на этот раз тише, мягче.
– Один ноль в твою пользу, – похвалил он. – Ты относился ко мне так, как хотел бы, чтобы относились к тебе самому; сейчас же я отношусь к тебе так, как хотел бы, чтобы относились ко мне. Мы даем друг другу собственные лекарства.
– Твоя мать и я до сих пор являемся супружеской парой, – напомнил Эндер.
– Я тебе кое-что скажу. Выслушай мудрые замечания моей, более-менее двадцатилетней жизни. Тебе станет легче, если ты начнешь соглашаться с тем, что она уже никогда не вернется. Теперь уже навсегда она будет находиться вне твоего влияния.
– Это Оуанда находится вне влияния. С Новиньей не так.
– Она с Детьми Разума Христова. Ведь это же орден, Эндрю.
– Не совсем. Это лишь орденское отделение, принимающее только супружеские пары. Без меня она не может присоединиться к ним.
– Вот именно. Ты получишь ее назад, как только присоединишься к Filhos. Представляю себе, каким ты будешь Dom Cristao.
Эндер не смог сдержать улыбки.
– Спать в раздельных кроватях. Непрерывно молиться. Никогда не прикасаться друг к другу.
– Если это супружество, Эндрю, то мы с Оуандой тоже женаты.
– Это супружество, Миро. Поскольку пары у Filhos da Mente de Cristo вместе трудятся, вместе проводят занятия.
– Значит мы с тобой тоже супружеская пара, – заметил Миро. Ты и я. Ведь мы вместе пытаемся спасти Джейн.
– Приятели, друзья, – поправил его Эндер. – Мы только друзья.
– Скорее, мы соперники. Джейн держит нас на поводке словно любовников.
Слова Миро напомнили про обвинения Новиньи.
– Нас трудно считать любовниками, – ответил Эндер. – А Джейн – не человек. У нее нет даже тела.
– Странная логика. Ведь ты сам говорил, что ты с мамой можете быть супружеской парой, даже не прикасаясь друг к другу.
Эндеру эта аналогия не понравилась, потому что касалась слишком истинной. Неужто Новинья все эти годы по праву ревновала его к Джейн?
– Если рассматривать проблему практически, она живет в наших головах, – признал Миро. – А это такое местечко, куда жена никогда не доберется.
– Мне всегда казалось, что твоя мать ревнует к Джейн, потому что тоже хотела бы иметь кого-то столь же близкого.
– Bobagem. Lixo, – бросил Миро. Бессмыслица. Чушь. – Она ревновала к Джейн, потому что хотела быть близкой к тебе. Но ей это не удалось.
– Не она. Она всегда была… замкнута в самой себе. Случалось, что мы оба были очень близки, но она всегда возвращалась к своей работе.
– Так же как и ты возвращался к Джейн.
– Это она тебе сказала?
– Не дословно. Но бывало так, что ты разговаривал с ней и внезапно замолкал. Ты хорошо говоришь про себя, но видны легкие движения челюсти, а глаза и губы реагируют на то, что говорит тебе Джейн. Она на это глядела. Ты рвал связь, уходя куда-то.
– Не это нас разделило, – шепнул Эндер. – А смерть Квимо.
– Смерть Квимо была всего лишь последней каплей. Если бы не Джейн, если бы мама и вправду верила, что ты принадлежишь ей душой и сердцем, то после смерти Квимо она обратилась бы к тебе вместо того, чтобы от тебя отвернуться.
Миро сказал вслух то, чего Эндер более всего опасался. А именно, что все случившееся – это его вина. Что он не был хорошим мужем. Что оттолкнул свою жену. А самое паршивое, когда Миро уже закончил, Эндер знал, что все это правда. Чувство утраты, теперь уже невыносимое, внезапно удвоилось, бесконечно разрослось в его душе.
Он почувствовал на плече руку Миро, тяжелую и неуклюжую.
– Бог свидетель, Эндрю, я не хотел доводить тебя до слез.
– Бывает.
– Здесь не только твоя вина. И не Джейн. Не забывай, что у мамы совершенно поехала крыша. Она всегда была такой.
– Она слишком настрадалась в детстве.
– Поочередно теряла всех тех, кого любила.
– А я позволил ей поверить в то, что и меня она тоже потеряла.
– И что ты должен был сделать? Отключить Джейн? Один раз ты уже такое сделал, помнишь?
– Разница здесь в том, что сейчас у нее есть ты. Все время, пока тебя здесь не было, я мог оставить Джейн, потому что у нее был ты. Я мог реже с ней разговаривать, даже попросить, чтобы она отключилась. Она бы простила.
– Возможно, – признал Миро. – Но ведь ты этого не сделал.
– Потому что не хотел, – признался Эндер. – Я не хотел ее оставлять. Я верил, что мне удастся сохранить старую дружбу и в то же самое время быть хорошим мужем для собственной жены.
– Тут дело не только в Джейн. Была еще и Валентина.
– Догадываюсь. И что теперь? Мне вступить в Filhos и ждать, пока не прилетит флот и не взорвет здесь все на кусочки?
– Делай то же, что и я, – сказал Миро.
– А именно?
– Набираешь воздух в грудь. Выпускаешь. Потом снова.
Эндер задумался.
– Вот это я бы смог. Даже уже делал, когда был совсем маленьким.
Еще какое-то время он чувствовал руку Миро на собственном плече. Вот почему мне нужно иметь собственного сына, думал Эндер. Чтобы его поддержать, когда он маленький, а затем опереться на нем, когда сам буду уже старым. Но у меня не было собственных детей. Я будто Марсао, первый муж Новиньи. Окруженный всеми этими детьми и понимающий, что они не мои. Разница лишь в том, что Миро мне друг, а не враг. И это уже что-то. Может я и был плохим мужем, но все еще могу завевать и удержать друга.
– Перестаньте-ка плакаться в жилетку и возвращайтесь к работе.
Это в ухе раздался голос Джейн. Она ожидала довольно долго, пока не заговорила, достаточно, чтобы он был почти что готов к ее подколкам. Почти что, но не совсем, поэтому эти ее слова Эндера рассердили. Рассердило именно то, что она все время подслушивает их и подсматривает.
– Вот сейчас ты разъярился, – сообщила ему Джейн.
Ты понятия не имеешь, что я испытываю, подумал Эндер. И не можешь знать. Потому что ты не человек.
– Ты думаешь, я не знаю, что ты чувствуешь, – сообщила Джейн.
Какое-то время Эндер боролся с головокружением, потому что в этот миг ему показалось, будто Джейн слышит нечто более глубокое, чем просто разговор.
– Но ведь и я сама тебя один раз потеряла.
– Я вернулся, – проговорил про себя Эндер.
– Но не до конца, – ответила она ему. – Совершенно не так, как раньше. Потому-то смахни-ка пару дурацких слезинок жалости над самим собой со своих щечек и признай их моими. Чтобы сравнять счеты.
– Я и сам не знаю, зачем мучаюсь, спасая тебе жизнь, – беззвучно заявил Эндер.
– Я тоже не знаю. И ведь уже говорила, что это напрасная потеря времени.
Эндер возвратился к терминалу. Миро остался рядом, изучая имитацию сети анзиблей на экране. Эндер понятия не имел, о чем Джейн говорит с Миро… но был уверен, что разговор такой ведется. Он уже давно догадался о том, что она может вести несколько бесед одновременно. И с этим уже ничего не сделаешь; хотя его немного раздражало, что Джейн близка Миро точно так же, как и для него.
Разве возможно такое, думал он, чтобы один индивидуум любил другого, не пытаясь подчинить его себе? Неужто это так глубоко закодировано в наших генах, что убрать это будет просто невозможно? Моя территория. Моя жена. Мой приятель. Моя любовница. Моя раздражающая и наглая компьютерная личность, которую вскоре сотрут из за наполовину безумной девицы, гения с психозом навязчивых идей, живущей на планете, о которой я в жизни не слыхал… и как же я смогу жить без Джейн, когда она уйдет?
Эндер увеличил масштаб схемы. Больше, еще больше, пока экране не начал показывать всего лишь по несколько парсеков в каждую сторону. Теперь он видел модель небольшого фрагмента сети – линии с полудюжины филотических лучей в глубине пространства. Теперь они уже не походили на сложную, плотно сплетенную ткань – скорее на линии, расходящиеся друг с другом на миллионы километров.
– Они не касаются друг друга, – шепнул Миро.
И вправду, нет. Эндер никогда не осознавал этого. В его воображении галактика всегда была плоской, такой, какой ее показывали звездные карты, горизонтальный разрез той части ее спирального рукава, откуда с Земли начали распространяться люди. Но ведь галактика не плоская. Никакая пара звезд не лежит в той же плоскости, что любая другая пара. Филотические лучи, соединяющие космолеты, планеты и спутники, распространялись по идеально прямым линиям, от одного анзибля к другому. На плоской карте они казались пересекающимися, но вот на трехмерном увеличении компьютерного экрана было ясно, что они даже и не касаются друг друга.
– Как она может в этом всем жить? – буркнул Эндер. – Как может она существовать в этом всем, если помимо конечных точек, никаких других соединений между этими линиями не имеется?
– В таком случае… может она существует и не здесь? Вдруг она живет в сумме компьютерных программ всех терминалов?
– Но тогда она могла бы проархивировать себя на всех доступных ей компьютерах и… – И ничего. Ей не удалось бы открыться наново, потому что для анзиблей использовали бы только чистые компьютеры.
– Вечно это продолжаться не может, – признал Эндер. – Компьютеры на разных планетах должны общаться друг с другом. Это важно. Конгресс быстро убедится в том, что нет такого числа людей, чтобы даже за год вручную вписать то количество информации, которую компьютеры пересылают через анзибли всего за час.
– То есть, ей следует спрятаться? Переждать? И снова появится через пять или десять лет, когда случится оказия?
– Такое возможно, если она именно этим и является… суммой программ.
– Наверняка в ней имеется нечто большее, – заявил Миро.
– Почему?
– Ведь если бы она была всего лишь суммой программ, пускай даже самозаписывающихся и самоисправляющихся, то эту сумму должен был бы создать какой-то программист или группа программистов. В этом случае она реализует только лишь те процедуры, которые вписаны в нее в самом начале. Тогда у нее нет свободы воли. Тогда она марионетка. Не личность.
– Ну что же, раз уж разговор зашел об этом… – вздохнул Эндер. – Возможно ты слишком узко определяешь свободу воли. Разве человеческие существа не похожи друг на друга? Не запрограммированы своими собственными генами и окружающей средой?
– Нет, – не согласился Миро.
– Тогда чем же?
– Наши филотические связи доказывают, что это неправда. Поскольку мы можем соединяться друг с другом волевым актом, к чему неспособна никакая другая форма жизни на Земле. Мы обладаем чем-то, являемся чем-то, что не было вызвано ничем иным.
– Так что же это такое? Душа?
– Даже не душа. Священники утверждают, что наши души создал Бог, а это отдает нас во власть следующего кукловода. Если Бог создал для нас свободную волю, то он же отвечает и за каждый наш выбор. Бог, наши гены, окружающая среда или же какой-нибудь идиот-программист, набивающий код на старинном терминале… свобода воли никак не смогла бы появиться, если бы мы сами, в качестве индивидуумов, были результатом какой-то внешней причины.
– То есть… Насколько мне помнится, официальный ответ философии на вопрос о свободе воли говорит, что таковой не существует. Имеется всего лишь иллюзия свободы воли, поскольку причины нашего поведения столь сложны, что мы просто не можем их расшифровать. Если у тебя имеется ряд костяшек домино, которые поочередно падают, ты всегда можешь сказать: эта косточка упала потому, что вон та ее толкнула. Но если у тебя имеется бесконечное число костяшек, которые можно проследить в бесконечном числе направлений, ты не угадаешь, где началась причинно-следственная цепочка. Потому-то ты и думаешь: эта костяшка домино упала потому, что так ей захотелось.
– Bobagem, – буркнул Миро.
– Согласен, что такая философия не имеет никакой практической ценности, – признался Эндер. – Валентина объясняла мне это таким образом: даже если свободы воли не существует, чтобы жить вместе в обществе, мы должны относиться друг к другу так, как будто она у нас имеется. В противном случае, если кто-либо совершит нечто ужасное, его нельзя будет наказать. Ведь это же не его вина, это все гены, окружающая среда или Бог заставили его поступить таким образом. А если кто-либо совершит нечто хорошее, мы не сможем его вознаградить, ведь и он тоже марионетка. Как только ты признаешь, что все вокруг марионетки, так какого черта вообще с ними разговаривать? Зачем что-либо планировать, творить, желать, мечтать, если все это только сценарий, встроенный в нас кукловодом.
– Ужас.
– Потому-то мы признаем нас самих и всех окружающих существами разумными. Мы относимся к каждому так, будто он осознает собственные действия, а не совершает их только лишь потому, что его кто-то к ним подталкивает. Мы наказываем преступников. Мы вознаграждаем альтруистов. Совместно мы планируем и строим. Даем обещания и ожидаем их выполнения. Свобода выбора – это всего лишь идея, но когда каждый поверит в то, что людские деяния являются ее результатом, когда в соответствии с этой верой принимает ответственность, результатом становится цивилизация.
– Свобода воли – это только выдумка…
– Так объясняла мне Валентина. Это означает, что свободы воли не существует. Не думаю, что она сама в это верит. Мне кажется, она считает, что если сама она цивилизована, то обязана верить в эту выдумку, а следовательно – она совершенно честно верит в свободу воли и считает, что вся эта теория обычная чушь… Но она верила бы в нее и тогда, если бы это было абсолютной правдой… То есть, никто ничего толком не знает.
Эндер рассмеялся, потому что Валентина тоже смеялась, когда много-много лет назад говорила ему об этом впервые. Тогда они были почти что детьми; сам он в то время писал «Гегемона» и пытался понять, почему его брат Питер совершил все те ужасные вещи, которые совершил.
– Это не смешно, – заявил Миро.
– А мне казалось, что да, – ответил на это Эндер.
– Либо мы свободны, либо – нет, – сказал Миро. – Либо свобода воли существует, либо ее не существует.
– Дело в том, что мы должны в нее верить, чтобы жить как цивилизованные существа.
– Вовсе нет, – запротестовал парень. – Ведь если это неправда, то зачем нам вообще стараться жить как цивилизованным существам?
– Поскольку тогда у вида имеются наибольшие шансы на выживание. Поскольку наши гены требуют, чтобы мы верили в свободу воли с целью увеличения способности передачи этих генов следующим поколениям. Поскольку каждый, кто не верит, начинает действовать абсолютно непродуктивно, антиобщественно; и в результате общество… стадо… оттолкнет его, и его репродуктивные способности уменьшатся. К примеру, он попадет в тюрьму, и тогда гены, управляющие его нехорошим поведением, в конце концов исчезнут.
– То есть, кукловод требует, чтобы мы поверили в то, что марионетками не являемся. Он заставляет нас поверить в свободу воли.
– По крайней мере, Валентина мне объясняла именно так.
– Но на самом деле она в это не верит?
– Конечно же, нет. Ей не позволяют гены.
Эндер снова рассмеялся. Только Миро не относился к этому вопросу легкомысленно, будто к философской забаве. Он был возмущен. Парень стиснул кулаки и даже замахнулся рукой жестом паралитика. Рука его ударила посреди экрана. При этом она отбросила тень, создав такое пространство, где филотические лучи не были видны. Истинная пустота. Вот только что Эндер видел там теперь летающие пылинки, отражающие свет от окна и открытых дверей. В особенности же, одну, особенно крупную, словно короткий волосок или волоконце, висящее в воздухе как раз там, где еще мгновение назад были филотические лучи.
– Успокойся, – сказал Эндер.
– Нет! – крикнул Миро. – Мой кукловод довел меня до ярости!
– Заткнись и выслушай меня.
– Я уже и так наслушался тебя!
Но все-таки он затих и слушал.
– Я считаю, что ты прав, – сказал Эндер. – Я считаю, что мы свободны, и не верю, что все это лишь иллюзия, в которую верим лишь затем, что она увеличивает шансы на выживание. Я считаю, что мы свободны, поскольку не являемся только лишь телом, реализующим генетическую программу. И мы вовсе не какая-то душа, которую Бог создал из ничего. Мы свободны, поскольку существовали всегда. С самого начала времен, только у времени нет начала, следовательно, мы существуем постоянно. Мы не являемся чьим-либо следствием. Ничто нас не создавало. Мы просто существуем и были всегда.
– Филоты? – догадался Миро.
– Возможно, – буркнул Эндер. – Как эта вот пылинка в экране.
– Где?
Понятное дело, что сейчас она была невидима, поскольку голографическое изображение заполняло все пространство над терминалом. Эндер протянул к нему руку, и тень пошла вверх. Он передвигал ладонь, пока не показалась та светлая пылинка, которую видел перед тем. А может и не та же самая. Возможно, это была совершенно другая пылинка, только какое это имело значение.
– Наши тела, окружающий нас мир – как эта вот голограмма. Она реальная, только не показывает истинной причины вещей. Это единственное, в чем мы не можем быть уверенными, глядя на экран вселенной: почему это что-то происходит. Но, помимо всего прочего, внутри этого всего… если бы мы могли туда заглянуть… там мы нашли бы истинные причины: филоты, которые существовали вечно, и которые делают то, что захотят.
– Нет ничего, что существовало бы вечно, – заметил Миро.
– А кто такое сказал? Теоретическое начало Вселенной, это всего лишь начало нынешнего порядка… той самой голограммы, всего того, что, по нашему мнению, существует. Только вот кто может утверждать, что филоты, действующие по законам природы, образовавшимся в тот миг, не существовали и до того? А когда вся Вселенная наново свернется сама в себя, кто скажет, не освободятся ли филоты от законов, которым подчиняются теперь, и не вернутся…
– К чему?
– К хаосу. К темноте. Беспорядку. К тому, чем они были, прежде чем данная Вселенная собрала их вместе. Почему они не могут… мы не можем… существовать вечно и навсегда?
– В таком случае, где я был между началом Вселенной и днем собственного рождения? – спросил Миро.
– Понятия не имею, – ответил Эндер. – Я все это только что выдумал.
– А откуда взялась Джейн? Или же ее филота плавала себе где-то, а потом вдруг взяла да и захватила серию компьютерных программ, после чего сделалась личностью?
– Возможно.
– И даже если существует какая-то естественная система, которая назначает филоту каждому организму, который рождается, проклевывается или прорастает… Каким образом такая натуральная система могла бы создать Джейн? Ведь она же не родилась.
Понятное дело, что Джейн все время слушала это. Но теперь заговорила:
– А может это вовсе и не произошло, – сказала она. Может у меня и нет собственной филоты. Может я вовсе и не живая.
– Нет, – не согласился Миро.
– Может, – буркнул Эндер.
– Может я и умереть не могу. Когда меня отключат, все, возможно, будет так, как будто перестала работать сложная программа.
– Может, – повторил Эндер.
– Нет, – заявил Миро. – Отключение тебя – это убийство.
– Возможно я делаю то, что делаю, лишь потому, что именно так была запрограммирована, хотя этого и не понимаю. Я только думаю, что свободна.
– Об этом мы уже говорили, – припомнил ей Эндер.
– Может статься так, что в моем случае это правда, даже если и не в вашем.
– Но может и нет. Ведь ты же проверяла свой код?
– Миллион раз, – согласилась Джейн. – Я тщательно пригляделась к нему.
– И нашла что-нибудь, что давало бы тебе иллюзию свободной воли?
– Нет. Но и у людей вы ведь тоже не обнаружили гена свободной воли.
– Потому что его и нет, – вмешался Миро. – Все так, как говорил Эндрю. Наше ядро, сама наша суть, это филота, вплетенная в мириады других, образующих атомы, молекулы и клетки наших организмов. И ты тоже, как мы, являешься филотой.
– Маловероятно, – ответила на это Джейн. На экране появилось ее лицо – мрачное обличье с филотическими лучами, пронзающими голову.
– Мы здесь не спорим и не принимаем ставок, – заметил Эндер. – Ничто, что только случается не является, не является вероятным до тех пор, пока не станет существовать. Тогда уже сомнений нет. Так что ты существуешь.
– Чем же является то, чем являюсь я?
– В данный момент мы верим, что ты являешься самостоятельным "я", поскольку видели, как ты действуешь таким образом, который мы привыкли отождествлять со свободой воли. У нас ровно столько доказательств того, что ты являешься свободным сознанием, что и у нас, относительно того, что сами мы являемся свободными личностями или сознаниями. Если бы оказалось, что ты таковым не являешься, пришлось бы усомниться и в собственной свободе. Мы признаем гипотезу о том, что наша индивидуальная тождественность… именно то, вызывающее, что мы являемся сами собой… это филота в ядре нашего волокна. Если мы правы, то вполне разумно можем принять и то, что и ты точно такая же филота. Но в таком случае мы обязаны установить, где она находится. Насколько тебе известно, филоту обнаружить тяжело. Этого еще никому не удалось. Мы только лишь предполагаем, что они существуют, поскольку видели доказательства действия филотического луча. Он ведет себя так, будто у него имеются два конца, конкретно расположенных в пространстве. Мы не знаем ни того, где ты находишься, ни с кем ты соединена.
– Если она похожа на нас, на людей, – прибавил Миро, – ее соединения могут переноситься и делиться. Будто толпа вокруг Грего. Я спрашивал, что он тогда испытывал. Ему казалось будто все эти люди – это части его тела. Когда же его оставили и ушли, ему показалось, будто его подвергли ампутации. Думаю, что эти люди и вправду соединились с ним на мгновение, он действительно управлял ими – по крайней мере, частично. Они все были элементами его сознания. Может быть и с Джейн точно так же. Все эти программы сплетаются с ней, а она сама с тем, кто ей особенно близок. Может с тобой. Или со мной. Или же с обоими понемногу.
– Но где же ее искать, – не уступал Эндер. – Если она и вправду имеет собственную филоту… нет, если она является филотой… то она должна иметь собственное положение. И если бы нам удалось его обнаружить, то после отключения всех компьютеров нам, может быть, и удалось бы сохранить ее соединения. Тогда мы бы спасли ее от смерти.
– Не знаю, – вздохнул Миро. – Она может быть где угодно.
Он указал на экран. Где угодно в пространстве, хотел он сказать. Где угодно во Вселенной. А на экране все так же была голова Джейн, пронизанная филотическими лучами.
– Чтобы открыть, где она находится, нам следует установить, где и как она началась, – заявил Эндер. – Если она филота, тогда каким-то образом и где-то она соединяется.
– Детектив, идущий по следу трехтысячелетней давности, – промолвила Джейн с иронией. – Интересно будет глядеть на то, как ты станешь заниматься этим ближайшие два месяца.
Эндер проигнорировал ее.
– Если же мы обязаны этим заняться, тогда, прежде всего, нам надо определить, как филоты действуют.
– Грего у нас физик, – вмешался Миро.
– Он занимается полетами со сверхсветовой скоростью, – напомнила ему Джейн.
– Над этим он тоже может поработать, – стоял на своем Миро.
– Мне бы не хотелось, чтобы он терял время на исследования, заранее обреченные на поражение.
– Джейн, ты вообще, жить хочешь? – вспылил Эндер.
– Все равно не успею, так зачем же терять время?
– Она хочет сделаться мученицей, – сообщил Миро.
– Вовсе нет. Я реалистка.
– Ты дура, – заявил Эндер. – Грего не создаст теории полетов со сверхсветовой скоростью просто сидя и размышляя о физике волн, света и чего-то там другого. Если бы это было возможно, мы бы уже три тысячи лет летали бы быстрее света. Сотни физиков задумывались над этим, когда впервые были открыты филоты и Принцип Немедленного Действия Парка. Если же Грего что-то и удастся, то лишь благодаря проблеску интуиции, какому-то абсурдному сопоставлению. И он не достигнет этого, если будет концентрироваться только на одной умственной последовательности.
– Знаю, – согласилась с ним Джейн.
– Я и сам знаю, что знаешь. Ты сама говорила, что именно по этой причине вводишь в проблему этих людей с планеты Дао. Чтобы они думали непрофессионально, интуитивно.
– Просто я не желаю терять времени.
– Ты просто не желаешь пробуждать в себе надежд. Ты не желаешь признать, что существует шанс спасения, ибо тогда начнешь бояться смерти.
– Я уже сейчас боюсь смерти.
– Ты уже думаешь о себе, как о мертвой, – поправил ее Эндер. – А это большая разница.
– Знаю, – шепнул Миро.
– Так что, дорогуша Джейн, мне плевать, пожелаешь ли ты признать, что для тебя существует шанс спасения. Мы станем над этим работать. Мы попросим Грего, чтобы он над этим поразмыслил. А при случае повтори этот наш разговор людям с Дао…
– Хань Фей-цы и Си Вань-му.
– Именно им. Потому что они тоже могут над этим поразмыслить.
– Нет, – заявила Джейн.
– Да.
– Прежде чем умереть, я хочу увидать решения реальных проблем… Хочу спасти Лузитанию, освободить богослышащих с Дао, укротить или же уничтожить десколаду. И я не позволю, чтобы тормозить это работой над нереальным проектом спасения моей жизни.
– Ты не Бог. И все равно не знаешь, как разрешить эти проблемы, и, следовательно, не знаешь, каким образом удастся их решить. То есть, ты понятия не имеешь, поможет или помешает поиск твоей сути с целью твоего спасения. И уж наверняка не можешь знать, приведет ли к решению концентрация на всех этих проблемах хоть на чуточку быстрее, чем если бы все мы поехали сегодня на пикник и до вечера резались в теннис.
– Что такое теннис, черт подери? – не выдержал Миро.
Но Эндер с Джейн лишь молчали, возмущенно глядя друг на друга. А точнее, Эндер возмущенно глядел на изображение Джейн на экране, изображение же отвечало ему тем же.
– Ты не знаешь, прав ли ты, – сообщила наконец Джейн.
– А ты не знаешь, ошибаюсь ли я, – отрезал Эндер.
– Это моя жизнь.
– Вот именно. Ты являешься частью меня самого, и еще – Миро. Ты связана со всем будущим человечества. Кстати говоря, и pequeninos, и королевой улья. Что мне, кстати, напомнило… когда ты передашь Ханю-как-там-его и Си Вань-не-помню…
– Му.
– … чтобы они занялись этими филотами, а я побеседую с королевой улья. По-моему, о тебе мы еще не говорили. Раз у нее имеется филотический контакт со всеми работницами, то уж наверняка она знает о филотах больше, чем мы.
– Я не говорила, что втяну Хань Фей-цы и Си Вань-му в ваш дурацкий проект «Спасем Джейн».
– Но ты это сделаешь.
– Это почему же?
– Потому что мы с Миро тебя любим, мы нуждаемся в тебе, и ты не имеешь права умирать, по крайней мере, не попытавшись выжить.
– Не могу позволить, чтобы мной руководили такие аргументы.
– Ну почему же, можешь, – заявил Миро. – Если бы не такие аргументы, то я бы давно уже покончил с собой.
– Я с собой не покончу.
– Как раз это ты и сделаешь, если не поможешь нам тебя спасать, – сказал Эндер.
Лицо Джейн исчезло с экрана.
– Бегство тебе не поможет, – крикнул Эндер.
– Оставьте меня в покое, – ответила она. – Я должна минутку подумать.
– Не беспокойся, Миро. Она это сделает.
– Ладно, я сделаю, – ответила Джейн.
– Ты уже вернулась?
– Я… думаю очень быстро.
– А сама ты тоже этим займешься?
– Я принимаю это как свой четвертый проект. Как раз сейчас я передаю все данные Хань Фей-цы и Си Вань-му.
– Все это лишь напоказ, – заметил Эндер. – Джейн может вести два разговора одновременно и любит этим хвастаться, чтобы мы чувствовали себя ущербными.
– А вы и вправду такие.
– Еще я голоден, – признался Эндер. – И пить хочу.
– Ланч, – предложил Миро.
– Вот теперь хвастаешься уже ты, – заметила Джейн. – Устраиваешь показ собственных телесных функций.
– Питание. Дыхание. Выделение. Мы можем делать такое, чего ты не можешь.
– Другими словами, думать вам не удается, но, по крайней мере, вы можете есть, дышать и истекать потом.
– Точно, – подтвердил Миро.
Он вынул хлеб с сыром, а Эндер налил холодной воды. Они ели не спеша. Еда простая, но вкусная и сытная.
Назад: Глава 12 ВОЙНА ГРЕГО
Дальше: Глава 14 ТВОРЦЫ ВИРУСОВ