Глава шестнадцатая

Первый полёт был пробный: пилот поднял свою тарахтелку в воздух, описал три круга над полем и легко посадил рядом с полосатым чулком-флюгером. Потом, ворча моторами и подрагивая хвостом, аэроплан подкатился к группе штабных офицеров, стоящих на кромке поля.

Полковник не считал себя знатоком авиации, однако был уверен, что подобная схема летательных аппаратов на Земле не применялась – по крайней мере, широко. Он не видел ничего похожего ни живьём, ни на картинках. Четыре узких крыла, смыкаясь концами, образовывали ромб, и в центре этого ромба располагался моторный блок: два двигателя и два толкающих пропеллера. Перед моторами висело то, что с большой натяжкой можно было бы назвать кабиной: открытые всем ветрам сиденья пилота и пассажира, одно рядом с другим; на месте пассажира «сидел» мешок с песком. Крестообразное оперение держалось на длинной тонкой хвостовой балке – наверное, выклеенной из фанеры трубе. Всё это катилось сейчас по кочковатому полю на трёх толстеньких колёсах-дутиках…

Но, если сама конструкция оставляла впечатление чего-то вполне оригинального, то движки при ближайшем рассмотрении оказались до боли знакомы. Когда-то давно, в прежней жизни, у Стриженова был снегоход «Буран», и вот там рычал-старался точно такой же двухцилиндровик.

– Отлично, – сказал полковник, делая шаг вперёд. – Освобождайте мне место, время не ждёт…

– Товарищ полковник! – испуганно возмутился Куренной, командир разведвзвода; предполагалось, что полетит он.

– Отставить, – сказал полковник тихо.

Настолько тихо, что все перестали дышать. Но он не стал больше ничего говорить, только кивнул на аэроплан, и тут же покрытый шрамами механик и толстый сержант-чех, прикомандированный к авиаотряду, бросились выполнять приказ.

Аэроплан немедленно дозаправили – из ведра со стремянки, – полковника пристегнули к креслу, он проверил, удобно ли надеваются защитные очки, правильно ли висит на груди бинокль и не попала ли под привязной ремень кобура с потёртым «стечкиным». Две запасные обоймы он сунул в нагрудный карман. На какой-то ну уж самый невероятный случай.

Поскольку до парашютов у здешних умельцев руки ещё не дошли…

– Моё имя Туварх, – сказал пилот по-русски. – Я наездник для герцог Каумбари. Меня предбли вам для.

– Очень приятно, – кивнул полковник. – Полетели?

– Лёгкий путь, – улыбнулся «наездник».

Двигатели заработали громче, аэроплан тронулся и весело поскакал к просёлочной дороге, свернул на неё, заревел громко и ровно, понёсся вперёд, подпрыгнул сильно и вдруг повис, чуть накренясь, и поляна стала удаляться, это было точь-в-точь как в детстве подниматься на колесе обозрения, разве что ещё и бодрящий ветер в лицо.

Потом поляна накренилась, стала медленно поворачиваться, и полковник увидел группу маленьких человечков, стоящих, запрокинув головы и заслоняясь от солнца фуражками.

Совсем неподалёку синели дымки полевых кухонь, а за ними уже начались рыжие линии окопов – три, четыре, пять линий одна за другой, пулемётные гнёзда, и сверху отлично видимые полосы «малозаметных препятствий».

Предполье, которое снизу выглядело очень даже внушительным, оказалось совсем узкой полосой между передней линией окопов и опушкой леса. Лес не был таким сплошным, как его представляли карты, а состоял из островков, больших, маленьких и совсем крошечных, разделённых серо-жёлтыми прогалинами. Деревья в здешних лесах имели широкие плоские кроны, и под этими кронами можно было спрятать миллион солдат. Или три миллиона.

Возможно, там никакого врага ещё не было. Но ведь разведчики куда-то пропали – именно в этом лесу, под этими широкими кронами…

Только через полчаса полёта он сумел заметить внизу что-то подозрительное.

Когда-то здесь протекала река – видно было петлистое пересохшее русло, речную долину, подмытые склоны холмов. Долина выделялась цветом, трава в ней не пересохла – и вот в этой траве остались семь широких протоптанных троп; похоже, что здесь прошли пехотные или конные колонны…

…мчится конная колонна бить Емельку Пугача…

Полковник похлопал пилота по колену и показал: поворачивай вон туда. Пилот посмотрел, кивнул и положил машину в пологий вираж.

Ещё через двадцать минут полёта широким зигзагом они нашли противника…

Вряд ли пехота опасалась нападения с воздуха, до такого здесь ещё не дошло. Скорее, люди укрывались под кронами от палящего солнца. Но иногда колоннам приходилось пересекать открытые пространства – вот как раз на них и выскочил аэроплан, идущий низко, чуть ли не над самыми верхушками деревьев. Сколько их здесь, попытался прикинуть полковник, километр в длину, по восемь в шеренге, идут тремя колоннами – и вон там, подальше, ещё одна или две… и обозы. Пытаясь ни о чём не думать, он считал фуры. Ага, и ещё пушки… и ещё пушки! Да сколько же вас… Он видел, как командиры отдают команды, дублируя голос взмахами флажков. Сейчас ударят залпом, и всё, подумал он очень спокойно и потянулся к рычагу сброса «бомб». На изготовление бомб у ребят было только два часа, поэтому получилось то, что получилось: небольшие гробики из тонких досок, картонных перегородок и брезента, – которые через четыре секунды после сброса раскрывались (срабатывал гранатный взрыватель) и вываливали из себя по полсотни ручных осколочных гранат с вынутыми чеками; предохранительные скобы удерживались просто за счёт плотной упаковки гранат по ячейкам…

Дальше всё происходило как-то очень просто и обыденно: негромко ахнули за спиной взрыватели контейнеров, и запрыгали внизу дымки выстрелов – пули прошивали аэроплан с аккуратным чпокающим звуком – как будто гвоздиком кто-то протыкал барабан. Наконец рассыпался сзади и внизу плотный треск множества разрывов, но оглянуться и посмотреть, что там происходит, было невозможно, не пускали привязные ремни. Аэроплан страшно бросало вверх и вниз, как будто он не летел, а нёсся по колдобинам. Пилот был до синевы бледен, а потом полковник увидел, что из-под руки его тянется чёрно-красная струйка, дробится потоком воздуха – и исчезает.

Людское море внизу казалось бесконечным, а полёт – страшно медленным… Наконец начался лес.

…Когда аппарат, подпрыгнув и напоследок закрутившись, всё-таки остановился, наступила потрясающая тишина, нарушаемая только потрескиванием остывающих моторов. Потом в тишину эту впилились крики подбегающих, и полковник, чтобы успокоить их, помахал рукой. Он уже пытался отстегнуться, но одной рукой не получалось.

– Сначала его, – сказал он Куренному, кивнув на лётчика.

– А вы-то целы, товарищ полковник? – на всякий случай уточнил Куренной, хотя уже взялся за ремни Туварха.

– Цел я, Серёжа, цел…

Цел он был, цел, все посланные в него пули прошли впритирочку, а вот в пилота одна попала, и как они дотянули… это чудо. При касании земли Туварх сказал что-то неразборчиво и потерял сознание. И сейчас, глядя, как его вынули из продырявленного сиденьица и сколько крови осталось на прутьях, полковник ещё раз подумал: чудо. И: какой молодец парень.

Потом помогли и ему выпутаться из ремней, спуститься на землю. Подошёл чапский майор из главного штаба. Он был на позавчерашнем совещании, знакомился, но Стриженов вдруг забыл, как его зовут.

– Приветствую… – начал чап – и вдруг осёкся, уставившись на культю Стриженова. – Э-э…

– Ещё вчера были обе, – сказал полковник. – Давайте к делу. Передовые их части в трёх милях от нашей линии, вот здесь… – он зацарапал ногтями по планшету, пытаясь его открыть, майор услужливо подсунул свой. – Благодарю… Вот здесь, от кромки болот и на север. Примерно, как мне кажется, три тысячи штыков. А вот к этому участку, по прикидкам, подходят сейчас не меньше двадцати пяти тысяч…

– В чём состоят прикидки?

– Я подсчитал обозные фуры.

– Тогда пехоты может оказаться и больше – насколько я знаю, эти мерзавцы любят путешествовать налегке…

– И плюс около сотни пушек, – сказал полковник.

Она ещё никогда не просыпалась в винограднике. Здесь так умопомрачительно пахло… именно умопомрачительно, потому что она ощущала себя совершенно счастливой – вопреки гнусной реальности.

Юлька поплотнее завернулась в индейское одеяло, под которым спала, потому что ветерок, тянущий от гребня, был свеж. Над гребнем висели огромные белые пальмовые листья высоких-высоких облаков. Она расслабилась чуть-чуть, чтобы продлить минуты пробуждения – и заодно вспомнить сон. Кажется, ей приснилось что-то важное.

Назад-назад-назад… вниз-вниз-вниз-вниз…

Опрокидывающе-темно…

…ей показалось, что прошла вечность.

Её зажали со всех сторон, а сверху стригли атмосферники – то ли два, то ли даже три, она так и не поняла. И не было возможности выскользнуть, врагов оказалось больше, и они, сволочи, диктовали ход событий. Она была против. Но нужно было поймать момент, поймать момент…

Юлька не могла уйти на высоту и по прямой – атмосферники были быстрее. И не могла ускользнуть в какую-нибудь щель – не видно было тут никаких щелей, а если какая и мерещилась, то тут же рядом оказывались глайдеры, очень быстрые и вёрткие. Она могла перескочить через них – и перескакивала, но её тут же прижимали к земле, и всё начиналось снова.

Пока они были неподалёку от шоссе, загонщики давили её корпусами. Но когда ушли от шоссе в сторону, она услышала треск автоматных очередей. Наверное, они пока ещё не старались в неё попасть – свиста пуль она не слышала. Били на психику…

Она не хотела, не собиралась сдаваться, но в какой-то момент просто пришло отчаяние.

Это было как год назад, в блиндаже на базе Пулково. Её связали тогда и забили рот кляпом. Она всё понимала: что вот-вот произойдёт катастрофа, в которой погибнет и она сама, и всё вокруг, и Питер с окрестностями… и надо было что-то делать, но она была связана по рукам и ногам, а рот забит кляпом. Вот тогда подступило отчаяние… но пришёл Санька и спас её. И, наверное, всех остальных…

А сейчас её зажимали со всех сторон, чтобы убить или захватить, но никому не грозят никакие катастрофы – а значит, скорее всего, никто не придёт и не спасёт, Пол так далеко, на другом конце Солнечной системы… и зачем, зачем?..

Страх и отчаяние. Отчаяние и страх. Она металась из стороны в сторону, как лиса, травимая собаками.

Сворой…

Сколько же их?!.

Не меньше двадцати. И, наверное, становится больше. Потому что кольцо сжимается. Ощутимо сжимается.

В одном из прыжков она заметила вдали что-то вроде заводика: остеклённый куб, несколько белых кубиков поменьше – и два больших ангара. Скорее всего, он был заброшен, как и всё вокруг – но каким-то чудом мог и работать. Тогда там есть люди, охрана, телефон, чтобы вызвать полицию…

Ей повезло: попался овражек, не так чтобы большой, но глайдеру не перепрыгнуть, а ей-то всё равно, овраг там или не овраг! Вот когда наконец сработало преимущество «супербайка»!

Она понеслась к заводскому корпусу, шаря взглядом по сторонам. Но не заметила ничего живого или движущегося, кроме по-цирковому раскрашенного грузовичка, который как раз в этот момент в раскрытых воротах корпуса скрылся.

Юлька приземлилась на крыше корпуса. Ей казалось, что здание резиновое, надувное, и крыша гуляет под ногами.

В центре крыши стояла совершенно неуместная здесь садовая беседка, зелёненькая, местами облупленная, а в полу её, в квадратном люке, начиналась лестница вниз.

Оттуда поднимался тяжёлый запах – сладкий и сукровичный одновременно.

Что там такое варят? – с содроганием подумала Юлька.

Она перехватила винтовку поудобнее, приоткрыла затвор – патронное донце тускло блеснуло, – закрыла, щёлкнула предохранителем. Стала спускаться.

С крыши при взгляде вниз казалось, что там темно, оказалось – нет. Рассеянный мягкий приятный свет…

Лестница выводила на широкую галерею, огибающую огромное помещение по периметру. Внизу четырьмя квадратами, разделённые широким крестообразным проходом, стояли голые манекены, два квадрата чёрных и два – белых.

И – ни одной живой души…

А потом стало неуловимо темнее. Будто на солнце набежало тоненькое облачко…

Юлька посмотрела вверх. На самом верху лестницы кто-то стоял. Она видела снизу тяжёлые светло-серые ботинки и обтянутые узкими белыми джинсами ноги. Очень тяжёлые ботинки и очень крепкие ноги.

Надо было сразу выстрелить, но Юлька попятилась, надеясь спрятаться. Вон – какие-то двери, лестница вниз…

Под ноги ей подвернулась металлическая мисочка – наверное, кошачья, – и страшно загремела по металлическому же сетчатому настилу. Она каталась кругами, переворачивалась – и гремела, гремела, гремела…

Юлька не заметила, как очутилась вытянутой в струнку за какой-то колонной. Шаги свинцово бухали по галерее, шёл не один человек, а трое по крайней мере. И внизу слышалась такая же грубая неторопливая дробь многих шагов. Звук отлетал от потолка и стен, прыгал, почти не гас.

Потом с тихим жужжанием из гладкой, без малейшей царапины, стенки колонны выдвинулись стержни, образуя подобие лестницы. И Юлька, закинув винтовку за спину, полезла куда-то вверх, вверх – ничего другого ей попросту не оставалось.

Там был туннель – наверное, для вентиляции. По нему отчётливо тянуло холодом. Юлька торопилась ползти, стараясь не загреметь снова. Из-за поворота навстречу ей вышел огромный енот. Преданно посмотрел в глаза, повернулся и молча пошёл, поглядывая через плечо. Наверное, звал за собой.

Юлька приняла приглашение.

Ползти было неудобно, отовсюду торчали какие-то куски проволоки, цепляющие за одежду. Туннель поворачивал вправо и влево, пересекал другие такие же туннели, в конце концов Юлька поняла, что это очень плотный лабиринт, из которого не выбраться без провожатого. Енот уходил вперёд, возвращался, смотрел недовольно, но не издавал ни звука.

Потом в потолке обнаружился люк. Енот встал на задние лапы, вытянулся, коротенькими передними за что-то зацепился, повис, смешно раскачивая толстой попой и длинным полосатым хвостом, а потом всё-таки закарабкался наверх и исчез. Юлька подползла, перевернулась на спину. Длинная-длинная вертикальная шахта со скобами, торчащими из стен. Полосатый хвост болтался, как длинный вымпел на свежем неровном ветру.

Она лезла, лезла вверх, лезла, уже ничего не видя, кроме этого вымпела, а вскоре перестала видеть и его…

Когда Юлька выбралась наружу, там была ночь. Штук десять – хотелось сказать: «человек десять» – енотов сидели в кружок вокруг костра. Над костром висел закопчённый чайничек…

Она стряхнула с себя остатки сна и села. И как прикажете эти сны толковать? По Мерлину, по Фрейду или по девице Ленорман?..

И что же ей показалось таким важным в этом сне?

Она ещё раз, теперь уже сидя, закрыла глаза и сосредоточилась. И тут же поняла: всё это время, пока крутились какие-то события, она опять ощущала себя этаким «колокольчиком», объектом чужого пристального внимания. А сейчас…

Нет.

Или она просто не может сосредоточиться?

Проклятье… ни в чём нельзя быть уверенной…

Юлька встала на ноги, чувствуя, что внутри всё ещё крутится вхолостую моторчик, уносивший её от погони. Умылась холодной водой из бутылки, но от этого стало зябко и нервно. Следовало бы перекусить, вчера она в придорожном китайском кафе поела и ещё купила с собой контейнер какой-то вкусной еды…

Вспомнила. Еноты сидели в кружок вокруг костра, а вокруг них поднимались горы рисовых зёрен – тех самых, на которых выцарапано всё, что когда-либо было написано на бумаге, все знания человечества. И эти рисовые зёрна еноты держали в горсточках и грызли по одному…

Досада от исчезновения вековой мудрости – и выкручивающее желудок чувство абсолютного голода. Юлька потянулась к рюкзаку…

Рюкзака не было!

На миг Юлька как будто исчезла, а потом из ничего возникла вновь, здесь же, но уже совсем другая. Вся покрытая холодным потом, однако с винтовкой в руках. На полусогнутых, готовая или прыгнуть, или упасть.

Да нет же. Что ты. Вот он, рюкзак.

Юлька без сил села на одеяло, положив на колени винтовку. Она не знала, как долго сидела так.

Потом обнаружила, что контейнер с едой пуст. Автоматика сработала. Значит, можно двигаться дальше…

А «супербайк» не завёлся.

То есть всё включалось, но через две-три секунды проходила спонтанно команда отбоя, гравитаторы останавливались, а потом отключался и конвертор. После нескольких попыток запустить его Юлька полезла в энергоблок – и обнаружила, что кончилось железо! Чёрт… Такие маленькие конверторы использовали не стержни, как обычно, а миллиметровую проволоку, смотанную бухтой. Килограммовой бухточки хватало месяца на три непрерывной работы. И вот надо же – сейчас из топливоприёмника торчал крошечный, в сантиметр, хвостик…

Железо должно быть чистое, специальное, этакое мягкое и серебристое. Сталь не подойдёт, низкосортное ржавеющее железо – тоже не подойдёт. Проклятье, где же взять?..