В марте девяносто первого, через месяц после гибели на перевале Голец отряда генерала Стражницина, Глеб получил телеграмму с Поста Веселого: уровень воды в Прорве начал повышаться, течение замедлилось до пяти вершков в секунду.

— Пришли настоящие проблемы, — сказал Глеб Алику.

— Ты меня извини, — тихо ответил тот, — но я уйду, наверное, в отставку. Все. Вахту не в силах стоять… Это ты трехжильный, а я — уже готов.

Дыхание его даже вот так, сидя, оставалось свистящим.

— И что ты будешь делать?

— Ничего. Заберу Лизу, сяду на ковчег…

Ковчегами называли громадные железные пароходы, вмещавшие по тысяче человек и тысяче голов скота. Они поднимались по Грани и Эридану — иногда даже до необжитых мест. Ни монархисты, ни республиканцы не нападали на ковчеги — и даже беглый преступник мог получить на них убежище…

— А что говорит сама Лиза?

— Она поймет.

Глеб покачал головой. В этом он не был уверен. Елизавета Ивановна Бабочкина только внешне напоминала Варю — характером же была схожа не более, чем фамилией. Но влюбленный Алик заметить этого не мог.

— Лиза — слишком столичный житель, — только и сказал Глеб. Он мог бы сказать и кое-что другое, куда менее приятное, но не стал. Не так много у него осталось друзей, чтобы терять их из-за пустяков… — Хочешь отдохнуть от всего этого? По-настоящему отдохнуть?

Не исчезая навсегда?

— Ну?..

— К истокам Тарануса. Хотя бы примерно узнать: что нас ждет? Не брать его в лоб, понятно, что не пробиться, в зайти с севера, с притоков Эридана.

— Нужен будет вертолет…

— Вертолет не дам. Самолет — дам. Будете расчищать полосы…

В сентябре превращенный в амфибию Ан-2 опустился на бескрайнее зеркало того, что позже нарекли Океаном. Месяц спустя Глеб уже знал достоверно: затопления всех обжитых земель Транквилиума не избежать ни при каких обстоятельствах…

Елизавета Ивановна не дождалась возвращения Алика и вышла замуж за капитана дворцовой стражи.

Казна, истощенная бесконечной войной всех со всеми, была пуста. Крестьяне и казаки не желали продавать хлеб за новые бумажные деньги. Чтобы обеспечить армию и города, Глеб двинул по Предгранью иррегулярную кавалерию: забирать хлеб силой. Глеб Борисович, шептал Байбулатов, что же вы делаете… Парвис прислал паническую телеграмму: это путь к гибели, хрестоматийщина. Глеб разве что не смеялся в голос. Он написал и опубликовал Свод прав и обязанностей гражданина. Республиканцы в своей прессе (ему регулярно доставлялись газеты и журналы из Полкан-Городка и Железного) обрушились на Свод, но как-то растеряно: то, за что они сами ратовали, готово было воплотиться под рукой узурпатора, — а вот на это были не согласны даже самые умные из них. Глеб понимал, что среди республиканцев большинство — это простые и очень хорошие люди, бескорыстные и любящие других. Жаль, что в этом проклятом мире всегда достигается только та цель, от которой убегаешь во все лопатки…

В октябре, как он и рассчитывал, полыхнуло — как поднесли спичку (в каком-то смысле и поднесли) — все Предгранье. Загранье тут же двинулось на помощь единолюбцам.

Месяц спустя Новоград объявили столицей Палладийской республики. На континенте от гор Хольта и почти до моря Смерти власть оказалась в руках Собрания. Лишь город Новожилов, сохранивший верность монарху, самим своим географическим положением притягивал к себе стрелы на штабных картах.

Только старые моряки тревожились из-за поднявшегося на три вершка уровня моря…