Глава 10. ПО КОНЯМ!

Наступила осень. Уже наступила. О той работе, которую мы провернули за лето, вспоминать откровенно приятно. Если не учитывать некоторых мелких недоразумений, то все прошло просто прекрасно. Даже более чем прекрасно. И вот я опять сижу в поезде, направляющемся в Столицу, чтобы последний раз переговорить со своими штабистами: некоторое время нам будет крайне затруднительно поддерживать связь. Зато потом мы сможем… Если все пройдет удачно. Если… Но ожидание уже закончилось: мои люди на низком старте, не только мои, а и по всей стране.

Мне, наверное, страшно. Точнее, чувство какое-то непонятное и незнакомое. Может, это меня пугает? Я не вижу, почему моя многострадальная Родина опять должна пережить то, что я собираюсь устроить. Ну, если быть объективным, то собираюсь не я, а… А кто? Пора бы уже сообразить, кто же тот самый кукловод, который дергает за веревочки, а мы, как марионетки, послушно шевелим конечностями. Шевелим и не понимаем зачем.

Вагон мерно покачивается. Постукивают колеса на стыках рельсов. Я люблю ездить в поезде. Люблю приезжать в Столицу. И все то, что сейчас происходит, должно вызывать у меня только положительные эмоции, но этого нет. Есть какая-то сосущая пустота внутри и непонятное чувство. А может, предчувствие? Если это предчувствие, тогда ничего хорошего в нем нет… А может, это просто неизвестность? Неизвестность, которая меня страшит, как в детстве? Впрочем — к черту! Уже поздно бояться и поздно что-то менять. Завертелось чертово колесо очередной революции. Единственное, что во всем этом деле хорошо, так это то, что я нахожусь очень близко к оси этого самого чертова колеса. А раз так, то либо убьют сразу, либо останусь в центре очень и очень надолго.

Штаб напоминает встревоженный улей. Не совсем понятно: кто-то славно разбередил его палкой или идет процесс роения. Но со стороны в любом случае должно выглядеть забавно. На входе стоят не два охранника, как было раньше, а человек десять. У многих под френчами угадывается оружие. Ничего себе! Даже не считают нужным толком прятать пистолеты. СБ, конечно, уже получило информацию о том, что происходит нечто непонятное, но пока никаких действий не предпринимает. Интересно, а почему? Не хотят связываться или решили, что игры детишек их не касаются? Хотелось бы верить во второе.

— Пропуск, господин командор!

Пропуск? А вот это что-то новенькое. Меня, главнокомандующего, не пускают в собственный штаб! Ну и нравы же в Столице.

— Что, капрал? — делаю как можно более надменное лицо. — Я ослышался?

— Никак нет, господин командор! Пропуск, пожалуйста.

— Старшего ко мне! Быстро! — Я перехожу на рык. Этого мне только не хватало!

— Начальник караула занят, господин командор. Ничем помочь не могу.

Мне показалось или у него на лице промелькнула издевательская усмешка? Вот это уже серьезная ошибка! Очень серьезная. Я не собираюсь кому-либо прощать насмешек над собой. А тем более какому-то холую Ромуса.

— Смирно, капрал! — Голос звенит, как натянутая струна. — Немедленно начкара ко мне! Или нашивки жмут?

Подействовало. При словах о нашивках непроизвольно дернулся. Неужели кто-то из «стариков»? Тогда почему только капрал? Странно. Впрочем, Ромус дурак редкостный — мог и разжаловать за какую-нибудь мелочь. С него станется…

— Магнус! Ты чего здесь разорался? Не на плацу. Резко оборачиваюсь на голос. Так и есть: Репус собственной персоной. Улыбка в тридцать два зуба… Виноват — в двадцать восемь. Зубы мудрости у него пока не прорезались. Соплив еще. Биологически.

— Да понимаешь, друг мой Репус, тут какой-то дегенерат (не будем указывать на него перстами, но все знают, что это… слоненок) ввел какие-то идиотские пропуска. В результате меня не изволят пускать в мой же собственный штаб. Я вот сейчас для начала двадцать плетей перед строем организую начальнику караула, а потом для разнообразия по тридцать часовым. Чтобы знали, у кого можно пропуска требовать, а кому требуется отдать честь и пропустить в здание без вопросов. Я достаточно прозрачно излагаю? Вот… А в тот светлый момент, когда я попаду в свой кабинет и выясню, чья это дурацкая идея, то автору, ты уж мне поверь, мало не покажется.

— Идея моя. — Репус продолжает скалиться. — Можешь начинать свое «мало не покажется».

Мысль хорошая, но лучше от нее воздержаться. С Репусом рукопашную схватку устраивать не рекомендуется. По некоторым соображениям личного характера — лишних зубов у меня нету. Да и ребер тоже. Хотя тут надо быть честным — я не в такой уж плохой форме, так что и нашему разведчику тоже перепадет на орехи.

— Ну не здесь же! — Я одаряю Репуса улыбкой, больше напоминающей оскал.

— Естественно, не здесь, — поддерживает меня Репус. И уже часовому: — Быстро в канцелярию и выписать пропуск на командора Маг… Саниса!

— Магнуса! — одергиваю я Репуса. — Ты вначале все правильно сказал.

— Логично, — соглашается Репус и опять обращается к часовому: — Все слышал? Ты еще здесь?

Парень срывается с места и исчезает в дверях. Мы переглядываемся с Репусом и молча отходим к ближайшей скамейке.

— Может, ты соизволишь объяснить, что происходит? — раздраженно спрашиваю после того, как мы усаживаемся на разогретые осенним солнцем доски парковой принадлежности для отдыха.

— Объясню. — Физиономия у Репуса делается кислая. — Была попытка похитить какие-то бумаги из кабинета Ромуса.

— Откуда? — удивляюсь в свою очередь я.

— Я тоже не понимаю, что там может быть интересного. — Репус невесело улыбается. — Но сам же понимаешь — если рискнули полезть к нему в кабинет, значит, могут и в любой другой. А ведь далеко не у всех полная херня на столах и в сейфах.

— Поймали? — с надеждой в голосе спрашиваю я.

— Ну а как же? — Репус снова беззаботно улыбается. — Я и поймал. За руку. Можно сказать — на горячем.

— И?.. — подталкиваю я приятеля к продолжению рассказа.

— Магнус, а что может быть дальше? В подвал на допрос, а потом — в реку. То, что от этого козла осталось. Да… Так вот… Ну и после этого я и приказал ввести пропускной режим.

— А мне ты сообщить об этом не в состоянии был? — ядовито спрашиваю я.

— Знаешь, как-то за всеми этими напрягами забыл. Честно.

— Слушай, а если бы я часовому физиономию прямо там разбил бы? А? — Меня начинает раздражать беззаботность Репуса. Все-таки видеться с ним надо пореже — периодами очень хочется дать за эту бесшабашность по репусовской стриженой голове.

— Тогда бы я сначала тому же часовому добавил лично, а потом назначил пятьдесят плетей за то, что не смог справиться с возложенной на него задачей, — беззаботно отвечает наш великий тактик.

— Слушай, Репус, ты хоть понимаешь, что мы здесь не в бирюльки играм? — Я с большим трудом сдерживаюсь. — Вот-вот все начнется, а ты себя ведешь так, будто на пикник собрался.

— Не дергался бы ты, Магнус, оно бы лучше было. — Такого тона я от него еще никогда не слышал. — Тут у нас идея появилась одна… Вон уже и твой пропуск несут. Поговорим у меня в кабинете.

— Нет, дорогой мой, поговорим у меня в кабинете! — отсекаю я и поднимаюсь со скамейки.

Действительно, давешний часовой уже спешит ко мне, неся в вытянутой руке небольшой кусочек пластмассы. Когда пропуск попадает ко мне в руки, я с интересом обнаруживаю на нем свою фотографию, имя, звание и штрих-код. Да, с секретностью, похоже, дела у нас обстоят неплохо. Однако я бы был абсолютно не против, если бы меня об этом уведомили заранее. Желательно еще до моего приезда в Столицу.

Если у нас все получится, то с течением времени будет хуже и хуже, надо полагать. Сейчас лучшей защитой для нас является возраст. А потом? Мы ведь не всегда будем сопляками. Когда-то придется и взрослеть. Так чем же это закончится? Личными чипами, вшитыми под кожу? Проверкой отпечатков пальцев и узора сетчатки глаза? Веселенькое будущее вырисовывается…

Впрочем, пора работать. Я коротко киваю парню, принесшему мне пропуск, и в сопровождении Репуса направляюсь в штаб. Как ни крути, а времени у меня абсолютно нету: сегодня будут обговорены последние детали, согласованы сроки. Сегодня, черт побери, я намерен получить информацию о том, где и когда я смогу вооружить своих людей. Режим секретности — это, без сомнения, великолепно, но мне нужна полная информация. Я же главнокомандующий, а не неизвестно кто. Вот я и получу всю информацию. Без исключений. А потом хорошо подумаю, что с ней можно будет сделать. Переварю, так сказать… Если несварения не случится.

— Извини, Магнус, но это не только моя идея. — Ромус старательно не смотрит мне в глаза. — Ты сам должен понимать, что чем меньшей информацией обладал каждый из нас, тем меньше было шансов нарваться на неприятности с… э-э-э… органами правопорядка…

— Красиво говоришь! — Я действительно в восхищении. Ромус на этот раз переплюнул сам себя в борьбе за секретность. — Мы все знаем о существовании друг друга, знаем, как и кого из нас можно найти, знаем имена друг друга, а тут мне, оказывается, не положено знать о складах с оружием? Великолепно! Я в полнейшем восторге! Что бы дала твоя секретность, если бы взяли тебя или Репуса? Да ничего!

— Я буду молчать на допросах, если того потребуют интересы дела! — Ромус вскочил со стула и невольно принял наполеоновскую позу.

— А тебя, дурака, никто и не будет заставлять говорить, — брезгливо бросаю я в ответ. — Просто накачают «сывороткой правды» по самое «мама не горюй», и ты выложишь все самостоятельно. И то, что знал, и то, что старался забыть, и то, что уже забыл. Может, ты не знаешь, как эта штука работает?

Все он прекрасно знает. И также хорошо он знает, что прятать от меня любые вещи было глупостью. Знает, но ничего с собой поделать не может: мы друг друга переносим крайне плохо и готовы сделать пакость при первой же возможности. Интересно, а он понимает, что речь идет исключительно о нашей с ним взаимной неприязни, или искренне уверен, что поступает абсолютно правильно? А ведь с него станется так думать.

— В конце концов, — Ромус решает переменить тему разговора, — это все не важно. У нас сейчас общая цель! И мы должны…

— Да заткнись ты! — не выдерживает Репус. — Цель у тебя… Как же.

— Я, между прочим, начальник штаба! И мне…

— Ромус, на самом деле, заткнись по-хорошему, — совершенно искренне говорю я. — Почему мне не были предоставлены данные о складах с оружием, его количестве и доступности — разберемся позже. Как и с тем, по какой причине ты не соизволил написать нормальный устав. Сейчас меня интересует только одно: твоя идея захватывать «универсалы» непосредственно в воинских частях?

— Моя! — тут же просиял Ромус. — Они находятся на консервации, и данная операция не представляет собой ничего сложного. Мы сможем просто взять их тепленькими — охрана минимальная. Так что…

— А теперь, клизма штабная, послушай меня внимательно. — Я невольно перехожу на свистящий шепот. — Если ты за давностью лет запамятовал, то я напомню: полный вывод машины из консервации занимает четыре часа. И это при условии, что занимается этим мероприятием обученный экипаж. Хорошо обученный, заметь. Все это время, надо полагать, ничего не будет происходить? Тревога не будет поднята, не будет прислано подкрепление, не появятся ребята из спецподразделений. Так? А мне кажется, что не так. У меня почему-то есть смутные предчувствия, основанные на некотором опыте, что в самом лучшем для нас случае ровно через час к нам явятся поинтересоваться происходящим. И явятся не с пустыми руками. Если мы окажем более или менее приличное сопротивление, а мы его окажем! Не знаю, как ты тренировал своих людей, а я этим занимался качественно. Так вот, в этом случае они просто поднимут истребители с ближайшего аэродрома и нанесут ракетный удар по захваченной части. При этом будут полностью правы. Есть вариант хуже — спецподразделение. Вот эти наших мальчишек вырежут, как молочных поросят. Я более чем уверен, что у нас в Городке таких подразделений нету, но у вас в Столице они присутствуют. Чем ты, черт побери, думал? Никакого плана, а до начала операции считанные дни. Не молчи, скотина, отвечай!

Пригорюнился, мерзавец. Это хорошо. Будет знать, как в секретность со мной играть. Игрок выискался. Молчит и явно в уме просчитывает, как бы извернуться. Вот ведь скотина! Даже сейчас думает только о том, как бы прикрыть свою задницу и по возможности свалить вину на другого. Ну уж нет! В этот раз, дорогой Ромус, я тебя сильно разочарую — не получится! Старого козла Альтуса сейчас здесь нету, так что прикрыть тебя от меня некому. И Ленуса я правильно в Городке оставил: пусть рутиной занимается, а то знаю я этого дипломата — сразу бы начал нас примирять. Сегодня мне это не нужно: мне необходим Ромус, четко понимающий свое место. Повторения прошлого путча я не допущу — за глаза хватило два раза в школе поучиться, а тут мне еще и третий наметить пытаются? Правда, Альтус, скотина старая, что-то говорил об уничтоженной технологии и все такое. Но слишком хорошо я старого лиса знал: такие вещи он точно не стал бы уничтожать. Значит, я не удивлюсь, если их передали тому же Ромусу. Может, он на это надеется? Тогда я его огорчу — покойников омолаживать бессмысленно. А если он помолчит еще пару секунд, то покойником станет гарантированно.

— Не кипятись, Магнус. — Репус явно пытается меня успокоить. — Ничего страшного пока не произошло. Ну получил ты планы за два дня, а не за месяц. Что поменялось-то?

— Я тебе сейчас объясню, что поменялось. Так бы я имел время подумать, а теперь вынужден принимать решения на ходу, не имея ни малейшей возможности их проанализировать. И мой штаб, который должен был разработать четкие рекомендации, вместо этого выдает мне какие-то дегенеративные общие соображения, которые ни на одну жопу не натянешь. Вот и вся причина, по которой я кипячусь, как ты изволил выразиться.

— Я что-нибудь придумаю. Ты же знаешь! — На лице Репуса заиграла одна из тех улыбок, которая означает, что в мозгу Репуса зреет очередная пакость.

— В том-то и дело, что знаю, — бурчу я. — Ты должен был все это время мотаться по стране и составлять планы, как брать те или иные склады. А ты вместо этого тут вино трескал и баб тискал.

— Ну, насчет баб ты и сам не дурак. — Репус заговорщицки подмигивает. — А вино… Оно мне никогда не мешало… Слушай, Магнус, ну не пори херни! Я не поверю, что ты не в состоянии сам сообразить, как взять какой-то вонючий склад в Городке!

Не поверит он. Вот же хитрый мерзавец! Знает, за какую струну меня нужно задеть: теперь помимо воли мозги включатся и начнут лихорадочно искать выход. Как же: меня же поместили в любимые условия — цейтнот. А может быть, меня специально подстегивают, чтобы я работал «на максимуме»? Для дела, так сказать. Цель-то благородная на первый взгляд. Но только на первый.

— Ты хоть к столичным складам присмотрелся? — с надеждой спрашиваю Репуса.

— А как же, — оправдывает мои надежды наш гениальный тактик. — Даже лазейки уже нашел.

— Замечательно, — холодно говорю я. — А мне что делать прикажете? Штурмом брать?

— Если не будет другой возможности — то штурмом! — встревает в разговор Ромус. Как-то я о нем совсем забыл… Надо бы это дело поправить.

— Очень хорошо! — преувеличенно весело говорю я. — Значит, поступаем так: я сейчас забираю с собой Репуса. Он мне разработает захват складов в Городке и поможет провести, а ты же у нас целый начальник штаба, значит, справишься сам. Как тебе диспозиция?

Судя по выражению лица, диспозиция Ромусу не нравится. Интересно, а как он собирается выкрутиться? Скулить начнет?

— Ты же понимаешь, что это самоубийство? — В глазах у Ромуса неподдельный ужас. Еще бы! Что-то самому придется делать.

— Почему самоубийство? — изображаю я притворное удивление. — Ты же начальник штаба! То есть мозг всей операции. Вот и покажи то, на что твои мозги способны. Не все же время заниматься написанием откровенно бездарных уставов и еще более бездарных прокламаций — иногда необходимо и поработать на благо революции. Не находишь?

Ромус явно так не думает. Если судить по его внешнему виду, то думает он сейчас совсем о другом: какого же черта на его, Ромуса, голову свалился этот Магнус? Плевать я хотел на его мысли!

— Я не слышу ответа, Ромус! — подталкиваю я начальника штаба к совершению очередной глупости. — Ну же!

— Какого ответа ты ждешь? — взрывается этот напыщенный кретин. — Что я тебе должен сказать? Что так и будет? Так хрен тебе! Столица важнее какого-то вонючего Городка, и по этой причине Репус останется здесь! А ты можешь продемонстрировать свои хваленые командирские способности, если они у тебя есть. Слабо?

— Ты, козел, меня на «слабо» не бери! — Я вскакиваю из кресла. — Я уже вышел из того возраста, когда такие фокусы проходят! И в отличие от тебя я имею хоть какие-то способности! Так что за меня не волнуйся — у нас в Городке все будет в лучшем виде. Но если ты облажаешься здесь, то я прослежу за тем, чтобы до тебя добраться раньше президентских ищеек и собственноручно свернуть тебе шею. Все ясно, козел?

Репус ржет. Нет, не так: Репус РЖЕТ!!! Громко и совершенно искренне. Вон как заходится — сейчас по полу кататься начнет. Я смотрю на него как идиот, а потом перевожу взгляд на Ромуса. Вид у начальника штаба откровенно глупый. Наверное, как и у меня. Опять перевожу взгляд на Репуса — тот продолжает веселиться. Невольно улыбаюсь и я. Надо полагать, что со стороны мы с Ромусом выглядели не лучшим образом. Но неужели настолько, что нельзя прекратить веселиться?

— Может, ты заткнешься наконец? — довольно грубо интересуюсь я у веселящегося разведчика.

— Ой, умора! — сквозь смех стонет Ромус. — Вас в цирке показывать надо: денег бы заработали столько, что на любую революцию можно было бы положить. Вы чего опять грызетесь? Нечем заняться? Так я вам обоим сейчас работу найду.

— Знаешь, орел ты наш, — проникновенно говорит Ромус. — Работу тебе я сейчас найду! Поедешь ты с Магнусом в Городок, составишь план захвата складов и вернешься. Уедешь сегодня, а вернешься послезавтра. Дня тебе, смешливому, за глаза должно хватить. Это приказ!

— А кто ты такой, чтобы мне приказывать? — тут же огрызается Репус.

— Он тебе начальник штаба, — язвительно говорю я. — Так что никуда не денешься: поедешь со мной и разработаешь.

— Вам обоим делать нечего? — вскипает разведчик. — У меня и здесь дела есть!

— Плевать я на твои местные дела хотел! Поедешь со мной и проведешь рекогносцировку на местности. На этот раз — это уже мой приказ. Еще вопросы будут?

Вопросов у Репуса не возникло. Он недобро посмотрел сперва на Ромуса, потом на меня и молча вышел из кабинета.

— Теперь мы с тобой, Ромус, можем закончить. Пока нам никто не мешает.

— Что закончить? — Начальник штаба тупо уставился на меня.

— Начатый разговор. — Как же Ромус меня все-таки раздражает. — Ты опять повторяешь те же самые ошибки, которые делал шесть лет назад. Одну за другой повторяешь. Почему?

— Не мели ерунды! Если кто сейчас и делает ошибки, то это явно не я. Ты не хуже меня знаешь, что основной удар требуется нанести здесь, в Столице, и потому мы должны объединить все усилия, чтобы…

— Чтобы опять обосраться? — перебиваю я Ромуса. — Один раз мы уже так' пробовали: ничего не вышло. И ты не хуже меня знаешь почему, знаешь, что, не имея поддержки с периферии, нас опять загонят в горы и перебьют. Если в тот раз нам удалось вывернуться, то причин тому две: у нас были профессиональные военные, а не сопляки четырнадцатилетние, и войсками командовал я. Открою тебе маленький секрет: мы бы в любом случае спаслись. Была бы возможность омоложения, не было бы ее — не важно. Только сейчас ты бы просил милостыню где-нибудь в Париже или Вене, а я бы, вероятнее всего, подался в наемники. Знаешь почему? Потому что я четко понял: как только нас заперли в горах — мы проиграли.

— Я в этот раз учел все ошибки. — Ромус начал оправдываться. — Больше мы такой глупости не повторим!

— Ага! — киваю я. — Вместо нее наделаем огромное количество новых. Ты прекрасно знаешь, что брать штурмом склады даже не рискованно — это чистой воды самоубийство, И что делаешь ты? Правильно — принимаешь это решение как единственно верное. Теперь ты за сегодня-завтра ознакомишь с ним командиров периферийных подразделений, и они начнут его претворять в жизнь. Самое смешное заключается в том, что больше половины этих самых командиров являются четырнадцатилетними мальчишками. Скажи мне, Ромус, на что ты надеешься? На чудо?

Ответить ему явно нечего. А мне по большому счету не нужен его ответ. И мы оба это знаем. В кабинете повисает тишина. Из-за окна доносятся звуки столичной жизни, слегка приглушенные стеклом: ездят троллейбусы, сигналят авто, кто-то использует мегафон, чтобы отрекламировать выставку, которую обязательно необходимо посетить «жителям и гостям Столицы». Мне становится откровенно противно — мы бросим тысячи детей на автоматы регулярной армии — и для чего? Чтобы Ромус потом мог купаться в роскоши. Самое мерзкое, что он потом даже и не вспомнит об этих самых детях. Даже не вспомнит…

Я медленно встаю и иду к двери. Ромусом я на сегодня сыт по самое горло, а нужно переговорить еще с огромным количеством народа в канцелярии. Получить развернутые планы (я себе представляю, что там написано!), утрясти некоторые детали с Репусом, и можно ехать домой. Если повезет — я попаду на восьмичасовой поезд и дома буду рано утром. Но для того чтобы я мог сейчас работать, мне необходимо отдохнуть от общения с Ромусом — мне сейчас необходим небольшой глоток тишины. Кстати, у меня же здесь имеется персональный кабинет! Вот сейчас его и осмотрим. Только нужно будет распорядиться, чтобы у дверей выставили охрану, которая никого в этот самый кабинет не будет пускать. По крайней мере минут двадцать или тридцать.

— Это самоубийство! Я туда сам не полезу и тебя не пущу!

— Успокойся, Ленус, давай сперва подумаем.

Мы сидим у реки на иве, полностью склонившейся над водой, и курим. Напротив нас та самая воинская часть, которая, по сути дела, является складом. Здесь стоят вожделенные «универсалы», и мы думаем о том, как их добыть. Ромус рассчитал верно, когда в приказном порядке попытался отправить со мной Репуса: я, естественно, отказался, после того как немного побыл в тишине своего кабинета. Именно на это он, подлец, и надеялся. Гордыню я свою, конечно, потешил, но что делать дальше, еще не знаю. Вернувшись домой, я нашел Ленуса, и мы с ним отправились к реке, чтобы на месте разобраться с ситуацией. Вот и разбираемся уже целый час. Единственное, к чему пришли, — это к пониманию того, что со стороны реки штурмовать не имеет смысла. Она воробью по колено, конечно, но зачем лишняя головная боль? И так все паскудно.

— Знаешь, здесь мы с тобой ничего не высидим. — Я поднимаюсь на ноги и машинально отряхиваю джинсы. — Пойдем-ка к воротам. Может, там что-то интересное увидим?

— Других вариантов все равно нету, — соглашается со мной Ленус, поднимаясь.

Ворота воинской части давно не красились. Во всяком случае, именно такое впечатление они и производят. У ворот находится дверь, ведущая на КПП. Все точно так же, как и почти десять лет назад, когда я отгонял сюда «универсалы». Правда, тогда ворота все-таки были выкрашены, хотя и откровенно некачественно. А чего стараться, если часть все равно является всего лишь большим складом? Вот не особо бойцы напрягались, и господа командиры просто смотрели на это сквозь пальцы. Сейчас, вероятнее всего, решили, что вообще незачем такими глупостями, как покраска ворот, заниматься. И правильно: нету причины утруждать себя подобным, когда вместо всяких глупостей можно и водочки попить. Или казенного спирта, что тоже неплохо.

Я надеюсь, что такое же разгильдяйство здесь во всем. Тогда мне не составит труда захватить необходимую мне технику. Хотя опасение у меня одно нехорошее есть — при такой организации и самих «универсалов» может не оказаться на месте… А в самом деле: что я буду делать, если амфибии тривиально пропили? Может получиться очень не смешно.

— Ты хоть помнишь, что там и как внутри? — выводит меня из ступора Ленус.

— Издеваешься? Ты знаешь, сколько лет прошло? Там за это время все могли сотню раз перестроить, сломать и снова перестроить. Это же воинская часть.

— А мне кажется, что они последний раз забор красили как раз перед твоим приездом, — ядовито замечает Ленус.

Крыть нечем. На самом деле все выглядит из рук вон плохо, и может статься, что наш идеолог прав: забор на самом деле в последний раз красили перед моим приездом. Но почему? Я не раз видел офицеров-нерях. Взять того же Репуса. Однако чтобы собралась целая воинская часть таких уникумов, в это я не поверю. Но что тогда могло произойти? Не люблю я загадки. Особенно когда на их решение совершенно нету времени.

— Хорошо, — говорю я. — Значит, если мне не изменяет память, там все выглядит следующим образом: как въезжаешь в ворота, то сразу же попадаешь на главную аллею (она железобетонная, во всяком случае, была), по сторонам растут деревья. Где-то в полукилометре от ворот интересующие нас боксы. Правее ворот и наискосок — казармы для личного состава и офицерское общежитие. Слева — открытая стоянка со всяким хламом, а за ней река. Что там еще есть — я понятия не имею.

— Неинтересно было по территории пошляться? — непонимающе смотрит на меня Ленус.

— Знаешь, мне тогда было глубоко насрать на эту территорию и на то, что на ней происходит. Очень хотелось как можно быстрее сбагрить «универсалы» и вернуться в Столицу. Ты же сам знаешь — в этом захолустье делать нечего. А тут еще уродец один попался… Каждый винтик, сволочь такая, проверил. Кстати, если он еще на службе, то «универсалы» в полной сохранности, но по состоянию ворот я бы таких предположений не делал.

— Думаешь, можем вообще без техники остаться?

— Ничего я не думаю. «Универсал» — это тебе не газонокосилка. Просто так не продашь.

— Будем надеяться, что ты прав. — Ленус еще раз мрачно смотрит на облезлые ворота и поворачивается. — Давай выдвигаться к штабу. Все равно план там надо будет составлять.

Я молча киваю. Действительно, надо идти в штаб — здесь ловить больше нечего.

День обещает быть длинным. Последний день перед выступлением. Так сказать, перед вторым дублем. Бессмысленно сейчас искать что-либо новое. Бессмысленно менять планы. Зудящее чувство того, что завтра все будет по-другому, охватывает меня и заставляет собраться внутренне.

Завтра. Все произойдет именно завтра. Точнее — начнется. Мы все надеемся, что продлится наша революция не очень долго, но кто может прогнозировать такие вещи? Да и нужны ли такие прогнозы? Что от них толку?

В бывшем опорном пункте, который сейчас исполняет роль нашего штаба, оживление: поминутно появляются и исчезают вестовые, иногда забегают взмыленные командиры подразделений, непрестанно звонит телефон, последними словами кроет кого-то Ленус. Короче, полный дурдом. А чего можно ожидать за день до восстания? Я сижу за своим столом и пытаюсь сосредоточиться. Вроде бы все уже сотни раз проверено и перепроверено, но я все еще сомневаюсь. Может, можно было что-то сделать лучше? Может, где-то можно избегнуть ненужного риска? Хотя — поздно! Поздно что-то менять. Поздно переигрывать. Началась гонка, и я уже ничего не в состоянии с этим поделать.

Еще час сидения здесь, и я одурею. Понимание накатило на меня внезапно, как летний дождь. Да. А лето-то уже закончилось… Пожалуй, последнее спокойное лето в моей жизни… Какое оно, черт возьми, спокойное-то было? Никакого спокойствия, одна нервотрепка! Я за последние недели даже о любимой девушке вспоминал всего раз или два…

О любимой девушке, говоришь? А ведь действительно скотство! Я же могу из всего этого бардака и не вернуться. Надо зайти попрощаться. Нет, я не буду говорить ей о том, что мы можем больше никогда не увидеться. Это глупо. Мне просто нужно ее увидеть еще раз и рассказать, что я… А что я? Люблю ее? Да, пожалуй, это правда. Очень боюсь, что эта каша, которую заварили с моей помощью, легко может разбросать нас так далеко, что мы больше никогда не увидимся. Но всего этого ей говорить нельзя. И не имеет смысла — Уклус сама все прекрасно поймет. Ну почему люди понимают те вещи, которые им понимать не нужно, но не понимают самого простого и такого необходимого? Наверное, кому-то было удобнее сделать нас именно такими. Интересно, а кому? Ну и второй вопрос — зачем? Глупые у меня вопросы. Вдобавок не имеющие ответов. Или имеющие, но я подозреваю, что эти ответы мне очень не понравятся.

Я встал и привычным жестом разогнал складки френча. Раз полезли в голову такие мысли, то нужно их гнать. Как? Чем-нибудь отвлечься. И я даже знаю чем — раз мне хочется увидеть Уклус, то я не вижу причин себе в исполнении этого желания отказывать.

— Ле… Арнус! Остаешься за старшего. У меня есть еще кое-какие дела в городе.

— Куда это ты намылился? — Ленус оторвался от телефонной трубки, в которую еше секунду назад выкрикивал что-то нелестное в адрес одного из командиров подразделений.

— Не твое дело, — зло бурчу я и решительно направляюсь к двери.

— У тебя не больше трех часов! — кричит мне вдогонку Ленус. Я только неопределенно машу рукой.

Вот еще! Буду я перед каждым словоблудом отчитываться. Хотя вынужден признать — Ленус за последнее время здорово подтянулся. Теперь ему уже не стыдно будет и экзамен на офицера сдать. Если и не на старшего, то на первое офицерское звание точно.

Я улыбаюсь своим мыслям, а ноги сами несут в сторону дома Уклус. Я действительно хочу увидеть эту рыжую девчонку. Вот только хочет ли она увидеть меня?

— И как это называется? — Руки в боки, подбородок воинственно задран, а глаза так и мечут молнии.

— Что именно? — осторожно интересуюсь я.

— То, что ты делаешь!

— Тебе нужно объяснять или сама знаешь? — пытаюсь парировать я.

Уклус продолжает злиться. Впрочем, она мне нравится и такой. Она мне в любом виде, черт побери, нравится! И я даже не знаю почему. Наверное, правы те, кто утверждает, что любят не за что-то, а потому что. А может, и нет, но мне на них сейчас плевать: я любуюсь пышущей праведным гневом Уклус. И это мне. абсолютно не портит настроения.

— Вот так ты со мной? — Только этого не хватало: сейчас слезу пустит.

— Да не с тобой, а прежде всего с собой, — как можно более мягким голосом говорю я. — Думаешь, мне легко?

— Тебе? — На глазах уже слезы. — Как тебе — я не знаю. А мне что думать? Ты меня не любишь!

Теперь необходимо спокойно приобнять ее за плечи и говорить. Все равно что. Главное — уверенным голосом. Правильно — спокойным и уверенным голосом. Это всегда производит должный эффект. Ну, не всегда, но в большей части ситуаций.

— Моя маленькая, глупая рыжая кукла! Ну кто тебе такую гадость сказал? Ты же сама знаешь, что у нас сейчас происходит. Ты своими глазами видела, что было на съезде. И если я в последнее время мало уделял тебе внимания, то не по своей воле и, поверь, не от хорошей жизни. Думаешь, мне легко? Вокруг сплошные лоботрясы. Дурак на дураке сидит и дураком погоняет. А кому всю эту кашу разгребать приходится? Естественно, мне. Вот и кручусь как белка в колесе. Света белого из-за всей этой карусели не вижу. В кои-то веки пришел к любимой, а она мне такое устраивает. Мне, по-твоему, мало достается от наших ослов?

— Хотя бы позвонил, — произносит Уклус с упреком. Могу себя поздравить — гроза прошла стороной, слегка намочив землю легким дождем из слез.

— Я бы с радостью, но это было сделать довольно сложно: или у аппарата кто-то есть, или уже слишком поздно. Представь, как бы выглядел звонок во втором часу ночи. Думаю, что твои родители были бы не в восторге.

— Ага, — послушно соглашается Уклус.

— Вот видишь! — Кажется, я таки растопил лед окончательно. — Но сейчас я здесь, и нам ничто не может помешать. Правда?

— Конечно! Тем более что родители будут не скоро. — В глазах Уклус уже пляшут чертики.

— Прости, я думал, мы пойдем погуляем. — Я старательно изображаю из себя невинность.

— Потом! — решительно произносит Уклус и за портупею втягивает меня в квартиру. — Потом, если будет желание… Я хочу тебя!

И наши губы встречаются в сладком поцелуе.

— Потрахался? — недружелюбно осведомляется Ленус.

— Не твое собачье дело, — так же недружелюбно отвечаю я.

— Да что ты говоришь? — Теперь в его тоне слышны издевательские нотки.

— Сейчас дам в глаз, — совершенно искренне заявляю я.

Ленус готов уже сказать очередную гадость, но вовремя понимает, что я не шучу и получить он может. Причем прямо сейчас.

— Да ладно тебе, — миролюбиво тянет разом присмиревший Ленус. — И пошутить уже нельзя…

— Нельзя, — холодно отрезаю я. — Такого приказа тебе, штафирка, не поступало. Усек?

— Усек. — Ленус смотрит на меня с неизбывной тоской. Бедненький. Позубоскалить ему не дали. Перебьется.

— Докладывай. — Я усаживаюсь за стол и закуриваю.

— Все как и было. — Ленус нагло садится на мой стол и тоже закуривает. — Бараны не в состоянии согнать своих овец в подобие стада.

— А ты у нас поэт, оказывается, — с улыбкой говорю я. — Кстати, слезь-ка с моего стола, поэт, и доложи как положено!

— Может, мне еще и по стойке «смирно» встать? — пытается огрызнуться Ленус.

— Было бы весьма недурственно, — спокойно отвечаю я.

— Ты это серьезно? — У Ленуса на лице проступает абсолютно детская обида.

— Нет, конечно. — Я наконец-то улыбаюсь. — Но меня действительно интересует, что у нас плохого случилось за время моего отсутствия.

— Как ни странно — ничего. — Ленус улыбается мне в ответ. — Звонил из Столицы Репус. Мечтал пообщаться с тобой, а вынужден был говорить со мной. Транспорт со стрелковым оружием прибудет этой ночью. Их надо встретить. Наши источники из полиции проявились: интересуются, что им теперь делать. Слухи по городу ползут, так что полиция пребывает в легком недоумении. Они подогнали водометы в центр города. Думают, что мы опять митинг с мордобоем организуем.

— Это не возбраняется. — Я сладко потягиваюсь. До чего же все-таки хорошо, что я увидел Уклус!

— И что мы с этим будем делать? — У Ленуса явно настроение хуже моего.

— С чем именно? — решаю уточнить я,

— С водометами, блин! — взревывает носорогом мой идеолог.

— Да плевать я на них хотел, — лениво отмахиваюсь от Ленуса. — Возьмем «универсалы», и я на эти водометы клал с прибором. С большим, кстати, и очень толстым прибором. Тоже мне — водометами меня пугать вздумали. Детский сад какой-то!

— А если не только водометы? — Ленус явно начинает мандражировать.

— И что? — Он меня сейчас скорее забавляет. — У нас в руках тоже не только транспаранты будут. Не то что в прошлый раз.

— Так ведь…

— Что? — Я смотрю Ленусу в глаза, и он отводит взгляд. — Что тебя смущает? Крови будет много? Да, будет! Ты сам должен был прекрасно понимать, что будет, когда ввязывался в эту авантюру. Шесть лет назад отсиделся возле микрофона радиостанции и думаешь, что и теперь будет то же самое? Нет, дорогой мой, теперь тебе придется перепачкаться так же, как перепачкались мы все. А может, и больше: ведь ты еще и прокламации пописываешь, а это значит, что подталкиваешь людей к пролитию этой самой крови. Вот так оно на самом деле.

Я замолкаю и выжидательно смотрю на Ленуса. Мне кажется, что он сейчас либо расплачется, либо полезет в драку. Но проходят секунды, и ничего не происходит. Ленус все так же сидит понурив голову и смотрит на столешницу.

— Зачем мы все это заварили, Магнус? Действительно: зачем? Чтобы спасти свою шкуру? Или чтобы отработать омоложение? А может, и для того, и для другого сразу? Я не знаю, что ответить Ленусу, и потому просто молчу. Но он не хочет молчать.

— Ты же знаешь, что мы с тобой не особо ладили тогда, шесть лет назад. Странно, но сейчас мы даже подружились. Я такого себе и представить не мог. Тогда не мог, Наверное, у нас у обоих есть мозги. Тогда почему мы не захотели ими воспользоваться? Ни тогда, когда мы пошли за Альтусом, как стадо баранов за козлом на убой. Ни сейчас, когда мы вообще не понимаем куда и за кем идем. Зачем нам это нужно? И нужно ли вообще?

— Не совсем тебя понимаю, — осторожно отвечаю я. — Ты что-то предлагаешь или просто жалуешься на жизнь?

— Ни на что я не жалуюсь. — Глаза Ленуса сверкают гневом. — Я пытаюсь понять, как два нормальных толковых мужика умудрились влезть во все это дерьмо? И главное, не «как», а «зачем»?

— Вынужден тебя разочаровать: у меня нету ответов на твои вопросы. Нету не только для тебя, но и для себя. И мне нечего тебе возразить. Абсолютно нечего. А потому давай этот беспредметный разговор заканчивать. Толку все равно не будет. Сейчас займемся более насущными проблемами, а там посмотрим, как события развиваться будут. В конце концов, ты правильно сказал — мозги у нас с тобой присутствуют у обоих. Нужно просто не пропустить момент, чтобы их задействовать.

Ленус согласно кивает и наконец-то освобождает мой стол от своего зада. Наверное, я все сказал абсолютно правильно.

Более того — сам себе поверил. Ну а с другой стороны: что мы сейчас можем сделать? Да ничего не можем. Пока мы плывем по течению. Барахтаемся в меру своих скромных сил. Куда это течение нас несет — мы не имеем представления. Хотя я вру: какое-то смутное представление мы все-таки имеем. Вопрос лишь в том, насколько оно соответствует действительности. А даже если и соответствует, то что с этим пониманием делать, когда… А когда? Вопросы, вопросы, одни только вопросы и никаких ответов. Наверное, так и должно быть, но мне это все нравится с каждым днем меньше и меньше. И я ничего не могу с этим сделать. Может быть, именно сейчас наступает самый великий момент в моей жизни, а я сижу и маюсь ненужными вопросами? Вечно у меня так: или что-то мне отравляет удовольствие от происходящего, или я сам себе отравляю это удовольствие ненужными мыслями. Вопрос о том, являются ли эти мысли сейчас ненужными, я предпочту оставить на потом. И так слишком много вопросов, на которые отсутствуют ответы.

Сегодня у меня на повестке дня, собственно, два вопроса, которые требуют принятия решения: встретить транспорты с оружием и захватить «универсалы». Все остальное может подождать до лучших времен.

На востоке небо еще черное. Полностью. Ночь уже не такая теплая, как это было в середине лета, и я вынужден поплотнее запахнуть плащ-палатку, которая защищает меня от ночного холодка. Время — половина четвертого. Так называемая «собачья вахта». Это когда холодно, хочется спать, а внимание полностью рассеяно. Место для встречи груза мы выбрали правильно: дорога здесь делает поворот, а потом резко поднимается на холм. До ближайшей деревни километра три, до Городка — два. Пост дорожной полиции находится на самом въезде в Городок, так что им этот участок дороги не виден даже днем, а сейчас глубокая ночь.

Перед самым подъемом от трассы в поля отходит проселочная дорога. Сейчас по всей ее длине, на расстоянии двадцати метров друг от друга стоят мои ребята: они будут помогать мне провести здесь грузовики. Я решил не рисковать и встретить груз за городом, а уже потом, окольными путями, перегнать его в наш зал. Конечно, городские власти уже намекают, что зал пора бы и освободить, но я пока отбивался от них под разнообразными, часто надуманными, предлогами. Последним сроком они назначили завтрашний день. Точнее — уже сегодняшний. Что ж, я освобожу зал. Правда, то, каким образом я это сделаю, им не понравится. Но это уже не мои проблемы.

Стрелка часов как будто прилипла к циферблату — настолько медленно она ползет вперед. Курить нельзя — это может выдать наше месторасположение. Своих бойцов я проинструктировал очень строго: каждый пойманный с сигаретой будет застрелен на месте. Пришлось демонстративно извлечь из кобуры пистолет и навинтить на него глушитель. На меня посмотрели как на сумасшедшего, но в спор решили не вступать. И это правильно: здоровее будут. А раз командир так строг, то и сам должен показывать пример. В результате я вынужден буду мучиться без курева еще не менее получаса. И это в самом лучшем случае.

Дорога пустынна. Мы здесь уже полчаса, а за это время не проехало ни единой машины. Меня начинает одолевать зевота. Громко щелкаю челюстями, подавляя непрошеный зевок, и тянусь рукой под плащ. Там на поясе фляга с холодным кофе. Конечно, не лучшее из того, что можно придумать, но хоть так. Стараясь не шуметь, осторожно откручиваю крышку и делаю глоток. Напиток не доставляет ни малейшего удовольствия: кофе все-таки надлежит пить горячим. Рядом еле слышно зашевелился Ленус. Через секунду я слышу произнесенное шипящим шепотом «Дай!». Не глядя, протягиваю флягу вправо. Несколько мгновений слышится только шуршание его плаща, но затем Ленус находит флягу на ощупь и осторожно тянет на себя. Отпускаю руку и уже через секунду слышу осторожный глоток. «Гадость», — шепчет Ленус и протягивает флягу мне назад. Я завинчиваю крышку и прячу сосуд под плащ. Сколько же прошло времени? Не может быть! Всего две минуты? Паскудно. Я мог, конечно, отправить встречать груз Ленуса, а сам оставаться в штабе, но не рискнул — наш идеолог, конечно, многому научился, но кадровым офицером не является. А мало ли что может произойти… Надеюсь, что обойдется без инцидентов, а там — посмотрим.

Трасса просматривается на приличное расстояние. Здесь она проложена не по прямой — при строительстве необходимо было постоянно обходить ручьи и болотца. Потом, понятное дело, болотца осушили, лес вокруг вырубили, и исчезли ручьи, но трассу по прямой никто перекладывать не стал. Наверное, просто привыкли, а может, на самом деле дорого…

Показалось или нет? Не показалось. Черт побери, что это может быть? Для наших слишком рано (только без двадцати четыре), да и по свету фар понятно, что идет легковая машина. Кому это неймется ездить в такое время? Спать надо по ночам, а не разъезжать на машине! Если это полиция, то могут быть проблемы. И довольно серьезные. А проблем сегодня хотелось бы избежать.

Из-за поворота выскакивает легковушка и на приличной скорости несется к подъему. Когда она проскакивает мимо, я оборачиваю голову: так и есть! Полиция. Что им здесь надо в такое время? Не нравится мне это — наши осведомители клялись, что ближайший объезд территории патрульной машиной будет в половине пятого. А это тогда кто?

— Магнус, — слышу я свистящий шепот Ленуса.

— Чего? — отвечаю так же еле слышно.

— А они наш груз не перехватили?

— Типун тебе на язык! Скажешь тоже. В любом случае у нас еще есть время. Ждем.

Ленус кивает в темноте и замолкает. А я задумываюсь: груз-то действительно могли перехватить. Что же нам тогда делать? У нас же меньше десяти стволов. О какой революции с таким вооружением может идти речь? Еще и водометы в центре города… О захвате «универсалов» при этом раскладе даже заикаться не имеет смысла.

Если оружия не будет, то мы влипли. Я подношу к уху микрофон радиостанции и прислушиваюсь. Наши грузовики сейчас должны находиться где-то на пределе расстояния для устойчивого приема. В наушнике только треск помех. Пытаюсь себя успокоить тем, что если бы их задержали, то нам бы обязательно сообщили, но четко понимаю, что это явная чушь: если задержание проводит СБ, то могут и не успеть взяться за микрофон. Рискнуть и вызвать? А ведь не ответят. Правильно, кстати, сделают — Репус очень четко их проинструктировал относительно радиомолчания. Вызвать меня могут только они. И только в случае экстренной необходимости. Дерьмовая ситуация. Сколько там до времени встречи? Пятнадцать минут? По идее, я уже должен увидеть их фары на одном из поворотов дороги. Это если они движутся километров восемьдесят в час. А если медленнее? Скажем, километров шестьдесят? Тогда еще рановато. Подождем.

Опять вой двигателя легковушки. На этот раз со стороны города. Мелькают фары — автомобиль стремительно скатился с холма и ушел в ночь. Ехал он, конечно, быстро, но я опять успел его разглядеть: снова полицейская машина. Та же самая? А может, другая? В любом случае мне не нравится, что они здесь разъездились. Очень не нравится. В любую другую ночь — пожалуйста, но не сегодня. Сегодня ночью мне абсолютно не нужны здесь полицейские. Да и для них это ничем хорошим не закончится… Но очень хочется этого самого «ничего хорошего» избежать. Очень.

Десять минут до подхода грузовиков. Меня начинает колотить знакомая дрожь. Плащ-палатка уже не спасает. Понятно, что это нервное. Осторожно достаю из кобуры пистолет и передергиваю затвор. Кажется, оружие сегодня все-таки придется использовать: опять на поворотах дороги замелькали фары…

Нет, это не похоже на полицию: едут значительно медленнее и явно не одинокая машина. Сколько их там? Раз, два, три… Пять штук. Похоже, что наконец-то уже наши. Даю сигнал приготовиться и сам начинаю выдвигаться к дороге. Щелкают затворы пистолетов: сегодня я выдал оружие наиболее надежным ребятам. Все имеющееся в наличии оружие. Глушители тоже имеются у всех. Если придется использовать, то есть шанс, что с поста у въезда в Городок подмогу не пришлют: просто ничего не услышат.

Колонна грузовиков — а теперь у меня уже нет никакого сомнения, что это именно грузовики, — неторопливо ползет по трассе со скоростью километров шестьдесят — семьдесят в час. Вообще-то правильно: при таком грузе слишком быстро ехать не рекомендуется. Интересно, а водители знают, ЧТО они везут? И если знают, то как реагируют? Да наплевать мне на это! Знают или не знают… Реагируют или не реагируют… Я должен получить свой груз прямо сейчас. Они получат свои деньги за перевозку и вернутся по домам. Кто-то из них потом сможет похвастаться, что помогал революции. Ну, если у него возникнет такое желание. А если они не догадываются сейчас, то… То догадаются очень быстро — не позднее сегодняшнего утра. Но что мне до того?

Вот сейчас колонна выйдет из-за поворота, и можно будет их останавливать… А это что такое? Знакомая полицейская машина выскакивает мне навстречу. Что за бред? Где эта дрянь взялась? А может, у меня галлюцинации? Нет, Ленус тоже привстал и смотрит на полицию с открытым ртом.

Нас не заметили: автомобиль круто развернулся и встал посреди дороги. Открываются дверцы… Их всего двое? Очень интересно… Ну, у одного автомат, но второй-то с пистолетом. Даже из кобуры не вынул.

— Ты г-г-грузовики видел? — это тот, что с автоматом.

— Н-ну видел! — а это уже второй.

— Ща стопнем и к-к-капусты срубим!

Да они же пьяные! Мать моя женщина! Из-за пары пьяных полисов, которым не хватает на очередную бутылку, все может сорваться? Ну уж нет! Я решительно поднимаюсь и иду в сторону полицейской машины: мне необходимо подойти как можно ближе, чтобы не промахнуться. Сперва пристрелить идиота с автоматом, а потом заняться вторым уродом — он основательно пьян и вытащить пистолет явно не успеет.

Из-за поворота показывается морда первого грузовика с притушенными фарами. Полис решительно машет им автоматом. В эту же секунду у меня в ухе оживает наушник рации: «Конвой» вызывает «Друга». Мы влипли, прием». — «Вижу, „Конвой“. Не дергайся, сейчас все уладим, прием», — цежу я, прижимая пальцами правой руки ларингофон к горлу. «Постарайся», — слышится в ответ.

Расстояние между грузовиком и полицией стремительно сокращается. Полиса и не думают убираться с дороги, и первая машина начинает тормозить. Я уже на достаточном расстоянии, чтобы не промахнуться. Да и стражи порядка как на ладони — их освещают фары грузовика. «Конвой», это «Друг», вруби дальний на несколько секунд, прием». Тут же фары переднего грузовика включаются на полную мощность. Автоматчик пытается заслониться руками от яркого света, а его напарник, похоже, не понял, что вообще произошло. Нажимаю на спусковой крючок. Пистолет дергается в руке и с легким щелчком выплевывает из себя первую порцию свинца. Куда-то вправо летит отработанная гильза. Пуля попала в голову — я как в замедленной съемке вижу брызнувшую во все стороны жижу из крови и мозгов. Полицейский начинает медленно валиться на землю. Поворачиваюсь и навожу пистолет на второго. В это время рядом со мной раздаются два сухих щелчка. Ленус. Стрелял он. Первая пуля явно ушла в белый свет, зато вторая попала полицейскому в грудь. Он ничком падает на дорогу.

— Молодец Арнус! — хвалю я товарища. — А теперь возьми четырех человек, прибери с дороги трупы и откати в овраг машину. Да оружие и патроны не забудь собрать! Все ясно?

Начало положено — теперь резня пойдет по всей стране. Я, конечно, понимаю, что такая откровенная глупость могла случиться где угодно и с кем угодно, понимаю, что часть наших подразделений должна была нарваться на подобные неприятности, если не на худшие, но почему-то мне кажется, что первую кровь пролил именно я.

— Так точно, — угрюмо отвечает Ленус, поворачиваясь к нашим мальчишкам: — Ты, ты, ты и ты — за мной.

Здесь полный порядок — можно идти к конвою. Я отворачиваюсь от полицейской машины и медленно подхожу к кабине первого грузовика. Дверца приоткрыта, на подножке стоит паренек лет восемнадцати и во все глаза смотрит на меня. Я, наверное, кажусь ему монстром. Таким маленьким монстром, завернутым в армейскую плащ-палатку.

— Закрывай дверь, — бросаю я ему и, когда он следует моему совету, вспрыгиваю на подножку. — Сейчас дорогу буду показывать. С полисами вам теперь общаться незачем.

Он молча кивает и переключает передачу. Грузовик трогается. Я смотрю на дорогу: полицейскую машину уже откатили с проезжей части и толкают к оврагу. Почти сразу мы поворачиваем направо, и место моего преступления скрывается с глаз.

До восхода остались считанные минуты. Небо уже посветлело и готово принять нарождающееся солнце. Все еще прохладно, но я привык мерзнуть этой ночью. Благо не долго осталось: сейчас здесь будет очень жарко.

Подъем в части должен производиться в шесть тридцать, а сейчас пять пятнадцать. Таким образом, у меня есть в запасе около часа, чтобы захватить этот чертов склад.

Мои бойцы нервно зевают и до боли в руках сжимают новенькие автоматы. Ничего, пусть привыкают. Им с этим оружием еще не один день придется бегать. И стрелять из него тоже придется… Сейчас, в свете нарождающегося дня, наша авантюра кажется мне форменным безумством. Дети с оружием. Дети. На что мы надеемся? Ведь как только станет понятно, что происходит, на нас выпустят профессиональную армию. Я знаю, что там служат мальчишки, которые всего на несколько лет старше моих подчиненных, но там же служат и опытные офицеры, а вот эти смогут организовать мальчишек и повести в бой. Не могу сказать, что у меня не хватит знаний для такого же действа, но ведь среди нас опытных военных полтора десятка. И перебить эти самые полтора десятка ничего не стоит. Точечными ударами, так сказать. Что тогда случится со всеми этими детьми? Ведь у них может не хватить ума тут же сдаться. Напротив — могут попытаться продолжить начатое дело. За павших товарищей отомстить, так сказать. И на ком тогда будет вся ответственность за то, что их передавят, как тараканов? На мне. И на мне подобных. Впрочем, тогда мне уже будет все равно. Или не будет, но с того света еще никто не возвращался, чтобы рассказать, как там смотрят на наши поступки.

— Господин командор!

— Чего тебе?

— А когда…

— Отставить, — шикаю я на не в меру разговорчивого мальчишку. — Приказ будет отдан своевременно. Предыдущий приказ наблюдать за противником еще никто не отменял!

Действительно — чего я тяну резину? Детям уже не терпится помахать оружием. А меня поджимает время. Пора начинать. Боги, что я делаю?

— Приготовиться! Сначала вхожу в КПП я. За мной следует первое отделение. Дальше — согласно полученным инструкциям. Вопросы есть?

Отрицательно качают головами. Ну и черт с ними. Пора выдвигаться. Сбрасываю на землю плащ-палатку и под прикрытием кустов подбегаю к забору. Вот он: бетонный, шершавый, холодный, с множеством мелких выбоин. Сколько же подкованных солдатских сапог бились об него в этом месте, когда их хозяева возвращались из самоволки?

Стараюсь прижаться к забору как можно ближе и начинаю осторожно продвигаться в сторону КПП. Вот уже видна обшарпанная дверь. Теперь нужно успокоиться. Черт! Как же сердце колотится-то… О чем это я? Ага! Полностью успокоиться. Я сейчас подползу к двери, благо нижняя ее часть металлическая и меня никто не сможет увидеть, а потом тихонько попробую ее открыть. Если дверь открывается — тогда полный порядок. Если нет — тогда придется стрелять в засов. И очень хорошо, если я угадаю, где он, этот самый засов, находится.

Дверь подалась сразу. Хорошо. Разгильдяи даже не заперли ее на ночь. Вот за это они сейчас и поплатятся: любая халатность должна быть наказана. И если в качестве карающей десницы выступлю я, то от этого она, десница, не станет менее строгой.

Отползаю назад и замираю. Мне очень не хочется сейчас врываться на КПП и убивать этих мальчишек. Знаю, что с ними должен находиться еще и офицер, но мальчишки… Ко всем чертям! Хватит ныть! Ты сегодня уже убил человека. И ничего. Даже не поморщился, а тут решил философию развести? Твои бойцы, между прочим, сейчас на тебя смотрят. Смотрят и уже подумывают о том, что командир уже тривиально сдрейфил. Пора что-то делать, иначе…

Резко поднимаюсь на ноги. Секунда — и я у двери. Распахиваю ее правой рукой. В левой уже взведенный «люгер» с глушителем. Сегодня я почему-то решил взять именно его. Да он тяжел, и отдача у него сильнее, чем у «вальтера», но точность боя намного выше. Кроме того, я всегда тяготел именно к этому пистолету. Пожалуй, даже не смогу объяснить почему.

Взгляд влево — окно, выходящее к воротам, но изнутри. Никого. Теперь вправо. Вот они: четверо солдат и офицер. О чем-то разговаривают, сгрудившись у стола. Похоже, что один из них что-то рассказывает остальным. Нас разделяет только стекло. Поднимаю руку с пистолетом на уровень глаз и нажимаю на спусковой крючок. Выстрела нет. Есть сухой щелчок. Осечка! Дерьмо собачье! Судорожно передергиваю затвор, бракованный патрон летит вправо и ударяется о стекло. Головы пяти человек повернуты ко мне. В глазах удивление. Они еще ничего не поняли. Опять вскидываю руку и стреляю. На этот раз к звуку щелкнувшего затвора добавляется легкий свист глушителя. Стекло со звоном разбивается. Один из солдат бросается к автомату. Выстрел. Мальчишка падает на пол с простреленной головой. Я редко промахиваюсь в закрытом помещении.

У меня осталось всего пять патронов. А их четверо. И через какие-то секунды здесь будут мои бойцы. С автоматами. Только автоматной очереди мне и не хватало сейчас!

Снова вскидываю пистолет и стреляю. Молча и практически без пауз. Как когда-то учили. Офицер падает первым — тоже в голову. Да, навыков я не растерял. Следом за ним валится парнишка в очках — этому в грудь. Один из ротозеев все-таки вспомнил, чему его учили, — упал на пол и закатился под стол. Последний продолжает стоять и таращиться на меня. Пулю между глаз сопляку! В армии надо выполнять устав, а не таращиться на противника.

Хорошо. Но остался еще один. Что делать: позвать своих или сам справлюсь? К чертовой матери этих малолеток! Еще у кого-то не выдержат нервы, и нажмет на спуск. Сейчас еще рано стрелять из автоматов. Значит, сам. Открываю ногой стеклянную дверь и вхожу в караулку. Все как положено: мертвые лежат неподвижно, оказавшийся самым проворным трясется под столом. Вон и сапог торчит. Сапог? Что-то не так… Где этот засранец на самом деле? А шустрый паренек попался… Понятно — скинул сапог и заполз за стол. Я не возражаю. В кошки-мышки со мной поиграть вздумал? Глупая это идея. Никому не советую. И ему тоже.

Что же мне с ним делать? Попробовать объяснить, что есть шанс остаться в живых? У меня просто нету времени на переговоры. Да и желания с ним разговаривать тоже нету. Не люблю я, когда от меня слишком быстро бегают. Раздражают меня такие очень уж проворные бегуны.

Запрыгиваю на стол с места. Так и есть: сидит подлец с противоположной стороны и графин в руках сжимает. С графином против пистолета? А он еще и шутник… Вот и дошутился! Молча стреляю солдату в голову. Графин падает у него из рук и катится по полу. С этим уже все. Теперь бегло осмотреть остальных — а вдруг кто еще жив?

Спрыгиваю со стола и озираюсь. Единственный, кто у меня вызывает опасения, — это паренек в очках. Ему я попал в грудь. Подхожу и прикладываю правую руку к его шее. Порядок — пульса нет.

Теперь надо звать своих… И кстати, недурно бы поменять обойму. «Люгер», конечно, пистолет хороший, но вот помещается в него только семь патронов. Восьмой приходится досылать в ствол. Сейчас не придется: он у меня как раз в стволе и находится.

На ходу выбрасываю пустую обойму и вставляю новую. Подхожу к внешней двери, открываю ее и несколько раз машу рукой. Отделение номер один тут же показывается из укрытия и вихрем несется через улицу.

Так, первая фаза операции прошла успешно. Но это только начало. Теперь необходимо взять казарму и офицерское общежитие. Самое главное — офицерское общежитие. Если боги ко мне по-прежнему милостивы, то его не перенесли. Я на это очень надеюсь.

Аллея. На ней никого. Уже хорошо. Нет, ребята, прятаться все еще надо. А ну-ка, прижались все дружно к стене здания! Рано пока здесь чувствовать себя хозяевами. Теперь — короткими перебежками вон к тому двухэтажному домику. Да, теперь уже можно стрелять из автоматов.

Я понятия не имею, каково расположение комнат внутри офицерского барака. Да и не хочу знать. Сегодня я уже достаточно бегал первым. Теперь настала очередь моих бойцов — пусть покажут, чему я их научил.

Половина отделения отправляется в гости к офицерам, вторая — к солдатам. Где-то там же должна быть и дежурка… Черт! Как я об этом не подумал? Бодрствующий караул! На него пятерых моих орлов может и не хватить. А им ведь нужно еще и казарму заблокировать…

Нагоняю ребят у самой двери. Показываю, что пойду первым, и сразу же открываю дверь. Ну, приступим. Дежурка слева. Бью ногой по ее двери и врываюсь в помещение. Человек шесть спят на койках прямо в форме. Двое рубятся в карты. Стреляю по играющим. Похоже, что они даже не успели понять, что же произошло. Где же офицер? Ага! Вот он: нагло дрыхнет!

— Встать, скотина, когда разговариваешь с командором повстанческой армии!

А теперь — лицом к стене! Будешь себя хорошо вести — останешься жив. И уродам своим то же самое прикажи. Меня нервирует, когда на меня волком смотрят. Я и пристрелить могу!

Подействовало: стоит ни жив ни мертв и трясется. Да, неприятное у него сегодня пробуждение. Кстати, а почему остальные идиоты на меня не попытались кинуться? Неужели так страшен четырнадцатилетний мальчишка с пистолетом?

Оборачиваюсь. Все понятно: страшен четырнадцатилетний мальчишка с автоматом, который стоит в дверях. Ну, здесь, кажется, закончили, посмотрим, как у остальных.

Казарма уже разбужена, но никто резких телодвижений не делает. Это правильно — против автомата переть глупо. Сколько их здесь? Похоже, что около роты. Ну и как мне теперь с ними обойтись? Не отправлять же к праотцам такое количество сопляков? Может, и стоит, но чрезмерные зверства сейчас ни к чему…

Автоматная очередь. И не очень далеко. Интересно, что происходит? Вообще-то я послал два отделения обойти периметр и снять часовых. Но отдал четкий приказ — действовать без шума. Это теперь «без шума» называется? Или на посту кто-то слишком умный попался? Нужно выйти и посмотреть. Все равно рации у всех сейчас выключены, и я смогу узнать о случившемся только лично.

Пулей выскакиваю на улицу и тут же начинаю озираться: не повторится ли? Надеюсь, что в серьезную драку мои бойцы не ввязались. Но кто его знает… Еще одна очередь. Теперь понятно откуда — из барака офицеров. Как-то язык не поворачивается назвать эту полуразвалину даже общежитием. Будем надеяться, что два отделения уже завершили обход периметра и сопротивления часовые не оказали. Но это потом. Сейчас необходимо разобраться с происходящим у господ офицеров. Бегом туда. В дверях маячит один из моих бойцов.

— Что у вас здесь? Докладывай!

— Не могу знать, господин командор, меня оставили охранять вход!

Разумно. Отталкиваю мальчишку и вхожу в холл. Примерно то, чего я и ожидал: коридор перегорожен турникетом, за ним лежит тело. С погонами. Значит, не один из моих. Уже хорошо. На первом этаже две двери друг напротив друга. Обе открыты. Заглядываю в левую — что-то типа актового зала. Вправо — архив и еще одно тело. Здесь надо осмотреться: может быть, кто-то спрятался за стеллажами. Кстати, а что мог офицер делать в архиве перед подъемом?

Осторожно обхожу помещение, но никого больше не нахожу. Ни живых, ни мертвых. Даже не знаю, хорошо это или плохо. Подхожу к трупу и внимательно его осматриваю. Вот это открытие! Я просто гарантирую, что умер он от удара ножа в горло. Интересно, кто же это из моих бойцов постарался?

Выхожу из архива и решаю осмотреть труп у турникета… Тоже нож! Не слишком ли? А почему тогда стреляли из автомата? И самое главное — в кого? Как это ни противно, но придется подниматься на второй этаж.

Лестница довольно узкая. Если меня сверху кто-то поджидает, то я могу и не успеть что-либо предпринять. Это никуда не годится, но подниматься все равно надо. Да, зря я не захватил автомат в караулке. Чувствовал бы себя значительно лучше. Но я отлично знаю, что тут дело не в автомате: меня пугает отсутствие звуков. Действительно странно. Там должно быть четверо моих бойцов и двое офицеров этой части как минимум. Но почему я ничего не слышу? Шесть человек производят достаточное количество шума. А тут — тишина.

Пожалуй, я сделал глупость, что громко топал ногами на первом этаже. Теперь остается только прижаться к стене и очень медленно подниматься вверх. Хорошо еще, что ступени бетонные. Если бы это было дерево, то меня бы сразу же выдал предательский скрип.

Тишина все-таки не абсолютная. Чье-то сосредоточенное сопение раздается из-за дверного проема. Кто-то живой там есть. Интересно, кто? А к чему гадать, если прямо сейчас все разрешится? У меня полная обойма, и я знаю, что меня ждут. Они же не знают, чем я вооружен и кто я вообще такой. Значит, шансы примерно равны.

Резко выдыхаю и одним прыжком преодолеваю последние несколько ступеней. Поворачиваюсь влево и правой рукой перехватываю ствол автомата. В левой у меня «люгер», и я уже готов нажать на спусковой крючок, но в последний момент срабатывает рефлекс: передо мной свой. Совершенно черно, это один из моих бойцов. Перепуган он не меньше меня, но я сейчас должен свой испуг спрятать.

— В чем дело, боец? — взревываю я. — Почему не доложились о выполнении? Кто стрелял? Да отвечай же ты, в конце концов!

Парню явно нехорошо. Буквально побелел весь. И взгляд затравленный. Что же здесь произошло? Неужели он остался один? Чертова работа! Только этого мне и не хватало. В первый же день потерять троих. Еще до начала боевых действий. Это уже чересчур. Даже если учесть, что у меня не солдаты, а четырнадцатилетние мальчишки. Я же все точно рассчитал! Не должно было быть никакого сопротивления. Мы же брали их тепленькими и сонными. Как такое могло получиться? Чего я не принял в расчет?

— Господин командор, мы обосрались, — подает голос боец.

— Так вытряхни штаны и продолжай выполнение задания! В чем дело-то?

— Тут внизу были двое. Одного я ножом, второго Седус. Но второй заорать успел. Мы наверх, а там один с пистолетом. Он выстрелил… в Седуса… А Седус его из автомата! Мы думали, что все, но тут второй! А я…

— Стоп! — Если этот поток лепета не остановить, то закончится он только к завтрашнему вечеру. — Пойдем внутрь и все покажешь.

Парень кивает, и я подталкиваю его вперед. Пусть действительно поработает здесь гидом.

С первых же шагов мне становится ясно, что командир части застрелен из автомата в упор. Вот он распластался у самого входа, прошитый очередью. Туда ему и дорога. В углу сидит один из моих бойцов и прижимает руку к боку. Форма залита кровью. С этим надо будет разобраться, но чуть позже. Дверей четыре. Две закрыты на замок, а две другие распахнуты настежь. Из первой торчат босые ноги. Мародерством мои бойцы занялись, что ли? Очень сомневаюсь: в обуви, которая надевается на эту ногу, они просто утонут. Неужели босиком выскочил? Офицер называется! Интересно, кто это?

Во второй комнате находятся двое моих ребят. Эти хоть не ранены. И то хорошо. А чем это они тут занимаются? Похоже, что пытаются вскрыть сейф командира части. Ничего не скажешь — хорошеньких я деточек воспитал!

— Отставить!

Оглянулись, а затем вытянулись по стойке «смирно». Прекрасно. Теперь надо дать разгон. И очень качественно. Иначе это грозит перерасти в черт знает что.

— Почему не доложили о раненом товарище? Кто его перевязывать должен? Я? Совсем озверели? Обоим — по десять плетей перед строем. Доложите своему непосредственному начальнику. А я проверю исполнение.

Физиономии вытянулись. Взгляд озлобленный. Ничего, переживут. Слишком рано деточки начали расслабляться. Еще ничего не сделано, а они уже на сейф позарились. Перед тем как их пороть, я позабочусь о том, чтобы все знали, за что. Тогда у остальных не возникнет соблазна проявлять подобную «инициативу» в дальнейшем. Но раз начал отчитывать, то нужно продолжать в том же духе.

— Я вижу еще две запертые двери. Почему они до сих пор заперты?

Продолжают стоять насупившись и пряча глаза. Так дело не пойдет.

— Не слышу ответа, господа!

— Мы как-то не подумали, — лепечет один из несостоявшихся взломщиков.

— Сейф попытаться вскрыть подумали, а двери нет? — Я удивленно приподнимаю бровь. — Мне, господа, не совсем понятен ход ваших мыслей. И кстати, когда обращаешься к старшему по званию, то положено прибавлять это самое звание. Вскрыть двери немедленно!

— Так точно, господин командор, — не стройно, зато громко.

Мальчишки кинулись к ближайшей закрытой двери, столкнувшись в проходе. Пусть трудятся… А если там на самом деле кто-то есть? Офицер, который уже ждет с оружием в руках.

— Отставить! — почти кричу я. — Сначала перевязать раненого. Двери подождут.

Мальчишка, получивший пулю в бок, стонет. Понятно, что это явно не то, на что он рассчитывал. Но ничего страшного — в его возрасте все заживает, как на собаке. Сейчас необходимо его осмотреть, а там будет видно.

Склоняюсь над раненым и осторожно расстегиваю китель. Он опять стонет. Ничего страшного. Терпи. Дальше рубашка. Она вся пропитана кровью. Вот это мне уже не нравится. Почему так много крови? Распарываю рубашку ножом и вздыхаю с облегчением: пуля прошла навылет и, по идее, ничего из жизненно важных органов не задето. Отбрасываю нож и снимаю с пояса паренька индивидуальный пакет. Молодец все-таки Репус! Один из грузовиков был заполнен этим добром под завязку. Я сперва хотел позвонить ему в Столицу и нагнуть матов, но быстро вспомнил, что сейчас Репусу явно не до того. Вот и пригодился подарочек нашего разведчика. Вскрываю пакет и перевязываю рану. Туго, как учили очень много лет назад. Хорошо. Жить будет, но его все равно необходимо доставить в больницу… Позже. Когда закончим с «универсалами».

Поднимаюсь и маню к себе пальцем одного из несостоявшихся взломщиков. Показываю на запертую дверь, потом на его автомат и на дверной замок. Он кивает. Я занимаю позицию чуть наискось от двери и показываю жестом: можно начинать.

Сухая автоматная очередь разносит часть двери в щепки. Тут же бью по ней ногой и с перекатом влетаю в комнату. Никого. Что же, отрицательный результат — это тоже результат.

Теперь вторая дверь. Если мне повезет, то и там неприятностей не будет. Снова занимаю позицию и киваю головой. Автомат выплевывает из себя раскаленный свинец, летят щепки и искры: пули попали в замок. Вместо того чтобы ударить ногой и ворваться в помещение, я подбираю автомат раненого бойца и даю еще одну очередь. На этот раз — наискосок. Из-за двери раздается сдавленный стон.

— Выходи с поднятыми руками! Тогда гарантирую жизнь! — рявкаю я.

— Не стреляйте! — слышится из-за двери. — Я ранен.

— Знаю, — отрывисто бросаю я в пространство и уже громче: — Считаю до трех! Если не выйдешь — прикажу забросать комнату гранатами!

Подействовало. Дверь медленно открывается, и оттуда показывается совсем еще молоденький лейтенантик, баюкающий простреленную руку. Рука-то прострелена, но в ней зажат пистолет.

— Оружие на пол! — ору я.

Лейтенант послушно бросает пистолет себе под ноги и поднимает вверх руки. Лицо у него бледное. Он явно не понимает, что происходит. А пока ему и не требуется. Я должен получить от него информацию. Если то, что он мне скажет, меня удовлетворит, то очень может быть, что я сдержу слово и он останется жить.

— У вас здесь должно быть бомбоубежище. Где оно? Некоторое время он смотрит на меня непонимающе, но вид направленного на него автомата явно способствует пробуждению скрытых обучением мыслительных способностей.

— Есть бомбоубежище, — лепечет лейтенант. — Прямо под казармой.

— Туда весь личный состав поместится? — в свою очередь спрашиваю я.

— Да.

— Великолепно! — И уже обращаясь к своим бойцам: — Двое человек отконвоировать пленного, один остается с раненым до прибытия помощи. Исполнять!

Лейтенанта тыкают стволом автомата под ребра, подталкивая к лестнице. Я успеваю поймать за ремень одного из конвоиров.

— Подведешь к казарме и уложишь на землю лицом вниз. Старшему объяснишь, где меня искать. Если уже появились ребята из второго и третьего отделений — пришлешь их командиров ко мне. Все понял?

— Так точно, господин командор! — браво выкрикивает мальчишка. — Разрешите выполнять?

— Выполняйте. — Я устало машу рукой.

Будем считать, что вторая фаза завершена. И завершена более или менее успешно. Осталась сущая мелочь — часовые у складов. Хоть стреляй, не помню, были они там или нет. Но даже если и были, то ничего страшного. Мы уже изрядно пошумели, так что с особо несговорчивыми можно будет и с помощью ручных гранат поговорить. Благо они у нас теперь должны появиться: оружейную комнату я вскрою в ближайшее время… Мои размышления прервал крик снизу:

— Господин командор! Господин командор!

— Иду! — кричу я в ответ и, кивнув раненому, спускаюсь вниз. Там меня уже ждет вестовой.

— Господин командор! Периметр под полным контролем! Остался пост у боксов в глубине территории. Сейчас там четверо наших. Ждут ваших указаний!

Вот это по мне! Молодцы ребята. И парень этот далеко пойдет… если жив останется. Хлопаю мальчишку по плечу и подталкиваю вперед — веди, мол.

Как только мы выходим из офицерского барака, я понимаю, что часть уже полностью у меня под контролем: перед казармой разложены на земле бывшие часовые. Над ними стоят двое моих ребят с автоматами. Хорошо я их все-таки натаскал. Приятно смотреть на аккуратно проделанную работу.

Стоило мне показаться, как один из мальчишек устремляется ко мне, заранее поднося руку к козырьку.

— Господин командор, разрешите доложить!

— Докладывайте. — Я козыряю мальчишке в ответ.

— Периметр под контролем. Обошлись без стрельбы. Пленные перед вами. Настоятельно прошу подкрепления — у меня не хватает людей на все посты.

Приглядываюсь. Капральские нашивки. Ну что же, не зря носит, значит.

— Благодарю за службу, капрал! Как только разберемся с постом у боксов — сразу же отправим за подкреплением. А теперь отведите меня туда!

Он кивает, и мы идем по направлению к центральной аллее. Никакая это не аллея, конечно, а просто удобная подъездная дорога к боксам, в которых на длительное хранение поставлена необходимая мне техника. Ну и черт с ним, с названием. Главное, что через несколько часов у меня в руках будут «универсалы»!

Не доходя метров двадцать до уже виднеющихся железобетонных боксов, мой проводник останавливается:

— Дальше за кустами, господин командор. Он вооружен и грозится перестрелять всех, кто подойдет.

— Понятно, — недовольно бурчу я в ответ. — Ведите, капрал!

Минута хода, и мы на месте. Ничего неожиданного для себя я здесь не вижу: пост оборудован металлическим редутом, в котором и укрылся солдат. Действует он строго по уставу. Наверное, старослужащий. Впрочем, это его не спасет.

Автомат все еще со мной, и я оглядываюсь, чтобы выбрать удобную позицию. То, что молокососа придется пристрелить, я уже понял. Можно, конечно, попытаться его спровоцировать на беспорядочную стрельбу и заставить израсходовать весь боекомплект, но у меня просто нету на это времени. Остается один выход — застрелить.

— Капрал! Ты хорошо стреляешь из автомата?

— Не понял, господин командор…

— Сейчас объясню: мне нужно, чтобы ты и твои люди начали постреливать по этому придурку. Не очень интенсивно, но так, чтобы он не мог поднять головы над этой железной дрянью. Сможете?

— Так точно, господин командор!

— Ну вот и хорошо. Начинайте, а я тут присмотрю себе место поудобнее.

Мальчишка исчезает в кустах, чтобы передать своим бойцам мой приказ, а я задумываюсь. Может, действительно стоило взять с собой гранаты? Тогда бы я закончил все это дело практически моментально. Ведь редут не имеет крыши. Но гранаты — это все-таки лишний шум. Люди не особо встревожатся, услышав выстрелы со стороны воинской части, но взрыв гранаты… Это может привлечь ко мне ненужное внимание.

Мои размышления прерывают выстрелы. Пули глухо бьют по редуту, и солдату, находящемуся там, приходится сейчас несладко. Но это его проблемы. В такой момент лучше не геройствовать, а нарушить присягу и поднять руки вверх. Но раз не хочет, то и не надо.

Я удобно опираю цевье автомата на развилку дерева и прицеливаюсь. Меня интересует амбразура. Та, которая повернута ко мне. Солнце уже начинает подниматься и светит сбоку. Значит, я смогу увидеть силуэт и выстрелить по нему.

Минуты тянутся медленно. Мои бойцы постреливают по редуту. Часовой даже пытается отстреливаться. Кажется, я все-таки сделал глупость и надо бы кого-нибудь послать за гранатами: мы просто теряем время.

Стоп! Я его вижу! Палец плавно давит на спусковой крючок, и автомат выплевывает пулю. За железными стенами редута коротко вскрикивают. Ору «Не стрелять!» и бегу к редуту. Успеть, пока он не очухался. Во что бы то ни стало успеть!

Получилось. Я подбегаю ко входу в редут, развернутому к стене, и выпускаю внутрь длинную очередь. Автомат клацает курком — патроны закончились. В следующую секунду оружие летит на землю: перезарядить его мне сейчас нечем. Отскакиваю назад и выхватываю «люгер». Снимаю с предохранителя и опять ко входу в редут.

Здесь уже все кончено. Изо рта солдата стекает струйка крови, а взгляд остановился. На всякий случай прижимаю пальцы к его шее — пульса нет. Похоже, что и здесь закончили. Так, это была третья фаза операции. А теперь четвертая, завершающая, — мне необходимо вскрыть боксы. И если окажется, что там пусто, то… То я просто не знаю, что буду делать.

— Капрал! Вместе со своими людьми бегом ко мне!

Из-за кустов показываются мои бойцы. Вид у них несколько обескураженный. Вероятнее всего, ожидают разноса за то, что не смогли самостоятельно обезвредить часового. Но я не собираюсь их сейчас отчитывать. Не до того. Да и что они могли сделать? Ничего. А мне нужно сейчас только взять «универсалы». Там уже недостаток тактической подготовки моих мальчишек будет полностью компенсирован мощной техникой.

— Солдаты, — обращаюсь я к своим бойцам. — За каждой дверью стоит машина, которая необходима нам для завершения начатого. Ваша задача проста. Необходимо взломать замки. Можете использовать автоматы, ломы, свои головы или головы пленных — мне все равно. Но все двери через пять минут должны быть открыты. Вопросов нету? Тогда исполняйте!

Ребята, улыбаясь, расходятся. Я стою и наблюдаю. Ближайший ко мне паренек прижимает автомат к замку на двери и давит на спусковой крючок. Сыплются искры, и сразу же за этим остатки замка падают на бетон. Я отталкиваю парнишку и, схватившись за скобу, резко дергаю массивную дверь бокса на себя.

Есть! Законсервированная амфибия занимает почти все пространство бокса. Значит, машины на месте. Настроение у меня стразу же улучшается. Все-таки не зря мы перебили здесь столько народу. И не зря я рисковал сегодня жизнью, бегая под пулями. Через несколько часов мы получим самую мощную технику в стране, если не в мире. Загрузить обновленное программное обеспечение — это дело нескольких минут (где оно хранилось и что предпринял Репус для сохранения тайны — лучше сейчас об этом не думать), а дальше — путь на Столицу открыт. И я бы очень хотел посмотреть на того безумца, который осмелится против меня выступить.

Отхожу от пока еще неподвижной машины и включаю рацию, болтавшуюся до этого бесполезным грузом у меня на ремне.

— «Друг» вызывает «Брата». Прием.

— «Брат» слышит «Друга». Прием.

Отлично! Ленус на связи и готов выдвигаться.

— Я соскучился, «Брат». Прием.

— Выдвигаемся. Конец связи.

Вот теперь я могу некоторое время передохнуть. Во всяком случае, до того светлого момента, пока Ленус не пожалует сюда со своими людьми. Потом мне опять придется попотеть, выводя машины из законсервированного состояния, а позже загоняя в них новое программное обеспечение. Но это через некоторое время. Сейчас же я просто уселся на траву и с наслаждением закурил.

Утренний осенний воздух приятно холодит разогретое боем тело, а вокруг разлилась тишина: все боксы уже давно открыты. Мои бойцы топчутся в сторонке, не решаясь ко мне подходить. И правильно делают. Мне сейчас необходимо несколько минут тишины и спокойствия. Ведь все уже кончилось… Нет, Магнус, ошибаешься! Все только начинается! То, что ты видел до этого, было просто прелюдией к… К чему? К революции? Да, без сомнения. Но это не моя революция. И мне она абсолютно не нужна. Так кто же загребает жар моими руками?

У меня опять в голове клубятся вопросы. На одни я могу ответить, на другие — нет. Самое смешное, что некоторые из них я даже не могу внятно сформулировать. Не потому, что боюсь. Просто у меня не хватит слов, чтобы озвучить эти самые формулировки. И я очень сомневаюсь, что хоть у кого-то хватит слов на такое. Мне хорошо знакомо это состояние, и оно меня путает. Всегда пугало, но сейчас в особенности.

Я неоднократно пробовал разобраться в себе и понять, что является причиной иррационального страха, но у меня этого ни разу не получилось. Может, я слишком слаб? Или не понимаю чего-то элементарного, находящегося под самым носом? Снова вопросы. И снова у меня нету на них ответов…

Мне хорошо сидеть на земле, щуриться на неяркое осеннее солнце и философствовать. Хорошо и спокойно. То, что это спокойствие закончится тогда же, когда дотлеет сигарета, я знаю. Но мне хочется оттянуть этот момент как можно дальше…

Вот и все. Окурок потушен, и я поднимаюсь. Никаких сомнений и угрызений совести! У меня опять нету на это времени. Стрелять, убивать, отдавать приказы, которые повлекут за собой смерть, — это то, чем я буду заниматься в ближайшем будущем. А там, если все будет хорошо, может, еще выдастся время всласть пофилософствовать. Но не сейчас. Не сегодня.

— Странно, что они до сих пор не зашевелились. — Я сплевываю на землю и смотрю на наших ребят, которые слаженно занимаются расконсервацией «универсалов».

— Действительно, не совсем понятно, — отвечает Ленус. — Тем более что ты здесь все-таки пошумел.

С момента полного подавления сопротивления в части прошло больше двух часов. За это время мы успели сделать очень и очень много, но отсутствие интереса к нам со стороны властей меня начинает настораживать. И не одного меня, насколько я теперь вижу. Интересно, это очередная помощь неизвестных друзей или просто везение? Я бы, по понятным причинам, предпочел второе.

— Не так уж сильно я здесь шумел, — говорю, черт возьми, как оправдываюсь.

— Достаточно, — лаконично отвечает Ленус. — Я бы на стрельбу точно среагировал. Почему эти бараны не чешутся?

А на самом деле — почему? Впрочем, мы сможем продержаться еще пару часов в любом случае. Этого мне с лихвой хватит, чтобы ввести в бой «универсалы». Вот тогда мне будет точно наплевать на любой штурм. Да и не решатся они штурмовать сразу. Сперва будут достаточно долго стараться вести переговоры самостоятельно, потом попытаются связаться с властями, затем подтолкнуть меня на этих переговорах пойти на какие-то уступки… И вот только после того, как у них ничего не получится (а у них ничего не получится), они примут решение о штурме. Но сперва они должны попытаться освободить заложников… Заложники!

— Послушай, друг мой. — Идея еще не вполне сформировалась у меня в мозгу, но я должен ею поделиться прямо сейчас. — А ведь у нас с тобой до чертовой матери пленных вояк!

— И что? — Ленус смотрит на меня как на идиота: он и сам прекрасно знает, что в бомбоубежище мы загнали весь гарнизон.

— А то, дорогой ты мой идеолог, — поддразниваю Ленуса я, — что это для нас они военнопленные, а для властей — заложники!

— Ты это к чему?

— Не понимаешь? Хорошо, объясню. В случае, если сюда попытаются сунуться, пригрозим расстрелять заложников. И парочку можем шлепнуть. Прямо здесь, на глазах у господ представителей властей. Это их остановит на приличный срок и заставит идти на уступки. Тут же можно будет выдвинуть какие-нибудь кретинские требования. Не важно какие, главное — чтобы звучали они как можно глупее. Например, сто миллионов в золотых слитках и освобождение всех политических заключенных. Пока они будут чесать репу и пытаться нас отвлечь, я смогу ввести в бой первую амфибию. Этого хватит на все силовые подразделения Городка, вместе взятые. Как тебе идея?

— Идея хорошая. — Скепсис Ленуса виден невооруженным глазом. — Только чего ты раньше срока в ад стремишься? Пока все тихо и спокойно. Вот если начнется шум, тогда и надо будет что-то придумывать. А сейчас нечего заниматься несуществующими проблемами… Теперь ты понимаешь, почему Альтус боялся назначать тебя главнокомандующим?

Мне сначала очень захотелось ударить Ленуса. В лицо. Сильно ударить. Но я понял, о чем он говорит. От этого понимания желание не исчезло, однако выполнение его стало изрядно затруднительным. Он прав. Я на самом деле распыляюсь на те мелочи, которыми сейчас заниматься совершенно не нужно. Но в моем понимании это и есть стратегическое планирование… Или это только в моем понимании, а остальные видят все совершенно в другом свете?

Ну и черт с ними со всеми! В конце концов; командую здесь я. И решения принимаю тоже я!

— Высказался? — издевательски спрашиваю Ленуса. — А теперь марш по периметру и через тридцать минут доложить мне свои соображения относительно плана обороны при попытке штурма. Исполнять!

— Есть. — Ленус угрюмо козыряет и, поворачиваясь через левое плечо, уходит.

Я ему покажу, как мне рассказывать о том, чего я стою, а чего нет. Будет тут всякая штафирка командовать! Хрен ему на всю морду! Кадровый офицер здесь один. И этот офицер — я!

Первая амфибия продула турбину и зависла в полуметре над бетоном центральной аллеи. Смотрится «универсал» в такой позиции просто замечательно: стремительные обводы, слегка выделяющаяся башня с коротким стволом пушки, матово отсвечивающая броня. Залюбоваться можно. Я и залюбовался.

Очень хорошо, что машины оказались на месте. Иначе все наши утренние приключения не имели смысла. Я могу себя убедить в необходимости убийства нескольких человек. Например, если это враги. Или они стоят на моем пути, а времени на то, чтобы их уговорить сдвинуться, просто нету. Но я ни при каких обстоятельствах не пойду на то, чтобы убивать ради удовольствия.

Возможно, старый козел Альтус именно с этой целью послал меня расстреливать из гаубиц гвардейцев. Хотел проверить, а как далеко я могу зайти. Но там все было просто и ясно: гвардия встала у меня на пути, что полностью развязывало мне руки. Я и сейчас считаю, что поступил правильно. Правильно, но слишком рано начал. Необходимо было попытаться провести переговоры… А может, они именно на это и надеялись? Втянуть меня в глупые и никому не нужные переговоры, а самим выиграть время. Для чего? А для того, чтобы две дивизии президентских любимчиков смогли спокойно подойти к городу. Все равно глупость получается. Вел бы я с ними переговоры или не вел бы — один хрен, это бы ничего не дало. Верные Президенту части мы встретили как полагается. И встречал их не я, а Репус. Да и подавил он этих ребят еще на марше. Помогло бы то, что я вел переговоры?

Но можно посмотреть и с другой стороны: в такой ситуации гвардия бы сдалась… Может быть… Правда, тогда бы у меня не было возможности пожить Санисом несколько лет. А впрочем, какая разница? Был бы не Санисом, а Ранисом. И что бы от этого изменилось?

Главным остается то, что мы обязательно должны были проиграть в прошлый раз. На самом деле обязательно. Так почему же мне сейчас все это вспомнилось? Я боюсь повторить прошлые ошибки? Но Президент сегодня гарантированно в Столице и скоро будет арестован. Хочется верить, что будет. Впрочем, меня вполне устроит вариант, если его пристрелят. И Ленуса этот вариант устроит — меньше возиться, изобличая его, настропаляя общественное мнение.

Как ни крути, а получается, что Президента лучше пристрелить. Все вздохнут с облегчением. Но у нас есть дурак Ромус, который может его и арестовать… Да, а недурственно бы вышло, получи Ромус во время этого мероприятия шальную пулю. Желательно в голову. И очень желательно разрывную. Иначе знаю я эти фокусы: шесть пулевых ранений в черепную коробку, но мозг не задет. Так вот это именно про Ромуса… Да, не люблю я его! Но я и не обязан его любить! Он не девушка и не крупная купюра. Он — Ромус. И этим все сказано. Кто не верит — может попытаться с ним пообщаться. А я с громадным удовольствием буду наблюдать это действо со стороны. Посмотрим, у кого окажутся такие крепкие нервы, что сможет выдержать этого мерзавца столько же лет, сколько выдержал я…

— Господин командор Санис! Сообщение от командора Арнуса!

Это еще что такое? Ага, понятно. Ленус умудрился мне записку прислать. Ну детский сад, да и только! Разворачиваю и обалдеваю: «Включи рацию, мудак!» Это он ко мне так обращается? Кажется, кто-то напрашивается на неприятности… Черт, когда же я ее успел выключить? Но рацию все равно включить необходимо. Включаю.

— Арнус, что там у тебя за истерика? Прием!

— Нас начали обкладывать по периметру. И очень грамотно. Лучше тебе поторапливаться! Прием.

Так. Проснулись, господа полицейские. Или СБ. Или… А какая разница? У меня ведь уже есть на ходу «универсал». А через несколько минут подоспеет следующий, за ним и все остальные машины. И я плевать хотел на любое нападение. Они еще не поняли, с кем имеют дело? Тем хуже для них! Я постараюсь сейчас преподать вполне наглядный урок. Чтобы до баранов дошло, куда они сунулись, и больше такая глупость не повторялась. Думаю, что после такого урока выжившие и внукам своим закажут в подобное дерьмо влезать.

— Слушай меня внимательно. Прикажи своим людям особо не высовываться. Я сейчас постараюсь исправить положение. Прием.

— Понял тебя. Конец связи.

Понял он меня. И опять, подлец, связь первым оборвал. Но он, видите ли, понял! Я за него счастлив. Только мне от его понимания ни тепло, ни холодно. Опять все должен делать я сам. Но почему? У меня же громадное стадо малолетних головорезов, вооруженных стрелковым оружием. Сейчас достаточно отдать команду, и они радостно бросятся вперед. Убивать и умирать. А что вместо этого собираюсь делать я? Правильно, сесть в «универсал» и очистить периметр. Нужно это делать? Я своих деточек берегу? Да от таких надо окружающих оберегать, а не наоборот. Послать сейчас в разведку малолетнего ублюдка, который смог в четырнадцать лет нож воткнуть в человека, не поморщившись! Его, понятное дело, поймают. И будут допрашивать с пристрастием. Он будет при этом громко орать, а у нас появится прекрасный повод пойти в атаку и отомстить за погибшего боевого товарища. Чем плохо? Сам знаю чем: мне все эти засранцы нужны будут на пути в Столицу. Да и там не помешает изрядное количество этой самой публики. И пока будем вырезать столичный гарнизон, и потом, когда мне попытается вцепиться в глотку Ромус. Ну или я ему попытаюсь вцепиться в глотку. Какая разница?

— Господа! По данным разведки, у нас наметились «гости». — Выдерживаю паузу и обвожу взглядом мальчишек, стоящих около меня. Их человек десять, и они внемлют каждому моему слову. — Сейчас я продемонстрирую возможности нашей техники. Это будет показательный полет, чтобы власти в полной мере оценили серьезность наших намерений. Потому я вынужден настаивать на полном экипаже. Мне требуется механик-водитель и наводчик. Здесь присутствуют бойцы с необходимыми специальностями?

Один паренек робко поднимает вверх руку. Я его узнаю — он мехвод. На тренажере он показывал вполне приличные результаты. Пойдет и этот. В случае крайней необходимости я смогу перехватить управление амфибией на себя. Теперь мне нужен стрелок… О! Еще одна рука несмело поднялась в воздух. Неужели так страшно? Я понимаю, что это те самые ребята, которых привел Ленус. Захвата части они не видели и в нем не участвовали. Но ведь не до такой же степени они боятся садиться в амфибию? Или так путает перспектива принять участие в предстоящем бою?

— Вижу одного механика-водителя и… — Делаю паузу, затем глядя на второго: — Специализация, боец?

— Я наводчик, господин командор.

— Прекрасно! Экипаж! В машину!

Вышколил я их хорошо. Сноровисто и грамотно мои мальчишки полезли в бронированное брюхо «универсала». Вот их уже и не видно. Пора мне занимать командирское кресло.

«Универсал» все еще покачивается в полуметре над бетоном. Снаружи он должен казаться сонным и безопасным. Но это иллюзия. Именно сейчас в его недрах просыпаются боевые механизмы, которые очень скоро понесут смерть и разрушения. Но снаружи этого не видно и не слышно. Машина степенно покачивается в осеннем воздухе и кажется какой-то волшебной игрушкой.

Я проверяю все системы. И то, что положено командиру, и то, что должен проверить мой экипаж. Не хватало еще рухнуть на землю. Вот господа полицейские порадуются! Как же! Такой радости я им сегодня не доставлю. А вот нечто неприятное — в любых количествах. Точнее, пока не побегут. Убежавших преследовать смысла не имеет: они должны быть изрядно напутаны. А раз напуганы, то расскажут ТАКОЕ, что городские власти сойдут от страха с ума. Если у них осталось, с чего сходить.

— Мехвод! Доложите готовность! — зачем-то запрашиваю я подтверждения у водителя. Ведь вся информация и так у меня на дисплее.

— Амфибия готова к бою, господин командор!

— Наводчик, как у вас? — Раз водитель, то и наводчик.

— Пушка готова к бою, господин командор!

— А ракеты? — рыкаю я в ларингофон.

— Ракеты готовы, господин командор!

— Прекрасно, бойцы! Стартуем! — И после паузы: — Мехвод! Поднимешься метров на сорок и пойдешь по периметру части. Скорость минимальная. На огонь из автоматического оружия внимания не обращать. Сперва сделаем круг, а потом будем думать дальше. Выполнять!

На этот раз турбины взвыли басовито, и тяжелая машина начала набирать высоту. Я придвинулся к монитору, включил круговой обзор и задумался. В конце концов мне надо знать, что происходит вокруг. Иначе может получиться как в ТОТ РАЗ. А повторения ТОГО РАЗА мне не хочется. Нахлебался уже.

Ситуация оказалась несколько хуже, чем я мог предположить. Не знаю, кто подсуетился, но народу к нам в гости нагнали немерено. И военные, и полиция, и даже родное городское спецподразделение. Короче, все уже здесь, но чего-то ждут. Может, это и к лучшему: сразу расставим все точки над «i».

Интересно, что бы я делал, если бы увидел воспаривший над частью «универсал»? Думаю, что бежал бы. И чем дальше — тем быстрее. А эти бараны что делают? Начинают в меня целиться. Верх идиотизма! Увидев такого бронированного монстра, нужно немедленно опускать автомат. Пули его не возьмут. Ракетная установка может, но я что-то не наблюдаю такой техники. Интересно, они думают, что я захватил воинскую часть от нечего делать? Неужели все так плохо и командиры людей, которые сейчас плотным кольцом окружили это хранилище законсервированной техники, являются полными дураками? Если это так, то очень скоро мне станет скучно и я от скуки открою огонь. Дабы наглядно продемонстрировать, что с «универсалом» шутки плохи. Предположим, в десятке километров от Городка есть военный аэродром. И там стоят истребители. Это уже может быть проблемой. Никто еще не производил исследования на тему, является ли «универсал» противником для истребителя. Я как-то тоже не горю желанием проводить такие эксперименты. А если придется? Будет несладко…

Я отвлекся. Этого допускать нельзя: мы уже влезли в драку, и теперь всяческие ненужные мысли будут стоит жизни моих людей. А если здорово зазеваюсь, то и моей.

И что тут у нас? Так: до трех сотен людей, техники я не вижу, если не считать техникой несколько полицейских вездеходов и армейские грузовики. Оружие, судя по всему, только стрелковое… Хотя нет — вот у кого-то и гранатомет имеется. Все равно не поможет. Ракетных комплексов я не наблюдаю, а это главное. Даже если они вызовут авиацию, то у меня есть шанс: никто из находящихся снаружи не знает, сколько амфибий у меня в руках. И не узнает, пока я не пожелаю этого продемонстрировать. Тогда чего же я жду?

— Механик! Пройди над нашими, а потом поднимайся на полкилометра вверх.

— Слушаюсь, господин командор!

Машина сделала резкий поворот, медленно прошла над частью и начала плавно подниматься в утреннее небо.

Никогда не наблюдал Городок с высоты. За последние годы я свыкся с мыслью, что живу здесь, и он даже начал казаться мне солидным. Но стоило взглянуть на это скопление домиков сверху, как я непроизвольно вспомнил Столицу. Прямые проспекты, красивые высокие здания и самое главное — атмосфера. Впрочем, на такой высоте над Столицей не атмосфера, а смоговая шапка.

Да, что-то сегодня меня тянет на сентиментальность… Но пора приступать к делу. Уничтожать все то скопление людей, которое пригнано сюда для моего усмирения, в мои планы не входит. Значит, мне необходимо найти штаб. Найти и ударить по нему из пушки. Поручать это мальчишке-наводчику просто опасно: мне нужно, чтобы ни один из руководителей не выжил. Так что придется самому. А ребенок пусть потом поразвлечется, расстреливая пустые грузовики. И ему обидно не будет, и дело сделаем.

Люблю я принимать правильные решения! Очень люблю! Иногда сам себя слушаю и поражаюсь. Ведь гениален же, подлец! Просто гениален! А теперь о прозе жизни: где штаб-то искать? Вот если бы они его пометили чем-нибудь ярким, тогда бы у меня проблем не было. Но это из области ненаучной фантастики. Хотя… А ведь пометили! И пометили так ярко, что не увидеть этого может только слепой. Я же на «универсале». Теперь осталось просканировать окрестности на тему скопления радиостанций и излучения компьютеров. Без этого они обойтись не смогут. Даже если захотят, не смогут.

Нажимаю на несколько клавиш и смотрю на результат. Там, снаружи, в броне моей амфибии сейчас открылся неприметный лючок. Из него выдвинулся небольшой радар и начал ощупывать все, что находится в радиусе его действия. Делает он это медленно, но уверенно.

Так, что здесь у нас? Просто отлично: на экране рельефная карта местности («универсал» явно связался со спутником и получил информацию оттуда), а на этой самой карте отмечено яркое светлое пятно. А кто-то тут говорил, что не пометили? Еще как пометили!

Теперь необходимо рассмотреть это дело поближе. Переключаю монитор на внешнюю камеру и даю увеличение. Ничего примечательного в этом сарае нету. Бывал я там неоднократно. Пока резвился, учась в школе. Сарай каменный и давно заброшенный. По углам нагажено, стены исписаны похабщиной. Есть второй этаж. Точнее, был — перекрытия давно обрушились. Вот, пожалуй, и все. Какие делаем выводы? Правильно: никаких радиостанций или компьютеров там быть не может по определению. Если только их туда недавно не принесли для того, чтобы организовать штаб по выкуриванию меня из захваченной мной воинской части. Очень обидно за солдатиков, которые вынуждены были выгребать дерьмо из углов. А главное, что напрасный это был труд. Разнесу я сейчас чертову развалюху. Туда ей и дорога. Давно уже пора было: один из моих одноклассников полез там на второй этаж, ну, на то, что от него осталось, так упал и провалялся несколько месяцев в гипсе. Ногу сломал. О детях надо заботиться. Зачем же их подвергать опасности?

— Наводчик!

— Здесь наводчик!

— Передаешь управление пушкой мне. Сам смотришь и все запоминаешь. Я сейчас расстреляю сарай, чтобы ты посмотрел, как это делается, потом необходимо уничтожить транспортные средства противника. Задача ясна?

— Так точно, господин командор!

— Молодец. А теперь передавай управление.

С командирского кресла «универсала» можно управлять всем, что находится внутри. Отсюда можно даже вести машину при необходимости. Не сказал бы, что это очень удобно, но лишняя дублирующая система никогда не помешает. Во всяком случае, я так думаю. И не один я, раз конструкторы предусмотрели такую возможность.

На панели загорелся оранжевый огонек. Теперь управление пушкой у меня. Спешить нам сейчас некуда, так что можем прогнать тесты этой самой пушки. И что нам говорят гесты? Боекомплект полный, гироскоп включен и функционирует нормально, пушка готова. Прекрасно. Теперь открыть крышку на панели и привести в рабочее состояние джойстик. Он универсален, но сейчас будет управлять именно пушкой. Поведем стволом влево-вправо… Реагирует вполне удовлетворительно. Теперь запустим механизм непрерывного заряжания, и можно задавать цель. А почему, собственно, я должен корячиться и выворачивать ствол черт знает как?

— Механик! Довернуть машину на сорок градусов и наклонить нос на пятнадцать градусов!

— Есть!

«Универсал» качнулся, но быстро выровнялся, занимая нужную мне позицию. Вот теперь стрелять мне будет так же удобно, как в тире. И шанс промахнуться будет тот же.

Подвожу перекрестие к сараю на мониторе и нажимаю верхнюю кнопку джойстика. Цель задана. Некоторое время смотрю на пока еще целый сарай и решительно жму на гашетку. Гудение усиливается — двигатели амфибии начинают «кормить» энергией пушку.

Проходит полсекунды, и пушка с резким свистом выплевывает первую партию зарядов. Картинку на экране тут же закрывает клуб пыли, во все стороны разлетаются куски битого кирпича. Там внизу сейчас, наверное, ад кромешный. Включаю все сенсоры, какие у меня есть: теперь мне необходимо проверить, нужен ли еще один залп.

Похоже, что не нужен. От сарая осталась воронка. Не очень глубокая, метра полтора. Но это и все. Штаба противника больше нету. Теперь необходимо передать управление пушкой моему наводчику. Пусть потренируется на грузовиках. Это должно полностью деморализовать тех, кто надеялся меня выкурить из части.

Вот потеха будет: четырнадцатилетний сопляк принимает капитуляцию у кадровых военных. Или потеха все же будет, но несколько другого вида: я подниму в воздух десяток «универсалов» и перебью всех, кто находится внизу, к чертовой матери. Так что разумнее для них будет капитулировать. Намного разумнее, чем пытаться сопротивляться. И кто здесь, после всего этого, кого пришел выкурить?

Передаю управление пушкой своему стрелку и откидываюсь на спинку кресла. В наушниках тут же появляется мальчишеский голос, который требует довернуть амфибию под нужным углом. Правильно, пусть тренируется. Проходит несколько секунд, и один за другим грузовики противника превращаются в месиво из горящего металла и дерева. Это хорошо и правильно. Не я к ним пришел, а они ко мне. Так что теперь пусть готовятся к расплате. Справедливости ради, конечно, можно отметить, что часть захватили мы, а не они, но ведь им «универсалы» не были нужны все эти годы. Так что здесь я полностью в своем праве: просто взял ту вещь, которая до этого никому не была нужна. А то, что пришлось при этом пролить кровь, — так на то и война. Совсем без кровопролития не обойдешься.

Ну, поразвлекли молодежь, и хватит. Мне пора уже делом заниматься.

— Наводчик! Прекратить огонь! Мехвод! Спуститься на высоту сто метров и остановить машину четко над серединой воинской части!

Нестройное «Есть!» эхом прозвучало у меня в наушниках. Пушка перестала посылать в пространство смертоносные заряды, а сама амфибия плавно пошла на снижение. Теперь надо собраться с мыслями. Я буду обращаться с речью к солдатам, которые только что потеряли своих командиров. Единственное, что мне от них надо, это чтобы они сложили оружие. Тогда можно будет просто их отпустить. Некоторые, конечно, попытаются сопротивляться. Их придется убить. Ничего хорошего в этом нет, но мы же воюем. Уже воюем. Еще вчера, никакой войны не было… Вот так оно и бывает: даже не успеешь оглянуться, а ты уже по самые уши в дерьме. Приходится это дерьмо расхлебывать потом. Занятие это не на один день, и приятных ощущений во время оного занятия не испытываешь. Но кто-то же должен это делать? Правильно, должен. Только почему-то этим занимаюсь я, а не тот самый «кто-то». Противно, а ничего уже и не сделаешь.

Машина замерла на высоте сто метров над захваченной нами воинской частью. Мне осталось только включить внешние динамики, и можно начинать говорить. Услышат меня все: и свои, и чужие. Своим это не помешает в плане поднятия боевого духа, а чужим может сохранить жизнь. Но только в том случае, если они меня послушают. А ведь до предела обидно подчиняться четырнадцатилетнему мальчишке! Может быть, кто-то вместо того, чтобы послушать, выберет смерть. Этим я смогу только посочувствовать. И ничего более. Не зря ведь во многих армиях мира есть четкий и ясный приказ: в случае, если смерть угрожает бойцам и есть возможность сдаться, — необходимо сдаваться. Какое-то тактическое поражение при этом неизбежно, но когда солдат вернут домой, они смогут сделать гораздо больше для своей страны, если будут живыми. И обычно эта практика себя оправдывает. Если тех баранов, которые окружили захваченную нами воинскую часть, учили по-другому, то это уже их проблема. В любом случае при таких ситуациях необходимо думать головой, а не повторять идиотские высказывания о героизме. Ведь известно, что произносят их обычно люди, к этому самому героизму не имеющие никакого отношения. Даже косвенного. По той причине, что люди эти — политики. А политика являет собой непрерывную череду предательства, уступок, лжи и трусости. Так стоит ли слушать речи о героизме, льющиеся из уст политиков? Мне кажется, что нет. Справедливости ради стоит отметить еще и отцов командиров, наслушавшихся тех же самых политиков и повторяющих за ними подобный бред. Этих, по-моему, вообще надлежит расстреливать. Из крупнокалиберного пулемета. Дабы у других не возникало даже мысли заняться подобным в дальнейшем.

Так чего я тяну время? Наверное, по той причине, что не знаю, о чем говорить. Действительно не знаю. Я же не оратор. Я — кадровый офицер. Меня научили убивать, научили командовать, но не научили гладко и красиво склонять людей к предательству. Да и не должны были учить, если на то уж пошло. Я же не контрразведчик и не пропагандист. Да, отдел пропаганды и контрпропаганды мне бы сейчас очень не помешал. Это как раз их работа. И выполняется она ими обычно качественно. Тут уж — кто на что учился.

Да, пропагандисты… Хм… Пропагандисты, говоришь? Точно? Ну, отдела пропаганды при штабе у меня, положим, нету. Да это сейчас и не особо необходимо. У меня же для этих целей есть единственный и неповторимый агитатор всех времен и народов, который способен силой слова два батальона превратить в четыре дивизии. И чем этот кладезь талантов занимается, пока я подыскиваю слова? Правильно: прохлаждается за железобетонным забором в захваченной нами части и с интересом наблюдает за маневрами моей амфибии. Нет, дорогой мой Ленус! Развлекаться ты будешь позже. А сейчас я с тобой свяжусь, объясню тебе, что мне от тебя нужно, а ты уже будешь выкручиваться. И для тебя будет великим счастьем, если ты выкрутишься как положено. В противном случае я тебя и под трибунал отдать могу. Достал ты меня сегодня: позволяешь себе слишком много. А может, все дело в том, что я не выспался? Да, может быть. И сгонять свое плохое настроение на подчиненных — это признак дурного тона. Или полного отсутствия воспитания. Впрочем, какая разница? Я решительно щелкаю тумблером и плотнее прижимаю ларингофон к горлу.

— Арнус, прием!

— Здесь Арнус, прием.

— Поднимайся сам на второй амфибии в воздух. Посмотришь на все это дело. Потом будешь уговаривать их сложить оружие. Прием.

— Понял тебя. Поднимаюсь. Конец связи.

— Конец связи.

Ну вот и все. Дальше мне уже беспокоиться не о чем. Или противник сдастся, или мне его придется уничтожать — все едино. Спрос уже будет не с меня, а с Ленуса. Получится у него — наградим. Не получится — выпорю. Собственноручно выпорю! Не побрезгую. А что потом делать, еще посмотрим.

Да, что-то у меня начала проявляться очень нехорошая черта: никогда раньше не возникало желания перекладывать ответственность на кого-то другого. А что же случилось сейчас? Наверное, я устал. Бессонная ночь дает о себе знать. Хотя чушь собачья. Биологически мне четырнадцать. И ни о какой усталости в таком возрасте речи быть не может. Что же тогда? Ну не струсил же я, в самом деле? Не рановато ли? Все только начинается, и у меня будет не один и не два повода испугаться.

Положим, испугаться — еще не значит струсить. Ведь известно, что не боятся только сумасшедшие. Это я усвоил хорошо. А если бы не усвоил, то сейчас бы вряд ли сидел в кресле «универсала». Скорее лежал бы. И достаточно глубоко. Метрах в трех под поверхностью земли. Но ведь я не боюсь того, что мне придется отвечать за свои поступки. И никогда не боялся. Этим мужчина отличается от тряпки — он не боится отвечать за свои поступки. Что же тогда? А ведь известно что: ты, дорогой мой, очень хочешь разделить с кем-нибудь ответственность. Просто жаждешь это сделать. И хочешь ты этого не потому, что жаждешь поделиться властью с боевыми товарищами. Ты абсолютно не испытываешь такого желания. Тебе нужно разделить именно ответственность! А что это, если не трусость?

Так, уже сам с собой начал разговаривать. Просто великолепно! А что дальше будет? Черти начнут являться? Ангелы ко мне точно зайти в гости не захотят. И в финале комната, обитая войлоком, гориллоподобные санитары… Черта с два! Этого удовольствия я никому не доставлю. Сам с собой разговариваю? А если вокруг или идиоты, или сволочи? С кем прикажете говорить? И насчет трусости я загнул. Не трусость это. Я прекрасно понимаю, что в дерьме должны испачкаться все. По самые уши. Вот тогда я себя буду чувствовать в относительной безопасности: никто не сможет упрекнуть меня в излишней жестокости. Все остальные будут не лучше. Это, если можно так сказать, основа для продолжения совместного существования.

Да какого черта там Ленус копается? Без меня не в состоянии в «универсал» забраться? Тоже мне деточка маленькая! Или еще один Ромус наклевывается, который только бумажки писать способен? Так не пройдет этот фокус — будет у меня работать как миленький.

— Арнус! Ты там заснул? Прием.

— Стартую. Конец связи, — шипят наушники.

— Конец связи, мать твою, будет, когда я это скажу! Нашивки жмут? Прием.

— Понял. Нашивки не жмут. Прием.

— Так-то лучше. — Я несколько смягчаюсь. — Сейчас облетишь часть по периметру и займешь ту же позицию, которую занимаю теперь я. Потом включишь внешние динамики и очень убедительно объяснишь этим баранам, что пора сдаваться. Как понял? Прием.

— Понял отлично. Стартую. Прием.

— Вот теперь — конец связи, — злорадно говорю я. Одного наглеца на место поставил. Сегодня я все закончу в Городке и со значительной частью своих сопляков подамся в Столицу. Соблазнительно, конечно, оставить здесь Ленуса, чтобы наводил порядок. Но, к великому моему сожалению, в Столице он будет нужен больше, чем здесь.

Ага. Вот и второй «универсал» показался. Ленус все делает по моим инструкциям: начал облет периметра. Это замечательно. Теперь можно спокойно спускаться вниз. А чего я хочу внизу? Правильно: кофе! Большую чашку крепкого горячего кофе.

— Мехвод! На посадку! Нам здесь делать больше нечего.

— Слушаюсь, господин командор! — В голосе мальчишки сквозит легкое недоумение, но я его игнорирую: намерения что-либо объяснять подчиненным у меня сейчас нету.

Турбины амфибии очередной раз взвывают, и машина начинает неспешно снижаться. Я смотрю на медленно приближающийся плац. Если механик-водитель решил посадить «универсал» там — я не возражаю. В конце концов у него еще нету надлежащего опыта, чтобы вот так прямо с воздуха загнать машину в бокс. И не должно быть. Да и в боксах эта машина застаиваться явно не будет. Во всяком случае — не сегодня. И явно не завтра. Может быть, когда-нибудь потом. Если она доживет до такого светлого момента. И если до этого светлого момента доживу я.

Я не стал слушать, что там говорит Ленус оставшимся без командования людям, которые хотели нас выбить из части. Отмахнувшись от толпы сопляков (каждый из них пытался мне выразить свое восхищение), я направился к офицерскому бараку. Если где-нибудь в части и есть кофе, то только там. А мне хочется сейчас именно кофе.

Перед входом меня встретил один из моих бойцов с автоматом. Козырнул и молча пропустил внутрь. Тела убитых кто-то уже вынес, и барак сразу же приобрел вид обычного офицерского общежития. Наверное, Ленус отдал приказ отмыть от крови полы. Получилось это у мальчишек посредственно, но если не приглядываться, то можно и не заметить.

Кофе нашелся в комнате командира части. Там же был и древний электрочайник. Я наполнил его водой и включил в розетку. Через несколько минут обшарпанная рухлядь деловито забулькала. Я насыпал в чашку коричневых гранул, бросил туда же пару ложек сахара, залил кипятком и задумался.

Кретинизм полнейший получается. Если бы в то светлое время, когда я еще служил в армии и никаких путчей не было, кому-то взбрело в голову захватить воинскую часть, то первое, что я бы сделал, начиная операцию по освобождению, — это отключил электричество и воду. Захватившим должно быть темно и неуютно. А еще им постоянно должно хотеться пить. Создай людям состояние постоянного дискомфорта, и они через очень короткое время сами приползут к тебе, умоляя, чтобы ты их посадил в тюрьму. Не потому, что там хорошо. Но потому, что привыкли они к комфорту. Хоть к минимальному, да привыкли. Тогда что же за идиоты руководили операцией по выкуриванию меня из части? Я понимаю, что малолеток никто серьезно воспринимать не собирается. Подумаешь, какие-то сопляки раз или два дебош устроили? Да такое почти каждый год случается. Всегда есть кто-то, кто чем-то очень недоволен. Или просто побузить молодежи хочется. А если еще и приплатят за то, чтобы администрация свой нос куда не просят не совала, то и вообще замечательно может получиться. Ведь всегда можно на что-то закрыть глаза. Так закрыть, чтобы отчетности не портить.

Но это все было справедливо до того светлого момента, пока я не напал на воинскую часть. Ну, если уж быть совсем точным — то до того момента, как мы с Ленусом пристрелили двух полисов. Я, конечно, сомневаюсь, что о них кто-нибудь сейчас вспомнит, но факт остается фактом. Правда, во внимание его принимать не имеет смысла. Им никто не мог воспользоваться, пока о смерти полисов не стало известно. А я очень сомневаюсь, что сейчас городским властям до того. Однако шутки должны были закончиться уже с рассветом. Сопляки, которые не митинг вонючий устроили, а воинскую часть взяли под контроль, — это серьезно. И отношение к нам сразу же должно было измениться. Или не должно было? Господа военные, пребывающие при весьма солидных погонах, решили, что справятся с зарвавшимися малолетками одной левой. Во что это их решение вылилось, я в ближайшее время узнаю. Или их подчиненные пойдут сдаваться, или этих самых подчиненных придется перебить.

А потом на повестке дня встанет вопрос аэродрома. Город они бомбить, конечно, не решатся. А вот точечные удары нанести могут попробовать. Тогда мне может крепко не поздоровиться. Выход один: как только разберемся с окружившими нас и оставшимися без командования солдатами, необходимо будет отрядить два «универсала» к аэродрому. А там по обстоятельствам. Или просто блокировать попытки поднять самолеты в воздух, или уничтожить их прямо на бетонке. Мне и других проблем хватает. Нету у меня ни времени, ни желания разбираться еще и с этой.

Размышления мои прервал вызов. Рация на поясе осторожно пискнула и замолкла. Может, кто-то ошибся? А вызвать хотели кого-нибудь другого? Нет. В следующую секунду рация заверещала на полную. Значит, все-таки меня.

— Магнус на связи. Прием.

— Они капитулируют! Сейчас начнут подходить к КПП и сдавать оружие! — Ленус ликует. — Я распорядился поднять еще пару «универсалов» в воздух, чтобы ни у кого не возникло глупых мыслей. Прием.

— Ты молодец, — устало отвечаю я. — Теперь пошли еще две машины к аэродрому. Ну ты помнишь, армейский аэродром. Мы туда еще за светильниками лазили, чтобы цветомузыку из них делать… Машины должны зависнуть над бетонкой и не давать взлететь ни одному самолету. Если кто-то будет пытаться подняться в воздух — расстрелять из пушек. Прием.

— Понял. Сделаю. Ты уже отошел? Прием.

— Да, в норме я. Приземляйся, будем думать, что делать дальше. Конец связи.

Здесь закончили полностью. Теперь осталась мелочь: подмять под себя Городок окончательно и выдвигаться на Столицу. В Городке сопротивление оказывать уже некому. А вот в Столице возможны проблемы. Кстати, недурственно было бы связаться с Ромусом и узнать, как у него дела. Потому как может сложиться ситуация, при которой мне не в Столицу выдвигаться придется, а самым постыдным образом бежать куда глаза глядят. И глядеть они в этом случае будут явно за границы нашего дорогого отечества. Ну если Ромус облажался, что я с ним сделаю! Хотя ничего я с ним сделать не успею — до меня поработают ребята из СБ. Но о такой перспективе лучше не думать. По крайней мере до того светлого момента, пока я не получу информацию из Столицы.

Назад: Глава 9. «КРАСНАЯ» ЛЕНТА

Дальше: Глава 11. НА СТОЛИЦУ!