«Я с каждым попрощаюсь отдельно!»

Свадебный решил отвлечься от всего. Пригласил старосту Капеллы непорочных девиц, и они закружились посреди банкетного зала. Танцором Свадебный марш был прирожденным. Замечательным. Староста в молодости тоже блистала грацией, поэтому они своим примером заразили остальных: вскоре кружились уже и полковник, и Мэр — оба с женами, Келлер с бокалом, Матвей с двумя бокалами, непорочные девицы, бурундиец, торговец ликерами…

Траурный стоял в стороне. Его заметила Веселая вдова. Она тащила его в толпу танцующих буквально за руку:

— Неприлично отказывать красивой женщине! — Красивая женщина была заметно подвыпивши.

Траурный отказывался наотрез, говорил, что он не танцевал ни разу в своей жизни, что и танцы ему отвратительны, и танцующие…

— Тогда я вас угощу! — Веселая вдова ухватила со стола вазочку с мороженым и поднесла ее Траурному с преувеличенной любезностью пьянчужки. Марш отказывался, как мог, отступал назад. Кто-то задел Вдову — она опрокинула вазочку, мороженое упало на пол, Траурный поскользнулся и упал едва ли не посреди зала. Увлекшиеся вальсом пары не сразу заметили лежащего, и ему здорово досталось каблуками по плечам и спине.

Парик Траурного слетел и валялся за полметра от него. Бильярдный череп оголился, публику это очень развеселило.

— Смейтесь, смейтесь, — не поднимаясь с паркета, сидя говорил Траурный.

— Не надо отказывать дамам, — все так же хохоча поучали упавшего. Кто-то все-таки сжалился, подал руку неуклюжему кавалеру, но парик не вернули — он пошел гулять по рукам, словно потешная эстафета.

— Смеетесь? Странно. Надо мной не смеялся еще никто и никогда. Зачем меня сюда вытащили? Зачем? — спросил Траурный и подошел вплотную к Режиссеру, — Ваши проделки? Скорее всего.

— Без оскорблений, — попытался проявить дипломатию Мэр, — Это карнавал. Не забывайтесь!

— Ах, вот как? Я оскорбил господина Режиссера! А вы предложите ему стать Почетным гостем или даже жителем города! Вот уж впору и мне посмеяться. Я восхищен и талантом господина Режиссера, и проницательностью господина Мэра, а также его единоутробников.

— Вы слышали, что он себе позволяет? Он просто сумасшедший! Уже то, что он называет себя Траурным маршем, выдает в нем пациента Бедлама!

— Да что на него смотреть! Вытолкать — и все тут!

— Свадебный оставить, а Траурный вытолкать! — Несколько отчаянных гостей направились к Траурному маршу.

— Стоять! — скомандовал Траурный. Взгляд его был пронзителен, словно лазерный луч. Все застыли на месте, почувствовав силу приказа и даже угрозу. Марш подошел к Режиссеру насколько мог близко, — Мне ваши режиссерские проделки надоели. Вы ведете себя совершенно недопустимо. Я вас вызываю на дуэль.

— Меня?

— Именно.

— Ну, теперь и моя очередь смеяться, — заявил Режиссер, — Когда же вы собираетесь со мной поквитаться? И где?

— Здесь и сейчас.

— Какой вид дуэли вас устроит? Пистолеты? Шпаги? Рукопашный бой?

— Только пистолеты, — твердо отвечал Траурный, и череп его фосфорически засветился.

Это восхитило Режиссера.

— Какой изумительной формы череп! Лучшие краниологические музеи мира будут бороться за такой экспонат. Отлично! Будем стреляться.

Попытки примирить соперников были безуспешны. Послали в Исторический музей за дуэльными пистолетами системы Кюхенрейтера. Свадебный предложил Траурному стреляться вместо него:

— Я, очевидно, хороший стрелок, потому что все женихи отчаянные бретеры! Ну, в крайнем случае, возьмите меня в секунданты!

У Режиссера секундантом вызвался быть любознательный Келлер.

Принесли пистолеты. Дуэлянты разошлись в разные концы помещения. Гости выстроились по краям у стен. Банкетный зал стал просто огромным. Тишина, по контрасту с только что звучавшей музыкой, казалась просто разительной. Траурный был зловеще-серьезен. Режиссер все так же беззаботно посмеивался:

— Как бы там ни было, но я остаюсь прежде всего Режиссером. И мне тяжело переносить эту бездарную тишину. На карнавале во всем должен быть элемент творчества, фантазии — даже в дуэли. Особенно в дуэли!

— Я не знаю, что вы имеете в виду, — сухо сказал Свадебный, — но как секундант я протестую. Давайте развлечений искать в другое время.

— А я не против, — неожиданно согласился Траурный, — Только давайте не затягивать переговоров.

— Благодарю. Итак. Если мой досточтимый соперник не возражает, мы подберем свет. К дуэли подойдет холодный, голубоватый, с оттенком айсберга. Вот так. Спасибо. А музыка, наоборот, должна быть торжественной, я бы сказал, суровой.

— «Траурный» Шопена? — выкрикнули в толпе.

— Возражаю, — возразил секундант Свадебный.

— Я тоже, — согласился Режиссер, — Здесь нужно что-то помощнее. Сперва «Гибель богов» Рихарда Вагнера, затем полечку «Трик-трак».

— Подходит.

— И третье условие, — продолжил Режиссер, — Стреляться до тех пор, пока кто-то из нас не рухнет.

— Согласен, — сухо отвечал Траурный.

— Тогда проверим пистолеты.

Режиссер вскинул пистолет, почти не целясь, нажал курок. Лампочка, висящая над входом, рассыпалась вдребезги.

— Браво! Браво! — послышалось в толпе.

Марш поднял свой пистолет и, не оборачиваясь, не глядя, пальнул в лампу над противоположным входом. Эффект тот же. Однако «Браво!» кричал лишь Свадебный. Режиссер поощрительно похлопал в ладоши:

— О-о! Я лишний раз убедился, что у меня очень достойный соперник. Вот пища для журналистов! Известный на весь мир Марш — и какой-то режиссеришка, жалкий выскочка и позер.

Журналистов и впрямь собралось достаточно. Сверкали фотовспышки. Ближе всех к центру событий располагался Крайтон, то и дело бросавший загадочные распоряжения кому-то из коллег.

Почему-то многие в зале стояли теперь парами: Мэр с супругой, Ткаллер и Клара, Матвей с прибившимся к нему бурундийцем. Секунданты, стоявшие тоже парой, обменялись последними репликами и разошлись.

Соперники стояли друг против друга, опустив пистолеты. Голубоватый потусторонний свет делал их лица мертвенными. «Музыку!» — скомандовал Келлер. Полилась нежная грустная мелодия. По счету Келлера дуэлянты начали медленно сходиться. Зал замер в ожидании — никто не пил, не жевал, не переговаривался. Дойдя до намеченной черты, соперники остановились. Медленно, на вытянутой руке, подняли пистолеты. Никто не хотел стрелять первым. Выжидание было изнурительным. Наконец курки были спущены одновременно — раздался выстрел, как бы один мощный диссонирующий аккорд. Соперники не шелохнулись. Прозвучал второй одновременный выстрел, затем третий — невредимы! С такого близкого расстояния невозможно было промахнуться, особенно тем, кто с такой легкостью крошил лампочки.

— Да они нас разыгрывают, — вырвалось у кого-то из наблюдавших.

— А может, они… бессмертны? Оба божественны? — предположил кто-то шепотом, но этот шепот был услышан.

— Быть не может! — выкрикнул Траурный и выстрелил.

Режиссер пошатнулся, попятился и, сделав несколько судорожных шагов назад, рухнул на пол. Он лежал раскинув руки и закатив глаза. Струйка крови текла у него из уголка рта. Все стояли в полнейшем оцепенении. Музыка захлебнулась. Музыканты, оставив свои пульты, глазели с балконов. Никто не решался подойти к Режиссеру.

— Доктор! Есть здесь доктор? — метался Келлер.

Наконец врач-натуропат сделал несколько робких шагов, поднял веко, посмотрел в стеклянные режиссерские глаза, подержал запястье, как бы щупая пульс, вытер свои руки белоснежным платком и после некоторого молчания объявил негромко:

— Он мертв.

— Как? Мертв?.. Может быть, искусственное дыхание? Переливание крови?

— Странный случай, — пожал плечами врач, — Он совершенно остывший. Мало того. Просто ледяной.

— Убили! — горестно запричитал Келлер, — Сперва Почетным гостем избрали, а через час убили! На глазах у всех, то есть со всеобщего согласия, если не сказать — одобрения.

Осторожный Мэр высказал сомнение, не поспешным ли было решение об избрании покойного Почетным гостем города? Что-то в нем было все-таки сомнительное, провокационное… Неясное, одним словом.

— А с господином убийцей все ясно? — подскочил Келлер, — И это говорит Мэр? Первое лицо города!

Теперь всеобщее внимание было обращено на Траурный марш. Рядом с ним стоял самоотверженный Свадебный. Он просил не называть его коллегу убийцей, ибо он выиграл поединок в равной честной борьбе. И не толпе непросвещенной судить о нем! Он был оскорблен! Он защищал свою честь и достоинство!

Толпа чрезвычайно обиделась на то, что ее назвали непросвещенной. Здесь! В этом зале! Истинных ценителей! Послышались крики: «Долой! Что они себе позволяют?!» Стали требовать немедленного ареста преступников. Полковник, не зная, на что решиться, подошел к Мэру за советом.

— Полковник, ваша жизнь прошла в фантазиях. Какие преступники?

— А ваша, господин Мэр, в страхе и заблуждениях, — парировал полковник, оглядываясь в поисках сержанта Вилли. Какой-то смельчак из публики подскочил к Мэру и маленьким ножичком срезал ему полгалстука.

Толпа, уже скандируя, требовала изгнать убийцу из «Элизиума» и из города: «Вон! Вон!»

Полковник подошел к Траурному и довольно грубо потребовал сдать исторический дуэльный пистолет. Марш резко обернулся к вопящим:

— Вы мне тоже надоели! Я ухожу! Но ухожу, не прощаясь, ибо знаю, что с каждым из вас попрощаюсь отдельно.

Вид его был настолько страшен, что кто-то из первого ряда вдруг упал на колени.

— Оставьте это для новых режиссерских фантасмагорий! Вы придете ко мне. И не на коленях. А лежа! Помните: с каждым отдельно!

Траурный вдруг вытянул, словно тот был резиновый, ствол у пистолета, закрутил его винтом и протянул его полковнику с церемонной фразой: «Прошу принять на память». После этих слов оба Марша удалились.