53

Камень разбил стекло, ударился в стену и свалился на кровать. Господин подполковник лежал, задумавшись, на этой же кровати, поэтому камень его изрядно испугал. Господин подполковник боялся только трех вещей: неминуемой смерти, черных кошек и неожиданности. Он крупно вздрогнул всем телом. Из окна выпал еще один кусок стекла.

Он выключил свет, взял бинокль с приспособлением для ночного видения и подкрался к окну. Выглянул. Ничего. Вот дрогнуло сеточное ограждение – так, как будто кто-то пытался перелезть через сетку. Приспособление для ночного видения показывало пустоту. Понятно, значит приборы его не засекают. Тем хуже для него.

Господин подполковник вызвал агентов.

К утру два Ити, Пашка и Шишка прибыли на место. Предварительный осмотр места происшествия дал: перевернутый мусорный бак, отпечатки пальцев на ограждающей сетке, отпечатки босых ног на щебенке и на песке, у вырытой поперек дороги канавы. Отпечатки отправили в город на анализ. Анализ требовался просто ради формальности, все и так было ясно.

– Что мы имеем? – спросил Епинцев на вечернем совещании.

Совещание происходило в помещении участка. Участок был трехэтажным зданием, самым высоким в поселке, второй этаж выкрашен суриком, а третий оклеен обоями под мрамор, внутри панели из настоящего дерева, в подвалах четыре камеры для добровольных признаний, все прекрасно оборудованы, на входе дежурный следит за пропусками – участок обслуживал еще восемь поселков, подобных Зыковке. Над входом в участок висел выцветающий транспарант: «Теснее сплотимся в борьбе!».

– Что мы имеем?

– Объект весит около восьмидесяти килограмм, мужчина. Невидим как невооруженным глазом, так и с помощью приборов. Запаха не имеет – собака след не взяла. К себе не заходил, а если заходил, то не оставил отпечатков. Данные из лаборатории пока не получены.

– Да плевать на данные из лаборатории, – сказал Епинцев. – Главное, что он пошел в сторону поселка. Если он здесь, то мы его поймаем. А он здесь, я это нутром чую.

И он заерзал на стуле.

– Может быть, перекопать дорожки? – предложил Паша. – Тогда мы узнаем, что он ушел.

– Никуда он не уйдет. Не знаю, что ему тут нужно, но он будет здесь. А если уйдет, то вернется.

– Почему? – поинтересовался большой Итя.

– Потому что я его заставлю вернуться.

– А потом?

– Если данные из лаборатории все подтвердят, а они подтвердят, то я выбью разрешение использовать любой вид оружия.

– Любой?

– Вот именно любой. Это дело национальной важности. В нем лично заинтересован сам… – Он не договорил фразу, потому что фраза была не предназначена для следилок.

– Неужели сам?

– Да.

– Что значит любой вид оружия? – поинтересовался большой Итя. – А если…

Продолжение фразы снова не предназначалось для следилок.

– Да. И это тоже. Я надеюсь, у меня будут чрезвычайные полномочия. Ответ из лаборатории придет послезавтра. А пока поезжайте в город и возьмите милицейский водомет. Четыре милицейских водомета.

– А чо? – спросил Шишка, это означало «зачем?»

– А потому, что я не собираюсь ждать тумана, чтобы его увидеть. Не понятно?

– Не.

– Во время тумана по нему будет стекать вода – так мы его увидим. Но по прогнозу ожидается сплошная сушь. И никаких туманов. Поэтому мне нужны водометы.

Я хочу видеть цель, которую мне предстоит уничтожить.

В зазеркаленной машине ехало четверо очень вооруженных людей. Звали их Паша, Итя, маленький Итя и Шишка. Паша был высоким, плоским, широкоплечим, жилистым блондином с лицом худым, но очень напоминающим морду свиньи, с длиннющими костлявыми пальцами. Такие пальцы можно видеть на темных средневековых картинах, покрытых потрескавшимся лаком, на картинах, которые изображают смерть – пальцы смерти тянутся, тянутся, и они уже такие длинные и костлявые, что ты невольно радуешься, глядя на свои – свои ведь похожи на пухленькие сардельки. Судя по пальцам, Паша музыкант, а судя по шрамам на пальцах и сбитым косточкам, – боец панкратиона, не менее того. Итя был скорее толст, чем тонок, но рост имел богатырский (почему второго Итю и прозвали маленьким), итак, рост имел богатырский, а лицо вогнутое и потное, снизу лицо окаймляла желтая полоса неизвестной природы. Маленький Итя был среднего роста и ничем не приметен, кроме голоса, правда, сейчас он молчал. Шишка был с очень наглыми глазами и с речью, которую специально делал невразумительной, недоговоривая концы слов – так ему казалось круче.

– Я поа, паря, – сказал Шишка, – та мы та его хло. Без проблем, сече?

Экспедиция уже выезжала из Ыковки и поднималась по спуску Автобусному – а вот и киоск. Сигарет бы купить. Итя вышел из машины и ругнул сломанную дверь.

Дверь в зеркальной машине не закрывалась, а открывалась плохо.

На Итиных плечах были: рубашка с расстегнутым воротом, яркий сиреневый пиджак, белый воздушный шарфик, наброшенный по поводу жары – чтобы никто не думал, что Ите жара мешает; еще была на его плечах отвественность за судьбу данного предприятия. А предприятие было серьезным. В свом пиджаке и шарфике Итя напоминал доброго бизнемена (есть такая порода в сущности хороших ребят, только слишком деловых), бизнесмена примерно с девятьюстами современными рублями месячного дохода, если не платить налоги – так их ведь только сумасшедшие теперь платят, затем их и доят, чтоб не были сумасшедшими.

– Что-то тихо тут у вас, – сказал Итя подслеповатому реализатору.

– Тут всегда тихо, – ответил реализатор. – Вам чего?

– Ничего, – сказал Итя и повернулся к машине. – То есть бытылку пива.

Выпив пиво (большой Итя умел пить пиво не глотая, а просто выливая его себе в глотку, чорт его знает, как у него получалось – бутылку он приканчивал за несколько секунд), прикончив бутылку, он поставил ее в окошко и что-то сказал и послушал ответ. Услышав ответ, он снова взял бутылку и грохнул ее о камень.

– Да, как же, уберу я, уберу! – сказал он и пошел к машине.

Сегодня большой Итя нервничал – сегодня ему предстояло говорить с начальством и расколоть начальство на целую сотню автоматчиков.