51

Он вышел на старое крыльцо – то, которым уже давно не пользовались из-за ветхости ступеней. Именно на этих ступенях он и поймал ящерицу когда-то. Выходом не пользовались, поэтому дверь была забита гвоздями и закрашена словами лозунга.

Он прошел сквозь закрытую дверь – это оказалось совсем просто, только щелкнуло что-то в районе левой лопатки.

Итак, я снова стал призраком, – подумал он, – но теперь уже призраком без видимого тела. Но какое-то тело у меня все же есть: вот я иду и чувствую шершавый бетон под ногами; вот мне под ногу попались мелкие камешки; я ощущаю звуки и запахи, я дышу, я вижу небо в красных звездах и в черных плывущих разводах, которые луна подсвечивает по краям. Вот я наступил на камень. Он нагнулся (двигаться было божественно легко – как хорошо, оказывается освободиться от власти распухшего тела), нагнулся и поднял камешек. Камешек висел в воздухе, освещенный луной. Коре сосредоточился и камешек упал сквозь его ладонь. Во всяком положении есть свои преимущества. Нужно научится их использовать.

Он снова поднял камешек и швырнул его в окно второго этажа. Послышался звон стекла. Я еще напомню вам о себе, подождите немного!

Коре медленно шел по центральной улице. Через дорогу, светлую полоску в темноте, вереницей перебегали бессонные крысы – направлялись на дачу к Ене, чтобы испробовать заветного зелья. Крысы совсем не боялись человека; Коре даже подтолкнул одну из них ногой, но крыса не обратила на ногу внимания.

Он поднялся по спуску Автобусному (который теперь назывался проспектом Свободы) и заметил, что дверь в ларьке выломана и вокруг полно битого стекла – хрустит под ногами, а мальчик Петя стоит и держит за оба пальчика дочку сторожа Никодима, и не может ничего умного сказать в ответ на ее слова. Нет такого катаклизма, который мог бы изменить мальчика Петю и всех ему подобных.

Над Ыковкой плыла ночь, вогнутая как чаша. Звезды горели неимоверным диким огнем – так, словно они тоже имели способность распухать, демонстрируя свое национальное звездное превосходство.

– Ты слышишь? Что это? – спросила дочь сторожа Никодима печально. Печально – только что она намекнула мальчику Пете, что не стоит стоять на расстоянии в полтора метра, но мальчик Петя пропустил намек мимо ушей.

– Что-то шумит.

– Похоже на водопад.

– Нет, похоже, как будто вытрушивают одеяло.

– А сейчас похоже, что петух хочет вскочить на забор.

– Нет, похоже на вентилятор, у которого забарахлил мотор.

– Похоже, как будто взмахиваю бичом.

– Или зерно молотят. Такой палкой, знаешь? Одну палку в руках держут, а другая привязана. Как будто только взмахивают, но не бьют. Что это такое? Нам это слово в школе заставляли учить, но я не запомнила.

Они посмотрели в небо. Дочь сторожа Никодима придвинулась совсем близко и слегка прижалась бедром.

– Ой, мне страшно, – сказала она.

– Кажется, это птица, – ответил мальчик Петя. – Та, которая прилетает от скопления Плеяд. Я в сказках дедушки Потапа слышал.

– Ты веришь в эти детские сказки?

– Но вон же она летит! Смотри!

Дочь сторожа Никодима прижалась крепче. Ей вправду становилось страшно. А что будет, если эта рука так и не обнимет?

Темный силуэт медленно скользил по небу, редко взмахивая крыльями. Каждый взмах был похож и на шум водопада и на звук одеяла и на все остальное тоже.

– А знаешь, что птицу видет не все, а только те, которые влюблены? – спросила дочь сторожа Никодима. – Ты что стоишь как каменный?

– Знаю, – ответил мальчик Петя и отодвинулся.

Дочь сторожа Никодима потерла коленку, укушенную несвоевременным комаром.

Птица улетела. Теперь опять все начинай сначала.

Она отобрала один из пальчиков.

Андрей тихо ушел. До тех пор, пока мальчик Петя стоит здесь до утра и держит ее за пальчики – до тех пор не может быть в мире ни саблезубых мамонтов, ни ни национальных приоритетов, ни прочей выдуманной нечисти. На обратном пути он наступил крысе на хвост, но та даже не пискнула.

У самой свой дачи он увидел на дороге (полоса дороги стала намного светлее, звездный ковш начал гаснуть, погасли механические светлячки, а деревья стояли величественно как памятники самим себе – наклонили ветви, будто тоже спят); на дороге он увидел темное пятно и сразу понял, что это человеческое тело. Он подошел, склонился над телом и узнал Бульдозера. Бульдозер был пока что жив, но его череп был явно проломлен. Тело пошевелилось, открыло глаза и произнесло единственное странное, в его устах, слово: «мамочки…» и душа отлетела на небеса или куда ей там положено отлетать. Доигрался все-таки.