Конец сентября 1944 года. Москва. Ведомство Абакумова – ГУКР СМЕРШ. Генерал Абакумов мог быть доволен работой своего ведомства. Не только поимки шпионов и диверсантов, но и успешные радиоигры с немцами были весомым дополнением к собственно военным успехам советских войск. Война приближалась к концу, но работы у смершевцев меньше не становилось. Вот и сейчас новая операция по перевербовке Таврина и затеваемая им, Абакумовым, игра на самом высшем уровне приятно щекотали нервы.

Размышляя обо всем этом, Абакумов слушал одновременно доклад полковника Барышникова.

– Выяснили, кто такая Шилова? – спросил Абакумов, глядя снизу вверх на Барышникова и делая жест рукой, приглашая полковника садиться.

Тот тут же отодвинул от стола стул и присел, положив перед собой папку с документами.

– Так точно, товарищ генерал. Шилова, она же Бобрик, она же Адамичева Лидия Яковлева, уроженка Черниговской области, в 1940 году окончила Черниговский мединститут. Вывезена в Германию в 1941 году. Добровольно стала сотрудничать с немцами, окончила под Борисовом, а затем под Ригой школу контрразведки в качестве радистки. Утверждает, что Таврин является ее мужем.

– Что показали допросы обоих?

– Оба говорят одно и то же – их готовили целый год для специального задания: убить Верховного. Для этого и был создан целый арсенал оружия и все необходимое для покушения.

– Да, только нашу осведомленность и оперативность предусмотреть не смогли. Выяснили, кому принадлежат награды, с которыми разгуливал Таврин?

– Так точно, Виктор Семенович. Генерал-майору Шепетову Ивану Михайловичу.

– О судьбе Шепетова что-нибудь известно?

– В боях под Харьковом в мае сорок второго был тяжело ранен и попал в плен. С немцами сотрудничать отказался и был отправлен в концлагерь Заксенхаузен, где и погиб.

Абакумов откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза, нащупал на столе пачку папирос, достал одну, закурил.

– Каким образом Таврин должен был совершить покушение на Сталина? – отогнав от себя облако дыма, снова спросил Абакумов.

– Он должен был попасть в Кремль на торжественное заседание, посвященное годовщине Октября, оставить в зале портфель с радиоуправляемым взрывным устройством, незаметно покинуть зал и взорвать бомбу.

– А как он должен был попасть в Кремль?

– Таврин утверждает, что ему должен был вручить билет на заседание немецкий агент, внедренный в ГКО.

Абакумов тушит окурок о дно пепельницы, машет руками, разгоняя дым, и удивленно-настороженно смотрит на Барышникова.

– Имя агента?

– Таврин говорит, что не знает ни его имени, ни фамилии, ни даже должности.

– Плохо допрашивали, значит.

– Никак нет, товарищ генерал. Пытали. И я склонен верить Таврину. Слишком уж серьезное задание поручили ему немцы, чтобы ему раскрывать еще и имена своих агентов. Как говорится, береженого Бог бережет. Ему и без того дали слишком много явок здесь, в Москве и Подмосковье.

Полковник Барышников был прав. Хоть Шелленберг и поставил на карту очень многое, забросив в тыл к русским с таким заданием диверсантов, но все карты Таврину раскрывать не стал. Имя Владимира Минишкия, одного из самых высокопоставленных немецких информаторов, так и осталось тайной до конца войны. А по ее окончании Минишкий благополучно перебрался за океан, в США, где и прожил остаток жизни.

– На когда намечена встреча Таврина с агентом? – Абакумов глянул на часы.

– Накануне торжественного заседания, 5 ноября.

– Вы пробовали перевербовать Таврина?

– Да!

– Ну и?..

– Пока безрезультатно, товарищ генерал! Боится. Говорит, что бесполезно, его все равно расстреляют. Слишком уж много насолил он нам… А вот Адамичева оказалась более покладистой и согласилась поиграть с немцами в радиоигру.

– Без Таврина у нас ничего не получится. Немцы тоже не дураки. Наверняка и этот случай предусмотрели.

Абакумов встал, стал прохаживаться по кабинету, заложив руки за спину.

– Хорошо, я сам, лично, допрошу Таврина и поговорю с ним. Может быть, моя генеральская форма и мое генеральское слово сделают его более покладистым. Ладно, идите, полковник. Мне нужно срочно увидеться с Лаврентием Павловичем.