Июнь 1943 года.

Небольшой приграничный древнерусский город Псков был выбран немецкими оккупантами в качестве одной из своих опорных точек на Восточном фронте. Здесь была организована одна из школ по обучению диверсантов в проекте «Норд-Цеппелин», здесь издавались оккупационной властью газеты на русском языке – «Заря» и «За Родину», в которых рассказывалось и о прелестях немецкой власти, и о недостатках власти советской. Здесь одно время обосновались и части формируемой Русской освободительной армии генерала Власова. Правда, офицеры РОА, находящиеся во Пскове, были таковыми лишь по названию, а в действительности их никто в офицеры РОА не производил. Здесь же действовала и Инициативная группа Русского освободительного движения (РОД), которую возглавлял некто Григорий Денисович Огроменко (настоящая фамилия, правда, у него была Хроменко, но ведь мания величия не лечится), бывший член Псковского горкома ВКП(б), заведующий отделом сельского хозяйства газеты «Псковский колхозник». После начала войны был назначен редактором военной многотиражки, но во время оккупации города Дно попал в плен, где, особо не напрягаясь, быстро приспособился к новой власти, и вскоре из-под его пера вышли пропагандистские брошюрки «Кровавый палач» (о Сталине) и «Вечное зло» (о евреях). Зимой 1943 года Хроменко возглавил группу антисоветской интеллигенции во Пскове, искавшей контактов с власовцами. Выступал по местному радио, участвовал в редактировании газеты «За Родину». Впрочем, немецкие власти никак не реагировали и официально не признавали существование этой самой Инициативной группы. И основная их деятельность пока заключалась лишь в сборе пожертвований для русских добровольцев, вступавшх в РОА. В мае была проведена первая акция по сбору пожертвований для русских солдат, и акция весьма успешная – было собрано порядка восьмидесяти тысяч рублей. В основном деньги давали купцы и торговцы – по 500—1000 рублей, но были и простые, даже весьма небогатые люди – рабочие, служащие, домохозяйки, молодежь, старики. Так, в редакцию газеты «За Родину», которая фактически являлась штабом Инициативной группы, однажды пришел белый как лунь старик и принес семьдесят с чем-то рублей – все, что он имел – и отдал эти деньги, а к ним в придачу три нательных креста, заявив:

– Я прошу передать эти кресты русским добровольцам. До тех пор, пока они будут честно служить своему народу, эти кресты будут оберегать их от пуль, потому что эти кресты – чудотворные.

Затем он пришел еще раз и опять принес небольшую сумму денег.

На Пасху, 1 мая, все эти подарки были весьма успешно распределены между соладатами РОА: деньги на пасху, куличи, яйца – снесли в лазарет и устроили встречу между находившимися там ранеными добровольцами и инициативной группой. Подарки, полученные вещами, запаковали, чтобы отправить их в части, стоящие на фронте. В каждый пакетик было вложено по красному яичку. Хорошее впечатление было от посещения лазарета с русскими ранеными добровольцами в первый день Пасхи. Они были очень рады неожиданным визиту и подаркам. Кроме лазарета специальная делегация из трех человек отвезла часть подарков в район города Дно и вручила их солдатам русской добровольческой части, стоявшей там: 16-й запасной восточный батальон и батарея (в деревне Пожеревицы Дедовичского района), 653-й восточный батальон (в деревне Дубровка). В самом Дно – восточно-пропагандистский взвод 501-й роты пропаганды. К подаркам были приложены письма от жителей Пскова.

Сам генерал Власов приезжал во Псков в конце апреля сорок третьего года, выступив перед большим скоплением народа в театре, а затем посетив редакцию газеты «За Родину» и два псковских завода, а в конце мая сюда пожаловали генерал Жиленков с помощниками – полковниками Константином Григорьевичем Кромиади, начальником штаба 1-й гвардейской бригады РОА, полковником Белой армии и георгиевским кавалером, ставшим начальником личной канцелярии Власова, и полковником Сергеем Никитичем Ивановым, штурмбаннфюрером СС, перешедшим на службу в армию Власова, начальником разведшколы КОНР. Оба полковника воевали еще в Первую мировую войну.

Павел Делле с Тавриным прибыли в этот город из Риги как раз накануне. Разумеется, никто Делле не посвящал в план поездок власовцев, но, по счастливой случайности, Таврину вновь довелось встретиться с Жиленковым. Впрочем, последний и в самом деле искренне обрадовавшись своему старому знакомому, смог уделить ему для аудиенции всего несколько минут.

– Ну, как у тебя идут дела, Петр?

– Да вот, буквально пару дней назад пришлось уехать из Риги.

– Что так?

– Меня, кажется, выследили Советы. Двух пришлось пристрелить в подъезде и доложить начальству.

– Ничего, скоро не Советы за нами, а мы за ними начнем охотиться. Немцы, наконец, признали генерала Власова и позволили ему объединить все русские части под знаменем Русской освободительной армии. А сюда мы приехали не просто так, Петр. Ты через пару дней станешь свидетелем грандиозного парада.

– Что за парад, Жора?

– Не все сразу, дружище, – засмеялся Жиленков, похлопав Таврина по плечу. – Ты получишь персональное приглашение и тогда сам все увидишь. А сейчас, прости, у меня совершенно нет времени.

Вторник, 22 июня 1943 года. Этот день немцы решили сделать праздничным днем для населения оккупированных областей и праздновать его, как «День освобождения». Во Пскове программа празднования предусматривала парад на городской площади. К полной неожиданности для псковичей в этом параде, наряду с немецкими частями, принял участие и батальон РОА.

Сначала на центральной площади Пскова состоялся митинг. Площадь вся была заполнена народом. По периметру тихо шелестели листвой русские березки. А над площадью реяли огромные полотнища немецкого фашистского знамени и русского трехцветного (бело-сине-красного) флага, который стал официальным знаменем сначала Русского освободительного движения, а затем и Русской освободительной армии генерала Власова. На трибуну вместе с Жиленковым поднялся немецкий генерал, комендант псковского гарнизона. Затем Жиленков зачитал Декларацию права личной собственности на землю для трудящегося крестьянства, в которой германское командование объявляло об отмене рабской колхозной системы, о передаче земли в пользование трудовому крестьянству. Была музыка, речи, слезы искренней благодарности за освобождение от сталинской тирании. Вдруг вперед толпы пробился все тот же седовласый старик и, поклонившись едва не до самой земли размашистым поклоном, произнес:

– Передайте наше большое русское спасибо германским генералам за такую заботу о нас, русских крестьянах.

– Право личной земельной собственности – это логическое продолжение освободительной политики германского правительства, награда крестьянину за труд, за содействие в борьбе с общим врагом – жидобольшевизмом, – вещал с трибуны Жиленков.

Но в толпе началось шевеление, и все глаза устремились к стоящим в замкнутом каре друг против друга шеренгам русских и немецких солдат. Одинаково стройные, бойцы одновременно замирают при первых звуках парадного марша. Притихшая Псковская площадь оглашается мощной, раскатистой командой:

– Р-р-равняйсь!…

Бурный ответный трепет всколыхнул теснящиеся ряды зрителей. Поднимаются на носки, пролезают вперед, чтобы только увидеть солдат Русской освободительной армии.

Странно было видеть этих людей, которые всего два с небольшим года назад считали Сталина своим отцом, а Красную Армию – своей защитницей, восторженно встречающих новую силу, пусть и непонятную для них, пусть и прикрывающуюся пока колпаком сил вермахта. Дореволюционный трехцветный российский флаг теперь уже не воспринимался многими из них как нечто экстраординарное, а скорее как один из вариантов советской атрибутики.

Впрочем, разумеется, большинство в этой толпе было все же любопытствующих, желающих поразмышлять на тему: чем все это закончится. К Власову и власовцам население Пскова относилось, в общем, отрицательно, но случай в Стремутке, небольшом местечке в окрестностях Пскова, произошедший 2 июня, несколько смягчил эту неприязнь.

А произошло там следующее. 2 июня в час ночи на железнодорожной станции Стремутка раздался страшный взрыв, настолько мощный, что его даже почувствовали все жители Пскова, несмотря на 15-километровое расстояние. Многим почудилось, что кто-то ломится в дверь. Подбегая к двери, хозяева спросонья спрашивали: «Кто там?» Поскольку никто не отзывался, некоторые, в чем были, выскакивали на улицу. Стояла белая ночь, и над Завеличьем висело грибоподобное облако. На следующий день все узнали, что на станции Стремутка взорвался транспорт с амуницией и взрывом были разрушены многие дома в деревне, а расквартированный там батальон РОА поспешил на помощь жителям.

Товарный поезд, груженный амуницией, шел на Ленинградский фронт. Партизаны на какой-то станции ухитрились всыпать песок во втулки колес двух последних вагонов, отчего вагоны загорелись. Когда поезд проходил мимо деревни, кто-то из жителей показал машинисту, что у него происходит, а тот, зная, что везет, остановил поезд, отцепил паровоз с двумя вагонами и умчался в Псков, оставив свои остальные вагоны догорать у самой деревни. А в вагонах были не только снаряды, мины и патроны, но и фосфор. Полковник Кромиади, быстро оценив ситуацию, распустил людей, чтобы те могли оказать помощь, где можно. Власовцы работали до утра и спасли всех, за исключением одной женщины, которая была насмерть задавлена рельсой. Батальон РОА в течение первых трех-четырех дней подкармливал погорельцев, пока те не устроились в окрестных деревнях. Раненым же и контуженым оказывал помощь батальонный врач Евгений Разумовский со своими помощниками.

Принимающие парад немецкие и русские офицеры обошли ряды солдат и поднялись на трибуну. Председатель германского учреждения тут же заговорил через переводчика:

– Русские крестьяне и крестьянки! Вы собрались сегодня сюда затем, чтобы выслушать новую радостную для вас весть – декларацию о введении личной собственности на землю!

Мощный рупор разносил далеко по площади почти каждое слово.

– Германское правительство не обещает вам молочных рек, кисельных берегов, требует лишь честного отношения к труду и делает все возможное, чтобы трудящимся жилось хорошо. Да здравствует свободный русский крестьянин!

Могучее «ура!» по команде офицеров гремит в рядах русских солдат и перекатывается в толпу. Оркестр заиграл туш.

Командир 1-го гвардейского батальона РОА, сформированной в мае 1943 года в том самом местечке Стремутка под Псковом, полковник Сергей Иванов скомандовал марш. Начальником штаба батальона был полковник Кромиади, а помощником комбата – Иван Сахаров. Все трое – эмигранты, что было исключением из общего правила формирования Русской освободительной армии. Батальонным священником, тоже исключительный случай, был архимандрит Гермоген (Кивачук), эмигрант, принадлежавший к Русской православной церкви за границей. На нашивках РОА находился не бело-сине-красный флажок, а Андреевский крест.

Начался военный парад, посвященный второй годовщине вторжения гитлеровцев на территорию Советского Союза. Таврин стоял рядом с трибуной, и его также захватил этот всеобщий радостный порыв, радостное возбуждение, которое всегда бывает у людей при виде торжественного шествия военных.

Впереди колонны шел с трехцветным знаменем в руках капитан Григорий Ламсдорф, также из эмигрантов, с двумя ассистентами-автоматчиками. Надо сказать, что многие, пришедшие посмотреть на парад, в это время даже захлопали в ладоши. И тут впервые на всю площадь из прикрепленных к столбам радиотарелок зазвучал гимн Русской освободительной армии:

И когда, уходя с площади, колонна русских солдат на ходу молниеносно берет штыки на изготовку, все тот же седой старик восхищенно притопывает ногой:

– Ай, молодцы! Вот они, наши русские-то: вместе с немцами всего добьются.

И тут он не выдержал. Выскочил из толпы, стоявшей на тротуаре, подбежал к Ламсдорфу, обнял его, как родного сына, расцеловал, а затем, со слезами на глазах опустившись на колени, припал губами к шелковому знамени.

– Наконец я снова вижу наш родной русский флаг! – воскликнул он. – Я уже думал, что не доживу до такого счастливого дня!

Торжественный парад закончился, начался народный праздник. На площадь въехал фургон, нагруженный доверху булками, мороженым. Выступил ансамбль песни и пляски, хор…

Ансамбль песни и пляски вообще стал своеобразным символом военного Пскова.

Еще в марте 1943 года из лагеря советских военнопленных выбрали довольно значительную группу музыкантов, певцов, танцоров, художников. Из этих лиц был организован музыкально-хоровой ансамбль, который в дальнейшем получил название «Ансамбль добровольцев». Благодаря тому что руководителями оказались опытные специалисты, ансамбль в короткое время вырос в хороший художественный коллектив, положивший в основу своего репертуара русские песни, которые исполнял с большим мастерством. Затем и песни РОА заняли достойное место в репертуаре ансамбля. Его участники настойчиво работали над повышением своего мастерства, и, как следствие этого, каждая новая программа ансамбля была значительным шагом вперед. Первое же выступление ансамбля имело огромный успех у псковичей. Все последующие выступления, как в Пскове, так и в других населенных пунктах, были не менее успешны. Независимо от того, что репертуар был довольно-таки аполитичен, ансамбль самим фактом своего существования принес немало пользы Русскому освободительному движению. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что за время существования ансамбля минимум четверть его участников перебежала к партизанам. После освобождения Пскова от оккупации музыканты ушли вместе с немцами и некоторое время обслуживали лагеря русских рабочих в Прибалтике. Ансамбль распался, лишь когда советские войска освободили Прибалтику. Одна часть его участников вошла затем в состав ансамбля песни и пляски при школе пропагандистов в германском Дабендорфе.