То, что происходило на Совете ксенологов, уже слабо напоминало неторопливую, слегка чопорную игру в вопросы-ответы, с которой начиналось обсуждение. Реплики, процеженные через едва поспевающие за ними лингвары, чтобы привести их к доступному для понимания собеседников виду, — сыпались со всех сторон. И когитр-секретарь чудом ухитрялся ввинчиваться со своими комментариями в микроскопические паузы, вызванные необходимостью синхронизации восприятия дискуссии всеми ее участниками. Ведь каждый из них не только говорил на своем языке, но и жил в собственном времени… Всеобщее одобрение в виде плотного узора из голубых огней вспыхивало все реже, гораздо охотнее мнения дробились. По долгу инициатора обсуждения Григорий Матвеевич старался увидеть каждого выступающего, крутил головой, как угорелый. И к исходу третьего часа почувствовал, что у него отнимается шея.

— Я знаю не только нашу мифологию, — медленно, с расстановкой излагал гуманоид-згунна из системы Альгораб VIII. Лицо его, с гигантским носом и высоким впалым лбом, напоминало статую с острова Пасхи, и Энграфу отчего-то чудились пренебрежительные нотки в лишенном обертонов синтезированном голосе лингвара. — Я знаю мифологию землян и многих других рас Как вышло, что практически повсеместно существует миф о божественной каре? Боги, желая наказать, отнимают разум. Кто мы — боги, чтобы своей властью отнимать разум у разумных, даже если он оказался для них непосильной ношей? И за что мы хотим наказать несчастных обитателей Церуса I?

— И есть ли у нас право наказывать их, и вообще кого-либо в нашей Галактике? — подхватили его мысль в другом секторе. Григорий Матвеевич живо повернулся. Кто там у нас любитель кидать реплики с мест?.. Конечно же, нкианх, и вполне знакомый. Доктор Аурзогбэт Триста Двадцать Восьмой. Косит хитрющими своими глазами и, кажется, даже улыбается безгубым ртом.

— Так может быть, у нас вообще нет никаких прав?! — запротестовали ветроносцы из газовой системы Росс 154. Ажурные купола их переливались всеми оттенками багрового и трепетали. Зрелище было завораживающее… «Но любоваться мы будем в другой раз», — остановил себя Энграф. — Оказаться от всякой деятельности, разогнать астрархов и гилургов, свернуть работы по формированию пангалактической культуры… А ведь именно нашей активности мы обязаны тем, что сейчас можем видеть, слышать и понимать друг друга!

— Коллега несколько утрирует… — обронил згунна.

«Коллеги! — мысленно возопил Григорий Матвеевич. — Именно коллеги! Ветроносцы в Совете представлены профессионально-ориентированной колонией, так что уж будьте любезны!..»

— Отнюдь, — спокойно откликнулась колония. — Просто нам вспомнился другой расхожий миф, послуживший источником для целых философских течений. Тоже из божественного спектра: можно обрести абсолютное могущество, но нельзя пускать его в ход, если хотя бы одному живому существу во вселенной оно будет обращено во вред. К счастью, мы еще не достигли абсолюта и можем направлять наши совместные усилия на благо как всей Галактики, так и отдельных ее частиц, вроде планеты Церус I…

— Да и что такое разум? — поддержал закованный в черную броню, клешнястый и пучеглазый габхэйд, обитатель заболоченных, почти что жидких планет тройной звезды Талифа. Григорий Матвеевич тотчас же вспомнил, что бывавший там Бурцев по возвращении сказал, скорчив унылую физиономию: «Молочные реки, кисельные берега. Причем буквально и повсеместно». И толком не смог объяснить, как габхэйды обходятся со своей архисложной, тончайшей техникой руками без пальцев. — Почему мы так трепетно, благоговейно к нему относимся? Разве это не объективный естественный процесс, обусловленный вполне формализуемыми химическими и физическими реакциями в наших мыслительных аппаратах? Кстати, довольно тривиально моделируемый. Нагляден в этом отношении пример человечества, гостеприимных организаторов нынешнего Совета. Они научились создавать своих людей-2, полностью и даже с некоторыми усовершенствованиями воспроизводящих образ и подобие своих прародителей, прежде чем управлять звездными процессами. Что легче: погасить звезду или создать себе подобное?

— Комментарий Совета астрархов, — проскрипел секретарь. — Погасить звезду, равно как и зажечь звезду, равно как и корректировать орбиты любых космических тел, неизмеримо сложнее… Комментарий Совета гилургов: они предлагают снабдить все небесные тела программами-инстинктами, обратив их таким образом в сверх-биотехнов, и тогда задача управления звездными процессами сведется к достаточно простым телепатическим командам.

Шквал голубых огней.

— Да, мы можем гасить звезды и формировать материю из рассеянных элементарных частиц и полей, — отозвались вегропосцы. — Мы можем создавать живые существа и наделять их разумом. Разве не способны мыслить повсеместно распространенные биотехны? А те же люди-2 землян и их аналоги в других цивилизациях? Мы уже достигли в своей деятельности высот, ранее доступных лишь богам и демиургам. Мы управляем практически всеми мыслимыми физическими процессами. И коль скоро разум — такой же физический процесс, то мы можем и должны управлять им Это неизбежно!

— А имеем ли мы право на это? — спросил доктор Аурзогбэт Триста Двадцать Восьмой Судя по лукавому выражению его рептильего лика, в таком праве он не сомневался, но хотел не дать остыть дискуссии. — И хотят ли того разумные обитатели Церуса I? Быть может, следует спросить их, пожелают ли они добровольно отказаться от разума — если они сумеют осмыслить наш вопрос и дать столь же осмысленный ответ. В последнем случае было бы уместно отложить нашу дискуссию на срок достаточный, чтобы те, чью судьбу мы столь самонадеянно пытаемся решать, приобрели свое мнение на этот счет.

— Другими словами — отказаться от любого вмешательства в ход событий на Церусе I?

— Возможно, и так.

— Подозреваю, коллеги, что по истечении такого срока — а он предвидится достаточно протяженным, — ни одна разумная раса Церуса I не захочет отказаться от разума, — заговорил смуглолицый виав. От человека его отличала, — и то очень условно! — разве что прическа «морской еж». В молодости Григория Матвеевича она считалась последним криком моды, и земные ландшафты в ту славную пору пестрели «ежами» всех цветов и размеров. Стыдно вспомнить, но и сам он какое-то время… Потом мода сменилась, но у виавов это как было, так и есть — признак социального статуса «полной ответственности». — Это все равно что обратиться с аналогичным предложением к любой цивилизации из числа членов Галактического Братства даже если внезапно выяснится, что она есть также продукт искусственного воздействия на ее эволюционный процесс в доисторические времена…

— Не исключено также, что к моменту, когда мы сочтем приемлемым явиться на Церус I за ответом на наш вопрос, там не останется уже ни одной разумной расы… — ввернул насмешник-нкианх.

Новая голубая волна.

— Прошло уже три часа, — нетерпеливо зашептал Гунганг, склонившись к уху Григория Матвеевича. — А мы столь же далеки от решения, как и до начала Совета. Или даже дальше, чем были. Они еще и острить ухитряются!

— Пусть выговорятся, — шепотом же ответил Энграф. — Если мы затеем голосование сейчас, мнения разделятся.

— А вы-то что решили для себя, коллега? Эиграф промолчал, сделав вид, что не расслышал.

— Вне зависимости от хода обсуждения, — заявил плазмоид из системы Конская Голова (после каждой законченной фразы возникали непродолжительные паузы лингвар выравнивал темпы восприятия), — наше сообщество хотело бы поднять вопрос о допустимости подобных экспериментов — мы имеем в виду рациоген и весь диапазон аналогичных исследований. Как бы любопытен в научном аспекте ни был результат, последствия его всегда остаются за пределами нравственности. Здесь необходимо четкое разграничение между этой проблематикой и уже имеющимися у некоторых цивилизаций разработками в области биотехнологии. И такое разграничение достаточно очевидно. Биотехны, люди-2 и так далее — это частица нашей науки и культуры, они не поставлены в прямую зависимость от природы и не нуждаются в экологических нишах. Они созданы нами, мы же даровали им разум, и мы же приняли на себя ответственность за их благополучие. Иногда это достигается ассимиляцией искусственной разумной расы в среде естественного ее прародителя, есть и другие пути. И совершенно иное дело, когда объектами, а точнее — жертвами такого эксперимента становятся субстанции природного происхождения, находящиеся в значительной зависимости от законов биоценоза, как это имеет место на Церусе I. Наше сообщество настаивает на осуждении, а также, если Совет ксенологов сочтет необходимым просить о том тектонов, на запрещении всякого вмешательства в естественные процессы эволюции разума.

— Было бы полезно залучить на наш Совет создателей церусианского рациогена, — сказал богомол из Звездной Ассоциации Хаффа. — Послушать их мнение. Посмотреть на них. Просто спросить их — зачем они это сделали?

— Комментарий Совета тектонов. В самое ближайшее время будут предприняты шаги к тому, чтобы установить происхождение церусианского рациогена — если факт его существования получит обоснованное подтверждение.

Рошар тихонько задел плечо Энграфа.

— Мне только что сообщили с Церуса I, — сказал он негромко. — Кратов ушел из-под контроля.

— Что значит — ушел? — опешил Энграф. — С ним же был его двойник… как бишь его?..

— Кратову непонятным образом удалось сделать Сидящего Быка союзником, и тот отпустил его. Остановить Кратова сейчас уже невозможно. Он находится где-то в районе тех злополучных пещер. Либо он погибнет при попытке уничтожить рациоген — в чем я сомневаюсь, — либо… В общем, все решится с минуты на минуту. Это не ксенолог, а сумасшедший.

— Или провидец, — пробормотал Энграф. — Впрочем, одно другому никогда не противоречило… У нас есть свободные каналы связи?

— Разумеется Весь тридцать шестой сектор. Отключить?

— Ни в коем случае. Наблюдайте за ним, Батист.