Интерлюдия. Земля
Наполовину распавшаяся, вросшая в землю хижина стояла на угоре, а со всех Сторон к ней подступали древние деревья. Стволы облеплены были чем-то, что производило впечатление болезни, мертвенности: не то тысячелетним лишайником, не то ослизлыми лохмами отставшей коры. Такие же нездоровые лохмы свисали и с сырых бревен, из которых сложены были стены хижины. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: здесь никто не жил, и очень давно. Возможно, последние три-четыре века.
Кратов подождал немного и молодцевато перекинул ноги через бортик гравитра. Он тотчас же ушел по колено в какую-то мерзкую труху и, высоко поднимая колени, поспешил выкарабкаться на более надежное место. Машина стояла, утонув в этой трухе по самое брюхо.
— Сон Духов, — пробормотал Кратов.
Пожалуй, он чересчур тщательно счищал с брюк налипший тлен. Со стороны могло показаться, что он взволнован. А этого под посторонним взглядом вовсе не хотелось…
— Ты волнуешься. Кратов, — тотчас же безжалостно сказала Рашида.
— Я живой человек, — буркнул он под нос и осторожно, выбирая самые твердые участки этой в сто слоев заваленной гнилыми пластами земли, двинулся к хижине.
— Там есть тропинка, — промолвила Рашида вдогонку.
И он сразу же увидел тропинку. Вернее — слабый, призрачный след чьих-то усилий протоптать след в этой мертвечине. Этот призрак тропинки вел прямо до крыльца — пары рассыпавшихся ступенек.
— Мерзкое место: — произнес Кратов. Теперь он поймал себя на том, что голос его звучит излишне громко. Этот лес, эта мертвая земля, эти деревья-зомби и эта хижина — разлагающийся труп жилища — все будило в нем неясные колебания и даже страх. Он никогда и ничего не боялся на Земле. До этой минуты… — Того и гляди, выползет баба-яга. И задаст нам жару своей клюкой.
Он нагнулся и подобрал бог весть как очутившуюся здесь палку почти в человеческий рост, отполированную догола, желтую, словно из слоновой кости.
— Вот и клюка, — промолвил он с нервным оживлением.
— Кратов, Кратов… — сказала Рашида. — Ты боишься.
Он обернулся. Рашида сидела на верхней ступеньке трапа и спокойно курила. На ее смуглое лицо падала густая, почти непроницаемая вуаль теней от сплетенных крон, и под этой вуалью ясно светились одни только огромные, пронзительно-синие глаза.
«А ты все так же беспощадна», — подумал Кратов. Вслух же согласился:
— Пожалуй… А это часом не твоя клюка? Удивительно, однако все душевное смятение тут же выветрилось напрочь.
— Хорошо, — сказал он, собираясь с мыслями. — Прочь детские игры… Стас! — крикнул он в черный провал окна. Я пришел.
Рашида за его спиной коротко рассмеялась.
— Он тебя ждет не дождется! — сказала она.
— Это была дань учтивости, — проворчал Кратов. — Стас, выходи. Или позволь войти нам.
Хижина молчала.
— Тогда я иду без приглашения!
Он с величайшей осмотрительностью поднялся на крыльцо, не вызывавшее у него ни малейшего доверия. Доски запели, прогнулись, но сдюжили. Толкнул обшитую не то кожей, не то грубой просмоленной тканью дверь — та распахнулась с сатанинским визгом.
— Мы опоздали, — сказал Кратов. — Здесь никого нет.
В запустеньи,
увы, столько лет уж
жилище!
И вестей о себе,
кто здесь жил, — не дает…
— Ты знала это?
— Нет, — услышал он голос Рашиды прямо у себя за плечом. — Но ожидала чего-то подобного.
— А я знал. Мы еще только приземлились, а я уже знал, что никого здесь не встречу. Если помнишь, нас двадцать лет назад учили воспринимать эмо-фон.
— Что?..
— Эмоциональный фон. Сейчас его так называют… из экономии фонетических усилий. Так вот, я слышал лишь твои эмоции.
«Твои мысленные насмешки, за которыми ты прячешь собственную слабость», про себя прибавил он.
— Чего же ты боялся? — спросила Рашида. Кратов подумал.
— А бес его знает, — сказал он.
— Зачем кричал всякие глупости?
— Вопрос тому же адресату… Наверное, я опасался, что за эти годы Стае не забыл, как глушить свой эмофон.
— А он и не забыл. Он ничего не забыл…
Женщина миновала его и уверенно прошла вперед. Протянула руку куда-то вверх, — звонко щелкнуло, и в дальнем углу прихожей вспыхнул слабый желтоватый фитилек. Осветилась и вся хижина, хотя проку от этих тужащихся из последних сил язычков искусственного огня было чуть-чуть.
— Вот, — неопределенно сказала Рашида, касаясь ладонью иссохших вязанок душистых трав, что были некогда развешаны по стенам и забыты.
Они вместе вошли в единственную комнату. Под ногами хрустела нанесенная ветром земля, в которой ощущались какие-то осколки. На грубом деревянном столе тоже лежал слой земли.
Кратов смел ладонью мусор со скамьи и сел, поставив палку рядом.
— Наверное, я что-то должен сказать? — спросил он. — Что-то приличествующее моменту?
Рашида медленно, будто сомнамбула, бродила по этому пустому, нежилому, изначально непригодному для человеческого обитания помещению. Дотрагивалась до чудесно уцелевших вещей — глиняная ваза… распухшая от сырости старинная книга в толстом, утратившем всякий цвет и форму переплете… скомканная и небрежно брошенная в угол тряпка, в которой с трудом угадывалась мужская куртка вышедшего из моды покроя.
— Здесь он прятался от всего мира, — сказала Рашида. — От всей вселенной. Совершенно один. Всегда один.
— По-моему, он был здесь не первый, — сказал Кратов.
— Ты прав. Этот дом всю свою жизнь только и тем и занимался, что укрывал беглецов. Здесь непроходимая тайга. Сотни километров забытой богом и дьяволом тайги. Стена сросшихся воедино издыхающих и попросту больных деревьев. Неразрывное кольцо мертвых, источающих трупный газ болот. И посередине — этот островок сухой и тоже умирающей земли. Здесь тысячу лет прятались беглецы. Преступники, каторжане, иноверны… Те, кто добирался до этого угора, становились недосягаемыми для преследователей.
— Кто мог преследовать Стаса Ертаулова? — пожал плечами Кратов. — Какой закон он преступил, что решил прятаться от вселенной?
Рашида не ответила. Она опустилась на колени, подняла какой-то небольшой предмет и зажала его в кулаке.
— Наивно все это, — продолжал Кратов. — Таиться от вселенной — в хижине посреди сибирской тайги. Все равно, что от детских кошмаров под одеялом…
— Стае это понимал, — сказала Рашида. — Он знал, что это всего лишь одеяло. Но ему как раз и нужно было одеяло.
— Наивно, — повторил Кратов. — Ты не пряталась. Я не прятался. А он…
— Что касается тебя, — усмехнулась Рашида, — ты, по обыкновению своему, будучи тяжелой машиной-танком, органически не умея и ненавидя отступать, попер на вселенную в лобовую атаку. И она, выждав момент, все же отшвырнула тебя сюда, на Землю. Чего бы ты себе ни воображал…
— Это я сам решил вернуться. И совсем ненадолго. Я в любой момент — хотя бы и сейчас, — могу взнуздать Чудо-Юдо, и только меня здесь и видели!
— …какие бы оправдания ни придумывал. Они замолчали.
— Сядь, пожалуйста, — попросил наконец Кратов. Рашида приблизилась.
— А ты не боишься, что я тебя укушу? — спросила она с иронией. — Когда-то ты ненавидел быть рядом со мной.
— Это было очень, очень и очень давно, — возразил Кратов. — Миллионы лет назад. Примерно при динозаврах. В общем, до того еще, как построили эту хижину.
— Мне кажется, ее никогда не строили, — промолвила Рашида. — Она просто родилась из этой земли. Выросла, как… как ядовитый гриб.
Рашида села на скамью, ее плечо касалось плеча Кратова. Он чувствовал тепло ее тела, запах ее кожи и спутанных черных волос… «Что происходит? Что я делаю, черт подери? Зачем?!»
— Рашуля, — сказал он. — За эти миллионы лет я перестал бояться женщин.
— Что? — спросила она рассеянно.
— Так, пустяки, — улыбнулся он. — Я не о том… Ты — сорвала меня с места, протащила за собой через половину мира. Вот мы здесь. И что же? Зачем это? Застать Ертаулова ты всерьез не надеялась. По меньшей мере лет пять здесь никто не обитал. Наверное, ты хочешь сообщить мне нечто важное?
— Я не знаю, чего хочу. Вот уже двадцать лег не знаю. Раньше, кажется, знала. А теперь хочу всего, и все мне смертельно наскучило. Нечто важное… Что может быть важным в этом мире? Что важно для тебя? Ты можешь это сказать?
Кратов принужденно засмеялся.
— Два месяца назад, безусловно, мог, — произнес он. — Еще неделю назад сформулировал бы… с оговорками. А сейчас… Сейчас мне важно то, что ты рядом и что мне это нравится.
— Ты чертов бабник, Кратов! — с притворным ужасом воскликнула Рашида и отстранилась. — Эта проклятая Галактика растлила тебя! — Она обратила к нему слабо озаренное мигающим желтым светом лицо, на котором полыхали глаза — два синих огня. В уголках этих огней отчетливо видны были морщинки. — Эдак ты на меня набросишься и чего доброго овладеешь.
— Не наброшусь, — пообещал Кратов. — Пока что ты ведешь себя хорошо. Но упаси тебя боже хотя бы жестом, хотя бы взглядом подать мне повод…
— Какой повод тебе еще нужно! — Рашида сердито всплеснула руками. — Что вы там, в Галактике, нынче называете «поводом»? Я уже сделала достаточно глупостей, чтобы любой нормальный земной мужчина обратился в дикого зверя, сорвал с меня одежды и повалил на пол.
— Я нормальный земной мужчина. И ни при каких обстоятельствах не повалю тебя на этот мерзкий, засвиняченный пол. Будь здесь шелковые простыни, я уж, так и быть, озверел бы… И все же мне кажется, мы прилетели сюда за другим.
— Твои ощущения тебя не обманывают, звездоход.
— Ты знала, что Стаса здесь не будет. Но втайне надеялась его увидеть. Мы трое должны были встретиться и о чем-то говорить. О чем-то крайне важном для тебя и Стаса, но о чем я до сих пор не подозревал.
Рашида молча кивнула.
— Это важно — дьявол, в сотый раз говорю это слово! — важно только для нас троих? Или для всех?
— Если ты имеешь в виду это самое… Галактическое Братство…
— Я имею в виду именно это, — с легким раздражением сказал Кратов.
— …то, возможно, окажешься прав. Но…
— Но?
— Но я могу преувеличивать. Я обычная женшина. Не слишком умная, совсем не храбрая, со всеми мыслимыми женскими слабостями. Я могу придавать значение пустякам и упускать из виду главное. Стае мог бы сказать тебе больше.
— Хорошо, он скажет. Позднее. Л теперь ты скажи то, что хотела сказать.
— Ты рассчитываешь отыскать его? — удивилась Рашида.
— Рассчитываю. И непременно найду. Пусть не надеется ускользнуть! Тоже мне, иголка в стоге…
— Это невозможно. Даже для тебя, Кратов. Твой ииозвездный опыт для этого не годится.
— Ты же сумела сделать это. Лицо Рашиды застыло.
— Как давно вы встретились? — спросил Кротов. — Сразу же после… после возвращения на Землю или спустя какое-то время? И как давно расстались?
— Ты знал и это, — сказала Рашида. — Ты знал это сразу. А я надеялась поставить тебя в тупик. Потрясти, вывести из равновесия… хотя бы раз в жизни.
— Можешь думать что угодно, но я не танк. И меня нетрудно вывести из равновесия. Но сейчас действительно не тот случай. Я догадался обо всем… ну, почти обо всем… в день нашей встречи. Тогда, во дворце Милана Креатора.
— С тобой еще была маленькая смазливая обезьянка, — Рашида пренебрежительно скривила пурпурные губы. — Твоя дочь?
— Моя женщина, — терпеливо сказал он. — У меня нет детей… кажется. А догадался я потому, что твой отец меня узнал.
— Узнал? Как?! Он никогда не видел тебя прежде!
— Милан — человек не от мира сего, но не стоит преуменьшать его способности к анализу. Ему было известно, что с тобой в полет отправилось еще трое. Ты не рассказывала — он узнал от других. Про твой последний полет он знал многое. Должно быть, хотел уяснить, что же так подкосило тебя… Пазура он сразу отмел — тот был почти одних с ним лет. Оставались двое — твои ровесники.
— И он сразу угадал, который из двоих стоит перед ним. С маленькой смазливой обезьянкой, годной, ему в дочери…
— Все куда проще, Рашуля.
— Я забыла, с кем имею дело, — сказала она с усмешкой. — Звездоход. Ас. Плоддер-сорвиголова. Космодипломат по имени Галактический Консул…
— Я вижу, ты не упускала меня из виду! Или это Стае следил за моей карьерой? — Рашида молчала, и он продолжил: — Милан, с его врожденной деликатностью артиста-интеллектуала, не смог бы обвинить незнакомого человека, а потом вышвырнуть из дома без веских на то оснований. Проницательным его не назовешь. Он ТОЧНО ЗНАЛ, кто я такой. Потому что Стае Ертаулов был известен ему в лицо. Он бывал в вашем доме. Бывал настолько часто, что рассеянный старик запомнил его в лицо.
— И не забыл за десять лет, — вздохнула Рашида. — Десять лет… Все верно, звездоход. Мы были со Стасом вместе. Сколько это длилось? Года три, четыре… Не припомню. Только это не я нашла его — я не сумела бы, да и не пыталась. Я ничего не пыталась в те дни, разве что умереть… Он пришел сам, из ниоткуда. Это был союз двух изгоев. Ничто, кроме боли и воспоминаний, — для нас это были синонимы — нас не соединяло. В конце концов, это стало невыносимо.
— И он ушел?
— Да, так же внезапно, как и явился. Туда же, откуда возник.
— В эту хижину?
— Здесь он обитал… иногда. Назначал мне встречи, Уже после того, как мы расстались. Иногда я прилетала. — Рашида разжала кулак. На ладони лежала большая перламутровая застежка в виде китайского дракона, инкрустированная жемчугом — местами горошины выпали. — Чаще всего — нет. Последний раз он звал меня года два тому назад. Я не прилетела.
— Ужасно, — не удержался Кратов. — Обитать — здесь? Стасу?! Он больше всего на свете ценил комфорт, уют и общение…
— Ты говоришь о прежнем Стасе. Но из полета мы все вернулись другими.
— Ты была несчастна с ним?
— Ты все забыл, Кратов. Я была бы счастлива только с тобой. И то двадцать лет назад. А со Стасом… Может ли быть женщина счастлива с мертвым?
— С мертвым?!
— Он сам называл себя так. Иногда на него находило, как будто он терял рассудок. И тогда он говорил много, бессвязно, путая значения слов… Он почти не спал. Я не видела, чтобы он ел… Он и тебя называл мертвецом, Кратов!
— Бред! — Кратов вскочил. — Бред собачий!
— Ты ешь человеческую пищу, Кратов? — По щекам женщины текли слезы. — Ты спишь по ночам?!
— Иногда я даже храплю! — рявкнул он.
Рашида закрыла лицо ладонями.
Он опустился перед ней на колени, прижал к себе — как тогда, двадцать лет назад, на гибнущем посреди безмерности и безвременья космическом корабле.
— Прости, что я смалодушничал тогда… на лестнице вашего дворца.
— А я — то подумала — раньше, — всхлипнула Рашида. — Помнишь? «Берег Потерянных Душ»… вечер, море, рассохшаяся лодка…
— Теперь я сильнее стану верить приметам. Намедни паучок наколдовал мне весточку. И я получил сполна. — Мы должны встретиться, Рашуля. Все трое.
— Ну, мне от тебя не скрыться, — усмехнулась она сквозь слезы. — И не пытайся мне внушить, что это я подняла тебя из твоего монгольского логова. Что это я заставила тебя лететь с одного края света на другой. Да, я позвала тебя. Еще бы! После того, как ты сделал так, что я не могла тебя не позвать! Я надеялась забыть тебя навсегда… Черта с два! Как и не было этих двадцати лет поврозь! Я боялась, что сойду с ума после той встречи, я не могла спать, не могла ни о ком думать, кроме тебя, ты засел в моем мозгу, как заноза…
— Ты чересчур мнительна, — сказал он отвратительно фальшивым голосом.
— А Стае… Ты помнишь его мальчишкой. Болтливым, веселым, беззаботным. Он мог бы таким остаться, если бы не тот страшный полет. Ты не в состоянии вообразить, каким он стал. Это не бред, это — безумие… Наверное, возможны две вещи. Либо ты совершишь невозможное, какое-то чудо, и разыщешь его. Я не знаю, как ты это сделаешь. Он может скрываться там, где никто и никогда не искал другого человека. Господи, он может лежать в гробу, в склепе, как… как вампир в ожидании жертвы!.. Либо он сам захочет встречи с тобой. Во что я верю еще меньше.
— Похоже, ты пытаешься меня запугать, — нахмурился Кратов.
— Костя, Костя… — Рашида тихонько вздохнула в его руках. — Нас было четверо. Мы думали: это будет рутинный полет, мы вернемся домой и заживем счастливо. А по нам прокатилось нечто тяжелое, ужасное, убийственное. Смяло наши тела, растоптало судьбы. И укатилось дальше, своей непонятной нам дорогой. А мы остались раздавленные. И честно делали вид, будто мы неотличимы от тех, в чей мир возвратились. Пока хватало сил на этот маскарад. Но вот силы иссякли… Одного я не пойму, — голос ее дрожал, в нем слышались и отчаяние, и злость, и зависть. — Отчего мы стали калеками, а ты — невредим?!
— Не знаю, — сказал Кратов. — Не знаю… Наверное, даже для такой силы, как злой рок, я слишком твердый камешек.
— Господи, ты так говоришь и даже не рисуешься! — негодующе вскричала Рашида. — Потому что это чистая правда: тебя нельзя раздавить… Но мы-то нет! Мы оказались сделаны из хрупкого материала! Даже Пазур — отчего, ты думаешь, он умер? От старости?! Ему не было и ста!
— Ты и с ним встречалась?
— Я… провожала его. И бросила горсть земли в его могилу. Стае не пришел. Ты тоже. Тебя никогда не было рядом, когда ты был нужен. Ты не помог никому из нас. Только себе самому. — Рашида внезапно успокоилась и проговорила ровным голосом: — Ладно, и на том спасибо. Может быть, от этого еще будет какая-то польза… этой твоей Галактике. Если бы мы все умерли, перегорели, спятили какой был бы смысл в том нашем полете?
— Ты думаешь, какой-то смысл все же был?
— Без сомнения. Мы просто не увидели его. Или еще не поняли. Быть может — и никогда не поймем. Ты-то хотя бы в состоянии это сделать. И даже стараешься.
— Стараюсь, — сказал Кратов уныло. — Изо всех сил.
— Что это шумит? — спросила Рашида, подняп голову. И, словно вспомнив, сама себе ответила: — Дождь.
— Гроза. Слышишь — громыхает?
— Нет, не слышу, — промурлыкала женщина.
Он осторожно убрал руки с ее плеч и поднялся с колен.
— Куда ты?
— Кажется, мы оставили гравитр открытым. Ничего хорошего не будет, если придется возвращаться в мокрой кабине, на сырых креслах.
— Да пропади они, эти кресла! — возмутилась Рашида.
Кратов подумал.
— Нет, так нельзя, — сказал он как можно более уверенно.
И направился к двери.
— Только посмей сбежать на этот раз! — бросила ему вдогонку Рашида.
«Что было бы очень и очень разумно. — мысленно ответил Кратов, выходя па крыльцо. — Потому что я, кажется, знаю, чем все кончится. А самое-то подлое: кажется, хочу этого…»
Крупные капли дождя, пробившись сквозь хвойный полог, охлаждали его пылающее лицо. Он с огромным нежеланием ступил на скользкую, хлюпающую тропку. Сделал пару шагов.
И остановился.
Во-первых, кабина гравитра была закрыта. То ли Рашида, покидая ее, захлопнула дверцу, то ли неглупая машина сама сообразила и обо всем позаботилась. А во-вторых…
Кто-то был неподалеку. Метрах в десяти, за непроглядной стеной деревьев. Не волк, не медведь, никакой Другой лесной зверь, по неосторожности выбредший к пусть необжитому, но все же враждебному людскому месту. Не древний таежный, накликанный старцем Серапионом дух, что вдруг продрал глаза, дабы поглазеть на тех, кто потревожил его сон. Нет… Это был человек (Кратов, сосредоточившись, вслушался), мужчина… и все его эмоции были умышленно и умело приглушены.
То есть, не имей Кратов за плечами двух десятков лет практики и по меньшей мере десятка лет практики повседневной и углубленной, ничего бы он не услышал. Но все это за его плечами было, и в избытке, и он отчетливо воспринимал эмофон пришельца и даже выделял в нем одну доминирующую компоненту.
НЕНАВИСТЬ.
Ежась от заползающих за шиворот ледяных капель пополам с такой же ледяной ненавистью, Кратов расчетливо шагнул с тропинки в сторону. Толстая ветка, трухлявая внутри, влажно хрупнула под его ногой.
На место ненависти пришли растерянность и раздражение. Невидимый гость не хотел уходить. Возможно, ему некуда было идти. Но еще меньше он хотел встретиться здесь с посторонними.
Кратов стиснул зубы и обратил лицо к этой слабой волне противоречивых эмоций.
«Стас… это я… я пришел… я жду…»
Он сделал над собой усилие и изгнал из своих мыслей всякую тень страха и сомнений. Если тот, в десяти метрах за деревьями, способен хотя бы на малую долю того, что умел когда-то… а он должен быть способен, его учили, и такое никогда не забывается невозвратно… то он услышит. И поймет.
«Стас… я жду… мы должны встретиться…»
Источник фона удалялся. Ничего нельзя было поделать. Разве что кинуться вслед, очертя голову, напролом. Даже рискуя подвернуть ногу или как-нибудь иначе: повредиться в этой трухлявой топи.
Кратов не сдвинулся с места.
«СТАС!!!»
Пустота, тишина. Лишь слабый шорох последних дождевых капель, что падали с кончиков крыльев уже удалявшейся грозы.
Тот, за деревьями, уходил следом за грозой. Кратов поднес руку к лицу пальцы дрожали, и вся пука была словно из ваты. Из отвратительной, насквозь пропитанной дождевой сыростью, слежавшейся серой ваты.
* * *
Рашида сидела за столом, придвинув поближе мигавший светильник, и читала книгу.
— Что так долго? — спросила она, не поднимая головы. — Я уже подумала…
— Глупости, — проворчал Кратов. — Как я могу бросить тебя одну в этом склепе?
— Разве тебе в новинку? — произнесла Рашида ядовито.
— Гроза кончилась. Гравитр не пострадал. Стас… не пожелал с нами встретиться. — Женщина внимательно глядела на него сквозь упавшие на лицо черные пряди. Как сквозь чадру. — И мы можем возвращаться.
— «Надуты паруса, домой проложен курс. Но в прошлом скрылись дом и берег, нет возврата», — прочла она.
— Что?
— Это к тому, что никто не может вернуться туда, откуда ушел, — терпеливо пояснила Рашида. — Ничего нельзя исправить. Надо продолжать двигаться вперед. В общем, как ты и любишь.
Он приблизился и заглянул ей через плечо:
— «…лишь смутные тени навечно утративших тело грозят нам перстами вослед, и жить и любить нам велят…» А это что? Я не понимаю.
— Что непонятного? — рассмеялась Рашида. — Мы встретились. А ведь могли и не встречаться… Прилетели сюда. Ты и я. Никто не выскочил из кабины в самый последний миг в этом дурацком… как его?.. Абакане. И вот мы здесь. Значит, так и должно быть, так мы оба хотели. Кратов стер следы дождевых капель с лица.
— Ты меня запутала своими иносказаниями, — промолвил он сердито. — Я-то думал, прилечу домой, отдохну в простоте и ясности. А тут — ты на мою голову…
— Хорошо, — кротко согласилась Рашида. — Сейчас тебе будет все просто и ясно.
— Как я и люблю, — усмехнулся Кратов.
— Как ты и любишь.
— У меня есть женщина, — сказал он.
— Для меня она — не препятствие.
— Мне кажется, я люблю ее.
— Тебе это действительно только кажется. Рашида отложила книгу и встала. Неспешно стянула через голову темно-красный свитер. Взяла его ладони и прижала к себе.
— Вот и все, Костя, — сказала она шепотом. — Прошлое закончилось. Теперь ты мой. Теперь нас ждет только будущее.
