Глава 13
Вместо того чтобы поехать за Николь в кафе, Наткет свернул к дому. Всему есть предел, и после недавних злоключений ему надо было прийти в себя. Не ехать же на свидание в таком виде – растрепанным, вспотевшим и с осоловелым взором. Опаздывать нехорошо, но Корнелий так и не приучил его к пунктуальности. К тому же, после того как Краузе разорвал билет, лишний час погоды не сделает.
Машину Наткет оставил на подъездной дорожке. Поднявшись по гравиевой тропинке, он рухнул на пуфик в прихожей, не находя сил снять ботинки.
Отдышавшись, он поплелся на кухню и сварил кофе. Николь права – в мире не так много вещей, способных так же вернуть ощущение реальности. Наткет сидел, держа чашку двумя руками, и вдыхал тягучий аромат. Кремовая пена лопалась смешными пузырьками. Сделав короткий глоток, он покачал головой: получилось далеко не так хорошо, как у Николь. Но все же лучше, чем в автоматах, – если постараться, везде можно найти светлую сторону.
Он поднялся в свою комнату, на ходу потягивая кофе. Телефон лежал на полу, вцепившись зарядным устройством в розетку. Наткет взглянул на экран. Два пропущенных звонка – оба с работы. Перезванивать он не стал, вместо этого набрал номер полицейского.
– Инспектор?
– Лоу! Вы обещали вчера перезвонить, – заметил Брине.
– Не сложилось. Есть что-нибудь новое по делу?
– Сразу оговорим – это не мне надо отчитываться. Веду расследование я, вы, в лучшем случае, свидетель.
– Конечно, – согласился Наткет. – Но, понимаете, я не из праздного любопытства и играть в детектива не собираюсь. Мне действительно важно найти убийцу.
– Пока речь об убийстве не идет, – заметил полицейский.
Наткет замер.
– Но вы сами вчера сказали, что Корнелий был отравлен…
– Нет. Я сказал, что у него в крови обнаружили яд кораллового аспида. Но мы не обнаружили, как яд попал в организм. Никаких укусов или уколов. Змеиный яд – не мышьяк, его без толку сыпать в кофе.
Наткет посмотрел на чашку в руке.
– Погодите, – сказал он. – Не мог же он сам по себе появиться в крови?
– Наши эксперты склоняются именно к такому выводу. У меня под рукой нет отчета, я не на работе, поэтому своими словами: спонтанное превращение белков крови в чужеродные. Что-то вроде рака.
Наткет поперхнулся. Ладно бы он услышал это от Краузе или Густава Гаспара. Но полицейский инспектор – это не лезло ни в какие ворота.
– Чушь какая-то. Так не бывает…
– Да знаю я, – сказал Брине. – Обычная отписка. Эксперты называется – нет ответа, так городят такую чушь, что уши вянут. А попробуй докажи им что, сразу в позу – кто здесь специалист?
– У меня есть одна просьба. – Наткет нахмурился, не зная как лучше сформулировать вопрос. – Не могли бы вы проверить одну компанию? Исследовательский консорциум Кабота?
– Это имеет отношение к делу? – спросил Брине.
– Да. Кажется. Я не уверен, но возможно…
– Хм… Какой консорциум?
– Кабота. Они занимаются палеонтологическими раскопками. Вроде бы.
– А конкретнее? – попросил инспектор. – И хочу напомнить: утаивать информацию не в ваших интересах.
– Знал бы конкретнее – не спрашивал, – сказал Наткет.
Полицейский вздохнул.
– Ладно. Наша работа – проверять версии. Завтра посмотрю, есть ли что-нибудь на эту контору.
– Спасибо.
– Не за что, – усмехнулся инспектор. – И не стройте из себя Шерлока Холмса – лучше дрессируйте крокодилов, занимайтесь своим делом.
– Посмотрим, – сказал Наткет. – До связи.
Он нажал отбой.
Детективы называется… Если им не удалось выяснить, как был отравлен Корнелий, каким образом они рассчитывают найти убийцу? На полицию полагаться нельзя. Они будут искать самое легкое решение. А смерть Корнелия – не тот случай, когда это правильный выбор. Змеиный яд в крови – сразу вспомнилась белая гадюка из водки, которой его поил Норсмор. И бальзам «Драконья Кровь».
Змеиная кровь? Как-то слишком похоже: аптекаря он встретил, когда засек красную машину, кадр исчез после того, как телефон побывал в руках у доктора… Черт! Кусочки пазла состыковались неожиданно, как это с ними чаще всего и случается. Вот только получившаяся картинка все равно оставалась непонятной. Что общего могло быть у аптекаря с Корнелием?
Змеи, змеи… Тугой и запутанный клубок, а потянешь за хвост – вцепятся в руку. А еще непонятные «ящерицы» Густава Гаспара и раскопки динозавров. Не змеи, но тоже рептилии. Будто он угодил в террариум. И едва ли здесь поможет опыт укрощения аллигаторов…
Над головой заскрипел флюгер, и Наткет вспомнил про компас. Он же обещал его проверить, а раз обещал… Наткет особо не рассчитывал, что отцовское изобретение заработает, но попробовать стоило. Эразм Дарвин как-то сказал, что иногда нужно проводить самые дикие эксперименты. Из них почти никогда ничего не выходит, но, если они удаются, результат бывает потрясающим.
Башенка-пристройка располагалась в левом крыле дома, прямо над кухней. Она была такой маленькой, что места хватило лишь на винтовую лестницу и крошечную комнатку под крышей. Оттуда через чердачное окошко можно было выбраться к флюгеру. В стене башни отец прорезал несколько узких окон; он собирался поставить витражи, но в итоге ограничился только красным стеклом. Выбор был не самым удачным – в солнечные дни лестница окрашивалась в багровые тона, а клубы пыли на ступеньках походили на растекающуюся в воде кровь.
В детстве Наткет боялся подниматься наверх – лестница вызывала у него ассоциации с тайной комнатой в замке Синей Бороды. Выход на лестницу прятался в стенном шкафу. Как выяснилось, там же Николь хранила потрясающую коллекцию ведер, швабр и половых тряпок.
Наткет минут пять разгребал завалы домашнего инвентаря. Сверху веяло запахами пыли и старой бумаги; он то и дело начинал чихать и бросал работу. Все-таки поразительно, на что способна всего одна женщина, складывая вещи. Не случайно на картинах баррикад всегда рисуют дам. Ни один мужчина не в состоянии так старательно и аккуратно захламить столь ограниченное пространство. Кончилось все тем, что швабры с грохотом попадали, словно костяшки гигантского домино. Наткет едва успел отпрыгнуть, зато путь был расчищен.
Полосы красного света расчертили лестницу, подобно лучам лазерной сигнализации. И, как раньше, Наткету стало казаться, что стоит их пересечь – раздастся жуткий вой, стены вздрогнут, а над крышей застрекочут полицейские вертолеты. Ребенком ему удавалось без потерь пробираться через эти полосы, сейчас же навык совсем утерян.
Лестница упиралась в рассохшуюся дверь. Наткет потянул за ручку, и несмазанные петли отозвались надрывным скрипом. Движение воздуха всколыхнуло годами копившуюся пыль. Утирая слезящиеся глаза, Наткет вошел в тесную полукруглую комнатку. В воздухе висел запах сухой затхлости. Так пахнет в старых библиотеках, из которых книги давно вытеснили людей. Вдоль стен громоздились подшивки «Популярной науки» двадцати-тридцатилетней давности. Часть журналов лежала в картонных коробках, большинство валялось на полу – отец никогда их не разбирал, Николь же на чердак и вовсе не поднималась.
Посреди комнаты стоял старый телескоп на треноге, накрытый цветной тряпкой. Рядом на стене висела карта звездного неба, на которой вокруг каждого созвездия было нарисовано его обозначение. Наткет всегда с опаской относился к этому круговороту зверей и птиц, героев и чудовищ. В такой компании ночное небо выглядело совсем не дружелюбным. А где-то среди звезд рыщут еще и голодные кометы. Только и ждут, как бы разрушить какую-нибудь планету или, на худой конец, метеорит – без всякой на то цели, просто из-за природной злобы. Отец рассказывал, что однажды наблюдал в телескоп одну такую небесную странницу. Экземпляр был совсем юный и гонялся за собственным хвостом, как котенок.
В углу Наткет заметил картонную коробку с поляроидными снимками. Отцовская коллекция… Присев на корточки, он взял пачку фотографий. Странно, у отца было множество фотоальбомов – толстых, в кожаных переплетах. Должно быть, эти снимки Честер посчитал неудачными, вот и оставил пылиться на чердаке. Снимки практически обесцветились, и иногда не получалось разглядеть, что фотографировал отец. В основном это были грибы, самые обычные мухоморы да поганки. Но Наткет рассматривал их бережно и внимательно, аккуратно откладывая в сторону. И чем невнятнее был снимок, тем пристальнее он в него всматривался.
На одной из фотографии мелькнула отцовская лысина. Наткет стер пыль.
Широко улыбаясь, Честер и Большой Марв стояли на берегу океана. В руках они держали длинную черную рыбину, вроде как гигантского угря. Снимок был сделан на одном из пляжей к северу от города. Рыба впечатляла – длиной она была метра четыре. Отцу и Краузе стоило немалых трудов ее удержать. Интересно, как они ее поймали?
В этот момент глаза Наткета полезли на лоб. Рыбина тоже смотрела в объектив и, будь он проклят, улыбалась.
Наткет протер глаза и внимательнее присмотрелся к фотографии. Но в сумраке чердака было не различить – настоящий ли снимок или ловкий фотомонтаж. Рыбы же не умеют улыбаться? Особенно перед камерой… Фон чересчур четкий, а рыба же, наоборот, – смазанная и расплывчатая. Ножницы, тюбик клея и плевать на достоверность? Но с тем же успехом фотография могла быть и настоящей. Беда со старыми снимками – никогда не поймешь, подделка ли это или нет. Надо бы поговорить с Краузе об этой рыбе… А заодно выяснить, куда делись остальные отцовские фотоальбомы – в доме он их не видел. Все-таки это и его воспоминания. Фотографии, они как крошечные якоря – может, и чересчур цепляются за прошлое, но не дают лодке уплыть в пустынные воды.
За коробкой в углу Наткет заметил гору рыжего меха. Охваченный внезапным подозрением, он вытащил ее и расстелил посреди комнаты. Вот те раз! Костюм снежного человека! Наткет и не думал, что он еще сохранился. Шкура изрядно облезла, свалялась и темнела пятнами непонятного происхождения. От пыльного и кислого запаха защипало глаза. Забавно… Ему ведь тоже пришлось побегать в обезьяньей шкуре – на съемках «Гориллы против Аллигатора» и «Гориллы против Крокодила». Не думал, что на самом-то деле идет по стопам отца. Подняв шкуру, Наткет прикинул на себя – подходит… Только что он собирается с ней делать? Довести до конца дело отца и выследить йети? Глупости. Вздохнув, Наткет отложил костюм в сторону.
Он подошел к окну и поднял тяжелую раму, впуская в комнату свежий воздух. Ветер скинул тряпку с телескопа – линза сверкнула по-мальчишески весело, – зашуршал страницами журналов… Наткет высунулся в окно.
Вдалеке, за крышами домов, блестел океан. Наткет опустил взгляд и увидел цветник, который Николь разбила у дома. Сверху он выглядел восхитительно – цветочный лабиринт, настоящее произведение искусства. За олеандровой изгородью сосед поливал лужайку из шланга. Как же его зовут? Наткет задумался. Дилавети. Точно, Тод Дилавети. То зажимая шланг пальцем, так, чтобы струя распускалась веером, то ослабляя напор, Дилавети вычерчивал в воздухе таинственные знаки. Смысла поливать газоны осенью Наткет не видел, потому решил, что целью соседа были именно водные письмена.
Изловчившись, Наткет посмотрел на флюгер. Творение Честера действительно мало походило на дронта. Но клюв, надо признать, отцу удался. Старую жесть покрывала ржавчина, с одной стороны обшивка и вовсе отслоилась и выгнулась в сторону. Или это сделано специально, чтобы компас не включился самопроизвольно? Наткет никогда не обращал на это внимания, и сейчас не мог вспомнить, как было раньше. Флюгер указывал на юго-восток.
Скат оказался довольно крутым, но не настолько, чтобы нельзя было забраться. Наткет подтянулся и выкарабкался на крышу. Дилавети его не заметил; Наткет не стал окликать соседа. Помогая себе руками, он добрался до флюгера и вцепился в гладкий шест из алюминиевой трубки. Теперь осталось разобраться, как работает эта штуковина.
Краузе говорил, что нужно замкнуть контур. Для этого достаточно одного проводка. Наткет же, естественно, и не подумал захватить что-нибудь подобное. Но не лезть же обратно?
Под его весом алюминиевая трубка раскачивалась из стороны в сторону. Отец закрепил флюгер из рук вон плохо; воткнул опору в гнездо из старых роликоподшипников, не утруждая себя надежностью конструкции. За годы никто не догадался хоть раз смазать крепления. Наткет сдул с пальцев рыжую пыль ржавчины.
Полагаться на такую опору рискованно, но Наткет решился и сел, обхватив трубку ногами. Он осмотрел карманы, в надежде, что в глубинах завалялась канцелярская скрепка. Один из плюсов множества карманов – в них порой находятся самые неожиданные вещи. Беда в том, что всегда не вовремя. Вот и сейчас единственной добычей оказался швейцарский перочинный нож.
Наткет просмотрел лезвия и остановил выбор на коротком шиле. Зажав нож в зубах, он двумя руками взялся за отслоившуюся пластину и подогнул дребезжащую жесть. Флюгер опасно закачался. Чтобы не порезаться об острый край, приходилось изворачиваться. Упрямая жесть сопротивлялась, и все же Наткету удалось ее согнуть. Взяв нож, Наткет начал ковырять отверстие, другой рукой придерживая дронта, чтобы не сильно вращался.
В конце концов он" проделал дырку. Нож повис, кивая красной рукояткой. Наткет рукавом вытер пот со лба. Поехали. Он взялся за нож, и медленно, словно в руках была склянка с нитроглицерином, стал подводить острие к противоположной пластине.
– Эй! – раздалось снизу, но не успел Наткет обернуться, как по спине хлестнула струя ледяной воды.
Рука дернулась, контур замкнулся. Наткет схватился за трубку. Вода била в голову и меж лопаток, широким потоком стекала по спине. Он приподнялся, и в то же мгновение мощнейший раз-ряд отбросил его в сторону. Перед глазами заплясали искры.
На ногах Наткет не устоял и кувыркаясь скатился с башенки на основную крышу. Но на этом падение не прекратилось. Наткет больно ударился бедром, попытался встать, однако нога подвернулась. Он упал на бок и съехал вниз. Лишь в последний момент удалось схватиться за водосток, и Наткет повис, глупо размахивая ногами.
Флюгер крутился как волчок. Но Наткета в данный момент куда больше волновало то, что он висит, вцепившись в ненадежный водосток, и того и гляди упадет. До земли было всего ничего – можно и спрыгнуть. Однако внизу была клумба. Николь его убьет, если он разворотит ее творение.
Жесть под его весом выгибалась. Ветром в водосток нанесло палой листвы и прочего мусора, который гнил тут годами, и теперь под пальцами плескалась липкая жижа. Интересно, а не завелись ли в желобе какие-нибудь мерзкие твари? Пиявки, например, или какие-нибудь личинки. Стоило об этом подумать, как по пальцам скользнуло что-то холодное и склизкое. Наткет задергался, пытаясь переползти в сторону.
Делать этого явно не стоило. Ржавое крепление сухо зашуршало, вытягивая гвозди из балки крыши. Водосток вздрогнул и заметно отошел от стены.
– Попался! – раздалось за спиной. – Теперь ты у меня получишь!
Новая струя воды хлестнула по затылку и рукам. Преодолев напор, Наткет повернул голову. Сосед стоял у самой ограды и с ухмылкой инквизитора поливал его из шланга.
– Дилавети! Черт побери! Вы совсем рехнулись?!
Струя воды сдвинулась и забила о стену. В лицо полетели колючие брызги. Водосток истерично заскрипел.
– Наткет? – сказал Дилавети. – Ты, что ли?
– А кто еще?! Прекратите меня поливать!
– Я подумал, грабитель! – сказал сосед, так и не опустив шланга. – Смотрю, кто-то по крыше карабкается. Думаю – ничего себе! Откуда ж мне было знать, что это ты приехал?
Наткет чувствовал себя как выхухоль на краю горного водопада. Прямо сейчас – хоть отжимай, и, если не свалится, того и гляди захлебнется.
– Давно приехал? – спросил Дилавети. – И даже не зашел проведать…
До него наконец дошло, что что-то идет не так. Чуть подумав, он опустил шланг. Отфыркиваясь, Наткет облегченно выдохнул – хоть одной проблемой меньше. По волосам струилась вода, затекая в глаза и за шиворот, но это мелочи. Сосед, прикрыв глаза ладонью, смотрел на его эквилибристику.
– Послушай, – озадаченно спросил Дилавети. – Ты там в порядке?
– Да, вполне…
– Может, чем помочь? – спросил Дилавети. – Я могу принести лестницу.
Наткет посмотрел на клумбу. Нет уж. Пускать сюда Дилавети с лестницей – все равно что пригласить слона в оранжерею помочь с пересадками. Вытопчет цветы и не заметит. Решение было слишком радикальным.
– Нет, спасибо, – ответил он. – Попробую как-нибудь сам.
– Как знаешь, – сказал Дилавети. – Мое дело, – предложить. Ты что, проводку чинишь? Сверкнуло, будто молния.
– Да, да, проводку.
Наткет был не в том состоянии, чтобы объяснять про компас. Главное, чтобы Дилавети не задался вопросом, откуда проводка на крыше. Выдумать убедительный ответ Наткет бы не смог.
– Хорошее дело, – сказал Дилавети. – Не успел приехать, а уже дом в порядок приводишь. Хозяйственный стал. Хвалю.
Водосток прогибался и отходил в сторону. Если он ничего не предпримет, падения не избежать. Наткет подтянулся, но только усугубил ситуацию – вылетело еще одно крепление, и жестяной желоб сорвался. Из водостока посыпался гнилой мусор – листья, веточки и перья, остатки птичьего гнезда. Наткета швырнуло вниз, пальцы соскочили, и только чудом он умудрился перехватить желоб. Наткет вцепился в него, как коала в эвкалипт, прижал к груди, с тоской и ужасом понимая, что все равно сползает.
В стороне блестело окно спальни. Если вытянуть руку и наклониться, то можно дотянуться кончиками пальцев до подоконника. Тот казался более надежной опорой по сравнению с той, на которой он висел. Да и окно не закрыто…
Только как до него добраться? Раскачать водосток и перелететь, словно Тарзан на жестяной лиане? Но каждое лишнее движение отзывалось пронзительным визгом и треском креплений. Гвозди прямо выпрыгивали из рассохшихся досок.
– А давно приехал? – спросил сосед.
– Вчера.
Дилавети задумался.
Запястья жутко ныли, мышцы сводило от напряжения. Наткет подтянулся и замер, испугавшись зловещего скрипа. Вот ведь угораздило… Его возвращение грозило обернуться катастрофой. Если так пойдет и дальше, то еще пара дней – и от дома останется груда обломков.
– Сосед! – снова подал голос Дилавети. – А у тебя память хорошая?
Наткет попытался сообразить, не собирается ли Дилавети припомнить какую-нибудь давнюю обиду. В детстве Наткет объедал ежевику и смородину на его заднем дворе. Если сейчас в отместку сосед окатит его водой из шланга…
– Не жалуюсь.
– Такое дело, – начал Дилавети. – Я пару стихотворений сочинил. Лимериков. Поливал лужайку, и пришло Вдохновение. А под рукой нет ни ручки, ни бумаги. Бежать в дом – это растерять и стихи, и Вдохновение… Вот я и подумал, может, ты запомнишь? Сам я могу забыть или перепутать чего.
Стихи? Наткет уставился на соседа, на мгновение забыв о своем плачевном положении. Дилавети со своей залысиной, пивным пузом, в грязной майке и мятых шортах меньше всего походил на поэта. Наткет знал его с детства, и, сколько помнил, соседа занимали исключительно судебные тяжбы с бывшей женой. Наткет и не подозревал, что тот пишет стихи.
– Я могу попробовать, – сказал он, и тут же пожалел о своем решении. Какие могут быть стихи, когда он в жалких метрах от катастрофы? Думать надо о том, как добраться до окна.
– Благодарю! – обрадовался Дилавети. – Это несложные стихи, всех этих сбитых ритмов, ассонансов и терций я еще не постиг. Но начинать надо с малого, а? Юмористические лимерики, как бы для детей, но не только. Один старичок… ты запоминаешь?
Наткет вытянул руку. До карниза считанные сантиметры… Паутина трещинок на белой краске казалась удивительно красивой, а сами доски воплощением надежности. Со времен Ромео еще никого так не манили окна.
– Сосед?
– Да, запоминаю…
– Хорошо. Один старичок в Альбукерке супругу держал в табакерке. Но когда просыпался, всегда удивлялся, жену находя в табакерке. Запомнил?
– Вроде того.
Наткет покосился на лучащееся от счастья лицо соседа. Дилавети искренне радовался своему творению. У Наткета язык не повернулся бы его расстроить. Да, в конце концов, он же не претендует на лавры Китса.
Наткет перевел взгляд на окно. Может, рискнуть? Раскачать трубу и… Врезаться в стену? Или того хуже – в стекло? Разбить и изрезать руки в кровь?
– Точно запомнил? – переспросил Дилавети. – Повтори! Сейчас ты несешь ответственность перед всем человечеством. Если шедевр погибнет…
То человечество, к своей радости, о нем не узнает. Вместо этого Наткет сказал:
– Альбукерке – жена в табакерке.
– Нет-нет! Не жена, а супруга. Подобное официозное обращение задает иронический контекст.
– Запомнил – супруга в ироническом контексте.
Похоже, отношения с женой до сих пор не давали соседу покоя.
И без того мокрые руки вспотели. Сколько он еще продержится? Надо действовать. Наткет отклонился назад, потом вперед, раскачивая трубу. Чуть сильнее, еще чуть…
– Хорошо, – обрадовался сосед. – Вот еще одно стихотворение. Другой старичок из Китая… Именно другой, чтобы было ясно, что это не тот, что был в первом лимерике…
В запале Дилавети вскинул руки. Струя ледяной воды ударила точно в затылок. Наткет вскрикнул, так и не успел понять, что летит, а уже лежал на мягкой земле. Черт!
Перед глазами колыхались цветы. По небу ползло облако, похожее на кита. Хорошо еще, Николь не выращивала шиповник или ежевику. Повернув голову, он встретился взглядом с суровым садовым гномом.
Мышцы невольно сжались. Проклятье… Он совсем забыл про садовые скульптуры Николь. Мог упасть на какого-нибудь гипсового ежа… А вдруг и на самом деле упал? А боли не чувствует, потому что сломал позвоночник? Наткет пошевелил пальцами на ногах, потом руками. Кажется, все цело и работает.
– Сосед?! – донесся взволнованный голос. – Ты цел? Может, того, скорую вызвать?
Подпрыгивая и сверкая макушкой из густой зелени, Дилавети пытался выглянуть за ограду.
– Похоже, все в порядке, – отозвался Наткет.
Совершив поистине акробатический трюк, он перебрался с клумбы на дорожку и встал. Отпечаток тела выглядел ужасно – словно на цветы шлепнулась гигантская морская звезда. Отец бы так и сказал, но поверит ли Николь этому объяснению? Наткет приподнял пальцем одну из маргариток, но стоило убрать руку, и цветок сник.
– А лимерик, лимерик ты не забыл? – не унимался Дилавети.
Предатель-водосток свисал до окна кухни, раскачиваясь на ветру. Все – теперь осталось лишь спалить дом. Можно начинать обливать бензином.
– Боюсь, никогда не забуду, – сказал Наткет.
Он поднял взгляд. Флюгер не шевелился и указывал на северо-восток. В сторону леса, против ветра.
Наткет не знал, что и думать. Может, подсознательно он ждал именно такого результата, но в итоге оказался к нему не готов. Нарушая законы природы, флюгер нахально игнорировал ветер.
И это случилось из-за того, что нож замкнул контур? В таком случае, если Наткет хоть что-то понимал в электричестве, флюгер должен срабатывать при каждом дожде.
Хотя, признался себе Наткет, раньше, если он оказывался на улице в плохую погоду, то за флюгером не следил. Может, в грозу тот действительно указывал на Истинный полюс? Правда, на полюс ли? Должно же быть хоть какое-то научное объяснение этому явлению? Магнитная аномалия, эфирные волны, гравитация… Да, черт возьми, – что-то заклинило!
Снова лезть на крышу и проверять, не было ни малейшего желания. В двух гигантских морских звезд Николь точно не поверит.
Тем не менее факт остается фактом – изобретение Честера работает. Правильно или нет, еще вопрос, но компас указывал туда же, где велись раскопки.
Прихрамывая, Наткет шагнул к дому. Ушибленная нога ныла, но боль постепенно уходила. Повезло – отделался лишь ушибом да испугом.
– Эй! – окликнул его Дилавети.
Соседу удалось найти просвет в ограде, и круглое лицо теперь выглядывало из зелени, точно ожившая картинка из серии «Найди десять индейцев». Наткет огляделся – не мелькнет ли среди листвы еще пара соседей.
– Сосед, второе стихотворение, а?
Наткет наградил его полным тоски взором. Дилавети смутился.
– Хотя не стоит, да? Говорят, от падений люди теряют память. Как тебя зовут-то, помнишь?
– Надеюсь, – вздохнул Наткет.
– Тебе лучше отдохнуть, – посоветовал Дилавети. – Работа по дому – опасная штука. Всегда нужно быть начеку. Кстати, у тебя сломался флюгер.
– Я заметил, – усмехнулся Наткет и поплелся к двери.
– Добрый день! Мы рады, что вы с нами, на волне радио «Свободный Спектр»! – Марв Краузе развалился в кресле. – И, как всегда, мы хотели поприветствовать нашего постоянного слушателя Густава Гаспара. Думаю, песня тебе понравится…
Он хотел добавить «вонючка», «очкарик» или еще что-нибудь обидное, но сдержался. Эти слова не для эфира. Вместо того он поставил нужную песню – тринадцатиминутную композицию малоизвестной финской команды, состоящую исключительно из грубых ругательств и барабанных соло. Хотелось надеяться, что Гаспар знаком с финским языком.
То, что радио «Свободный Спектр» было, мягко говоря, нелегальным, Большого Марва не смущало. В случае чего, никто не сможет отозвать лицензию. Он мог говорить все, что думает, и не бояться, что ему заткнут рот бумажкой с печатью. И на налогах заметная экономия. Худшее, что могли сделать власти, – оштрафовать да конфисковать оборудование. А для этого сперва надо найти аппаратуру, а потом еще и доказать, что именно на ней велось вещание… В общем, мороки больше, чем дохода, а как следствие, никто не будет этим заниматься.
Аппаратуру Большой Марв спрятал в старом пикапе прямо посреди двора. Для подпольной радиостанции лучшего места не сыщешь – на виду у всей улицы, но кто догадается? Как говорится, прячь дерево в лесу, а технику – на свалке. И, похоже, тем же принципом руководствуется и пресловутый консорциум Кабота. Вот только за фиктивными раскопками динозавров они прячут что-то посерьезнее, чем пара ретрансляторов.
– Почему вы его так ненавидите? – вдруг раздалось справа.
Краузе выпрямился и, не рассчитав, стукнулся головой о крышу автомобиля.
– У-у-у… Черт! – Потирая макушку, он повернулся.
В окно машины заглядывала незнакомая рыжеволосая девушка. Симпатичная.
– Здравствуйте, – сказал Большой Марв. – У вас машина сломалась? Бывает, бывает… А топливо вы проверяли? Обычное дело, когда у такой хорошенькой девушки не заводится машина, перво-наперво надо выяснить, есть ли в баке хоть капелька бензина…
– Это не ответ на мой вопрос, – нахмурилась девушка.
Краузе почесал затылок.
– Да? Какой? – переспросил он, хотя прекрасно его расслышал.
– За что вы ненавидите Густава Гаспара?
– Ненавижу? Вот еще, – Краузе покачал головой. – Я его презираю. А почему – не ваше дело. Кто вы вообще такая?
– Меня зовут Рэнди, – представилась девушка. – И это мое дело.
– Да ну? – Большой Марв усмехнулся. – Нет уж, это дело касается только меня и очкарика, и нечего совать в него свой носик.
– Вы муж Мартины Торрис? – сказала Рэнди.
– Марты Краузе, – поправил Большой Марв. – И что с того?
Девушка задумалась.
– У нее был вкус, – сказала она.
Краузе вспыхнул. Был бы на месте Рэнди мужчина – давно бы лежал на траве с парой переломов. Ей повезло, что принципы Большого Марва не позволяют ударить женщину. Пыхтя как паровоз, Большой Марв выбрался из пикапа.
– Что вам надо? – грубо сказал он.
По сравнению с Большим Марвом, Рэнди выглядела совсем уж маленькой и хрупкой. Как и положено принцессе на фоне великана. Вид у Краузе действительно был страшный – он не скрывал возмущения, лицо перекосило, а волосы стояли дыбом. Однако девушка не вздрогнула. Задрав голову, Рэнди смотрела Краузе прямо в глаза, так что в итоге механик не выдержал и отвел взгляд. Симпатичная? Да она красавица… Краузе рассердился на себя, поняв, что впервые после смерти Марты обратил внимание на девушку.
– Хотела посмотреть, – пожала плечами девушка.
– С какой такой радости? Здесь не зоопарк. Давайте-ка, проваливайте отсюда. – Он махнул рукой в сторону ворот.
– Невежливо, – покачала головой Рэнди. – Мы, конечно, не знакомы… Но Мартина была моей сестрой.
– Что?! – Краузе вздрогнул, как дуб под ударом молнии, но на ногах устоял.
– Я разве на нее не похожа? – спросила Рэнди, поправляя прическу.
– Ни капли, – заверил ее Краузе. – У Марты не было сестер.
– Вы о них не знали, – сказала Рэнди.
– Естественно – их же не было.
– А я думала, вы знаете о прошлом своей жены. Жаль…
– Дамочка, – осторожно сказал Большой Марв. – У вас с мозгами все в порядке?
Девушка фыркнула. Большой Марв осмотрел ее с головы до ног. И какого врача нужно вызывать? Сумасшедшие бывают разные: кто считает себя Наполеоном, кто Цезарем, а кто и вовсе вишневым тортом. Но чтобы вот так – считать себя сестрой жены незнакомого человека, такое он видит впервые. Конечно, Наполеонов он тоже не встречал, но подобное безумие было хотя бы понятно.
– О прошлом своей жены я знаю все, – заверил он ее.
– Это вы так думаете. С чего вы взяли, что она все вам рассказала?
– А чего рассказывать-то? Я и сам видел.
– С раннего детства? – ехидно спросила Рэнди.
– И раньше, – ответил Большой Марв. – Когда мы познакомились, она из живота матери еще не вылезла. Только брыкалась.
Рэнди склонила голову. От ее взгляда Большому Марву стало не по себе. Он подергал себя за бороду, огляделся по сторонам и только после этого рискнул снова посмотреть на девушку. На самом деле что-то от Марты в ней, несомненно, было – разрез глаз и какое-то слегка отрешенное выражение лица. Но сестра – это уже слишком. У Марты был только брат, и тот умер в семилетнем возрасте от воспаления легких.
– Это правда? – тихо спросила Рэнди.
– Ага. Это же Спектр, город маленький, а раньше и того меньше был. Тогда как оно было – если кто тебе предназначен в жены, так ты и знакомился с ним с малолетства. Говорят, это укрепляет семью.
– Вы врете, – сказала Рэнди. – Мартина была приемной дочерью?
– Ерунда какая, – сказал Краузе. – Кто вам сказал эту чушь?
– Густав, – ответила девушка.
– А… – протянул Большой Марв. Он присел на мятый капот пикапа. – Этот.
– Да, – кивнула Рэнди. – И у меня есть основания ему верить.
Проклятый Гаспар! И что только девушки в нем находят? Причем именно те, которые нравятся Большому Марву.
– Неужели? – усмехнулся Краузе. – Мой вам совет, не слушайте вы его. Как можно верить человеку, который уводит чужих жен?
– Ничего вы не понимаете, – обиделась Рэнди. – Не хотите. Ваша жена была принцессой, а вы…
– Кем-кем была? – переспросил Большой Марв. Ишь ты – принцесса! А ведь Марте нравилось, когда он ее так называл. Но неужели и Гаспар… Сердце защемило.
– Принцессой Марса, – тихо ответила Рэнди.
– Ясно, – усмехнулся Краузе. – Это вы книгу прочитали?
– Вы так и не поняли, что там все правда?
Краузе хохотнул – картинно, неестественно и грубо. В груди что-то кольнуло, резко, точно чиркнули бритвой. С чего это он так распереживался? Боль разрасталась. Мышцы свело судорогой. Он слышал, как скрипят стиснутые зубы. Большой Марв сдавленно вскрикнул, попытался опереться о машину; руки хватали воздух.
– С вами все в порядке? – испугалась Рэнди.
– Что-то сердце прихватило, – выдавил Краузе. – Сейчас отпустит… Сейчас.
Не отпустило. Сердце сжалось в комок и никак не хотело разжиматься. Сильнее и сильнее, стремясь к некой микроскопической точке. Дом, дерево с трейлером, старый пикап и испуганное лицо Рэнди закружились в жутком хороводе. Горло застыло на вдохе, легкие разрывались. Ноги точно набили ватой, и его повело в сторону.
– Скорую, – прохрипел Большой Марв. – Вызывай скорую…
Он рухнул на колени и завалился на траву.
