Глава 9
Планетолет помаленьку готовился к развороту, и добровольцы «вышли на субботник» — надо было помочь экипажу «Боры» закрепить все, что невесомость при выключенном двигателе поднимет в воздух, а вновь наступившая гравитация грохнет об пол. Антону и Виджаю достался вакуум-отсек. Это было близко от жилых отсеков. Антон прошел половину кольцевого коридора и откатил тяжелую дверь. Вакуум-отсек был большой серой комнатой, где вдоль стен темнели стеклянные шторы боксов с пустолазными скафандрами. Надо было эти шторы поднять, перевести крепления каждого скафандра в аварийное положение и закрыть боксы.
Закрепляя первый вакуум-скафандр, Гупта сказал:
— Слышь, Антон, ты не мог бы завтра… ну, скажем, до одиннадцати… нет, лучше до двенадцати… э-э… погулять где-нибудь? Я встречаюсь с девушкой и… ну, ты ж понимаешь…
— Ладно… — пожал плечами Антон. — А Яэль?
— А с девчонками я уже договорился! Яэль меня поняла, а у Гуниллы у самой свидание.
— Так ты не с ней встречаешься? — удивился Антон. Он ощупью нашел стеклянную штору бокса и поднял ее. В боксе вспыхнул сильный голубоватый свет, заблестел огромный с раскинутыми рукавами скафандр. — Я думал…
— Петух тоже думал, — несколько раздраженно сказал Гупта, — да в суп попал. Я почему-то считал Гуниллу глупенькой очаровашкой, но это она так притворялась. На самом-то деле она умница, и еще какая…
Виджай запихал в бокс вакуум-скафандр и опустил штору.
— Так что ничего у меня с ней не вышло…
— Понятно… — протянул Антон. Неудача Гупты почему-то порадовала его. Он уложил скафандр и взялся за штору. — А с кем же тогда у тебя свидание? Или это секрет?
— Да какой там секрет… С Леной.
— Это с какой Леной? — силился вспомнить Антон. — С Румянцевой?
— С Ленусиком! Хочет стать врачом-профилактиком. Я ей и говорю — ты сначала на мне потренируйся!
— Ага… — изрек Антон и закрыл наконец штору. — И что она в тебе нашла?..
Виджай самодовольно ухмыльнулся.
— Тут, понимаешь… — закрутил он пальцами, — дело тонкое. Духовная эманация, понимаешь… Психодинамический резонанс!
— Да иди ты со своим резонансом! Тоже мне, нашелся резонатор! Ладно, я тогда в библиотеке позанимаюсь, мне и так готовиться надо.
К себе Антон даже не стал заходить — все равно девчонок на месте нет, а сиднем сидеть его не тянуло. Тем более что все уже привыкли собираться или в кают-компании, или в БО у Жилина. Сперва Антон заглянул в кают-компанию. Кроме Габы и Гирина, там никого не было. Командир корабля со штурманом сидели у самовара и дули чай с кексами.
— Заходи, стажер! — сделал Габа широкий жест. — Чаю хочешь? Еще и кексы остались!
— Он их еще не все съел, — объяснил раскрасневшийся Гирин.
— Да кто б еще говорил… — обиженно протянул Габа. — Садись, стажер!
— Спасибо, — сказал стажер и присоединился к теплой компании.
— «Чай не пил — какая сила? — прогудел Гирин, подливая в огромную чашку. — Чай попил — совсем ослаб…» Тебе как — покрепче, послабже?
— Да я сам… — слабо запротестовал Антон, но Гирин отклонил протест.
— Ты мне лучше скажи, Антон, — строго заговорил командир, — и чего это твоя Гунилла такая вредная стала?
— Моя? — растерялся Антон.
— Ну ее ж к тебе подселили? Вот! Ее и… Лилит эту. В смысле, Яэль. Да один черт! Обе они одинаковые, что Яэль, что Лилит…
— Да что ты к нему привязался? — сказал Габа, отдуваясь. — Он-то тут при чем?
— Как это — при чем? — удивился Гирин и сказал убежденно: — Очень даже при чем! Пусть повлияет на Гуниллу! Она… — Гирин быстро обернулся на люк в рубку и приблизил лицо к заинтригованному Антону. — Мой Митрич в эту фрекен влюбился! Втрескался, как мальчик! Назначает ей свидание, а она ему: «Не приходи! Мне нравится другой!»
— Да перестань ты, — сказал Габа снисходительно, — девки, они и есть девки, у них всегда одно на уме… Молодые, красивые, в голове вакуум… Да они просто не замечают никого, мы для них прозрачны, а «взор окунут в даль прекрасну»! Дурные они еще.
— Нет, какой был возраст! — погрустнел Гирин, возводя очи горе. — Только и разговору было — у кого с кем роман. И когда только учиться успевали?..
Нетерпеливо запиликал интерком.
— Макс! — сипло воззвал Громыко. — Смени меня на контроле отражателя! Перекушу хоть… А то поворот скоро.
— Пошлите! — подхватился Габа.
— Не «пошлите», а «пойдемте», — басом отозвался Гирин, тоже покидая кресло. — Когда ж ты язык выучишь, нерусь?
— А сам-то! — презрительно фыркнул Габа и с проворством шмыгнул в люк.
— Я уберу, — вставил Антон.
— Ага, — кивнул Гирин обрадованно, — тогда я побежал!
Командир пролез в рубку, а стажер открыл крышку в середине стола и спровадил остатки кекса и грязную посуду в мусоропровод.
«Пойдем поищем остальных» — сказал Антон сам себе.
Ноги сами принесли его к просторной каюте Жилина. Как всегда, она была полна народу. Добровольцев набилось, как селедок в банке. Кто-то бубнил:
— Смысл жизни — в самой жизни. Живем — и ладно. А то смысл, не смысл…
— Жить — хорошо!
— Процесс ради процесса! Чтоб ты еще сказал!
— Правильно!
— А тебе лишь бы поспорить, Пракеш! Вот натура!
— Так ведь важен не сам процесс, а его результат! Какой у жизни результат может быть?
— Как какой? Новая жизнь!
— Правильно!
— Глеб Петрович, а как по-вашему, в чем смысл жития?
— Плодиться и размножаться, — последовал ответ.
— Ну-у, это как-то примитивно… Слишком уж естественно!
— А с чего ты взял, что природа делает нам скидку на разум? Ей все равно — червь ты или человек, лишь бы вид сохранялся.
— Ну, не знаю… Тогда зачем разум? Для этого и инстинкта довольно…
— Это на биологически активной планете, Володя. Мы таких знаем с десяток, да и то — предположительно, а всего известных нам планет наберется… тыщ десять, где-то так. Их-то кому заселять? Кому-то на ракетах… Согласись!
— Правильно!
— Прямо как мы! А что? Луну и ту, на что уж мертвый мир, а заселили же! Теперь вот Марс…
— Потом Венеру!
Антон втиснулся в толпу и пролез поближе.
— Привет, Антон! — сказал сухощавый Сугорин.
— Привет, — ответил Родин, и ему стало неловко. Он постоянно встречался с Сугориным — то в кают-компании, то просто в коридоре, здоровался с ним, а как того зовут — не знал. Спросить же стеснялся — что тот о нем подумает?
— Превратить Марс во вторую Землю… — продолжал Сугорин, — Разве плохо?
— А что хорошего? — неожиданно для себя высказался Антон и прикусил язык. Но все уже обернулись к нему. Вышедшая из второй комнаты Марина остановилась и сложила руки под грудью.
— Это что-то новенькое! — развеселилась она.
— Да нет, — заторопился Антон, боясь, что не успеет объяснить, — генерация атмосферы, колонизация — это все хорошо, так и надо! Но зачем на Марсе яблоням цвести? Ума не приложу! Зачем завозить туда зверюг с Земли? Это ж копия получится — и куда хуже оригинала! Ты вот говоришь — Вторая Земля. А по-моему, должен быть второй Марс!
Марина, поглядывая на Антона, пробралась к Жилину, прижалась к его спине и обняла за плечи. Крепкая мозолистая ладонь Глеба извечно мужским жестом прикрыла маленькую Маринину ладошку.
— А знаешь, Игорь, — сказал он Сугорину («Игорь! — обрадовался Антон. — Буду знать!»), — Антон в чем-то прав. Ты вот бывал на Луне? Я там работал и знаю, что луняне, как это ни странно, недолюбливают оранжереи и вообще земные растения. Тем более — всякую живность. И я их хорошо понимаю — для Луны флора противоестественна и считается чуть ли не извращением. А что до Марса… Этой планете надо дать шанс. Не насаживать яблони и елки, а расплодить свое — те же марсианские кактусы или марсианский саксаул. Сначала группками, рощицами, потом и лесочками.
— Еще древолисты есть! И марсианская колючка!
— Конечно, Марс — биологически пассивная планета, но, с другой-то стороны, он же почти не исследован, сплошная terra incognita и hiс sunt leones…
Польщенный Антон победоносно глянул на примолкшего Сугорина.
— Правильно! — постановили в толпе.
— Да! — сказал с живостью коварный Сугорин. — Все хотел спросить… Это правда, что вы как-то киберам стампиду устроили?
— Все-то ты знаешь… — усмехнулся Жилин. — Правда.
— А расскажете?
— Да поздно уже, разворот вот-вот начнется… И Макс еще просил киберштурманом заняться… Потом как-нибудь.
— Расскажите! — заныли в толпе. — Все равно еще не объявляли!
— Вот пристали… — проворчал Жилин и начал с неохотой: — Ну, что там рассказывать? Случилось это в 73-м. Я тогда еще в поручиках ходил. Как раз был в отпуске и решил не сидеть зря, а подработать — и отдохнуть заодно. И махнул в Африку, в район Нью-Серенгети — я и еще человек пятнадцать дипломников из Новосибирска, ну, из института экспериментальной кибернетики. В саванне как раз начинали строить микропогодные станции, чтобы больше не горела… Ох и радости было! Ну, вы представьте — студиозусы и вдруг остаются посреди дикой Африки! Настоящие баобабы вокруг, «жирафьи зонтики» акаций, слоны, львы, носороги! Два месяца пролетели, как один день.
И вот под самый конец отпуска — все уже сидели на чемоданах — ко мне в тент вбегает Ивэн Нканата, староста, и кричит: «Ндегге мкубва! Ндегге мкубва! » Я выскакиваю — с запада приближаются три громадных шестивинтовых геликоптера…
— Сентябрьская война, — проронил Сугорин.
— Да. А мы-то не знали! Мы все думали, это за нами! Помню, еще удивлялись — зачем целых три, нам бы и одного за глаза хватило… Ну и вот, вертолеты садятся — лопасти еще крутятся, свиристят, пыль столбом, а аппарели уже откидываются, и по ним сбегают черные, бритоголовые, пятнистые, наглые, сбегают и клацают автоматами, бегом окружают вертушки, берут нас на прицел, орут, командуют, скалятся, палят поверх голов…
Тут только до нас и дошло. Нканата мне шепчет: «Это интернацисты, понял? „Солнцеподобный“ Мбуви стал на тропу войны!» Я, говорю, и сам вижу, да что толку? Мы же все честные да благонравные, блюдем закон: если военные действия вести, то исключительно гуманные, а оружие применять исключительно несмертельное. Господи, да у нас на весь лагерь было то ли пять, то ли шесть парализаторов, мы их с собой брали, когда в ночную шли — гиен усыплять или там леопардов. А у этих — старые «абаканы», и начхать они хотели на закон о военной технике! Короче, влипли мы. Берут нас интеры в заложники, и гонят, и прикладами поддают. Я сначала смыться хотел — скроюсь, думаю, а вечерком выпущу наших. А потом, смотрю, нас в ангар загоняют, где мои киберсистемы стояли — и строительные, и такие, уже демобилизованные все. Затолкали нас туда, заперли. Кто-то тихо ругается, кто-то бесится, девчонки ревут, а я запускаю киберов.
Задействовал одного, он мне в задней стене лаз прожег резаком — с той стороны, я помню, все заросло кустами медоносной акации — знаете, с такими шипами, назад загнутыми, ее еще называют «подожди немного». Как раз, помню, мы пролили дождь, и кусты за одну ночь покрылись пушком — нежным таким, фисташкового цвета.
Вылез я, смотрю, интеры по нашим тентам шарят — не пропадать же добру! Другие в павильоне клуба кучкуются, песни горланят, крепленый тембо хлещут для храбрости… А уже вечереет, пройдет минут 15–20, и будет темно. Ну, я, пока свет есть, сижу в кустах с пультом, программирую мои системки. Интеры все уже в клубе, только часовых выставили, да и те к бутылке прикладываются. А тут и солнце село, и свет как кто выключил — сразу стало темно…
— Тропики, — объяснили в толпе.
— Ага… Ну, я часового снял, связал, выпустил своих. Нканату и еще одного масая, Оле-Сенду, с собой оставил…
Поднялся шум.
— Это нашего Габу? — спросил скуластый Быстров.
— Нашего, — улыбнулся Жилин.
Все зашевелились и снова замерли.
— Да, — продолжал Глеб, — а остальным говорю: дуйте в вертолет, и по-быстрому, будете Шурику помогать. Это был наш старший оператор, единственный, кто когда-то вообще штурвал в руках держал. Там же все старое было — обшарпанные «анатры», еще времен Российской Федерации, с турбинами и топливными баками, можете себе представить? Ну, мы с Габой и Ивэном киберов расставили поскорее, пока интернаци о наших девушках не вспомнили… Да, я ведь что хотел — поначалу думал согнать слонов, буйволов, носорогов и пустить их на лагерь, устроить, короче, стампиду. Но ты их попробуй, сгони! А потом, думаю — стоп! А зачем мне вообще зверюги? Что мне, роботов мало? Три строительные киберсистемы, в каждой по роботу-матке и по дюжине киберстроителей. Да еще ремонтные роботы, грузовые, анализаторы… О, думаю, а погоню-ка я их!
По графику дождь должен был пойти в семь пятнадцать — поднялся ветер, высохшие нижние листья пальмы дум лязгали и скрежетали, как железные. У захваченной нами «анатры» ни к селу ни к городу загорелся проблесковый маяк, потом засвистели турбины, и винты медленно-медленно пошли раскручиваться. Они нам все нервы повымотали своей неспешностью… В клубе поднялась пальба, интеры вышибали окна, выпрыгивали и — бегом за тенты. Ничего в наших тентах такого особенного не было, тенты как тенты, стандартные надувные купола. Но они ж из силикета, их никакая пуля не возьмет… Тут робот-матка, точно по программе, выезжает из-за ангара. У нее было три пары щупалец, и пять из них держали по автомату — все наши трофеи. Как пустит пять очередей веером — аж сердце радуется! Интеры мигом залегли и стали отстреливаться. Помню, где-то поблизости закричал даман, рыкнул лев — только их и слышно было. Вой шести турбин глушил крики — лопасти уже слились в круги. Тут нам перестало везти. В бедного робота-матку угодил заряд из гранатомета, и на его месте вырос сноп красно-лилового пламени — как в боевике прямо… А мы с Ивэном и Габой попали под перекрестный огонь. Лежим, вжимаемся в горячую пыль, а пули так и визжат, чиркают чуть ли не по волосам. Так и убить могут, думаю, и щупаю нужную клавишу на пульте. И тут мои системки как поперли! Как затряслась под ними земля! Свист, клекот, пыль столбом! О! Это надо было видеть! Тенты — в клочья, клуб — на мелкие кусочки! Интеры брызнули в саванну, кто как — кто бегом, кто кубарем, кто окарачь… Мечутся, орут… А видели бы вы их рожи! Аж посерели от ужаса! (Смех, шум в БО. Марина гордо озирается.) Мы, правда, тоже пострадали — Габу ранило в ногу, мы его потащили с собой, а когда уже подсаживали в вертолет, нас самих зацепило — Нканате прострелили руку, а мне оцарапало плечо. Шурик сразу перевел турбины на форсаж — или как это у них там называется, — нас качнуло, замотало, и «анатра» с горем пополам взлетела. Все вокруг шаталось, дребезжало, по днищу продолбила очередь, и все — квахери, кампи ! Дальше уже неинтересно. А то громадное облегчение, которое я тогда испытал, словами не передашь — его почувствовать надо…
— Внимание! — прогремело по коридору. — Корабль начинает разворот через десять минут! По местам посадочного расписания! Начинаем разворот!
— Все, — властно сказал Жилин, — я в рубку, а вы — марш по каютам! Мариночка, пристегнуться не забудь!
Антон наскоро распрощался и побежал в свой БО. Дверь его была полуоткрыта, и два приятных голоска ласкали слух.
— У меня, когда целуюсь, — говорила Гунилла, — почему-то сразу глаза закрываются… А у тебя?
— У меня тоже, — ответила Яэль.
— А почему?
— Не знаю…
— А давай попробуем, когда будем целоваться, не закрывать глаз?
— Давай…
Антон на цыпочках отошел от двери, потом громко процокал подковками. Ворвался в каюту, бросив торопливое «здрас-сте», сел и пристегнулся в ногах у Яэль.
Девушка хотела что-то сказать, но в это время по всему кораблю пронеслись отрывистые звонки сигналов УО — ударной опасности. Заговорили вспомогательные двигатели. Термос покачнулся и медленно взмыл над столиком. Длинные волосы Яэль забавно развернулись в сторону, да так и повисли — наступила невесомость. С краю обзорного экрана замерцали лиловые вспышки. Снежинками в ночи посыпались звезды.
— А где это наш Гупта, интересно знать? — пропела Гунилла. Она перекатилась по дивану и щелкнула клавишей интеркома.
— …Герметичность в норме, — долдонил компьютер, — давление в норме…
— Контрольная и ходовая системы в норме, — подключился Громыко. — Фотореактор работает без перебоев, температура зеркала — норма, радиация — норма…
— Ты зачем Митрича обижаешь? — осмелился задать вопрос Антон.
Гунилла не удивилась.
— А! — отмахнулась она. — Надоел он мне! Ходит за мной и молчит! Что я, одна говорить должна?
— …Скорость четыре тысячи километров в секунду, плазма поступает в рабочем ритме. Настройка магнитных ловушек — норма…
— Дополнительные команды на киберуправление введены, — сдержанно добавил мужественный голос Жилина, — неполадок нет, к торможению готов.
— А Глебу, — грустно сказала Яэль, — надоела я…
— Внимание! — проревело в коридоре. — Двигатели на торможении!
Мягко снизился термос. Чай, растекшийся по его прозрачным стенкам, сполз на донышко. Обвисли, разметались по подушке черные волосы Яэль. Фотонный планетолет первого класса начал гасить свою сумасшедшую скорость.