Глава 30
«БОЛЬШОЙ СЫРТ», ШАХТА «ЛЕДЯНАЯ»

Красная спица луча вынеслась из пустыни, ударила в стену над головой Шуйбэня, и полуотвердевшие капли расплава градинками зацокали по шлему. Вот ведь вляпались!.. Лю вздернул тяжелый фузионник, и луч красивого зеленого цвета сорвал верхушку бархана, из-за которого только что выглядывал пурпур. Мимо!.. Да и попади он в цель, все равно это ничего не даст. С одного импульса тяжелую броню не вскроешь, самое большее, повредишь бопы — биооптические преобразователи в шлеме… Скрестишь танк с гигантопитеком — и получишь бронескафандр!

Сами виноваты. Шифу просил пригнать десятка два роботов-диггеров, чтобы было чем «Нору» рыть, а они перестарались, нахапали систему целиком — сорок проходчиков и робота-матку в придачу! «Али-Бабу и сорок разбойников». Царя Никиту и сорок его дочерей. Мы… они… При чем тут «они»? Он один во всем виноват. Таким вот дураком родился — питает несчастное пристрастие к кибермеханизмам. Он к ним относится как к живым. Любит их, жалеет, расстраивается, когда роботов ломают. Дойдет до того, что он женится на роботессе и будет нянчить маленьких роботят! Нет, а что ему было делать?! Собрать полсистемы и увести? А двадцать диггеров куда? Бросить?! Они ж испортятся! Угу… А пока он тут заботливую мамочку изображал, группу заметили с воздуха, и пытаются теперь испортить ее! По темноте уже прилетел штурмовик, но обстреливать не стал, прошел на бреющем и сбросил десантный модуль…

Борясь с волнением, Шуйбэнь неумело переключил лучевик на непрерывный режим. Было страшно стрелять по людям, но потерпеть поражение было еще страшней,

— Тима! — позвал он, не отрывая взгляда от песчаного бархана за вывалом каменных глыб. — Долго еще?

— Половину спустили только! — ответил Морган. По голосу чувствовалось — Тимка запыхался. — Больше десятка в кабину не влезает!

— Грузи остальных, а Яэли скажешь, чтоб сюда ползла — здесь не так опасно!

— Щас я ей скажу!

Тускло блестя, нестройной цепью из пустыни высыпали пурпуры в броне. Перемахивая барханы, они скрывались из глаз и возникали снова совсем в другом месте. Они выпрыгивали, поджимая ноги и паля перед собой не целясь. Вытягивали свои нижние конечности, словно шасси выпускали, и приземлялись — уже шагов на десять ближе. Было не смешно. Было страшно. Огромные, двух с половиной метровые скафандры с пурпурной начинкой взмывали из-за гребня с тихим гулом. В ярком свете прожекторов с лифтовой башни резко выделялись щели между сегментами, округло белели «мячи» налокотников и наколенников, «эполеты» наплечников. Красные и зеленые лучи били вперехлест, оставляя блестящие, словно эмалью облитые вмятины на камнях и броне.

— Лю! — прокричала слева Яэль. — Я на месте!

— Не высовывайся!

— Что я, дура, что ли?! Давай командуй!

— А чего тут…

Из-за недалекого бархана выскочил пурпур. Лю плавно, не дыша нажал гашетку. Огненная нить пиролуча пересеклась с бопом. Боевик, временно ослепнув, не заметил камня под ногами и покатился кувырком. Яэль обернулась и показала Лю большой палец. А Шуйбэнь будто раздвоился: Лю-1 стрелял в пурпуров, целясь в ноги, и думал только о прицеле с хомодетектором, а Лю-2 смотрел на театр военных действий, как из партера, томился и потел от страха. Он перевел взгляд на холмик слева. Там стоял пурпур и целился.

— Залп! — завопил Лю.

Провыли красные ослепительные струи. Пурпуру не повезло — лучевой дуплет угодил туда, где сходились два грудных и один брюшной сегмент, образуя трехлучевую звезду. Пурпур задергался. Рухнул на бок, и следующим импульсом ему разворотило энергоранец на спине, что повыше ребер радиатора. Докатился гулкий хлопок. Развороченный ранец ярко вспыхнул, заливая бархан лиловыми огнями.

Оттикало пять минут. Линии красного и зеленого огня резали синие сумерки на куски. Кто-то, кажется, Яэль, зашвырнул далеко за камни стан-бомбочку. Бомбочка завизжала в оглушающем режиме, вспыхнула клубом веселого василькового цвета. На его фоне раскорячились черные роботоподобные силуэты, рикошетом накатили слабость и тошнота. Подполз Морган, дернул за рукав.

— Все! — крикнул он. — Пора! Щас кабина подымется! Идите, я вас прикрою!

— Я те прикрою… — пробурчал Лю и гаркнул: — Всем отходить!

Еще одному боевику пробило ранец — разряд ушел в песок, а бронескафандр застыл на одной ноге, словно под заклятием, и рухнул на камни. Два красных луча достали прожектора на башне лифта и погасили свет.

— Лю! Отползай! Все тут!

Шуйбэнь задом сместился за кучу щебня и пополз-покатился к дверце лифта. Чьи-то руки подхватили его и втащили в кабину. Лифт заскользил вниз.

Запоздалый зеленый луч раскроил черноту надвое, но поражать было уже некого — поле боя опустело.

Изида — это плоскогорье к северо-востоку от «Большого Сырта», гигантская вмятина, оставленная астероидом, падшим в начале времен, а если смотреть с орбиты, то виден колоссальных размеров кратер, вроде Океана Бурь на Луне, и тоже окруженный кольцевыми горами-кордильерами. Планетологи такое образование зовут депрессией. Карта этой депрессии походит на схему московского метро, самого старого в Евразии и самого разветвленного. И здесь, и там от центра расходятся радиальные линии, пересекая кольцевые. Только на Изиде это не монорельсы, а каньоны и разломы. В такой-то разлом — широкое ущелье с отвесными стенами стометровой высоты — и въехали Жилин с Колмановым. Каждый правил своим краулером.

Глеб ехал и улыбался, вспоминая вчерашний «кигол».

Когда его, прилегшего соснуть после смены, разбудил робот-краб, почти новый «арктан» с весточкой от Антона, душа сыграла гамму чувств. И облегчение было, и радость, и злость, и возмущение. Пригасло ощущение вины, и зашевелилась, зацарапалась сметка: ага, пошли разведданные!

Киберсвязник всех перебудил— ночевали ополченцы в свежевыплавленном туннеле, постелив одеяла на теплый пол. До Коцита-4 оставались считанные метры. Яэль стала реветь, девчонки принялись ее утешать, Виджай взялся рассуждать о модельном психологическом кондиционировании и рекондиционировании, а Гошка обозвал его чучелом, явно завидуя Антону с оперативным псевдонимом Стажер… Конечно, в любой день знак удачи мог измениться с плюса на минус. Ну, так… ни природа, ни демиурги страховок не выдают. Глеб призывал себя опроститься и утешаться хотя бы тем, что стажер жив-здоров. И вообще, мелкие неприятности — это не крупные, а крупные — не смерть…

Ущелье то расширялось в долину, то стискивало стены, в одном месте утесы опадали широким разливом щебенки, в другом вырастали метров до трехсот. У их подножия лежали скальные блоки, отломленные у верха обрыва, иной раз такие громадные, что на них спокойно можно было бы разместить дачный поселок. Фиолетовые и синие мхи, довольствуясь инеем и туманами, облюбовали середину каньона, где дольше пригревало солнце. Сейчас, правда, его за тучами не видно было, а без светила холодает сразу и заметно.

Жилин старался объезжать зернистый мох (право, можно подумать, что склон синей икрой намазан!), хотя что моховищам гусеницы? Марс — биологически пассивная планета, хорошо если здесь наберется десятка два выживших видов. Но уж те, что дожили до эпохи глобальной климатизации, — самые стойкие. Эти не пропадут…

— Поворачиваем, — сказал Колманов, — и вверх.

Жилин послал свой краулер по пыльному следу колмановского и осторожно вырулил на узковатый карниз, волнообразно поднимавшийся к тонкослойчатому, сильно выветренному уступу. За ним вставал еще один, и еще… Перевалив последний, Жилин оказался на плоскогорье. В километре к востоку серел купол синоптической базы-лаборатории, похожий на опрокинутый казан.

— Не видать их что-то… — проговорил Колманов, правя на купол. — Если нет, подождем — мимо не проедут, больше тут переночевать негде… Эти-то, которые… ты говоришь, сафари устроили — не экстремалы какие, в тентах ночевать не будут. На фиг надо, скажут…

Оставив краулеры под навесом из панелей солнечных батарей, истертых ветром до подложки, Жилин с «проводником» вошли в купол. База была недавно расконсервирована — воздух нагрелся до плюс двадцати, в библиотеке-лаборатории грудой лежали надувные матрасы и небрежно скатанные одеяла; старая кухонная машина была заляпана сбежавшим кофе. Крошки на полу, окурок в углу, сипящий унитаз-автомат за открытой дверцей туалетного блока — все выдавало гостей не очень-то культурных и далеко не чистюль.

— Чтоб я еще раз вас сюда пустил… — бурчал Колманов, ожесточенно оттирая панели УКМ. — Привыкли, что за ними киберы ходят… А у самих что, руки отвалятся? Будешь чай?

— Буду, — кивнул Жилин, выглядывая в окно.

— Что-то мне тут Наташка насовала… — Колманов развернул пакет и заглянул в него. — Печенье!

— Пойдет…

Странно, но тишина вокруг, закипающая вода, Колманов, выкладывающий съестное, — все это шумство и беззвучие, сродственные пикнику или выезду на дачу, не расслабляли Глеба. Настороженность не уходила — уши вычленяли новые звуки, глаза нет-нет да и поглядывали на окна, а правая рука всегда оставалась свободной… Впрочем, он не очень-то и страдал от постоянной алертности. Всегда быть на взводе — это нормально, такая привычка досталась ему от предков, а те унаследовали ее от своего тотемного животного. Да не особо-то теперь и понежишься, даже если и захочешь. Антон в тылу врага. Ковальский на задании. Бранкевич с Шуйбэнем роют «Нору». Да и сам-то ты весь на виду — вот как заметят с воздуха, куды бечь?

— Пурпуры… — произнес как бы про себя Колманов. — Вот тебе и пурпуры… Ты извини, что я тогда на тебя взъерепенился…

— Да ладно… — свеликодушничал Жилин.

— Муторно на душе… По идее не мы, а Совбез должен «Еры» заниматься…

— Нет, они что-то такое готовили, — вступился Жилин за бывших коллег. — Я так, краем уха слышал… Там что-то было про блокаду, про усыпляющие бомбы…

— Они-то готовили, — проворчал фармбой, — а им не дали! Вызвали на ковер, настучали кулаками, обрызгали слюной… Догадываешься почему?

— Голоса, — коротко сказал Жилин.

— Точно! Пурпурные — кто? Пурпурные суть «вооруженный отряд партии», боевой авангард неработающего класса, а не работает подавляющее большинство активного населения! Вот и финтят политики. И эс-бэ велят прогибаться. А то как же! Прижмут эсбэшники хвост уроду этому, Локи, а вдруг электорат обидится? Возьмет да и прокатит на выборах!

— Они когда-нибудь доиграются, — сказал Жилин, выглядывая в окно. — Дождутся, что банды пурпуров вырастут в армии! И придется вести уже настоящую войну! Как тогда, с Халифатом. Да и с Гитлером то же самое…

— Ну, так… — усмехнулся Колманов. — Дороги-то мы, слава богу, построили. Еще б вторую российскую проблему решить… А это болячка застарелая… Все эти пурпуры, они что — сами по себе завелись? Сами же их расплодили! Кто этих дурачков просил труд отменять? Вы бы сначала замену ему нашли, правильно? А потом бы уже и сокращали этих… рабочих и крестьян. Постепенно! Сначала бы с производства, потом со сферы обслуживания. А то устроили дурдом какой-то!

— Да уж… — усмехнулся Жилин. — Что дурдом, то дурдом… Все как с ума тогда посходили. С утра до вечера — демонстрации, манифестации, пикеты, митинги… «Да здравствует коммунизм!», «Изобилие — массам!», «Благополучие — для каждого, стабильность — для всех!» Сплошь и рядом — лозунги, призывы…

Если честно, Жилин не любил разговоров «про политику», тем более о «Второй перестройке», но Колманов был в авторитете у фармбоев и туристов. Не стоило обижать мужика.

— А газеты? — бурчал фармбой. — Главное, везде одно и то же, но зато — вот такенными буквами! «Северо-Кавказский округ рапортует: освобождено от работы с сохранением среднего заработка столько-то миллионов человек…» «В Сырдарьинском окружном Фонде изобилия прошли регистрацию столько-то миллионов неработающих…» И хоть бы один вопросительный знак где-нибудь, между строк, затесался! Нет — сплошные восклицательные! Господи, в какие я только кабинеты тогда не стучался — аж до Президиума дошел. Просил все, доказывал, теребил, уговаривал — ну, нельзя вот так вот, сразу: «Нате, люди, пользуйтесь!» Рано, рано! Зачем было устраивать этот полукоммунизм? И знаете, что мне отвечали в тех кабинетах?

— «Народ нас не поймет!» — отчеканил Жилин.

— Во! — изумился Колманов. — Слово в слово! Я плюнул и перестал бегать. Что мне, думаю, больше всех надо? Старичок какой-то, помню, пал на коленки и крестится, крестится… «Дожил! — блеет. — Господи, дожил!» — Фрмбой зверски выпятил челюсть. — И вот постоянно у нас так! Постоянно! То Петр на дыбки поднимет, то Ленин-Сталин полстраны во гроб кладут, лишь бы править полцарством в остатке… Семьдесят лет прошло с «Красного Октября» — опять все рушить кинулись! Ну что ты скажешь! Расхищали соцсобственность уже не ящичками-мешочками — заводы тырили, целые отрасли стяжали! «Наша цель — чисто конкретный капитализм!» И сколько там после приватизации долбаной календариков разменено? Хм… Семьдесят, однако… Цикл такой, что ли? И опять то же самое! Опять старый мир — до основанья! Рынку хана пришла, бизнесу — кранты, фирмы и монополии «крякнули»… А богатеньким это надо — быть всём и стать никем? А мафиям всяким? А чиновникам, только и знающим, что взятки с низов брать да трансферты у верхов клянчить? И полыхнула Вторая Гражданская…

Жилин хотел заметить, что причины Второй Гражданской не столь очевидны и просты, но промолчал. Иначе на повестку дня встанет еще и национальный вопрос, а это тема благодатная…

— Застал ее?.. — Пальцы Колманова затарабанили в ритме марша.

— Застал… — кивнул Глеб. — Записался в Патруль прямо со второго курса — и в самую кашу… Послали сначала в рейд по северному Транссибу, потом прорывались на Верхнеудинск, а под конец, когда полегче стало, изолировали зоны военных действий — на Урале, потом в Северном округе…

— Не в Архангельске?

— В Усть-Сысольске.

— А-а… А я в Архангельске воевал… До блокады еще не дошло, так только, блокпосты стояли. Это было что-то ужасное… «Золотые» взорвали криогенератор прямо в центре Холмогор — я был на «вертушке» тогда, патрулировал Двину. И все видел. Над городом вспухло такое… облако, какое-то маслянисто-жирное, белое-белое… Река в том месте замерзла на счет «четыре», сосны лопались, их корежило и щепило, а люди… Господи! Вдруг ни с того ни с сего — и минус сто пятьдесят! Потом все туманом заволокло, пошел дождь со снегом… Как они еще до аннигиляторов не добрались, не понимаю, сволота поганая…

Колманов горестно пожевал губами. Глеб молчал. Он вспоминал себя, тогдашнего, вольноопределяющегося Жилина, в новеньком пятнистом спецкостюме, с проверченной дыркой для первого «Георгия», как он стоял на броне квадратного патрульного танка, держась за пятиметровый решетчатый конус с биопарализатором наверху. Стоял, сгибая колени в такт приседаниям машины, и смотрел, как над омским Подземным Узлом вьется турболет «золотых» — блинчатый «гранд» — и жжет ПУ в упор. Он весь был забит машинами, этот узел. Восемь автострад пересекались здесь, сплетаясь бантиками развязок; колонны серебристо-обтекаемых электробусов, гигантских автокаров и крошечных каплевидных легковушек еле тащились, бампер к бамперу. И все это вспыхивало с разных концов, загоралось желтым светом; весело пылал кустарник на разделительных полосах, полыхнули елки за обочиной… А турболет медленно кружил, его подбрасывало на черных тяжелых клубах, прорезанных фонтанами искр, но пилот все палил и палил из спаренного лучемета, выцеливая, где толпа погуще. Гремели разряды, пылали, взрываясь, автоплатформы, ползали по черной земле живые жаркие факелы… Ни до, ни после не испытывал Жилин более тяжкой ненависти. И более жестокой радости, когда шар направленного психоизлучателя у него над головой зашипел и столб голубого света тюкнул по блистеру вражеской машины. Турболет завихлял, налетел сослепу на опору Западных Ворот, закувыркался, распадаясь на части, и даже аварийная спасательная капсула летуна не выручила — угодила в самый жар, в пылающую гору…

— М-да… Вот такие пирожки с котятами… — мрачно выразился Колманов. — А пурпурные — это, батенька, такая зараза… похуже и красных, и золотых! Новая классовая борьба, Петрович, во как! И ведь никто даже понятия не имеет, чего нам ждать от этой многомиллионной толпы тунеядцев, бездеятельной, инертной… скучающей. Не могущей и не желающей думать хорошо. К чему нам быть готовыми? К сытым бунтам? К мировой революции?! К чему-то вроде религиозных войн?!

Жилин беспокойно моргнул. Он стал лучше понимать этого умного и хорошо образованного человека, любящего прикинуться «деревней».

— Ты меня поразил, — признался Глеб. — Я даже не думал об этом… вот так.

— А как еще? — суховато сказал Колманов, словно стыдясь своих эмоций. — Тут думай не думай…

— Да это понятно… Я вот сейчас вспомнил… С полгода назад, перед боевым вылетом… — Жилин запнулся, — …последним моим… я был в Офицерском собрании. Так зашел, посидеть. И услышал один спор. Спецназовцы обмывали чьи-то звездочки и громко выясняли, что им делать с неработающими. Седой полковник орал, что не желает подчиняться администрации, которую выбирает большинством голосов «это быдло». Ему бурно подпевал пьяненький ротмистр, требуя для «без-здельников пор-ражения в пр-равах и тотального обнуления индексов социальной значимости». И знаешь, на чем они сошлись? Что надо ввести «военно-административную диктатуру работяг»! И их поддержали с соседних столиков! Морпехи, летуны, флотские — все были «за»!

— Вот так! — многозначительно сказал Колманов.

Внешняя акустика донесла хоровой вой десятка краулеров.

— Пожаловали, орелики… — пробурчал Колманов.

Глеб выглянул в иллюминатор. К базе подкатывали новенькие, пылью покрытые танкетки, все — модели «Ящерица», раскрашенные в скифском зверином стиле. Но водители с пассажирами выглядели еще живописнее — у одних были шлемы из спектролита, снаружи непрозрачные, с нарисованными харями а-ля Хэллоуин или на манер колядочных личин; на прозрачные шлемы присобачивали большие розовые уши или мягкие рога. Иные носили черные спецкостюмы сплошь в «блестяшках» клапанов, застежек, клепок, шевронов, позумента. Кое-кто щеголял в меховых дохах с обрезанными рукавами — прямо поверх серебристых пилотских комбинезонов. У половины сих верных последователей старинных байкеров и новомодных роддеров на груди красовалось по нескольку значков Фонда изобилия — с витым рогом Амальтеи.

— Вот же любят выдрыкаться… — бурчал Колманов, садясь на стол и кладя на колени лучевик. В тамбуре гулко затопали, и в отсек, шумно споря и ругаясь, ввалилась первая партия отшлюзовавшихся. Впереди выступала угрюмая личность, косая сажень в плечах. Завидев чужаков, личность остановилась и вознесла руку с пластетом пива. Спор оборвался, ругань и хохот смолкли. «Авторитет», — усмехнулся Жилин.

— Че надо? — не отягощая себя хорошими манерами, осведомился «авторитет».

— Во-первых, здравствуйте, — хладнокровно сказал Жилин.

— Привет. А во-вторых?

— Вам хоть известно, что на Сырте деется, или провести вам политинформацию?

— Мы в курсах, — высказался «авторитет».

— Тогда какого хрена вы здесь околачиваетесь?! — сменил тон Жилин. — Там убивают, а вы все никак не наиграетесь?!

В ком-то из толпы его слова вызвали нужную реакцию, но в одном-двух, не более. Их смущение терялось в наглости и глумливых усмешках массовки.

— Ты кто такой в натуре? — подступила угрюмая личность, косая сажень в плечах.

— Я — Жилин, главный киберинженер и командир ополчения. А ты кто?

— «Кто в теремочке живет? — заблеяли из толпы. — Кто-кто в невысоком живет?»

Еще дважды звякнула дверь шлюза, и в отсек наместилась чертова дюжина здоровенных лбов. Те, кто пришел позже, теребили занявших места в партере. «Авторитет» утишил «ореликов».

— Я — Жестянщик, — сказал он внушительно.

— А имя у тебя есть, Жестянщик? — усмехнулся Жилин.

Вожак нахмурился. Он чувствовал опасность, исходящую от этого человека с георгиевским крестиком на комбезе, и немного нервничал.

— Ну, Ричард, — проворчал он.

— Так вот, Ричард, по закону о ЧП я имею право мобилизовать комбатантов от двадцати одного до шестидесяти. Но хочу, чтобы вы сами вошли в ополчение — добровольно. По зову сердца и все такое.

В толпе зашумели.

— А если сами не войдем, — сказал Ричард с бодрым пониманием, — ты нас силой принудишь?

— Придется, — улыбнулся Жилин. Колманов азартно задвигался.

Грохнул смех.

— А давай так, — оскалился Ричард, — ты и я, один на один, помесим друг друга! Твоя возьмет — мы вливаемся, моя… — Он развел здоровенными ручищами. В толпе прошло оживление.

— Давай, — легко согласился Жилин и расстегнул сапоги.

— Босиком, что ли? — Ричард недоверчиво нахмурился.

— Согласись, — сказал Жилин, скидывая спецобувь, — неприятно чувствовать на губах вкус грязной подметки…

Он снял оба пояса, аккумуляторный и оружейный, протянул их Колманову и сделал пружинящий шаг.

— Я готов.

Сопя, Ричард стащил свои башмаки и, не разгибаясь, как был, ринулся на Жилина. Но командира ополчения там уже не было. Жестянщик вытаращил глаза и заозирался.

— Я здесь, — напомнил о себе Глеб.

Ричард развернулся, как танк, и сделал неожиданно быстрый для своей комплекции выпад. Жилин снова ушел «в Зазеркалье», а когда появился в поле зрения взбешенного вожака, уколол его пальцем в солнечное сплетение, «пробив» мощную плиту мышц, и тут же нанес удар пяткой ладони в подбородок. Ричарда отнесло в толпу, как шар в кегельбане. Он расшвырял товарищей и влепился в переборку. Двойной пластик загудел на ноте «до».

Ричард, однако, не разозлился и уж тем более не забоялся. Поражение его только раззадорило. Он встал, утер рот и, присев, двинулся по кругу. Пушечный удар правой ногой не достиг цели — Жилин отбил его, повредив Ричарду колено. Охнув, детина отступил. Тогда напал Жилин. Никто толком ничего не понял. Просто что-то замелькало — то ли руки, то ли ноги, — послышались звонкие и тупые шлепки. А когда Жилин отшагнул, избитое тело Жестянщика упало на пол. Словно уронили размороженную мясную тушу.

Толпа молчала. Колманов гордо улыбался.

— Не обижайся, — сказал Глеб Ричарду, трепыхавшемуся на полу. — Драться ты мастер, но для меня этого мало.

— Жилин, — объяснил Колманов снисходительно, — чемпион региона по субаксу.

По толпе пронесся одобрительный гул. Повозив мордой по полу, Ричард попытался привстать, но тело его не слушалось, удалось только сесть, да и то со второй попытки.

— Ну, ты меня сделал, — прогудел он, озабоченно щупая живот. — А только за каким хером мы пойдем в это ваше ополчение?

— Дело именно в том, — холодно сказал Жилин, обуваясь, — что оно не мое и не чье-то, а наше. Общее.

— А меня мама не пустит! — выкрикнул знаток русских народных.

— Как звать твою маму? — неожиданно спросил Жилин и достал из-за отворота планшетку компьютера.

— Алла Наумовна… — растерялся знаток. — Шарафутдинова.

Жилин вывел на экран черный список, переданный Стажером.

— Алла Шарафутдинова, — прочел он, — инженер-контролер… — Глеб выдержал паузу. — Оказала сопротивление двойке Боевой Группы. Расстреляна на месте.

Тихий ангел пролетел с лучеметом под крылом.

— С такими вещами не шутят… — раздельно сказал Ричард.

— А мне не до шуток, — холодно промолвил Жилин. — Расстреляно пятьдесят человек. И мужчин, и женщин. Есть и дети — тут у меня целый список.

— Господи, господи… — шептал знаток, кривя лицо.

— А ну, — с оттенком боязни попросил Ричард. — Поищи мою фамилию!

— Какую?

— Э-э… Берестов!

Жилин навел справку.

— Берестов Михаил Альбертович, — вычитал он, — неработающий. Расстрелян. Родич?

— Брат… — Ричард сжал огромные кулаки. — Младший…

— А мою поищи! — закричали в толпе. — Панайотов! И мою! Вишневские мы!

Жилин нашел еще одного в скорбном перечне — Бузова Виктора, инженера-ассенизатора, отца молодого балбеса Шурика. Колманов уже не улыбался. Хмурый и злой, он глядел в окно. Губы его передергивались.

«Чертова дюжина» молчала, постигая масштабы и смысл происходящего. И без того угрюмый, Ричард сделался еще мрачнее. Он тяжело поднялся с пола, отломил от своего шлема дурацкие рога и пробасил:

— Выходи строиться… ополченцы.

Шахта была неширокая, она уходила вверх и вниз, как колодец, сложенный из литопластовых колец, и постепенно тонула впотьмах, кое-где перебиваемых жидким светом фонарей. Со второго горизонта доносились гулы и шкрябанье землеройных киберсистем, по серым стенам шарахались тени и сполохи, шумел поток нагнетаемого воздуха, приносящий запахи озона и разогретой пластмассы.

Жилин стоял на круговой площадке (дырчатый пол, хлипкие на вид ограждения, огни кольцом) и глядел под ноги. Горизонтом ниже светилась еще одна площадка, а дальше уже ничего не было видно — только вода шумела, словно невыключенный душ, и плюхались в нее куски камня. А может, всплывало что-то живое…

— Где Жилин? — басом заорали из штольни.

— Он где-то тут должен быть, — ответил чей-то голос.

— Здесь я! — крикнул Глеб.

На площадку, отряхивая пережженный грунт, выбрался Шуйбэнь.

— Еще одиннадцать штук! — возбужденно тараторил Лю. — И матка! Чуть из-за нее в облаву не попали! Пока эту дуру спустили, пока лифт поднимался — думал, до нас очередь так и не дойдет!

— Да бросили б вы ее к черту! — недовольно сказал Жилин.

— Нуда! Еще чего…

На площадку, шаркая резиновыми протекторами, выбежали роботы-строители, разбрелись, бестолково тычась в перила, в ноги, мигая бортовыми огнями, жужжа и стрекоча. Из маленького туннельчика выбрался Морган и стал собирать «отару».

— В лифт их! — крикнул Жилин. — Открывай дверки, а я загоню! А ну!

Топоча по кольцевой площадке, киберстроители бросились к подъемнику. Одному места не хватило. Жилин с Тимом сграбастали брыкавшегося робота и закинули его на спины влезших.

— Закрывай!

Тима навалился на дверцу. Фиксатор щелкнул, и подъемник тронулся, гудя и перестукивая.

— Глянь-ка, — Шуйбэнь подошел с планшеткой компьютера, — я тут планчик набросал…

Жилин всмотрелся.

— Это «Нора»?

— Скорее норка… Вот тут — шлюз, с этого конца — выход к Коциту-4. Там как раз ледяной грот, можно будет черпать прямо из озера — чистая талая вода. Слева по коридору… С краев — энергоблок и арсенал, посередке два жилых бункера. Справа, если от шлюза смотреть, медблок, хозблок и три бункера под жилье. Не хватит места — можно будет потом расширить жилплощадь…

В туннеле замигали фонари, и оттуда донесся марш добровольцев:

— …Цум-бай-квеле, тольминдадо, цум-бай-квеле, цум-бай-ква!..

Из туннельчика вышла шумная ватага во главе с Берестовым. Одеты все были во что попало — от спецкостюмов для горных работ до пилотских комбезов. Шлемов тоже была целая коллекция — и круглых, и цилиндрических, и мягких «безразмерных» с твердым прозрачным забралом. Рога посшиблены, перепончатые уши оторваны, лишь кружки присохшего пластика еще оставались на гермошлемах. Навстречу Жилину шла какая-никакая, а бригада.

— Здоров, командир! — взревел Ричард. — Мы с тобой сегодня еще не виделись!

— Здоров, здоров… Вы как раз вовремя.

Наверху полыхнуло розовым. Скрежет и визг закружились по трубе шахты, посыпался мелкий горячий пепел.

— Слушай, Рич, — сказал Жилин, вглядываясь в тени на верхнем горизонте, шатающиеся во вспыхивающем розовым облаке дыма. — Объясни мне, почему ты в неработающих? Только без обид! Руки у тебя откуда надо растут, и с техникой ты дружишь…

Стоявший рядом Шарафутдинов осторожно хмыкнул. Ричард молчал. Дрожащее розовое зарево отражалось на его огромном шлеме.

— Кто бы мне это самому объяснил… — пробурчал он. — Думаешь, приятно в клиентах Фонда числиться? Все время будто подачку выпрашиваешь. А к работникам пристать… Помнишь, Рома, как мы по Москве шлялись, работу искали?

— О-о!.. — Рома помнил.

— И как? — поинтересовался Жилин. — Нашли что-нибудь?

— Экологи нас взяли — на лето. Лес сажали. С киберами больше мороки бы было, чем с нами. А мы что? Лопаты в руки, и давай… Только разве это работа? А учиться я два раза пытался — в ХАДИ поступал, потом в МАДИ… Но туда неработающих не берут. Даже если экзамены на десятки сдашь — конкурс ни за что не пройдешь! Ректоры для своих местечки придерживают, для детей работников…

— Не буду с тобой спорить, — проговорил Жилин, — но ректоры бывают разные…

— Так, правильно! — подхватил Ричард. — И я не спорю! Вон Вадик — помнишь Вадика? — обернулся он к Роману. Тот кивнул. — Поступил в Одесский универ с первого разу! Хотя там же, в Одессе, к Фонду прикреплен. Неработающий со стажем, так сказать. Сунул ректору какую-то бронзулетку эпохи скифов, фамильную реликвию — и поступил! Сейчас на четвертом курсе уже, наверное…

Жилин промолчал. Ситуация с неработающими приобретала новый цвет, неприятный и тошнотворный, гадостный. Слухи о продажности деканов и кадровиков ходили давно, но его этот рэкет пока что не касался никаким боком. Может, везло на хороших людей? Марина, правда, рассказывала, как один препод обещал ей поставить зачет через постель. Ну, Жилин показывал Марику пару приемчиков… Помогло.

— Да фиг бы с ним, с образованием, — проговорил Ричард. — Ведь не то обидно, что в вузы трудно попасть, а то, что все уверены, будто нам легко живется, раз все имеем даром! А что мы имеем? Бесплатное жилье? Да. Стандартные жилые модули в сотовых многоэтажках — их еще «ульями» зовут. Коттеджи строятся не для нас! Бесплатное питание? Да, хоть обкушайся! Стандартными блюдами по Линии Доставки. А на дверях ресторанов таблички висят — «У нас платят»! И так чего ни коснись — все у тебя, неработающего, по третьему разряду и второго сорта…

Жилин хмуро задумался.

Работники — неработающие, трудники — жруны… Не все так просто. Люди надвое не делятся. Наверное, кому-то выгодно так вот их divide, чтобы потом empire в полное свое удовольствие…

— Глеб Петрович, — проскрипело в наушниках. — Десять метров прошли уже. Трэба пепел убрать, киберы буксуют!

— Лева, ты?

— Я! Что, есть там рабсила?

— Есть… — прокряхтел Ричард, вставая. — Пошли поможем!

Ватага поднялась, отряхивая серебристые и черные силикетовые зады, и потопала гуськом за бригадиром.

— Пепел гребите прямо в ствол! — крикнул Глеб. — Ричард!

— Я понял! А лопаты… А, вижу!..

Ширкающие звуки, скрежет и затрудненное дыхание заняли прямой эфир. Непроницаемо-серые клубы пепла повалили из штольни, словно густой дым, только не вверх, а вниз, просыпаясь спекшимися комочками пережженного грунта. Все перемешались — покрытые одинаковым слоем пепла, шохо и хомо, жруны и арбайтеры, туристы и добровольцы, первопоселенцы и землежители вместе одолевали осадочные и метаморфические породы. Вместе справлялись сами с собой, бессознательно стирая различия, размывая стены непонимания и лжи. Трудные метры уравнивали. Идеально круглый туннель, выплавленный в горной толще, забитый клубящейся пылью, сотрясаемый воем и визгом плазменных резаков, был один на всех.

Часам к пяти вышли к Коциту-4. Шуйбэнь не ошибся в расчетах — пол туннеля оказался выше уровня воды почти на полметра. Озеро открывалось, заключенное в стенах грота, маленького, как зал ожидания на провинциальном вокзале, а сверху нависал неровный ледяной свод, увешанный сосульками. Между черной водой и стеклисто-молочным льдом висел холодный туман, было слышно, как падают капли. Сквозняк из туннеля скручивал сырую дымку, но не растаскивал вовсе. Неподвижная студеная вода покрывалась сеточкой ряби.

Жилин пробился сквозь вихри пепла, за коими тлели струи плазмы, и крикнул Соловейчику:

— Лева, убери мощность!

— Что?!

— Мощность сбрось!

— А, ага!

Грохот поутих. Лишь один кибер так увлекся проходкой, что не сбавлял визга, врубаясь эффекторами со всей дури.

— Лева! Успокой того диггера!

Робот получил пинка и запросил дальнейших указаний.

— Продолжай выполнять программу, дубина, но интенсивность сбрось на полста процентов!

— Приказ понял…

Из облака пыли вынырнул Ричард Берестов и оглядел берег Коцита-4, освещенный лучами прожекторов.

— Ух ты! — восхитился он и моментом перешел к делу: — Глеб, там этих… киберстроителей подвезли. Куда их?

— Пусть пока с тобой побудут. Скажешь им, чтобы пепел повыгребли!

— Ага! Ты думаешь, я в этом петрю?

— Там у них щиток на спине — откидываешь его, и рычажок перебрасываешь с «автомата» на «ручное». Увидишь там! И командуй!

— Ладно, попробую…

Жилин прошелся по бережку — узенькому галечному пляжику — и огляделся. И тут скала, и там скала.

— Лева, какая порода?

— Андезит!

— Ясно дело… Как расширишь туннель, переводи своих на перпендикуляры. Начнем «Нору» рыть…

— Стандарт 56 и 63-с?

— Ну да, не до изысков…

Начались работы по разворачиванию лагеря. Работали в темноте, подсвечивая нашлемными фонарями, или просили киберов посветить фарами. Разносили спальные мешки и скудную мебель по жилым бункерам, расставляли и раскладывали на горячем, не остывшем еще полу; ставили кондиционеры, озонаторы, ионизаторы, климатизаторы, регенераторы… Провели свет под потолком, обклеили гладкие оплавленные стены сетками термоэлементов. Работа кипела — вспыхивали огни сварки, тонко зудели ультразвуковые насадки, размягчавшие камень.

Девчонки подметали средний коридор, мыли каменный пол и грозно покрикивали, чтоб «не разносили грязь». Жилин устало потянулся и промолвил:

— Ну, ладно… Сейчас девушки отправляются баиньки…

Наушники донесли взрыв негодования.

— Тихо, тихо! — утишил Глеб возмущенных красавиц. — Что вы так разнервничались? Сначала вы идите ложитесь, а мы пока тут займемся СЖО и прочим. Потом мы будем отсыпаться, а вы наведете в бункерах порядок, все разложите по своим местам… Вопросы есть? Вопросов нет.

Красавицы неохотно послушались. Обиженно ворча, они разобрали спальники и исчезли в темноте бункера. «Спокойной ночи!» — послышался в наушниках чей-то голосок, исполненный яду, и одеяло криво завесило «геникей».

Тут же зазвякала дверь шлюза.

— Вы нас не ждали, — донесся до Жилина чей-то знакомый баритон, — а мы приперлись! Здорово, Макс! Привет, Гоха!

— Привет, Георгий! Пополнение ведешь, Георгий?

— Ну! Где Жилин?

Глеб увидел шагнувших от тамбура Колмановых. За ними, прижимая пожитки, толпились смущенные биологи, агротехники и операторы ферм — Ван Фынчен, Ахмет Баратбеков, Ларни Кеттунен, Флоранс Барон — народ верный, терпеливый и упорный. Работяги.

— Где это вы были так долго? — пошел Жилин навстречу.

— А мы заблудились! — жизнерадостно воскликнула Наташа. — Не в тот туннель заехали!

— Мы тут с приданым, — захмыкал Фынчен, — а то, думаем, явимся на все готовенькое… Куда класть?

— А сюда пока, к стенке! Ну! Белковый синтезатор! Вещь!

— А то! — гордо подбоченился Колманов. — Мы и капустки привезли. Пять кочанов — еле доперли! Ларни, выгружай!

— Ну, спасибо! — сказал Жилин. — А я уж и не знал, чем людей кормить! Одна вода!

— Пей вода, ешь вода… — запел Колманов.

— Папа! — предостерегающе-укоризненно сказала Наташа. За одеялом в «девичьей» громко хихикнули.

— С-с… совершать естественные отправления, — нашелся Колманов, — не будешь никогда! Всю ритмику мне изнахратила…

Жилин почувствовал позыв к одиночеству и убрел обратно на берег озера. Вода Коцита-4 отражала ледяной свод, как недвижное черное зеркало. Хрустя галькой, Глеб прогулялся по плоскому каменному уступу, буквально заваленному озерными грибами. Круглые глянцевитые шляпки размерами с апельсин, иногда с арбузик, были крепкие и скользкие на ощупь. Жилин присел у самой воды. Ничто — ни ветер, ни течение — не рябило ее, не нагоняло волну. Лучи прожекторов сзади высекали радуги в изломах ледяного свода, разжигали холодный голубой огонь в массивных сосульках, похожих на русские витые колонны, и гасли в смолянистом разливе Коцита.

Жилин сполоснул руки и омыл лицо. Сон не шел. Нетерпение томило руководителя-исполнителя операции «Еры».

— Глеб Петрович!

Жилин мысленно застонал и повернулся. Ну, конечно! Сорокин! Подкрался…

— Алексей, — страдальческим голосом сказал Жилин. — Ты от меня когда-нибудь отстанешь?

— Когда-нибудь!

Робот-оператор просеменил по берегу, выбирая ракурс.

— Ты уже спрашивал меня вчера! — попытался Жилин уклониться.

— Так то вчера! А сегодня я к вам даже и не подходил. И вообще, довлеет дневи злоба его!

— Аминь, — кротко сказал Жилин.

— Скажите, Глеб Петрович, какая акция задумана на завтра?

— Военная тайна! — отомстил Жилин.

— Ага… Но это как-то связано с метеотехникой, с климатической станцией?..

— Ноу комментс.

— Хм. А вот скажите… Можете вы объяснить популярно… современную военную доктрину?

— А современную научную парадигму заодно не надо тебе?

— Не-а!

Жилин вздохнул.

— В прошлом году на Курилах, — начал он, — ставили опыты по замирению вулкана. Чтобы жить где-нибудь в Петропавловске или в Приэльбрусье и не бояться извержений, землетрясений и палящих туч. А война — это тоже катаклизм, только социальный. И нынешние вояки учатся именно замирять человеческие массы. Не уничтожать живую силу противника, а принуждать к миру. Не стрелять, бомбить и резать лазером, а усыплять — есть такие усыпляющие бомбы… Обездвиживать с помощью биопарализаторов — на Западе их называют станнерами… В общем понятно, да?

— Понятно, — бодро сказал Сорокин. — Короче говоря, мораль и этика поднялись на много пунктов вверх…

— А при чем здесь мораль? — усмехнулся Жилин. — Это военная техника прогрессировала, а не нравы. Весь фокус в том, Алексей, что «бескровное воздействие» гораздо эффективнее любого поражения, тем более массового. Вот и все! Врага дешевле иммобилизовать, усыпить, загипнотизировать, чем убить. Вдобавок все матценности сохраняются!

— Понятненько… — протянул Сорокин. — А вот…

Жилин глянул на часы.

— Все, аллигатор клавиатуры, ваше время истекло.

— Еще один ма-аленький вопросик!

— Все.

Когда в голосе Жилина начинал позванивать металл, с ним было лучше не спорить. И спецкор не рискнул настаивать.

— Алексей, — сказал Жилин Сорокину вдогон. — Скажешь там Гирину, чтоб сюда шел.

— Скажу! А для…

— Алексей…

— До свидания, Глеб Петрович! Я пошел!

Жилин проводил глазами тощего спецкора и покачал головой. Совинформбюро… А ничего норка получилась, подумал он. С озера база ополченцев выглядела как уютная пещера. Оттуда безостановочно несся шум — смех, споры, звяканье, шарканье, стук… Голубоватые отсветы перебивались тенями, смутный галдеж прорывался ясными репликами: «Маша, а добавочки?» — «Куда с такими ногами?!» — «Виджай, помолчи хоть пять минут!»

Голоса гасли, гуляя среди сосульчатых колоннад. Неожиданно с Коцита докатился всплеск. Круги мелких волн лизнули камень.

— Рыбозмея балует, — сказал за спиной грустный голос.

Жилин обернулся. Позади стояла Яэль. Она печально глядела на озеро и продолжала:

— Максим их втихушку прикармливает — хочет меню разнообразить…

— Ты чего не спишь? — ласково спросил Жилин.

— Я фармбоев встречала, забыл? Глеб…

— Я знаю, о чем ты хочешь спросить… — тихо сказал Жилин.

Яэль захлопала намокшими ресницами.

— И что ты ответишь? — еще тише спросила она.

Жилин вздохнул.

— Я поняла… — всхлипнула Яэль.

— Бедненькая ты моя… — Жилин нежно приобнял девушку за плечи. Яэль будто только и ждала этого — прижалась и разревелась. Жилин гладил девушку по плечу, стараясь не вкладывать в это занятие излишнего чувства.

— Зарекалась же, никогда чтоб не плакать из-за мужчин, — говорила Яэль, хлюпая носом. — И вот на тебе, опять реву… Идиотки кусок…

Жилин вздохнул.

— Я не приказывал Антону внедряться… — Поняв, что оправдывается, он смолк. Стало еще паршивей — будто загодя вину спихиваешь. Вину командира, пославшего солдата на верную гибель.

— Я знаю… — тоненько сказала Яэль. — Он сам…

— Обещаю, — твердо сказал Жилин. — Послезавтра я его верну.

— Правда?..

— Самая что ни на есть. Сегодня… ну, никак! И завтра… А послезавтра — обязательно.

В синем круге туннеля появился Гирин. Завидев сцену оказания первой психологической помощи, он задержался у сосулек. Жилин подозвал его жестом — подходи, мол, даже женские слезы высыхают. Гирин подошел, потоптался у воды. Яэль оторвала от жилинского комбеза заплаканное лицо, улыбнулась вымученно, растерла ладонью слезы.

— Пойду я, — сказал она, шмыгнув носом, — а то еще Маринка увидит… в озере утопит…

— Мы тебя спасем! — горячо пообещал Гирин.

Яэль постаралась улыбнуться и пошла к туннелю, рефлекторно поправляя волосы.

— Ну вот, — сказал Максим, глядя ей вслед. — Пока я бегал, всех девок разобрали…

— А Наташа? — напомнил Жилин. — Колманова?

— Да-а… — довольно пробасил Максим. — Та еще штучка! Только она на одного тебя смотрит.

— А ты впереди встань, — посоветовал Жилин, — за тобой даже я спрячусь!

— Хм… М-да. Слушай, ты мне подал хорошую идею! — Но тут же губы Гирина смяли добродушную улыбку. — Кхм… Зачем звал?

— Надо посоветоваться…

Хрустя галькой, подошли Ковальский, Колманов, Йенсен — весь «актив» ополчения собрался на берегу Коцита-4.

— В принципе, — затянул Жилин, — я с утра вас собрать хотел. А то поздно уже…

— Пустяки, — пробурчал Колманов, устраиваясь на круглом камне, — дело житейское… Успеем еще отоспаться!

— Ну, ладно… — Жилин присел на корточки. — Я тут думал, как нам пурпуров прижать…

— …по другим правилам, — понятливо кивнул Ковальский.

— Точно. Не буду же я слать наших мальчиков и девочек на штурм техкупола! И выходит так, что единственное средство борьбы с паразитами — это климатическая станция. Если мы ее дооборудуем и запустим на полную, над «Большим Сыртом» можно будет поднять бурю, вызвать торнадо класса Эф-Шесть, и они буквально высосут пурпуров из техкупола — пурпурные же там окопались все! А их десантные боты вихри раскурочат и зафутболят в пустыню!

Колманов цикнул зубом и сказал:

— Это все прекрасно, но… — Он покачал головой. — Давление очень уж низкое. С таким давлением я тебе Эф-Один заделаю, может, да и то не уверен, что получится…

— Заметим, — вступил Йенсен, — атмосферный завод может поднять давление до шестисот миллибар в радиусе ста километров. Этого хватит?

— Да только так! — обрадовался Колманов и тут же выругался: — Ульмотронов же нет! Нам, чтобы хоть как-то запустить климатизаторы, надо штук двадцать ульмотронов, а на станции их всего два или три, я смотрел!

— Вот гадство… — прогудел Гирин.

— Стоп! — поднял руку Ковальский. — Ульмотроны, ульмотроны… Это такие круглые, на бочки похожие?

— Да, да!

— Да их штук сто лежит на ДТ-комбинате! Только не наверху, где завод-автомат, а внизу, в выработках. Там технологический модуль есть, вот там.

— Едрить твою семь-восемь! — с чувством выразился Колманов. — Да там же пурпуров полно теперь! Производственная Группа налаживает выпуск термоядерного горючего! Ну, вчера еще Антон докладывал — и транспортер они там отлаживают, и всю технологическую схему!

— Я помню, — сказал Жилин. — Так… Готовьтесь тогда. Надо будет наведаться на ДТ и ульмотроны… того… изъять.

— Правильно! — пробасил Гирин. — Наотступались уже! Пора и по тылам пошурудить!

— Пойдут Гоша, Лева, я, — перечислял Жилин, — ты, Макс…

— …и я! — донесся от входа голос Яэль.

— Не женское это дело… — загудел Гирин.

Яэль яростно зыркнула на него.

— Между прочим, — сказала она, — я не только Иерусалимский универ заканчивала, а еще и в Патруле Израиля целый год служила! И с лычками сержанта демобилизовалась!

— …И Яэль, — спокойно договорил Жилин. — Отбой!