Глава 23
1
Габа сидел за столиком и нервничал. Если он и сегодня ничего Гунилле не скажет, то… Господи, ну что они копаются?! Не наедятся никак…
Столовая быстро опустела. Ушел афанде. Убежал вечноопаздывающий Лева Соловейчик, на ходу запихивающий в рот пирожок. Укатил Макс — Йенсен назначил его комендантом станции «Соам». Макс сейчас все равно в отпуске — «Бора» на ремонте. Налетала сто астроединиц «коробка», пора отражатель менять. С ней Громыко. А Макс-то, а?! Взыграл и взорлил! Морда…
И тут Габа понял, что он просто трусит. Тогда он храбро прошел на камбуз и остановился. Тихо позвал:
— Гунилла…
— Что? — негромко ответила девушка. Чуют они, что ли, в чем им признаваться собираются?
— Я… — Габа мучительно одолевал страхи и несвойственное ему стеснение. — Я влюбился в тебя…
Да он ли это?! Что он бормочет, что выговаривает замертвелым языком?! Куда делся самоуверенный тип с самой широкой улыбкой во всем космофлоте? Господи, он даже не думал о восхитительной Гуниллиной фигурке и не помышлял о том, чтобы обжать мозолистой своей коричневой рукой белую грудь. Да ему достаточно было коснуться руки Гуниллы или волос — и блаженство переполняло его! С горкой! Габу распирало чувство, которое хотелось назвать любовью… но откуда ему знать, что это любовь? С чем это сравнить? Как люди вообще узнают, что они любят? Но подключи его к какому-нибудь «счастьемеру» — и прибор зашкалило бы…
Гунилла положила руки ему на плечи (Габа опочил, воскрес, не поверил, почил снова, ожил, поверил, вознесся в рай и дальше). Улыбнулась. В голубых глазах читался вопрос и ответ, они призывали и отвергали.
— Я тоже… — начала Гунилла, но не смогла договорить. Тонкий, как спичка, синий луч лазера пронзил ее хорошенькую головку. Мозг вскипел. Сознание распалось. Угасла душа.
Габа с первой секунды понял, что произошло, но бежал страшного знания. Это было невозможно! Весь его мир, взлелеянное в мечтаниях будущее рассыпались в прах. Ему уже никогда не увидеть Гуниллу в фате невесты, никогда не волноваться у порога родильного покоя. Никогда!
Габа обнял девушку за плечи. Подхватил падающее тело. Голова Гуниллы бессильно откинулась, сгоревшая прядка открыла маленькую черную дырочку у виска. Горе скрутило штурмана. Он бережно, встав на колени, уложил Гуниллу и только потом обернулся.
У двери тамбура стоял Тхакур Сингх в тускло-сером бое-скафандре. Он покачивал тяжелым длинноствольным лазерником и ухмылялся.
— Я же обещал, что отомщу, — промурлыкал он с чувством глубокого удовлетворения.
Габа сжал кулаки. Такое ощущение, что кишки смерзлись, а все мышцы скомкало от натуги. Мир для него почти пропал. Он видел только Тхакура и хотел только одного — убить этого… эту…
— С-сука!.. — сорвалось с серых губ. Габа прыгнул.
Глава БГ откинулся, выстрелил и палил до тех пор, пока не иссякла батарея. Штурман лежал на полу, скребя пальцами стереопластиковые плитки, и смотрел на пурпура. Если бы взгляд мог убивать…
— С-су… — выдохнул Габа. И умер.
2
Случай был интересный. Аварийный робот Фидо стал вдруг позволять себе не роботово. То уйдет со стройплощадки и выслеживает рыбозмею среди холмов. То копается на свалке кибертехники, выбирает для себя запчасти и прячет их в разных местах — на черный день.
— Типичная абберация, — заявил Гупта.
— Ерунду не говори! — сердито сказал Антон. — Где ты видишь абберацию?! Он ходит, как пишет! Речь нормальная… Просто он делает то, чего у него и в программе-то нет!
— Может, тогда мотиварный контур из строя вышел? — подал идею Шуйбэнь и помахал ладонью перед оптикой Фидо. Кибер внимательно посмотрел на Лю.
— Да нет, мы все главные рефлекторные цепи прозвонили…
— Это спонтанный рефлекс, — вынес вердикт Жилин. — Сам я с этим еще не встречался, знаю только по статьям в «Вестнике кибернетики». Очень похоже… — Он потер руки, шурша ладонями. — Неосознанное желание… даже, может, не желание, а «софт» хотения…
Зацвирикал радиофон. Жилин нетерпеливо ткнул по «пуску». Над плашкой коммуникатора зацвело прыгающее изображение — голова Йенсена. Моложавое, обычно малоподвижное лицо было покрыто потом и подергивалось, словно от могучего напряжения.
— Глеб… — еле выговорил спецуполномоченный.
— Слушаю! Что случилось, Ларс Юльевич?
— Локи захватил Сырт…
— Что?!
Но у Йенсена просто не было сил повторить.
— Дюжина ботов… — сипел он с надсадой. — Занял техкупол… Подмена личности… Всем верхам… Никому не верьте, только Клунину… Еще Ковальского не было… Да… И мне подсадили… Борюсь… Больно очень… Тхакур Сингх здесь… Габа… гляньте там… Больно…
Изображение пропало. Глеб бросился к краулеру — Антон уже вскочил и выжимал педаль. Моторы взвыли, танкетка встала на дыбы, вращая гусеницами, и хлопнулась на песок перед главным киберинженером. Жилин запрыгнул на ходу и остался стоять, вцепившись в раму.
— Гони!
Антон понесся, не разбирая дороги. Мимо огороженной каверны, где копались роботы-диггеры, в объезд фундамента исполинского купола, под самым носом у желтого песчаного танка, вверх по склону, на пределе двигателей и нервов. У станции Антон затормозил, чуть не врезавшись в хозблок. Но было уже поздно.
Ворвавшись в столовую, Жилин наткнулся на мертвый взгляд Габы. Пахло горелым мясом. Лазерный луч исполосовал всего штурмана «Боры», удалив жизнь.
— Гуллан-то за что? — всхлипнул Антон.
Жилин резко обернулся и едва не застонал. У киберкухни, продолжавшей жизнерадостно позванивать и шипеть, лежала Гунилла. Ее миленькое личико было обращено к окну, храня начало незавершенной улыбки. Сорвав со стены аптечку, Жилин опустился перед девушкой на колени и подключил диагност. Поздно! Поздно! Жилина обморозило жалостью. Он погладил Гуниллу по руке, провел пальцами по волосам. Голубые Гуниллины глаза были широко распахнуты, выдавая невысказанное. Полураскрытые губки застыли… и уже не издадут ни звука. Никогда. Что за проклятое слово…
В столовую вбежал Гирин и будто споткнулся о мертвые взгляды. Он ничего не сказал, только ссутулился — друга не стало, в душе усадка… Минуту в уши билось безмолвие.
— Глеб, — глухо заговорил Максим, — они там, у дальних постов… Пурпуры.
Жилин отвел глаза от Гуниллиного лица и посмотрел на Макса. Гирин был страшен. Не говоря ни слова, Глеб сорвался с места и, пригнувшись, нырнул в люк переходника. Антон кинулся следом.
— У них танк высшей защиты! — догнал их голос Гирина.
— Макс, проскочи по станции! — прокричал Жилин на бегу. — Всех, кого найдешь, гони к заводу! — И проговорил то ли себе, то ли Антону: — Не дай бог еще кого-нибудь..
Жилин затормозил у двери с табличкой «Арсенал» и рывком приложил руку к детектору. Дверь мгновенно ушла в пазы. Ворвавшись в арсенал, Жилин сгреб в охапку все лучеметы, имевшиеся в наличии, — числом шесть, оглянулся, заметил Виджая, ставшего в проеме, и сунул оружие ему.
— Держи! Антон, помоги!
Жилин выволок из-под стеллажей какой-то ящик с ручками.
— Хватайся!
Антон ухватился. Ящик был тяжеленный.
— Пошли!
— А что это? Батареи?
— Термическая бомба!
Антон кивнул, будто что-то понимал. Он неуклюже бежал, перекосившись от тяжести, страшно боясь оступиться, и подгонял время. Сейчас все, что было и не было, все, что могло бы быть, но не свершилось, потеряло всякое значение. То ужасное, случившееся с Гуниллой и Габой, перевешивало.
Распахивая люки шлюза, Антон даже пожалел, что Тхакур умрет так быстро — в подорванном танке. Пусть бы покорчился! Пусть бы помучился, сволочь пурпурная, повыл бы, попучил бы черные бельма… Убить его мало.
Сгибаясь, стажер и его наставник перебежали под защиту свежего, сувоистого оползня — груды камней, скрепленных, как раствором, мерзлой глиной. Макс и Виджай (куда ж без него!) лежали у самого гребня, осторожно поднимая головы над камнем.
— Тхакур здесь, — сказал Гирин, оглянувшись, — садился, гад. С ним трое.
— Станцию проверил? — процедил Жилин. Сузив глаза, мастер будто целился в громадный танк типа «Йотун», ворочавшийся в сотне метров от него.
— Везде пусто! Все на смене. Давай пурпуров… — Гирин красноречиво повел лучеметом, — …за наших?
— Мы лучше сделаем, — сказал Жилин. Антон верно понял его движение и первым ухватился за бомбу.
— Дай лучше я… — тихо попросил Гирин, и Антон уступил. Облегченно, как он понял со стыдом.
Танк высшей защиты взревел моторами, словно бесясь от ярости, и попер прямо на бункера станции. Угластая, могучая машинища не была боевой. Придуманный, чтобы забрасывать экспедиции в любые места, хоть на меркурианское Горящее Плато, где разведстанция поместилась на островке посреди расплавленного свинца и цинка, «Йотун» всегда вызывал у Антона ассоциацию со слоном или китом, в общем, с чем-то большим и добрым. Но сейчас на «Соам» перло мерзкое чудовище, злобный гигант-йотун из скандинавских саг. Разбрасывая барханы, как корабль разрезает волны, громадный танк ломился с одной целью: напасть и разрушить!
Спереди у него выдвинулось оребренное рыло аннигилятора.
— Глаза! — крикнул Жилин и заслонился рукой.
Умп-ф! — схлопнулся воздух. На секунду вспыхнул и погас прозрачный шлейф — это пучок антипротонов выжег атомы газа, — и ослепительная вспышка залила все вокруг невыносимым светом распада. В пластолитовой стене бункера, стоявшего у танка на дороге, открылась пещера, засверкала белым накалом, запузырилась, пахнула металлокерамическим паром. Остывающее облачко радиоактивного пепла высеялось на грунт. Танк отъехал и развернулся на месте, веером раскидав грунт и подняв тучу пыли. Торжествующе завыла сирена.
— Пошли! — сказал Жилин. Подхватив бомбу, они с Гириным рванули к «Йотуну».
Антон взял из охапки лучемет, подполз к гребню и высунул шлем меж двух глыб базальта. Мастер и Гирин мчались легко, будто не чуя оттягивающей руки бомбы. Они использовали любую борозду, любой камень, любую тень, чтобы скрыть свое стремительное продвижение.
Была б там военная машина, — высказался Виджай, — они б и шагу не сделали…
— Заткнись, — коротко сформулировал Антон.
Гупта смолк и неуверенно проговорил:
— Сейчас они его…
Антон не ответил. «Йотун» врезался в коридор-переходник, разнес его и остановился. Умп-ф! Фиолетовый пламень, в мгновение ока пожравший штабной купол, высветил каждую щербинку, каждый бугорочек на камнях оползня.
Одним махом, словно и не касаясь брони танка, Жилин взобрался на горбатую крышу, вытянул наверх бомбу, потом помог залезть Максиму. Но, видимо, засевшие в танке пурпуры были слишком увлечены разрушением станции — ничего не замечая, они жали и жали на гашетку аннигилятора, все шире разливая огненное озеро Соам.
Хватаясь за антенное устройство, Глеб с Максимом приладили бомбу между командирской башенкой и выступом кессона. Мастер сунул в гнездо активатор и махнул рукой Гирину — прыгай, мол. И тот махнул — давай вместе тогда. Ладно, сделал жест Жилин. Спрыгнув, они стали отходить, не больно-то и прячась.
— Да быстрее же!.. — не выдержал Виджай. — Что они там плетутся?!
И вдруг могучие турбины танка заглохли. В полной тишине и недвижности тройной панцирь из термостойкой и радиостойкой пластмассы, прикрывающий «Йотуна», стал опадать, как плохо удавшееся тесто. Приподнятая узкая корма заслонила что-то ослепительно белое, жаркое, плавящее корпус, стекающее на экипаж, груз, механизмы и приборы. «Йотун» заревел, загрохотал, затрясся, как раненый дракон, бешено закрутилась правая гусеница — и опять тишина. Струйки дыма ударили из вытекших иллюминаторов.
— А Тхакур еще жив, сволота поганая! — мстительно сказал Виджай. — На нем же броня!
— Так ему и надо, — пробурчал Антон.
Танк высшей защиты медленно наливался малиновым свечением, оседая в плавящийся песок, исходя паром и смрадом, плющился, проваливался внутрь себя, пока не превратился в лужу жидкого металла, над которым дрожал знойный воздух.
Антон уже не прятался за оползнем. Он стоял во весь рост и смотрел, как раскаленный, зеркального блеска прудок в стеклянных берегах подергивается серебристыми пятнами, матовеет, затягивается остуженной пленочкой и всплывающими чешуйками шлака. Перевалив оползень, молча прошагал Максим. Быстрыми шагами прошел Жилин.
— Пошли, — сказал он, — быстро. Берем самое необходимое — оружие, лекарства, кислород, воду — и уходим.
— Куда? — тут же встрял Виджай.
— Найдем куда…
Нагрузив краулер, все четверо покинули станцию и ушли под защиту колоссальных конструкций завода — словно в дремучем лесу укрылись. В недостроенной централи управления собралась вся смена. Девушки плакали, жалея Гуниллу и Габу, мужчины хмурились и деловито распределяли походные комбинезоны с мимикридом, в обиходе называемые «хамелеонками». Известие об уничтожении Тхакура все восприняли с вялой радостью — гибель товарищей слишком еще довлела над сознанием, чтобы можно было торжествовать.
Бранкевич выдал Антону безразмерную «хамелеонку», и он отправился ее примерять. Далеко он не стал уходить, зашел в раздевалку и натянул легкий, но плотный камуфляж прямо на скафандр. Поприседал, побегал на месте, высоко задирая колени, понагибался, доставая носки, — комбез с мимикридом требовал индивидуальной подгонки. Прошелся взад-вперед, заглянул в душевую. Вздохнул и ладонями разгладил «хамелеонку». Серая ткань сначала надулась пузырями на коленях и локтевых сгибах, сморщилась в поясе, но потом стала натягиваться, «запоминать» рост и размер, подстраиваться к фигуре. Порядок. Зато в душе… Полный слом. Паршиво как… Ох как паршиво… Гуниллу жалко до невозможности! Такая милая, хорошая, красивая… была. Свыкнуться с этим… не получается! Вот же, только что, живая и веселая, утром еще просила его доесть, не оставлять еду на тарелке, болтала и мило сплетничала с девчонками… И нет ее! Невозможно… Не-воз-мож-но.
Антон уперся руками в раму иллюминатора и прижал лицо к стеклу. Пустыня… Ветер перевевает темные пелагонитовые пески почти до брошенной станции. Сбоку от нее равнина дыбилась черной и блестящей мезой, разбитой на множество каньонов, больших и малых, будто неумело порезанный пирог. В сторону космодрома пустыня постепенно рыжела, пока не собиралась тускло-оранжевыми складками дюн, как плохо разглаженная плиссированная юбка…
Незаметно подошла Яэль, всхлипнула тихонько. Антон обернулся. Бедненькая… Глаза опухли, красные, и ресницы склеились…
— Собрался? — спросила девушка.
Антон кивнул. Обычной своей зажатости рядом с этой красотулей он не почувствовал. Тут такое… Не до комплексов.
— Сейчас открыла свой шкафчик… — колокольчик в голосе Яэль надтреснул, да и серебристость была с туском, — …смотрю, Гуниллин халатик не повешен, валяется на полу. Отругать надо, думаю, опять побросала все, убежала… А она… Ая…
Лицо Яэли сморщилось, она вцепилась в грязно-серую «хамелеонку» и заплакала. Заревела в голос, прижимаясь к Антону теплым, крепким бедром. Он положил руку на вздрагивающее плечо, погладил узкую спину. Не испытанная отрада холодком пробежала по телу. «Чудышко ты мое», — с каким-то непривычным ощущением подумал Антон. Впервые он почувствовал себя кем-то вроде защитника. Язык сам выговаривал неумелые, корявые слова утешения, а совесть страдала: горе в Антоне уравнивалось удовольствием нечаянной близости. Молодой, здоровый организм требовал действия, любви и не терпел поста и траура.
Яэль оторвалась от его плеча, утерла глаза ладонью.
— Пошли скорее, — пробормотала она, — а то мастер наругает…
— Он боится воздушного налета, — объяснил Антон.
— Дожили…
— Да уж…
«Какая жизнь полосатая… — подумал Антон. — Вся. Живешь себе, живешь, скачешь по белому, и вдруг — раз! И потянулась угрюмая черная полоса…»
— Всем собраться в централи, — сказал звучатель голосом Жилина. — Иметь при себе оружие, продовольственный пакет, аптечку и аварийный баллон с кислородом. Объявляется военное положение…