Книга: Черный зверь
На главную: Предисловие
На главную: Предисловие

Виталий ПОЛОСУХИН
ЧЕРНЫЙ ЗВЕРЬ

* * *

Сергей вошел в полутемный зал, остановился и попытался отыскать ее взглядом. Рядом, по левую руку тихо звучал со сценки джаз. Почти все столики пустовали. За стойкой бара сидели несколько человек, а бармен, разумеется в белой сорочке и бабочке, лениво протирал стаканы.
В клубе было только четыре девушки. Вернее, одна была уже не совсем девушкой — женщина лет тридцати пяти, с густыми рыжими волосами и яркими губами. Она отпадала сразу. Еще одна, длинноногая и длинноволосая, скучала за столиком, но она не подходила по росту. Оставались две: миниатюрная куколка-блондинка и примерно того же роста невзрачная шатенка в серой кофточке. Что за удовольствие — к такой невзрачной внешности еще и надевать всякие серости? Видать, она. Сергей направился к бару. А, собственно, чего он ожидал? Уж не той ли куколки?
Джаз затих. Обгоняя Сергея, со сцены сбежал длинный патлатый парень и подсел к шатенке. Та томно-страстно приникла к его губам. Упс! Сергей замер в нерешительности. Он еще не верил произошедшему. Неужели!..
Он подсел к куколке.
— Девушка, простите за идиотский вопрос… Вы — Альберта Вагнер?
Куколка посмотрела на него. У нее было удивительно правильное, но какое-то слишком взрослое лицо. А серые глаза… Они смотрели как-то странно. Что-то в них было… Вернее, наоборот. В них просто чего-то не было. Не хватало чего-то, что казалось Сергею очень важным в человеческом взгляде.
— А вы — Томас?
— Ну, слава богу! — вздохнул Сергей. — Позвольте сделать вам комплимент — вы чертовская красавица! Зачем же вам понадобились эти знакомства через Интернет?
— Слушай, — девушка не отреагировала на его комплимент, — в письмах мы были на «ты»… Может, и в жизни сразу перейдем?
— О'кей. Зачем же тебе это понадобилось? Неужели такая красавица никого не может себе найти в офф-лайне?
— Мы, вампиры, любим риск, — сохраняя серьезное выражение лица, ответила девушка. Но в ее глазах мелькнули лукавые искорки. Сергей догадался, что ей хочется продолжить игру. Что ж, полутьма клуба как нельзя лучше подходила для вампирских свиданий.
— Да… — Сергей оглядел небольшой зал. — Риска в нашей жизни не хватает. Скука. — Он поглядел на стакан девушки. — Что ты пьешь?
— Джин с тоником, — ответила она. Эта девушка, она держалась сейчас совсем не так, как в их письмах. Сергей пытался уловить в ее голосе, манере поведения хоть что-то дружелюбное, какие-то теплые нотки. Но она словно задумалась о чем-то, и общество Сергея мешало этим ее мыслям.
— Бармен! Бокал «Хольстена» будьте любезны.
Сергей промочил горло и снова посмотрел на девушку. Она, завесившись золотистыми волосами, казалось, не стремилась поддержать беседу. Интересно, как ее зовут на самом деле? Сергей понимал, что Альберта Вагнер — вымышленное имя. Выходило, он не знал даже, как ее зовут. Он не знал о ней ничего, кроме этой игры в вампиров.
— Скажи, как тебя зовут? — тихо спросил Сергей. Он решил, что не будет робеть и держать дистанцию. Пускай они не знакомы, это даже к лучшему. Может, она решит открыться незнакомому человеку. Он был почти уверен — у нее какая-то проблема.
— Меня? — переспросила она, будто Сергей мог обратиться к кому-то еще. — Лиза. Меня зовут Лиза. Да ведь и тебя зовут не Томас?
— Нет. Меня зовут Сергей.
— Очень жаль. — Лиза вздохнула, но Сергею показалось, что она потеплела. Джаз зазвучал снова. — Скажи, тебе нравится эта музыка? — вдруг спросила Лиза. Сергей прислушался. Ему не часто доводилось слушать живой джаз, хотя он вполне мог себе это позволить.
— Да. Это очень красивая музыка. — Он отыскал патлатого на сцене (тот играл на саксофоне) и подумал, что ведь его вполне можно любить за одни только звуки, которые он извлекает из своего инструмента, и не обращать внимания ни на сальные волосы, ни на длинное некрасивое лицо.
— А что для тебя самое прекрасное в жизни? — спросила Лиза. Забавно, подумал Сергей, она и в жизни такая же любопытная. Причем любопытство это — особого рода. Она любила спрашивать о нем. Но о себе рассказывала очень мало.
— Сложно сказать, что для меня самое прекрасное. Есть, например, прекрасная музыка. Я не могу равнодушно слушать Гершвина — это просто чудесная музыка. — Сергей улыбнулся, глотнул пива и посмотрел на Лизу. Она действительно была очень красива, и он хотел сказать ей это. Но почему-то не стал. Вместо этого, словно читая стихи, он произнес: — Прекрасен лес, летний, но с маленьким оттенком осени, с утренними лучами солнца, пробирающимися между листьев, с прохладным запахом коры и мокрой травы. Когда мне в жизни не хватает прекрасного, я иду в лес, просто так, забираюсь подальше, прислоняюсь спиной к дереву и стою, слушаю, дышу, наслаждаюсь. Прекрасны грезы, где летаешь или падаешь в бездну. Слава богу, в нашей жизни еще хватает восхищения и радости. И содержимое черепной коробки до конца не испортилось.
Лиза улыбнулась:
— Ты ведь обязательно спросишь меня, почему я выбрала именно тебя из тех десятков писем, которые мне пришли. Я тебе сразу отвечу: потому что ты забавный.
— Спасибо… — с каким-то смешанным чувством отозвался Сергей.
— Нет, правда. Не обижайся. В наше время крайне редко можно встретить людей, способных поговорить не только о погоде, сексе и политике. Иногда мне даже начинает казаться, что таких людей вообще больше нет.
— Очень рад, что разубедил тебя в этом. Скажи, а что для тебя самое прекрасное в жизни? У тебя ведь наверняка есть свой ответ на этот вопрос.
— Конечно. Для меня самое прекрасное в жизни — это жизнь.
— Хорошо сказано. Главное, верно.
— Ты не представляешь себе насколько. Тебе никогда не хотелось жить вечно?
Сергей усмехнулся. Вот так вопрос!
— Никогда об этом не думал. Это очень сложный вопрос.
— Вот так так! — На лице Лизы отразилось любопытство.
— Ну, знаешь… — смутился Сергей. — Бессмертие, оно разное бывает.
— Возьмем классическое бессмертие.
— А что, и такое бывает? — весело спросил Сергей. Он был рад, что Лиза разговорилась и отвлеклась от своих мыслей.
— Я имею в виду то, при котором ты навсегда останешься таким же молодым, как, например, сейчас.
— Да это, в общем, не важно. Когда заранее известно, что умрешь, к смерти как-то легче относишься. А когда ты знаешь, что если не подставишься под пулю, не попадешь под машину, не отравишься грибами, то будешь жить вечно… Представь, что будет с таким человеком? Он превратится в какого-то паука, в подвальную крысу, в зверя, который будет бояться любого движения, любого действия. Я, знаешь, предпочитаю как у Горького. Лучше меньше, да лучше.
Лиза молча слушала. Она смотрела на Сергея каким-то странным взглядом, в котором перемешались уважение, зависть и непонятного происхождения жалость.
— А если это бессмертие — абсолютное? — спросила она.
— То есть?!
— То есть совсем абсолютное. — Ее голос приобрел какую-то тональность, от чего Сергей наклонился к ней ближе и стал слушать еще внимательнее. — Когда ты не можешь отравиться, даже съев столовую ложку цианистого калия. Когда ты можешь спрыгнуть без вреда с десятого этажа. Когда ты можешь пережить автоматную очередь.
— Ну, это совсем меняет дело, — сдавленно произнес он. — А к чему ты все это спрашиваешь?
— Что бы ты тогда стал делать с отпущенной тебе вечностью?
Сергей, не задумываясь, ответил:
— Первым делом объехал бы весь свет, посмотрел другие страны. Потом изучил бы все языки и прочитал всю мировую литературу. Потом взялся бы за театр, живопись, музыку. Потом за науку…
— А потом?
— А потом? — Сергей улыбнулся. — А потом — все. Понимаешь? ВСЕ. Я стал бы богом.
Лиза вздохнула:
— Просто все у тебя. А как же люди, которые становятся дорогими тебе, живут с тобой рядом? А ты не можешь позволить себе даже пробыть с ними больше десяти лет. А любовь, которая для тебя более чем конечна, — всего лишь точка на прямой?
Сергей задумался:
— Ты права, но лишь отчасти. Это неизбежно в любом случае. Пусть не через десять, через двадцать, через пятьдесят лет, но мы все равно уходим из жизни друг друга. А любовь… Но разве в смертной жизни не происходит то же самое? Это печально, конечно. Но это — светлая печаль. Она придает смысл бессмертию. Она придает ему, если угодно, вкус. Эта печаль — выкуп за вечную жизнь. Так должно быть, по-моему. Нужно научиться ценить и это. «Коль души влюблены, им нет пространств; земные перемены что значат им? Они, как ветр, вольны…»
Лиза вдруг взяла его за руку и тихо прошептала:
— Спасибо…
Сергей вздрогнул. Он не понял сути этого жеста. Но он почувствовал настоящую благодарность. И посмотрел Лизе в глаза. В них по-прежнему не выражалось ничего.
— Понимаешь, этот вопрос очень важен для меня, — сказала она уже обычным голосом.
— Почему? Уж не собралась ли ты стать бессмертной?
— Я? — Лиза тихонько рассмеялась. — Я — нет.
Она соскочила с табурета.
— Поехали к тебе.
— Как?.. — удивленно пробормотал Сергей. — Вот так, сразу?
— А чего тянуть-то, изумительный ты мой?
А действительно, подумал Сергей. Чего тянуть? Он встал с табурета, и Лиза взяла его под руку.
Сергей отпер дверь и пропустил Лизу вперед. Она вошла в темноту, и он закрыл за ними. В темноте они стояли с минуту — ему отчего-то не хотелось включать свет. Но долго так продолжаться не могло. Он привычным движением нащупал на стене выключатель. Вспыхнул свет, осветив большую гостиную — в его квартире не было прихожей.
— А у тебя очень мило. — Лиза огляделась.
— Можешь не разуваться, — сказал Сергей, хотя ему очень хотелось увидеть без обуви ее стройные ножки. И Лиза, словно уловив его желание, наклонилась и скинула туфельки. У нее оказались маленькие, очень правильной формы ступни. И Сергея это вовсе не удивило.
— Кофе хочешь?
— Ага. — Лиза упала в большое плюшевое кресло и бесцеремонно положила ножки на низкий журнальный столик. Сергей подумал, что фигурка у нее, конечно, идеальная, но какая-то… детская, что ли. Нет, грудь, бедра — все было более чем. Может быть, контраст со взрослым лицом?
Когда Сергей вернулся, Лиза уже перебралась на диванчик, а ножки поджала под себя. Он поставил поднос с дымящимися чашками на столик и присел рядом. Он очень сильно волновался, хотя в то, что между ними что-то произойдет этой ночью, не верил.
— Сколько там времени? — спросила Лиза. Сергей поглядел на наручные часы;
— Да уж за полночь. Ты торопишься? Тебя отвезти?
— Вот еще! — отозвалась она и быстрым движением обняла его, ища своими губами его губы. Сергей машинально закрыл глаза и ответил на поцелуй. Это длилось больше минуты: Лиза изумительно целовалась, и он чувствовал, что поцелуй может длиться бесконечно. Он открыл глаза, чтобы на секунду взглянуть на ее лицо, и встретился с ее взглядом. Лиза не закрывала глаза, целуясь. Ну и что, подумал он, за-г вороженный мерцанием серых хрусталиков. И в следующее мгновение почувствовал, что у него кружится голова.
Сергей упал на диван, словно в какой-то истоме или внезапно опьянев. Для него перестало существовать что-либо, кроме ее губ и ее рук. Эти руки раздевали его, а губы целовали его тело. Он пытался отвечать на поцелуи, и иногда его горячие губы соприкасались с холодной кожей Лизы. А потом свет перемешался с тьмой, звуки с тишиной, и Лиза растворилась в этих ощущениях. Он не почувствовал только Дного: как Лиза приникла к его артерии на шее своим ртом, впилась будто ставшими ярче губами в кожу, а зубами осторожно прокусила. Сергей ощутил где-то на вершине сознания маленький укол, но сам он находился гораздо глубже. Еще через секунду он совсем потерял сознание. Последнее, что уловил его мозг, это раскаленные угли, прижатые к его шее. Ее губы.
Губы. Толстые и противные на вкус. А может, и не губы вовсе, а язык. Высохшее горло, тупая резь в башке. Подсохшая, сладковатая слюна в уголках рта. Узнали? Ага, он самый и есть. Запой.

 

Я с ненавистью продрал глаза. Нестерпимо хотелось в туалет. Но для этого необходимо выбраться из постели. Под одеялом тепло, а снаружи холодно. А может, ну его? Сделаю прямо здесь. Нет, Мокро будет. Что лучше — холодно или мокро?.. Или, в принципе, можно на пол. Нет. Вонять будет. А не все ли равно?
Ладно. Надо вставать. Итак, три-четыре! Я сильным движением руки отбросил одеяло. То есть попытался отбросить — рука дернулась и осталась лежать, где лежала. Ноги тоже слушаться не хотели. Зато хотелось в туалет все сильнее. Тогда я решил пойти на радикальные действия — напрягая все мышцы одновременно, я судорогой сбросил себя с дивана. Вот так! Прямо мордой об пол! Зато как в голове сразу посвежело!
Опираясь на все, что только можно, цепляясь за стены, я, как раненый красноармеец, припадая на обе ноги, добрался до вожделенного санузла. Судя по лужицам вокруг толчка, когда-то я уже пытался справить нужду, но не слишком успешно. Так и есть — ширинка расстегнута. В этот раз нужно получше прицелиться.
Вот так… Уф! Как хорошо!.. Я посмотрел на свой орган и неожиданно произнес, обращаясь к нему:
— Вот видишь — когда тебе надо, я встаю!..
Пытаясь побороть приступы внезапного и тупого смеха, я оперся о стену и застегнул ширинку. Ох… Умыться, что ли?
Из зеркала над раковиной на меня смотрел какой-то неандерталец. Впрочем, неандерталец — это много. Гиббон. Макак суматранский, страдающий болезнью Дауна. Господи, и с таким лицом придется выползать на улицу! А не выползать нельзя — водяра иссякла, И жрачка, кажись, тоже.
Я переместился на кухню и среди выстроившейся батареи «Смирновок» попытался отыскать непустую. Фигли. Тогда я стал по очереди переворачивать их кверху дном над немытой фарфоровой чашкой в красный горошек. Закон гласит: из пустой бутылки можно накапать еще сорок капель. Семь помножить на сорок — это будет… Двести восемьдесят. Уже кое-что.
Но двести восемьдесят капель мне выжать из тары не удалось. Испарилось все за ночь. Закрывать надо бутылки. Да хрена ее закроешь после пол-литра, когда свои пальцы с трудом видишь, не то что крышку. Да и на фиг ее закрывать, пустую…
Значит, все-таки придется идти. На холодильнике я наскреб кое-какую мелочь, мятые бумажки — последнюю наличность, оставшуюся с прошлого похода в магазин. В прихожей я еще раз окинул себя взглядом. Небритая рожа, мятая одежда, в которой я сплю, мутный взгляд, шаткая походка, вибрирующие конечности — типичный советский алкаш. Только авоськи с «посудой» не хватает для полноты картины, В таком виде лучше сидеть дома. И буду сидеть, вот только запасусь горючим. А вообще, кому какое дело, как я выгляжу? Хочу — пью, хочу — колюсь, хочу — вообще из окна бросаюсь! У нас демократия и свобода личности!
— А кому какое дело?! — крикнул я и прислушался к звукам своего голоса. Затем открыл дверь и вышел на лестницу.
Август перевалил за середину. Про жару давно уже забыли, зато дожди шли совсем по-осеннему. Обходя огромную лужу у подъезда, я почувствовал приближение жажды. Глядя на воду, хотелось пить. Но не воду, разумеется. Я ускорил шаг.
Самое лучшее в нашем чертановском магазинчике — это винно-водочный отдел. Красота! Фирма! Бутылки стройными рядами — ей-ей, солдаты на параде. Я вообще-то человек мирный, но такие парады люблю. И была бы моя воля — командовать парадом оставил бы бутылку «Смирновки». Настоящий боевой генерал! Жуков на белом коне!..
Молоденькая продавщица встретила меня сочувствующим взглядом. Вот этого не надо. Этого я не люблю, особенно сейчас. Никто тебе, киса, права на такой взгляд не давал. Даже то, что мы с тобой кадрились еще недавно. Напоминаешь ты мне того бодренького двадцатичетырехлетнего паренька, которого я всеми силами забыть пытаюсь. Не смотри на меня так, киса. А то… обижусь.
— Три… Нет, четыре «Смирнова», — процедил я, выгребая на прилавок деньги. Типичные алкашеские деньги — мятые и грязные. Все должно быть в одном стиле — и рожа, и одежа, и деньги.
Девушка молча достала водку. Приласкав прохладные бутылки руками, я еще сильнее захотел пить. И башка разболелась. Теперь быстренько хлеба и колбасятины купить — и домой.
Я со свойственной лишь запойным пьяницам вихляющей проворностью забежал в продуктовый отдел, покидал все в полиэтиленовый мешок и заспешил домой. Ну, вот и все. Никаких больше сочувствующих и презрительных взглядов, никаких флюидов. Сейчас приду, натрескаюсь — и нирвана!.. Я так торопился, что решил не обходить лужу.
Вода скопилась в большой выбоине. Я про нее совсем забыл, хотя была она в асфальте уже больше года. Полет мордой вниз был мучительно медленный. Реакция старого тэквондиста подставила руки, чтобы самортизировать падение, пакеты выпали, и бутылки с веселым звоном дополнили своим содержимым лужу.
— Блядь, — коротко сказал я. Вода в луже была какой-то солено-горькой, и водки в ней совсем не чувствовалось. Хлеб намок и раскис, а колбаса погрузилась в воду как затонувшая подводная лодка. Я немного посидел на бордюрчике, приходя в себя, потом поднялся и, оставляя после себя мокрые следы, потащился в дом. Такой трагедии в моей жизни не случалось уже давно. С тех пор как Настя застрелилась. К счастью, эта рана заняла в сердце всю доступную площадь, так что для новой места уже не было.
Захлопнув ногой дверь, я, не разуваясь, направился в ванную. Там я разделся, побросал все грязное шмотье, даже кроссовки, в таз и упал в пустую холодную ванну. Вода набиралась быстро и была очень горячей. Но мне это было уже по фигу.
Господи! Ну за что ты меня так ненавидишь?! Я же ничего плохого не успел еще сделать в своей жизни! Ну грешил по мелочи, ну пил, курил, спал с кем попало — а кто без этого? Но ведь друзей не предавал! Сукой и падлой тоже вроде никогда не был. Так за что же ты меня так? Эх, ты… Хоть бы водку оставил…
Тут до меня дошло, что денег больше нету. Даже если я решусь сходить в магазин еще раз, то купить новую порцию мне будет уже не на что. Может, занять у кого-нибудь? Винни-Пуху позвонить? Нет! Чтоб он меня таким увидел?! Лучше уж сдохнуть!
Кстати! Неплохая идея! Интересно, как оно, на том свете. В рай меня, конечно, не пустят, так хоть в ад попаду. Какое-никакое, а разнообразие. Может быть, с Настей увижусь. Ей вроде тоже в рай не полагается. Моя любовь туда вместо пропуска вряд ли сгодится.
Обстановка сама подсказывала способ. Я поглядел на свои запястья. Чем бы их?.. Вроде полагается бритвой, да где ж я ее возьму, опасную-то? Может, за ножом сходить? Не-а, лень. И холодно.
Я приподнялся и взял с полочки одноразовую «БИКов-скую» бритву. С трудом отломал ручку. Ногтем поддел пластмассовое крепление…
— Блядь!
Лезвие выскочило, распоров палец. Черт, вот не везет так не везет! Хотя бритвочка-то острая, сойдет.
Из-за густого пара видно было плохо. Шумела вода из крана. Тонкое лезвие в пальцах гнулось, норовило выскользнуть, но вены резать не хотело. Вода давно порозовела от крови из пальца, но цвет был какой-то бледный, Должен быть гуще, насыщенней. Сейчас вот мы…
Я с размаху полоснул лезвием по запястью. Закапало. Как хорошо, что боли нету. Хорошо так. Вторую надо бы.
Кто-то отобрал у меня лезвие, выключил воду и стал вытаскивать из воды. Голова кружилась, я соображал плохо и ничего не видел из-за какой-то мути в глазах, кроме красных точек.
— Господи, ну хоть подохнуть дай, а? — пробормотал я и отдался во власть чьих-то рук.
В чувство меня привел резкий запах в носу. В мозги через ноздри пихнули электродрель с толстым жужжащим сверлом, и это заставило их заработать. Винни-Пух бы сказал, что меня «перезагрузили». Я долго вспоминал, что же это так зашибенно пахнет. Наконец вспомнил. Нашатырь. С этого воспоминания мои мыслительные процессы пришли в норму. Я огляделся. Рядом стоял…
— Зажмите рану на руке, Денис, — сказал Навигатор. — Царапина. У вас не слишком твердая рука. Сейчас продезинфицируем, перебинтуем — и порядок. Где тут у вас аптечка?
— Над раковиной, — ответил я, механически выполняя его приказ. На запястье действительно был только неглубокий косой порез. — Вы мне заодно не скажете, как вы вошли в квартиру… и вообще, какого хрена вы туг делаете?
Навигатор обернулся. На лице его была обычная улыбка.
— В квартиру я вошел через дверь. А тут я спасаю вашу жизнь. И знаете, мне это начинает нравиться. Я вхожу во вкус.
Он достал зеленку, бинт и вату. Подойдя ко мне, он наклонился и попросил:
— Вытяните руку, пожалуйста. Сейчас будет чуть больно, не дергайтесь. А то будет еще больнее.
Он аккуратно смазал края пореза. Никакой боли я не почувствовал. Так, защипало слегка.
Когда Навигатор закончил бинтовать мое запястье, я оглядел себя и заметил, что сижу в некотором роде голый. Абсолютно. А под табурет натекла небольшая лужица. Все это меня почему-то не особо смутило. Я только перебросил ногу на ногу, облокотился на край стола и спросил:
— Ну, что делать будем? Вы от меня опять чего-то хотите?
— Для начала, если вы передумали отправляться на тот свет, я хочу, чтобы вы оделись, — с легким сарказмом заметил Навигатор, присаживаясь на другой табурет.
Тут я покраснел. Пока он делал вид, что не замечал моего неглиже, все было вроде ничего. Но сейчас меня вдруг прошибло, как Адама после яблока. Я даже закашлялся, ощутив его, родного, кусок, застрявший в горле у моего прародителя.
— А вы могли бы и не пялиться, — буркнул я, вставая и выходя с кухни. Голую, пардон, задницу я рефлекторно кокетливо прикрыл рукой.
На пороге комнаты я замер. Мозг уже работал на все сто процентов. Вернее, на все те проценты, на которые он работал обычно. И я заметил то, чего не замечал, не хотел замечать в пьяном состоянии. Кресло, залитое кровью. Брызги крови на стене. Потеки и разводы крови на ковре и на полу. Настиной крови.
Я схватился рукой за косяк и закрыл глаза, давя приступы тошноты и слез. Все вернулось в одно мгновение — и боль, и безнадежность, и бессилие. Я грузно опустился на грязную неубранную постель и тихонько заплакал. Плевать, что не мужское это дело. Но мне действительно становилось легче от этого.
Сколько я так просидел, не знаю. Никто меня не окликал. Навигатоп терпеливо ждал. Слезы текли сначала горькие. Потом соленые. Потом сладкие. Тяжесть из головы медленно выходила вместе с мутными каплями по щекам. На полу засохшее пятно крови смешалось со слезами и как будто ожило.
— Господи, ну что за бред! Что за пошлость! — решительно произнес я и встал. Не хрен делать из своей жизни дешевенькую мелодраму. На тот свет я действительно передумал.
В шкафу, как ни странно, нашлось и чистое белье, и чистая одежда. Я с каким-то даже удовольствием натянул жесткую, пахнущую стиральным порошком сорочку, твердые, как из жести, потертые джинсы и глубоко вздохнул. Вся похмель-ная муть вышла из головы без следа. Мозги были в стерильно-чистом состоянии и просились в работу. А печаль… Осталась, конечно. Зачем врать. Правда, переселилась под сердце. Так легче. Да и беспокоит меньше.
Я вернулся на кухню. Навигатор уже разгреб стеклянно-фаянсово-объедочное дерьмо со стола и сбросил его частью в раковину, частью в помойное ведро. Свистел чайник, шквор-чало масло на сковороде, а на столе лежали, приготовившись к жарке, шесть яиц, непонятно откуда взятых. Я беззлобно хмыкнул и сказал Навигатору:
— Будьте как дома.
Он вытер руки о полотенце и несколько смущенно произнес в ответ:
— Да я вот уже…
Я пригляделся к его лицу. Вообще, я раньше мало обращал на него внимание. Кроме разве что первой встречи. Но сейчас мне было интересно найти в нем что-то приятное, что мне нравилось в мужской внешности. Лицо Навигатора было необычным. То есть все там было, конечно, на месте, просто такой тип я встречал нечасто. Немного вытянутое, с полными, красиво очерченными губами и выступающими скулами, довольно крупным, этаким «римским» носом. Глядя на это лицо, создавалось странное впечатление: будто человек выглядит старше, чем он есть на самом деле. Странное потому, что я не знал, сколько лет Навигатору. Ему могло быть и тридцать, и больше. И даже немного меньше. Сказать было сложно. Но я был уверен, что, сколько ни гадай, все равно ошибусь.
Шести яиц оказалось мало. Я и не подозревал, что так голоден. Тогда Навигатор, недолго думая, достал из холодильника еще пяток и разбил их на не успевшую остыть сковороду. Готовить у него получалось очень сноровисто, привычно. По всему видать, холостяк. И в ресторанах бывает не часто. Хотя я был уверен, что он себе вполне мог такое позволить.
Я слопал вторую порцию, съел полбуханки хлеба и немного заморил червячка. За большой кружкой кофе я задумался об одной вещи. Я вспомнил, что Навигатор так и не появлялся с тех пор, как я попал в перестрелку «братьев истины». Он не появился и после того, как мы решили для себя, кто был тем таинственным убийцей, державшим в страхе всю эту доморощенную «Коза ностру», хотя именно по его настойчивой просьбе мы занимались этими поисками. Он не появился даже после того, как настоящий Охотник был убит руками Насти в моей квартире.
— Что-то давненько вас не было видно, — вырвалось у меня прежде, чем я сообразил, что завариваю скандалец. Я хотел объяснений, но не хотел ссориться. Все получалось само собой.
— Вы имеете в виду, что я не поинтересовался у вас, нашли ли вы киллера?
— Типа того.
— Так ведь вы же его нашли. А кто им был, мне совершенно не важно.
Он сказал это нормальным миролюбивым тоном. Но я, взорвался:
— А мне важно! Вы знаете, кто оказался вашим убийцей?! Настенька! Вы знаете Настеньку?! Нет? Это ее мозги у меня там (я указал рукой на дверь комнаты) по стенке размазаны! А вы знаете, что она для меня значила? Все! А вы знаете, что она сама себя убила, когда поняла, что за паразит у нее в голове поселился?!
Навигатор опустил голову:
— Я ничего не мог поделать. Я думаю, никто ничего не мог поделать с этим…
Я запнулся. Странная, невероятная догадка пришла мне в голову.
— Вы знали, кто убийца!.. Вы с самого начала знали, что это делает она! Отвечайте!!!
— Хватит! — резко сказал Навигатор, сверкнув на меня своими серыми глазами. И повторил уже мягче: — Хватит… Я не хотел сделать вам больно. Вы сами прекрасно понимаете, что ваше знакомство — необъяснимая, невозможная случайность. Тут некого винить. Разве что его. — Он ткнул пальцем в потолок.
Он был прав, конечно. Я медленно успокаивался и допивал кофе. Хватит. Эту страницу моей жизни нужно перевернуть. Это очень дорогая страница, то, что записалось на ней, сильно изменило меня. Я научился терять самое дорогое.
— Я не буду говорить, что понимаю вас… — нерешительно начал Навигатор, нарушая уютную тишину. — Скажу только, что и мне случалось… И гораздо чаще, чем вам. В общем, ладно. Я не о том.
— А о чем? — Я оторвался от кружки и с интересом посмотрел на него.
— Вы нужны мне. Вы и ваши друзья.
— К сожалению, ничем не могу вас порадовать. Наше детективное агентство закрылось. В связи с моим запоем. — Я усмехнулся.
— Да, я знаю. — Навигатор кивнул. — Но, думаю, ничто не мешает ему открыться снова.
— Честно говоря, хотелось бы на это надеяться. Но это зависит не только и даже не столько от меня…
— Понимаю.
Я задумался. А вообще, зачем мне это нужно? Если быть совсем откровенным, снова возиться с однообразными делами новых русских, следить за женами и мужьями мне не сильно улыбалось. Я был уже не в той кондиции. Мое отношение к жизни довольно сильно изменилось. Мне не хотелось тратить ее на житейский мусор и бессмысленную ерунду. А проще говоря, мне нужно было забыться. Причем глубоко. Так, чтобы ни на секунду не вспоминать о том, что произошло… Мне нужно было не тупое сидение в конторе, не треп за чашкой кофе с Юлькой и Винни-Пухом, а настоящее дело, чтобы ни минуты покоя. А что может предложить мне он?
— Я вам вот что хочу предложить… Работайте на меня? — Навигатор поймал мой взгляд, В его глазах была какая-то детская просьба.
Я рассмеялся. Вообще, это предложение не обещало ничего. Кроме разве что одного. Оно могло быть каким угодно, но оно ни за что не окажется скучным. Но для начала неплохо было бы выяснить…
— А кто вы, собственно, такой? Вы говорите: «Работайте на меня». На кого — на вас? Я же о вас абсолютно ничего не знаю.
— Ну, вот! Денис, опять вы за свое!.. Зачем вам что-то знать обо мне? Ей-богу, вдумайтесь сами — за этим не стоит ничего, кроме обычного любопытства. Я поставляю вам задания и информацию, плачу вам, а вы занимаетесь тем, чем хотите заниматься. Ведь вас же не слишком интересуют обычные для мелких детективных контор делишки?
Мне это, признаться, начинало надоедать.
— Все-то вы знаете! Проницательность — что ты, на фиг. Вы, часом, не из органов?
Навигатор лукаво улыбнулся:
— Из каких таких органов?
— Из половых, — буркнул я.
— Денис. Давайте попробуем договориться так: обо мне вы будете знать только то, что я сам захочу вам рассказать. Еще было бы хорошо, если бы вы и верили только этому. Никаких домыслов, слухов, сплетен и прочей непроверенной информации. Это небезопасно для вас же.
— Это еще почему? — раздраженно осведомился я.
— Потому что самые крупные ошибки люди совершают, доверившись непроверенной информации. Вы не находите?
Конечно. Спорить с ним было бессмысленно.
— Ладно. Замяли. Так что за работа? Какого рода?
— Не беспокойтесь — все по специальности. Это что-то вроде обычного детективного сыска. Но не совсем обычного. Скажите, вы верите в привидений?
Я засмеялся:
— Вы что, хотите сколотить свою команду «охотников за привидениями»? — Я просвистел песенку из фильма «Ghost busters».
— Да, — просто сказал Навигатор. — Так вы верите в привидений?
— Вообще-то… — нерешительно начал я и уверенно закончил: — Нет.
— Ну и не надо, — миролюбиво согласился Навигатор. — Это, в принципе, не обязательно. Потом поверите.
Я взглянул на Навигатора еще внимательней:
— Вы что, серьезно?
В лице Навигатора что-то едва заметно изменилось. Не в лице даже, а в глазах. Казалось, он хотел сказать что-то, но передумал. Это мне не понравилось. Хотя, может, я слишком мнителен.
— Я просто хочу сказать, что поставляемая мною информация будет по содержанию… хм… несколько необычной, что ли. Или, скажем так, труднооценимой. Конкретно то дело, которое я собираюсь вам предложить, содержит в себе нечто, с чем вы никогда в жизни не сталкивались.
— А от меня-то что нужно? — тупо спросил я.
— Заниматься вашей обычной работой. И ничему не удивляться, — спокойно ответил Навигатор.:
— Замечательно, — мрачно произнес я. — Что-то Подобное когда-то я уже слышал.
Навигатор внимательно посмотрел мне в глаза и сказал не отрывая взгляда:
— А что делать. Такова жизнь.
Я ничего не ответил. Конечно, он прав. Такова жизнь. Бывает и хуже. Но реже.
— Так вы согласны?
Я был согласен. Но сам факт такового согласия до меня еще не дошел. Мне надо было покадриться.
— Собственно, согласен на что? Нельзя ли поконкретнее? То, что вы мне рассказали, конечно, очень интересно, но нельзя ли пощупать…
— Разумеется. Я рад, что вы согласились…
— Ни на что я еще не согласился! — упрямо вставил я. Навигатор понимающе кивнул:
— Материалы я предоставлю вам завтра. А пока советую вам отдохнуть, позвонить друзьям…
— Я как-нибудь и без советов разберусь… — буркнул я себе под нос.
— И еще. Мне не хотелось бы, чтобы вы рассказывали о нашем соглашении своим друзьям. И, я думаю, будет благоразумнее, если о специфике вашей будущей работы вы им тоже пока сообщать не будете.
— Это еще почему?! — вскинулся я.
— Ну, во-первых, они вам могут и не поверить и поднять на смех. Только поймите меня правильно… После такого состояния…
«Да пошел ты к черту!» — подумал я. Но вслух не произнес. Он опять был прав. А может, вообще весь этот разговор — просто пьяный бред?
А во-вторых, всему свое время. Я думаю, они посте-' пенно сами все поймут. Не нужно их смущать раньше времени.
— Ладно. Я подумаю.
— Вот и хорошо. Проводите меня, если не трудно. Навигатор поднялся из-за стола и направился в коридор. Я поплелся за ним.
В прихожей он захватил небрежно накинутый на вешалку пиджак, сунул под мышку. В дверях обернулся:
— И приведите жизнь в порядок, Денис. Это нетрудно. Особенно с вашими друзьями.
Закрыв за ним дверь, я вернулся в гостиную. Вернее, остановился в проходе и оглядел комнату.
Мне понадобилось некоторое время, чтобы выгнать муть из головы. Тяжелую серую противную муть, которая хлопьями поднялась вдруг в моем мозгу. Я увидел то, что не мог или не хотел видеть раньше, когда был пьян.
Пятна крови. Засохшей почерневшей крови. Нашей с Настей крови.
На полу. Светло-красные. Размазанные, стертые руками, ногами, одеждой.
На спинке кресла. Густое, уродливое, черное пятно, заливающее весь верх, стекающее струйками вниз, к сиденью.
На стене. Ярко-красные брызги. Разные — большие, маленькие. Иногда вперемешку с какой-то густой, но теперь Подсохшей кашицей.
Меня уже не тошнило. Муть снова осела. Я ушел в ванную, намочил под горячей водой тряпку и вернулся в гостиную. Опустившись на колени, я начал с пола.
Кровь снова стала жидкой. Она размазывалась под тряпкой по линолеуму, не хотела оттираться, забивалась в щели. А я с остервенением возил по ней грязной тряпкой, некогда бывшей старыми спортивными штанами. Когда на полу не осталось и следа, я перешел к обоям. Их спасло то, что они оказались моющимися. Губкой, смоченной в мыльном растворе, я осторожно протирал их узорчатую поверхность, смывая красные пятна с желтеньких и зелененьких цветочков. Губка из желтой медленно превращалась в красную.
С креслом все оказалось сложнее. Кровь глубоко впиталась в мягкую обивку, здесь ее было больше всего. Из-под щетки она стекала вниз, к сиденью и впитывалась уже там. Но мыло против этого темно-бурого пятна не помогало. Я во" зил по нему щеткой с возрастающей силой, но оно и не думало пропадать. Рука уставала, в ушах звучал этот отврати тельный трущийся звук… Я отшвырнул щетку и прижался лицом к мокрой грязной обивке. Господи! Что я делаю! Ведь это же ее кровь!.. Это единственное, что мне от нее осталось…
Ну, ну, успокойся. Все, хватит. Фарш обратно не прокрутишь. Нет смысла ныть. Ныть вообще нет смысла, а мужику еще и стыдно.
Я слез с кресла, отыскал в шкафу какое-то покрывало, неизвестно как и зачем там лежавшее, и набросил его на спинку кресла. Вот так-то лучше. Все.
Закончив с уборкой, я взялся за телефон. Набрал номер Джулии.
— Алло, — почти сразу же ответила она.
— Привет.
— Д… Денис?! — изумленно пролепетала она. Так что я немного смутился.
;
— Хм… Ну да. В некотором роде.
— Что с тобой?! То есть… тьфу, что я говорю!.. Как ты себя чувствуешь?! Тьфу! Я хочу сказать… В общем, как ты?..
— Уже лучше, — ответил я, с трудом проглотив комок в горле. — А ты?
— Я? Я нормально, — как-то слишком поспешно ответила Джулия.
— Можно к тебе приехать?
— Конечно! Что за вопрос!.. Когда?
— Примерно через часик. Хорошо?
— Отлично… Слушай… Я очень рада, что ты… вернулся.
Она положила трубку. А я подумал — свинья я все-таки. Размазня, слабак, тряпка. Теперь мне стыдно, что я был таким. А ведь если бы не Навигатор, все могло быть еще хуже.
Поскольку мне снова стало не все равно, как на меня смотрят другие, я отправился сбривать с лица щетину. В ванной, взяв бритву, я повертел ее в руках и вдруг непроизвольно улыбнулся. Это была даже не улыбка, а какая-то дурацкая ухмылка.
— Придурок, — констатировал я и стал намыливать щеки. В метро я не был давно. И уже успел забыть, как оно мне надоело. Но сейчас я даже был рад. Людской поток, привычное гудение электричек — все говорило о том, что моя жизнь снова становится на рельсы.
Джулия жила на Проспекте Мира, в обычном, средней паршивости, двенадцатиэтажном доме. Квартирка у нее была такая же однокомнатная, как и у меня, но в отличие от моей холостяцкой берлоги вылизанная до аптечной аккуратности. Мы с Андрюхой всегда поражались этим белоснежным потолкам, чистейшим полупрозрачным шторам и тюлю, полнейшему отсутствию пыли и тому, как она на этих жалких квадратных метрах умудрялась создать видимость простора и современной элегантности. Мебель — только пластиковая, но очень хорошего качества. Все легко складывается, разбирается и отодвигается куда нужно. Кухня электрическо-автоматическая. Санузел совмещенный, но кажется, будто так и надо. В общем, у Джулии всегда было как-то непринужденно. И мне казалось, что у нее не очень типичная для «холостой» девушки квартира. По крайней мере я представлял себе таковую в двух вариантах. Вариант первый — девушка, только ночующая (вернее будет сказать, спящая) дома; обычно такой чисто женский аккуратный свинарник. И вариант второй — этакое «уютное гнездышко», где так любят бывать женатые мужчины. Как будто им дома этого уюта не хватает. Зайди такой мужичок в квартиру к Джулии, он сразу бы понял что эту барышню наполовину негритянских корней на кривой козе не объедешь. Слава богу, я женат не был.
— Привет.
Пропуская меня в квартиру, Джулия выглядела радостной и несколько растерянной. Я только сейчас понял, как по ней соскучился.
— Привет, подружка, — как-то неловко произнес я. Телячьи нежности, уместные в данной ситуации, нам с ней были совершенно чужды.
— А ты похудел. — Джулия улыбнулась. — Разувайся, проходи. Я чайник согрею. Тебе чаю или кофе?
— Чай в пакетиках?
— Ага…
— Жертва прогресса! Тогда давай кофе.
В Джулиной квартире все было по-прежнему. Маленький телевизор «Самсунг» с усами антенн на макушке. Под ним в стеклянной тумбочке одноименный видак. В углу у балкона строгий черный стол с компьютером. Винни-Пух еще долго изумлялся, как «несчастная доисторическая „трешка“ могла быть в таком идеальном состоянии». Она и правда выглядела лучше, чем его вечно распотрошенный монстр. У стены — раскладной диванчик, одним движением превращающийся в некое подобие кровати. У другой — этажерка с книгами и шкаф-купе. Ничего лишнего. Свежий воздух одиннадцатого этажа и яркий свет. Я с тоской вспомнил мою нору и вздохнул. Здесь бы я не прожил и недели.
Джулия вкатила столик с чашками, чайником и вазочками. Все пахло изумительно, но с каким-то оттенком пластиковой чистоты, царящей вокруг. Ничем лишним, короче, не пахло.
— Ну, рассказывай. — Джулия присела рядом.
— Ты спрашиваешь так, будто я вернулся из-за границы. — Я взял чашку.

 

— Извини… — Джулия смутилась и стала размешивать в чашке. — Я веду себя как последняя дура.
— Ты ведешь себя как мой друг, — успокоил ее я. — Лучше ты расскажи, как у ребят дела?
Джулия вздрогнула, словно вспомнив что-то неприятное, и сморщилась. На моей душе заскреблись мелкие противные крыски.
— Выкладывай, — произнес я и осторожно отхлебнул, стараясь оставаться спокойным.
— А у нас неприятности. — Она посмотрела на меня детским взглядом. — Андрея посадили.
Я подавился чаем и чуть не выронил кружку из рук. Я поднял дикий взгляд на Джулию:
— Ты что несешь?! Как посадили?! Что за идиотские шутки!..
— Да, — грустно произнесла она. — Шутки. За проникновение в сеть «Нефтебанка» и махинации со счетами. Пропало денег на общую сумму пятнадцать миллионов долларов.
Я никак не мог прийти в себя.
— Пух… Этого не может быть… Он на такое не способен… Его подставили!..
— Разумеется, его подставили, — ответилаДжулия. — И именно потому, что он на это способен. Это довольно странная история. Его наняла служба безопасности «Нефтебанка» для того, чтобы проверить надежность их компьютерной системы защиты и ее устойчивость от взломов. Он проверил. Щелкнул эту систему как гнилой орех. Естественно, с разрешения и под контролем служащих. А потом оказалось, что недосчитались полутора десятка миллионов. Вот так-то.
— И что с ним сейчас?
— Что-что. Сидит. В КПЗ. И ждет своей участи.
Я задумался и глотнул чаю. Одна хорошая мысль пришла мне в голову. Надо было только спросить Джулию кое о чем. В принципе можно было и не спрашивать, но…
— А ты уверена, что он этого не делал?
Джулия сжала губы. Джулия смерила меня презрительным взглядом. Джулия заскребла ногтем указательного пальца по обивке кресла. Джулия подумала: «Совсем сбрендил, алкаш несчастный!» А я улыбнулся:
— Умница ты моя! За что и люблю.
— НЕ-СМЕ-ШНО, — выдавила она.
— Я думаю, что смогу его вытащить. Но ты должна пообещать мне одну вещь.
— Забавно. — Джулия снова расслабилась и внимательно смотрела на меня. — Но я тебя слушаю.
— Мы должны снова открыть наше агентство.
Она на секунду задумалась:
— Ты же понимаешь, от меня это мало зависит.
Я кивнул. Я все понимал.
— Но на тебя я могу рассчитывать?
— Да, — твердо сказала она. И я успокоился. Полдела сделано. Мы с Джулией — это уже сила. Вдвоем мы свернем горы. А вчетвером мы свернем кому угодно что угодно.
Мы пили чай и ели печенье с джемом. Потом Джулия позвонила:
— Алло. Маринка? Слушай, ты можешь приехать ко мне? Да, сейчас. Ну, так… Ничего особенного… Маленький сюрприз. Ага. Жду. — Она обернулась на меня. — Ты чего? Эй, Дэн!
Я вздрогнул.
— Э-э-э… — произнес я хрипло. — А может… Ну… Как-то… — Я бессильно махнул рукой. Рано или поздно это должно было случиться.
И мы снова пили чай, играли в «дурака» и слушали радио. А потом раздался звонок в дверь. Я вздрогнул и застыл в кресле. Джулия поднялась и пошла открывать.
В коридоре послышалась возня, звуки двери, плохо различимые смешки и перешептывания. Я слегка вибрировал.
Вошла Марина. Увидев меня, она резко остановилась, Удивленно моргнула, потом еще раз, раскрыла рот, закрыла, уголки ее губ резко прыгнули в улыбку, снова опустились… и вдруг она заплакала.
Я вскочил из кресла и неловко забормотал:
— Маринка… Ну что ты, в самом деле… Будто с войны вернулся… Ну вас, ей-богу! Бабы…
Я отвернулся и нелепо уставился в окно. Она подошла сзади, ее руки обняли меня за талию, она прижалась к моей спине, и я почувствовал сладковатый запах ее духов. Я громко сглотнул.
— Ну все, мальчики и девочки! Кончайте цацки, садитесь пить чай. А то я прям неловко себя чувствую.
И снова мы пили чай, Я разглядывал Марину. Я так отвык от нее и соскучился, что плохо это скрывал. Но скрывать был должен. Должен себе и воспоминаниям.
Марина была все такой же. Красивой, свежей, цветущей. Немножко пряной. Темные вьющиеся волосы отросли уже почти до плеч. Кожа стала почти такой же темной, как у Джулии, — к природной южной смуглости прибавился летний загар. Она забралась с ногами в кресло и робко косилась на меня из-за карт. Я уже давно не обращал на это внимания и говорил себе, что это скоро пройдет.
За окнами начинался вечер. Мы говорили мало, только перекидывались картежными шуточками. Я все решался, как начать серьезный разговор в женской компании.
— Значит, договорились — Андрюху я вытаскиваю, — бросил я как бы между прочим.
— Ты говори, да не заговаривайся, — так же «между прочим» ответила Джулия. — Будто ты нам какое одолжение делаешь.
Я смутился:
— Просто мне очень нужна ваша поддержка…
— Я отвечаю только за себя, — сказала Джулия, Марина переводила взгляд с меня на нее:
— Вы что, собрались заново агентство открывать?
— Да, — сказал я. — Только немножко в другом формате.
— Позволь, а откуда средства на реанимацию? — спросила Марина.
— Не беспокойся, это не наша забота. От нас требуется только согласие.
— Понятно, — скептически произнесла Джулия. — Наш добрый гений на букву «Н». Интересно, чем мы ему так запали?
Я промолчал. Чтоб я сам это понимал.
— Вот только не знаю, как у меня со временем будет… — сказала вдруг Марина. — Я ведь в медицинский поступила. Но все свободное время — обещаю…
— Ясненько… — пробормотал я, пытаясь сосредоточиться на картах. — А ты, — я глянул на Джулию, — никуда не поступила?
— Рассматриваю предложения, — ответила она и улыбнулась.
Поздним вечером мы шли к метро. Ночь была теплой и по-городскому шумной. У метро мы попрощались с Джулией и спустились в подземку. Гул поездов не располагал к разговору, но на Кольцевой Марина все-таки спросила, прижавшись ко мне в вагоне:
— Может, составить тебе компанию?
Я не стал уточнять, в каком смысле. Я просто посмотрел на нее так, чтобы все мое внутреннее состояние, все мои мысли и чувства были в этом взгляде. Марина покраснела и отвернулась.
В темную прихожую своей квартиры я вошел один.

 

Лиза открыла дверь и торопливо прошла в студию. По сравнению со студией коридор казался темным подвалом. Большое помещение с белого цвета стенами, полом и потолком было освещено несколькими мощными софитами. У дальней стены возвышался небольшой подиум, тоже белого цвета, накрытый красной тканью. На этой ткани возлежала в позе мадам Рекамье ярко-рыжая девушка. На ее обнаженное тело была наброшена большая тонкая кружевная шаль. Рядом стояли на треногах несколько фотокамер, между которыми бегал среднего роста и возраста лысый мужчина в футболке и джинсах, с аппаратом на шее. Резким голосом он выкрикивал:
— Так, отлично! Замерла! — Раздалась очередь щелчков. — Теперь бедро выгнула! Так! Сексуальнее! Ручку отвела за спи— ну, грудку вперед! Так, отлично! — Снова очередь. — Все! — Мужчина бросил взгляд на часы. — Отдыхать десять минут. Продолжаем в саду.
Он повернулся к двери и заметил Лизу.
— А, Разина! — Теперь оказалось, что резкими короткими фразами он говорил все время. — Опаздываешь! Десять минут — и в сад! Все в сад! — Он отрывисто рассмеялся и принялся возиться с камерами. Лиза сняла солнечные очки, прошла в дальний угол и открыла дверь в стене, такую же. белую. Не зная точно, что она здесь, ее можно было и не 1 заметить.
За дверью оказалась комната гораздо меньших размеров и освещенная более интимно. Зато в зеркалах. Перед зеркалами сидели девушки. По комнате бегали девушки. Одетые и раздетые, высокие и не очень, брюнетки, блондинки, шатенки, рыжие. Самые разные девушки. Объединяло их одно — безупречная внешность.
— Привет, Лизка!
— Лизок, хаюшки!..
— О, Разина, приветик!..
Из большой двери в другом конце комнаты вкатили длинную вешалку с одеждой. Лиза отыскала свободное место, открыла шкафчик и стала раздеваться. К ней подошла та рыжая девушка, которая недавно снималась с шалью, наклонилась к Лизиному лицу и прошептала:
— Говорят, сегодня отбирать на обложку будут. Педро уже шестерых посчитал, нас с тобой в том числе. Кажись, генерал из фирмы приедет.
— Ну и что? — Лиза равнодушно пожала плечами.
— Как «ну и что»? — Рыжая хихикнула. — Будь готова, подружка.
В комнату вошел фотограф. Не замечая прекрасных обнаженных тел, он выкрикнул:
— Васильева, Разина, Шама — в сад!
— Велемир Иванович, а я! — раздался чей-то женский голос.
— Все! Васильева, Разина, Шама! Через пять минут!
Лиза набросила халатик, прошла в большую дверь и вышла в коридор. По коридору сновали в разные стороны женщины (в основном пожилые), девушки (в основном весьма легко одетые), мужчины (в основном с фотоаппаратами или пачками каких-то бумаг).
— Разойдись! — перекрывая общий гул, послышался издалека крик. Лиза прижалась к стенке — по коридору катили сверкающий черный «Харлей». Пропустив мотоцикл, она не спеша направилась вдоль по коридору, сопровождаемая передвижной вешалкой с платьями.
То, что фотограф называл садом, было просто очень большой крытой оранжереей. «Просто» значило, что в оранжерее росли вместе небольшие пальмы, кусты можжевельника и странные, очень пушистые карликовые деревца, изогнутые самыми немыслимыми зигзагами. Последнее было плодом увлечения местного садовника, большого поклонника японской культуры. Поэтому, кроме всего прочего, в саду еще было много камней, больших и маленьких, но разложенных вопределенной, известной только садовнику системе. В центре оранжереи плескался небольшой водопадик, превращаясь в прозрачное чистейшее озерцо, в котором плавали довольно крупные золотые рыбки. Эти рыбки были весьма и весьма психически закаленными и почти не боялись человека. С руки они пока не ели, но моделей, частенько забиравшихся в холодную воду (не по собственному желанию), уже давно не боялись.
Когда Лиза вошла в оранжерею, между деревьев уже бродила высокая очень стройная обнаженная блондинка. Она делала это специально, а не потому, что ей этого очень хотелось. Кожа должна была привыкнуть к окружающей температуре и влажности, иначе она покрывалась маленькими пупырышками и проступающими сосудиками, незаметными в жизни, но очень хорошо видными на снимках. Лиза никогда так не делала, но все же скинула халатик и положила его на маленький складной стульчик.
Вслед за Лизой появилась давешняя рыжая красавица.
— Педро еще не появился?
Лиза отрицательно покачала головой.
— Вечно он, — пробурчала рыжая, — гонит как в марафоне, а потом жди его!..
Она разделась, положила халатик на траву и присела на него. Ее белая кожа очень красиво смотрелась на зеленом фоне.
— Свеженькие! — послышался возглас фотографа. — Очень свеженькие! Очень нетипичные!
В оранжерею неторопливо и уверенно вошел мужчина в тройке, лет сорока. Во всем его облике — и в гладко выбритом мужественном лице, и в идеальной серебристой укладке, и в подтянутой, не по возрасту спортивной фигуре — чувствовались большие деньги. Он производил впечатление голливудского актера старой, дошварценегеровской закалки. Фотограф, будто стремясь погасить кипящую энергию и войти в его спокойный ритм, наворачивал вокруг мужчины кругами.
«Актер» остановился, огляделся вокруг и что-то тихо спросил у фотографа. Тот вздрогнул, отыскал растерянным взгля-дом девушек и указал на складной стульчик рядом с Лизой. «Актер» перевел взгляд на Лизу, внимательно посмотрел на нее, неотразимо улыбнулся, и Лиза услышала:
— Благодарю, я лучше постою.
— Как угодно! — Фотограф захлопал в ладоши. — Так, девочки, попки кверху и на старт! Шама — к забору!
Рыжая вздохнула, поднялась с халатика и, не обращая внимания на взгляд мужчины, направилась к небольшой живой изгороди у одной из пальм. Вспыхнули заранее расставленные софиты, увеличивая освещение.
— Так! Ручки вверх, ножки вместе! — Фотограф подскочил к девушке и принялся руками ставить ее ноги, изгибать фигуру, поправлять волосы. — Так! Замерла! — Очередь щелчков. — Теперь повернулась на меня, щечку к локотку прижала!.. Так, замерла! — Очередь.
Стройная блондинка зевнула. Лиза положила подбородок на колени и закрыла глаза.
— Достаточно, — вдруг услышала она голос «актера». — Теперь — эту.
— Разина, подъем!
Лиза поднялась. Она все прочла еще в том его взгляде и еще тогда поняла, что ее уже отобрали.
— Поснимайте у воды.
— Отлично! Разина, к воде! На камушек присела! Там коврик должен быть!
Лиза отыскала маленький коврик, под цвет камней, положила его на чисто вымытый валун и присела.
— Так! Одну ножку вытянула, другую коленочку к себе, ручкой обняла!.. Так! Замерла! Отлично!
Судя по энтузиазму в голосе фотографа, он тоже понял, что отобрали именно Лизу.
— Теперь легла!
Лиза опустилась на камни.
— Поза расслабленная, щиколотки вместе, левую коленочку приподнять! Так! Ручки лежат свободно! Головку от камеры! Замерла!
Казалось бы, какая может быть расслабленная поза у нежной девушки, которая лежит на холодных камнях. Но Лиза лежала именно расслабленно, и руки были вытянуты вдоль тела именно свободно — никакого напряжения.
— Так! Перевернулась на бочок!
Все возрастающий энтузиазм фотографа прервал голос «актера».
— Остальные свободны.
Рыжая в сердцах сплюнула. Фотограф хлопнул в ладоши:
— Васильева, Шама — свободны! Васильева — подготовиться к городской, Шама на сегодня свободна!
Девушки вышли. Мужчина подошел к лежащей на камнях Лизе и присел на колено.
— Вам не холодно? — спросил он с интонацией героя-любовника.
— Да уж не жарко. — Лиза улыбнулась.
— В таком случае, надеюсь, бокал хорошего вина за ужином в ресторане вас согреет. Я подъеду к шести.
Не дождавшись согласия или отказа, он поднялся и направился к выходу, на ходу бросив фотографу:
— Продолжайте, пожалуйста.
Тот проводил его до выхода, быстро вернулся и завелся уже с меньшими оборотами:
— Так, теперь в водичку — раз!
Лиза сползла с камня в холодную воду озерца. Вокруг ее ног засуетились золотые рыбки, и она чувствовала их нежные чешуйки на своей коже.
В шесть часов было еще совсем светло. Лиза сидела в пустой гримерке, в дальнем углу. На ней было длинное кремовое платье с облегающим шею воротником и скромным вырезом. Это платье она одолжила у костюмерши — та иногда позволяла девушкам пользоваться казенными туалетами. Когда часы показали пять минут седьмого, Лиза встала, прижала к лицу по бокам ладони, на манер оконных створок, и, глядя прямо перед собой, быстро прошла через гримерку.
Внизу ее уже ждали. Он с некоторым, впрочем хорошо скрываемым, раздражением поглядывал на часы. Лиза, придерживая сумочку, стала спускаться по широкой лестнице. Он вздрогнул, поднял голову и не отрывал от нее взгляда все воемя пока Лиза неторопливо спускалась. У последней ступеньки он подал ей руку.
— Вы — сама грация! — проговорил он. Лиза улыбнулась в ответ:
— Я надеюсь, вы представитесь.
— Да, конечно. — Он немного смутился. — Владлен Синг. Для вас — просто Влад. Без вариантов.
— Как вам будет угодно. Влад.
Они вышли на улицу. У подъезда их ждал шестисотый «мерседес» кофейного цвета. Очень странный для дорогой машины цвет. Влад усадил Лизу и занял место за рулем.
— Куда мы направляемся? — спросила Лиза.
— В ресторан.
— В какой? — терпеливо уточнила она, заранее зная его ответ.
— А тебе не все равно? В хороший. В очень хороший и очень дорогой ресторан,
Ресторан в самом деле выглядел как очень дорогой. На то, насколько хорош он был, у Лизы имелось свое собственное мнение, но Владу она не стала его высказывать. Ее мнение его не интересовало. Похоже, ему просто доставляло удовольствие пускать ей пыль в глаза.
Степенный метрдотель во фраке учтиво, но без холуйства приветствовал их при входе в зал и проводил в отдельную кабинку. Освещение в зале было неярким, но его дополняли изящные светильники на столиках. Белоснежность, сверкание и блеск тоже были на уровне. Звучал джаз, но не современный, а классический, тридцатых годов. Что именно, Лиза не угадала. Возможно, это была искусная стилизация.
Влад держался более чем уверенно, но уверенность эта была какой-то показной. Он вежливо предложил ей стул, присел напротив, и официант-невидимка тут же поставил на стол ведерко с покрытой испариной бутылкой. Влад сам от-порил ее и разлил вино по бокалам.
— Я позволю себе тост. — Влад поднял бокал на согнутой руке и, сдерживая улыбку, с шутливым пафосом продекламировал. — Жили-были две Розы: Красная и Белая. Обе они любили далекое Море, но поскольку жили от него далеко, то ждали, когда оно само придет к ним. Наконец Белой Розе надоело ждать, и она решила сама отправиться к своему возлюбленному. Встретил ее в дороге Шмель и говорит: «Роза, ты такая красивая, дай мне один лепесток!» Та не смогла отказать и дала один лепесток Шмелю. Следом за Шмелем прилетели Пчелы, и им тоже Белая Роза подарила свой лепесток. За Пчелами — Муравьи, за Муравьями — Бабочка… Когда же Белая Роза дошла до моря, у нее не осталось ни одного лепестка, и Море не приняло ее. Вслед за ней пошла к любимому и Красная Роза. Она не дала ни одного лепестка ни Шмелю, ни Пчелам, ни Муравьям, но пока она шла до Моря, лепестки ее завяли, и Море тоже не приняло ее.
Влад кашлянул, блеснул глазами и завершил:
— Мораль: дашь — завянешь, и не дашь — завянешь. Так выпьем же за радости жизни!
Лиза деликатно засмеялась. Этот тост она уже слышала. Впрочем, он был свежее многих и не лишен остроумия. А прозрачный намек, видимо, не казался Владу таким уж прозрачным.
Сделав первый глоток, Лиза сразу поняла, что все было заготовлено заранее. Это было очень дорогое вино. «Бужо-ле» урожая семьдесят второго года. Лиза не стала поучать Влада в области этикета, она просто вежливо пригубила бокал.
— Очень мило с твоей стороны, — сказала она, улыбаясь. — Это очень символично. Мы ровесники с этим вином.
Надо было видеть лицо Влада. Он не удержался и вытащил бутылку из ведерка. Нет, года на этикетке не было. Вернее, он был, но в месте совершенно недоступном для обзора.
— Браво, — только и сказал он, кладя бутылку на место.
Официант подал первое блюдо. Заказ тоже был сделан янее и о вкусах Лизу никто не спрашивал. А она только мысленно улыбалась его самоуверенности.
— Знаешь, почему я выбрал именно тебя? — спросил Влад. Ответа он не ждал, поэтому Лиза промолчала. — В тебе есть что-то демоническое.
— Это можно считать за комплимент?
— Безусловно!
Влад завязал ненавязчивую, как ему казалось, беседу. Он говорил о делах, рассуждал о современных вкусах, периодически вставляя маленькие истории из своей жизни. Лиза рассеянно его слушала, поддерживая, где нужно, разговор. Ее гораздо больше занимал звучавший джаз — она никак не могла угадать автора. Когда она почувствовала, что Влад собирается подводить к концу, то встала и сказала:
— Я на минутку.
Он понимающе кивнул. Лиза без помощи официанта быстро нашла дамскую комнату. Но заходить в нее не стала. Вместо этого она обошла зал с другого конца и подошла к метрдотелю.
— Передайте, пожалуйста, моему спутнику, что я ушла. Метрдотель поклонился:
— Что-нибудь еще?
— Нет. Просто передайте это.
Выйдя из ресторана, она взяла такси и уехала. Через десять минут, когда Влад уже начинал нервничать, метрдотель подошел к его столику:
— Дама просила передать, что должна была срочно удалиться.
Влад непонимающе посмотрел на него:
— К-как удалиться?! Куда?
— Не могу знать, — пожал плечами метрдотель. Влад скрутил салфетку, но белоснежный лен выдержал это испытание. Он еще некоторое время сидел, скрипя зубами и приходя в себя, потом встал из-за стола и направился к выходу.

 

С чего начинается утро частного детектива? Он встает с мятой холостяцкой постели, заслоняясь рукой от острого луча утреннего солнца. Он подходит к окну, задвигает шторы, обрывая непрошеное утро в комнате. Он подходит к креслу, снимает покрывало и прижимается щекою к большому бурому пятну на его спинке. Он закрывает глаза и сидит так минут двадцать-тридцать. Затем встает, набрасывает покрывало обратно и идет в ванную.
С утра я решил прогуляться. Причем прогуляться с определенной целью — словить Навигатора. Я сомневался, что он снова зайдет ко мне домой. До последнего случая он никогда этого не делал, даже не звонил. Как-то он сообщил мне способ, которым можно было его вызвать, но способ мудреный, через Интернет, и я его не запомнил. Да и не было у меня Интернета. Поэтому я решил все сделать как обычно. Нечаянно на него нарваться.
Когда я шел по улице Красного Маяка в сторону метро и услышал за спиной тихое урчание автомобиля, мне даже не стало смешно. Я остановился и обернулся.
Навигатор разъезжал все в той же шикарной «БМВ» зеркально-черного цвета. Он опустил стекло.
— Послушайте, у вас что, других дел нету, кроме как за мной следить? — спросил я.
— Вы же не поверите, что у меня интуиция?
— Заколебала меня ваша интуиция, — пробурчал я, усаживаясь на заднее сиденье.
— Не то слово, — ответствовал Навигатор, трогаясь с места. — Зато как удобно!
— Не то слово. Так что там у вас?
— У меня? Хм… — Навигатор поймал меня в зеркале заднего вида и посмотрел смущенно-извиняющимся взглядом. Это «хм…» — неспроста, как говорил Винни-Пух.
— Давайте выкладывайте.
Он правой рукой раскрыл дипломат, лежащий на сиденье и достал черную пластиковую папку. От этого действия у меня пробежали мурашки по спине. Так начиналось в прошлый раз. Чем кончилось, лучше не вспоминать.
— Прежде чем вы откроете эту папку…
— Прежде чем я открою папку, вы выполните одно мое условие. Обещаете?
— Какое? — спросил Навигатор.
— Сначала обещайте.
— Что за детские игры! — с легким раздражением произнес он.
— Это безусловное условие. Если вы его не выполните, ни о каком сотрудничестве не может идти и речи. Так что соглашайтесь.
Он думал несколько секунд:
— Хорошо. Но уж тогда и вы послушайте. С этим делом у меня будет связана одна просьба. И вы ее выполните, какой бы она ни была.
Это меня слегка насторожило.
— Что еще за просьба?
— Сначала обещайте.
«Браво!» — мысленно похвалил я. Что же это за просьба такая? Может, не соглашаться? А как же Андрей? Ладно, соглашусь, черт с ним. Для сваренного рака все самое страшное уже позади.
— О'кей.
— Отлично. Чего вы хотите?
— Моего друга, Андрея Кондакова, посадили. Вернее, не посадили, пока он находится в предварительном заключении.
— Обвинение?
— Точно не знаю. Кража. Он якобы выкрал крупную сумму денег из банка, в котором работал.
— Но он их, разумеется, не крал?
Виталий Полосухин
— Разумеется.
— Это будет непросто.
— Дык! — хмыкнул я. Я был уверен, что Навигатор выполнит мое условие.
— Хорошо, я сделаю это. Но и у вас нет обратного хода, имейте это в виду. Теперь — папка.
Я взял пластиковые корочки, но раскрывать не торопился, В прошлый раз там были фотографии кровавых убийств. И виновата в этих убийствах оказалась моя любимая девушка. Что будет в этот раз?
Эх, была не была! Я раскрыл папку.
В ней лежал одинокий листок, на котором от руки, зеленой ручкой было написано несколько строк. Я с удивлением стал читать.
«Фамилия: неизвестна. Имя: неизвестно. Отчество: неизвестно. Псевдоним: Альберта Вагнер. Пол: женский. Дата рождения: неизвестна. Визуально — от восемнадцати до двадцати пяти. Рост: около ста шестидесяти — ста семидесяти. Вес: около пятидесяти. Глаза: серые. Волосы: светлые».
Следующая строчка была хорошо заштрихована. Дальше шла полная ерунда:
«Знакомится по Интернету с мужчинами, играя на мистически-вампирской тематике».
Я в полном недоумении, тыча пальцем в папку, пробормотал:
— Это что?
— Это? Хм…
— Ах, это «хм»! Вы что, надо мной издеваетесь?!
— Я хочу, чтобы вы ее нашли, — просто сказал Навигатор. Я икнул.
Я посмотрел в окно. В папку мне больше смотреть не хотелось. Мы колесили по моему району.
— Если бы это было просто, — наконец произнес Навигатор, — ее бы уже давно нашли.
— Как вы вообще это себе представляете? — устало спросил я. — «Неизвестно, неизвестно, от, до, около, визуально» — да это даже не примерное описание, черт вас дери!
— Собственно, там главной является последняя строчка.
— Та, которая зачеркнута? — язвительно осведомился я.
— Та, которая зачеркнута, — предпоследняя, — спокойно ответил Навигатор. — Я думаю, что даже по таким данным найти эту девушку в Сети будет возможно. Трудно, но вполне реально. Когда освободят Андрея, вы с ним проконсультируетесь на эту тему.
Последнюю фразу он произнес с особым нажимом. Я понял намек. Но по-прежнему был уверен: он требовал от меня невозможного. Я не слишком-то разбирался в Интернете, но это ведь Глобальная Мировая Сеть, а не хухры-мухры.
— Ясненько… Но вы же понимаете, я не могу обещать вам, что мы ее найдем?
— А я и не требую, чтобы вы мне это обещали. Мое условие заключается совсем в другом.
— В чем же?
— Узнаете в свое время. — Он улыбнулся. Ах, чтоб тебя!
— Высадите меня у метро. Пожалуйста, — раздраженно попросил я.
— Пожалуйста.
У «Пражской» Навигатор остановил. Я сложил вчетверо жалкий листок и сунул его в задний карман джинсов. Открыв дверь, я услышал:
— Желаю вам удачи, Денис.
— Благодарю! — ответил я со всей язвительностью, на которую был способен, и захлопнул дверь автомобиля.
Бродя между киосков в переходе, я думал, что опять попал в какую-то ловушку. Навигатор водил меня за нос с завидным мастерством. Мне при этом казалось, что он делает это из лучших ко мне побуждений. Вообще, он сочетал в себе удивительное обаяние с этой доставшей меня до самых «не могу» таинственностью. Даже не ощущая листок в кармане, я думал, что это либо какая-то подстава, либо черт знает что. Я знал точно только то, что один с этим не справлюсь. Вместе с Андрюхой и Юлькой еще можно попытаться, но один я этой бумажкой могу только подтереться.

 

Лиза сидела за столиком в баре агентства, положив ногу на ногу, и медленно пила кофе. Часы над входом показывали три минуты седьмого. Она вальяжно развалилась в пластиковом креслице и разглядывала губчатый потолок, тихонько улыбаясь своим мыслям. В бар вошел Влад.
На нем была обтягивающая мускулистый торс защитная футболка, расклешенные светлые джинсы и черные кроссовки. Он выглядел потрясающе. Искушенные в мужчинах мо-дельки оглядывались ему вслед, когда он пробирался между полупустых столиков к месту Лизы.
Он присел рядом. Лиза приветливо ему улыбнулась и поставила чашку на блюдце.
— Я знаю, — начал он, — ты думаешь, я слишком стар для тебя.
В его голосе еще можно было заметить с трудом задушенное вчера вечером раздражение и злость. Он почти демонстративно держал себя в руках.
В ответ на его фразу Лиза внезапно рассмеялась. Громко, запрокинув голову, натрани приличия. Влад затравленно огляделся, не зная, считать ли этот смех комплиментом.
Так же внезапно Лиза перестала смеяться.
— Ты слишком стар для меня? — Она пристально посмотрела на него, но он ничего не заметил во взгляде се серых глаз. — Нет. Тут дело в другом. Ты мне просто неинтересен.
Влад вздрогнул, как от легкого тычка под ребра.
— Тебе нечем удивить меня, понимаешь. Мне с тобой скучно.
Влад долго не отвечал. Лиза тоже не продолжала. Девушки за соседними столиками, которые еще не разошлись, перешептывались, поглядывая в их сторону. Рыжая Шама не поинимала в этом шушуканье участия, она только протирала взглядом спину Влада. Влад резко встал.
— Поедем. — Он протянул ей руку.
— Куда? — без интереса спросила Лиза.
— Буду тебя удивлять.
— Вот как? Тогда я зайду захвачу вещи.
— Хорошо. Жду тебя в машине.
У подъезда Лиза даже не стала отыскивать взглядом «мерседес» Влада. Она сразу поняла, что он приехал на этом ярко-желтом «альфа-ромео».
— Хорошая машина, — сказала она, усаживаясь на переднее сиденье. — Девяностый год, почти классика.
— Ты в чем-нибудь не разбираешься? — раздраженно спросил Влад. Но, оглядев ее длинную серую юбку, цивильную неяркую кофточку и волосы, собранные в рабочий узел на затылке, вдруг улыбнулся. — Ладно. Сейчас я тебя удивлю. Только чур потом не жаловаться.
Лиза пожала плечами. Машина с приятным урчанием тронулась с места.
Влад улыбался всю дорогу, косо поглядывая на непрезентабельный Лизин вид. Он даже не обращал внимания на ее равнодушие. Спускаясь по узкой лестнице в какое-то полуподвальное помещение, он еще продолжал улыбаться. Стены коридора были некрашеными и без обоев — голый серый кирпич. Снизу доносились звуки того, что нынче принято называть музыкой.
Коридор закончился огромной залой. На метровой сцене посередине зала стоял здоровенный пульт, к стенам прижимались небольшие кабинки и длинная стойка бара. Народу было немного, видимо, из-за раннего времени, пульт пусто-изл, но музыка из вмонтированных в стены колонок бухала на полную мощность.
— Забавно, забавно, — произнесла Лиза, оглядываясь вокруг. — Этим ты хотел меня удивить?
— Это только начало, — сказал Влад и провел ее в тесную кабинку. Столик, за который они сели, был изрезан неприличными надписями, а от кожаного диванчика пахло табаком, пивом и презервативами.
Минут через тридцать порциями начал прибывать народ. Лиза уже опрокинула два коктейля — Влад явно задался целью ее напоить. Освещение стало привычно тусклым для таких заведений. Вдруг со сцены взвизгнул микрофон:
— Привет-привет! Наша подводная лодка готова к погружению, и я, как обычно, желаю вам всем утонуть и не всплывать до понедельника! Со своей стороны буду делать все возможное, чтобы вы ни разу не очнулись за это время! Поехали!
Из колонок вдарил бас. Потом еще один. С частотой метронома душный зал наполнили удары. Это продолжалось около минуты. В паузы между ударами вклинился звук иглы по винилу пластинки. Этот скребущийся звук постепенно начал приобретать какой-то ритм, смешиваясь с глухими ударами, и в конце концов все это оформилось в некий ритмический поток звуков, в котором, казалось, действительно начинаешь тонуть. Лиза посмотрела сквозь бликаюшую темноту на сцену. За пультом согнулся человек в огромных наушниках. Он что-то быстро делал пальцами, и от этого ритм становился упорядоченной, менял цвет и форму, изгибался как змей. И если музыкой называть гармоническое сочетание звуков, то эти звуки уже можно было считать музыкой — они соединялись в своей собственной гармонии, что-то непонятное, искусственное, но рождали.
Тут, видимо, очень многие понимали эту гармонию, потому что площадь вокруг сцены густо заполнилась двигающимися фигурами.
— Потанцуем? — предложил Влад. — Или ты неподходяще одета?
— Действительно, не слишком подходяще. Но потанцевать можно. Только в туалет сбегаю.
Лиза протиснулась к бару.
— Где тут у вас?.. — начала она, но бармен, с большой серьгой в правом ухе, крашеными ресницами и высветленным ежиком на голове, кивнул в дальний конец бара, недослушав вопроса.
В туалете, кафельные стены которого были изрисованы фломастерами и пульверизатором не лишенным красоты узором, она быстро скинула юбку.
Под юбкой оказались глянцевые брючки, разрезанные до бедер, так, что получалось похоже на русалочий хвост. Лиза расстегнула пуговку и ширинку, спустила брючки пониже, чтобы стала видна белая резинка трусиков. Трусики она специально подтянула повыше. Потом, сбросив кофточку, она осталась в одном кружевном бюстгальтере, по своей откровенности явно не предназначенном для открытого ношения. В довершение этого перевоплощения она распустила волосы, достала из сумочки баллончик, выдавила на них ярко-зеленую пену и размешала в волосах. Сложив одежду в пакет и ярко накрасив губы, она вернулась в залу. По пути она швырнула пакет за стойку бара.
Когда она подошла к кабинке, где ее ждал Влад, он уже был не один: какая-то плоская девчушка в маечке и узких джинсах гладила его по груди рукой, собираясь сесть ему на колени. Заметив Лизу, Влад сначала не узнал ее. Потом, когда до него дошло, он выпучил глаза, отшвырнул девчушку, которая оказалась парнишкой лет шестнадцати.
— Ну что, пошли танцевать? — спросила она. Влад не торопился отвечать. Из толпы выделился длинноволосый парень в старом свитере на голое тело, обхватил Лизу за талию и закричал ей в ухо;
— Классно выглядишь, русалка. Оставь своего старика, пошли встряхнемся как следует.
Он бесцеремонно опустил ладони на Лизину попку, а она засунула руки под его свитер.
— Тебе не жарко? — спросила она, щупая его твердый живот.
— Теперь — да, — сглотнул парень.

 

Не знаю, что значит «сложно» в понимании Навигатора, но Винни-Пуха освободили на следующий же день. Поневоле задумаешься об особенностях нашей правовой и судебной систем.
Каким образом это произошло, тоже, видимо, навсегда останется тайной (как и многое другое, что связано с Навигатором) — этого не знал даже Винни-Пух. Его просто выпустили. А мне просто позвонила Джулия и сказала:
— Приезжай.
Ну я и приехал. Я не думал, что Андрюху освободят так быстро, поэтому когда в гостиной увидел его, клюющего носом в кресле, то просто замер на пороге.
Винни-Пух удивился не меньше.
— Дэн?! — Он встал, как-то робко подошел ко мне и протянул руку. — Здорово, матерый человечище! Чертовски рад тебя видеть. — Он сжал мои пальцы. Эх, елы-палы, хоть бы он сделал вид…
Винни-Пух был мят и небрит больше обычного, Кроме того, от него чем-то пованивало (Джулия делала вид, что не замечает, и ее носик усиленно старался не морщиться).
— Ты пока можешь поблагодарить вот его за чудесное вызволение, а я кофе сделаю, — сказала Джулия и удалилась. Глядя на Винни-Пуха, я подумал, что ведро кофе действи-. тельно не помешало бы.
— Ну, типа, это… — пробормотал он. — Спасибо.
— Да мне-то, собственно, не за что.
— Ага! — крикнула Джулия с кухни. — Наш добрый друг устроил все на лад!
— Это кто? — настороженно спросил Винни-Пух. — Этот, что ли?
Я промолчал. Джулия появилась в дверях кухни.
— И уж конечно, не за спасибо.
Я немножко разозлился:
— Конечно! Конечно, было бы лучше, если бы его посадили лет этак на пять-семь!
— Ладно, — миролюбиво отозвалась она. — Не кипятись. — И снова ретировалась на кухню.
— Знаешь, не нравится мне все это, — тихо сказал Винни-Пух.
— А я — просто в восторге. На вот лучше, глянь. Реально ее в Интернете найти?
Я протянул Винни-Пуху листок Навигатора. Он с минуту изучал его, что-то прикидывая в уме.
— Теоретически — реально. Но теория, мой друг, суха, как памперсы, а древо жизни, тудыть его, оно, знаешь ли, зеленеет. И это все портит.
— Ты не выпендривайся. Найдешь?
— Сделаю все, что смогу. Но давай об этом на свежую голову.
Я кивнул.
На главную: Предисловие