Глава сто семнадцатая
Сова совой, а пора было вывести Юнону и Титуса из этого тошнотворного места, где в полном, пусть и грязноватом свете вставшего солнца фигуры призраков, казавшиеся ночью таинственными, даже величественными, обратились в безвкусные, дешевые поделки из тряпья и голых костей.
Будь Анкер один, ему не составило бы большого труда выскользнуть из быстро распалявшейся толпы. Анкер умел управиться почти с любой летающей машиной, да он и выбрал уже ту, что была им нужна.
Но Титус был слаб, а Юнону трясло так, словно она стояла в ледяной воде.
А Мордлюк, раскинувшийся, словно желая повторить округление земного шара, что делать с ним? Тело тяжелое. Руки и ноги огромны. Даже останься он жив, его было бы трудно затиснуть в аэроплан, напоминавший строением летучую рыбу.
Теперь же, когда он обратился в мертвое тело и мышцы его коченели, трудность эта возросла многократно.
Вот тут из толпы и выскочили трое бродяг, Треск-Курант, Рактелок и Швырок. Не хуже Анкера они понимали, что спастись можно, только бросив мертвого великана и добежав до самолетов, длинными рядами стоявших под кедрами.
– Мордлюк, где он? – прошептал Титус. – Где?
– Мы не сможем забрать его, – ответил Анкер. – Придется оставить здесь. Вперед, Титус.
Впрочем, прошло еще какое-то время (несмотря на властный приказ Анкера), прежде чем Юнона смогла оторваться от того, кто составлял некогда столь великую часть ее жизни. Она наклонилась и поцеловала покойника в бугристый лоб.
Потом, повинуясь второму оклику Анкера, они заковыляли на его голос, оставив тело под безжалостным солнцем.
Толпа шумела все более грозно. Так это и есть праздник Гепары? Мужчины взъярились, женщины устали и озлобились. Их платья погибли. Разве не естественно для такого общества проникнуться желанием поквитаться – было бы с кем? И кто же лучше подходит для сведения счетов, чем трое оставшихся в живых чужаков?
Однако толпа не взяла в расчет троицу из Подречья, которая, поняв, в какой опасности находятся Титус и двое других, успела перекрыть наиболее очевидные выходы во внешний мир.
Впрочем, прежде они выпустили наружу Юнону, Титуса и Анкера, и сразу за этим поднялся гвалт совершенно непристойный. Тем, кто пользовался репутацией джентльменов, пришлось теперь взглянуть на себя по-другому, ибо лишь после многих потасовок и обмена бранными словами смогли они выломиться из Черного Дома на открытый простор, где и началась настоящая, повальная потасовка. Рыцарский дух навсегда затерялся в толчее локтей и колен.
Трое старых бродяг повидали в жизни всякие виды, – едва поняв, что хаос, созданный ими, более чем достаточен, они бежали из обозленной толпы.
Небо, при всей густоте его красок, казалось теперь не таким зловещим. Ясные, свежие тона проступили в нем.
Бродяги, Рактелок и другие, воссоединившись, как и было задумано, на ветвях одного из деревьев, сидели в его листве, как большие серые птицы.
Но вот Рактелок поднял к небу лицо и свистнул. То был сигнал для Титуса – путь туда, где длинной чередой стояли, точно фрегаты на якоре, аэропланы, свободен.
