Глава одиннадцатая

Когда он проснулся, комнату заливал свет. Одеяло укрывало Титуса до подбородка. На стоявшем вблизи бочонке лежало единственное его достояние – яйцевидный кремень из Башни Горменгаста. Вошел лубяной человечек.

– Здорово, разбойник, – сказал он. – Проснулся?

Титус кивнул.

– Отроду не видел, чтобы пугало так долго спало.

– Как долго? – спросил, приподнявшись на локте, Титус.

– Девятнадцать часов, – ответил человечек. – Вот твой завтрак.

Он опустил на край тахты нагруженный поднос и, поворотясь, пошел к двери, однако в ней остановился.

– Как тебя звать, мальчик? – спросил он.

– Титус Гроан.

– Откуда ты?

– Из Горменгаста.

– Вот так словечко. Всем словечкам словечко. «Горменгаст». Ты его уж раз двадцать повторял.

– Когда? Во сне?

– Во сне. То и дело. А где это, мальчик? Где он? Этот твой Горменгаст.

– Не знаю, – ответил Титус.

– Ага, – произнес человечек с торчащим из уха лыком и, прищурясь, исподлобья оглядел Титуса. – Не знаешь, стало быть? Довольно странно. Ладно, завтракай. В животе-то, небось, пусто, как в барабане.

Титус сел и принялся за еду – и, пока ел, потянулся к кремню, провел ладонью по знакомой поверхности. То был единственный его якорь спасения. Камень стал для Титуса его микрокосмом, домом.

И пока он сжимал камень – не из слабости или сентиментальности, но чтобы ощутить его плотность, доказать себе, что он существует, – отвратительный рев разодрал двор, и открытая дверь комнаты Титуса вмиг затемнилась: не лубяным человечком, но куда более основательно – крупом огромного мула.