Алексей СВИРИДОВ
КРУТОЙ ГЕРОЙ
* * *
«Слава Создателю, в этом мире есть неплохие трактиры, это кроме трактиров дрянных и трактиров так себе. И уж если сказано „неплохой“, то можно не опасаться, что проделаешь крюк в полмили только затем, чтоб тебя отравили дурной рыбой или оскорбили позапрошлогодним пивом». Так подумал Андреа Сакрольд Вридус, увидав придорожную вывеску с весело раскрашенным указующим перстом и надписью «Папаша Бубо — неплохой трактир».
Андреа Сакрольд дернул поводья, и конь послушно свернул на боковую тропинку, достаточно наезженную, чтоб служить дополнительной рекламой заведению. Несмотря на сравнительно молодые годы — сейчас было принято, что ему двадцать, хотя поначалу считалось, что двадцать два — Андреа неплохо разбирался в таких приметах, впрочем как и во всех других. По должности положено, и нечему тут завидовать. И возрасту нечего завидовать, и мускулам, и мечу тоже. У кого-то должно все это быть в наборе, вот Андреа и досталось. Так ему от этого не очень уж и радости много, забот больше. Последнюю Историю вспомнить например: туговато пришлось, не смотря ни на что. Зеленый многорук и сам-то по себе достойный противник, а с поддержкой тёмного владыки и вовсе грозен. Ох уж этот бессменный тёмный владыка! Нет, пожалуй надо бы исхитриться, и в следующий раз каким-нибудь способом его прижать вусмерть. Новый злодей все одно сыщется, без дела не посидишь, но хоть разнообразие какое будет…
И хотя в глубине души Андреа и сомневался в том, что тёмный владыка ему поддастся в ближайшее время, но привычная самоуверенность не давала этим сомнениям сбить настроение. Все размышления о трудностях и заботах были скорее въевшимся в кровь кокетством — начиналось перед публикой а продолжается и перед самим собой.
Тропинка тем временем обогнула зеленую рощицу, прошла по меже между двумя полями начинающей колосится ржи, и нырнула в овраг, по дну которого весело бежал ручей. Андреа привычно подобрался, зная, что в таких местах обычно и приходится реализовывать свои выдающиеся свойства. Ну точно! На одном из боковых скосов стояло хитроумное сооружение, отдаленно напоминающее виселицу, но составленное из таких могучих бревен, что на ней можно было б повесить хоть дюжину человек, а если гномов то и все две. Раздался громкий многоголосый крик, «виселица» качнулась и из кустов на краю оврага показалась орава ободранных людей со свирепыми лицами. Они с разгону гроздью повисли на канате и разгоняясь понеслись вниз сначала отталкиваясь от земли, а потом дальше по воздуху, не переставая при этом орать и дрыгать ногами. Андреа вздохнул, обнажил меч и решил не очень напрягаться перед ужином. «Сразу положу ну не больше половины, а там поглядим…» — подумал он. Гроздь людей тем временем пересекла по дуге почти весь овраг, достигла верхней точки и двинулась обратно, но вместо того чтобы отцепится и посыпаться на голову жертве они просто перестали кричать и в полном молчании пролетели в нескольких локтях от головы Андреа, а потом врезались в глинистый склон. Из возникшей кучи-малы первым выковырялся и поднялся на ноги патлатый мужик с золотой серьгою в ухе, лопатообразной бородой и добрым взглядом, держащий в руках внушительную дубину. «Атаман» — подумал Андреа уверенно, и в очередной раз отметил про себя, что все эти лесные и степные атаманы всегда на одно лицо, а также придерживаются абсолютно одинаковых вкусов в одежде и вооружении. Даже раздражает.
— Э! — крикнул атаман, не пытаясь приблизиться.
— Ты мечом махать погоди! Ты крутой, да?
— И не просто крутой! — со значением ответил Андреа, и атаман присвистнул.
— Ну тогда извиняюсь, и все мы извиняемся, да мужики?
Мужики, уже в основном поднявшиеся с земли, дружно и неразборчиво забубнили. Одеты они были плохо, оружия тоже нормального почти не было — кроме разной величины дубинок, имелись только один боевой топор хорошей ковки и кривая короткая сабля, явно переделанная из какой-нибудь косы. Да и сами разбойники не выглядели богатырями, и по внимательном рассмотрении шайка вызывала скорее сочувствие чем праведную ярость. Боевой пыл Андреа и так-то был не очень, а теперь и вовсе угас. Атаман продолжил:
— Тем более что сейчас не под волей Создателя мы, а так, сами промышляем. Сразу-то мало что разглядишь, вот и кинулись. Отступного папаша нам задолжал, вот и пришлось за дело взяться так-то.
— Это какой папаша, Бубо? — вспомнил Андреа название трактира.
— Он, скопидом, — подал голос один из разбойников. — Ты если к нему собрался, лучше сразу припугни, и денег не плати не в коем случае, а то уважать перестанет. Знаешь небось такую породу, мать-отца продаст, даром что сам папаша.
— Ладно, ладно. Я тоже сейчас не под волей и мне неохота заниматься ерундой. Но в другой раз — смотрите лучше, трубу подзорную бы себе завели, что ли… — последние слова Андреа договаривал припуская коня дальше по тропинке и уже отвернувшись от пристыженного атамана.
Овраг плавно перешел в пологую низину на дне которой блестело озеро обросшее осокой, а от берега и вверх начиналось большое и явно богатое селение, в котором видимо и располагался трактир. Припомнив географию этой местности Андреа решил, что скопидом Бубо был не так уж и умен, поставив свое заведение в стороне от дороги, хотя вон село тоже не на самой дороге стоит, значит какой-то смысл в этом все же есть?. «Да и стоит ли это забот и раздумий?» — продолжал он разговаривать сам с собою — «Конечно же нет. Как и все остальное впрочем. Воли Создателя не было уже давно ни над кем, и я могу просто спокойно отдохнуть»
Спросив у проходившего мимо мальчика с тремя удочками на плече как добраться до трактира, Андреа обогнул болотистый заливчик ручья, перебрался по мосткам и поехал по заворачивающей влево пустынной улице вверх. Несколько старух на лавочках у заборов проводили его долгими взглядами, прогавкала собака из-за забора. Потом, после перекрестка стало оживленнее — навстречу протарахтела пустая телега с возницей, одетым в рванину, маленькая девочка с криком загоняла за плетень стадо гусей, и двое молодых парней тащили куда-то вдаль смертельно пьяного третьего. А за следующим углом был уже и трактир, внешне точно такой, как и полагается быть заведению уровня «неплохой» — с широким крыльцом, добротной коновязью, чистыми окнами и ярко-желтой соломенной крышей. Загавкала собака.
Бросив коня перед входом, Андреа подошел к двери и пнул ее ногой, стараясь, чтобы звук погромче. Ничего не произошло, и он снова занес ногу, но тут увидел свисающий чуть сбоку длинный шнурок и криво написанную табличку «Благородных просют падергать». Андреа с удовольствием подергал, но шнурок оказался неожиданно крепким, и оторвался лишь на четвертый раз, и одновременно с этим дверь распахнулась, предъявив взору мордатого толстяка. Поверх неопрятного вида одежд у него был повязан девственно чистый передник, на котором явственно виднелись два сальных отпечатка пятерни — скорее всего этот элемент костюма хранился у трактирщика отдельно, и использовался лишь в торжественных случаях.
— Цыц, Фидо, цыц! — крикнул появившийся на пса, и обратился к гостю: — Папаша Бубо, с вашего позволения, к вашим услугам и нашему удовольствию! Я…
— Комнату мне, стойло с кормом — коню, — как и положено, лениво и безразлично произнес Андреа. Толстяк засуетился, начал выкрикивать распоряжения слугам, которые тоже начали бестолково бегать, и таким образом проход нового гостя через залу наверх получился даже более триумфальным, чем этого хотелось ему самому. Комната оказалась вполне приемлемой, застелив постель и пообещав всячески угождать, Бубо исчез, и Андреа остался один. Повалившись на покрывало не снимая сапог, он расслабился и принялся прикидывать, чем ближайшее время надо будет заняться. Конечно, прежде всего стоило расспросить о местной жизни, и если будет необходимость вмешаться. Хотя и без необходимости вмешаться можно, особенно если дело касается слуг темного властелина. Колдуны там, оборотни всяческие, может место какое зачарованное найдется — все едино. Еще можно попробовать устроить вербовку в гвардию, и если наберется приличная команда, отослать Герцогу Отрейскому в подарок. А еще надо бы… Андреа встрепенулся. Что-то вокруг было не так, только что произошло нечто, и это нечто имело к Андреа самое прямое отношение! Он вскочил, и принялся напряженно прислушиваться к себе и к окружающему миру. За занавеской — никого, под кроватью — никого, за окном мирный вечер, в чем же дело?
— В чем дело? — повторил Андреа вслух.
— Сейчас я отдыхаю, и не стоит ко мне цепляться по всякой мелочи. Кто б ты ни был, я предлагаю тебе всякие подлости перенести на утро, или хотя бы на после ужина, это будет удобнее обоим!
Ответа, или хотя бы ответного действия не последовало, и Андреа решил, что предложение принято. Кстати об ужине. Можно потребовать сюда, но лучше спуститься вниз, там и разговоры, и музыка, и мало ли что еще. Он спрятал меч под одеяло и надел пояс с хитрым кармашком для метательных звездочек, про которые Создатель забыл после первой же Истории, и с которыми Андреа сам обращаться так и не наловчился, таская этот пояс в основном по привычке и для внушительности.
Через несколько минут Андреа уже сидел за столом, и лениво обсуждал двумя местными купцами слухи о подорожании серебра и подешевении золота. Купцы, капиталы которых позволили им занять место за столом рядом с самим заведомо крутым, наперебой восхищались его умом и осведомленностью, а если Андреа улыбался, хором смеялись, громко и подобострастно. Других посетителей было немного, но к тому моменту, когда самолично Папаша принес первую закуску, народу стало чудесным образом прибавляться, а к концу третьей, перед первым блюдом уже яблоку было некуда упасть. Заиграл свирельщик, ему подпела скрипка, и веселый Эйдский наигрыш заставил плясать пламя свечей, которые одну за другой зажигали двое ребятишек, сыновья папаши, такие же мордастые, как и родитель.
Купеческие разговоры вскоре надоели, и Андреа, частью из желания разнообразия, а частью чтобы позлить трактирщика сделал широкий приглашающий жест рукой, и за стол «для благородных» несмело уселись несколько средней зажиточности крестьян, боязливо стоявших до того у стенки. Но более веселой беседа не стала — на предложение рассказать чего-нибудь интересного, один из крестьян начал длинное повествование про домовых, которые поселились на хуторе. «Тоска…» — подумал про себя Андреа, слушая сначала вполуха, а затем и не слушая вовсе. — «Может подраться с кем? Так ведь не будут, сволочи. Или вот… или вот…» Взгляд его скользнул немного дальше вдоль стены, и он понял, что поможет тоску разогнать. Даже просто поможет, а прям-таки для этой цели предназначено создателем, а для чего еще? Стройная девушка в ниспадающем платье темного шелка, который скорее не скрывал, а наоборот подчеркивал идеальные формы ее ног, тонкая талия, большая, гордо поднятая грудь, острые бугорки сосков, которые угадывались даже отсюда, на расстоянии. Обнаженные плечи, ореол пушистых волос, белозубая улыбка, большие глаза и мягкие полные губы… Словом, это явно была девушка для него, хотя бы потому, что все девушки, которых предназначал Создатель для своего заведомо крутого героя выглядели именно так, и в данном случае однообразие не раздражения не вызывало.
Андреа встал, и не торопясь подошел к девушке, которая до сих пор, видимо, сидела за боковым столом, а сейчас встала, собираясь уходить. Когда она обернулась, он произнес негромким голос, постаравшись придать ему одновременно нежность и скрытую силу:
— Здравствуй, меня зовут Андреа Сакрольд. У меня сегодня свободный вечер, и ты сможешь провести его со мною в ласке и любви. Если хочешь, — добавил он из вежливости.
Дивные серые глаза глянули на него пристально и недружелюбно.
— Если захочу, то смогу. Только вот хотеть не хочется. Ты, дружок, шел бы за свой стол, а то там без тебя общество соскучилось.
— Ты… чего!?
— Я говорю — отвали, если неприятностей не хочешь. Все, свободен.
Девушка повернулась к Андреа спиною, и не торопясь ушла к лестнице на жилой этаж, наградив претендента на ласку и любовь зрелищем плавно покачивающихся бедер и грациозно изгибающейся спины.
В принципе, Андреа случалось получать отказы от женщин и раньше, но никогда он еще не бывал ими так оскорблен. Ведь такое случалось только по ходу развития Историй, и тогда все было нормально, ибо замыслы Создателя непостижимы. Но сейчас Андреа ничего подобного не ожидал.
«Ладно,» — решил он, вернувшись как ни в чем не бывало за стол, — «часика так через два мы с тобой свидимся, и тогда посмотрим, у кого будут неприятности!» — может несколько и не по-рыцарски угрожать женщине, но эта красавица тоже кой-какую границу перешла. А пока что можно доесть-допить и дослушать трепотню, кстати — о чем это там селянин бубнит? Как и положено деревенщине, перемежая слова однообразными «ну, тово… Энтово…», он рассказывал теперь уже не о домовых на хуторе, а привидениях в полях. Сначала были призраки как призраки, а потом днем стали появляться, следы на дорогах оставлять, и следы чудные. Вроде и человеческие, но обувки такой никакой сапожник даже спьяну не сошьет — виданное ли дело, на подошве надрезы косые делать и надписи непонятные писать, это ж порвется подошва в два счета, такой сапог или туфель никто и покупать-то не будет. И опять же — дракончик рычал как-то в той стороне, а потом такие же следы рядом с драконовыми видели, и вонь стояла. Так что если уважаемый господин Андреа желают поразвеяться от скуки, то дорога в сторону хутора в аккурат на восток и чуть в сторону, а там и вовсе не далеко. А уж на хуторе само собой — еда-питье, почет и уважение не хуже чем в трактире этом, между нами весьма дрянном, и девки у меня в прислугах не то что всякие там… В последних словах рассказчика Андреа уловил некий намек, и не долго думая заткнул селянину рот вареной морковкой, украшавшей блюдо с зажаренным гусем. Селянин понял, что уважаемый господин хотят тишины, и попыток вытащить морковку не делал, а лишь шумно дышал через волосатые ноздри.
Доев то, что хотелось доесть и оставив на тарелках то что доедать не хотелось Андреа отвалился на подушку, заботливо подложенную к спинке лавки и с минуту посидел просто так, а затем щелчком пальцев подозвал хозяина.
— Слушай, папаша, а кто эта красотка, что вон за тем столом сидела, только-только ушла?
— Я очень извиняюсь, но ничего про нее вам сказать не могу. Позавчера приехала, за неделю вперед заплатила, назвалась именем диковинным — сразу видно, нарочно придумала, — и появляется только вот поесть. На первом этаже предпоследняя комната направо, если это вас интересует, только обычно двери она запирает. Я еще раз извиняюсь, но прошу меня отпустить к публике.
— Иди уж. Догадлив больно. Иногда дурнем выгодней быть! добавил Андреа в спину Бубо с неожиданным для самого себя раздражением.
Затем встал, хрустнул плечами, прошел сквозь негустую толпу стоящих вокруг игорного стола, мимоходом глянул в карты одному из сидевших — расклад там был неинтересный и задерживаться не стоило — и вошел в коридор номеров первого этажа. Правая сторона, предпоследняя комната, в рамочке табличка «Наталия» — и вправду, имя явно нарочно почудней сочинялось. Ни родового имени, ни титула — ну да хрен с ним. Титул тут не главное.
Андреа толкнул дверь, запертой она не была, вошел в комнату. Можно было бы подумать, что пусто, если бы не чуть слышное дыхание за спиной — ну, эти фокусы мы знаем. Андреа круто повернулся, успел перехватить руку с удавкой и привычно заломил ее за спину, одновременно поворачивая неожиданно сильную девушку спиной к себе и перехватывая поближе к горлу. Ее упругое тело трепетало в его руках, разжигая еще сильней те чувства, которые обычно скромно именуются «желанием», и Андреа рвал ее и свою одежду, целовал то, что попадалось к губам и при этом не забывал время от времени придушивать постепенно слабеющую жертву. Через несколько секунд силы вернулись к ней, но теперь она уже не рвалась, она тянула его к себе как желанного победителя, раздеваясь сама, и умело раздевая его, и когда они упали на застеленную кровать сила ее объятий стала стальной. Обхватив Андреа руками и ногами она сладостно замерла… да так и осталась замершей. Андреа сначала ничего не понял, попытался поцеловать застывшие губы, потом прошептал что-то ласковое и страстное, но хватка рук и ног осталась такой же мертвой и неподвижной — он осознал что его обнимает холодеющая кукла. Скрипнула дверь, послышались легкие шаги и голос Наталии произнес:
— Ага, ты все-таки пришел. Ну хорошо, подожди немного, мне надо собраться.
Андреа подергался — кукла держала крепко и была страшно тяжелой. Все что у него получилось — это повернуться набок, голой задницей к двери, но потом партнерша снова перевесила и они оказались в прежней позиции, только теперь Андреа мог видеть и кусочек окна, за которым стоял глубокий летний вечер. Еще в окне отражалась переодевающаяся Наталия, но ее безупречное тело на этот раз «желания» не вызвало. Она в свою очередь тоже не очень замечала его присутствие, и только на очередную попытку освободиться заметила:
— Знаешь, если б ты видел, насколько противно выглядишь, то не дергался бы. Я уйду — и освободишься. В ответ Андреа чуть не в голос взвыл — он уже перепробовал все известные заклятия и Запретные Слова, призывал на помощь всех известных духов. Он даже вознес молитву темному владыке — кроме шуток, чтоб спастись от такого позора Андреа пошел бы на сделку даже с ним — но ни один зов не был услышан.
Снова скрипнула дверь — и тут уж Андреа почувствовал что скоро рехнется с позору. В комнату вошел унылого вида слуга, и его уличные башмаки громко стучали по доскам пола, но некоторые шаги звучали мягче — когда слуга наступал на разбросанные по полу предметы одежды. Потом они ушли, и Андреа остался один. "Убью — думал он — Догоню и убью, потом вернусь и убью слугу, и всех кто сегодня здесь был. А еще надо сжечь к лягушкиной матери этот трактир вместе с поселком и доску у дороги — будь проклят тот лес из которого взято дерево для нее!
Когда хватка кадавра ослабла и Андреа смог встать и одеться, ярость его несколько остыла. Деревню громить конечно незачем, и даже слуга тут не причем — вряд ли он посмеет кому-нибудь рассказать о том, что видел, а для верности можно наложить Печать Молчания. Единственно, кто достоин мести — это та, кто называла себя Наталией. Но кто она, и какие силы ей подвластны — об этом можно было только гадать, ничего похожего еще не встречалось никому. Андреа напрягся, вызвал резервную память, покопался в ней, но среди многих диковин, информация о которых была в резерве, ничего похожего на Наталию тоже не обнаружил. Такого не бывало еще не разу, и к злости на секунду примешался страх, но только на секунду. Андреа одернул одежду и оглянулся на куклу — она потихоньку съеживалась, превращаясь в кучу изжеванных тряпок и железного хлама. От нежной атласной кожи осталась только основа из грубой ткани, на лице можно было разобрать разве что глазницы и вообще зрелище было не похожим на обычную картину разрушения нежити.
Андреа не стал смотреть до конца, вышел в коридор и, поднявшись в свой номер вызвал слугу. Тот явится не замедлил, и Андреа, не тратя лишнего времени на угрозы и уговоры запечатал ему рот на все что связано с сегодняшним днем, а потом отпустил. Настоящий маг или даже подмагстерье конечно вычистил бы слуге память, поставил заменитель, да и остальных сегодняшних посетителей подправил бы — но у Андреа не было ни опыта, ни желания этим заниматься. И так сойдет.
В трактирной зале было уже почти пусто. Один из сыновей Папаши сноровисто подметал пол, к нему Андреа и обратился:
— Эй, малый! В какую сторону уехала постоялица Наталия?
— В сторону… в сторону Айболона господин. Это тут недалеко дорога начинается, на восток и чуть в сторону. Плохие там места, я ей сказал, а она лишь засмеялась, велела тоже самое вам сказать.
— А, щучье вымя! Она много на себя берет, ну ладно. Я уезжаю, комната свободна.
— А деньги?
— На обратном пути!
Малый вздумал было что-то сказать, но выражение лица Андреа заставило его примолкнуть, а впоследствии, рассказывая про это он обычно добавлял «И понял я, что с нашим Крутым обошлись еще круче, так что мне его дальше злить не стоит. А потом один колдун захожалый с Пэтрика заклятье снял, он порассказал что тогда было — ох и хохот стоял, и только я помалкивал, и думал, что начни тогда на плате настаивать — и не сидел бы тут сейчас».
Не по-летнему темная ночь стояла над полями. В зарослях бурьяна самозабвенно стрекотали сверчки, изредка на границе слышимости раздавалось цокание летучей мыши. Андреа гнал коня по едва различимой дороге, давно оставив за спиной редкие огоньки деревни. Ритм скачки захватил его, и могло бы показаться, что это начинается очередная История, если бы не абсолютно точное сознание того, что это не так, любое проявление воли Создателя он бы почувствовал сразу. Нет, сейчас Андреа был сам себе хозяином, и пригибаясь к гриве он гнал и гнал вперед, пока резкая вспышка и оглушающий звук не подбросили его вперед и вверх, выдернув из седла. Высокая многолетняя трава у края дороги смягчила удар, и поднимаясь на ноги Андреа с некоторым удивлением понял, что ничего не сломано. В ушах звенело а нос ощущал препротивнейший запах горелой серы, смешанный с еще чем-то. Цветные пятна отплавали в глазах положенное время, и на дороге Андреа увидел то, что меньше минуты назад было его верным конем, то есть несколько клочьев окровавленного мяса на костях, и отдельно в сторонке — голова с грустными глазами. У Андреа хватило ума не подходить обратно к дороге, спасибо Резервной памяти, которая из подсознания подправляла рискованные действия. Например сейчас перед его мысленным взором совершенно отчетливо возникла картинка маленького невзрачного паучка, раскидавшего свои нити поперек дороги и ждущего малейшего прикосновения к ним, чтобы взорвать, разметать и изрешетить металлом все вокруг себя. Соответствует картинка истине или нет Андреа выяснять не стал, полез через бурьян и крапиву, а потом и через любовно ухоженное пшеничное поле, оставляя за собой полосу поломанных и погнутых стеблей. Где-то вдали брехала одинокая собака, может быть в той стороне и был тот самый хутор, где бродили привидения в ненормальной обуви. Андреа решил направится туда, добыть новую лошадь и заодно выяснить, в каком направлении продолжать погоню. И продолжать ли ее вообще — сейчас уверенность была уже несколько поколеблена.
Поле сменилось болотистым перелеском, Андреа несколько раз утонул по колено в вонючей жиже и теперь болотный запах сопровождал его постоянно, поднимаясь при каждом движении от мокрых штанин. Собака вдали замолчала, зато правее за деревьями мелькнул огонек, костер наверное. Он подумал и повернул в его сторону — слишком был велик соблазн высушится, а то и новой одежей разжиться, тем более что недалеко. Андреа продрался напролом через густой низкорослый ельник, затем через не менее густые заросли лесной малины и оказался на маленькой поляне, или вернее даже давней вырубке. Точно посередине взметывал искры в небо тот самый виденный костер, а вокруг него сидело на чурбачках трое мужчин, они что-то хлебали из одинаковых тускло поблескивающих мисок. Тут же лежала парочка мешков, а дальше, в деревьях, темнела то ли лесная сторожка, то ли стог сгнившего сена.
Нарочито громко шурша по траве и хворосту Андреа подошел к костру и громко произнес обычное Приветствие Гостя, на которое один из мужчин, единственный из всех, кто носил бороду, беззаботно ответил хотя и непривычной, но вполне дружелюбной фразой. У костра нашелся и лишний чурбачок, и лишняя миска, которую другой хозяин костра — молодой и гибкий парень молча навалил вкусно пахнущей мешанины картошки с мясом. Андреа поблагодарил, принялся развешивать у огня свою мокрость, и тогда парень заметил, что через некоторое время сюда пожалует дама, и тогда придется одеться. Андреа согласился, и тогда хозяева как бы забыв о нем вернулись к своему разговору, предоставив гостю исподволь рассматривать себя.
Вскоре Андреа решил, что верховодит здесь пожалуй высокий и широкий молчун в пятнистой зеленой куртке из грубой ткани. Его лицо, казалось на девять десятых состоит из одной лишь нижней челюсти и подбородка, но когда он улыбался, получалось это обаятельно. И обтянутый черной кожей с множеством заклепок и стальных прострочек молодой, и обыденно одетый бородатый гостеприимец средних лет сразу же примолкали и внимательно слушали, когда пятнистый их прерывал какой-нибудь репликой.
Имена они носили все странные, причем разные и по звучанию и по стилю, что ли — такие имена могли появится наверное у трех разных народов. Кожаный звался Киоси, гостеприимец откликался на Горячездрава, а имя пятнистого так и не прозвучало, потому что «Прерыватель» было скорее всего прозвищем. А еще, когда молодой повернулся и протянул к костру ноги, Андреа ленивым движением глаз зацепил подошвы его сапог — на подошвах был елочкообразный рисунок и надпись «Саламандер».
«Он все понял!» — подумал Андреа сам про себя по привычке, и тут же отметил, что на этот раз понятно отнюдь не все. Если бы сейчас действовали законы Истории, то конечно дама бы оказалась той самой Наталией, а эти мужички у костра — законспирированными демонами, с которыми пришлось бы долго бороться, и в конце концов победить, потом у Наталии спала б с глаз пелена, любовь и финал, после которого все разбегаются без взаимных претензий. Ну а так — кто его знает, хотя мужички эти и вправду не очень на обыкновенных похожи, и разговаривают тоже о вещах не самых понятных, хотя и явно для них обыденных:
— Так все-таки может стоит ещё разок попробовать с Большим? — спрашивал молодой проклепанный.
— Оттуда можно столько всего натащить, да и как мощно сделанного!
— Мощно-то мощно, — отвечал Горячездрав, — да только слишком заметно и затрепано. На низких уровнях тоже находок немало, и народ тоже весьма неплохой попадается.
— Ну да! Далеко чтоб не ходить — сейчас с Асвом как лопухнулись, и времени убили сколько. Юлька с Наташкой сразу сказали — такие миры не стоят даже прощупки. А ты — двинем, двинем…
— Не шуми, — вступил в разговор пятнистый Прерыватель. — Что сделано то сделано, а лишняя информация никогда не помешает. И вообще хватит трепа. Асва мы всё равно не нашли. Потом ещё раз попробуем.
Он хотел добавить что-то еще, но в нагрудном кармане раздался противного тона писк. Пятнистый вытащил продолговатую черную коробочку, приложил к уху, потом коротко буркнул «Давай», и, пряча коробочку сообщил:
— Юлька скоро будет тут. Киоси, сходи, разбуди Наталию, сейчас двинем. Уважаемый гость! Ты извини, но нам отсюда скоро надо уходить, и при этом произойдет нечто, чего тебе видеть не стоит… — последовала красноречивая пауза, Андреа понял ее, и ответил в смысле, что мне и самому уже пора уходить, спасибо и прощайте. Потом он одел еще сырые штаны, поправил меч на перевязи и шагнул в темноту, старательно треща сучьями под ногами, а потом, отойдя на достаточно далекое расстояние трещать и греметь перестал, а наоборот, быстро и бесшумно ступая сделал бегом широкий полукруг и вернулся к поляне с другой стороны, той где темнелся тот самый то ли стог, то ли закиданный сеном сарай — вблизи было так же неясно.
Костер все так же горел, а к сидящим вокруг мужчинам прибавилась Наталия, при виде которой у Андреа застучало в висках — не «желание» проснулось, а просто ее образ вызвал в памяти недавнее позорище. Она тихо разговаривала с пятнистым, потом молодой Киоси поднялся подошел к неясному строению и принялся расшвыривать пуки черной соломы, и под ними обнаружились отнюдь не гнилые доски сарая, а слабо поблескивающий металл. Андреа напряг глаза — плоские и закругленные поверхности пересекаясь и наслаиваясь образовывали силуэт лежащего на пузе и втянувшего голову в плечи шестилапого дракона, не очень больших размеров, но тем не менее страшного. «Но почему он мертвый? Дыхание жизни должно чувствоваться даже у спящего, а этот либо мертв, либо я не могу почувствовать его. Да что же это такое, что со мной?!» Между тем Киоси звякнул чем-то на спине у дракона, потом перегнулся на другую сторону и продолжал возню, пока издалека не раздался мерный топот копыт, и на поляну не въехала еще одна девушка. Правильностью лица и фигуры она очень походила на Наталию, но одета она была в изысканое дорожное платье дамы Высшего Цвета. Голосом неожиданно хриплым и грубым она крикнула:
— Ну что, собрались? Давай скорее, а то там сзади мой очередной ценитель тащится, под ногами крутится будет.
— У нас все готово — ответил пятнистый, и, поднявшись направился к дракону, крикнув на ходу:
— Киоси! Давай заводи, и заодно пусть он вокруг посмотрит, мало ли что.
Киоси подобрался к шее дракона, запустил руку под чешую, что-то сделал, и дракон начал оживать. Андреа чувствовал как наливаются силой мышцы, спрятанные под броней, как заструилась кровь по медным жилам дракона — опять все непохоже на то что было раньше, но теперь хоть понятно. Дракон с глухим урчанием поднялся на лапы, его глаза зажглись красноватым огнем и выбросили вперед два широких луча. Голова начала медленно поворачиваться. Поняв, что сейчас будет обнаружен, Андреа сначала дернулся назад, но потом, поддавшись не осознанному даже сначала порыву кинулся вперед, и оказался прямо под ребристым брюхом, усеянным бугорками заклепок и погнутыми шипами. «Однако, если он вздумает снова прилечь, из меня получится хорошая отбивная! Разве что…» — Андреа дотянулся до одного из шипов, затупленного, загнутого и стесанного (дракончику наверное приходилось немало ползать по камням пластунским способом), подтянулся и втиснул тело в углубление на правом грудном щите, захлестнул ногами за полукруглые хомутики и решил, что устроился удачно. Такое же углубление на левой стороне было занято оперенным цилиндром с полукруглой мордочкой, примерно в человеческий рост длиной. Вещь была явно нужная, и углубление не могло не быть рассчитано на защиту ракеты, или того что будет на ее месте. «Ракеты? Откуда это слово — опять Резервная постаралась? Да, пожалуй.» На уровне талии болталось два коротких мягких тросика, и Андреа завязал их — теперь висеть можно и подольше. Послышался голос Киоси:
— Вокруг все чисто, он ничего не заметил. Давайте, влазьте!
Пока люди с поляны по очереди забирались на спину дракону, Андреа размышлял о том что сейчас наверное не позорно и стрекача задать. Если он уже не в состоянии почувствовать начало Истории и Волю Создателя, если его как какого-то дохлеца переиграла длинноногая девчонка, если ему приходится смиренно подчиняться намекам непонятных бродяг — значит дело швах. Кончилась крутая жизнь, и началось неизвестно что. Тем более тогда стоило сделать ноги, но привычная гордость не дала этой мысли претвориться в действие. Дракон переставил правую переднюю, затем левую среднюю ногу, затем еще и еще, а бронированное тело поплыло над землей. Дальше Андреа думал уже под аккомпанемент побрякивающей и поскрипывающей поступи: «Видел я их, бывших крутых. Я к ним испытывал презрение и жалость — а теперь сам попаду в их компанию, и кто-то будет презирать и жалеть меня, может быть та же самая Наталия! Нет уж, моя судьба не может быть такой, будет лучше, если я схвачусь с нею лицом к лицу, и она меня прикончит. Если это она конечно, но вдруг я что-то напутал? А, хрен с ним. Видно будет.» В соответствии с этим решением Андреа изогнулся, и чуть не сломав шею попытался оглядеться. Видно было немного. Дракон бежал, ровно держа свое туловище, но ноги его мелькали часто и как-то беспорядочно. Впереди по веткам и кустам скакало тусклое пятно света — из глаз — но яснее от него не становилось. В какой-то момент свет вдруг резко усилился, а потом так же резко спал, и в глазах Андреа осталась вздыбившаяся лошадь, и испуганный Рыцарь Высшего Цвета на ней. Провисев так минут с десять, Андреа решил, что овчинка выделки не стоит, и вновь вернулся в прежнее положение, разглядывать заклепки на металлических стенках своего убежища.
Так прошло часа три, прошло безо всяких приключений, разве что пару раз взлетали вверх обломки веток лежалых деревьев и один раз — фонтан грязной воды из ручейка или пруда, по каковому поводу Андреа всерьез задумался о своих действиях, если дракону вздумается переплыть реку поглубже и пошире. Еще одна забота — поначалу казавшиеся такими удобными тросики теперь уже больно резали тело, ноги устали оплетать хомутик, и если путешествие продлится хотя бы еще столько же, то волей-неволей придется валиться вниз в надежде увернуться от железной ноги — по идее Андреа умел терпеть боль, но доводить до этого не любил, и поэтому был непривычен. Лес сменился полем, затем пастбищем. Минуты три под брюхом мелькала дорога, потом она свернула в сторону, и дракон вновь попер по целине. Потом скорость снизилась, Андреа снова принялся извиваться и перехватываться — голову высунуть, а высунув забыл обо всех неудобствах. Теперь дракон не бежал а просто шел по росистому лугу, прикрытому легким туманом. Впереди, в тумане, угадывалось темное нечто, приближающееся с каждым шагом, и с каждым шагом душа Андреа наполнялась восторженным благоговением. Он и сам бы не смог объяснить, почему его восхищала эта достаточно некрасивая туша с обвисшими в стороны крыльями, отягощенными обрубками двигателей, задранным вверх задом с Т-образным оперением и закругленным носом, стекла на котором придавали дельфиньей морде недружелюбное выражение. Туша стояла на коротеньких ножках, заканчивающихся непропорционально маленькими колесиками, и на одной из них ровно горел желтый огонь.
Дракон остановился рядом, подогнул передние ноги, и ехавшие верхом поспрыгивали на траву — Андреа съежился в своей нише и только вслушивался в разговоры:
— Уважаемый командир корабля, свет Андрей Иваныч уже проснулся?
— Должен, я его предупредил, что приедем. Юлька! Загони лошака в трюм и присмотри чтоб закрепился как следует, взлетать будем с тряской. Киоси, поможешь ей. Некоторое время тишина, потом хриплый женский голос:
— Теперь мы куда?
— Ко мне наверно, Наталия так говорила. Пару дней передохнем и снова за дело. Говорят Нолика в Большой Город посылали на разведку какого-то нового района, боюсь что и нам придётся.
— Нолик наразведает! Он трус и размазня, если б он сам родом из Большого не был, хрен бы его у нас держали. Но это Ноль, а ты-то чего боишься? Вот уж не ожидала-то.
— Ты там бывала?
— Знаешь же, что нет, я всё больше по тирлайнам ошиваюсь. А что, есть разница?
— Есть Юль, есть. Большой Город не в две, и не в четыре руки строился, так что там столько намешано — сам черт ногу сломит, а то и не ногу. Имею опыт…
— Ну и пусть черт ноги ломает, мы-то поумнее будем, — самоуверенно ответила Юлька, и разговор прервался.
Дракон осторожно переступал ногами, затем присел и снизу забрякало железо. Андреа извернулся, глянул вниз и увидел, что луговая трава сменилась грубыми железными плитами, а неясный сумрак занимающегося утра — тусклым желтым светом. Где-то спереди Киоси крикнул:
— Юль, проверь такелаж, и я его положу. «Его — это дракона» — понял Андреа — «Раздавить не раздавит, но буду как в гробу лежать, а мне это не надо.» И не долго думая, он отцепился и по-кошачьи ловко шмякнулся на железо. Был бы это кто-нибудь другой, он бы наверняка заорал от боли в затекших руках-ногах, но Андреа сдержался, и бодро пополз на четвереньках. Справа были видны брюки и сапоги Юльки, спереди маячили ноги Киоси и пришлось выкарабкиваться из-под брюха влево. Очень вовремя это успелось — дракон поднял две ноги, зацепил несколько черных тросов, свисавших сверху и принялся мягко оседать, одновременно натягивая их. Андреа лежал, распластавшись по холодному днищу трюма и напряженно вслушивался, готовясь к драке не на жизнь а на смерть, если его все-таки заметят, но этого не произошло. Хозяева дракона перекинулись еще парой малопонятных реплик, потом Юлька подошла обратно ко входу, что-то повернула, и широкий, похожий на подъемный мост пандус с визгом и скрипением поднялся, плотно перегородив вход. Потом она подошла к Киоси, и они вдвоем ушли вглубь, хлопнули дверцей и Андреа остался один.
То что называлось «трюмом» на внутренности обычного корабля походило мало — обнаженные ребра каркаса, усеянные заклепками, желтая лампочка сбоку, закругляющиеся вверх стены. Правда этот корабль не простой, а воздушный, а значит удивляться непохожести не стоило. Андреа поднялся на ноги, медленно прошелся вдоль лежащего дракона, перелез через металлический трос, испачкавшись в противной смазке. Широкий вход сзади был надежно перекрыт поднявшейся плитой, за дверцей впереди сидели непонятные люди и лезть к ним раньше времени не стоило. И вообще, решил Андреа, высовываться стоит только в крайнем случае, а пока и тут дел хватит, например осмотреть дракона. Сверху железного тела шел гребень, несколько чешуй которого раздвигались и образовывали шесть удобных сидений с поручнями и кармашками в них. Они были пусты, кроме одного — Андреа вытащил маленькую, но тяжелую золотую пудреницу. На внутренней стороне крышки была надпись «Принцессе Натали от преданного ею, но преданного ей». Ниже находился рельефный рисунок все той же роковой для Андреа, и видимо не только для него красавицы. «Вот так — подумал он — Значит кто-то страдал, верил, надеялся — а она просто забыла дорогой подарок как ненужную безделушку!» Разозлившись, Андреа швырнул пудреницу не глядя назад, во что-то попал, и послышался звяк разбитого стекла. Заинтересовавшись он обернулся, потом подошел к стене, осмотрел черную коробочку с разбитым стеклянным глазком, и приободрился: этак удачно попасть не глядя, значит еще могем кое-что. И кстати, пошарив по стенам, Андреа нашел и разбил еще одну такую же коробку, теперь уже специально, доверившись инстинкту, что без этих штук лучше чем с ними. Кстати в ходе поисков обнаружилась решетчатая лестничка, ведущая наверх и в хвост, и после некоторого колебания он решил полезть по ней. Лестница закончилась дверцей, за который был низкий и очень тесный коридорчик, еще дверца, а за ней — застекленная клетушка, высоко приподнятая над землей. В клетушке было кресло, множество рычажков и кнопок, несколько рычагов побольше и еще много всяких предметов и устройств, о назначении которых не могла подсказать даже Резервная. К тому же Андреа и не собирался разбираться во всем. Забравшись в кресло он откинул голову и через минуту уже спал липким обволакивающим сном, и ни грохот двигателей, ни тряска и толчки при взлете на смогли его разбудить.
Пробуждение было мутноватым. Андреа мотал головой, ворочался в кресле, пытаясь по-новому расположить затекшие части спины, ног и того что между, но сон уже исчез, ему мешал равномерный грохот, который воспринимался даже не столько как шум, сколько как давление на уши и сознание.
Наконец проморгавшись, Андреа сначала не мог сообразить что происходит: сквозь стекло его клетушки были видны обычные кучевые облака, но они были внизу, а в просветах вместо неба виднелось нечто вроде старого-старого гобелена, на котором с некоторых пор практикуется начинающий художник. Небо обнаружилось сверху, там где ему и положено было быть, и поняв, что он уже давно в воздухе, там, куда и птицы наверное не залетали, Андреа испытал чувства щенячьего восторга, дурацкой гордости и неудержимого зазнайства. Правда мысль о том, что люди, от которых он прячется наверняка давным-давно считают полет делом обыденным, а может даже скучным и надоевшим, несколько охладила настроение. Вместо разглядывания облаков, которые окончательно скрыли землю, стоило вновь заняться обследованием воздушного корабля, хотя бы вот этого странного помещения, где места хватает ровно на одного человека, и где из-под ног уходят и нависают над пустотой две длинные тонкие трубы, от которых веет угрозой и силой.
Андреа сначала потрогал большие рычаги, потом с некоторой опаской нажал несколько кнопок — ничего не случилось, только зажглась маленькая желтая лампочка под табличкой «Нет готовности», а потом, осмелев, начал нажимать и трогать все подряд. После поворота одного из рычажков в грохот двигателей вплелись новые звуки — картавое вякание доносилось из черных раковин на дугообразной перемычке. Андреа надел их на уши, и получил возможность слышать разговоры экипажа, слышать но не понимать. Речь шла об каких-то эшелонах, возмущениях и каких-то режимах гейтования, потом появился новый голос, который предупредил, что «республика подняла двух тигров» и что «их наводят по кодированному лучу, так что мы их сбить с курса не сможем». Андреа благодушно принялся размышлять, откуда тигров подняли, и почему про эту охоту сообщают сюда. И опять же, если их наводят, то зачем же их сбивать?
Размышления прервало тихое жужжание, и Андреа с некоторым страхом увидел, как длинные стволы приподнялись и немножко повернулись, а лампочки на панели мигнули и образовали красивый узор. Дальше события развивались быстро: снизу, из облаков вынырнули две узкие стремительные тени со скошенными назад крыльями. Оставляя за собой белые струи они быстро поднялись вровень с кораблем, потом один обогнал его, а другой извернувшись прошел совсем близко от хвоста, выпустив из себе несколько цветных струек. И тут же загрохотала пушка под ногами Андреа — коротко и видимо неточно, потому что «Тигр» тут же отвалил вниз, показав серебристое брюхо, потом выровнялся и зашел с другой стороны. Потом пушка начала стрелять где-то спереди, и еще один истребитель показался в поле зрения. Наушники гнусавили «на подходе еще тройка, снизу идут», пушки под ногами сделали полукруг, потом опустились вниз до предела, сам корабль сделал резкий крен, потом круто взял вверх, а из-под ног Андреа нелепо кувыркаясь упал в облака один из «Тигров», потом в кабинке запахло неприятной и ядовитой гарью, пушки дернулись и застыли, а на щитке по очереди загорелись таблички «ДУ ОТКАЗ», «ДУ РЕЗЕРВ», «ДУ РЕЗЕРВ ОТКАЗ» и «НЕТ ДУ, ПЕРЕХОДИ НА РУЧНОЕ». Еще одна лампочка мигала под кнопкой «РУЧН», и Андреа не долго думая ее нажал. Таблички погасли, но ничего не изменилось. Андреа нажал еще на что-то, потом дернул за большую ручку — и стволы за стеклом двинулись вслед, а пристроившийся было в хвосте «Тигр» испугано нырнул вниз. «Ага, значит я тоже могу отсюда стрелять, только вот как?» — подумал Андреа, и тут же сам ответил на свой вопрос, задев изогнутый рычажок на ручке. На душе повеселело, инстинкт и привычки прежней жизни подзуживали вступить в бой, но Андреа все же на секунду задумался — а с кем он воюет, на чей стороне, и стоит ли? Республиканский истребитель пронесся встречным курсом, и в стабилизаторе наверху появилась рваная дыра, края которой быстро разворотил воздушный поток. Воевать стоило хотя бы ради того, чтобы не стать мишенью для следующей очереди. Андреа решительно взялся за гашетку, и принялся навскидку палить по «Тиграм», получая от этого немалое удовольствие.
Попасть, правда не удалось ни разу. Струи огня полосовали небо причудливыми зигзагами, истребители шарахались от них как куры по двору от расшалившегося щенка, но целиться было невозможно, и когда пушка вдруг перестала стрелять, счет оказался нулевым. Стволы по-прежнему послушно поворачивались вслед за движениями ручки, но сколько Андреа не жал на гашетку, а потом и другие хоть немного похожие на нее рычаги, стрельбы больше не было. Стало неуютно. Воздушный корабль продолжал резкие маневры, но Андреа почему-то понял, что конец уже близок. Через две минуты «Тигр» с большой цифрой 10 на носу аккуратно пристроился сзади и сбоку и после двух коротких очередей самолет ощутимо пошел вниз, да так, что под ложечкой засосало. Облака вблизи оказались не такими уж и плотными — Андреа удивился, что войдя в них корабль даже не дрогнул, хотя ему казалось, что об эту пухлую перину можно здорово удариться. Потом внизу оказалась совсем близко земля — деревня, поля, лес, какие-то коровники. Все это мимо. Андреа прикинул, как произойдет встреча с землей, поглубже уселся в кресло, уперся ногами в подвернувшиеся выступы, напрягся, и стал ждать, вознося молитвы первому из подвернувшихся на язык духов-хранителей.
Первый удар был силен, и не менее сильны были последующие. Андреа держался как мог, но не выдержал, слетел со своего насеста и когда окончились недолгие, но содержательные секунды торможения и наступила неподвижность, он оказался чуть ли не пополам сложенным вокруг рычага управления пушкой, из глубоко разодранной щеки текла кровь, вывихнутая нога наливалась болью, а один из глаз быстро заплывал фингалом.
Кряхтя и подвывая Крутой Андреа Вридус Сакрольд принялся выкарабкиваться из-под обломков. При посадке самолет разломился надвое, и теперь кабина воздушного стрелка была смята и наполовину воткнута в землю. Когда Андреа кое-как протиснулся через ощетинившийся битым стеклом каркас, к его украшениям добавились многочисленные порезы и пятна противной грязи пополам с маслом, а попытавшись оттереться он еще сильней размазал их по лицу. Потом Андреа осмотрелся единственным глазом: самолет пропахал широкий буреломный коридор в молодом березняке. Крылья лежали где-то сзади, оттуда вверх поднимался дым. Горело и ближе, но где и что разбираться не хотелось, потому что уже накатывалось спереди мелодичное урчание, а вскоре показался и сам вертолет, который с ходу затормозил и почти не примериваясь сел рядом с останками воздушного корабля. Андреа дернулся было бежать, но с распухшей, адски болящей ногой он не смог сделать ни шага, а просто упал, там же где и стоял. Вид у него был наверное очень жалкий, потому что молодые ребята в пятнистой форме с короткими автоматами, попрыгавшие из вертолета не стали его даже бить, а просто схватили под руки и затащили в полутемное брюхо, где другие такие же ребята сноровисто связали ему руки и кинули в компанию к еще троим связанным, лежавшим у борта под дулом автомата одного из пятнистых. Потом в динамике раздался начальственный голос:
— Альфа, Браво, Гольф квадраты двенадцать и двенадцать бис. Чарли поднимайся и иди домой, к тебе сейчас на смену придет Дельта.
Тот, кто вязал Андреа взял микрофон и густым басом ответил:
— Чарли понял, Дельта уже пришла, идем домой. Груза три мешка с первого места и один со второго.
Потом что-то переключил и добавил повелительно:
— В журнал запись не забудьте, с грузовика — хвостовой стрелок. Пилотам — взлет и на хауз.
Не прекращавший ни на секунду урчать мотор взял двумя тонами выше, вертолет оторвался от земли и рванулся вперед. Через маленькое окошечко Андреа мельком как другой вертолет садится на их место, и понял, что это та самая Дельта. Караульный сделал повелительный жест автоматом, и Андреа послушно отвернулся от иллюминатора. Пленные между собой не разговаривали, наверное это было запрещено, и Андреа принялся думать. Во-первых следовало признать, что Резервная память все больше и больше подменяет собой основную. Это конечно хорошо, но что будет если ее тоже не будет хватать? Значит надо действовать так, чтоб от нее как можно меньше зависеть. Во-вторых, а что же все-таки происходит? Неужели это все-таки История? И Резервная существует специально для нее? Нет, тут другое, но что…
Вертолет заложил широкий вираж, потом еще один. Пятнистые ребята, до сих пор мирно трепавшиеся о чем-то в хвосте повскакивали к окошкам, и просунув в бойницы автоматы начали палить куда-то вниз. Обладатель густого баса — видимо командир этого отряда — откатил в сторону дверь и опустив откуда-то сверху внушительный крупнокалиберник принялся бить короткими очередями по лесу за бортом. Пилот снизился чуть ли не до верхушек берез и разогнал вертолет так, что они сливались в сплошные мельтешащие полосы.
Стрельба прекратилась, и через некоторое время вертолет вновь поднялся повыше. Теперь через открытую дверь были видны леса до самого горизонта, изредка прерываемые возделанными полями. Начальник тоже смотревший в дверной проем, что-то такое углядел, прищурился и сказал в микрофон, повернув рычажок, чтобы динамик усиливал голос:
— Эй, за баранкой! Тормозни на секунду вон там, где хутор справа виден. Грузовик заготовителей из пехтуры видишь? Так я думаю нам нормальная еда нужнее!
Пятнистые парни одобрительно закивали головами, и один из них сделал жест как бы ударяя кого-то кулаком в лицо, похоже репетировался товарищеский разговор с «заготовителями из пехтуры». Вертолет изменил курс, и так же лихо, как и в предыдущий раз с ходу приземлился около хуторских построек. Зеленый грузовик с аляповатой эмблемой на боку и вправду стоял тут, и в кабине скучал водитель в засаленной черной куртке.
Андреа напрягся. Водитель не скучал, он был мертв, и специально посажен в позу заснувшего от безделья. Андреа как бы зевнул, потянулся, устроился поудобнее. То есть комфорта-то как раз убавилось, но зато можно было в любой момент вскочить на ноги, и этот момент вскоре наступил. Когда командир хозяйской походкой подошел к грузовику, оттуда раздались выстрелы. Командир упал, а в двигатели крыше вертолета попал заряд из ручного гранатомета. Жаркое пламя полыхнуло во все стороны, но Андреа сумел выпасть в дверь и не попасть под пулю часового, которому вобщем-то уже было все равно в кого стрелять.
Петляя и спотыкаясь Андреа брел в сторону от разгорающегося вертолета, сначала молча корча от боли страшные рожи и подтягивая вывихнутую ногу, а шагов через десять начал выть уже в голос. Из горящего вертолета выбегали люди, в них стреляли, что-то среди пламени звонко лопнуло — Андреа это не волновало. Он заполз за грузовик и повалился на руки двум бородачам в замызганных телогрейках, латаных штанах и стоптанных кирзачах. Связанные за спиной руки и общий вид замученного пленника подействовали лучше всякого пароля. Бородачи закинули за спины оружие, взяли Андреа под микитки и заботливо потащили его к домам, подальше от все никак не утихающей стрельбы.
Поселок оказался малосимпатичным: стекла в домах грязные, огороды в сорняках, единственная улица поросла травой. Это была еще не полная заброшенность, но дело шло явно к ней. Андреа затащили в один из домов, но не в жилую часть а на сеновал, где громко храпел еще один бородач, третий по счету. Пока один из доставивших Андреа с великим трудом его растолкал, другой назвал свое заковыристое имя, которое через секунду забылось, и успел сообщить, что «ножку вашу сейчас подлечим в лучших традициях» и что «пушку мы тебе потом дадим, а прямо счас времени маловато». Спящий наконец проснулся, напялил поверх телогрейки якобы белый халат и бесцеремонно отпихнул Псоя.
— Все, давай обратно, чем быстрее там распихаетесь, тем лучше.
Спасители ушли, а белый халат принялся за больную ногу: вначале дернул, так что Андреа света не взвидел, потом поводил руками в воздухе, шепча при этом незнакомые заклинания — боль поутихла, и в завершение трудов разрезал пациенту до колена штанину и щедро обмазал сустав мазью, она по цвету и запаху хоть и напоминала обыкновенный деготь, но действие оказала. Боль прошла совсем, а опухоль заметно спала.
— Ну вот парень, еще пару часиков, и нога как новенькая будет. Ты из каковских?
— Да я… — начал мяться было Андреа, но вспомнил доклад командира вертолета — мир его праху — и бодро продолжил:
— Хвостовой стрелок с грузовика. В нас «тигры» из республики стреляли.
— Ага, значит ты из Верных Императорских войск, да?
— Нет.
— Ну как же нет? У Самостийных Императорских самолеты только легкие, а из Личной Гвардии Ее Величества оба экипажа перешли к Повстанцам за Республику против Демократии. Или как?
Андреа пошевелил ногой. Она слушалась. Оглядел доктора, и прикинув, что в случае осложнений его можно будет выключить максимум с двух ударов, решил не очень заботится о правдоподобии объяснений.
— Наш самолет был из Особо Верных войск Личной Гвардии Ее Величества, — и увидев удивление на лице собеседника добавил:
— Против демократии.
На доктора это произвело удручающее впечатление. Он почесал затылок, потом что-то посчитал на пальцах, сосредоточено шевеля губами. Буркнул:
— Ну ладно, чо уж теперь, — и спросил озабочено:
— А к Повстанцам за Монархическую Империю вы как относитесь?
— Да пока никак не относились.
— И то ладно. — Доктор вновь принялся загибать и разгибать пальцы, о чем-то раздумывая, но начавшаяся невдалеке стрельба, заглушившая утихающие звуки сражения за сгоревший вертолет заставила прервать это занятие.
— Так, не было печали, — и скомкав халат в карман, он резво полез по лесенке на чердак к окну, а вернувшись сообщил:
— Повстанцы за Демократию против Республики. Явились не запылились. Я пошел, а ты пока сиди. Стрелялку я возьму ту которая получше, ты не взыщи.
С этими словами доктор поворошил сено и вытащил грозного вида автомат с подствольным гранатометом и торчащими враскоряку магазинами. Хлопнула дощатая дверь и Андреа остался в одиночестве. Прежде всего он тоже покопался в сене и добыл последовательно две лимонки без запала, страшно тяжелое противотанковое ружье, просто ружье с жестянкой с патронами, примотанной к прикладу проволокой и брезентовую куртку с надписью "Да здравствует королева, виват! " поперек спины. Куртка была дырявая и пачканная кровью. «Так,» — начал раздумывать он — «Если нападающие против Республики, значит они за Императора. Но в то же время они за Демократию — значит они за Ее Величество и против Императора. Или наоборот? А повстанцы за Монархическую Империю, они тогда по логике с кем воевать должны? Если б это История была, обязательно рядом оказался бы какой-нибудь знаток политических интриг. А так — мозги сломишь.» Ничего так и не придумав Андреа затащил противотанковое ружье наверх, вернулся за охотничьим и устроился у чердачного окна.
Бой в поселке шел вовсю, одинаково одетые бородачи палили из одинаковых автоматов друг в друга из-за заборов и пригибаясь перебегали улицу. Минут через пять со стороны леса подошла колонна из пяти броневиков, первый из которых был подбит, как только приблизился к поселку, а остальные заняли позицию за огородами. Кроме тарахтения моторов они добавили в общую симфонию битвы вопли из громкоговорителя "За Императора и Бога, мы пленных не берем, но уж если берем, то кормим от пуза и обращение хорошее, так что милости просим, господа! ".Еще через несколько минут одинокий вертолет с яркой надписью «За Бога и Императора» сжег два броневика и прошелся из пулемета по всем без разбора воюющим сторонам, но из гущи неизвестно откуда взявшейся конной банды в него влепили сразу две ракеты, вертолет завалился набок и упал куда-то за околицу. Андреа пока что сидел тихо, справедливо сообразив, что если он начнет принимать участие в боевых действиях, то окажется под огнем сразу со всех сторон. Но даже не будучи в эпицентре событий, он ощутил некоторое беспокойство за свою жизнь, тем более что в небе прогудело несколько толстобрюхих самолетов, оставивших за собою белую россыпь, отдаленно похожую на сдунутые семена одуванчиков. Несколько домов поселка уже горели, и возникшую было мысль отсидеться в погребе пришлось отбросить, надо было искать возможность сбежать с поля боя.
Дом содрогнулся, с крыши посыпалась труха. Потом пол под ногами накренился, затрясся и весь фасад вместе с крышей и сидящим на чердаке Андреа двинулся вперед, вырулил на улицу и попер по ней вкось, а затем врезался в другой дом. Щепки, пыль, вздыбившееся бревна чердачного перекрытия, грохот гнущегося и ломающегося железа с крыши — все произошло разом и так быстро, что сориентироваться было практически невозможно. Андреа только и успел, что перед самым столкновением наполовину высунуться в окно, и тут же спрятаться обратно, чтобы не раздавило сразу. Сбоку открылась широкая щель, он недолго думая туда скользнул, и сразу откатился в сторону, успев увидеть широкий бронированный зад и могучие гусеницы, без труда прокладывающие себе дорогу сквозь постройки. Рядом по земле стеганула очередь, и Андреа бросился прятаться в еще шатающиеся развалины. Новое место обладало одним неоспоримым преимуществом: сквозь широкий пролом в сараях и заборе можно было увидеть не слишком широкое картофельное поле, а за ним лес, в котором вроде никто не стрелял. Правда именно на это поле и приземлялись те самые парашютисты, которых Андреа сначала принял за одуванчики, и которые при более детальном рассмотрении впечатления божьих одуванчиков отнюдь не производили. Или рискнуть? Андреа обернулся — сзади по остаткам его предыдущей позиции резво ползло новое бронированное чудище — темно-зеленое, приземистое, шевелящее в такт раскачиванию корпуса мощной пушкой. Этот танк явно намеревался пройти по следам предыдущего, так что, решил Андреа, уж лучше парашютисты. Он выворотил из полуразваленного забора кол и с боевым кличем «Слава Создателю, ятить-колотить!!!» бросился вперед.
Сначала Андреа ничего не понял. Десантура вместо того, чтобы полосатой грудью встать на дороге одинокого наглеца бросалась от него врассыпную с испуганными лицами. Некоторые путались в стропах собственных парашютов, падали, но продолжали движение на четвереньках. Андреа приободрился, еще разок крикнул «ятить!» и грозно размахивая колом теперь уже чисто для собственного удовольствия разгонял их кучки, не очень стараясь выдержать направление к лесу. «Эк я их,» — думал он. — «Есть еще кой-чего во мне, не так-то просто с Крутым справиться, только бы сзади чем не огрели…». Андреа глянул назад.
За ним по пятам, настигая, шпарил по полю давешний танк, тот самый, из-за которого и было предпринято геройское нападение на десант. Экипаж танка явно преследовал спортивную цель — раздавить преследуемого исключительно гусеницами, по-джентельменски, без всякой там неэстетичной стрельбы — и так от канонады-перестрелки уши закладывает, даже звук танкового двигателя потерялся на этом фоне. Секунды две Андреа стоял, завороженный картиной грозно накатывающейся бронированной машины, а потом подпрыгнул и припустил пуще прежнего, продолжая махать колом, который с перепугу и бросить-то забыл. Десантники по-прежнему разбегались с его дороги, но теперь это удовольствия не доставляло.
Водитель танка был явно мастером своего дела. Несмотря на отчаянные заячьи петли беглеца, уже приблизившегося к краю поля, гусеницы грохотали все ближе и ближе. Андреа чувствовал, что выдыхается, и все оставшиеся силы вложил в последний прыжок. Было задумано, что он перелетит через груду убранных с поля камней вперемешку с корчеванными пнями, но нога зацепилась за молодую березку, и Андреа, перевернувшись в воздухе рухнул к разлапистому комлю лежащей на боку сосны, а через секунду, подминая кусты спелой малины, с рыком подкатил танк. Двигатель выбросил в воздух облако вонючей сажи и притих. Андреа встал, и держа кол наперевес стал ждать неминуемого, однако давить его никто не стал. Вместо этого открылся лобовой люк и оттуда показалась курносая девичья головка в ребристом кожаном шлеме из-под которого выбивались золотистые кудри.
— Алло, парниша, у тебя хоть закурить-то есть? — спросила девушка, вылезая и садясь на край люка. Голос у нее был недовольный, но вполне дружелюбный.
— Нету. — Андреа ожидал чего угодно, только не этого.
— Ну конечно, то-то шибко бегаешь. Ану-инэн! Мало того что он прыткий такой, так у него еще и курить нет.
Из башенного люка неспешно выбралась та, к которой обратились по имени Ану-инэн. Тоже молодая девица, но поплотнее и пошире в кости, без шлема, темно-русые волосы и маленькие живые глаза. Она посмотрела на Андреа, сплюнула и ответила:
— Ладно уж, проспорила, так не злись. Я ж тебе с самого начала сказала, что первая ночь с ним моя, так и вышло.
Мало кто взялся бы передать, какие мысли и обобщения вызвал этот диалог в душе Андреа, но он немного порозовел, приосанился и бархатным голосом заметил:
— Я не знаю ваших обычаев, но думаю, что смогу подарить свою первую ночь вам обоим… — и был прерван веселым смехом девушек, который очень странно звучал на фоне продолжающегося боя в селе. Отсмеявшись, золотоволосая объяснила:
— Веселый ты парниша. Свою первую ночь ты наверное подарил горничной своей мамы лет десять назад. Такого добра у нас хватает, хотя мордашка у него симпатичная, да?
— Ага, ничего себе.
— Ну ладно парниша, бывай. Ану-инэн! Двинули-ка на базу, у меня правый усилитель подтекает, пробило наверное.
Девушки не торопясь залезли внутрь, закрыли люки. Двигатель заурчал сильнее, и медленно почти осторожно переступая траками гусениц танк начал разворачиваться. Андреа не вполне пришедший в себя после гонки по полю, минуту назад приготавливавшийся к бесславной смерти, и наконец высмеянный в лучших своих чувствах стоял как потерянный. Он даже не испугался двух гулких выстрелов, прозвучавших не в поселке, а гораздо ближе, чуть ли не над ухом. Он только заинтересовано обернулся и увидел в у кромки леса небольшой отряд молодых мужчин в пятнистой форме. Двое из них стояли широко расставив ноги и держали на плечах дымящиеся трубы гранатометов и еще один готовился к выстрелу. Гранаты предназначались несомненно дефектному танку с приветливым экипажем, Андреа на долю секунды представил, как Ану-инэн и золотоволосая в горящих комбинезонах катаются по земле, и рефлексы Заведомо Крутого наконец сработали. Точным движением руки он швырнул кол, и кол успел полтора раза крутануться, прежде чем попал по взрывателю первой гранаты, которая ахнула языком кумулятивного пламени, направленным в белый свет, как в копеечку. Второй снаряд должен был пролететь совсем рядом, и Андреа просто коротким движением руки загнул один из его рулей, что придало траектории полета фривольную развязность навроде бумеранга, а в конечном счете его жертвой стал не широкий борт танка, а посторонний валун «бараний лоб», недалеко от третьего гранатометчика. Последний опешил и выпалил не целясь — граната ушла вверх и сбила винтовой штурмовик, направлявшийся куда-то по своим делам на бреющем полете. Неожиданный успех отряд не обрадовал.
— Товарищи, нас предали! — воскликнул кто-то, и вся группа бросившись наутек быстро скрылась из виду. Танк остановился, потом сдал назад и вновь поравнялся с Андреа, обдав его чадным выхлопом. Высунулась Ану-инэн:
— Спасибочки, молодцом дрына ввалил! Ты часом не крутой будешь?
— Да уж скорее был, чем буду! — весело ответил Андреа.
— Ну все равно. Залезай в передний люк. Там рулевая моя, она давно хотела с кем-нибудь из таких пообщаться. Голди ее зовут. Ты ее не очень-то отвлекай, а то не доедем!
Внутри танка оказалось неожиданно уютно. Золотоволосая Голди полулежала на кресле, нежно двигала рычагами и глядела в перископ. Наглухо задраенная смотровая щель была украшена плетеными гардинами, в стойке радиоаппаратуры два блока были вытащены, и проеме стояла стеклянная вазочка с сухими цветами, намертво приклеенная к основанию — при толчках танка цветы подпрыгивали, а вазочка колыхалась вместе с полкой. Еще было много цветных картинок с котятами, лошадьми, мотоциклами и мускулистыми красавцами, увешанными разнообразным оружием. Женский портрет был только один, в отпечатанной заодно с изображением золотистой витой рамке и это лицо Андреа узнал без труда. Сам он помещался в таком же кресле рядом, только без обзора. Перед тем как усадить, Голди смахнула с сидения недоплетенную салфетку и кучу тряпок — теперь это все тряслось и перемешивалось в углу. Разговор начался не сразу: сначала пришлось ждать пока танк развернется, потом по нему кто-то стрелял и даже куда-то попал, потом дорога превратилась в нечто похожее на поездку на заднем месте по обледенелой лестнице — Андреа как-то раз имел честь спустить таким образом взвод баронских гвардейцев, а теперь сам испытал этот сомнительный кайф. Потом все успокоилось и он наконец смог задать давно интересовавший вопрос:
— Голди, а зачем же ты меня раздавить хотела? Или не хотела?
— Ну хотела. Ты не сердись, просто так получилось. У нас в эскадроне наконец взяли живым рядового воина-монаха из скита Динь-дилинь. Был там? У них мужики отборные, и всякие обеты принимают, я всех не помню, но главное — в плен не сдаваться и до женщин не касаться. Понимаешь, чины-то ихние сами на эти обеты естественно плюют, но рядовщину держат в строгости. Так что если такой живьем попадется, то это прямо праздник какой-то. Понимаешь?
Андреа немного подумал и согласился, что действительно — праздник.
— Ага, и вот такой нам попался, совершенно неповрежденный. А мы с Ану-инэн с прошлого года на первых местах по боевой и политической, рейтинг зарабатываем, и вот, нам его на экипаж и выделили. Анка-то командир, ей первой положено, а я канючить начала. Тогда поспорили — если я догоню вон того дурака с дрыном раньше чем он до леса добежит, то она уступит, а если нет, то не взыщи. А ты возьми да добеги. Я сначала так сердилась, так сердилась, что будь у меня управление пушкой исправно, так бы и вмочила. Тебя как зовут?
Андреа назвался. Голди подивилась длинному имени и заметила, что у них такие имена принято сокращать.
— Вот ты, к примеру будешь «А. С. В.»
Андреа припомнил — что-то такое он ведь слышал… Но Голди не дала сосредоточиться. Она продолжала говорить, не отрывая глаз от черного обрамления перископа, и казалось, что разговор ведет не с новым знакомым Асвом, а с кем-то там, впереди.
— А ты говоришь крут был? Я думала это пожизненно, а вот значит как бывает. У нас тут их целая куча была, толклись и мешались друг другу, правда сейчас их куда всех сгребают. Я тоже хочу крутой стать, да все никак не удается. Они и раньше-то никого к себе не подпускали, друг с другом только, да с лидерами, а теперь и вовсе, засветятся пару раз и привет, в спецзону уходят. А я бы не стала и там сидеть, я бы на запредельные территории отправилась. Там говорят такое есть! А ты сам вообще откуда?
Андреа приблизительно описал. Заодно рассказал и свою печальную историю, добавив, что портрет в золотом обрамлении весьма Наталию напоминает. Голди призадумалась.
— Вообще-то на портрете ее императорское величественное высочество, высочественное величество ну и так далее, на три с половиной минуты полный титул, мы как-то специально засекали. Она у нас недавно, года два, не больше. Прежняя императрица делась куда-то, а у нас теперь эта. Шебутная такая, всем шороху задала. И нам — Личной Гвардии работы прибавилось, опасней стало, опять же крутых отсеивать — ее затея. Но жаловаться вобщем-то грех, при ней теперь и организовано все лучше, и платят больше, снабжение там всякое. А про твои края я не слыхивала даже, ты наверное даже не из запредела к нам попал, а вообще из Другой Оперы. Тем более говоришь, что Творец один-единственный. У нас тут сложнее…
Танк тяжело перевалился через какое-то препятствие. Голди замолчала, и Андреа, или Асв, как он решил себя называть, в знак новой жизни, воспользовался паузой:
— Слышь, а вкратце ты можешь объяснить, что у вас тут твориться? Я признаться пока что ни хрена не понимаю — кто с кем воюет, и как у вас тут еще вообще кто-то живой остался, в этой мясорубке?
— Вкратце… Ты когда с мое попаришься на занятиях, да оперативная информация каждые полдня, тогда сам будешь рассказывать вкратце. У нас тут восемь крупных группировок войск и тридцать пять мелких впридачу. И все время что-то новое подкидывают, не считая того, что те кто есть тоже то раскалываются, то сходятся, прямо издевательство какое-то. А в живых остаться сложновато, это ты верно подметил. Хорошо если Линия есть, ну навроде как ты Историей называешь, тогда Ведущий, иначе говоря Шеф, помочь сможет. Хотя Ведущий тоже — бережет только тех кто посимпатичней, или просто позаметней, а остальные как быдло фоновое, пачками горят. А когда твоей Линии нет — тут уж полная лотерея, на счастье надейся, а сам не плошай.
— Да, весело тут. А как ты думаешь, я отсюда домой попасть смогу?
— В Другую Оперу-то? Я не знаю, но ты не горюй. На базе есть одна ужасно умная девчонка, она скажет точнее. Но я тебя все равно не отпущу, пока ты меня в крутые не выведешь… ну хотя бы в крутоватые. Такая перспектива показалась скучноватой, но прямо сразу возражать не хотелось. Голди тоже ничего добавлять не стала и разговор прервался. Кресло под Андреа по-прежнему то мягко переваливалось из стороны в сторону, то мелко подрагивало, а то успокаивалось совсем, и он и не заметил как уснул, а проснулся только когда Голди потрясла его за плечо.
— Подъем, приехали. Ану-инэн тебя в казарму нашу отведет, а мне надо еще танк в ремзону отогнать, — и с этими словами она сползла с кресла вбок, давая дорогу. Андреа схватился за край люка, оглянулся в последний раз на портрет Наталии, и решительно вылез наружу.
Танк стоял возле красивого забора, выложенного из красного и белого кирпича. Дорога шла вдоль него и в конце заворачивала, а с другой стороны стояли двух и трехэтажные дома, стояли не очень часто, но чувствовалось, что это не поселок какой, а именно город. Андреа презрительно хмыкнул — с такой техникой могли бы и что-нибудь повнушительней построить. У Герцога Отрейского в столице и четырехэтажные здания не были редкостью, один доходный дом даже шесть этажей имел. Народу на улице почти не было, зато вдоль по ней медленно ехали три восьмиколесные пусковые установки, а по обочине топала рота молодых солдатиков, путающихся в полах необмятых шинелей. В руках у каждого был сверток с бельем, полотенце, мыльница и мочалка, и время от времени кто-нибудь это хозяйство ронял. Тогда возникала путаница, и свирепые сержанты наводили порядок, зычно матерясь и раздавая пинки нерасторопным. В сочетании с низким и хмурым небом весь пейзаж имел вид боевой и суровый, под стать названию — улица Обороны. Пока Андреа разглядывал дома, сверху слезла Ану-инэн и потянула его за рукав.
— Пойдем, пойдем. У нас окно сюда выходит, захочешь так потом налюбуешься.
Сзади виднелись ворота в заборе, с полосатой будочкой и шлагбаумом, но Ану-инэн решительно пошла вперед вдоль забора, и сразу за углом по натоптанной тропинке провела Андреа в зияющую брешь, украшенную табличкой «Осторожно! Неразорвавшаяся бомба».
— А что же бомбу не убирают, некому? — спросил он с опаской глядя на порыжевший стабилизатор внушительных размеров, торчащий из лужи рядом с брешью.
— Почему некому? Два раза саперы приезжали, как раз чтоб убрать. Таких получили, что больше не приедут.
— Не понял?! — изумился Андреа.
— Ну ты странный какой-то. Бомбу уберут — сразу дыру заделают, а как ходить? Через контроль что ли?
Тропинка вильнула между одноэтажными зданиями без окон, потом привела к шеренге казарм, такого же приземистого вида и такого же, как и все остальное здесь красного с белым кирпича. Через главный вход Ану-инэн не пошла, а поднялась по железной лестнице на крышу, подождала Андреа, и они вместе залезли сначала на чердак, а потом с чердака вниз, в саму казарму. Оглядеться Андреа не успел. Ану-инэн впихнула его в тесную комнатенку и сразу сбежала, сказав на прощание:
— Ничего не бойся, но сильно не наглей. Кто из начальства заглянет — скажи что ты брат.
— Чей?
— Ну мой например. Им вобщем-то никакого дела нету, но так, для порядку что-то ляпнуть полагается. Умывальник — вон дверца, и в шкафу мой старый комбез. Не будет налезать — разрежешь где-нибудь, но вообще-то он зимний, приспособленный поверх полушубка натягиваться, так что думаю хватит.
Оставшись один Андреа прежде всего содрал с себя одежду, одевать которую снова он бы не стал и под дулом автомата. Лежа на полу грязной невнятной горкой она была похожа скорее на половую тряпку, которой рачительная хозяйка прежде, чем окончательно выбросить, протерла мостовую перед домом. Сам Андреа впрочем был не намного чище. Глянув в маленькой кабинке с двумя кранами и крохотным пятачком душа на свое отражение в зеркале, он подивился, как это его могли записать в «симпатичные мордашки» — наверное эти милые бронетанковые амазонки привыкли к виду перемазанных в грязи и копоти мужских лиц, и профессионально отметали лишнее. "Ладно, посмотрим, что вы скажете, когда я вымоюсь! — "-мелькнула гордая мысль, и тут же Андреа осадил себя, как бывало осаживал горячего коня. «Ты забыл, что теперь это не твоя игра? И с прежними замашками ты то и дело садишься в яму? Но помыться стоит в любом случае.» — и принялся за дело, запустив для вящего отрезвления сначала только холодную воду.
Она стекала с ног и плеч сначала чуть ли не черная, потом мутно-серая, а когда после четвертого захода от здоровенного куска мыла остался обмылочек размерами не больше детского кулачка и вода стала более-менее приемлемого цвета, Андреа решил что хватит. Полотенце, впрочем все равно покрылось противными грязными полосами.
Комбинезон оказался не то что бы мал, но все равно сидел как-то не так, придавая фигуре некоторую женственность. Андреа пробовал его подогнать и так и эдак, но потерпев неудачу, плюнул на эту затею, и с огромным удовольствием растянулся на одной из двух кроватей, которые занимали в этой комнатушке чуть ли не половину пространства, а еще был шкафчик, полочка перед зеркалом, уставленная косметикой и снова картинки на стенах — разноцветная мозаика все тех же кошечек и красавцев плюс протрет Наталии, точно такой же — в бутафорской раме. За окном была видна обещанная улица Обороны, но интереса ее разглядывать не было никакого. Андреа прикинул, что до вечера уже недалеко, и неизвестно что будет ночью, произнес несколько охранительных слов и заснул спокойным сном.
Видения и переживания его не беспокоили во-первых потому что переживать было вообще не в его привычках, а во-вторых потому что одно из охранительных слов как раз к этому и относилось. Пока он спал, в казарме два раза объявлялась воздушная тревога и один раз химическая, все учебные, и прошедшая проверка педантично занесла спящего Андреа в рапортичку, но будить его никто не стал, пожалели.
Поздно вечером наконец заявились хозяйки — сначала Ану-инэн, и через пару минут Голди, которая перекинулась с Ану парой веселых фраз, из которых проснувшийся Андреа заключил, что плененный монах оправдал возлагавшиеся на него надежды. Гостя женщины не стеснялись. Потом неизвестно откуда на столике появился чайник, стаканчики и еще куча всего — коробочки, баночки, ложечки, кулечки. На Андреа прикрикнули, и он послушно поднялся и принялся двигать кровати, переставлять стулья и в довершение всего ему пришлось вынуть из крепления и сложить зеркало. Голди объяснила:
— Девки у нас бедовые — перепьются, расколотят — где еще такую прелесть достанешь!
— А если не перепьются?
— Обязательно перепьются. Сегодня почти все с боевых, оторваться же надо.
— А ты?
— Тоже перепьюсь, но я ж свое зеркало бить не стану.
— Угу — понимающе буркнул Андреа и больше вопросов не задавал. Минут через десять начали собираться «бедовые девки», все как на подбор с тонкими талиями, острыми грудями, очень правильными и очень похожими лицами. Маленькая и широкая Ану-инэн среди них казалась одинокой служанкой модной портнихи, оставшейся наедине с десятком оживших манекенов — даже Голди среди них не очень выделялась, на такой же манекен парик другого цвета надели, и все. Андреа так и не запомнил, кого как зовут, да и не очень пытался, а когда к кому-нибудь обращался, то использовал безотказные слова «крошка», «киска», «красавица», и так далее в том же стиле. Веселье разгоралось, девушки то одна, то другая выбегали из комнаты и возвращались с бутылками вина, и было удивительно, как они умудряются пробираться до дверей в этой комнатушке, где и сидеть-то было тесно — одна из запоздавших кисок-красавиц по причине тесноты умастилась у Андреа на коленях, поцеловала его в виде спасиба в щеку, и по некоторым второстепенным признакам было ясно, что дело не обязательно только этим и ограничится. Другие тоже бросали на Андреа заинтересованные взгляды, и он решил, что тут надо быть поосторожней — при всей его крутости иметь дело со столькими подругами подряд было боязно. Впрочем, когда дым окончательно завился веревочкой, внимание к единственному представителю мужской половины человечества не усилилось, а наоборот ослабло. В комнатушке стоял веселый гомон, и обрывки разговоров тонули в общем шуме. Единственным, что можно было услышать более-менее связано, был сбивчивый рассказ подруги, отсиживающей Андрейские колени:
— Ну вот, а он мне говорит, что мол за десять отдам, а я говорю, что только за пять, а Ллилька башню развернула, и стволом по шермаку проехалась, я-то смеюсь, а все ругаются. Барьер потом поломали и этот дурак вперся, на море все зазвать мечтает, у меня как раз очередь на заварку подошла. В комитете этот мордоворот говорит бери за восемь, а домой-то хочется…
Подруга говорила и говорила, Андреа добросовестно кивал, хотя смысл и юмор рассказа с самого начал был для него непостижимой тайной. Ей было очень уютно у него на коленях, и всякие попытки спихнуть девушку к кому-нибудь еще оканчивались неудачей — она только крепче обхватывала Андреа за шею и приглашала заглянуть в разрез маечки. Он заглядывал, мягчел душой, в очередной раз решал потерпеть и прекращал попытки согнать ее до следующего приступа звона в ушах.
Пить приходилось наравне со всеми, но сказывалась тренировка и общие свойства организма — Андреа почти не захмелел, особенно если сравнивать с основной массой. В конце концов две «бедовые девки» подрались прямо за столом, их бросились разнимать, но в процессе разнимания как-то получилось, что дерущихся стало уже не двое, а пятеро. Клубок орущих и царапающихся красавиц докатился и до Андреа, и он прямо с прилипчивой рассказчицей попытался встрять, но это привело лишь к тому, что в общей кутерьме словоохотливую даму у него с шеи наконец оборвали, а потом драка, выпихнув из себя Андреа укатилась в коридор. Он подумал и вслед решил не бегать. Теперь в комнатке казалось очень пустынно — прикорнувшая в уголке Ану-инэн с пририсованными вареньем усами, Голди с довольным видом глядящая в сторону спрятанного зеркала и еще две длинноногих крошки в коротких юбочках — длинноногих настолько, что это внушало уже не восхищение а что-то типа благоговейного ужаса. Голди перевела взгляд на Андреа, и произнесла нарочито уверенным голосом, хотя интонация и манера речи не оставляли сомнения, что она на грани полной неуправляемости:
— Ты здесь? Я вроде тебя обещала с кем-то познакомить, ах да. Марь Марыч! — на обращение повернула голову одна из манекенов и поморщилась, а Голди продолжала как через улицу орать:
— Марь Марыч, ты умнее меня настолько же, насколько у меня шире задница и короче ноги. Этого парня зовут Асв, он из Другой Оперы, и по моему хрена ни в чем не понимает. Поговори с ним — он мужик приличный, и вообще… А ты, Асв не стесняйся, спрашивай, может полегчает. А вот я сейчас пойду схожу и мне-то уж полегчает точно…
Хлопнула дверь, и та, кого назвали Марь Марыч внимательно посмотрела на Андреа, так посмотрела, что тот смутился, а посколь смущаться было делом непривычным, то от этого стало совсем неловко. «Что бы такого умного спросить…» — но ничего умного не придумалось, и молчание нарушила она.
— Ну как тебе у нас?
— Неплохо.
— Ага. Пьяные как свиньи, и бабья драка как всегда. А хочешь знать зачем? Вон, эти дуры — царапаются да волосы рвут друг дружке, хотя на боевых каждая против двух рейнджеров насмерть стоит… И я вот тоже, ты сидишь, а я к тебе даже не подсела. Знаешь, вот так вот — она наклонилась к пустому стулу, нежно обняла его за спинку и произнесла медовым голосом:
— Милый, когда я увидела тебя, то я забыла все, и сегодня ночью я хочу быть твоей, нам никто не сможет помешать… Такая гадость! — добавила она нормальным тоном и презрительно посмотрела на стул, как будто на нем и вправду сидел кто-то. Андреа промолчал, потому что почти в точности такая ситуация повторялась каждую Историю, хотя он-то гадостью это не считал, а мнением женщин никогда не интересовался. Марь Марыч же продолжала:
— А все очень просто. Хоть по пьяни, хоть украдкой — знаешь, так хочется побыть нормальными бабами! Не Личной Гвардией этой, в рамке, а просто. Как на Линию попадешь — это все. У меня уже с десятка три мужиков было, и все как на подбор скоты, хотя и Крутые. Я их вспоминаю — противно, аж повеситься хочется, а назавтра опять, вот в этой юбке да в танк, да вперед, а там уже очередной герой поджидает, и ничего не сделаешь, не сама идешь, тебя ведут. У нас в отряде почти все героини — либо воительницы, либо вот как я, подстилка похотливая. Чего глазами хлопаешь? Голди говорит, ты сам из Крутых, так должен соображать.
— Да нет, я как-то… Ну я сам все делал, по Воле конечно, но чтоб вот так потом мучится…
— Ну конечно, тебе все просто, а вокруг ты хоть смотрел? Это только Ведущим сверху кажется, что тут марионетки бегают, а на самом деле у каждого свое есть, и когда приходится поперек себя идти, такие ломки бывают! Фоновым проще, они сами по себе, вон те же самые две подруги, Голди с Инэн. Голди уже отработанная, а Ану вообще непонятно откуда вылезла, и никуда не влезала — так они держатся исключительно за счет своих мозгов да ловкости. Все знают, что они в любой момент могут накрыться, а все равно завидуют. А еще хуже когда Ведущие начинают друг с другом развлекаться, да людей перекидывать, тут уж и Крутые в такие мясорубки попадают… Но им-то что, их вытащат. Им-то как раз вся вот эта гадость в удовольствие. Развлекуха на всю катушку, как же, выполнение Воли, хотя бы и самой идиотской. И это тем более подло, уж Крутые-то знают наверняка, что… Ай, хватит. Интересно, чего я тебе-то все это говорю, ты ж просто к себе вернуться хочешь? Ну и катись — либо с Наталией поговори, она какие-то темные дела вертит с этими раскладами, либо через Большой Город двигай.
— А что выбрать?
— Ну, тут как в сказке. Знаешь камешки такие бывают? Налево пойдешь — убитым будешь, направо пойдешь — головы не снесешь, прямо пойдешь — просто помрешь, а назад дороги нетути. Нечего тут выбирать, все одинаково хреново.
С этими словами она решительно встала, поскользнулась, вновь поднялась и подняла за руку вторую подругу, которая на протяжении всего разговора сидела с отсутствующим видом.
— Пошли, пошли, хватит, и так тут… — были прощальные слова Марь Марыча, девицы покинули комнату, и Андреа остался можно сказать один, Ану-инэн в счет не шла, тем более что он вообще сейчас вряд ли чего замечал из окружающего. То, что он услышал сейчас не было для него абсолютной новостью, обо многом он и раньше мог бы догадаться, и даже догадывался, но всегда находились более насущные и более веселые дела. А теперь, когда все было названо своими именами, стали яснее и многие повороты его собственных судеб, и многое из того, что до сих пор случалось видывать ему вокруг. «Черт бы их всех побрал! И я тоже в этой компании, по крайней мере был до сих пор, прекрасно сознавая сам свою избранность, считал это в порядке вещей, хотя в любой момент мог быть выкинут на свалку, как надоевший. А как только столкнулся с другим миром, так сразу и оказалось, что это все картонное геройство и бумажная крутизна яйца ломаного не стоят. Домой, домой надо. Но если сумею обратно попасть, то получится, что я сделал собственную историю.»
Воодушевившись, он налил себе еще стакан из бутылки с разбавленным спиртом и молодецки его выпил, и потом успел подумать, что разбавлен спирт был не слишком щедро.
* * *
На следующее утро, проснувшись, Андреа сначала не понял, почему прямо над его головой нависает продавленная металлическая сетка, поверх которой положен гадкого вида полосатый матрас. Он повернул голову, увидел в непосредственной близости от глаз круглую железную ножку с резиновой нашлепкой, только тогда сообразил, что лежит под кроватью одной из девушек. Проследив взглядом дальше по полу, он увидел несколько пустых бутылок, прислушался к нехорошему ощущению в голове, и подумал, что если здесь такие праздники обычное дело, то ему, крутому заведомо, предстоит еще учиться, учиться и учиться. Затем рядом с железной ножкой кровати на пол неуверенно опустились две худощавые женские ступни, и Андреа, немного подумав, решил, что лежит он под Голдиной кроватью. Откуда-то сбоку подошли еще две босых ноги, пополнее и покрепче, и голос Ану-инэн громко сказал:
— С добрым утречком, подруга! Как ты? Ответом послужил странный звук, то ли вздох, то ли стон одновременно.
— Ясно, у меня примерно так же. Давай-ка в душ слазим, что ли, — Голди издала еще один томный вздох, и послушно пошла вслед за Ану-инэн.
Под плеск воды Андреа еще немножко полежал, а потом все-таки решился и неуклюже выполз из-под кровати в разгром и кавардак, царящий в комнате — тот беспорядок на полу, который был виден поначалу оказался лишь малой частью общего бедлама. Андреа кое-как отряхнул пыль, подправил комбинезон, пригладил волосы, и успел как раз к моменту, когда обе девушки вылезли из ванной. Голди глянула на него непонимающими глазами, а Ану-инэн, увидев это пояснила:
— Ты что, совсем все забыла? Это Асв, крутой из других краев, вчера мы его подобрали…
— А, ну да, помню.
— Слава богу. А ты не очень-то пялься, слышь! Девок в чем мать родила не видал что ли?
Андреа пялиться перестал и отвернулся, хотя и подумал, что мать вряд ли родила Голди в резиновых шлепанцах, а Ану-инэн с полотенцем на волосах. А вслух сказал:
— Вообще конечно видал, но таких красивых еще не разу. Когда видишь женщину, подобную…
— Слушай, не надо, а? — было похоже, что Голди просто продолжает вздыхать, и лишь случайно эти вздохи получаются похожими на слова. Андреа понял, что действительно не надо, и примолк, не доведя комплимент и до половины, а Ану добавила деловито:
— Сейчас сходим, поедим, тебе тоже чего притащим. Опять же, сегодня генеральская тревога должна быть, проверять будут серьезно. Тут уж отпихаться не получится, так надо узнать, когда она точно будет, у меня знакомые в штабе есть. А ты, значит, пока тут приберись, пол помой, то есть чтобы все было идеально.
— Чего? — Андреа сначала не понял, что ему сказали, а когда понял, его рот раскрылся сам собой, и так же сам собой молча закрылся. Но того, что должно было за этим последовать, не случилось. В конце концов эти девушки может быть даже жизнь ему спасли, не говоря уж о том что одели и накормили. «Добрые дела должны вознаграждаться!» — так подумал Андреа, глядя как обе красавицы целые и невредимые закрывают за собой дверь.
Само собой, что пол мыть Андреа не стал, но немного подумав, решил все же выполнить часть просьбы девушек — воспринимать слова об уборке как приказ было уж очень обидно. Он смел со стола все окурки в пустую жестяную банку и кое-как распихал по углам валявшиеся тряпки, а тряпок было: два лифчика целых, и один разодранный на половинки, чья-то зеленая куртка, обрывок синей занавески, комок колготок и почему-то бархатный чехол с кресла, хотя ни одного кресла Андреа не встречал со времен отбытия от герцога. Зеркало из-за шкафа заняло полагающееся ему место, из пустых бутылок вдоль стены выстроилась внушительная шеренга, а покосившийся портрет ее величественного высочества Наталии Андреа, после долгих акробатических этюдов между стулом и спинкой кровати, ухитрился повесить почти что прямо. Но это последнее деяние оказалось слишком утомительным, Андреа прилег отдохнуть, и когда Голди с Ану-инэн вернулись, они застали своего гостя смачно храпящим поверх покрывала на одной из кроватей, и Голди заметила:
— А что, крутые разве храпят?
— Не должны однако, — ответила Ану-инэн, и добавила с некоторым опасением:
— А может он врёт? Или в его краях даже заведомые герои… того, не очень.
— Скорее уж очень не, — согласилась Голди и поморщилась от нового раската.
— С меня хватит, — и Ану-инэн, решительно шагнув к Андреа, с силой потрясла его за плечо, приговаривая:
— А ну подъем! Подъем! — и эти слова оказали желаемое действие: подъем произошел. Неизвестно, что примерещилось Андреа в последние мгновенья сна, но он в долю секунды вскочил на ноги, а Ану-инэн оказалась отброшенной к противоположной стене. Благополучно пережившее бурную ночь зеркало как бы издеваясь покачалось на грани равновесия, а потом величаво обрушилось на пол, брызнув осколками во все углы.
— Круто-о-ой — со смесью восхищения и ненависти протянула Голди.
Таким образом по крайней мере подмести пол Андреа все-таки пришлось, а то что вместе с осколками зеркала в ведро попал и ночной мусор, было уже не так обидно. Потом он съел принесенную тарелку разваренной из сублимата картошки, и на вежливый вопрос «Нравится?», ответил честно:
— Я не знаю, как пахнет мышиное дерьмо, но мне почему-то кажется, что пахнет именно им. Это у вас и называется хорошим снабжением?
— Нет, это дежурное блюдо для тех кто себя вести не умеет! — ответила еще переживающая потерю зеркала Голди, но потом, смягчившись пояснила:
— Просто наш завтрак мы проспали, а магазин закрыт сегодня, выходной у нас. Пришлось на арестантскую кухню зайти.
Андреа кивнул, сделал большой глоток теплого чая, желая поскорей забить вкус картошки во рту, и убедился, что вкус круто заваренного веника немногим приятнее. Сочувственно следящая за ним Ану-инэн подбодрила:
— Вообще-то там, на кухне, еще для новобранцев что-то варили, но мы решили, что столько плохого ты нам еще не сделал, и вряд ли сделаешь. Хотя, как я погляжу, ты стараешься … — и она покосилась на заполненное осколками ведро.
Андреа подумал, не намек ли это на необходимость еще раз повторить извинительную речь, которую он произнес сразу по происшествии события, но Ану-инэн уже перешла на другую тему:
— Ну так что тебе вчера Маринка наговорила? Я вроде как слушала, сквозь сон-то, но ничего вспомнить не могу. Если у тебя так же, то получается — без толку все, потому что в трезвом виде Марь Марыча хрен раскрутишь.
— Ну так, кое-что я понял, — ответил Андреа, и решив, что плохая память Ану вобщем-то кстати, и коротко сказал:
— Либо к Наталии на поклон, либо через Большой Город.
Подождал, не ответят ли девушки чего, и продолжил:
— К Наталии не хочу, у меня с ней… — Андреа замялся. — Не сложилось, в общем. А вот Большой Город, что это такое?
— О, это такая вещь… — Ану-инэн хитро усмехнулась. — Такое место, ну, словом прямо для таких как ты придуманное. Видишь ли, территорий много, а Большой Город — он один для всех. И твой Создатель, и наши Шефы, и еще много таких подобных там примерно на равных, и поэтому в городе вроде бы можно не только с линии на линию перейти, или даже сойти с линии вовсе, как это в свое время с Голди случилось. Наверное и в Другую Оперу попасть можно. Но как это делается, я не знаю. Слышь, подруга, это ничего, что я ему про это рассказала?
— Рассказала и рассказала — недовольно отозвалась Голди, и обратилась к Андреа:
— Только, друг милый, учти, то, что я там побывала — не для всех известие, понял? Да и сама я толком мало что понимаю…
Андреа присел на кровать и машинальным жестом показал на место рядом с собой, ничего особенного под этим не подразумевая. Но Голди в ответ на это как-то по особому хмыкнула, и обменялась со своим командиром многозначительным взглядом, который можно было понять как «Ну, а я что говорила?». Вслух ничего сказано не было, золотоволосая рассказчица спокойно присела на предложенное место, а ее коренастая подруга примостилась с другой стороны от него. Но некоторая неловкость в воздухе повисла. «Что ж, мне теперь вообще на них внимания не обращать?!» — раздосадованно подумал про себя Андреа, а вслух начал:
— Ну так все же, Голди, может поподробнее расскажешь, я ж не кто-то со стороны… То есть наоборот, я настолько со стороны, что… Ну, в смысле что моя сторона твоей стороне… — и окончательно запутавшись, замолк. Однако его мысль поняли, и Голди принялась за рассказ.
Несколько раундов назад («Несколько Историй назад» — перевел для себя Андреа) Голди ничем не отличалась от остальных фоновых персонажей из Танковой Личной Гвардии. Линия ее была достаточно простой, о будущем она особо не задумывалась, зная наперед, что рано или поздно все закончится бугром обугленного железа с двумя порциями пережаренного бифштекса внутри. Как и все, она поначалу пыталась делать какие-то попытки изменить свою судьбу — то переставала выполнять приказы, то наоборот рвалась в пекло поперек всех ближних и дальних родственников, но Линия есть Линия, так что в конце концов Голди смирилась. А потом случилось так, что только что появившаяся ее Величественное Высочество, к которой народ еще толком не успел привыкнуть, в перерыве между раундами, когда Линии у всех чувствовались не так сильно, собралась в Большой Город, взяла с собой сопровождение из Танковой, и в одном из экипажей оказалась Голди.
Каким образом отряд попал в окрестности Большого Города, она так и не поняла — при Наталии был двое штатских, которые показывали дорогу всей бронегруппе. Путешествие началось по знакомой, как свои пять пальцев, трассе, с официальным названием «Дорога Мужества» — обычно в этом усматривался некий нехороший намек, ибо вела она от гарнизона к оврагу, в котором с незапамятных времен была устроена свалка. Но проводники, как оказалось, знали эту дорогу лучше, чем чьи-то там пальцы, и через полчаса «Дорога мужества» привела к высокому берегу невесть откуда взявшейся реки, с которой открывалась панорама Большого Города, уходящего вдаль, вширь, ввысь, и наверняка еще и вглубь.
Но долго любоваться пейзажем не удалось: последовала команда «Задраить люки и перископы, перейти на директорное управление», и в течение нескольких часов Голди не видела ничего кроме своих рычагов и маленькой шкалы с ползающими по нему двумя треугольничками: белым указателем направления движения и красным, символизирующим текущую цель.
— А сама по себе открыть перископ ты не могла? — поинтересовался Андреа у Голди, но вместо нее ответила Ану-инэн:
— Могла, но об этом отметка сразу бы у командира появилась, и в регистраторе это тоже фиксируется. Правда я-то уже давно наловчилась регистратор обманывать, но тогда Голди ездила с другим командиром, Гала-Оха у тебя тогда была, да?.
Голди продолжила рассказ:
— И вот ползаем мы туда-сюда, наверху что-то происходит, Гала-Оха время от времени привод пушки включает, разок даже пальнула куда-то, а я за индексами слежу, и вдруг: бац, подсветка указателя гаснет, то есть все, директорный режим окончен. А команды нет! Связь с Наталией работает, контрольные импульсы идут как чики-чики, и получается: отдыхай и жди зарплату. Отдыхаем час, потом второй пошел. Мне хорошо, у меня салфетка недоплетенная была, так я ею занялась, а потом носовая часть у танка отваливается, как пилой срезанная, и оказываюсь я со своей салфеткой прямо на улице, причем улице вида мерзкого. Полутьма, пар откуда-то идет, крысы бегают, а кроме крыс еще и парнишки в коже проклепанной, и прически, знаешь, примерно вот так!
Голди изобразила из своих волос «прическу примерно вот так», и Андреа честно попытался представить себе это на голове у какого-нибудь абстрактного парнишки. Затея потерпела неудачу — воображения не хватило, и он принялся слушать дальше:
— Все орут, всем чего-то надо, и все наверх глядят. Я, само собой тоже глаза подняла, и тоже заорать собралась: летит сверху на канате что-то такое разлапистое, синюшное, но человеческим лицом. Я сказала, что орать собралась, да? Ну так не успела: она меня под мышку цапнуло, и обратно по канату вверх рвануло, как паук какой. Мимо окна мелькают, кто-то из чего-то в нас палит, а ему хоть бы что: держит меня за шкирку и знай себе бубнит с выражением…
Голди надула щеки и принялась цитировать речь паукообразного голосом примерно таким, какой Андреа слышал однажды от герцогского казначея, читающего нотацию о честности и скромности провинциальным сборщикам налогов.
— «Много грязных слухов распускают обо мне Грагга и его приспешники, но я все равно буду нести свою тяжелую службу, и никто меня не заставит изменить самому себе…» — примерно такая речь идет, а я как дурочка, знай себе ногами дрыгаю, и салфетку к себе прижимаю. А потом он прилепился прямо к гладкой стене, а уж высота была — я вниз и смотреть-то зареклась, и заговорил как нормальный, мол откуда ты такая красивая, и не зря ли я тебя спасать взялся? Честное слово, я не помню что ему там наотвечала, но этот паук оказался в общем-то приличным типом. Мигом оттащил меня в какой-то подвал, дозвонился до какого-то своего дружка — дружок тоже насекомого вида оказался, но больше на скорпиона похож. Они долго друг на друга клешнями махали, и в конце концов этот дружок по трубам да подземным ходам оттащил меня на мост через ту самую реку, а по мосту как раз наши идут. Я на крышу одной из машин забралась, стучала-стучала, а они не открывают — опять директорный режим был, как я потом узнала. Так, на крыше, за антенну держась, и ехала — сначала вроде все вокруг странно, а потом бац: одно место знакомое, другое — да это ж «Дорога Мужества», будь она трижды клята!
— И что потом? — подал голос Андреа.
— Особо так ничего, только я поняла, что с Линии сошла, пока в Городе была. Не чувствую я ее — ты-то, Асв, должен знать как это бывает? Гала-Оха так и осталась там, ну а тут как раз Ану-инэн у нас появилась, тоже свободная, и девчонки меня к ней подкинули.
— А Наталия это все знает?
— Вообще-то ей специально не докладывали, — пояснила Ану-инэн. — Но уверенно я бы не сказала — знает, не знает. Служба Безопасности у нее хорошо работает. А с чего это тебя волнует?
— Да так, ничего… — ответил Андреа уклончиво, но все же пояснил:
— Если Наталия умеет использовать свойства Большого Города, то любой другой, даже случайно сделавший это будет для нее как бы лишний. А если у этого другого Линии нету, то тем проще его убрать. Его, или ее — это ведь понятно, да?
— Или так: она все знает, и ей наплевать! — беспечно ответила Голди, и явно желая развеять мрачноватую атмосферу, которую создал в комнате ее рассказ, игриво добавила:
— А ты странный парень: сначала на кровать рядом присесть зовешь, а потом битых полчаса одними разговорами тешишься?
Андреа уверенно протянул руки в обе стороны, решительно притянул обоих девушек за плечи к себе, и получил в ответ два синхронных тычка под ребра с обоих сторон, но не обиделся: судя по некоторым нюансам, отпор был даден не как постылому надоедале, а вполне по-свойски, приятелю с симпатичной мордашкой, слишком рано перешедшему к активным действиям. Так что…
Каждая из рук Андреа соскользнула с плеча девушки, и поднявшись вдоль шеи закрыла по рту — правая Голдин, а левая — Ану-инэнский. Одновременно с этим Андреа еле слышно прошептал: «Ну-ка всем тихо!», на что Голди возмущенно что-то замычала, но тут уж Ану-инэн дотянулась до нее и ткнула в бок, что видимо означало: «Делай что сказано!». Мычание прекратилось, и Андреа руки отпустил. Прошло около двух минут напряженного молчания, пока он не прошептал так же тихо:
— Там, за дверью, на концах коридора по два человека. Их внимание направлено на нашу дверь, и они ждут еще кого-то.
Плечо Голди под рукой ощутимо напряглось. Ану-инэн восприняла это сообщение более спокойно, и через несколько секунд ответила так же тихо:
— Накаркали. Это похоже на ЭСБЭ, они всегда так. Разберемся потом, а сейчас на всякий случай надо драпануть. Через… — она глянула на наручные часики. — Через четыре минуты будет можно, а пока Голди, Асв — ваше дело скрип кровати и прочие звуки!
— Я не хочу! — трагический шепот Голди был наверное слышен на той стороне улицы Обороны, но Андреа утробно вздохнул и начал ерзать на кровати, так что Голдина реплика оказалась вполне в тему. Ану-инэн показала своему водителю кулак, и та, покорившись, издала эротичное мычание в нос. Под аккомпанемент этих звуков Ану-инэн извлекла из шкафа два маленьких серых вещмешка и поспешно кинула в один из них маленькую шкатулку с наклейкой в виде моложавой расписной красавицы, сидящей перед зеркалом в изящной, но трудной позе. Потом к ней добавилась пластиковая бутылка спирта, две аккуратных картонных коробочки и громоздкий пистолет, который Ану-инэн сгоряча тоже запихнула в мешок, но спохватилась, и переложила в карман. Тем временем Андреа и Голди трудолюбиво создавали звуковой фон, причем Голди уже вошла во вкус, и стонала почти в голос.
Ану-инэн стояла у распахнутого шкафа, стараясь сообразить, что бы еще прихватить необходимого, но тут, заглушая все остальные звуки грянула сирена воздушной тревоги.
— Hу, вперед! — уже не таясь крикнула Ану, и быстро пояснила:
— Генеральская тревога, все будут выбегать, эсбэшников просто снесут нафиг, заодно и мы улизнем. Пошли!
Действительно, по коридору уже слышался нарастающий топот. Ану-инэн пинком ноги откинула в сторону дверь, и они смешались с плотной массой девушек в одинаковых серых комбинезонах, при вещмешках за плечами и с противогазами наготове: чувствовалось, что личный состав Танковой Личной генеральскую тревогу ждал и был к ней готов — знакомые в штабе явно были у многих.
Предсказания Ану-инэн сбылись полностью: Андреа мельком увидел, как у лестницы два человека в одинаковых синих костюмах попытались схватить за плечо девицу с такими же ярко-желтыми волосами, как у Голди. Возник затор, но он тут же рассосался, а в завывании сирены и грохоте сапог по лестнице совершенно потонул звук от катящихся вниз по ней же синих. Специально их никто не бил и не толкал — просто они мешались на дороге, и сумели с этой дороги отползти лишь этажом ниже, там, где в уголке хранились метлы, тряпки и тому подобная утварь. Пробегая мимо этого уголка в общем потоке Андреа мельком взглянул туда, но толком понять не сумел: изрядно помятых эсбешников то ли просто завалило грудой швабр и веников, то ли они нарочно спрятались под них.
* * *
На улице оказалось, что толпы заранее готовых к неожиданной тревоге воителей и воительниц валят отовсюду, пересекаясь и смешиваясь. Бегом и полубегом разной интенсивности они все двигались куда-то к дальнему концу гарнизона, и Андреа, поддавшись общему порыву, тоже двинулся туда, но его поймали за рукав.
— Ты-то куда собрался? На построение? — раздраженно спросила Ану-инэн, и без дальнейших объяснений потащила крутого героя в кусты. Под ними оказалась извилистая канава с влажной землей на дне, и пригнувшись, а то и на четвереньках, все трое долго пробирались по ней — кто как, а Андреа совершенно потерял ориентировку, тем более что смотрел не по сторонам, а все больше под ноги: он только сейчас обнаружил, что до сих пор обут в женские резиновые шлепанцы, и поэтому боялся наступить на шальную гадюку… или просто на осколок стекла.
Ткнувший головой в мягкое пружинящее препятствие, Андреа поднял глаза, увидел прямо перед носом обтянутый комбинезоном зад остановившейся Голди, и понял что в путешествии наступила пауза.
— Теперь куда? — спросил он на всякий случай, и получил в ответ выразительное «Тс-с-с!». Тогда Андреа выпрямился, и огляделся.
Канава была по-прежнему обсажена кустарником с обоих сторон, и сквозь зелень можно было разглядеть очень немного — маленькие клочки серого неба сверху и совершенно разрозненные части пейзажа по бокам, из которых даже действующий заведомо крутой при всех своих способностях не сумел бы сложить цельную картинку, а уж о крутом бывшем и говорить не приходилось. Зато через кусты свободно проходили звуки, и на фоне продолжавшей надрываться вдали сирены, слышались громкие крики, издаваемые нарочито противным голосом:
— Равняйсь! Я сказал равняйсь, ублюдки! По команде «Равняйсь» голова поворачивается резко, чтоб соплей убить товарища! Отставить! Вы что, еще не поняли? Я здесь самый злой сержант в этом гарнизоне, а во всей армии хуже меня есть только двое! Все, кто попадает ко мне в руки либо становятся солдатами, либо жрут говно и дохнут в сортире! Судьба этого взвода — подохнуть в сортире, потому что таких задохликов и недотеп я еще не видел… Кто вас только сюда прислал, какой штатский долбодятел? Из какой такой сраной деревни, а?!
Любопытство взяло вверх над осторожностью, и невзирая на протестующее шикание спутниц, Андреа аккуратно раздвинул ветки. «Его глазам открылось…» — по обыкновению начал думать он о себе в третьем лице, но вспомнил, что решил избавиться от старых привычек, и принялся смотреть просто так, без внутреннего монолога.
Прямо за кустами начиналось насмерть заасфальтированное поле, расчерченное белыми полосами, квадратиками, кружочками, треугольниками и буквами так, что кое-где из-за них не видно было самого асфальта. Ровно выстроившись вдоль одной из пунтктирных линий стояла шеренга бритых парней в новенькой форме. Все они были как на подбор могучими, мускулистыми, с тяжелыми квадратными челюстями и пустыми водянистыми глазами. Желтые с черными полосами береты были заломлены набок, и у каждого из сапога торчала ручка ножа. Вдоль шеренги расхаживал молодой человек лет восемнадцати, его мундир носил следы поспешной глажки холодным утюгом, а туго затянутый ремень не мог замаскировать порядочное брюшко. Когда молодой человек повернулся в профиль, выяснилось, что на носу у него имеются очки с одной заушиной, а вторую заменяла проволочная петля.
— Господин сержант, разрешите вопрос, стажер личный номер один-девять-двести сорок три, а что это там так гудит?
— Что-о-о?! — заорал было молодой человек, но сорвавшийся голос подвел, и грозный рык неожиданно завершился коротким писком, который в свою очередь потонул в надсадном кашле. Продолжая кашлять, сержант подбежал к задавшему вопрос амбалу на полголовы выше его, и молча ткнул его кулаком в живот. Андреа усмехнулся, ожидая, что от ответного удара сержант улетит шагов на десять, но стажер личный номер один-девять и так далее, вместо того, чтоб дать сдачи послушно согнулся. Сержант вытащил из-за пазухи отвес и транспортир, высунув язык от усердия проверил угол наклона берета, и замахал на стажера руками, выпучив глаза и путаясь в словах:
— Да я тебя… Да тебя у меня… Таких у нас… — и тычком в шею выпрямил жертву обратно. Отойдя назад, пробормотал сквозь зубы:
— Ну наглецы, вконец обурели… — Набрав воздуху, сержант вновь принялся за крик:
— Вы должны запомнить, что я — самая поганая скотина, которая до сих пор вам встречалась…
Андреа подался назад. Ветки с легким шорохом задвинулись, и обернувшись он увидел, как Голди и Ану-инэн шепотом о чем-то спорят.
— А я тебе говорю, — зло глядя на командира, доказывала Голди. — Я говорю, что надо переходить к этим, из социалистической пентархии. Нас ведь и вправду эсбешники пасли, ты ж сама видела, здесь жизни уже не будет. А Пентархия — группа стабильная, существует давно, техника у них хорошая…
— Нет, я тебе сказала! Ты что, на Линию опять хочешь? Они же все там жестко закрепленные, тебя в момент подцепит!
— А тебя не подцепит?
— А вот нет!
— А почему?
— А по кочану! Не твое в общем дело. Я тебе часто в душу лезу?
— Ха, к тебе и лезть-то некуда.
Ану-инэн коротко размахнулась, и не сильная на первый взгляд оплеуха опрокинула Голди в грязь на дне канавы. Впрочем она, по-кошачьи извернувшись, тут же вскочила на ноги, и кинулась вперед, но в этот момент Андреа решил вмешаться. За те короткие мгновенья, пока девушка поднималась, он сделал небольшой шаг, оказавшись посередине, и начал:
— Девочки, дайте-ка мне… — что конкретно должны были дать ему девочки, осталось неизвестным. Голдина нога по инерции попала ему по хребту, а Ану-инэн, тоже метясь в соперницу, заехала ему ребром ладони по уху. Взвывший от боли Андреа забыл, что он крутой бывший, и поступил с обоими девушками, как сделал бы это в раньшие времена, а когда осознал, что надо быть сдержаннее, дело было уже сделано, и оставалось лишь любоваться на результаты.
Голди вновь лежала в грязи, но встать уже не пыталась, а лишь мелко и часто дышала, сожмурив глаза от боли. Положение Ану-инэн было, если можно так выразиться, более вертикальным: она оказалась прислоненной к пологой стенке канавы, правда вверх ногами, а головой соответственно вниз. Оба вещмешка оказались отброшенными далеко в стороны, а у самого Андреа из двух шлепанцев остался только один, второй же исчез безвозвратно.
Первой в себя пришла Ану-инэн. Она прошипела ругательство, — в нем было много незнакомых слов, но чтоб понять смысл, хватило и знакомых — и приняла нормальное положение. Андреа, ощущая себя виноватым, обернулся к Голди, нагнулся, и помог ей подняться тоже. Она открыла глаза, но тут же вновь прищурилась, и по пятну черной грязи на щеке протянулась вниз тоненькая светлая дорожка.
Андреа окончательно смешался. Вместо того, чтобы назидательно произнести что-нибудь вроде: «Такая участь ждет каждого, кто рискнет поднять руку на Андреа Сакрольд Вридуса…», он сначала обнял Голди за плечи, а потом начал неуклюже гладить по спине, бормоча: «Больно, маленькая, ну извини пожалуйста, ну сейчас все пройдет, все хорошо будет, у кошки боли, у собачки боли…» Пациентка сначала молчала, потом начала всхлипывать, и наконец разрыдалась в голос, уткнувшись Андреа куда-то в область между шеей, грудью, и плечом.
— Я думала, хоть один нормальный парень встретился… Чтоб не козел был… Чтоб за женщину считал… Понимал хоть чуть-чуть…
Недовольно следившая за сценой Ану-инэн язвительно произнесла:
— Во даешь! Асв тебя побил, а ты ему и жалишься…
Голди на эти слова не среагировала никак, разве что прекратила причитания, и теперь просто тихо плакала, причем каждое новые ласковое прикосновение приводило к новому всхлипу. Все это происходило под продолжающийся на плацу однообразный шум:
— Напра-во! Нале-во! Ублюдки! Я самый хреновый унтер на восемь миль в округе…
— Интересно, ему самому еще не надоело? — невольно произнес Андреа вслух, не ожидая ни от кого ответа, но Ану-инэн восприняла это как вопрос, и пояснила:
— Конечно, надоело. Я этого сержанта знаю, очень умный мальчик между прочим, стихи про любовь пишет. Hо как только Линия зацепит — и все, такой вот урод получается. И жалко его, и противно… Голди, золотко, ты как, успокоилась?
Голди действительно уже отстранилась от груди Андреа и, достав откуда-то платок, деятельно вытирала им лицо — благодаря обильным потокам слез, только что пролившихся по щекам, на долю платка досталось не так уж много грязи по сравнению с изначальным слоем. Ану-инэн тоже занялась приведением себя в порядок, и никто не обратил внимания, что очередной крик, обращенный к «ублюдкам», закончился фразой:
— Пять минуть перерыв, через две минуты строится!
Практически в ту же секунду стажеры практически в том же порядке, как стояли на плацу, выстроились вдоль кустов невдалеке от места, где прятались Андреа с девушками, и воздух наполнился звуком дружного журчания.
— Так… — с отвращением начала Ану-инэн, но прямо перед ее лицом ветки с листьями затряслись, и в компанию троих беглецов ввалился сам сержант, с уже расстегнутыми штанами и большим куском газеты в руке.
— Привет! — дружелюбно произнес Андреа, и взял обомлевшего сержанта за локоток. Тот несильно, скорее для порядка, дернулся, и замер.
— Хорошо, — одобрила Ану-инэн. — Правильно понял. Только не вздумай заняться тем, для чего сюда шел, и так запах…
Hа лице сержанта появилось осмысленное выражение, и он кивнул. Андреа хватку ослабил, но голоса пока решил не подавать.
— Собственно, ты нам тут не нужен, да и мы тебе тоже, — продолжала Ану-инэн. — Ты нас не видел, мы тебя тоже, идёт?
— Hе получится. — Оказалось, что когда сержант специально не старается, то голос у него вполне человеческий.
— Тут вы все свободные, ну и меня тоже отпустило мальца, а на плац попаду, и опять покачуся. Как пить дать, стажеров натравлю, или стучать побегу… Ты ж знаешь, как это бывает?
— Видала, — согласилась Ану-инэн.
— Если у тебя и вправду нелады, лучше меня тут привяжи да оставь.
— А не помрет он? — поинтересовалась Голди, почти восстановившая душевное равновесие, и вновь глядящая на мир с интересом.
— Hо, вы же рот мне не станете затыкать, да? — с надеждой спросил сержант, и в этот момент он показался до того наивным и бесхитростным, что Андреа про себя согласился с определением «умный мальчик».
— Да и эти, вояки мои, постоят с часик-другой, потом до них дойдет, что неладно что-то, поищут — найдут. Hу а потом, извините, опять потащит.
— Через час сообразят? — изумился Андреа. — А с виду такие молодцы, прям ни дать ни взять — крутые!
— В этом-то и хитрость: они были бы крутыми, но кто-то из Ведущих в последний момент всю эту команду притормозил. А их светлая величественность решила по-своему переиграть, и все же сделать их, для себя наверное. Ну и получилось: я с ними как вместе, так основная Линия работать начинает, и толку ни с меня, ни с них не получится. Теперь она этих парней хочет пораньше забрать, вон даже специально приказала на тревогу не бегать, а уж это всю жизнь святое было!
«Похоже, что для Наталии всю жизнь ничего святого не было» — подумал Андреа, вспомнив свое с ней недолгое знакомство. Сержант захотел сказать что-то еще, но Ану-инэн спешно зажала ему рот рукой: почти рядом с кустарником послышался нарочито громкий голос стажера Эрмсоноса:
— Господин сержант, разрешите доложить, до вас пришел господин со штабу!
Андреа увидел, что взгляд сержанта стекленеет прямо на глазах, и понял: тот вновь, по его собственному выражению, покатился. Поэтому точным и быстрым ударом кулака в ухо он надежно оглушил самого страшного унтера в округе, и крикнул, сделав такой же противный командный голос, что оказалось нетрудно, уж чего-чего, а этих воплей наслушался:
— Стаже-е-р! Я вас не понял ни фига! Я на перерыве, что, не доложить никак?
Ответом было молчание, потом тяжелое «бух-бух-бух» удаляющихся шагов, и с дальнего края плаца раздались голоса: господину из штаба объясняли ситуацию.
Ану-инэн осторожно отодвинула в сторону одну из ветвей, и сообщила:
— Да там целая делегация! Один из штаба, точно, а с ним еще двое каких-то, один в пиджачке штатском, а другой в кожанке… Ой, а это еще что!?
Над плацом раздался новый звук, как будто не очень громкий, но в нем чувствовалась скрытая мощь, и казалось, что так же хорошо и отчетливо этот звук будет слышен и за полмили, и за милю. Как будто огромные шуршащие крылья частыми ударами отбрасывают вниз воздух. Андреа не удержался и, отпустив мяклого сержанта, тоже зашуршал листьями, расчищая себе обзор.
Первое, что он увидел, это были действительно крылья, крылья, казалось бы закрывающие собой полнеба… «Ну насчет половины вряд ли, но четверть будет точно» — поправился Андреа про себя, попутно отметив, что продолжает внутренне комментировать события привычным, излишне литературным языком. По более внимательном рассмотрении, между крыльями обнаружилась мохнатая туша, размером малость не с полтанка, туша, заканчивающаяся острой головой, увенчанной парой несуразно больших ушей — под каждым из них можно было прятаться от дождя втроем с комфортом, а без комфорта и пятеро бы влезли. В отличии от железного дракона, в этом теле чувствовалась сильная и хищная жизнь, причем при взгляде на клыкастую морду как-то сразу хотелось, чтобы такой жизни в таком теле было поменьше.
Летучая тварь сделала еще несколько взмахов крыльями, потом резко сложила их, и оставшиеся до земли метра полтора-два преодолела, попросту падая камнем, вытянув вниз пару когтистых лап. Эти же лапы спружинили, амортизируя жесткую посадку, и качнувшись раз-другой на них, зверюга замерла. На ее спине оказалось седло, с которого ловко соскочила молодая женщина в таком же, как и у всей Особо Верной Личной Гвардии, сером комбинезоне, и крикнула низким, хрипловатым голосом:
— Сквиш, сидеть! Ждать!
«О, Творец! — вздохнул мысленно Андреа. — Неужели здесь тоже всех зверей зовут либо Сквиш, либо Фидо? И какой тогда в этом заключен высший смысл?» Тем временем Голди, услышав голос, прошептала:
— Юлианна, фрейлина Наталии!
Андреа, который и сам узнал этот голос, кивнул. Голос Юлианны (она же Юлька), зазвучал вновь:
— Киоси, Здравик! У нас нет времени, эта команда нужна прямо сейчас. Где там этот хренов унтер?
Ответил мужской голос, обладателя которого не получилось разглядеть — неподвижный Сквиш закрывал три четверти видимого из-за ветвей пространства. Простым и коротким солдатским словом он пояснил, чем занят сержант, и добавил:
— Да и зачем он нам? Тут есть старший по званию, он их и заберет с собой. А сержант пусть потом сам ищет, куда его команда делась. Майор!
— Я! — отозвался «господин со штабу»
— Берешь этих ребят, ведешь к автопарку, сажаешь в дежурную машину, потом я подойду, и поедем. Сержант появится — пусть тоже с ними, или вместо себя кого пришлет, если совсем уж прихватило. Ну что, Юль, а мы с тобой, да?
Юлианна вновь забралась в седло на спине Сквиша, следом за ней туда же вскарабкались старые знакомые: кожанный-проклепанный Киоси и дружелюбный дядька, не так давно принимавший неудачливого крутого гостем у костра.
— Домой! — скомандовала Сквишу хозяйка, и зверюга, развернув кожистые крылья, ударила ими о воздух. Андреа зачаровано следил, как на фоне начинающего темнеть серого неба она становится все меньше и меньше, но долго наслаждаться этим зрелищем не пришлось: как будто стертый невидимой рукой, крылатый силуэт исчез еще не долетев до облаков, оставив на прощание белесый расплывающийся круг. Через пару секунд сверху донесся короткий хлюп. Андреа опустил глаза, и увидел, что Ану-инэн смотрит на него в упор, как бы ожидая каких-то действий.
— Давай скорее! — скомандовала она, подтвердив его предположения.
— Ну давай, — согласился Андреа. — А чего ты хочешь?
— А еще крутой считался… Сапоги снимай с мальчика, погоны, что еще… Бляху нагрудную!
— Зачем?
— О боги! Сейчас ты пойдешь под видом замены сержанта, отведешь команду в автопарк, и сядешь с ними в машину. Их наверняка оттащат в такое место, где никакое эсбэ не достанет.
— А вы?
— Слушай, Ану, можно я его стукну? — спросила Голди.
— Ай, не поможет. Нас поведешь с собой под каким угодно видом. Этому майору явно никто ничего не светил, да и пофигу ему все. Ну, давай, шевелись, время идет!
Андреа мог бы найти с десяток аргументов против затеи Ану-инэн, но на спор ушло бы время. Да и если честно, то у самого него и такого плана не было, а то, что «лучше плохой план, чем никакого», ему было известно на собственном, отнюдь не печальном опыте.
Сержантские сапоги оказались на полразмера меньше, но зато с погонами и бляхой проблем не возникло: они оказались прилепленными на липучке, а на бывшем Голдином комбинезоне в нужных местах тоже имелись ее полоски. Андреа вздохнул и, стараясь не хромать, с торжественным хрустом веток вылез из кустов на плац. Стоящие нестройной толпой стажеры боязливо уставились на нового сержанта, и Андреа понял, что пришло время вокальной партии.
— Станови-и-ись! Равняйсь! Обурели все, на говне подохните!
Услышав знакомые интонации, стажеры обрадованно заняли места в строю, и замерли с повернутыми головами. Из-за строя показался майор, и Андреа облегчено вздохнул: вид у старшего по званию был заспанный и равнодушный. Однако через секунду выяснилось, что все не так просто.
— Сержант! — голосом не менее противным возопил майор. — Ко мне! Бегом! На задних цырлах!
Бывший заведомо крутой герой бросился к майору, с каждым шагом проклиная проклятые сапоги, и добежав, почти с облегчением застыл по стойке «смирно». Следующие десять минут майор объяснял, что уходя на перерыв, младший командир обязан поставить задачу рядовому составу, а не оставлять стажеров слоняться без дела. Вышестоящий ор был построен в форме вопросов к нижестоящему объекту, но любая попытка как-то отвечать вызывала новую бурю негодования. Андреа эту систему понял быстро, и ограничивался сообщением: «Виноват, господин майор», что вызывало неизменное «А виноватых бьют!», на что опять же шло однообразное «Так точно, господин майор!». Таким образом он добился того, что штабному в конце концов надоело, и мгновенно приняв прежний заспанный вид, майор приказал:
— А сейчас бери команду, и дуй в автопарк, ко второй дежурной, погрузи бойцов и жди команды, — повернулся спиной, и ушел, пока самозванный сержант орал ему в спину «Господин майор, ваше приказание будет выполнено точно и в срок!».
Обернувшись к строю, Андреа вдруг почувствовал огромное желание наорать на стажеров так же, а то и злее, чем сейчас орали на него. Он даже почувствовал, что его лицо сжимается в брезгливую гримасу, нижняя губа отвисает, и где-то чуть ниже горла уже рождалось вступительное «Ублюдки!»… Но из кустов по очереди вылезли Голди и Ану-инэн, и Андреа вспомнил кто он и что он.
— Смирно! — наконец вспомнил он, обратив внимание, что строй все еще стоит с повернутыми головами. И чуть было не разрушил образ, спросив обычным голосом:
— А кто знает, где этот автопарк?
К счастью, Голди быстро сориентировалась в ситуации и проверещала:
— Разрешите проводить, господин сержант?!
Ану-инэн тихонько прошептала, подсказывая:
— «Шагом марш» скажи, только вразбивку!
Андреа кивнул, мол без тебя догадался, и скомандовал:
— Налево… Шагом… Ма… рш-ш-ш!
Когда строй повернулся, Ану-инэн выразительно постучала себя по лбу, но Андреа так и не понял, что ей не понравилось.