88 ГОД ДО ГИЛЬДИИ, или Девятнадцать лет спустя
У машин есть одно свойство, какого никогда не будет у людей, — бесконечное терпение, и также долговечность, достаточная для того, чтобы его реализовать.
Верховный главнокомандующий Вориан Атрейдес Ранняя оценка итогов Джихада (пятый пересмотр)
Почти два десятилетия мира позволили наконец уцелевшему человечеству преодолеть разруху, заново благоустроить планеты, восстановить общественные отношения… и забыть масштабы угрозы.
Все планеты машинного мира, за исключением Коррина, были превращены в непригодную для обитания пустыню. Люди доказали самим себе, что могут быть такими же безжалостными, как и мыслящие машины. Правда, уцелевшие без устали убеждали себя в том, что проявленная жестокость стоила достигнутых результатов. Хотя многие планеты оказались не затронутыми Бичом Омниуса, около трети всего человечества погибло от страшной эпидемии. Но шли годы, рождались дети, отстраивались новые города и деревни, восстанавливалась торговая сеть. В Лиге последовательно сменились несколько лидеров, а люди начали заниматься своими мелкими, обыденными интересами и нуждами.
Коррин оставался гноящейся язвой на теле галактики. Планета была окружена непроницаемым оборонительным валом из массы кораблей роботов, и эти корабли сдерживались исключительно сетью скрэмблерных станций, работавших под неусыпным надзором постоянно дежуривших на орбите наблюдательных постов Лиги. Мыслящие машины предпринимали неоднократные попытки вырваться на свободу, но каждый раз бдительные стражи пресекали эти поползновения. Все это требовало ресурсов, солдат, оружия, кораблей.
Последнее воплощение Омниуса, затаившись за оборонительными рубежами, терпеливо ждало своего часа…
Абульурд Харконнен, которому в соответствии с новой системой воинских званий был присвоен чин батора, нес службу на наблюдательных станциях, расположенных на орбите Коррина. Здесь он выполнял очень важные для Лиги обязанности, хотя и подозревал, что его брат Фейкан предложил просто убрать человека по имени Харконнен с глаз долой, подальше от столицы Лиги Благородных.
С окончанием Джихада Фейкан оставил военную службу и сделал блестящую политическую карьеру, и после череды из шести временных вице-королей был наконец избран Парламентом на этот высокий пост. Каждый из предшествовавших шести не уступал в слабости и малодушии Бревину О'Куковичу. Фейкан по крайней мере казался сильным лидером, которого так ждала возрождавшаяся Лига.
Абульурд командовал наблюдательным сторожевым флотом уже почти год, не допуская прорыва Омниуса из-за его оборонительного рубежа. Он надеялся, что люди могут спать спокойно, зная, что преданные делу солдаты бдительно следят за возможными попытками мыслящих машин снова напасть на человечество.
Всемирный разум продолжал конструировать и строить новые корабли, усовершенствовал оружие и возводил все новые и новые контрфорсы, усиливающие непроницаемые стены своей электронной тюрьмы. С регулярностью часового механизма машины совершали попытки прорвать заслон, поставленный на их пути людьми, — они пытались прорвать скрэмблерную сеть, запускать курьерские корбли с обновлениями — короче, делали все, чтобы снова распространить копии Омниуса по другим планетам. Пока, правда, Омниус больше полагался на грубую силу, нежели на новые технологии, но попытки были методичны, характеристики техники постепенно менялись, в надежде, что какая-нибудь ее модификация все-таки сработает. Иногда тактика всемирного разума менялась, но весьма незначительно, за исключением нескольких вылазок, которые едва не застали армию Джихада врасплох.
Пока ни одна из попыток прорыва не была удачной, но Абульурд постоянно оставался начеку. Армия Джихада не имела права терять бдительность.
За прошедшие девятнадцать лет, пока в Лиге происходили исторические, политические и общественные перемены, боевые корабли Лиги без устали отражали самоубийственные попытки активных действий всемирного разума. Омниус пробовал применять старые и усовершенствованные технологии, бросая на скрэмблерную сеть все новые и новые боевые корабли, запуская поражающие ракеты с экипажами против патрульных судов Лиги и рассылая ложные цели во всех направлениях. Когда же эти корабли погибали, всемирный разум просто заменял их новыми.
На поверхности планеты днем и ночью продолжала работать военная промышленность мыслящих машин, производившая суда и оружие, которые Омниус предполагал обрушить на военные корабли Лиги. Орбита Коррина была так густо заполнена остатками разбитых судов, что этот слой представлял собой не меньшее препятствие, чем намеренно возведенные оборонительные рубежи. На всех заводах и верфях Лиги тем временем шло строительство новых кораблей, призванных воспользоваться любой брешью в обороне машин, как только она возникнет. Больше кораблей требовалось для того, чтобы быть готовыми сделать это в любой момент, прежде чем машины успеют отразить удар.
Однако по большей части человечество и Лига мало интересовались тем, что происходит на этом отдаленном театре военных действий.
Многие парламентарии Лиги были весьма раздражены этими напрасными, на их взгляд, расходами, теперь, когда Джихад был объявлен «оконченным». Первоочередные задачи по восстановлению промышленности, инфраструктуры и населения требовали огромных средств и ресурсов, а в сторожевой флот на Коррине деньги и ресурсы утекали как в черную дыру. Столетие битв и нескончаемых потерь ослабили Лигу Благородных, народы были утомлены и истощены миллиардными людскими потерями, разрушением промышленности и производством военной продукции в ущерб другим нуждам.
Люди жаждали перемен.
Когда два года спустя после Великой Чистки Вориан Атрейдес предложил уничтожить последний оплот кимеков на Хессре, его объявили милитаристом и поджигателем войны, а представители планет подняли такой крик, что главнокомандующему пришлось покинуть трибуну. Такова была благодарность величайшему герою войны, думал Абульурд. За прошедшие годы он неоднократно чувствовал себя уязвленным тем, что его наставника постепенно отодвигают на задний план, вытесняя из общественной жизни как символ кровавого прошлого, в наивной надежде на светлое будущее.
Если бы только Коррин не служил постоянным и неудобным напоминанием о прошлом.
После окончания Джихада вооруженные силы, изрядно потрепанные в боях с машинами, были реорганизованы и переименованы в Армию Человечества. Как символ изменений в армии была введена новая система воинских званий. Вместо ясной и простой системы порядковых номеров званий, обозначавших движение по служебной лестнице до чина примеро — первого, — теперь использовались ранги, заимствованные у древних армий времен Старой Империи и еще более ранних времен — левенбрехи, баторы, бурсеги, башары…
Хотя тем, что много лет назад Абульурд принял имя Харконнен, он, возможно, поставил крест на своей военной карьере, послужной список Абульурда и неприметная, но постоянная поддержка со стороны верховного башара Атрейдеса позволили ему достичь чина батора, эквивалентного званию полковника или сегундо. За последние пятнадцать лет Абульурд успел послужить на шести планетах, занимаясь в основном восстановительными инженерными работами сугубо гражданского свойства, а также в ряде случаев обеспечивал безопасность вверенных ему планет. Сейчас он командовал сторожевыми постами на Коррине и чувствовал себя снова в гуще важных событий.
Даже теперь, после многих месяцев службы ввиду внушительного, ощетинившегося оружием флота роботов, Абульурд не испытывал скуки, которая обуревала многих более молодых солдат и офицеров. Большинство тех, кого прислали служить к Коррину, были слишком юны для того, чтобы помнить те времена, когда Синхронизированный Мир владел большей частью галактики. Эти люди не принимали участия в боях Джихада. Для них он был давней историей, а не сюжетом нескончаемых ночных кошмаров.
Это были представители первого поколения детей, родившихся после страшной эпидемии, они унаследовали здоровую генетику и были менее восприимчивы к болезням. Они, конечно, знали историю Джихада и видели его глубокие, незаживающие рубцы; они слышали о тяжких битвах, в которых одерживались победы под командованием доблестного, легендарного уже при жизни Вориана Атрейдеса — ставшего теперь верховным башаром — и знаменитого Квентина Батлера; они знали о Трех Мучениках и продолжали твердить о «трусливом предательстве» Ксавьера Харконнена, бездумно доверяя пропаганде.
Во время этого относительного мира Абульурд несколько раз обращался в высшие инстанции с просьбами пересмотреть дело Ксавьера Харконнена и провести новое следствие по поводу вымышленного преступления его деда, но каждый раз правительство оставалось глухим к этим обращениям. Прошло почти восемьдесят лет, а у Лиги так много других неотложных дел и забот…
Иногда во время отдыха или в тренажерных залах молодые солдаты приставали к Абульурду с просьбами рассказать о боевых эпизодах легендарной войны, но в глубине души Абульурд чувствовал, что солдаты относятся к нему не без пренебрежения за то, что он, пользуясь протекцией Вориана Атрейдеса, не участвовал в самых опасных и решающих битвах. Некоторые солдаты и офицеры, демонстрируя предрассудки, усвоенные от родителей, за спиной Абульурда говорили, что они и не ожидали ничего большего от человека по имени Харконнен. Других солдат, правда, впечатлял тот факт, что именно Абульурд вывез с Пармантье Райну Батлер, вождя дикого культа Серены.
Глядя на последний оплот всемирного разума со своего капитанского мостика, Абульурд терпел. Он понимал, что в этой жизни важно, а что — не очень.
Под его командованием находилось четыреста баллист и более тысячи штурмовиков, это была внушительная и хорошо подготовленная армия, способная держать взаперти корабли Омниуса, хотя, конечно, основу этой системы составляли спутники, излучавшие скрэмблерные поля Хольцмана. Но, с другой стороны, основные силы Омниуса, охранявшие непосредственные подступы к Коррину, были поистине непроницаемы. Это была глухая оборона, и армии не удавалось отыскать хотя бы маленькую щелочку, едва заметную брешь, сквозь которую можно было бы проникнуть к планете и сбросить на ее поверхность импульсные ядерные боеголовки. Даже самоубийственные рейды бомбардировщиков с экипажами, укомплектованными смертниками мартиристами — последователями культа Серены, — и те всегда заканчивались неудачами. Барьер был непроходим.
Абульурд держал свой сторожевой флот в строгости, не допуская разбалтывания воинской дисциплины и порядка. Он регулярно устраивал тяжелые учения, чтобы поддерживать постоянную бдительность и боеготовность своих солдат. Устрашающие оборонительные рубежи окружали Коррин, словно ощетинившийся страшными и неприступными колючками ошейник. Как хотелось Абульурду начать решительное наступление, проломить оборону противника и уничтожить его — один раз и навсегда. Но для этого ему была нужна еще одна тысяча самых мощных кораблей Лиги — однако усталое, утомленное войной человечество не желало совершить это последнее усилие.
Возможно ли, что мыслящие машины просто усыпляют нашу бдительность? Может быть, они хотят убедить нас, что у них нет новых технических средств?
К несчастью, худшие опасения Абульурда подтвердились даже раньше, чем он ожидал.
Солдаты, обалдевавшие от скуки, как обычно считали дни, оставшиеся до окончания срока службы, когда на кораблях прозвучал сигнал боевой тревоги. Абульурд бросился на мостик своей флагманской баллисты.
— От внешнего кольца обороны противника отделились три боевых корабля, батор Харконнен, — доложил дежурный оператор. — Они движутся по случайным траекториям к сети скрэмблерных спутников.
— Они уже испытывали такую тактику, но тогда это не проходило.
— Теперь появилось что-то новое, сэр. Они действуют не так, как прежде. Взгляните, какие у них двигатели!
— Включить сигнал общей тревоги. Полня боеготовность! Приготовиться к перехвату, если кто-то из них попытается прорваться. — Абульурд скрестил на груди руки. — Не важно, как быстро они летят, скрэмблерные поля уничтожат любые гель-контуры машинного мозга. Омниус прекрасно это знает.
Машинное судно нового образца было заключено в обтекаемый изящный корпус. Это были тонкие стилеты, вонзившиеся в скрэмблерную сеть, прорываясь сквозь слои полей Хольцмана, которые были способны уничтожить любой машинный разум, стерев его программу. Но корабли роботов на удивление легко прошли сквозь сеть и ринулись дальше, непрерывно наращивая скорость.
— Изготовиться к стрельбе и открыть огонь! — передал приказ Абульурд. — Остановите их — это могут быть корабли с обновлениями.
— Как они смогли пройти? У них новая защита?
— Может быть, борт управляется стандартной автоматикой без использования сложных электронных устройств, там, наверное, нет гель-контуров. — Он подался вперед, изучая показания сканеров. — Но это значит, что на борту их нет мыслящих машин. Кто пилотирует эти корабли? Неужели Омниус стряхнул пыль со старых, немысливших компьютеров?
Сторожевые корабли Лиги открыли огонь, но новые суда роботов ускорялись так сильно, что их не могли перехватить даже высокоскоростные снаряды. Корабли Лиги начали сходиться в боевые порядки, чтобы остановить противника сплошным заградительным огнем. Все понимали, что один из прорывающихся кораблей вот-вот выйдет из зоны досягаемости обстрела и исчезнет в космосе. Но этот корабль не мог нести копию Омниуса, ибо она ни за что не смогла бы невредимой миновать скрэмблерную сеть.
— Следите за тем, что происходит на Коррине! — скомандовал Абульурд. — Я не верю, что Омниус не попытается что-то предпринять, пока мы отвлечены этой охотой.
— Мы не сможем достать эти корабли, батор…
— Действительно, черт возьми, не сможем. — Абульурд быстро нашел три удалявшихся к внешней орбите корабля. — Рассредоточить все наличные корабли для перехвата. Остановите их любой ценой. Это будет самое важное задание за всю вашу военную карьеру. Если даже там нет гель-контуров, на борту вполне может оказаться какая-нибудь новая зараза.
От такого предположения в души солдат заполз холодный липкий страх. Все бросились выполнять приказы.
— Батор! Машины атакуют скрэмблерные спутники! Они все пытаются прорваться за кольцо окружения!
Абульурд с силой стукнул кулаком по ладони.
— Я так и думал, что это отвлекающий маневр. Подтянитесь к Коррину! Отразите все другие попытки кораблей к прорыву! — Он стал внимательно просматривать данные по двум прорывам, боясь, что делает неправильный выбор, приняв за отвлекающий маневр основное действие. Где ловушка? Или Омниус сделал две настоящие вылазки, приведя в действие два реальных наступательных плана?
Многочисленные перехватчики Лиги вошли в соприкосновение с боевыми кораблями машин, ведя непрерывный огонь и выкрикивая яростные проклятия в адрес роботов. Флот Харконнена образовывал кольцо за кольцом, стремясь блокировать попытки прорыва с планеты наращивающих ускорение космических кораблей Омниуса.
Три корабля противника начали движение в различных направлениях, летя по, казалось, диким траекториям, словно рассчитывая, что при такой тактике, хотя бы один из них сможет уйти. Людям удалось легко сбить первый из них до того, как он смог развить достаточную скорость, чтобы оторваться от притяжения Коррина.
Тем временем основное сражение разыгрывалось неподалеку от скрэмблерных спутников. Некоторые корабли роботов вклинись в убийственную для них сеть и прошли насквозь, хотя поля были смертельны для электронных мозгов, сила инерции тяжелых судов превратила их в грозные поражающие снаряды. Потребовалось напряжение огневой мощи самых крупных судов Лиги, чтобы разнести вдребезги эти прорвавшиеся корабли. На замену поврежденных были поставлены сотни новых скрэмблерных спутников, залатавшие энергетические дыры и пустоты, пока не стало поздно.
Второй сверхскоростной корабль попал под огонь кораблей Лиги, когда направился к огромному красному солнцу Коррина. Прежде чем вражеский корабль смог оказаться в безопасности, уйдя на малое расстояние от солнца, туда, куда не мог подойти из-за высокой температуры ни один корабль с людьми, тяжелые снаряды разбили на осколки и его. Таким образом, два корабля из трех были уничтожены.
Третий, выжимая все что возможно из своего двигателя, продолжал с немыслимым ускорением уходить от Коррина и от погони флота Лиги. Разведывательные корабли, размещенные Абульурдом на самых внешних орбитах, бросились в бой, чтобы пресечь попытку ухода третьего корабля. Создав три концентрических окружности, они обрушились на противника.
Удар за ударом сотрясали судно, но ни один снаряд не смог пробить его бронированный корпус. Пока это оборонительное сражение — мнимое или настоящее? — продолжалось вблизи Коррина, еще семь кораблей Лиги устремились за одиноким судном, рвавшимся за пределы местной солнечной системы.
Когда в последний момент один из снарядов все же достиг Цели и корпус судна роботов раскололся, из него вылетела гроздь снарядов помельче, каждый размером не превышал гроб, и эти гробы рассеялись в разных направлениях, образовав своего рода скопления.
— Омниус придумал новый трюк! — передал один из пилотов.
Абульурд и сам прекрасно видел, что произошло, и понял, что именно этот шрапнельный выстрел и был главной целью операции Омниуса. Он как командир принял решение и отдал приказ.
— Остановить их! Либо это какое-то новое страшное оружие, либо это новые копии Омниуса, которые он хочет распространить по планетам галактики. Если мы потерпим сейчас поражение, то человечеству придется расплачиваться за него столетиями!
Подчиненные бросились в погоню, стреляя по неизвестным объектам, не жалея снарядов и ракет. Им удалось уничтожить большую часть самоуправляющихся емкостей. Но не все.
Помня о торпедах со смертоносными вирусами, которые дождем обрушились на Пармантье и другие планеты Лиги, Абульурд испытывал сейчас тошнотворный страх.
— Следите за ними до тех пор, пока они не выйдут из зоны наблюдения. Проследите траектории и постарайтесь определить конечные пункты назначений.
Он принялся ждать, когда подчиненные выполнят приказ.
— Черт возьми, нам придется усиливать оборону, чтобы впредь не допускать таких досадных прорывов.
От ярости Абульурд скрежетал зубами. Вориан Атрейдес выразил бы ему неудовольствие и был бы разочарован тем, что его подопечный пропустил такую угрозу как песок сквозь пальцы.
— Одно скопление движется в сторону Салусы Секундус, батор Харконнен, — сказал офицер штаба. — Другое, кажется, нацелилось на Россак.
Абульурд кивнул. Выбор целей не особенно удивил его. Несмотря на риск, альтернативы у него не было, надо уничтожить эти объекты, пока они не успели долететь до своих целей.
— Я беру спейсфолдерный разведчик и лечу на Салусу Секундус, чтобы поднять тревогу в Зимии. Остается молиться, чтобы они успели вовремя подготовиться.
О Йореке Турре говорили, что если бы у людей были механизмы и шурупы, то его механика была бы обшарпанной и разболтанной.
Хроники Джихада. Изречение приписывают Эразму
Хотя бегство на Коррин спасло Йореку Турру жизнь перед уничтожением машинного мира Валлаха IX, он очень жалел, что бежал именно сюда. Теперь, девятнадцать лет спустя после того, как он прибыл на Коррин, Турр оказался в ловушке единственной уцелевшей планеты Синхронизированного Мира.
Омниус превратил планету в беспримерно укрепленную цитадель, в фантастически защищенный военный лагерь. Теоретически Турр находился здесь в полной безопасности. Но какой смысл в этой безопасности? Как можно оставить неизгладимый след в истории, будучи связанным по рукам и ногам?
Надев защитные очки на глаза, утомленные красными лучами гигантской звезды, лысый жилистый человек постоянно прохаживался мимо бараков жалких рабов и временами поглядывал на высившийся в центре города Центральный Шпиль, в котором, как и прежде, обитал всемирный разум.
Как только спейсфолдерный флот человечества прибыл к Валлаху IX, Турр сразу понял, что произойдет дальше. Прежде чем первые истребители-бомбардировщики успели сбросить свой смертоносный груз на планету, он ускользнул на своем корабле, везя с собой копию местного Омниуса как предмет взаимовыгодного торга. В то время он мог бы найти любое другое, столь же безопасное убежище. Почему же он отправился именно на Коррин? Это было глупое, безрассудное решение!
С его иммунитетом к ретровирусу и при том, что он когда-то получил лечение, продлившее жизнь, Турр мог стать практически неуязвимым и непобедимым. Только один лишь инстинкт самосохранения привел его тогда в сердце Синхронизированного Мира. Конечно, на своем корабле с медленными двигателями он прибыл слишком поздно, когда холокост был уже завершен, и люди затянули петлю на горле всемирного разума. На своем корабле, точно таком же по конфигурации, как и корабли Лиги, Турр проскользнул мимо них, отдавая измученным и усталым пилотам противоречивые распоряжения. Люди блокировали Коррин и тщательно следили за тем, чтобы ни одна мышь не выскочила с планеты, но не обращали особого внимания на тех, кто старался туда попасть. Пока Омниус устраивал свою оборону, фигурально выражаясь, окапывался и возводил укрепления на поверхности планеты и на ближних орбитах, Турр воспользовался личными кодами идентификации и паролями, которые позволили ему приземлиться и оказаться в относительной безопасности.
Но теперь он никогда не сможет улететь отсюда! О чем он думал раньше? Он неверно оценил ситуацию и поверил в то, что мыслящие машины победят, непонятно как, но победят. Омниус распоряжался Синхронизированным Миром в течение тысячелетия, и кто знал, что эта империя рухнет всего за месяц?
Надо было бежать в другое место… куда угодно, но не сюда…
Теперь, когда Армия Человечества установила постоянную блокаду Коррина, ни Турр, ни какая-либо из машин не имели ни малейшего шанса улететь с планеты. Это была невероятная трата его времени и таланта, это было еще хуже, чем жизнь в жалкой и достойной презрения Лиге. Устав укорять себя, он уже давно хотел причинить боль кому-нибудь другому. Блокада продолжалась уже почти два десятилетия, и Турр начинал испытывать растущее нетерпение.
Если бы он смог подняться на орбиту, встретиться с командованием армии и поговорить с офицерами, он точно нашел бы способ улететь отсюда. После своей легендарной службы в джи-поле, после всех его достижений и свершений его лицо наверняка еще было кое-кому знакомо даже по прошествии столь долгого времени. Ками Боро-Гинджо присвоила себе многие деяния, которые были его, и только его, заслугой. Это он смог очернить память Ксавьера Харконнена и сделать святого из самого Гинджо. Но Ками обставила его и принудила покинуть Лигу. Вероятно, не следовало прилагать столько усилий, чтобы имитировать в глазах Лиги собственную смерть…
Каждый шаг, который делал в своей жизни Турр, оказывался плодом неверных решений.
В лабораториях Эразма он встретил родственную душу — Рекура Вана. Он и безрукий тлулакс объединили свои познания и жажду разрушения, воплощая их в ужасающе изобретательные схемы нанесения вреда этим слабакам людям — о, как они заслуживали такой страшной участи! Когда Эразм объявил об окончательной неудаче попыток отрастить новые конечности Рекуру, тот потерял всякую надежду когда-либо покинуть Коррин. Но Турр мог путешествовать без ограничений по обитаемым планетам, оставляя там неизгладимые следы своего пребывания. Если, конечно, он когда-нибудь сможет улететь отсюда.
Он посмотрел на небо. Нет, вероятно, это произойдет не слишком скоро.
Сегодня ему нанес визит интригующе непредсказуемый робот Эразм со своим воспитанником Гильбертусом Альбансом. Робот, казалось, понимал подавленное состояние Йорека Турра, но не мог предложить ничего обнадеживающего в деле освобождения Коррина от человеческой осады.
— Возможно, тебе удастся разработать что-нибудь новаторское, чтобы одурачить сторожевой флот Лиги.
— Как у меня получилось это с чумой? Или как с недавно атакованными заводами по производству снарядов? Я слышал, что некоторые из них смогли прорвать кордон. — Он едва заметно улыбнулся. — Я не должен решать все наши проблемы, но я сделаю это, если смогу. Мне хочется выбраться отсюда больше, чем всем вашим машинам, вместе взятым.
Это не убедило Эразма.
— К несчастью, теперь Армия Человечества станет еще более бдительной.
— Особенно после того, как мои пожиратели примутся за работу.
Больше всего на свете Турру хотелось присутствовать при том, как будет происходить это побоище.
Эразм обернулся к своему светловолосому мускулистому спутнику. Турр не любил эту «собачонку» Эразма, так как Гильбертус получил продлевающее жизнь лечение в юности и мог в полной мере воспользоваться плодами вечной молодости.
— А что думаешь ты, Гильбертус? — спросил робот. Гильбертус сочувственно посмотрел на Турра — так, словно тот был не более чем неудачным экспериментальным образцом, — и ответил:
— Думаю, что Йорек Турр действует на грани человеческого поведения, граничащей с бесчеловечностью.
— Я согласен, — сказал Эразм, который, видимо, пришел в восторг от такого ответа.
— Даже если это и так, — осклабился Турр, — я все же представитель человеческого царства, чего ты никогда не сможешь в полной мере понять, робот.
Турр испытал большое удовлетворение, видя замешательство Эразма.
Конечно, это была не свобода, но — пусть и маленькая — победа.
Пока Земля, наша мать и место нашего рождения, остается в памяти человеческого рода, ее нельзя считать полностью уничтоженной. По крайней мере мы можем убедить себя в этом.
Порее Бладд. Памятные шрамы
Бесконечно долгая череда непрерывных атомных ударов дорого обошлась Квентину Батлеру. Прошло почти два десятилетия, но бывший командующий продолжал каждую ночь просыпаться от кошмарных сновидений, в которых перед его глазами снова и снова вставали те миллиарды безвинных людей, которых он убил ради победы над мыслящими машинами.
Он был не единственным, кто думал, что счастливы оказались те солдаты Джихада, кто с честью погиб при бесчисленных перелетах, пропал в безднах свернутого пространства. Гораздо хуже, думал Квентин, жить с сознанием своей вины и видеть на своих руках несмываемые пятна крови.
Такова цена, которую пришлось ему заплатить. Он должен был вынести это ради всех неисчислимых жертв. И никогда не забывать об этом.
Народ до сих пор считал его героем, но это не вызывало в нем ни малейшей гордости. Историки же вспомнили и приукрасили все, что он совершил за время своей долгой военной карьеры.
Но реальный, настоящий, живой Квентин Батлер был теперь не более, чем бледной тенью прежнего человека, статуей, сложенной из памяти, надежд и ужасных потерь. После всего того, что он был вынужден делать, душа и сердце его были опустошены и словно просто перестали существовать. Он, как сторонний наблюдатель, смотрел, как живут его сыновья Фейкан и Абульурд: Фейкан женился, оказавшись превосходным семьянином, а младший брат пока оставался холостяком. Может быть, Абульурд в конечном итоге решил не продолжать родословную Харконненов.
Квентин стал таким же пустым и практически впал в такую же каталепсию, в какой пребывала его жена Вандра, год за годом влачившая в Городе Интроспекции свое жалкое полубессознательное существование. Но она по крайней мере заживо почивала в мире. Временами, навещая ее, Квентин заглядывал в ее прекрасное, но лишенное всякого выражения лицо и завидовал ей.
Пережив этот страшный опыт, приняв в течение жизни столько трудных, а подчас и невозможных решений, Квентин навсегда отвратился от военной службы. Он бесчисленное количество раз водил своих солдат в атаки, посылал их на смерть, обрекая при этом на гибель ни в чем не повинных порабощенных людей, которых он должен был освободить из машинного плена. Он освободил, но ценой их массового убийства.
Квентин не мог больше жить с этим страшным грузом. Все годы после Великой Чистки он занимал незначительные посты в армии, а затем потряс своего старшего сына решением уволиться со службы.
Стараясь удержать при себе своего героя-отца, Фейкан предложил ему занять место посла или представителя какой-нибудь планеты в Парламенте Лиги.
— Нет, это не для меня, — возразил Квентин. — У меня нет ни малейшего желания начинать жизнь сначала в моем возрасте.
Однако Великий Патриарх — все тот же Ксандер Боро-Гинджо — зачитал решение (естественно, написанное не им самим), в котором отказался принять отставку Квентина Батлера, заменив ее на бессрочный отпуск и путешествие с целью восстановления здоровья. Квентина не интересовали семантические детали. Результат оказался тот же. Он нашел свое новое призвание.
Его друг Порее Бладд, приятель, которого он знавал по тем временам, когда был еще простым офицером и работал на возведении Новой Старды, предложил отправиться с ним в паломничество, или в экспедицию.
За годы, прошедшие после Великой Чистки, этот аристократ и филантроп стал одержим идеей помогать населению пострадавших планет.
На Валгисе и Альфа Корвус он нашел выживших после атомной бомбардировки людей, живущих в ужасающей нищете и бедности. Люди эти влачили свою жизнь в страшной нужде, страдая от голода и различных форм рака, явившегося следствием атомных взрывов и радиоактивных осадков. Их цивилизация, техника, инфраструктура безвозвратно погибли, но самые стойкие все еще продолжали хвататься за жизнь, восстанавливая условия для нормального существования.
Бладд вернулся в Лигу в поисках добровольцев для организации космического моста и переброски на пострадавшие планеты продовольствия и необходимых материалов, а также для переселения жителей в менее опасные районы или для перемещения их на более гостеприимные планеты. При том что население Лиги сильно уменьшилось и пострадало генетически после эпидемии, Колдуньям Россака требовалась «свежая кровь», которую и можно было отыскать среди уцелевших после Великой Чистки.
Некоторые твердолобые политики договаривались до того, что компенсацией за перенесенные страдания стало само освобождение от ига мыслящих машин. Квентин все больше и больше проникался сознанием того, что люди, делающие такие решительные заявления, сами абсолютно не способны ни на какое самопожертвование…
Бладд, у которого не было никакой необходимости бороться за политическое влияние, повернулся спиной к Парламенту Лиги и забыл о его существовании после того, как депутаты отказались платить репарации пострадавшему населению.
— Я сам буду оказывать такую помощь, какую сочту необходимой, — сказал он в своем сделанном в Зимии заявлении. — Не важно, что я потрачу на это все мое состояние до последнего цента — таково теперь мое жизненное призвание.
Хотя значительная часть огромного семейного состояния была утрачена во время великого восстания рабов, уничтожившего Старду и погубившего дядю лорда Бладда, громадные суммы продолжали поступать на Поритрин, так как в Лиге процветал рынок индивидуальных защитных полей. Их теперь носили все, хотя непосредственной угрозы нападения машин уже давно не было.
Услышав о бессрочном отпуске Квентина Батлера, аристократ разыскал своего старого приятеля.
— Не знаю, захотите ли вы смотреть им в глаза, — сочувственно говорил Бладд, — но я намерен посетить планеты, опустошенные Великой Чисткой. Бывшие планеты Синхронизированного Мира. Атомные взрывы уничтожили экосистемы и истребили воплощения Омниуса, но есть шанс, — глаза лорда загорелись, когда он поднял палец, — повторяю, шанс, что некоторые люди выжили. Если так, то мы должны найти их и помочь им.
— Да, вы правы, — согласился Квентин, чувствуя, как тяжесть начинает спадать с его плеч. Он, конечно, боялся перспективы посещения атомных пустынь, в сотворении которых принял решающее участие. Но если это единственная возможность хотя бы в малой мере искупить свой страшный грех…
Роскошная космическая яхта Бладда предлагала намного больше удобств, чем военные корабли Лиги. На яхте были жилые отсеки, большой грузовой трюм с лекарствами и оснащением и одноместный катер, который можно было использовать для разведки. Сначала Квентин отказался путешествовать в такой роскоши, которую он, по его мнению, не заслужил. Но потом он убедил себя, что в этом не будет ничего предосудительного. Надо получить удовольствие от поездки. Он много странствовал за время своей военной карьеры. Сорок два года жизни без остатка были отданы Джихаду Серены Батлер.
Совершая длинный маршрут, Квентин и Бладд хотели осмотреть все планеты, которые раньше принадлежали Синхронизированному Миру. Теперь это были сплошь смертоносные очаги радиоактивного заражения. Девятнадцать лет назад Квентин Батлер летал с планеты на планету, сбрасывая на них смертоносный груз. Теперь он отправлялся на них с миссией помощи.
Квентин внимательно смотрел на превращенный в пустыню пейзаж Уларды, на выжженную землю, карликовые деревья, росшие на зараженной почве. Большинство зданий было сровнено с землей импульсными ядерными взрывами, но горстка уцелевших жителей строила из каменных осколков хижины и маленькие деревенские дома — убогие укрытия от жестоких бурь, гулявших по поверхности планеты после опустошительного холокоста.
— Вы привыкли к таким сценам? — спросил Квентин, ощущая в горле тугой ком.
Сидевший в кресле пилота Бладд оглянулся и посмотрел на Батлера своими выразительными, полными сильного чувства глазами.
— Будем надеяться, что этого не случится. Во имя нашей собственной принадлежности к человеческому роду мы не должны никогда привыкать к такому.
Они снизились над поверхностью планеты и увидели людей, которые палками и какими-то металлическими прутьями возделывали поля. Квентин не мог представить себе, как они жили. Люди прекратили работу и подняли головы к небу. Некоторые махали руками, радостно приветствуя спускавшееся судно, другие же побросали свои примитивные орудия и бросились бежать в поисках убежища, боясь, что вернулся флот, для того чтобы окончательно извести оставшихся людей.
Слезы заструились по щекам поритринского аристократа.
— Я хотел бы забрать с собой всех этих людей до единого и отвезти их в Лигу, где у них появится шанс нормально жить. При моем богатстве и влиянии я могу сделать это. — Он вытирал слезы тыльной стороной ладони, но они упрямо продолжали течь. — Вы так не думаете, Квентин? Почему бы мне не спасти их всех?
У Квентина было тяжело на сердце, и чувство вины словно рак разъедало его душу.
Хотя радиационный фон создавал сильные помехи, Бладд все же отыскал три жалких поселения. Все говорило за то, что на всей планете проживало не более пятисот человек, перенесших атомную бомбардировку. Пятьсот… из скольких миллионов?
Военная закваска взяла свое, и Квентин вдруг подумал, что если из многих миллионов людей, населявших эту планету, несмотря на атомный смерч, уцелели эти пятьсот, то не могла ли избежать разрушения и какая-нибудь защищенная копия всемирного разума? Квентин помотал головой, отгоняя эту мысль. Надо верить в то, что бомбежка была успешной, ибо если на другие планеты снова попадут копии всемирного разума, то получится, что все жертвы, все смерти были принесены на алтарь победы напрасно.
Он плотно зажмурил глаза, когда лорд Бладд посадил корабль неподалеку от одного из поселений. Они переоделись в противоатомные костюмы и вышли наружу, где встретили ужасно, как огородные пугала, выглядевших жалких созданий, которые кое-как поддерживали свое убогое существование, пользуясь остатками техники Синхронизированного Мира. Только сильнейшие могли здесь выжить; большинство людей умерли молодыми страшной смертью.
Удивительно, но Бладд и Батлер были не первыми, кто посетил уцелевших на Уларде людей за годы, прошедшие после Великой Чистки. После встречи со старейшинами поселка — старейшинами? самому старшему из них не было и сорока! — Квентин узнал, что культ Серены пустил здесь глубокие корни. Веру принесли сюда два миссионера, подготовленные его внучкой Раиной. Даже в этих тяжелейших условиях, местные жители искореняли всякую технику, видя в атомной бомбардировке кару за связь с мыслящими машинами.
В таких местах, как это, где крошечное население сильно страдало и потеряло практически все, фанатичная религия могла укорениться очень легко. Культ Серены, созданный бывшими мартиристами, предлагал этим несчастным утешение в виде доступного козла отпущения, объект, на котором можно было выместить гнев и отчаяние. Слова проповедей Райны, принесенные сюда миссионерами, повелевали уничтожать машины в любом обличье, чтобы компьютерный разум никогда больше не смог поработить человечество.
Квентин уважал философию внучки. Философию, которая учила людей обходиться собственными силами и собственным умом. Однако эти жестокие проповеди и их смысл тревожили Квентина. За двадцать лет даже на планетах Лиги, которые пострадали от эпидемии, а не от атомных бомбардировок, антимашинный поход, затеянный Раиной Батлер, имел не менее безумный успех. Люди ломали и уничтожали машины в любом их виде. Исключением для этих фанатиков были только космические корабли, которые позволяли продолжить крестовый поход против остатков машин и компьютеров.
Здесь, в маленькой улардской деревушке, люди были одеты в рваные грязные одежды; тусклые волосы клочьями выпадали с голов; на лицах и руках виднелись отвратительные язвы и наросты.
— Мы привезли вам еду, одежду, инструменты и разные материалы, чтобы вы жили лучше, — сказал Бладд. При ходьбе его противоатомный костюм трещал и искрился. Люди жадно смотрели на него, словно едва сдерживая желание голодной толпой наброситься на него. — Мы привезем еще, когда сможем. Мы доставим вам помощь с планет Лиги. Вы доказали свою храбрость тем, что смогли выжить. С этого момента ваши дела пойдут лучше, обещаю вам это.
Они с Квентином выгрузили из корабля пищевые концентраты, витамины и лекарства. Затем вынесли из яхты мешки семян высокоурожайной пшеницы, земледельческий инвентарь и удобрения.
— Я обещаю вам, что все будет хорошо, — повторил лорд Бладд.
— Вы действительно верите в это? — спросил Квентин друга, когда они вернулись на корабль, уставшие и расстроенные от того, что им пришлось увидеть.
Бладд поколебался, не желая отвечать на трудный вопрос, но потом решился:
— Нет… я не верю в это — но поверить должны они.
Возможно, это было лишь символическое путешествие, продиктованное неосознанной потребностью увидеть поле первой битвы с машинами и колыбель человечества — Бладд объявил Квентину, что намерен лететь к Земле.
— Сомнительно, чтобы там кто-то выжил, — сказал Батлер. — Прошло так много лет с тех пор.
— Я знаю, — сказал поритринский лорд. — Оба мы были очень молоды тогда, во время той первой победы… начала изнурительного Джихада. Я просто чувствую, что как человеческое существо я должен увидеть Землю.
Квентин посмотрел в глаза друга и увидел в них искреннее и глубокое чувство, страстное желание посмотреть в последний раз на колыбель всего человечества. В глубине души он испытывал такую же потребность.
— Да, думаю, что нам обоим надо взглянуть на колыбель нашего рода. Может быть, это путешествие чему-то нас научит. Или, посмотрев на ее шрамы, мы сможем лучше выполнить нашу миссию.
Но они не нашли на Земле никаких признаков жизни.
Облетая Землю, Бладд и Квентин тщетно всматривались в ландшафт, стараясь обнаружить хоть маленький островок человеческой жизни, уцелевшей после кошмара той достопамятной атомной бомбардировки. Здесь, где кимеки и роботы устроили форменную охоту, уничтожая каждого обнаруженного ими человека, армада Лиги сбросила столько бомб, что их с лихвой хватало для стерилизации всей поверхности планеты. Не выжил никто. Они снова и снова кружили по орбите, надеясь ошибиться, но нет, вся Земля представляла собой один незаживший обугленный рубец.
Наконец Квентин покинул мостик.
— Давайте отправимся куда-нибудь еще. Вероятно, есть и другие планеты, где еще не угасла надежда.
Некоторые говорят, что лучше царствовать в аду, чем подчиняться на небесах. Это позиция пораженца. Я намерен править и царствовать везде, а не только в преисподней.
Генерал Агамемнон. Новые мемуары
Наступало время перемен — они и без того слишком долго ждали своего часа. Без сомнения, они оказались самыми терпеливыми во всей вселенной, но девятнадцать лет — это слишком большой срок.
Агамемнон в своем исполинском боевом корпусе взгромоздился на вершину обдуваемого всеми ветрами ледника Хессры. С неба летел колючий снег, дул пронизывающий холодный ветер, гулявший по всей неровной ледовой террасе. Надо льдом нависало багровое небо Хессры. Свет над планетоидом был таким же тусклым, как перспективы титанов — до Великой Чистки.
Юнона следовала за своим возлюбленным. Ее громадный ходильный корпус дышал силой и дерзким вызовом. Членистые шарнирные конечности поднимались и опускались, приводимые в действие мощными долговечными двигателями. Так как титаны жили уже очень долго, они начали терять чувство цели, дни приходили и уходили, и с каждым из этих дней нарастала возможность опоздать.
Агамемнон и его возлюбленная стояли рядом на вершине ледника, нечувствительные к ужасному холоду Хессры. Наполовину погребенные под снегом и льдом бывшие башни когиторов символизировали утраченное величие и славу. Эти строения напомнили Агамемнону о безвкусных гробницах, мавзолеях и мемориалах, которые строили для него и по его приказам рабы Земли.
— Ты — повелитель всего сущего, любовь моя, — сказала Юнона.
Он не понял, подшучивает ли она над ним или действительно восхищается его маленькой победой.
— Это жалкая планетка. В конце концов, ты же сама видишь, что теперь нам нечего терять. Лига празднует победу — она уничтожила Омниуса везде, за исключением Коррина, где он прячется, ощетинившись всем своим оружием.
— Так же, как мы прячемся здесь?
— Нам нет больше нужды нигде прятаться. — Мощной металлической ногой Агамемнон выбил во льду глубокий кратер. — Что теперь может нас остановить?
Если бы мышление могло издавать звуки, то в емкости мозга Агамемнона сейчас гремел бы гром. Он стыдился того, что позволил раствориться в пустоте своим былым мечтам. Вероятно, ему следовало умереть, как и многим бывшим товарищам по заговору. Спустя девять десятилетий после начала мятежа против мыслящих машин, он и горстка его кимеков практически ничего не добились, и прячутся здесь, как крысы в норе.
— Я уже устал, — признался Агамемнон, — устал от всего этого.
Они с Юноной очень хорошо понимали друг друга. Он не раз удивлялся тому, что она оставалась верна ему на протяжении более чем тысячи лет. Может быть, так случилось оттого, что у нее не было иного выбора… или она все же любила его.
— Но чего же ты в таком случае ждешь, любовь моя? Это бездействие превращает нас в созерцателей лотосов, какими были жал кие людишки Старой Империи, которых мы так презирали в свое время. Мы просидели в этой дыре, как… — в голосе ее звучало презрение к самой себе, — как когиторы. Но ведь галактика открыта для нас, особенно теперь!
Своими оптическими сенсорами титан оглядел безжизненный пейзаж — горы, покрытые пластами льда.
— Было время, когда мыслящие машины служили нам. Теперь Омниус уничтожен, а хретгиры ослаблены. Нам надо воспользоваться этим обстоятельством. Но пока есть еще немалый шанс, что мы проиграем.
Юнона не сдержала насмешки, как всегда задевая его за живое:
— С каких это пор ты превратился в боязливого ребенка, Агамемнон?
— Ты права. Мое поведение злит меня самого. Стать правителем только ради того, чтобы гонять горстку жалких подданных — это недостойно меня. Этого недостаточно. Конечно, очень хорошо иметь рабов, которые исполняют любой твой каприз, но и это быстро приедается.
— Да посмотри, как вел себя Йорек Турр на Валлахе IX. Он распоряжался целой планетой, но и этого ему казалось мало.
— Сейчас Валлах IX стал радиоактивным кладбищем, — сказал Агамемнон. — Как и все другие синхронизированные планеты. Кому он теперь нужен?
— Любая планета, некогда принадлежавшая Синхронизированному Миру, не может быть никому не нужной. Надо мыслить в новой парадигме.
Они снова принялись всматриваться в безжизненный ландшафт расстилавшейся перед ними планеты, такой же безрадостный, как и пейзажи изуродованных атомными ударами планет, которые они инспектировали и отвергали одну за другой за годы, прошедшие после Великой Чистки. Наконец Агамемнон снова заговорил:
— Мы сами должны произвести изменения, а не быть пассивными наблюдателями того, что преподносит нам история без нашего участия.
Титаны развернули свои башни и по льду зашагали к башням когиторов.
— Настало время для нового решительного старта.
Беовульф ни о чем не подозревал, хотя его устранение было частью планов генерала Агамемнона уже на протяжении довольно длительного времени. Данте подлил масла в огонь:
— Его поврежденный мозг не способен более к верному восприятию нюансов и к правильным умозаключениям.
— Этот болван едва ходит по коридору, — сказал Агамемнон. — Я и так уже слишком долго вожусь с ним.
— Наверное, нам надо отпустить его погулять, чтобы он вниз головой свалился в пропасть, — предложила Юнона. — Это избавило бы нас от многих хлопот.
— Он уже падал один раз в пропасть, и у нас достало глупости вытащить его оттуда, — язвительно произнес Агамемнон.
Три титана позвали хромого неокимека в центральный зал, где когда-то стояли пьедесталы когиторов. Вырезанные на камнях руны муадру были покрыты непристойными надписями. Бродившие по залу заключенные в небольшие ходильные корпуса посредники, ставшие рабами, занимались изготовлением и хранением электрожидкости в расположенных здесь же лабораториях.
У Агамемнона было все, что нужно. Но ему хотелось гораздо большего.
Беовульф неуклюже ввалился в зал. Его стержни, соединенные с мозгом, плохо контролировали движения конечностей. Сигналы путались, были нечеткими, и неокимек при ходьбе шатался, как пьяный хретгир.
— Я с-с-слуш-шаю вас, г-генерал Аг-г-гамемнон. В-вы з-зв-в-вали м-м-меня?
Генерал ответил ровным и спокойным голосом:
— Я всегда испытывал и буду испытывать большую благодарность к тебе за тот вклад, который ты внес в наше дело борьбы с Омниусом. Теперь наступает переломный момент. Наши перспективы резко изменились к лучшему, Беовульф. Но прежде чем мы сможем продолжить наше дело, нам предстоит сделать в доме небольшую уборку.
Агамемнон встал, вытянувшись своим огромным корпусом почти до сводчатого потолка. Из отсека на своем корпусе он достал древнее ружье, которым пользовался в некоторых случаях, чтобы доставить себе удовольствие. Беовульф выглядел заинтригованным.
Данте шагнул вперед и отключил двигатели и источники энергии, приводившие в движение корпус поврежденного умом неокимека.
— Ч-ч-что…
Прозвучал ласковый и успокаивающий голос Юноны:
— Прежде чем двигаться дальше, нам надо избавиться от кое-какого старого хлама, Беовульф.
Агамемнон проговорил с высоты своего исполинского роста:
— Благодаря богам во всех их воплощениях, у нас нет больше Ксеркса с его идиотскими попытками помочь нам. Но ты, Беовульф, ты — несчастье, которое может обрушиться на нас в любой момент.
Титаны сгрудились вокруг дезактивированного ходильного корпуса незадачливого неокимека, выбирая на своих верхних конечностях подходящие инструменты для того, чтобы разобрать на части его корпус. Агамемнон рассчитывал воспользоваться какой-нибудь древней штуковиной.
— Н-н-нет…
— Даже я долго ждал этого волнующего момента, генерал Агамемнон, — сказал Данте. — Титаны уже давно готовы к возрождению своего славного могущества.
— Самое главное для нас — это расширение базы для нашей власти, нам надо захватить большую территорию и править на ней железной рукой. Некоторое время я был отвлечен от этой правильной мысли стремлением захватить планеты, населенные хретгирами, но с момента окончания Великой Чистки появилось бесчисленное множество бастионов, которые можно взять под контроль. Я буду счастлив построить новое царство на кладбище Омниуса. Раньше, когда я отвергал саму возможность этого, я не думал, какая это замечательная ирония судьбы и какую радость она может доставить. Радиоактивная пустыня не представляет опасности для наших корпусов и для нашего защищенного сверхпрочными материалами головного мозга. Но царство в аду — это только первый шаг на пути завоевания мирового господства. После того как мы накопим достаточно сил, мы ударим по планетам Лиги.
— Нет ничего зазорного в том, чтобы строить новую империю на руинах старой, любовь моя, — произнося эти слова, Юнона, словно раздирая гигантского краба, отсоединила от корпуса Беовульфа одну из ног. — Это же только начало.
Поврежденный неокимек продолжал стонать и скулить, умоляя о пощаде и сохранении жизни. Речь его становилась все менее разборчивой по мере того, как Беовульфа охватывал все больший и больший страх. Наконец, не выдержав больше этих воплей, охваченный чувством отвращения, Агамемнон отключил громкоговорители неокимека.
— Вот так, теперь мы сможем провести эту эвтаназию в тишине, не отвлекаясь на стоны и крики.
— К несчастью, — заговорил Данте, — нас, истинных титанов, осталось всего трое. Многие неокимеки, конечно, верны нам, но они пассивны и не способны к инициативе, так как воспитывались в рабстве.
Агамемнон выдернул один из проводящих импульсы стержней из ходильного корпуса Беовульфа.
— Нам надо восстановить прежнюю иерархию титанов, но, к сожалению, мы не сможем получить ту наследственность, в какой мы нуждаемся из того материала, каким располагаем в настоящий момент. Эти неокимеки — просто овцы.
— Значит, мы просто будем искать нужный источник в других местах, — заметила Юнона. — Хотя Омниус приложил максимум усилия для того, чтобы уничтожить людской род, кое-кто все же остался. А уцелевшие хретгиры — это сильнейшие из людей.
— Включая моего сына Вориана, — разбирая по частям живого еще Беовульфа, генерал титанов вспомнил те дни, когда его верный сын и доверенное лицо Вориан тщательно, с любовью чистил и полировал самые мелкие и хрупкие детали механического корпуса, выполняя сыновний долг, корнями своими уходивший к заре истории, когда подданные мыли ноги своим правителям. Это были моменты его наибольшей близости с сыном.
Агамемнон очень скучал по тем дням и очень жалел, что из Вориана не вышло ничего путного. Он единственный мог стать достойным преемником генерала, но люди развратили юношу.
Юнона не заметила задумчивости главного титана.
— Мы должны набрать из них рекрутов, отобрать талантливых, одаренных кандидатов и убедить их служить нашему делу. Я уверена, что нам хватит хитрости и сноровки, чтобы сделать такую простую вещь. Когда мы отделим мозг человека от его тела, то нам не составит труда вить из него веревки. Генерал титанов задумался.
— Сначала мы произведем инспекцию радиоактивных планет и решим, где мы устроим нашу цитадель.
— Неплохим первым шагом будет захват Валлаха IX, — сказал Данте. — Он расположен очень близко от Хессры.
— Согласен, — сказал Агамемнон, — мы завладеем тем, что осталось от трона этого чокнутого Йорека Турра.
За разговором титаны закончили демонтаж механического тела Беовульфа, и теперь все его детали валялись на полу, готовые к утилизации и повторному использованию. В полном молчании пришли обращенные в неокимеков посредники и унесли детали.
Думая обо всех потерянных планетах Синхронизированного Мира, Агамемнон вдруг сообразил, что человеком, стоявшим во главе этого ядерного уничтожения, был Вориан. Возможно, все же именно он сможет стать достойным наследником титанов.
Если, оглянувшись назад, мы попытаемся рассмотреть наше отдаленное прошлое, то едва ли сможем разглядеть его, таким неощутимым становится оно со временем.
Марсель Пруст, древний земной писатель
Вориан стоял у окна кабинета в главном штабе Армии Человечества и задумчиво смотрел на моросящий вечерний дождь. Влажный холод, веявший от окна, был очень приятен — в последние недели стояла удушающая жара. Дождь был превосходной разрядкой духоты, но верховный башар не чувствовал особенной радости.
С каждым днем, как казалось ему, он проигрывал одну позицию задругой в битве с чиновничьим застоем, летаргией и неспособностью принимать трудные решения. Представители Парламента Лиги боялись заканчивать необходимую грязную работу, и с каждым проходившим годом они все больше и больше забывали о том, что произошло. Погрязнув в локальных мелких проблемах и в политическом фаворитизме, они убедили себя в том, что угрозы со стороны Омниуса и кимеков исчезнут, испарятся сами собой. Вориан не смог заставить этих людей поверить в то, что хотя титаны затихли на многие годы, Агамемнон не отказался от планов установления своей террористической диктатуры.
Его собственная долгая война была закончена. После завершения Великой Чистки Квентин Батлер не был единственным военачальником, искавшим лишь покоя и отдыха. Было так легко отдать все силы на восстановление и реконструкцию. Очень многие в Лиге хотели предать Джихад полному забвению.
Но на самом деле он не закончился, во всяком случае пока. Он не мог закончиться, пока Коррин и кимеки представляли вполне реальную угрозу для людей. Но Вориану казалось, что он единственный, кто ясно это осознает. Лига отказалась финансировать наступательную войну, они даже не захотели провести разведывательную операцию на Хессре, где, как было известно, окопались последние титаны. Легкомысленные, бездеятельные глупцы!
Великий Патриарх и аристократы использовали всю свою недюжинную энергию для решения внутренних экономических проблем, желая расширить свою власть на несоюзные планеты для того, чтобы создать более обширную империю с централизованным контролем каждой планеты. Великий Патриарх добавил несколько побрякушек к золотой цепи, которую он носил на шее в знак своего высокого достоинства.
Отвоеванные у Омниуса планеты Синхронизированного Мира будут необитаемыми в течение многих столетий, но несоюзные планеты, по мнению руководителей Лиги, вполне созрели для того, чтобы их подобрать. С окончанием страшной эпидемии спрос на меланжу в Лиге отнюдь не уменьшился. Уже много лет претворялась в жизнь программа по восстановлению численности населения, которую выполняли под руководством Верховной Колдуньи Тиции Ценвы.
Общественные работы требовали большого количества неквалифицированных рабочих, так как использование компьютеризированной техники было строго запрещено. Это означало возобновление использования труда рабов, преимущественно буддисламских пленников с отдаленных захолустных планет. В Парламенте раздались отдельные голоса протеста — депутаты возражали против того, чтобы обращаться с другими людьми так, как это делали машины. Но протесты не нашли поддержки основной массы представителей планет.
Так как военные обязанности теперь сводились исключительно к администрированию, произнесению речей и участию в парадах, Вориан решил возобновить на Пармантье поиски своей внучки Ракеллы. Наконец, спустя шесть месяцев он разыскал ее.
Бежав из госпиталя для неизлечимых больных, Ракелла и Мохандас обосновались в дальней затерянной деревушке, населенной людьми, которые в большинстве своем исповедовали невероятно древнюю религию — иудаизм. Обосновавшись, пара врачей помогли людям пережить эпидемию и преодолеть ее последствия — но потом в деревню пришла другая возбужденная фанатичная толпа, влекомая еще более древними предрассудками, и сожгла деревню, обвинив машины, а заодно и иудеев в страшной эпидемии.
Так ей и Мохандасу пришлось бежать и отсюда. Они продолжили работу вместе с некоторыми евреями, которые скрыли свою религиозную принадлежность. Даже после того, как эпидемия закончилась, выздоровление населения Пармантье затянулось на многие годы.
Когда Вориан нашел внучку, она работала в совершенно первобытных условиях. Большая часть медицинской аппаратуры была уничтожена, поэтому Вориан щедро снабдил ее всем необходимым, включая оборудование и охрану, которая должна была позаботиться о ее безопасности. Вскоре после этого Вориан привлек Ракеллу и Мохандаса к работе по созданию гуманитарной медицинской комиссии, органа, который должен был заменить прежнюю медицинскую комиссию Джихада. Потом Вориан на собственные средства купил для них космический госпитальный корабль. Этот новый корабль позволил Ракелле и ее медицинской группе перемещаться по галактике и оказывать более эффективную помощь на местах. Правительства планет Лиги продолжали тщательно следить за возможными проявления ретро-вирусной инфекции, хотя с тех пор прошло так много лет.
Кому-то все равно приходилось быть бдительным…
Но не все расходы Лиги были столь же благодетельными для ее граждан. Освещенный прожекторами, на центральной площади Зимии полным ходом сооружался храм Серены — это строительство было одним из проектов Райны Батлер и последователей провозглашенного ею культа. Строительство осуществляли за счет правительства. По окончании возведения это должно было стать самым крупным зданием религиозного назначения, которое когда-либо вообще строили люди. Хотя Вориан почитал и любил Серену — настоящую Серену, — он полагал, что этим деньгам можно было найти более достойное применение.
Культ Серены разрастался очень быстро, и основания для этого были самые печальные. Хотя серьезная Райна Батлер оставалась верной своему крестовому походу против машин, ее последователи в большинстве своем использовали эту бледную худую женщину как муляж для усиления своей власти и влияния. Вориан в отличие от многих очень ясно это видел.
Никто не хотел слушать, когда Вориан Атрейдес, этот старый и закоренелый «поджигатель войны», указывал на очевидные проблемы.
Он испустил долгий тяжкий вздох. Парламентские и военные чиновники занимались собственными проблемами и носились со своими планами, вытеснив верховного башара из процесса принятия ответственных решений. Этот ранг стал скорее декоративным, нежели действительным. Несмотря на то что Вориан по-прежнему выглядел очень молодо, даже Фейкан Батлер предложил ему уйти в давно заслуженную почетную отставку. Вориану даже не придется пасть в сиянии славы, как выпало Ксавьеру Харконнену. У него все будет гораздо хуже. Он просто канет в безвестность.
Каждый день, вставая рано и отправляясь по делам в город, Вориан Атрейдес неизменно возвращался в своих мыслях к неповторимым моментам своей жизни и к кризисам, которые ему пришлось переживать, — он вспоминал Серену, Леронику и даже Севрата, которого он, помнится, называл Старым Железным Умником.
Как он ненавидел сейчас свою вынужденную бездеятельность.
Вориану было уже сто тридцать пять лет, но он чувствовал себя еще старше. Когда заканчивалась его работа в Главном Штабе, он возвращался домой, где никто не ждал его. Сыновья его давно были глубокими стариками со своими многочисленными семьями, жившими на далеком Каладане.
Скучал Вориан и по своему бывшему адъютанту Абульурду Харконнену, который считал его наставником и почти отцом — в отличие от Эстеса и Кагина. Но весь последний год Абульурд провел возле Коррина, следя за поддержанием блокады Омниуса.
Словно подслушав его мысли, на улице вдруг показался Абульурд, который быстрым шагом, пригнув голову от дождя, шагал к зданию Главного Штаба. Форма была измята, батор шел без сопровождения. По всем его движениям чувствовалось, что случилось что-то неотложное.
Не веря своим глазам, решив, что это иллюзия, Вориан тем не менее выбежал в коридор и бросился к выходу по лестнице, перескакивая сразу через две ступеньки. Он оказался у входной двери, когда Абульурд взялся за ручку, чтобы открыть ее и войти.
— Абульурд, какая приятная неожиданность!
Младший офицер сразу сгорбился и поник головой, словно этот приход в Главный Штаб потребовал от него напряжения всех сил.
— Я прибыл прямо с Коррина, сэр. Мне пришлось воспользоваться спейсфолдерным разведчиком, чтобы опередить машинные корабли. Но сколько времени в нашем распоряжении, я не знаю.
Абульурд и, естественно, Вориан понимали всю серьезность сложившейся ситуации, но члены Парламента и правительства Лиги считали, что военные несколько преувеличивают масштаб кризиса.
— По прошествии стольких лет на что еще могут надеяться и рассчитывать мыслящие машины? Они потерпели поражение! — возбужденно кричал представитель Гьеди I.
— Но если эти автоматические снаряды пролетели через скрэмблерные поля, то разве смог бы там уцелеть хотя бы один гель-контур компьютерного мозга? Нет, а значит, нам не о чем беспокоиться, — заметил нудный представитель Хонру, откинувшись на спинку кресла с самодовольной улыбкой.
— Беспокоиться всегда есть о чем — пока уцелело хотя бы одно-единственное воплощение Омниуса.
Вориан никак не мог понять, почему они все так уверены в своей правоте. Но такое отношение не было удивительным. Каждый раз, когда члены Парламента сталкивались с серьезными проблемами, начинались бесконечные обсуждения, в которых терялась суть и которые не приводили к четким и ясным решениям.
После возвращения Абульурда Вориан провел целую неделю в беседах с более младшими командирами — своим подчиненным Абульурд представил кадры съемки, сделанной флотом у Коррина, на которых были изображены странные снаряды. Наконец верховный башар настоял на том, чтобы лично обратиться к Парламенту Лиги. Согласно расчетам — в зависимости от ускорения и запасов топлива на снарядах, — эти объекты могли теперь приблизиться к Салусе в любой момент.
— Вы уверены, что не преувеличиваете степень угрозы, не стремитесь ли вы посеять в народе панику и заодно укрепить позиции Армии Человечества, верховный башар? — спросил худощавый депутат с Икса. — Мы все слышали ваши военные истории.
— Благодарите Бога, что вам самому не пришлось стать участником этих историй.
Иксианец скорчил недовольную гримасу.
— Я вырос во время эпидемии, верховный башар. У большинства из нас нет вашего военного опыта, но каждый из нас пережил свои трудные времена.
— Зачем гоняться за тенью? — спросил еще один депутат, которого Вориан так и не смог узнать. — Пошлите разведывательные корабли на периметр орбиты и перехватывайте все объекты, приближающиеся к Салусе. Если, конечно, таковые появятся. Именно так Квентин Батлер расправлялся со снарядами, заряженными чумой Омниуса.
Перепалка с Парламентом продолжалась в том же духе большую часть утреннего заседания. Наконец, испытывая полное отвращение к тому, что он здесь услышал, Вориан покинул огромное здание Парламента, увенчанное высоким золотым куполом. Выйдя из дверей, он остановился на верхних ступенях подъезда и, подавив тяжкий вздох, тоскливо посмотрел в небо.
— Как вы себя чувствуете, сэр? — Из-за резных колонн подъезда показался Абульурд Харконнен.
— Все тот же набивший оскомину идиотизм. Законодатели забыли, что можно говорить о чем-то ином, кроме цен на зерно, регулировании межпланетных полетов, субсидиях на строительство и пышных общественных проектах. Теперь я наконец понимаю, зачем Иблис Гинджо сформировал Совет Джихада в самый разгар войны. Люди, конечно, жаловались на его драконовские меры, но по крайней мере Совет мог принимать скорые и эффективные решения. — Он задумчиво покачал головой. — Самый страшный враг человечества — это бездеятельность и бюрократия.
— У нас очень мал диапазон наблюдения, и будет трудно обнаружить приближение снарядов на дальних подступах к Салусе, — заговорил Абульурд. — Наше общество так сосредоточено на возвращении к нормальной жизни — словно кто-то помнит, что это такое, — что не может даже сконцентрировать внимание на угрозе, реальность которой вполне очевидна.
Дождь возобновился с новой силой, но верховный башар не двигался. Кто-то раскрыл зонтик над головой военачальника, чтобы он не промок. Конечно, это был Абульурд. Вориан улыбнулся офицеру, но батор остался серьезным.
— Что мы будем со всем этим делать, сэр? Снаряды летят и неумолимо приближаются.
Прежде чем Вориан успел ответить, порыв ветра подхватил подвесной плавающий зонтик и швырнул его на ступени. Абульурд бросился поднимать его.
Они уже хотели было вернуться в здание Парламента, чтобы переждать дождь, когда Абульурд после нескольких попыток поправить плавающий подвесной зонтик, вдруг показал Вориану на горизонт. Порыв ветра снова подхватил и унес зонтик, но на этот раз Абульурд не побежал за ним.
Небо на горизонте вдруг прорезало серебристо-оранжевыми полосами, похожими на следы когтей огромного хищника.
— Смотрите, это снаряды Омниуса с Коррина! — громко простонал Абульурд, в равной степени переполненный стыдом и тревогой из-за того, что не смог никого заставить поверить своему предостережению.
Вориан стиснул зубы.
— Армия верит своей пропаганде. Люди думают, что если мы объявили Джихад оконченным, то наши враги перестали интриговать и плести заговоры против нас.
Он глубоко вздохнул, слишком хорошо вспомнив, что значит быть военачальником на войне.
— Похоже, что мне понадобится помощник, — сказал он Абульурду. — Скоро у нас с тобой будет очень много дел.
Про Норму Ценву говорили, что о ней нельзя судить по внешности. Не важно, было ли это физическое безобразие или сменившая ее классическая красота — ни то ни другое не составляло сущности этой женщины. Ее основным достоинством был мощнейший интеллект.
Принцесса Ирулан. Биографии Батлерианского Джихада
Когда Норма вернулась на Россак, один только вид серебристо-пурпурных джунглей вызвал целую бурю нахлынувших на нее воспоминаний о детских годах. Небо все также было испятнано ядовитым дымом из кратеров отдаленных вулканов, запах перенасыщенной жизнью атмосферы миазмами поднимался от густого подлеска в окрестностях главного города, расположенного внутри скалистых гор. Там, в горах, джунгли были представлены самыми необычными видами растений и насекомых, эта флора и фауна, борясь за свое выживание, освоила плодородные расщелины в камнях.
Норма вспомнила, как будучи девочкой ходила в экспедиции с Аурелием и его ботаниками, которые разыскивали в джунглях растения, грибы, ягоды и даже насекомых и пауков, из которых можно было бы добыть лекарственные вещества. Корпорация «ВенКи» и сейчас продолжала получать хороший доход от продажи лекарств, хотя теперь ведущим экспортным продуктом компании стала меланжа.
Однако недавно Норму посетило очередное видение, которое поведало ей о том, что все здесь будет разрушено и уничтожено, причем очень и очень скоро. Случится нечто ужасное с Россаком, Колдуньями, со всем населением. Она надеялась убедить сводную сестру осознать опасность, но Тиции потребуются доказательства, детали, объяснения. Норма не могла представить никаких подтверждений своих слов. У нее было лишь очень отчетливое предчувствие, предупреждающее сновидение во время меланжевых грез.
Вряд ли Тиция станет прислушиваться к ее бездоказательным заявлениям.
Много лет назад Тиция отправилась в один из налетов на кимеков, она и ее подруги Колдуньи были готовы выплеснуть свою ментальную энергию и умереть, захватив с собой и кимеков. Все спутницы Тиции погибли, пожертвовав жизнью, и сама Тиция была следующей на очереди, но получилось так, что кимеки отступили, невольно подарив Тиции жизнь. Ее жертва оказалась ненужной, и потом она всю жизнь жалела о том, что так и не смогла воспользоваться шансом. Личность Тиции состояла сплошь из сожалений, обвинений и упорной решимости. Она всегда находила причины, отравляющие жизнь, как и всегда, находила виноватых в этом людей.
Верховная Колдунья никогда не обращала внимания на Норму, делая вид, что не замечает ее присутствия, что на самом деле Нормы просто не существует. Тиция мирилась с тем, что Норма одна работает на Кольгаре со своими кораблями и спейсфолдерными двигателями. Правда, она была так же преданна своим идеям, как Норма своему делу и призванию. Именно это обстоятельство и позволяло Норме понимать мотивы поступков сводной сестры.
Теперь, когда Джихад был окончен, женщин Россака перестали готовить на роли своеобразных ментальных бомб. И сейчас Колдуньи направили всю свою энергию на изучение любых доступных им родословных Лиги и выяснение методов управления наследственную. Кроме того, у них была масса работы по изучению генетического материала, собранного на других планетах на высоте вспышки искусственной, насланной на человечество Омниусом эпидемии.
— Подозреваю, что твои видения являются не следствием истинного предзнания, а, скорее, следствием искажения сознания под воздействием чрезмерно больших доз меланжи, — сказала Тиция, когда Норма рассказала ей о своем последнем видении.
Они стояли на балконе, вырубленном в отвесном склоне скалы, и смотрели на густое море джунглей.
Будучи Верховной Колдуньей Тиция с презрением относилась к психостимуляторам и прочим лекарственным «костылям», к которым столь охотно прибегают обычные люди. По ее глубокому убеждению, только слабаки бывают вынуждены полагаться на лекарства. Корпорация «ВенКи» получала чудовищно огромные прибыли, фабрикуя разнообразные стимуляторы, галлюциногены и прочие лекарства, экстрагируемые из экзотических растений россакских джунглей. Все это было глубоко противно Тиции, так же как и явное болезненное пристрастие сводной сестры к пряности с Арракиса.
Обе женщины отличались поразительно гармоничной, но ледяной красотой — высокие, белокожие с платиново-светлыми волосами и точеными чертами лиц. Но мысленно Норма продолжала видеть себя неуклюжей карлицей, некрасивой женщиной со смазанными, невыразительными чертами лица, которую легко может запугать такая властная и привыкшая к повиновению Колдунья, как Тиция.
— Это не просто мое разгулявшееся воображение, — продолжала утверждать Норма, — это предостережение. Я знаю, что среди Колдуний предзнание иногда проявляется как особый дар. Конечно же, у тебя есть документы, подтверждающие эти факты.
— Я напишу тебе или пришлю сообщение, если твое страшное предсказание сбудется. А пока возвращайся на Кольгар и продолжай свою работу. — Тиция царственно подняла голову, вскинув волевой подбородок. — У нас, между прочим, здесь тоже много важной и ответственной работы.
Норма посмотрела в светло-голубые глаза сводной сестры, за которыми, казалось, скрывалась целая вселенная, невидимая постороннему взору. Норма коснулась виска и, примирительно улыбнувшись, сказала:
— Моя работа — это вычисления. Я могу делать их здесь так же легко, как и на Кольгаре.
— Ну, тогда, возможно, мы вместе будем наблюдать исполнение твоих пророчеств.
Шли дни, ничего страшного не происходило, и у Нормы не было больше видений, из которых она смогла бы узнать детали предостережения, виденного ею ранее.
Во время этого затянувшегося визита на Россак Норма каждое утро в полном одиночестве гуляла по джунглям, собирая корни, листья, ягоды и рассовывая их по карманам, никогда не объясняя, зачем она это делает. Какая странная личность, думала Тиция, издали наблюдая за своей сводной сестрой.
Приглушенный солнечный свет отражался от неестественно золотистых волос и ослепительно белой кожи Нормы, когда она в похожей на транс задумчивости поднималась по крутой тропинке из заросшей джунглями низины к вырубленным в скале дверям, в проеме которых стояла Верховная Колдунья. У Нормы был отсутствующий вид, она, казалось, потерялась среди своих невысказанных мыслей. Было бы очень занятно, если бы Норма споткнулась и расшиблась насмерть…
Их мать бросила Тицию на руки нянек, чтобы проводить все свое время с Нормой, предпочтя эту… эту уродину ей, совершенной и безупречной Колдунье. Упади же, будь ты проклята!
Когда Норма своим легким скользящим шагом поднялась по тропинке ко входу в пещеру, Тиция продолжала пристально смотреть на нее, не сдвинувшись с места. Норма заговорила, обращаясь непосредственно к Тиции так, словно они продолжали разговор, который она, вероятно, мысленно вела со сводной сестрой — Верховной Колдуньей, — пока поднималась наверх.
— Где ты прячешь свои компьютеры?
— Ты сошла с ума? У нас тут нет мыслящих машин! — Тиция была потрясена тем, что ее сестрица сумела разгадать ее секрет. Неужели она и правда обладает предзнанием? Может, стоит серьезнее отнестись к ее предостережению?
Норма смотрела на сестру без всякого гнева и злобы, но не поверила ни единому ее слову.
— Если только вы не натренировали свой ум и память до степени организации и объема, характерных для сложных вычислительных систем, то вы не сможете обойтись без них, обрабатывая такую массу детальной генетической информации.
Она взглянула на Тицию, словно проникая внутрь ее существа, как прибор для глубокого сканирования внутренних тканей тела. — Или ты плохо работаешь, так как боишься использовать необходимые инструменты? Но мне кажется, что ты не такой человек, чтобы халтурить.
— Компьютеры незаконны и опасны, — заявила Тиция, надеясь, что такого ответа будет достаточно.
Норма же как всегда зафиксировала проблему и не стала быстро сдаваться.
— Тебе не следует опасаться подозрений или паранойяльного страха перед машинами с моей стороны. Мною движет простое любопытство. Я и сама охотно пользовалась преимуществами, которые предоставляют нам компьютерные системы, когда занималась решением навигационных проблем, связанных со свертыванием пространства. К несчастью, Лига отказалась признать целесообразность применения компьютеров в этой ситуации, и я была вынуждена прекратить эту многообещающую работу. Поэтому меня нисколько не возмущает то, что ты используешь машины в своих трудных исследованиях.
Прежде чем Тиция успела сочинить какое-нибудь подходящее оправдание, она вдруг услышала пронзительный свист, который издавало какое-то раскаленное тело, несущееся по воздуху с огромной скоростью. Свист усилился до почти непереносимого воя. Сестры одновременно подняли головы и посмотрели на затянутое дымкой утреннее небо, в котором показались серебристые полосы — следы, оставленные космическими объектами, устремившимися к расположенным в ущельях деревням. Большие снаряды ударялись о верхушки деревьев, прорывались сквозь листву и с тупым грохотом падали на землю.
Норма прикусила губу и склонила голову.
— Думаю, что это и есть начало исполнения моего видения. — Она повернулась к Тиции. — Не теряй времени, объявляй тревогу.
Услышав грохот, из пещеры выбежали одетые в белое Колдуньи. У подножия скалы упал один из снарядов, который глубоко врезался в мягкую подстилку джунглей. Корпус заколебался и раскололся пополам, как яичная скорлупа. Из этой странной, похожей на гроб емкости, стремительно вывалились какие-то металлические детали, которые, соединившись, врылись в землю и принялись делать из грязи, щебня и прочего каких-то прыгающих насекомых.
Несмотря на ужасное содержание видения, Норма испытывала сейчас одно только холодное отчужденное любопытство.
— Похоже, что это автоматизированная фабрика, хотя и не такая сложная, как настоящие мыслящие машины. Фабрика использует любые местные ресурсы для сборки каких-то предметов.
— Это машина, — сказала Тиция. Она напряглась, готовая генерировать энергию мозга — источник, позволявший ей сражаться единственным доступным ей способом. — Даже если это не кимек — это враг.
Внизу, в джунглях, к месту падения странного предмета приблизились несколько человек, одетых в форму корпорации «ВенКи». К их поясам были пристегнуты мешки, наполненные материалом, собранным в подлеске джунглей. В группе был один бледный, неправильно сложенный молодой человек, который вел себя как резвый несмышленый щенок. Формы его тела были безобразны, глаза покорны, как у коровы, — короче, это был жалкий неудачный Урод, и Тиция презрительно скривилась, глядя на него с высоты. Лучше бы этому ублюдку умереть в джунглях…
Как только группа приблизилась вплотную к приземлившемуся снаряду, эта автоматическая фабрика выплюнула в воздух первую партию готовой продукции: маленькие серебристые шарики, которые взлетели в воздух словно рой бронированных голодных насекомых. Они поднялись над землей, осмотрели окрестность и всем роем бросились к группе рабочих. Уродливый молодой человек с удивительным проворством исчез в густом подлеске среди сплетенных ветвей, но остальные люди не успели уйти, так как двигались недостаточно быстро.
— Они малы, но снабжены довольно грубыми сенсорами, — констатировала Норма, в которой никогда не засыпал аналитик.
Летающие металлические клещи закружились вокруг своих жертв как облако рассерженных ос, а потом набросились на людей, превратившись в крошечные острые пилы, начавшие кромсать несчастных, сдирая с них одежду и кожу. Брызнули фонтаны крови, на землю посыпались кусочки перетертой живой плоти. Люди начали кричать и вопить от боли и страха, стали разбегаться и петлять в кустах, стараясь укрыться от страшных созданий, но летучие пираньи преследовали их, впивались в кожу и своими беспощадными укусами на глазах превращали человеческие тела в кровавое уродливое месиво.
Туча зубастых насекомых развернулась и стремительно направилась ко входу в пещеру.
— Они нацелились на нас, — сказала Норма.
Тиция выкрикнула команду своим Колдуньям, и обладающие сверхъестественной ментальной мощью женщины Россака, сомкнув строй, обратились лицом к надвигавшейся опасности. Жужжащие искусственные осы, покрытые острыми металлическими шипами, летели словно пули. Тиция начала вибрировать, окружая себя защитным ментальным полем.
За спинами Колдуний дети и мужчины Россака спешно прятались в запертых безопасных помещениях, вырубленных в скале. Своими мыслями Тиция и ее подруги подняли энергетический ветер, мелкие кванты ментальной энергии словно ураган обрушились на страшных механических насекомых. Скопления их рассеялись, а затем сами твари начали рассыпаться в мелкий порошок. Но на смену уничтоженным появлялись новые. Дьявольская мастерская фабриковала железных насекомых тысячами.
— Для уничтожения этих гадов нужно намного меньше энергии, чем для того, чтобы превратить в пар кимека, — сказала одна из Колдуний, — но все равно даже это приносит какое-то удовлетворение.
— Омниус нашел способ обратить против нас свое новое оружие, даже находясь в осаде, — сказала Норма. — Эти машины запрограммированы на поиск и уничтожение людей.
Тучи металлических ос заполонили все пространство перед пещерами. Жуткие насекомые искали своих жертв. Колдуньи окружили себя слоем озона, подняв невидимый ионизирующий ветер. Светлые волосы поднялись, одежды шевелились от телепатических потоков. Тиция подняла руку, и по этому знаку женщины послали еще один мощный разряд, отогнавший следующую волну насекомых. Потом, соединив усилия, Колдуньи сокрушили саму фабрику, производящую маленьких монстров, и она превратилась в оплавленный кусок железа.
— Пошлите туда людей с огнеметами и взрывчаткой, — приказала Тиция. — Пусть они уничтожат этот цилиндр, пока он не восстановился.
Настроение у Тиции было приподнятое, она так радовалась, что признала за сводной сестрой способность к предвидению.
— Война еще не кончилась, — сказала Норма. — Возможно, что она лишь начинается. Еще раз.
Если мыслящие машины лишены воображения, то каким образом им удается изобретать все те новые и новые ужасы, которые продолжают обрушиваться на нас?
Батор Абульурд Харконнен Доклад о происшествии в Зимин
Все сотрудники службы безопасности и любопытные прохожие, бросившиеся к месту падения странных цилиндров, были убиты. Даже камеры, передававшие изображение с места события, были разрушены. Насекомые пожирали все на своем пути. Все линии связи были перерезаны в считанные секунды.
Подозревая худшее и ожидая от Омниуса любой хитрости, Вориан приказал полкам внутренней гвардии окружить места приземления цилиндров. Стоявший рядом с верховным башаром Абульурд делал все, чтобы приказания Вориана были выполнены точно и вовремя. Атрейдес был похож сейчас на разъяренного салусского быка, и никто не осмеливался перечить ему.
— Я предупреждал их, я говорил, что нельзя терять бдительность, — рычал Вориан, обращаясь к Абульурду. — Ты принес прямое предостережение, но они не захотели прислушаться даже к нему!
— За несколько лет мира люди забыли, что такое угрозы и опасности, — ответил Абульурд, согласно кивнув.
— И теперь, когда Омниус снова атакует нас, мы реагируем, как разбегающиеся от кота крысы! — возмущенно продолжал Вориан.
Еще до того, как стали ясны детали происшествия, Абульурд расставил солдат, расквартированных в столице, вокруг мест падения прилетевших из космоса снарядов. Пользуясь чрезвычайными полномочиями, он мобилизовал также и наемников, которые все еще оставались на службе в Армии Человечества.
Снаряды — цилиндры размером с гроб — упали на большой территории. Батареи снабжали их энергией, которая требовалась для фабрик, находившихся в их внутренней части. Практически сразу из расколовшихся при падении цилиндров начали вылетать ненасытные мелкие твари — каждая размером не больше шарика из подшипника. Все эти шарики были оснащены источниками энергии и имели простую программу, помимо острых челюстей. Как пираньи, они набрасывались на любого человека, атаковали его и пожирали.
Жужжащие тучи гнусных механических тварей набрасывались на бегущих, пытающихся спастись людей и мгновенно объедали их, выполняя свою безжалостную программу, оставляя после себя лишь клочья кровавой плоти и осколки размолотых костей. Излюбленными мишенями стали солдаты в форме и люди в облегающих брюках и шортах. Женщины, священники в свободной одежде и пожилые мужчины в старомодных высоких шляпах поначалу не вызывали у механических насекомых интереса, но, расправившись с солдатами и молодыми мужчинами, твари возвращались и, присмотревшись к новым жертвам, набрасывались и на них.
Люди с отчаянными криками бежали по улицам, но падали, не успев найти убежища. Как беспощадные мясорубки, насекомые-пираньи пробуравливали тела и начинали блуждать в живой ткани, как пули со смещенным центром тяжести, извергая месиво измельченного мяса. Когда жертва погибала, насекомые покидали ее и принимались искать следующую цель.
Солдаты первой линии были убиты практически сразу. Пираньи поражали их, как смертоносные пчелы, но некоторые из солдат успели включить защитные поля Хольцмана, чтобы блокировать нападение. Другие же, которые не успели быстро среагировать, падали мгновенно, словно пораженные ядовитым газом. Стрелковое оружие оказалось бессильным против этих мелких и многочисленных тварей.
Но даже защитившиеся электромагнитным полем люди тоже со временем становились жертвами, так как механические убийцы облепляли поле и беспрерывно атаковали, ища и находя любую лазейку, используя тактику медленного проникновения. Изнутри шарообразной полости поля начинали бить фонтаны крови и разлетаться куски тканей, отскакивавшие от мерцающего силового поля. В течение нескольких мгновений запертые в ловушке пираньи выводили из строя генераторы, поле исчезало, и твари вылетали на волю.
В воздухе появлялось все больше и больше жутких созданий. Семьи прятались в домах и машинах, запирались изнутри, но пираньи преследовали людей и там, находя способы проникнуть в здания и машины. Спрятаться было негде.
Радиус поражения продолжал угрожающе увеличиваться, коллекторные приспособления собирали весь доступный металл и другие необходимые материалы, добавляя их к запасам смертоносных фабрик, которые продолжали тупо производить все новых и новых убийц. Упавшие цилиндры раскрыли свое нутро и выплевывали в атмосферу тучи новых пчел. Изготовленные тут же сырьевые подвижные станции принялись собирать материал, уничтожая строения Зимин, добывая металл и другие необходимые в производстве элементы.
Периметр разрушения продолжал расширяться.
Абульурд последовал за верховным башаром, когда тот решил лично осмотреть место поражения. На размышления времени не было — неопытные и необстрелянные солдаты были слишком сильно напуганы, чтобы точно выполнять приказы. Вориан и Абульурд устроили наглухо закупоренный командный пункт недалеко от точки падения первого снаряда. На улицах творилось нечто невообразимое. Граждане запирались в домах, пытаясь спастись от самоуправляемых пуль с острыми зубами.
После падения снарядов прошло меньше часа, но погибло уже несколько тысяч человек.
Наконец к месту события подтянули артиллерию Лиги. Абульурд оценил диспозицию.
— Подготовлены снаряды повышенной разрушительной силы. Артиллерийские офицеры докладывают, что готовы открыть огонь. Одно прямое попадание должно вывести из строя эту дьявольскую фабрику, и тогда мы сможем справиться с этим кошмаром.
Вориан нахмурился.
— Отдавай приказ стрелять, но не рассчитывая, что все пройдет так гладко. Омниус наверняка установил там защитную систему. — Он махнул рукой. — Но чем скорее мы узнаем, в чем заключается эта защита, тем скорее найдем способ обойти ее.
Артиллерия открыла ураганный навесной огонь. Снаряды летели по крутым коротким дугам, нацеленные точно на цилиндр, глубоко впившийся в землю. Когда снаряды начали падать на яму, тысячи пираний образовали облако вокруг отверстия в брюхе цилиндра. Смертоносные пчелы соединились в гроздья, словно стараясь образовать баррикаду на пути снарядов. Твари прилипали друг к другу, образуя различные фигуры, создавая препятствия для артиллерийских снарядов.
Пираньи облепляли каждый летевший снаряд, начиная обдирать с него металл еще в воздухе. Эти кусочки металла они несли на фабрику, которая использовала новый материал для производства новых механических убийц.
Не дожидаясь приказа, один из храбрых наемников поднялся над местом падения цилиндра в маленьком бронированном вертолете, и машинные пчелы атаковали его. Тысячи летающих пожирателей облепили корпус летательного аппарата и начали методично уничтожать его металл, а потом принялись за замки и электронные системы.
Оказавшийся в отчаянном положении наемник успел сбросить только одну бомбу. Бомба эта взорвалась в воздухе до того, как пираньи успели очистить ее от металла. Ударная волна всколыхнула тучу механических насекомых, не причинив им, впрочем, практически никакого вреда.
Вертолет развалился на части. На какой-то момент обреченный пилот оказался в свободном падении, летя к земле и отчаянно размахивая руками. Но в мгновение ока пираньи напали на него, превращая его тело в кровавое месиво. Человек умер до того, как его останки коснулись земли.
Столкнувшись с таким ужасом, некоторые молодые солдаты попросту перестали реагировать на приказы верховного башара.
Они десятками покидали свои посты. Вориан был вне себя от ярости и стыда.
— Они неопытны и не привыкли к тем страшным вещам, на которые способен Омниус, — сказал Абульурд.
Вориан натянуто улыбнулся в ответ.
— Другие могут размякнуть и опустить руки, Абульурд, но ты никогда не позволял себе расслабляться. Нам надо найти выход — тебе и мне. Надо найти эффективное решение и применить его немедленно.
— Я не подведу вас, верховный башар.
Вориан посмотрел на него с гордостью и теплым чувством.
— Я знаю, Абульурд. Нам по плечу спасти всех этих людей.
Когда люди попадают в рай при жизни, это приводит к неизбежному: они становятся вялыми, теряют навыки и остроту восприятия.
Дзенсуннитская сутра, переделанная для Арракиса
После смерти престарелого Тука Кидайра Исмаил остался самым старшим в дзенсуннитской деревне. Кидайр, бывший работорговец, формально оставался пленником группы отступников, последователей Селима Укротителя Червя. Хотя, конечно, у Кидайра было множество возможностей бежать и вернуться в цивилизованный мир Лиги, тлулакс смирился со своим жребием и остался здесь, с Исмаилом и дзенсуннитами пустыни.
Исмаил никогда не называл бывшего торговца живым товаром другом, но они провели немало ночей вместе, ведя интересные беседы за чашкой крепкого, приправленного пряностью кофе и глядя на проплывающие по небу звезды. Они были врагами, но по крайней мере понимали друг друга, чего нельзя было сказать об отношениях Исмаила с нынешними молодыми вождями деревни.
Как всегда, сидя после ужина в столовой, Исмаил слушал разговоры старейшин, к которым теперь принадлежала и его дочь. Даже Хамаль вела разговоры о городе, о вещах и тряпках, обо всех тех предметах роскоши, которые казались Исмаилу ненужными и лишними. Жизнь этих свободных людей теперь была более комфортной, чем жизнь рабов в доме Саванта Хольцмана. Все это действительно было не нужно и, более того, опасно.
Прошло много лет, потомки бывших поритринских рабов переженились на потомках уцелевших членов группы Селима. Дочь Исмаила Хамаль была замужем дважды, у нее было пятеро детей. Теперь она считалась важной старейшиной племени, мудрой старой матроной.
Исмаил очень хотел, чтобы никто из них не забыл старую жизнь и ее обычаи; он все время настаивал на том, что бежавшим рабам никогда не следует забывать свои навыки независимой жизни в пустыне, чтобы снова не сделаться добычей работорговцев. Пока Арракис не стал для них обетованной землей, как они надеялись, когда он возглавил их отчаянное бегство. Исмаил желал сохранить плоды своих трудов во что бы то ни стало, любой ценой.
Правда, другие видели в Исмаиле лишь желчного упрямого старика, предпочитавшего трудности прошлого улучшениям и удобствам настоящего. Двадцать лет назад разразившаяся в Лиге меланжевая лихорадка навсегда изменила лицо Арракиса, чужеземцы не ушли, напротив, с каждым годом их становилось все больше и больше. Исмаил понимал, что не может остановить этот процесс, и с упавшим сердцем был вынужден осознать, что видения Селима становятся явью — торговля меланжей погубит пустыню. Казалось, что на всей планете не осталось больше такого места, где он и его народ могли бы жить свободно и независимо.
За один только прошедший месяц наиб Эльхайим дважды приглашал иноземные космические корабли совершить посадку вблизи их деревни, дав им координаты, составлявшие тайну надежного поселения дзенсуннитов. И все это ради того, чтобы обменять побольше меланжи на припасы и предметы роскоши.
Погруженный в свои мысли старый Исмаил вслух фыркнул от возмущения.
— Мало того что мы впали в зависимость от торговли с городом, мы еще и стали настолько ленивы, что уже не хотим туда ездить.
Один из сидевших рядом стариков пожал плечами.
— Зачем совершать утомительные поездки в город, если можно заставить работать чужеземцев?
Хамаль сделала выговор старику за непочтительность тона, но Исмаил не обратил внимания на них обоих, нахмурившись и продолжая держать совет только с самим собой. Несомненно, односельчане считают его ископаемым, упрямцем, не желающим признавать прогресс. Но он в отличие от них хорошо понимал и остро чувствовал опасность этого прогресса. После окончания Джихада и потери массы рабочих рук вследствие эпидемии по галактике снова широко распространилась работорговля, которую принимали как нечто должное. Но ведь работорговцы так привыкли охотиться на людей буддислама…
Несмотря на свой почтенный возраст, Исмаил сохранил острое зрение. Вглядываясь в ночное небо, он стал первым, кто заметил приближающиеся корабли. Бортовые огни отмечали траекторию по мере приближения судов — они шли не наугад, было видно, что они целенаправленно спускаются к деревне. Исмаил ощутил беспокойство.
— Эльхайим, ты опять пригласил сюда этих вечно сующих свой нос в чужие дела иностранцев?
Пасынок, занятый беседой с одним из старейшин, быстро встал.
— Нет, я никого не жду. — Он подошел к выходу из пещеры и тоже увидел приближавшиеся на большой скорости суда. Рев двигателей напоминал рев песчаной бури.
— Значит, надо готовиться к худшему, — возвысив голос, сказал Исмаил, снова приняв на себя роль вождя, каким он был, когда вел этих людей из рабства к свободе. — Выставить охрану у домов! Скоро здесь будут чужеземцы.
Эльхайим безнадежно вздохнул.
— Не надо этих крайностей, Исмаил. Может быть, у них вполне добрые намерения…
— Или вполне опасные замыслы на уме. Лучше быть во всеоружии. Что если это работорговцы?
Он вперил яростный взгляд в Эльхайима, и пасынок наконец пожал плечами.
— Исмаил прав. От бдительности не будет никакого вреда. Дзенсунниты приготовились к обороне, но было видно, что люди не слишком торопятся.
Зловещие корабли принялись описывать круги над деревней, то ускоряясь, то замедляя полет. Из открытых люков начали высовываться люди в темной форменной одежде, которые открыли огонь из легкого стрелкового оружия. Дзенсунниты с криками бросились прятаться в пещерах.
По скалам ударили первые снаряды, но только один попал в балконный зал, вызвав небольшие разрушения и оползание скалы. Через мгновение корабли приземлились на песок у подножия скалы. Из кораблей хлынул поток плохо одетых людей, которые без команд, организации или плана бросились вверх, карабкаясь по скалам. Оружие у них, правда, было новое.
— Постойте, это же старатели! — закричал Эльхайим. — Мы уже торговали с этими людьми. Почему они нападают…
— Потому что хотят забрать у нас все, — сказал Исмаил. Ружейный огонь не прекращался. Вокруг них свистели пули, слышались небольшие взрывы, крики, беспорядочные команды. — Ты хвастался, сколько у нас припрятано меланжи, Эльхайим? Ты говорил этим купцам, сколько воды запасено в наших цистернах? Ты рассказывал, сколько здесь живет здоровых мужчин и женщин?
Пасынок стоял как соляной столб, не зная, что отвечать. На лице его было озадаченное и беспомощное выражение. Он начал отрицать все, но Исмаил знал верные ответы на свои вопросы.
Они смотрели, как чужеземцы выгружают оснащение — оглушающие пояса, сети и удавки, — и Исмаил понял, что это не просто разбойники. Он вскричал на удивление сильным голосом:
— Работорговцы! Если они захватят вас, то вы станете рабами. Даже Эльхайим теперь зашевелился. Наверняка он понял, что эти чужеземцы обманули его доверие и теперь заслуживали смерти.
Хамаль встала рядом с отцом и обратилась к племени:
— Вы должны защитить свою жизнь, свои дома и свое будущее! Никто из пришельцев не должен остаться в живых.
Исмаил посмотрел на нее с жесткой улыбкой.
— Мы поразим этих людей, и пусть это будет уроком для других, кто, возможно, тоже захочет поднять на нас руку. Они думают, что мы слабы. Но они глупы и заблуждаются.
Хотя дзенсунниты и были испуганы, они гневно зашумели в ответ на эти слова. Мужчины и женщины рассыпались по комнатам, вооружаясь старыми пистолетами, дубинами, шестами для управления червем, короче, всем, что могло послужить оружием. Группа стариков из числа первых отступников, знавших еще самого Селима, с гордостью обнажили хрустальные клинки, сделанные из зубов червя. Хамаль созвала группу женщин, тоже вооруженных кривыми ножами, тщательно изготовленными из обрезков металла. Глаза женщин пылали неукротимым гневом.
У Исмаила потеплело на сердце, когда он увидел, с какой решимостью люди готовились отстаивать свою свободу. Он обнажил свой кристаллический нож, подарок, полученный им, когда он овладел искусством езды на черве. У Мархи тоже был такой нож, который после ее смерти унаследовал Эльхайим. Исмаил обернулся к нему, и пасынок нехотя достал свой молочно-белый сверкающий клинок.
Начинающие работорговцы ползли по крутому склону скалы, подбадривая себя криками и выстрелами и поминутно оскальзываясь на гладких камнях. Зная Эльхайима, они были уверены, что встретят здесь покорных, как кролики, собирателей меланжи.
Но вломившись в пещерный город, пришельцы оказались неготовыми к яростному сопротивлению, какое они встретили. Воя, как шакалы, пустынные кочевники набрасывались на пришельцев из каждого угла, заманивали их в глухие закоулки и убивали. В ответ нападавшие стреляли из своих мощных ружей.
— Мы свободные люди — фримены! — кричал Исмаил. — Мы не рабы!
Всхлипывая, как раненые дети, четверо работорговцев с трудом вырвались из пещер и бросились вниз, надеясь попасть на корабль и унести ноги. Но они не знали, что горстка добровольцев тайными тропами покинула поле боя и, пробравшись к кораблям, захватила их, устроив на борту засаду. Спрятавшись внутри, они дождались, когда пытавшиеся спастись чужеземцы войдут в судно, и перерезали им горло.
После того как все незадачливые работорговцы были убиты, дзенсунниты принялись зализывать раны и подсчитывать потери. Убитых было четверо. Когда Эльхайим оправился от потрясения и удивления, он послал группу разведчиков обыскать воздушные суда.
— Посмотрите на эти суда! Мы конфискуем их у людей, которые хотели сделать нас рабами. Это достаточно честная сделка.
Исмаил вспыхнул гневом и подошел к наибу, встав перед ним.
— Ты говоришь так, словно это был торговый обмен! Покупка и продажа имущества, как во время твоих походов в Арракис-Сити! — Он поднял свой искривленный от возраста палец. — Ты подверг опасности жизни всех нас, приглашая сюда этих людей, невзирая на мои предостережения. И теперь, как это ни печально, ты сам видишь, что они оказались оправданными. Ты не годен…
Старик напряг свои еще не слабые мышцы и почти поднял руку, чтобы ударить пасынка по лицу, но вовремя вспомнил, что этим нанес бы ему смертельное оскорбление. Эльхайим должен был бы ответить тем же, вызывая Исмаила на поединок, который мог закончиться только смертью одного из них.
Исмаил не мог позволить себе расколоть единство племени — помимо того, что он обещал Мархе позаботиться об Эльхайиме, — и он сдержал свой гнев, удовольствовавшись тем, что увидел страх в глазах наиба.
— Ты был прав, Исмаил, — тихо произнес Эльхайим. — Я должен был прислушаться к твоим предостережениям.
Старик покачал головой и отвернулся, а Хамаль подошла к отцу и успокаивающим жестом положила руку ему на плечо, одновременно глядя на наиба.
— Ты никогда не жил в рабстве, Эльхайим, и не знаешь, что это такое, — сказала она. — Мы вырвались из рабства, рискуя жизнью, чтобы освободиться от ига и явиться сюда.
— Я не позволю тебе продать на рынке нашу свободу, — добавил Исмаил.
Пасынок Исмаила был потрясен настолько, что не сразу смог ответить. Исмаил замолчал, отвернулся и зашагал прочь.
— Это никогда не повторится, — сказал наконец наиб. — Обещаю тебе!
Исмаил сделал вид, что не слышит.
Ход человеческой цивилизации — это нескончаемая череда успехов и неудач, но поступательное ее движение всегда направлено вверх. Трудности делают нас сильнее, но ни в коем случае не счастливее.
Верховный башар Вориан Атрейдес. Ранняя оценка Джихада (Пятая редакция)
На древних звездных картах они отыскали следующую цель своего путешествия — планету под названием Валлах IX. Квентин никогда в жизни не слышал о такой. Насколько он понимал, эта планета никогда не играла в истории человечества сколько-нибудь заметной роли. Очевидно, даже Омниус не считал ее существенной и значимой частью своего Синхронизированного Мира.
Однако эта планета фигурировала в числе целей при Великой Чистке. Одна из боевых групп армии Джихада подошла к Валлаху, сбросила на него атомные боеголовки и улетела, убедившись в том, что вспышка и ударная волна смыли с ее поверхности все, что на ней находилось…
Было похоже, что на Валлахе не было сильной цивилизации и до этой атаки — отсутствие развитой промышленности, лишь разбросанные по континентам редкие поселения. Кто-то поставил население планеты на грань выживания задолго до того, как армия Джихада спустилась с небес словно ангел мщения.
Но Валлах IX был следующим пунктом назначения, который Порее Бладд отметил на своей карте как планету, куда надо доставить помощь и продовольствие. Поритринский лорд вел свою яхту с осмотрительной быстротой. Сидевший рядом Квентин внимательно всматривался в изуродованный, почерневший от ядерных ожогов пейзаж, который приближался к ним.
— Я совсем не уверен в том, что мы найдем здесь живых людей.
— Кто знает, что нас там ждет, — ответил Бладд с завидным и заразительным оптимизмом. — Но мы всегда можем надеяться на лучшее.
Они сделали круг над сровненными с землей остатками зданий какого-то населенного пункта — никаких признаков восстановления, никаких признаков сельскохозяйственной деятельности.
— Прошло почти двадцать лет, — заметил Квентин. — Если бы кто-нибудь выжил, то это оставило бы хоть какой-то след.
— Нам надо удостовериться в этом хотя бы во имя человечности.
В городе с самыми большими зданиями разрушения оказались наиболее опустошительными. Земля, камни и остатки домов были оплавлены и почернели от сажи и копоти.
— Уровень радиации остается довольно высоким, — сказал Квентин.
— Но он не смертелен, — возразил Бладд.
— Да, это так.
Как это ни удивительно, им удалось обнаружить следы новых построек — это были высокие массивные колонны и тяжелые арки, украшенные странным орнаментом.
— Зачем уцелевшим людям тратить силы и ресурсы на возведение пышных мемориалов, если им нечего есть? — спросил пораженный Квентин. — Кому здесь нужна эта показуха?
— Я нашел здесь несколько энергетических станций. — Бладд манипулировал сенсорами и кнопками на панели управления. — Но радиация вызывает большие помехи, и я не смог как следует их рассмотреть. Надо усовершенствовать конструкцию яхты — она в общем-то не предназначалась для таких целей.
Квентин встал.
— Почему бы мне не слетать туда на разведчике? Так можно будет осмотреть большую территорию.
— Вы торопитесь, друг мой? Когда мы отбудем с Валлаха IX, то направимся на другие точно такие же планеты, и это займет у нас массу времени.
— Быть так близко и ничего не увидеть… это вызывает у меня тревогу и беспокойство. Если здесь есть что искать, то лучше сделать это сейчас, а потом со спокойной душой лететь дальше.
Квентин отправился к планете на маленьком суденышке, предназначенном для коротких полетов над самой поверхностью планет. Космическая яхта Бладда была оснащена слишком многими удобствами, там не надо было ничего делать — просто сидеть и смотреть, как механизмы делают за тебя всю работу. В разведчике было намного интереснее. Так хорошо почувствовать себя хозяином положения, предоставленным самому себе человеком. Самому осматривать окрестности, ощущать пальцами работу двигателя. Квентин испытывал те же ощущения, какие переживал много лет назад, когда возглавил рейд на Пармантье…
Поритринский лорд посадил свою яхту в очаге наибольшего разрушения, там, где располагался некогда дворец правителя Валлаха IX.
— Я одеваюсь и выхожу, — передал лорд Квентину. — Посмотрю, что здесь можно найти. Интересно, кто построил этот дворец и зачем?
— Будьте осторожны.
Квентин начал облетать окрестности, постепенно увеличивая радиус. Разрушения везде были до тошноты одинаковыми: обугленные булыжники, грязь, оплавленная до стекловидного состояния. Не было ни деревьев, ни травы, ни признаков какого-либо движения. Так же как и Земля, Валлах IX был полностью стерилизован. Но такова была цель армии Джихада, напомнил себе Квентин. По крайней мере здесь не осталось никаких признаков уцелевшего Омниуса.
Внезапно, без всякого предупреждения на него обрушился ружейный и артиллерийский огонь. Двигатели судна были повреждены, и оно беспомощно закружилось в воздухе.
Он закричал, надеясь, что автоматизированная система связи сама передаст сообщение.
— Меня атакуют, Порее! Кто…
Он постарался сохранить самообладание. Еще один снаряд разнес крыло винта, и все, что мог теперь делать Квентин, — это беспомощно висеть в воздухе. Взгляд его метался — сквозь стекло фонаря кабины он старался рассмотреть, что творится внизу на земле и вокруг — в небе. Внезапно он заметил, что по поверхности планеты движутся какие-то странные механические создания — корпуса с членистым строением. Боевые роботы? Неужели Омниусу удалось уцелеть? Нет, это что-то другое.
Лихорадочно переключая режимы, Квентин, в конце концов, смог завести аварийный двигатель, но это лишь стабилизировало его положение в воздухе, и самое неприятное заключалось в том, что он продолжал быстро терять высоту. Один из двигателей вспыхнул. Подъемной силы едва ли хватит на то, чтобы продержаться еще несколько минут на некотором расстоянии от странных и страшных атакующих чудовищ. Это помогло бы при определенном везении для того, чтобы добраться до яхты Бладда.
Он постарался выровнять машину и заставить ее лететь, выжимая из нее все что возможно. Снизу раздался еще один выстрел, снаряд взорвался рядом, и взрывная волна замкнула панель управления.
Теперь Квентин наконец понял, кто его атакует. Огромные ходильные формы, подобные тем, какие он видел в исторических фильмах… или тем, которые атаковали его на Бела Тегез.
— Кимеки, Порее! Немедленно взлетай. Возвращайся на корабль!
Правда, Квентин не был уверен, что передатчик еще работает. Падение было теперь неминуемым.
Механические чудовища маршировали по выжженной земле, выползая из своих лежбищ и стреляя по маленькому человеческому кораблю. Они стремительно неслись по оплавленной почве, желая захватить его.
За падающим судном тянулся шлейф жирного дыма, словно расползающаяся по небу кровь. Земля стремительно приближалась. Он выжал еще немного из двигателей, регулирующих высоту, и корабль дернулся верх ровно настолько, чтобы успеть проскочить гряду острых камней, а затем упал в пологую мелкую котловину.
С протяжным скрежетом брюхо корабля проехалось по оплавленной стерильной почве. Высекая из поверхности планеты искры и поднимая тучи грязи, судно заскользило по земле, едва не переворачиваясь при каждом толчке. Правда, Квентин изо всех сил старался выровнять судно, как делает это саночник, летящий на полозьях с ледяной горы. Половина левого крыла отвалилась от удара, когда корабль последним усилием оторвался от земли, а потом снова с грохотом рухнул назад.
Грудь сдавило так, что нечем стало дышать. Стекло фонаря раскололось, покрывшись паутиной трещин и слоем жирной грязи. Кошмарный полет закончился, и смертельно раненая машина наконец затихла, окончательно рухнув на землю.
Квентин потряс головой, понимая, что, видимо, на какое-то время терял сознание. В ушах стоял невыносимый звон, воняло дымом, смазкой, раскаленным металлом, жженой проводкой, и вытекающим топливом. Он не смог расстегнуть ремни безопасности и, достав свой церемониальный кортик, разрезал их. Тело болело, но это был всего лишь намек на ту боль, которую ему предстоит испытать, когда пройдет шок. Квентин понимал, что попал в большую беду, тем более что левая нога его была, по-видимому, сломана.
Неведомо откуда черпая энергию, Квентин приподнял голову и плечи над обломками… и увидел приближавшихся к нему кимеков.
Бладд получил отчаянное сообщение Квентина. Лорд в это время стоял, одетый в противоатомный костюм, перед обелиском, украшенным прихотливыми письменами. Обелиск был воздвигнут неподалеку от дворца правителя, как очень забавный символ мифического Золотого Века. Он резко повернулся и принялся лихорадочно осматриваться, когда в наушниках шлема прозвучал хриплый голос Квентина Батлера. Вдали лорд рассмотрел объятый пламенем маленький самолет, в конце концов упавший на землю. Машина рухнула на поверхность, заскользила по ней и, наконец, остановилась, почти развалившись на части.
Встревоженный Бладд поспешил к яхте. Идти мешал громоздкий противоатомный костюм. Ощущая противный липкий страх, Бладд оглянулся и заметил огромные ходильные корпуса кимеков, которых он в последний раз видел давным-давно, когда они напали на Зимию. Титаны вернулись! Кимеки основали базу здесь, на радиоактивных развалинах погибшего Синхронизированного Мира.
Как огромные металлические крабы, кимеки ползали вокруг обломков, отбрасывая прочь все, что им мешало ближе подойти к упавшей воздушной машине. Бладд стоял на месте, парализованный ужасом и отвращением. Он понимал, что не сможет долететь до места происшествия и спасти друга.
Сохранивший сознание после падения, Квентин крикнул по короткой линии связи:
— Улетай, Порее, спасайся!
Бладд вскарабкался по трапу в яхту, задраил люк и снял шлем. Он не стал снимать остальные части противоатомного костюма. Быстро усевшись в кресло пилота, он активировал еще горячий двигатель, корабль взмыл в зараженный радиацией воздух.
Кимеки не спеша сходились к упавшему самолету Квентина.
Он смотрел на них и понимал, что они схватят его меньше, чем через минуту. На нем был лишь легкий костюм пилота, никакого противоатомного снаряжения у Квентина не было, а значит, и никаких шансов остаться в живых.
Пока враги приближались, он лихорадочно думал. Тренированный ум военного человека искал способ нанести вред противнику. Он мгновенно просчитывал разные возможности. На разведчике не было никакого оружия. Защититься ему нечем, по крайней мере обычными в таких случаях средствами.
Но он не собирался сдаваться без боя. «Батлеры не слуги», — пробормотал он как заклинание. Баки с горючим треснули, летучая жидкость вытекала в двигатель и заливала обломки. Ноздри болели от едкого запаха.
Горючее можно поджечь, тогда детонирует бак. Взрыв разметает кимеков. Но сделать все придется вручную. Он и сам будет захвачен взрывом и мгновенно сожжен. Но даже если это так и произойдет, то все же это будет лучше, чем если кимеки захватят его живым.
В тишине Квентин слышал тяжелый звук движений железных монстров, которые неумолимо приближались, перебирая гидравлическими конечностями и бряцая изготовленным к стрельбе оружием. Они могли выпустить по снаряду и зажарить его живьем на месте, и жалкие обломки самолета стали бы его погребальным костром.
Но на уме у них было что-то другое.
Стараясь не обращать внимания на сильную боль в сломанной ноге, Квентин лихорадочно работал руками и инструментами из аварийного набора. Горючее хлынуло потоком, когда он снял заглушки с закупоренных баков. Глаза заслезились от жжения, но он продолжал упрямо выполнять свой замысел. Устройство импульсного зажигания здесь бесполезно. Он нашел осветительный патрон — вот это то, что надо. Можно будет получить искру, просто поток огня.
Но пока еще рано.
Первый кимек в своей устрашающей ходильной форме дошел до судна и ударил по хвостовой части корпуса. Квентин сжался на пилотском кресле, пристегнул остатки ремня безопасности и узлами затянул его как можно туже.
Вот и второй кимек оказался возле самолета слева, поднимая свои исполинские железные ноги. Было слышно, как подползает и третий кимек.
Несмотря на растущую опасность, Квентин сохранял ледяное спокойствие. Активировав патрон, он бросил его за спину, в треснувший резервуар с горючим, а потом, сотворив краткую молитву Богу, святой Серене и всякому, кто мог его услышать, включил катапульту пилотского кресла.
Огонь и горючее породили жаркую вспышку взрыва и сильнейшую ударную волну, которая исполинским молотом прошлась по воздуху. Кресло пилота катапультировалось, горевшие остатки самолета были уже далеко внизу, когда сдетонировал бак.
Квентина подбросило вверх, у него перехватило дыхание, лицо и волосы были страшно обожжены. Перед глазами маячил какой-то сюрреалистический пейзаж, его тошнило, но он все же успел заметить, что один кимек кучей обломков валялся возле взорвавшейся машины. Другой ходильный корпус, видимо, сильно поврежденный, отползал, пошатываясь, от места взрыва.
Затем Квентин со страшной силой снова упал на землю. На этот раз боль была невыносимой, слепящей и ужасной. Он слышал, как в его теле ломаются кости — ребра, череп, позвоночник. Слабые ремни безопасности лопнули, и Квентин как тряпичная кукла беспомощно вывалился из катапультированного кресла.
Глядя на место прогремевшего взрыва и на горящие обломки, он едва мог разглядеть, что делают кимеки. Вооружившись режущими инструментами, они разрезали остатки самолета, стремясь добраться до его содержимого, как хищники — до лакомого куска на дне украденной консервной банки. Словно вымещая зло на бездушном железе, один из титанов буквально раздирал машину на части, а двое других спешили к нему поучаствовать в развлечении.
Глаза застилал красный туман, Квентин почти ничего не видел и едва мог передвигаться. Мускулы перестали подчиняться ему. Левая кисть безвольно повисла. Костюм забрызган его же кровью. Но он заставил себя приподняться на коленях и ползти — не важно, в каком направлении, — чтобы попытаться бежать.
Позади раздался громкий треск. Шаги приближающихся кимеков становились все более громкими и зловещими. Эти создания были страшнее самых ужасных чудовищ из самых невероятных ночных кошмаров. После того как Квентин повидал их на Бела Тегез, он думал, что никогда больше не встретится с ними.
Услышав над собой рев, он с трудом поднял голову к небу и смутно разглядел космическую яхту Порее Бладда, которая взмыла вверх и исчезла в небесах.
Дрожащими руками Квентин обнажил свой парадный кортик и приготовился защищаться до последнего. Кимеки окружили его — одинокого безоружного человека, беспомощно лежавшего на выжженной безжизненной земле.
Окончательный анализ может показать, что я убил столько же людей, сколько и Омниус… если не больше. Но даже если так, это не делает меня хуже мыслящих машин. Мои мотивы были совершенно иными.
Верховный башар Вориан Атрейдес. Нечестивый Джихад
После нескольких неудачных разведывательных вылазок, верховный башар наконец получил полные, исчерпывающие и совершенно неутешительные данные. Все девять автоматических фабрик остались целыми и невредимыми. На них не подействовали никакие снаряды и ракеты, которыми их обстреливали. Ямы с цилиндрическими гробами продолжали выплевывать в воздух десятки тысяч кровожадных механических пираний.
Так как механические жуки уничтожили и разобрали практически все наблюдательные корабли, использовав части на сырье для сборки новых копий пираний, у Абульурда и Вориана было всего несколько фотографий, по которым можно было судить о размахе работы машинных фабрик, врывшихся глубоко в землю.
Вориан мерил шагами помещение командного пункта, яростно обдумывая возможные решения.
— Что если мы выпустим снаряды, наполненные едкой химической жидкостью? Когда пираньи разгрызут металлический корпус, жидкость разъест их.
— Это может сработать, верховный башар, но будет очень трудно поразить цели, — ответил Абульурд продолжая разглядывать фотографии. — И мы не сможем подобраться так близко, чтобы залить их такой жидкостью с помощью насосов под давлением из шлангов.
— Если бы мы подобрались так близко, то смогли бы использовать плазменные гаубицы, — сказал Вориан. — Но это только начало. У тебя есть идея получше?
— Думаю над такой, сэр.
Абульурд смотрел на одну из фотографий и вдруг его поразила двойственность того, что он видел. Все быстроходные разведывательные суда были поражены. Жуки разобрали их на части, взяли весь металл и убили всех членов экипажей. Строения и машины тоже разбирались на части, огромные горы отходов высились вблизи фабрикующего мелких чудовищ цилиндра. На улицах лежали мертвые человеческие тела, представлявшие собой по большей части кровавое месиво, словно внутри них сработало по дюжине разрывных пуль.
— Эти жуки слишком малы, чтобы нести сложное оборудование, в них не может быть сложных дискриминирующих программ, но они каким-то образом находят свои цели. Они разбирают угрозу? Ориентируются на концентрированные ресурсы? Может быть, они запрограммированы на нападения на органические объекты?
Абульурд мысленно просеивал всю имевшуюся у него отрывочную информацию. Странным ему казалось то, что остались нетронутыми деревья и кусты в парке. Птицы щебетали и летали между пираний, которые не обращали на пернатых ни малейшего внимания.
— Нет, верховный башар. Смотрите, они оставляют в покое деревья и других животных. Они знают, что охотиться надо только на людей. Может быть, они настроены на активность головного мозга? Выслеживают признаки человеческого разума?
— Это было бы слишком сложно — а мы знаем, что они лишены гель-контурных сетей искусственного интеллекта. Если бы эти элементы были, то они погибли бы при пролете цилиндров сквозь поле скрэмблерных станций, установленных на орбите Коррина. Нет, это должно быть что-то более простое и очевидное.
Абульурд продолжал рассматривать картины. Жуки атакуют человека и, кроме того, ищут металлы, органические и неорганические соединения, нужные для построения новых копий.
Целлюлоза, ткани, деревянные строения, а также живые растения и животные остались нетронутыми.
Он посмотрел на одну из фотографий и вдруг ему в глаза бросилась одна явная несуразность. На изображении был виден парк Зимии, зараженный механическими тварями. В парке стояли обычные для таких мест фонтаны, статуи и мемориальные комплексы, но только поваленная статуя одного из военачальников Джихада была объедена жуками почти до каменного пьедестала. Еще более поразительным было то, что статуя другого военачальника, изваянного сидящим на салусанском жеребце, также подверглась нападению, но уничтожен был только всадник, твари не тронули коня. Но ведь обе части статуи были сделаны из одного и того же камня.
— Постойте, верховный башар! Я думаю… — Он перевел дух, вспомнив непонятный на первый взгляд факт, когда механические жуки с некоторым опозданием набрасывались на женщин и священников в свободных развевающихся одеждах или на мужчин в странных шляпах. Все эти одеяния маскировали конфигурацию человеческого тела.
Вориан смотрел на Абульурда, ожидая продолжения. Воспитанный в военной семье и будучи сам военным до мозга костей, Абульурд никогда не высказывал сразу того, что приходило ему в голову. Хотя сейчас верховный башар был готов выслушивать любые идеи и предложения, пусть даже самые причудливые.
— Они всего лишь распознают форму, сэр. В их простых электронных мозгах намертво вытравлена или выжжена форма человеческого тела. Пираньи атакуют все, что имеет определенную форму — две руки, две ноги, голова и туловище. Посмотрите на эти статуи!
Вориан быстро кивнул.
— Просто, топорно и не слишком изящно, как раз такая форма, какую очень любит Омниус. Это открывает путь к уязвимости, которую он и использует. Нам надо всего лишь замаскировать наши человеческие силуэты, и мы можем совершенно незамеченными ходить среди этих пираний. Но жуки, кроме того, сдирают со всех предметов металл и все полезные для себя элементы. Поэтому нельзя выставлять напоказ металл.
Вориан вскинул брови.
— Ты хочешь сказать, что для успешного бомбометания надо применить деревянные бомбардировщики?
— Нет, я хочу предложить гораздо более простую вещь. Что, если мы накроемся одеялами или брезентом, короче, каким-то органическим материалом, который не интересует пираний. Тогда мы сможем подобраться к фабрикам на сколь угодно близкое расстояние и причинить им настоящий урон или уничтожить их. Правда, при этом у нас не будет никакой физической зашиты, и если уловка окажется неудачной, то мы подставимся под смертельный удар.
— Нам придется взять на себя этот риск, Абульурд. Мне нравится такая военная хитрость. — Он жестко улыбнулся. — Ну как, будем вызывать добровольцев или ты думаешь так же, как я?
— Верховный башар, вы слишком ценный для Лиги военачальник для того, чтобы…
Вориан не дал Абульурду договорить:
— Для начала вспомни, как отзывались обо мне некоторые депутаты Парламента, которые презрительно именовали меня не иначе как бесполезным военным ископаемым и милитаристом. Ты же видел, как неумело молодые солдаты выполняют приказы, как плохо подготовлены они к критическим ситуациям. Кому из них можно доверить такую ответственную миссию?
— Я считаю, что мне, верховный башар. Вориан похлопал младшего офицера по плечу.
— Я тоже верю в тебя и в себя самого. Больше я ничего не хочу говорить. Мы с тобой, ты и я, воплотим этот план в жизнь.
Вориан поручил командование группе местных офицеров, каждый из которых руководил действиями одной подстанции, наблюдавшей за цилиндрами, фабрикующими пираний. Он подробно объяснил офицерам, что собираются делать они с Абульурдом, с тем, чтобы если план сработает, они смогли провести те же действия на «своих» цилиндрах. Если же хитрость не удастся, то Вориан и Абульурд погибнут, оставив о себе память, что они пытались что-то сделать, предоставив другим придумать что-нибудь более эффективное.
Вориан был в восторге от плана Абульурда.
— Должно быть, ты читал мои учебники по стратегии, а?
— Что вы имеете в виду, верховный башар?
— Этот план соперничает с некоторыми моими прошлыми схемами, — сказал Вориан, запахиваясь в кусок толстой ткани. — Обмануть машины, надуть их сенсоры — примерно так я поступил сложным флотом у Поритрина.
— Это не сравнимо с тогдашним вашим триумфом, верховный башар, — сказал Абульурд. — Пираньи — весьма тупые противники.
— Расскажи это людям, которых мы собираемся спасать. Пошли.
Времени было в обрез и выбор невелик, но Вориан и Абульурд делали сейчас самое большее из того, что могли сделать в сложившихся обстоятельствах. Солдаты помогли им замаскировать подвесные платформы слоями брезента и кусками других натуральных тканей, чтобы жуки не разглядели материалы, нужные для работы фабрик смерти. Потом Вориан и Абульурд задрапировались в куски толстой и плотной ткани, закрыв себя и платформы неким подобием шатра, чтобы человек, передвигающийся с оружием на такой платформе, выглядел просто бесформенной массой.
На платформе Абульурда помещалась цистерна с едкой коррозионной жидкостью, соединенная со шлангом и насосом. Вориан вооружился плазменной гаубицей, которой он надеялся сжечь фабрику. Если, конечно, они смогут подойти к ней.
Офицеры отправились в путь, едва различая дорогу сквозь узкие прорези. Хотя платформы держали на весу людей и груз, им все же приходилось перешагивать камни и разбросанные тут и там изуродованные человеческие тела.
От запаха Абульурд испытывал тошноту, но он скрипел зубами и продолжал идти. Лицо было прикрыто — для лучшего обзора — полупрозрачной марлей. Слева продвигалась бесформенная масса — верховный башар Атрейдес. Абульурд понимал, что они выглядят нелепо и смешно, идя на смертельно опасное дело в таком гротескном виде. Пираньи могли без труда разорвать тонкую ткань, если бы вздумали атаковать. Но даже такая призрачная защита предохраняла от тварей с примитивной распознающей программой.
Они медленно продвигались к цели, обдумывая каждый следующий шаг. Абульурда преследовал жужжащий звук летавших тварей, отчего по спине то и дело пробегал холодок ужаса. В тот момент Абульурд не представлял себе более ужасной смерти, чем быть пробуравленным бесчисленным количеством этих мерзких металлических жуков. Но еще хуже было подставить под удар Вориана Атрейдеса — этого Абульурд не имел права допустить ни в коем случае.
Наконец они подошли к краю ямы с цилиндром, фабрикующим пираний. Мобильная фабрика все шире и шире открывала свою ненасытную пасть, как хищный плотоядный цветок. Роботы-сборщики собирали металл и сносили его к фабрике словно жрецы, совершающие жертвоприношение голодному кровожадному богу. Из отверстий в корпусе выбрасывались отработанные материалы и токсичные газы. Из переднего отверстия автоматической фабрики непрерывным потоком вылетали серебристые смертоносные жуки, тотчас отправлявшиеся на поиски жертв.
— Если мы это не остановим, — прокричал Вориан, стараясь перекрыть невообразимый шум, — то мы не сможем потом справиться с ними такими подручными средствами.
Абульурд встал на краю ямы, взявшись за шланг под складками темной непрозрачной ткани и присоединив его к насосу. Потом он просунул носик шланга в прорези ткани и сказал:
— Я готов, верховный башар.
Вориан, испытывавший еще большее нетерпение, чем молодой батор, активировал плазменную гаубицу и выпустил из ствола дьявольский поток пламени в раскрытое жерло автоматической фабрики. Сразу после этого Абульурд направил поток едкой жидкости в то же отверстие.
Картина была такая, словно муравейник облили бензином. Бешеные языки пламени и струя едкой каустической жидкости оказали немедленное и ужасающее в своей разрушительности действие на фабрику: металл плавился, электрические цепи и сложные механизмы рассыпались на изъеденные мгновенно возникшей коррозией куски. От фабрики к небу повалил ядовитый дым. Сбитые с толку жуки-пираньи, жужжа, вились вокруг этого адского костра.
Абульурд крепко держал шланг, из которого продолжала хлестать жидкость, стараясь не попасть на ткань своего маскировочного покрывала. Теперь он направил струю на выходное отверстие фабрики. В течение нескольких секунд подвижная мастерская заскрежетала и рассыпалась, превратившись в дымящийся котел расплавленных, едко пахнущих материалов.
Пламя плазменной гаубицы, направленное Ворианом и поразившее роботов-сборщиков, уничтожило и все вокруг них. Коррозирующая жидкость воспламенилась, и всю яму охватил всепожирающий огонь.
Абульурд, не скрывая радости и торжества, передал на ближайшую подстанцию, откуда офицеры следили за действиями башара и батора:
— Это работает! Мы уничтожили их фабрику. Всем подстанциям делать как мы. Мы должны уничтожить восемь оставшихся цилиндров.
— А когда вы управитесь с ними, нам останется убрать сотню тысяч этих мелких пираний, — добавил Вориан, взяв у Абульурда передатчик.
Летающие пожиратели еще некоторое время продолжали причинять разрушения и убивать людей, поедая всякого, кто осмеливался показаться на улице без защиты. Но поскольку фабрики были уничтожены, то новые пожиратели перестали появляться на свет.
К счастью, срок жизни этих насекомых был мал, так как они обладали ограниченными энергетическими ресурсами, но прошло несколько бесконечно ужасных часов, прежде чем последние насекомые истратили топливо и рухнули на землю. Теперь они усеивали улицы как безобидные маленькие мраморно-серебристые шарики.
До предела утомленные, Вориан и Абульурд сидели на ступенях здания Парламента. Помимо тысяч простых граждан были убиты более тридцати представителей планет. Их тела были уже вынесены из здания, но о трагедии, разыгравшейся здесь, красноречиво говорили пятна крови и мелкие куски плоти на полу, стенах и ступенях.
— Каждый раз, когда я убеждаю себя в том, что нельзя ненавидеть мыслящие машины еще больше, — сказал Вориан, — случается что-то такое, что все равно вызывает большее отвращение, чем раньше.
— Если Омниус увидит хотя бы малейший шанс, то он снова нападет на нас. Возможно, он нашел способ прорвать блокаду Коррина.
— Или, быть может, эти жуки были отправлены просто нам назло, — возразил Вориан. — Несмотря на то что эти насекомые причинили нам большие разрушения и сильные страдания, я не думаю, что Омниус всерьез рассчитывал с их помощью уничтожить Салусу Секундус.
Батор, еще не оправившийся от пережитого потрясения, кивнул головой.
— Сеть полей Хольцмана продолжает окружать Коррин. Омниус не может выскользнуть… если только у него нет иного плана.
Вориан крепко сжал плечо молодого офицера.
— Мы не можем допустить, чтобы эти глупцы политики предположили, что мы потеряли бдительность.
Он нагнулся и извлек из трещины в ступени маленький шарик. Шарик тихо лежал на ладони, ощетинившись острыми как бритва зубами.
— Их источники энергии иссякли, Абульурд, но я хочу, чтобы ты сохранил несколько сотен образцов. Надо разобрать их и проанализировать, чтобы разработать эффективные методы защиты, на случай, если Омниус захочет снова применить их против нас.
— Я поручу это моим лучшим людям, верховный башар.
— Поручи это себе, Абульурд. Я хочу, чтобы ты лично отвечал за это дело. Я всегда гордился тобой, и сегодня ты доказал, что моя гордость, моя вера в тебя не были напрасными. Когда-то я взял тебе под крыло, потому что понимал, что ты нуждался в поддержке. Сегодня из всех солдат, действовавших в Зимии, отличился один ты. Твой дед гордился бы тобой так же, как я.
У Абульурда стало тепло на душе от этой похвалы.
— Я никогда не жалел, что принял имя Харконнен, верховный башар, несмотря на то, что многие поливали меня за это грязью.
— Может быть, уже настало время раскрыть правду. — Вориан прищурил свои серые глаза. — Прошел уже не один десяток лет после того, как я рассказал тебе правду о Ксавьере. Тогда я думал, что этого достаточно, но я ошибся. Есть поговорка о том, что не следует ворошить старое. Тогда я решил, что Ксавьер сам выбрал свой путь, и не тревожился о том, какими красками будут писать его портрет будущие историки.
Но я не могу даже убедить этих депутатов и правительство в том, что необходимо укрепить нашу огневую мощь, чтобы окончательно уничтожить Омниуса и кимеков. Я считал, что никогда не смогу убедить их в необходимости правдиво переписать историю, восстановить доброе имя Ксавьера и показать всем, что истинным злодеем был Иблис Гинджо. — Глаза его сверкнули. — Но это несправедливо — заставлять моего лучшего друга платить такую неслыханную и унизительную цену. Ты оказался более мужественным человеком, чем я, Абульурд.
Абульурд посмотрел на Вориана, едва сдерживая слезы.
— Я… я делал то, что считал нужным, верховный башар.
— При первом же удобном случае я подниму в Парламенте этот вопрос, по крайней мере заявлю о своем несогласии с официальной версией событий. — Он взглянул на залитые кровью улицы Зимии. — Может быть, хоть на этот раз они прислушаются ко мне.
Он хлопнул Абульурда по плечу.
— Но сначала ты должен быть вознагражден. С самой Великой Чистки твое звание не соответствует твоим реальным заслугам. Хотя другие офицеры будут это отрицать, я убежден, что это наказание за твое имя. С сегодняшнего дня все изменится. — Вориан встал, лицо его стало серьезным и строгим. — Торжественно обещаю тебе, что в самом скором времени ты получишь звание башара четвертого ранга…
— Башара? — вскричал Абульурд, не веря своим ушам. — Но это же скачок через два звания. Вы же не можете просто…
Вориан не дал ему договорить.
— Пусть они посмеют поспорить со мной после сегодняшних событий.
Несмотря на свои биологические недостатки, человеческие существа могут видеть вещи, недоступные для наших — самых сложных _ сенсоров, и, кроме того, люди способны понимать странные концепции, остающиеся недоступными для наших гель-контурных умов. Неудивительно поэтому, что столь многие из них страдают безумием.
Эразм. Диалоги
Сеть, раскинутая в небе Коррина между флотами роботов и хретгиров, которые все время искали возможность уничтожить корринского Омниуса, перестала казаться чем-то страшным по прошествии двух десятилетий. Эразма сейчас гораздо больше интересовала маленькая драма, развертывавшаяся в его саду.
В данном случае для наблюдений не требовалась никакая изощренная шпионская аппаратура. Независимый робот просто ненавязчиво наблюдал. Совершенно поглощенный беседой с клоном Серены Батлер, Гильбертус не замечал присутствия Эразма. Казалось, эта женщина околдовывала его воспитанника, хотя робот никак не мог понять почему. Можно было точно сказать, что Гильбертус должен был чувствовать разочарование и усталость после того, как за все двадцать лет ему не удалось превратить этот клон в достойную подругу и жену. Клон был неуклюж, ментально ограничен, а в организме были какие-то изъяны, возникшие в процессе его воссоздания по методике Ре-кура Вана.
Но воспитанник всем своим поведением показывал, что по какой-то необъяснимой причине очень привязан к клону.
Гильбертус выглядел молодым обожателем и терпеливым наставником, когда сидел рядом с женщиной, держа на коленях раскрытую книжку с картинками. Иногда Серена смотрела в книгу довольно внимательно, но чаще она с большей охотой заглядывалась на цветы или на пестрых словно самоцветы колибри, отвлекавших ее внимание. Стоя за гибисковой живой изгородью, Эразм сохранял полную неподвижность, как будто она могла убедить Сере ну в том, что он одна из садовых статуй. Он знал, что клон Серены не глуп, нет, просто эта женщина была абсолютно неинтересна во всех отношениях.
Гильбертус тронул ее за руку.
— Взгляни, пожалуйста, вот сюда. — Она снова посмотрела в книгу, а Гильбертус возобновил чтение вслух. Уже много лет он терпеливо учил ее читать. Серена имела доступ ко всем книгам или записям огромной библиотеки Коррина, но редко пользовалась этим правом. Ее ум обычно был занят менее значительными вещами. Но несмотря на это, Гильбертус не оставлял своих попыток.
Он показывал клону Серены великие шедевры живописи. Он давал ей слушать гениальные симфонии, читал ей глубокие философские трактаты. Но Серена упорно интересовалась только красивыми картинками и забавными историями. Когда Серене наскучивало рассматривать картинки, Гильбертус вел ее на прогулку по саду.
Наблюдая за этой самодеятельной методикой обучения, Эразм припомнил, как много лет назад он играл такую же роль, стараясь приручить дикого необузданного мальчишку, каким был тогда Гильбертус. Эта задача потребовала для своего решения беспримерных усилий и самоотверженности, на какие только был способен машинный разум. Но со временем работа Эразма с Гильбертусом Альбансом окупилась сторицей.
Теперь он смотрел, как его воспитанник пытается сделать то же самое с клоном Серены Батлер. Это было интересно. В методике Гильбертуса Эразм пока не находил ни одного недостатка. К сожалению, результаты не были эквивалентны приложенным усилиям.
Проведя необходимые медицинские анализы, Эразм знал, что клон Серены обладал всем биологическим потенциалом, обеспеченным ее генным пулом, но она не обладала должными умственными способностями. Что еще более важно, не обладала она и значимым опытом, не перенеся тех испытаний, которые выпали на долю настоящей Серены — клона всегда опекали, защищали… пожалуй, излишне.
Внезапно Эразма осенило. Кажется, он нашел способ спасти ситуацию. Изобразив широкую улыбку на своем текучем металлическом лице, робот раздвинул затрещавшие ветви живой изгороди и зашагал к Гильбертусу, который тоже улыбнулся, заметив своего наставника.
— Привет, отец. Мы только что обсуждали астрономию. Сегодня ночью я планирую показать Серене звездное небо, чтобы она узнала, какие на нем есть созвездия.
— Ты уже делал это, — заметил Эразм.
— Да, но сегодня мы попробуем еще раз.
— Гильбертус, я решил сделать тебе хорошее предложение. У нас есть и другие клетки и масса возможностей сделать другие клоны, которые, вероятно, окажутся лучше этого. Я признаю, что ты немало и тяжко потрудился над тем, чтобы подтянуть эту версию Серены до своего уровня. Не твоя вина, что усилия не увенчались успехом. Поэтому в качестве подарка я предоставлю тебе другой идентичный клон. — Металлическая улыбка стала еще шире. — Мы заменим этот клон, чтобы ты смог начать все сначала. Определенно в следующий раз ты добьешься лучших результатов.
Человек посмотрел на робота со смешанным выражением ужаса и удивления.
— Нет, отец! Ты не можешь сделать такое, — с этими словами он схватил Серену за руку и жарко зашептал ей на ухо успокаивающие слова: — Не волнуйся, я защищу тебя.
Хотя Эразм не понял такую реакцию Гильбертуса, он быстро отказался от своего предложения.
— Нет нужды так расстраиваться, Гильбертус, — сказал он все же.
Оглянувшись через плечо с таким видом, словно робот только что предал его, Гильбертус поспешно увел Серену прочь. Эразм остался стоять на месте, обдумывая причины того, что произошло.