Часть третья ПЛУТОН ПОЧТИ НЕ ВИДЕН - Цитатник бегемота - Ярослав Смирнов - RutLib.com

Назад: Часть вторая О ПИТЕЙНЫХ ЗАВЕДЕНИЯХ, МОДНЫХ ФИГУРАХ И О МАЛОЗАМЕТНОМ НИЗКОЛЕТЯЩЕМ БЕГЕМОТЕ

Часть третья
ПЛУТОН ПОЧТИ НЕ ВИДЕН

— Вставай, — услышал Иван чей-то усталый голос. Нечего тут разлеживаться.

Он открыл глаза. Сон ли это был? Вроде бы нет…

Иван ощутил свое легкое, непривычно сильное тело, осознал, что может двигаться и думать, вспомнил, кто он такой… но такой ли на самом деле?..

Он рывком приподнялся и сел.

Иван увидел, что оказался в том самом зале, где трапезничал с коварной хозяйкой: более того, на том же самом столе; только стол этот был свободен от посуды и покрыт свежей белой скатертью. Сам Иван был одет в черное.

Он поспешно слез со стола: все-таки это не место для возлежаний.

Присмотревшись, он увидал, что зал все же не совсем тот, что был раньше: стало чуточку темнее, куда-то пропали витражи; гобелены и оружие на стенах изменили свой вид. Однако он не стал задумываться над такими мелочами: главное, что он цел и невредим выбрался из такой передряги, по сравнению с которой все его предыдущие приключения кажутся просто ерундой.

Он поикал глазами хозяйку, то есть бабу-ягу, как он подумал о ней несколько сердито. Она сидела на высоком деревянном троне, обитом пластинами темного металла, закутанная в темные одежды; голова ее была покрыта, лицо посуровело: она казалась строже и красивее, чем была.

Да, подумал Иван, трудно понять этих женщин: одна поначалу писаная красавица, а на поверку выясняется, что просто крокодил, а на другую глянешь — ну чисто баба-яга, а потом красивеет с каждым часом…

— Подойди, — негромко приказала она, и Иван послушно приблизился к трону.

Он не решался заговорить первым. Она тоже не спешила начать разговор, разглядывая Ивана словно впервые, но с явным одобрением.

— Похоже, ты готов к путешествию, избранник, — заговорила хозяйка. — Сам понимаешь, оно будет опасным… и не в дилижансе каком-нибудь, хоть и не пешком. Станет трудно — позовешь помощников: как понадобится, сам поймешь, как это сделать. Я же могу тебе передать только это…

Сказав так, она встала и сошла с трона, неся в руках огромный меч в изукрашенных драгоценными камнями ножнах. Иван опустился на одно колено и принял меч в свои руки.

Ладонь его легла на рукоять меча, и словно великая сила коснулась Ивана. Он потянул клинок из ножен и зажмурился.

Полыхнуло белым огнем, и в зале стало светло. Широкий клинок сиял не отраженным светом, нет — он сам испускал его, озаряя все вокруг мощью и жаждой битвы.

Иван совсем вынул меч из ножен. Сталь, если это была сталь, потемнела, перестав светиться, и Иван почувствовал кожей, всем своим существом, что меч этот жаждет напиться крови.

Он вложил меч снова в ножны, повесил его за спину и посмотрел на хозяйку. Та ответила грустной улыбкой.

— Это и есть знаменитый Эскалибур, — сказала она, — меч короля Артура. Здесь ему не место, и ты должен вернуть его королю, получив взамен другой клинок… ты поймешь зачем. Будь осторожен в дороге: всегда найдутся охотники отобрать у тебя меч, помешать в пути. Так что врагов у тебя прибавилось. Иди, Иван, ведь ты солдат.

Иван поклонился до земли, повернулся и пошел к выходу из зала. Пока он шел до двери, то все время чувствовал пристальный взгляд хозяйки и знал, это запомнит его надолго…

Он открыл дверь, поколебался немного и ступил на землю Пройдя несколько шагов, он понял, что теперь можно обернуться, остановился и посмотрел назад.

Избушка стояла на месте: прежняя покосившаяся хибарка на курьих ногах, одна из которых явно поражена артритом. Двери видно не было: значит, изба опять развернулась.

Иван поправил за спиной меч и бодро зашагал вперед.

Вскоре он увидел перед собой бескрайнюю водную гладь Он подошел к кромке воды и обнаружил тихо покачивающийся на волнах челн — не лодку, не байдарку какую-нибудь, а именно челн, — и семь огромных лебедей, в этот челн впряженных.

Иван решил, что необычный экипаж предназначен для него, а посему не стал мешкать и полез в воду, сразу провалившись по пояс. Забравшись с трудом в челн, он долго ворочался, постукивал зубами и сдержанно ругался — вода оказалась ледяная.

Все это время лебеди косились на него, терпеливо ожидая. Наконец Иван перестал дрожать, придал своему телу удобное положение, посмотрел на птиц, кивнул им, и странный экспресс резко взмыл в воздух.

Иван невольно ухватился за борта челна — подъем был стремителен и крут. В считанные секунды они поднялись чуть ли не до звезд. Впрочем, присмотревшись, Иван усомнился, что это были именно звезды: слишком крупными казались неподвижные мерцающие огни, равномерные скопления которых вовсе не напоминали привычный рисунок созвездий.

Иван осторожно перегнулся через борт и посмотрел вниз. Там где-то далеко-далеко тяжело плескалась водная безбрежная поверхность. Именно безбрежная: как Иван ни приглядывался, никакой земли он не увидел.

Вода внизу казалась темной, почти черной, но вдруг там появилось, постепенно увеличиваясь в размерах, размытое по краям белесое пятно. Иван изумился, прикидывая, каких же размеров оно должно быть, если его хорошо видно с такой немыслимой высоты!..

Он посмотрел повнимательнее, и мурашки побежали у него по коже. Пятно оказалось медузой, противной прозрачной скользкой гадостью, вполне обычной, впрочем, если не считать того, что гадость эта имела, наверное, километр в диаметре и прямо в центре колыхающегося диска открылся круглый рот, обращенный вверх и снабженный явственно различимыми зубами, о размерах и остроте которых не хотелось даже и думать.

Иван потрогал рукоять меча за спиной, опять посмотрел вниз и мысленно пожелал, чтобы птицы летели быстрее. Эскалибур, конечно, это хорошо, но уж слишком велик этот зубастик… Хотя, наверное, если даже и просто брякнешься с такой высоты, то костей все равно не соберешь.

Иван вдруг почувствовал себя слишком маленьким в этом небе. Под ним находилось самое прекрасное из морей, какое только можно представить, и незачем лететь к равнодушным звездам, незачем вдыхать опостылевший свежий воздух, надо дать отдохнуть уставшим легким, не думать ни о чем и не бороться, уснуть, погрузившись во тьму чистых глубин, где уже ждут те, кто ждал тебя годами, кто и сейчас ждет: это сила, это — воля; с тем, что в глубине, невозможно спорить…

Летящий челнок вдруг резко просел. Затуманенным взором Иван посмотрел на лебедей и увидел, что взмахивать крыльями они стали реже. Он улыбнулся. Не надо никуда спешить, лучше опуститься к темному манящему морю…

С улыбкой он посмотрел вниз. Там, далеко, на волнах Мчалось то, что поможет ему, даст возможность отдохнуть и прийти в себя, успокоит и утешит… Умереть, уснуть… и видеть сны…

Тут что-то стукнуло по голове счастливого Ивана, и причем довольно больно. Он дернулся, не понимая, что бы это могло быть, и с удивлением обнаружил большущего, черного как уголь ворона, который уселся на борт челна и очень сердито смотрел на Ивана.

Ну и пусть, вяло подумал Иван, пусть мешает, все равно сейчас, совсем скоро ничего этого не будет…

Ворон подскочил и заехал твердым, как железо, клювом Ивану прямо в лоб, да так сильно, что у того слезы чуть было не брызнули из глаз.

Тут уж Иван рассвирепел. Сонливость его как рукой сняло.

— Ты чего, сдурел, что ли?! — заорал он и замахнулся на дерзкую птицу.

Ворон, взмахнув крыльями, шустро отскочил подальше. Он насмешливо посмотрел на Ивана угольками своих глаз, подмигнул ему, что уже выглядело по меньшей мере странно, а потом, с трудом сложив крылья, и вовсе сделал неприличный жест. Получилось не совсем удачно, но Иван его понял. У него чуть глаза на лоб не вылезли.

Он невольно схватился за меч, дабы покарать такого нахала, и тут как молния сверкнула в его мозгу — запоздалое следствие дружеского удара клювом. Он подскочил и посмотрел вниз. Совсем близко, в нескольких десятках метров, под челном разевалась чудовищная бездонная пасть, и каждый зуб в ней был намного больше самого Ивана. Да что там зуб — весь экипаж целиком готов был вот-вот провалиться в неописуемую глотку.

— Вверх! — заорал Иван не своим голосом. — Быстро вверх!!

Лебеди встрепенулись и отчаянно заработали крыльями, стремительно набирая высоту. Иван хотел было с облегчением перевести дух, но увидел, что из воды высоко взметнулись гигантские щупальца, каждое из которых было усеяно многочисленными пастями с клацающими зубьями и заканчивалось устрашающей величины когтем.

— Быстрее! — закричал Иван и выхватил меч. — Еще быстрее!!

Но подгонять лебедей не надо было — они и так изо всех своих сил старались убраться поскорее, однако Иван с ужасом увидел, что одно из щупалец почти достает их.

Вдруг челн дернулся, и скорость его заметно возросла. Непонятно откуда появился восьмой лебедь, крупнее остальных, подхватил на лету постромок, которого тоже только что не было, и со свежими силами потянул шаттл — в смысле челнок.

И они все-таки успели убраться, пока щупальце их не схватило. Правда, чудовищный зубастый отросток почти чиркнул когтем по днищу челна, но Иван перегнулся через борт и сверху вниз ударил мечом.

Клинок сверкнул и прошел через скалоподобный коготь совершенно свободно, не встречая препятствий. Коготь треснул, из трещины толчком выплеснулась белесая слизь, щупальце упало в бездну.

Волна жуткой ненависти окатила мозг Ивана, но он лишь рассмеялся, крепко сжимая меч.

Айда кладенец! С таким можно в любой поход идти, ничего не боясь. Иван сунул драгоценное оружие в ножны и весело посмотрел на ворона. Тот довольно вежливо поклонился, хрипло каркнул, взмахнул крыльями и улетел.

Такие, значит, теперь у него помощнички. Дремать не дают… Иван потер ушибленный лоб. Что ж, спасибо: от мудреца прими и подзатыльник…

Иван посмотрел назад. Колыхавшаяся исполинская туша куда-то пропала: очевидно, неведомый хищник вновь опустился в бездонную пучину, чтобы ждать и надеяться.

Иван содрогнулся, вспомнив ощущение сладкого сонливого безволия, овладевшего им. Чужая сила подчинила себе его разум, чуть не погубив, и в этом виноват он сам: здесь нельзя расслабляться, здесь каждый готов подчинить, завладеть и захватить, и нужно быть воином, чтобы одолеть врага…

Мерно взмахивая крыльями, лебеди несли челн через океан. Темнота неба и чернота воды, сгустившись, соединились, и Ивану чудилось, что лебеди и челнок протискиваются сквозь узкий тоннель, ведущий неведомо куда: стало тесно и было трудно дышать..

Решительно ничего не было видно ни впереди, ни позади, только белые крылья птиц поднимались и опадали. Тишина, над миром повисла тишина, которая не нарушалась ни одним звуком.

Иван потрогал рукоять меча, ощутив силу и сдержанную мощь оружия. У него вдруг мелькнула мысль: а не слишком ли он доверился новому союзнику? Да и союзник ли это вообще — убийца, не знающий ничего, кроме радости смертельной схватки? Или это и есть идеальный спутник солдата?.. Иван не успел додумать эту интересную мысль, как небо стало светлеть, а лебеди замедлили ход и начали снижаться.

Иван посмотрел вниз. Среди поистине бескрайних вод зазеленели небольшие пятнышки. Они все увеличивались в размерах, пока наконец не превратились в острова, покрытые аккуратными полями и рощами; на полях зрел обильный урожай, по лугам слонялись тучные стада, ветви деревьев сгибались до земли под тяжестью фруктов: стали видны красивые величественные постройки.

Лебеди заложили крутой вираж и стали опускаться на самый крупный остров. Через несколько минут челн с Иваном на борту плавно приземлился подле высокого замка, обнесенного крепкими стенами. Перед замком был ров, наполненный водой, мост через него был поднят, ворота замка закрыты.

Опустившись на землю, лебеди подождали, пока Иван выберется из челна, и тут же взмыли в воздух. Не прошло и нескольких секунд, как они растворились в синем небе — будто их и не было никогда.

Иван с укоризной посмотрел им вслед. Не могли, что ли, через стену перенести, раз уж все равно сюда доставили? Как через этот ров прикажете перебираться?

Он покачал головой и подошел к краю рва, заглянув в воду. Вода оказалась очень чистой и прозрачной: глубина искусственного водоема была, очевидно, преизрядной, а на дне Иван углядел острые колья, меж которых проворно сновали большие гибкие тела — змеи, или рыбы, или водолазы, но все равно наверняка зубастые.

Иван вздохнул, погладил рукоять меча, потом сложил ладони рупором и что было мочи крикнул:

— Эй, на стене! А ну отворяй ворота! Молчание.

Иван подождал немного, прислушиваясь, потом снова заорал:

— Алё! В замке! Вы что там, заснули, что ли?

Никакого ответа.

— Эй, вы там! Опускайте мост, дурьи головы!..

В бойницах над воротами по-прежнему никто не появился. Было тихо, только посвистывали быстрые птички, пролетая над головой Ивана.

Он покричал еще минут пять, не добился результата и, притомившись, замолчал.

Иван чувствовал, что оказался в дурацком положении, и потому здорово злился. В самом деле, прилетел черт-те откуда, очутился зачем-то перед этим кретинским замком, где его в упор не видят, и что теперь делать? Вплавь, что ли, перебираться?

Некоторое время он топтался на месте, постепенно свирепея. «Доберусь я до вас ужо», — мелькнула мысль, и он заглянул в ров, всерьез задумываясь над задачей преодоления водной преграды. Потом Иван услышал конское ржание у себя за спиной и обернулся, нахмурившись.

Ба! Знакомые все лица. Это оказался тот самый черный жеребец, что катал Ивана по бескрайним прериям. Он посмотрел Ивану в глаза своими чудными очами и, оскалив зубы, снова заржал, ударив оземь передними копытами.

Иван покачал головой. Нет, похоже, что жеребец все-таки не тот, подумал он: львиных клыков не оказалось, а все зубы были равновеликими и такими острыми, что становилось даже неясно, чем, собственно, животина с таким арсеналом во рту обычно питалась: но явно не травой.

Жеребец ко всему зачем-то нагрузил себе на спину массу всякого металла: он был буквально обвешен какими-то кирасами, поножами, кольчугами, стальными рукавицами и прочим барахлом, которое, по-видимому, должно было составить костюм романтика с большой дороги, то бишь рыцаря. К высокому седлу были приторочены щит и длиннющее копье.

Конь фыркнул и покивал Ивану на свой груз. Иван фыркать не стал, но тоже кивнул и подошел к жеребцу.

Похожи, однако, кони были просто на редкость — прямо близнецы.

Иван стал разбирать амуницию и облачаться. Доспехи были сработаны очень добротно и по весу оказались гораздо легче, чем он предполагал: во всяком случае, натянув сначала тонкую кольчугу с капюшончиком, а потом и все остальные части металлической униформы, включая шлем без забрала и с высоким султаном из перьев, Иван с некоторым удивлением понял, что он вполне свободно может двигаться, орудовать мечом, бегать, прыгать и вообще чувствует себя достаточно уверенно. Хотя раньше он и слышал где-то, что рыцаря в полном вооружении в седло можно было поднять только с посторонней помощью.

Решив проверить последнее, он легко вскочил на коня. Жеребец даже не присел. Иван усмехнулся, поправил висевший на боку меч и, тронув коня с места, шагом подъехал ко рву.

— Отворяй ворота! — зычно гаркнул он.

Тотчас заскрипели цепи, и тяжелый окованный железом мост стал медленно опускаться. Ворота открылись.

Ага, смекнул Иван, сейчас, значит, он стал гостем первого сорта.

По-прежнему шагом он проехал по мосту и оказался за воротами. Его никто не встречал. Иван слегка удивился: благодушное настроение, владевшее им с момента облачения в доспехи, уступило место чувству неясной тревоги.

Вдруг заскрипели наматываемые на барабан цепи, и мост стал подниматься. За спиной у Ивана упала тяжелая решетка. Ворота закрылись.

Иван с досадой сплюнул. Так глупо попасться! Он схватился за меч, оглядываясь в поисках угрозы и чувствуя себя незащищенным, несмотря на доспехи: он знал, что если со стен посыплются стрелы или полетят камни, то ему придется совсем плохо.

Но никто ничем в него кидаться не собирался. Ни души не было ни на стенах, ни в бойницах и окошках башен замка. Было совершенно тихо, и даже птички, которые чирикали возле рва, за Иваном в замок не последовали.

Конь повернул голову и равнодушно покосился на своего седока. Он чувствовал себя спокойно, но сам Иван по-прежнему испытывал безотчетную тревогу и не выпускал рукояти меча из ладони.

Потом он спешился и подошел к воротам. Они оказались наглухо заперты: более того, на них висел гигантский замок, проржавевший и присыпанный вековой пылью, да еще и без отверстия для ключа вдобавок.

Так. Интересно, подумал Иван, вытаскивая осторожно меч. Эскалибур с готовностью сверкнул — не красными лучами, но тоже достаточно зловеще. Иван совсем было примерился рубануть по запорам ворот, как услышал мелодичный хрустальный звон, донесшийся со стороны дверей замка.

Звук отразился от камней, которыми был вымощен двор, завибрировав, метнулся к окнам и снова возвратился обратно, усилившись и превратившись в низкий гул, от которого заныли зубы. Секунду вибрация была нестерпимой, потом звук просочился в невидимые щели и стих, затаившись.

Иван замер, прислушиваясь, но напряженная тишина снова ничем не нарушалась.

В этом гулком замке становилось совсем интересно, хоть и немного жутковато. Иван готов был поклясться, что ни единого человека здесь не могло находиться, но в то же время чужое присутствие явственно ощущалось. Но это было, пожалуй, и не совсем то, о чем Иван где-то читал, в каком-то фантастическом рассказе: город, который своей предупредительностью и услужливостью доводит своих обитателей до умоисступления; в этом месте была лишь холодная пустота и бесстрастный механизм, непонятная гигантская игрушка, повисшая между звезд.

Иван, держа меч наготове, настороженно приблизился к высокому крыльцу, поднялся на него, рывком распахнул тяжелую дверь и вошел внутрь.

Подняв меч над головой, он огляделся.

Опять это был просторный зал. Большую часть его пространства занимал довольно грубый стол со скамьями вокруг него… Окон не было, но света хватало: множество факелов, развешенных по стенам, позволяли неплохо разглядеть подробности обстановки.

Сами эти стены украшала странная живопись, какой Иван никогда не видел: роспись шла от пола до потолка. Более ничего интересного в этом зале не было, кроме еды.

Но зато какая это была еда! Она прямо-таки царила здесь, бросалась в глаза, распространяла ароматы, заставляла стол трещать под тяжестью горшков, чаш, чарок, кувшинов, тарелок, ваз, судков, блюд и прочей посуды, переполненной всевозможными яствами, как-то: супами, кашами, мясом, пирогами, маринадами, соусами, майонезами, салатами, соленьями, сластями, фруктами, сырами и прочим; всякие там осетры, форели, икра и осьминоги представляли дары моря; имелись тут рябчики, куропатки, фазаны, гуси, куры, утки, перепелки, какие-то совсем малюсенькие птички и другие отлетавшие свое пернатые; Иван углядел и экзотические блюда типа всяких змей, толстых и тонких, фаршированных чем-то и просто зажаренных на вертелах, тушеных земляных червей на широких листьях и массу другой подобной невнятицы…

Напитков тоже хватало. Хрустальные кувшины хранили в себе пойло всевозможного цвета и прозрачности: были жидкости красные и черные, желтые и зеленые, были белые, как молоко, и прозрачные, как слеза младенца…

Огромный стол готов был сломаться под тяжестью всей этой пищи, приготовленной для неведомых едоков, но для тех, кому количество ее показалось бы мало, по углам громоздились кучи окороков, горы колбас, бастионы тугих сыров, завалы бочек, бочонков, бутылок и шкаликов. Количество продуктов, находившихся в этом зале, поражало всякое воображение.

Причем все это гастрономическое великолепие не лежало просто так, брошенное и ненужное, нет — оно манило к себе, призывало отведать, съесть и обожраться, взять вилку, ложку… не-ет, не надо никаких ложек: руками, только руками: по локоть измазаться, извозиться в креме, соусе, подливке, ухватиться, разорвать и сожрать, чавкая, пуская пузыри и довольно отрыгивая…

Все это выглядело как ставший реальностью горячечный бред несчастного, обреченного на голодную смерть и стоящего буквально на пороге этой самой смерти.

Иван опустил меч и невольно сглотнул слюну. Ему захотелось есть — не очень сильно, но все же… Однако тревожное предчувствие не совсем улеглось: оно и вполне естественное любопытство заставили Ивана повременить с возможной трапезой. Сначала он решил совершить небольшую обзорную экскурсию по замку.

Он ходил довольно долго, но так и не встретил ни одной живой души. Мертвых, правда, тоже не было.

Чем дальше он ходил, тем более замок напоминал воплотившийся бред. Бесконечные анфилады богато убранных комнат, где были хрустальные бассейны с искрящейся водой, бившей из фигурных золотых фонтанов, альковы с мягчайшими даже не кроватями, а целыми лежбищами, коврами и гобеленами; горы дорогого оружия и богатой одежды, побрякушки и финтифлюшки непонятного назначения и всюду золото, и бриллианты, и самоцветы, и опять золото, и опять бриллианты…

Попадались, правда, и не совсем понятные места: помещения, заваленные объедками и грязью, заросшие толстой паутиной и насквозь провонявшие какой-то немыслимой гнусью; затхлые комнаты, где стены были покрыты шевелящейся плесенью, а с потолка свешивались мохнатые грибы; страшно холодные комнаты, напоминавшие скорее мрачные подвалы, где с потолка капала вода, падая на пол ледяными брызгами; абсолютно пустые залы, где, кроме тумана, ничего не было… Все это тоже напоминало бред, но несколько иного сорта.

Книг вот только Иван нигде не видел. Ни целых, ни изорванных, ни вообще чего-нибудь напоминающего книги. Хотя какой средневековый замок без библиотеки!.. Впрочем, могло статься, что она могла по традиции находиться где-то в потаенном месте за семью или большим количеством печатей.

Иван набродился вдоволь и решил спуститься вниз.

Как только он снова вошел в обеденный зал, то моментально подвергся сенсорному нападению со стороны еды. В глаза полезли всякие яства, предлагая себя на выбор, и при этом совершенно бесплатно; обоняние подверглось химической атаке: ароматы продуктов питания налетели, закружили в аппетитном вихре, схватили за нос и наполнили слюной рот.

Сначала Иван замер в нерешительности: промелькнула мыслишка, что, может, ничего страшного не будет в том, что он съест кусочек и отопьет глоточек: а за это время появятся гостеприимные хозяева, которые в данный момент изо всех сил спешат домой, дабы по полной программе встретить притомившегося с дороги доброго рыцаря… Но потом мыслишка эта куда-то подевалась. Иван решил, что он уже сыт по горло.

Он еще раз посмотрел на накрытый стол. Теперь великолепие еды уже не вызывало аппетита и слюноотделения: Ивану показалось, что все это какое-то нарисованное, ненастоящее… точнее, сыр в мышеловке. Вот червячок на крючке — он выглядит как настоящий и, наверное, вызывает у рыбки зверский аппетит… а на самом-то деле это уже вовсе не еда. Это приманка.

Так же было и здесь. Неведомый рог изобилия просыпался над столом, щедро изрыгнув из себя еду, которая была уже не едой, а чем-то другим… хотя она и выглядела как настоящая.

Иван только не мог понять, для чего все это надо было. Пища не могла быть отравлена, он это чувствовал…

Иван зябко поежился и отвернулся от стола. Внимание его привлекла необычная роспись на стенах зала. Он подошел поближе, чтобы лучше ее разглядеть.

Роспись эта шла несколькими уровнями, занимая все пространство от пола до потолка, и изображала она сцены некоего пиршества. Мрачноватые темно-коричневые, черные и кирпично-красные тона превалировали: неприятно искаженные пузатые человечки с выпученными глазами жрали, пили, валились на пол, попираемые своими более голодными и трезвыми сотрапезниками, образуя гекатомбы тел, сплющенных и уже раздавленных. Там и сям сновали гигантские насекомые, ползающие по лицам, заглядывающие в обессмысленные глаза, забирающиеся в пузырящиеся густой слюной рты, срывающие с людей одежду… Обнаженные женщины с огромными грудями и отвисшими животами куда-то уволакивали не держащихся на ногах объевшихся мужчин: мужчины с женщинами и вовсе не церемонились… Где-то в уголке совсем уже непонятные полулюди, полузвери, полурыбы, голые или странно одетые, деловито отрезали головы, распарывали животы, отгрызали конечности всем подряд, расфасовывая части человеческих тел по прозрачным закрытым посудинам… Все это было как бы в середине композиции; справа же вереницей шествовали гордые рыцари в доспехах, зачехлившие свое оружие, благовоспитанные дамы, опустившие полуприкрытые вожделеющие очи в притворном смирении, мерзкого вида слюногубые старикашки и гнусные скрюченные старухи, потрясающие розгами, какие-то юнцы и юницы, подпрыгивающие от нетерпения; не было видно только детей.

Слева же было вообще что-то непонятное: не то пруд, не то океан, в нем черви, змеи и рыбы; кости, металлические решетки, невнятный хлам и мусор, и все это только черно-красное.

Ошеломленный Иван отступил от стены, попытавшись охватить все одним взглядом. Получилась сплошная каша из которой выпирали то чей-то вытаращенный глаз, то вывихнутая нога, то высунутый дразняще черный язык.

Оказалось также, что на стене осталось много свободного пространства, точно жуткие персонажи полоумной картины готовы принять в свою компанию еще кого-нибудь из желающих присоединиться к ним.

Иван бывал как-то в Испании, ходил в Мадриде — по заданию, конечно, — в Музей Прадо и видел там случайно работы Босха. Увиденное здесь было в чем-то похоже на то, что изображал великий мастер, но там была именно гениальная живопись, а здесь, при всем пугающем реализме и навязчивой дидактичности изображенного, создавалось впечатление чего-то неприятного и к живописи, да и к любому искусству вообще, отношения абсолютно не имеющего.

Ивану стало совсем противно, и даже неясная тревога почти пропала.

Тут со двора раздался грохот падающей решетки, сердитое конское ржание и что-то вроде невнятных матюгов. Иван поспешно выскочил наружу.

Посередь двора, тяжело ворочаясь в седле, потрясая обнаженным мечом и грязно ругаясь в сторону захлопнувшихся ворот, на огромном гнедом коне восседал рыцарь в блестящих доспехах. Иванов жеребец флегматично стоял в сторонке, глядя куда-то вбок.

Дверь за спиной Ивана захлопнулась с громким стуком. Неизвестный рыцарь повернулся в седле.

— А-а! — зарычал он, взмахнув мечом. — Ты, что ли, любезный сэр, будешь хозяин этого замка?! Что же это ты завел за порядки — запирать приезжих без их на то разрешения?!.

— Успокойся, доблестный рыцарь, — сказал Иван, вкладывая меч в ножны. Он подошел к своему коню, снял с головы порядком надоевший шлем, повесил его на луку седла и откинул кольчужный капюшончик. — Похоже, что я, как и ты, попал в непонятную и странную ловушку.

— Да? — слегка остыл приезжий. Он помедлил, настороженно зыркая глазами по сторонам, но, увидев, что Иван не проявляет никакой агрессивности, и не обнаружив других потенциальных врагов, поколебался и тоже сунул меч в ножны.

— А что же с тобой приключилось, любезный сэр? Прости, не знаю твоего имени…

— Можешь звать меня сэр… э-э… Иан, — сказал Иван.

— Странное имя для рыцаря, — усомнился приезжий. — Ивейн — знаю, а вот Иан… Ты, видать издалека?

— Очень, — кивнул Иван.

— Меня же зовут сэром Ричардом, — величественно произнес приезжий.

— Ну да? — не поверил Иван. — Так ты король, что ли?

— Какой король? — удивился сэр Ричард.

— Ну как же, этот… как его… а! Плантагенет, вот.

— Не знаю я никаких таких Платонов-Планктонов, — недовольно произнес рыцарь. — И я вовсе не король.

— Ну, может, какой другой Ричард еще есть где…

— Нету других, — с достоинством сказал рыцарь. — Один я… Мой девиз всегда таков: «Больше дела, меньше слов»! А твой?

— Э-э… «Я вернусь!», — ляпнул Иван первое, что пришло в голову.

— О-о. — уважительно протянул сэр Ричард. — Сильно сказано. Надо будет запомнить… Так что же с тобой приключилось, любезный сэр Иан?

— Да ехал я мимо, — сказал Иван, — конь мой устал, вот я и решил заглянуть в этот замок, ведь он казался таким чистым и гостеприимным, что такому рыцарю, как я, уж наверное, не отказали бы в приеме. Я крикнул, ворота открылись, я заехал сюда — они захлопнулись, и вот уже битых два часа я торчу здесь, как тополь на Пиккадилли, в полном одиночестве.

— То есть как это — в полном одиночестве? — не понял о сэр Ричард. — Здесь что, никого нет?

— Никогошеньки, — подтвердил Иван.

— А кто же открывал и закрывал ворота?

— Не знаю, — сказал Иван. — Я обошел весь замок — ни души здесь нет. И кстати, посмотри на ворота — они заперты изнутри, и весьма надежно, а ведь ты, доблестный сэр Ричард, наверняка никого сейчас не видел.

Рыцарь повернул голову и внимательно изучил злосчастные ворота. Вид у него сделался озадаченный.

— Что же здесь происходит? — спросил он, понизив голос. — Колдовство?.,

— Может быть, — задумчиво произнес Иван. — Но с какой целью?

Сэр Ричард многозначительно покачал головой, с грохотом и лязгом слез со своего коня, снял шлем и подошел к Ивану. У него был квадратный плохо выбритый подбородок, длинные грязные черные волосы, черные же здоровенные усищи и синие наивные глаза.

Ростом он был с Ивана, но в плечах поуже.

— Сэр Иан, — начал сэр Ричард, — я вижу, ты добрый рыцарь… но все же скажи — как ты относишься к королю Артуру?

— Прекрасно, — не задумываясь, сказал Иван. — Собственно, я к нему и еду — с особым поручением.

— Эго очень хорошо! — просиял сэр Ричард. — Да будет тебе известно, что я — один из самых преданных слуг его величества. Вместе мы участвовали во многих походах и сражениях, но это было так давно…

Сказавши это, он так протяжно и печально вздохнул, что Иван встревоженно на него посмотрел.

— Так вот, — понизив голос до степени полной конфиденциальности, продолжал соратник короля, — с недавних пор не все ладно стало в нашем королевстве. Словно кто Заколдовал нашего короля. Он мечется, не знает, куда себя деть, пьянствует с друзьями, игру какую-то они придумали — похоже на кости, только сами костяшки плоские и очки обозначены с одной стороны. Целыми днями за круглым столом прилежно в игру эту стучали. Грохот стоял — стены тряслись!.. Еще музыканта нашли себе какого-то глухого — он им все на старом разбитом таком клавесине аккомпанировал…

Рыцарь умолк. Лицо у него сделалось страдальческое.

— Потом это прошло, — вздохнув, заговорил он снова, — но королю начали мерещиться призраки: и бегал он в помраченном рассудке, крича, что муж матери его убил отца его и что призрак отца сам явился к нему и все это рассказал… хотя давно известно, что первый муж его матери умер за три часа до зачатия Артура, а славный король Утер Пендрагон тоже давно скончался.

Сэр Ричард сокрушенно покачал головой.

— Потом призраки пропали, — продолжал он свой печальный рассказ, — но король все равно ссорился со своими домашними. С Морганой у него всегда были не очень хорошие отношения, но сейчас они испортились напрочь. Так что не исключено, — он заговорил почти шепотом, — что она, Моргана то есть, задумала что-то серьезное против короля. Не зря у нее появились такие странные знакомые… Хотя чудачества Артура мешают многим. Вот сейчас, к примеру, — разругался в дым с королевой Джиневерой: приснилась ему какая-то девица, королева Гунда, что ли, так он по ней сохнет, найти хочет, в дальние страны отправиться. Совсем обалдел. Ходит по Камелоту сам не свой, бормочет чего-то себе под нос, никто его понять не может. Правда, некоторые говорят, что он просто притворяется, но зачем — пока никто не знает…

— Пьет, наверное, много, — сочувственно сказал Иван. — Чертики по углам ему еще не мерещатся?

— Насчет чертиков — не знаю, — ответил сэр Ричард, — но вот недавно крысу какую-то гонял… ковер насквозь мечом проткнул. Хороший ковер был, дорогой очень. И его испортил, и соглядатай там, как на грех, оказался — так он и его вместе с ковром. Насквозь.

— А! Тогда все ясно. Скоро с черепами начнет разговаривать… но это пройдет, — сказал Иван. — Развлечься бы ему надо. В поход сходить, что ли, за море съездить…

Сэр Ричард посмотрел на него недоуменно.

— Как это? — спросил он. — Что ты говоришь, рыцарь? Куда это с острова можно уехать?..

— Ну, — смешался Иван, поняв, что ляпнул что-то не то, — не знаю…

— Ты, наверное, пошутил, — с облегчением произнес сэр Ричард. — Ха-ха… славная шутка — уехать с острова… Мы уже свое отъездили…

Он снова вздохнул — пуще прежнего.

— А раньше-то бывало, — мечтательно протянул он. — Чуть что- и сразу за море… Какие походы были! Какие сражения… А здесь — скукотища беспросветная.

Иван не все понял в его речи, но пока решил воздержаться от расспросов.

— Понятно, — сказал он. — Ладно. Колдовство тут замешано или нет, все равно — пора убираться отсюда.

— Погоди, сэр Иан, — запротестовал сэр Ричард. — Надо осмотреться, как тут и что, может, поживиться чем удастся… Очень еще жрать охота.

— Н-да, — усмехнулся Иван. — Насчет пожрать — это ты попал по адресу.

— Правда? — У сэра Ричарда загорелись глаза. — Где можно пожрать?

— Да здесь, в замке, — неохотно сказал Иван. — Только я бы на твоем месте…

Он не договорил. Сэр Ричард без лишних слов отстранил его с дороги, взбежал по ступенькам на крыльцо, открыл дверь и замер на пороге.

— Вот это да!.. — выдохнул он восхищенно.

— Эй, сэр Ричард, подожди-ка, — предостерегающе начал Иван и направился вслед за рыцарем. — Сам же говоришь — колдовство…

Но сэр Ричард его не слушал, медленно направляясь к столу. Глаза его восхищенно горели.

— Сколько еды! — в восторге произнес он. — Вот это да! И все — мое!..

— Да шут с ней, с едой этой, — с неудовольствием сказал Иван, наблюдая за тем, как сэр Ричард уселся за стол и без долгих предисловий принялся уписывать за обе щеки. — Пойдем отсюда…

Он осекся. Откуда-то явственно донесся переливчатый женский смех. Измазанный по уши в каком-то соусе сэр ричард поднял голову. Иван взялся за меч.

— Женщины! — в восторге сказал сэр Ричард. — Потом будут и женщины!..

Он с хрустом разгрыз мозговую кость, вытащенную им из горячей кастрюли, и активно заработал крепкими желтыми зубами. Глаза его прямо сияли, на испачканном едой лице было написано наслаждение.

— Не уйду отсюда, — невнятно проговорил он, — пока все не съем, не уйду из этого рая!..

— Какого рая?! — взбешенно крикнул Иван. — Где ты видишь рай в этом хлеву?!

Сэр Ричард перестал жевать и посмотрел на Ивана. Глаза его были безумны, с подбородка свисала макаронина.

— Не уйду, — произнес он, и в голосе его послышалось рычание голодного зверя. — И я убью тебя, если ты мне помешаешь.

Иван сделал шаг вперед: ему все же не хотелось оставлять дурака на верную, по его мнению, погибель.

Сэр Ричард отбросил кость, вскочил и выхватил меч.

— Не подходи! — взвизгнул он. Глаза у него были совершенно сумасшедшими. — Мое! Все мое!..

Иван крепче стиснул рукоять меча. Некоторое время он смотрел на нехорошо изменившегося сэра Ричарда, который присел, выставив меч перед собой и страшно оскалив эубы. Теперь глаза рыцаря стали светиться красным.

— Ну и хрен с тобой, — плюнул в сердцах Иван и шаг-л к двери.

«Рай, — подумал он раздраженно, — что ж, может быть, ты здесь действительно нашел свой рай…»

Он остановился, уловив красноватый — такой же, как в глазах сэра Ричарда, — отблеск на стене, присмотрелся, еще раз оглянулся на рыцаря, хотел было что-то сказать, но махнул рукой; снова плюнул и вышел вон. На душе было муторно.

Иван настолько был зол на себя, на дурацкий замок, на не умевших соблюдать здоровую диету меченосцев, что прямиком направился к воротам, на ходу вытаскивая из ножен Эскалибур.

Он рубанул по запорам мечом — клинок легко перерубил их, только жалобно звенькнуло железо, — и что было мочи пнул ворота ногой. Они тут же с шумом и обрушились, подняв тучи невесть откуда взявшейся пыли. Покривившуюся решетку Иван ликвидировал двумя взмахами меча.

Потом он таким же незатейливым макаром обрубил цепи, удерживавшие мост, вскочил на коня, пришпорил его и через пару минут уже ехал по изумрудной травке, направляясь в сторону идиллического вида фруктовой рощи.

Уже подъехав к ней, он услышал за спиной глухой рокот и почувствовал, как под ногами слегка затряслась земля. Обернувшись, он увидел, как загадочный нехороший замок задрожал, меняя свои очертания, морщась и сминаясь, осел, помедлил миг и с шумом провалился сквозь землю.

Почва под ногами дрогнула еще раз, пошла волнами и через несколько секунд, успокоившись, замерла. Всей фортеции вместе со рвом и след простыл.

Иван неодобрительно покачал головой и по тропинке въехал под сень дерев.

Он ехал не спеша, погрузившись в раздумья. Потом что-то стукнуло его по голове, упав сверху.

Иван поднял голову и тут же получил по ней снова.

Ругнувшись, он присмотрелся и понял, что это были яблоки, упавшие с дерева. И дерево, с которого плоды свалились, было осиной.

Иван с удивлением огляделся: фруктовая роща оказалась при ближайшем рассмотрении весьма своеобразной: из плодов здесь имелись лишь яблоки всевозможных сортов и размеров, зато росли они не только на собственно яблонях, но и на елях, дубах, кленах… и на осинах тоже.

Иван почесал ушибленную макушку. Он был без шлема, и длинные его волосы свободно развевались по ветру… а когда это его волосы успели стать такими длинными?.. Иван потрогал затылок. Ого! Как будто не был в парикмахерской лет десять.

Иван, который признавал только короткую стрижку, разозлился. «Кто его знает, — мрачно подумал он, — сколько я не стригся. Может, неделю, может, месяц, может, тысячу лет. Или две тысячи…»

Он поехал дальше, по-прежнему не спеша и предаваясь угрюмым размышлениям. Сумеречности мыслей довольно способствовала и темнота, постепенно сгустившаяся вокруг: лес стал гуще, деревья — выше, а яблоки на них напоминали размерами арбузы и зловеще отливали фиолетовым. Скоро перестало быть видным небо: ветви деревьев, казалось, переплелись в вышине и колючим куполом скрыли дневной свет; только гнилушки и толстопузые неповоротливые светляки немного освещали узкую тропинку.

Иван стал уже сомневаться, что выедет когда-нибудь из этого дремучего леса, но через несколько томительных минут с облегчением увидал, что впереди забрезжило неярким светом. Он пришпорил коня и выехал на зеленую солнечную опушку.

Иван невольно перевел дух. В этом странном лесу он чувствовал себя неуютно: вроде бы ничего не угрожало, кроме норовивших заехать по голове самопадающих с осины яблок, однако неприятный осадок в душе все же присутствовал: ощущение суетности бытия и тщеты действа.

Он посмотрел вперед, сощурившись от яркого света, и увидел высокий и довольно крутой холм, на самую вершину которого вела извилистая тропинка. У подножия холма на этой самой тропинке сидели три страшненькие тварюшки и выжидательно смотрели на Ивана.

Монструозные создания были довольно велики, каждая размером с хорошую корову: у них имелись круглые, красные, совсем злобные глаза, острые оскаленные зубы, толстые лапы с большими когтями, огромные уши с кисточками на концах, и еще все они сплошь заросли красной шерстью.

Иван на всякий случай вытащил меч. Потом подумал немного, посмотрел на вершину холма, пожал плечами, сунул клинок обратно в ножны, повернул коня и поехал в обход. Твари недоуменно переглянулись, потом обиженно взвыли.

— А ты что, с ними биться не будешь?

Иван огляделся в поисках говорившего и увидел какого-то неопрятного мужика, которой с томным видом валялся на изумрудной траве.

Иван остановил коня и спросил:

— А зачем?

Мужик слегка удивился.

— Ну как — зачем? Они…

Тут он озадаченно умолк.

Иван подождал немного, а потом сказал:

— Все равно я на эту гору карабкаться не собираюсь. А так эти животины мне вовсе не мешают…

Мужик почесал в затылке. Он был удивлен.

— Ну, раз так, то оно… конечно… — неуверенно сказал он. Иван кивнул ему и тронул коня с места.

— Эй, ты куда?! — вскочил на ноги мужик. Иван снова остановил коня.

— Да в общем-то особенно никуда, — охотно сообщил он. — А ты-то чего так взволновался? Мужик продолжал удивляться.

— А что, проводник тебе разве не нужен? — спросил он, и на лице его выразилась степень крайнего недоумения.

— Да не особенно… — задумчиво сказал Иван. — А впрочем… Далеко ли тут до ближайшего замка?

— Да нет, совсем близко! — закричал мужик с облегчением. — Давай провожу!

Иван с любопытством посмотрел на добровольного гида. Мужик был как мужик: лохматый, бородатый, в темно-коричневой хламиде. Под мышкой зажата не то лира, не то кифара, не то еще что-то в этом роде — музыкальный инструмент. В целом волонтер-экскурсовод напоминал тип спивщегося полуинтеллигента из тех, что за бутылью портвейна в скверике спорят о Бунюэле, Виане и экзистенциалистах.

Наверное, какой-нибудь местный бард, то бишь менестрель… или миннезингер?..

— А чего ты ко мне в проводники набиваешься? — с интересом спросил Иван вероятного ваганта.

— А что еще остается делать?

— Безработный, что ли? — догадался Иван. — Люмпен? Понятно, подумал он. Аутсайдер феодального общества…

— Ага, типа того, — сказал мужик. — Я тут, понимаешь ли, как бы на самом деле назначенный, а сюда давно никто не ходит… Я от безделья совсем уже ошалел. Не аутсайдер… но почти пролетарий. Умственного, видать, труда.

— И как же ты работаешь? — поинтересовался Иван. — На окладе или только от чаевых?

— Ну… не от чаевых — это точно. Нам чаевых брать не полагается, — строго сказал мужик.

— Ну ладно, — сказал Иван. — А звать тебя как?

Мужик приосанился.

— Звать меня Фомой Стихоплетом, — важно произнес он. — Я песни сочиняю и пою их.

Иван понимающе кивнул.

— Я так и подумал, — сказал он. — Ты, наверное, поэт. Или бард какой-нибудь.

— Что-то в этом роде. Я, может быть, и не такой знаменитый, как тот, что до меня работал, не помню, как его, в общем, из латинян будет… но тоже кое-что значу. И не только в узких кругах.

Иван с сомнением посмотрел на мужика.

— Не знаю, не знаю, — сказал он. — Какой от тебя прок, от рифмоплета?

— От стихоплета, — несколько обиженно поправил Фома. — Подумаешь… Ну что, едем мы или нет?

— Едем, — согласился Иван.

Фома в ответ удовлетворенно кивнул, сунул два пальца в рот и довольно прилично свистнул. Откуда-то из рощи шустро выбежала приземистая лошадка.

Фома не менее шустро вскочил в седло, взмахнул рукой и сказал:

— Поехали!..

— Наоборот, — буркнул Иван.

— То есть? — не понял Фома.

— Я говорю — сначала надо было сказать, а потом руками размахивать…

— А какая разница? — снова не понял Фома.

— Большая, — проворчал Иван. — Это традиция.

— А-а, — понимающе протянул Фома. — Ритуал, значит

— Типа того, — сказал Иван, пришпоривая коня.

Они поскакали вперед, обогнув холм с левой стороны. Сперва Фома молчал, и Ивану это было на руку: он здорово устал от суеты и превращений, и ему хотелось привести в порядок свои мысли; но потом молчание Стихоплету надоело, и он разговорился, а вскоре уже болтал без умолку.

Начал он с рассказа о том, какой он, Фома, хороший и умный и каких только славных рыцарей за свою карьеру он не сопровождал в их опасных путешествиях, как здорово он всем помогал и как без его, Фомы Стихоплета, помощи все доблестные рыцари сгинули бы к чертям свинячьим. Бахвалился он безумно и под конец совсем, похоже, заврался: получалось так, что рыцари были полными идиотами и кретинами, скулящими всю дорогу от страха, а многочисленных неописуемой ужасности злодеев и чудовищ, которые не давали никому проходу, приходилось побеждать самому Фоме.

Иван скоро перестал понимать, о чем идет речь. Вдобавок он с самого начала не совсем уяснил, что это были за рыцари и куда, собственно, они хотели попасть — с помощью Фомы или без оной.

В конце концов он прямо об этом спросил.

— Как это — куда? — поразился Фома. — Они хотели подняться на холм.

— На какой еще холм? — удивился Иван.

— На тот самый, что охраняли три чудовища.

— Так ты их всех только туда водил?

— Ну да, — с гордостью сказал Фома. Иван помолчал.

— И многие из них дошли до цели? — спокойно спросил он.

— Да никто, — беззаботно ответил Фома. — При мне, во всяком случае, — добавил он, подумав.

— А сейчас мы куда едем? — по-прежнему спокойно спросил Иван.

Фома пожал плечами.

— А кто его знает. — сказал он. — Я здесь давно не был. Да почитай что и не разу…

— Тогда зачем ты мне вообще нужен, идиот?! — заорал Иван, не сдержавшись.

Фома с опаской посмотрел в его сторону и втянул голову в плечи.

— Не знаю, — произнес он, косясь на Ивана. — Не положено здесь быть одному…

Иван сдержался Некоторое время они ехали молча.

— Хорошо, — сказал Иван уже снова спокойно. — А что вообще об этих местах и здешних обычаях ты знаешь?

Фома помедлил.

— Об обычаях немного знаю, — осторожно сказал он. — А вот о самой местности — мало: тут ведь все меняется каждую секунду…

Иван в сердцах сплюнул. Хорош помощничек!..

— Какой же мне от тебя толк? — поинтересовался он беззнадежно.

Фома вдруг рассердился.

— Не задавай глупых вопросов! Я же не спрашиваю, кто ты такой?..

— А ты спроси, — предложил Иван хладнокровно. Фома презрительно посмотрел на него и умолк. Минуту ехали молча.

— Хорошо, — Иван заговорил первым, — тогда скажи хоть, друже проводник: знаешь ли ты, где находится заме короля Артура?

— Который?

— А что, их несколько, что ли? — озадаченно спросил Иван. Он не ожидал такого поворота событий. Фома посмотрел на него недоуменно.

— Конечно, несколько, — сказал он. — Какой именно тебе нужен?

— Ну… тот, где можно застать короля сейчас.

Фома поразмыслил.

— Знаю, — сказал он. — А зачем тебе?

— А затем, — внушительно произнес Иван, — что мы именно туда и едем.

— Ою! — удивился Фома. — Мы так не договаривались.

— А мы вообще ни о чем не договаривались, — сказал Иван. — Ты сам навязался в проводники-вот и поехали туда, куда мне нужно.

Фома хотел было что-то возразить, но, подумав, лишь махнул рукой.

— Вот уж работка, — проворчал он. — Ладно, так и быть сопровожу…

И он поскакал вперед.

Вскоре они подъехали к берегу небольшого красивого озера, и Фома сказал:

— Славный рыцарь! Давай напоим коней: дорога предстоит долгая, неизвестно, когда еще вода попадется.

— Давай, — согласился Иван, и они спешились.

Кони стали с жадностью пить воду. Фома присоединился к ним, а Иван задумчиво стоял на берегу: при взгляде на безмятежную озерную гладь пить ему отчего-то расхотелось. Вода выглядела чистой и прозрачной, пахла свежестью, однако Ивана внезапно передернуло, словно подуло холодным ветром.

Кони напились. Иван взял своего за поводья и хоте уже побыстрее отойти от воды, как вдруг озеро забурлило закипело, запузырилось, и в самой его середине высунулась наружу здоровенная мускулистая рука с длинными ногтями. Распухшая огромная ладонь несколько раз сжалась и разжалась, а потом рука, неимоверно удлинившись, потянулась к Ивану.

— Ого! — сказал Иван, отступив на шаг. Фома, который как раз усаживался на своего коня, обернулся.

— Гм… — сказал он, не испугавшись. — Странно. Она обычно спокойная в это время года… Чего ей надо?

— Я тоже хотел бы это знать, — сказал Иван и вскочил в седло.

— Обычно она что-нибудь раздает, — задумчиво сказал Фома. — Оружие, к примеру… еще что-то…

— Раздает, говоришь? — пробормотал Иван, вытаскивая меч из ножен. — Вот я ей сейчас раздам…

Рука перестала удлиняться и закачалась на ветру.

— Эй, ты, — громко сказал Иван, — Чего тебе надо, конечность?

— Меч, — донесся глухой, как из бочки, голос.

— Чего?! — поразился Иван. — С какой стати?..

— А с такой, — с вызовом ответил голос, — что твой меч — это мой меч!

— Да пошла ты… — сказал возмущенно Иван и посмотрел на клинок, который ярко засветился. — Никакой это не твой меч…

— Ах так?! — взвился голос, а рука сжалась во внушительный кулачище и выразительно погрозила Ивану. — Это мой меч! Его король Артур у меня обманом выманил!..

— Э нет, — внезапно вмешался Фома. — Во-первых, королю Артуру меч был выдан по обоюдному согласию и добровольно. Во-вторых, это было давно… и, в-третьих, это совсем другой меч.

— Ну, не знаю, — нерешительно сказал голос после паузы. — Может быть, конечно, и другой…

— Вот видишь, — укоризненно сказал Фома. — И потом, той Деве Озера, которая подарила Артуру меч, уже давным-давно отрубили голову.

Голос противно хихикнул.

— А это совсем не важно, — сообщил он. — Подумаешь… Короче, — решительно произнес голос, — отдавайте! меч сейчас же! Какая разница — тот это меч или другой… Быстро, говорю вам!..

Рука метнулась к Ивану, но тот, не особенно напрягаясь, рубанул ее по запястью. Распухшая кисть упала на песок.

— Ай-ай-ай!.. — завизжал голос. — Ну все, теперь вам кранты!..

Вода заволновалась пуще прежнего, и из пучины на поверхность с трудом выбралась огромная безобразная старуха. Она была иссиня-бледного цвета, с выпученными белыми глазами без зрачков: торчащие из мокрой пасти кривые зубы поразил жестокий кариес. Голова старухи сидела на шее как-то криво. Присмотревшись, Иван увидел глубокий шрам, кое-как перетянутый грубыми нитками. Грязные зеленые волосы старухи были распущены по плечам, с которых свисали полуистлевшие остатки белых одеяний.

Старуха отчаянно трясла покалеченной рукой и шипела. Потом она вперила злобный взгляд в Ивана и произнесла:

— Отдавай немедля меч, негодяй, иначе смерть тебе!

— Фу, — произнес Иван с отвращением. — А я-то грешным делом думал, что озерные девы все как на подбор прекрасны!

— Поживи-ка с отрубленной головой столько времени, — заметил Фома, — да еще под водой, да еще с нашим безобразным медобслуживанием…

— Действительно, — согласился Иван. — Эй, бабка! — крикнул он. — Проваливай-ка ты подобру-поздорову!

— Как же. — Старуха заскрежетала сгнившими зубами и заковыляла по воде, как по песку. — Всех утоплю!..

Буквально в одну секунду она оказалась на берегу и тут же попыталась схватить Ивана за горло. Он решительно воспротивился этому и разрубил старушку пополам своим мечом.

Спихнув останки великанской бабули в воду, Иван вытер меч о траву, вскочил в седло — конь все это время меланхолично пощипывал травку неподалеку — и сказал, обращаясь к Фоме:

— А откуда ты знаешь, что у меня меч не короля Артура?

— А что я, не вижу? — сказал Фома невозмутимо. — Это совсем другой меч.

— А раньше ты его видел?

— Ага, — рассеянно кивнул Фома. Иван повернулся к нему всем корпусом.

— Где?

Фома не ответил, сделав вид, что не услышал вопроса.

— Где же ты его видел? — повторил Иван. Ему не нравилось, что все кругом знают о его амуниции больше его самого.

— Не помню точно, — сдержанно ответил Фома, не глядя на Ивана.

Иван решил не настаивать.

— Тогда поехали, — сказал он, подавив вздох.

— Поехали, — согласился Фома, и они поскакали прочь от озера.

Не успели они отъехать на сколько-нибудь значительное расстояние от места гибели старушки, как посередь чистого поля увидели великана: сидел себе детина с хороший дом ростом и с неимоверно тупой мордой, глазел по сторонам и ковырялся в носу. Вреда от него не было никакого, и Иван хотел было спокойно проехать мимо, однако великан вдруг взревел, вскочил на ноги — земля дрогнула-и бросился на всадников.

Иван выхватил меч, увернулся от великановой лапищи, которая запросто могла прихлопнуть его вместе с конем, как муху, и, взмахнув клинком, отрубил детине сначала одну ногу, потом другую, а затем снес напрочь и ненормальной величины косматую голову. Еле уклонившись от упавшего небоскребоподобного тела, он посмотрел, как по полю катится буйная великанья головушка, оставляя в земле глубокую борозду, зачехлил меч и поехал вместе с Фомою дальше.

Однако отдыхал он недолго. Зашипело, засвистело, и откуда-то сверху на них обрушилась большущая змея с перепончатыми крыльями. Иван даже не успел рассмотреть ее толком, как его рука выхватила чудесное оружие и рассекла им летающего гада от зубов и до хвоста.

На землю вывалились вонючие внутренности, и гад издох. Иван неодобрительно покачал головой, тронул коня с места и шагом поехал вперед. Фома скакал рядом.

Немного погодя Иван спросил:

— Здесь у вас всегда так?

— Как?

— Ну, так — разнообразно. Драконы там, змеи летучие… Великаны опять-таки.

Фома безнадежно махнул рукой.

— Наоборот — с этим плохо. Скукотища. Однообразие я никакого веселья. Понимаешь ли, сюда, на острова то есть, рвались все — изо всех своих больших сил. В надежде на светлое будущее. Но только получили-то — кукиш с маслом… Каждый думал, что ежели его желания исполнятся, то вс amp; будет хорошо и даже распрекрасно, а вышло по-другому…

— Как — по-другому?..

— Тоска получилась беспросветная, — вздохнул Фома

— Почему это?

Фома почесал в затылке.

— Почему, почему… Может быть, потому, что толка никто и не знает, чего на самом-то деле хочет; может статься, что и не умеют они хотеть ничего по-настоящему… там откуда они пришли, картина более ясная: врага укокошит пожрать опять-таки… но ведь это сиюминутные желания, сейчас речь не о них… Ведь для всего нужна сила, даже для того, чтобы захотеть здесь как следует, так, чтобы сбылось… Кулаками размахивать да драконов препарировать- одно, а вот думать, представлять и даже хотеть — это сов другое, это, если угодно, процесс скорее творческий…

— Но ведь для того, чтобы творить, нужен талант, — возразил Иван. — Я вот, к примеру, рисовать не умею: так что, я теперь человек второго сорта?

Фома помотал головой.

— Я говорю не о медицине, а о работе. Получать что-либо можно, только заработав это, извини за неуклюжую банальность. И надо работать не только мускулами или годовой, но и чем-то другим — сердцем, душою, совестью, называй как хочешь… Без этой духовной работы, наверное, ничего не получится — даже здесь, где должны сбываться все желания…

Фома замолчал.

Иван посмотрел на него и с любопытством спросил:

— Так что, драконы с великанами здесь нечастые гости?

— Да при чем здесь драконы? — с тоской проговорил Фома и осекся. Помолчав, он продолжал уже другим голосом: — Да, их можно встретить довольно редко. Вот ты здесь новичок… и, кажется, попал сюда ненадолго, так что тебе развлечения предоставлены по полной программе, а вот других, представь себе, тоска зеленая совсем заела, а деваться им отсюда уже и некуда…

— Да кого — других-то?

— Да местных наших рыцарей. Островитян. Они-то, как сюда попали, поначалу веселились: как же! Монстров и великанов — руби, не хочу. А только зачем? Раньше понятно было — поиски счастья. Сначала — для себя, потом — для Других, хотя бы теоретически. Ну, вот и нашли — блаженство. Объелись досыта, брюхо набили под завязку- ну и что дальше? Известная история… Да и драконы перевелись- за ненадобностью… Блаженство подобного рода, видишь ли, очень Непростая штука, это ведь не рай, где все очень хорошо разложено по полочкам..

— Не знаю, — с сомнением сказал Иван. — Мне кажется, ты слишком все усложняешь. Кому, например, плохо, ли люди будут есть досыта?

Фома фыркнул.

— Ты меня не слушаешь, — с упреком сказал он. — Во-первых, я не говорил, что плохо, если люди сыты… а во-вторых, сейчас мы говорим не о тех, кто умирает о голоду, а тех, кто может пожелать что угодно…

— Мне кажется, — возразил Иван, — что всегда можно придумать что-то новенькое — например, мир завоевать…

— Э-эй, — позвал Фома. — Кто-нибудь есть дома?.. я говорю не о голодающих, и не о разжиревших латифундистах, и даже не о всяких твоих Македонских… в конце концов, они все смертны, а говорю я о тех, кто действительно может выполнить в принципе любое свое желание и так желать до бесконечности, понимаешь ли ты, дубина стоеросовая, пушечное мясо?

Иван насупился.

— Чего…

— Ладно-ладно. — Фома успокаивающе поднял руку, — В принципе я вполне допускаю, что все они по-настоящему счастливы и, так сказать, блаженны. На этот счет существуют различные теории, а у меня, видишь ли, есть своя.

— Ну и катись ты со своими теориями, — начал Иван, повышая голос. — Ты…

— Подожди, — перебил его Фома. — Посмотри-ка… Иван посмотрел. Вдалеке показался одинокий рыцарь.

— Ну и что там такое? — спросил он недовольно.

— Вот то там такое, — передразнил его Фома вполголоса. — Ты у нас счастливчик, сэр… э-э… Как, кстати, твое имя, извини за навязчивость?

— Меня зовут сэр Иан, — ответил Иван, пропустив стихоплетовский сарказм мимо ушей. — Мой девиз всегда таков… гм… а! «Я вернусь!»

— Странный несколько девиз, — усомнился Фома.

— Ничего. Наступит время, и его узнает весь мир… — рассеянно сказал Иван, вглядываясь в приближающуюся темную фигуру.

— Да? Может быть. Хотя я лично не вижу ничего в этом хорошего… Так вот, сэр Иан, ты счастливчик- в некотором роде, конечно, поелику к нам приближается сам сэр Ланселот Озерный, и направляется он с очевидным намерением снести тебе голову.

— Это почему?

— Ну, во-первых, потому что он всегда так делает… а во-вторых — хватит и первой причины. Да, еще Озерная Дева, которую ты укокошил, — она, по-моему, его родственница.

— Ланселот, говоришь? — пробормотал Иван, разглядывая остановившегося шагах в пятидесяти от них рыцаря. — Имя-то известное…

— Куда уж известнее, — с готовностью подтвердил Фома, предусмотрительно отъезжая в сторону. — На профессиональном ристалище провел восемьдесят тысяч четыреста тринадцать боев, в восьми тысячах четыреста двенадцати одержал победы — и всегда за явным преимуществом.

— Впечатляет, — согласился Иван.

— Готов ли ты, доблестный сэр, признать прекрасную Джиневеру самой распрекрасной изо всех прекраснейших дам и биться со мной по этому поводу? — прогрохотал башнеподобный Ланселот из-под опущенного забрала. Конь и доспехи у рыцаря были вороные.

— Не понял, — действительно не понял Иван. — По какому поводу биться?..

Ланселот смешался. Было очевидно, что до всех остальных эта изысканно куртуазная и предельно вежественная фраза всегда доходила без особых проблем.

— Ну… — в затруднении проговорил он. — Ты признаешь, что Джиневера всех прекрасней и милее?

— Да пожалуйста, — пожал плечами Иван. — Мне-то что?

— Тогда давай биться, — решительно сказал непогрешимо логичный Ланселот и взялся за копье непомерной длины.

Иван покачал головой, усмехнулся, напялил шлем и поудобнее ухватил щит и свое копье.

Ланселот развернул своего коня, отъехал шагов на тридцать и повернулся. Иван не стал показывать противнику спи- и заставил своего коня, пятясь, отойти шагов на двадцать.

Ланселот пригнулся, выставил копье и словно вихрь помчался навстречу Ивану. Иван тронул своего коня с места.

Ланселот пер как танк: черный плащ лихо развевался за плечами, копье было наставлено точнехонько Ивану в правый глаз. По всему выходило, что известный мастер поединка шуток шутить не любил.

В последний момент Иван пригнулся, и Ланселот про. мазал: глаз Ивана, равно как и остальные части его тела остались невредимы.

Впрочем, сам Иван тоже не попал в цель.

Ланселот заревел от ярости, развернул своего коня и снова помчался навстречу сопернику. Иван в точности повторил его маневр.

Они сшиблись, и на этот раз результативно: ослепленный яростью Ланселот поразил копьем пустоту, а Иван попал точно в центр щита противника.

Рыцарь в вороных латах пулей вылетел из седла и с грохотом обрушился на землю.

Иван слегка оторопел и осадил своего коня. Честно сказать, он не ожидал такого успеха.

Но Ланселот оказался крепким парнем: хоть и с трудом, но все же довольно быстро он поднялся на ноги и теперь стоял, взрыкивая и трясясь от бешенства.

Шлем слетел с его головы, явив миру длинные черные волосы, белое ощеренное от злости лицо и встопорщенные усищи. Вращая от ярости глазами, Ланселот вытащил огромный меч и стал размахивать им как сумасшедший.

Иван тоже снял шлем, соскочил с коня, обнажил чудесный клинок и стал осторожно приближаться к противнику.

Стало очевидно, что Ланселот не владел собой в полной мере. Оно и понятно: ничего себе, сильнейшего рыцаря Круглого Стола вышибли из седла, как сопливого новичка, и кто! неизвестный выскочка. Ладно, сейчас все станет на свои места…

Ланселот замахнулся похлеще легендарного Портоса (а тот, как известно, мог на замахе испугать целую армию) и обрушил свой меч на Ивана. Попади он, куда хотел, быть бы беде: такими ударами стены прошибают. Но не получилось: Иван аккуратно ушел в сторону, и весь богатырский замах пропал втуне.

Ланселот, распалившись, снова размахнулся чуть ли не до Луны и снова ударил — с тем же результатом, то есть без него. Еще раз он попытался уязвить Ивана — и опять тщетно. Их клинки даже не соприкоснулись.

Иван держал меч двумя руками. Когда-то он, следуя моде, обучался поединку на самурайских мечах и кое-что запомнил с тех пор. Он видел недостатки Ланселота: тот явно привык полагаться только на свою, видимо, неимоверную, силу: похоже, здешним ребятам было все равно — что дрова рубить, что мечами размахивать. Никакого умения. Тем более что и дров наверняка здесь никто не рубил…

Разумеется, попади Ланселот по Ивану своим тяжеленным мечищем, все было бы кончено, но известный рыцарь был все-таки слишком неповоротлив. Однако надо было отдать ему должное: как опытный боец, он скоро понял, что происходит что-то не то, погасил безумный блеск в глазах и стал заметно осторожнее в своих движениях.

Он сделал несколько ложных выпадов, но Иван легко уходил от тяжелого меча.

Внезапно Ланселот взревел как бык и бросился вперед. Ивану стал надоедать поединок, и поэтому он решил не уклоняться.

Сверкнула чудесная сталь, и Ланселот, споткнувшись, растянулся на траве. Он тут же вскочил и недоуменно посмотрел на обломок клинка в своей руке. Меч Ивана срезал его по самую гарду.

— Ну вот, — сказал Иван, четким движением стряхнул воображаемую кровь с Эскалибура и вложил его в ножны. — а ты говоришь — Джиневера…

Как раз вот этих слов ему и не надо было произносить. Соверщенно осатанев, Ланселот отбросил бесполезный обломок и кинулся с кулаками на Ивана. Рыцарь был крепким парнем, и кулаки он имел громадные.

Это была последняя ошибка Ланселота в этом бою. Иван не стал придумывать ничего изысканного, а просто встретил его прямым в челюсть. Рыцарь даже не отлетел в сторону, а упал навзничь, не согнув коленей. Глаза его закатились.

Иван потряс рукой. У него создалось впечатление, что он ударил в крепостную стену,

— Н-да, — произнес подъехавший Фома. Во время схватки он смирно стоял в сторонке. — Это впечатляет. Он что напрочь помер?

Иван на всякий случай пощупал пульс у Ланселота сказал:

— Нет, не напрочь. Только немного. По крайней мере дышит.

Он похлопал рыцаря по щекам. Голова Ланселота моталась из стороны в сторону, но в сознание он не приходил.

— Нокаут, — пробормотал Иван.

— Чего?

— Ничего, — отмахнулся Иван. — У тебя вода есть?

— Есть, — сказал Фома и подал флягу. Иван вынул пробку и побрызгал водой на лицо Ланселоту. Тот слабо хрюкнул, моргнул и посмотрел на победителя.

— Как себя чувствуешь, доблестный сэр Ланселот? — участливо спросил Иван и подмигнул.

Глаза рыцаря налились кровью, он раздул ноздри и по пытался приподняться. С третьей или четвертой попытки это ему удалось.

Некоторое время он сидел на земле, держась за голову и раскачиваясь, потом с помощью Ивана поднялся на ноги.

Встав, он отпихнул Ивана и посмотрел на него исподлобья.

— Благородный сэр, — произнес он спертым голосом прокашлялся. — Благородный сэр, — повторил он еще раз, — ты победил меня в честном поединке и по всем правилам рыцарства. Ты сохранил мне жизнь… хотя что это такое я говорю?.. но все равно — ты поступил благородно и по чести. Грамерси тебе за это. Теперь ты волен распоряжаться моим конем, моим оружием и доспехами, а равно и моею жизнь.

Он тяжко вздохнул и покрутил головой.

— Но как же тебе это удалось?! — сокрушенно произнес он.

Вопрос был риторический, и Иван не стал на него отвечать. Он сделал знак Фоме, тот спешился, и Иван отвел его в сторонку.

— А что мне теперь делать с этим Ланселотом? — Он кивнул в сторону убитого горем рыцаря.

— Как — что? — удивился Фома. — Бери его в пленники да вози с собой. Все просто обалдеют от зависти.

— Да? — усомнился Иван. — Хорошо, допустим, что так… А мне-то от этого какой прок?

— Не знаю, — в затруднении сказал Фома. — Не хочешь возить с собой — так просто отпусти его, чтобы ездил по свету и всем рассказывал о том, какой ты великий и какая дама самая прекрасная по твоему мнению.

— Черт, — почесал Иван в затылке. — А еще?

— Что — еще?

— Куда его еще деть можно?

Фома в совершенном изумлении развел руками.

— Не пойму я тебя, благородный сэр Иан, хоть тресни, не пойму…

Иван в досаде махнул рукой и повернулся к понурившемуся Ланселоту.

— Доблестный сэр Ланселот Озерный! — сказал он громко. — Согласен ли ты ехать со мной в дальний путь и не докучать разговорами о прекрасной Джиневере?

— Что значит- согласен, не согласен? — раздраженно спросил Ланселот. — Я же твой пленник. А разговорами, — Добавил он высокомерно, — я никому и никогда не докучаю, запомни это, рыцарь!..

— Извини, — сказал Иван. — Я никоим образом не хотел обидеть столь достославного и доблестного рыцаря, как сэр Ланселот.

— Ничего, — сказал Ланселот, смягчаясь. — В конце концов, ты — победитель, а я — побежденный… Очень мне, понимаешь ли, непривычно быть побежденным, — пожаловался он и, вздохнув, добавил: — Хотя — что-то новенькое все же. Развлечение…

Иван сочувственно покивал. Смотреть на скучающего громилу Ланселота было забавно.

— Да, — спохватился рыцарь. — А как зовут тебя, могучий рыцарь, сумевший победить храбрейшего из храбрых и достойнейшего из достойных?

— Меня зовут сэр Иан, — терпеливо сказал Иван.

— Иан, Иан… — задумчиво пробормотал Ланселот. — Не слыхал раньше я такого имени…

— Зато теперь услышал, — сказал Иван.

— Это точно, — согласился Ланселот. — Еще как ycлышал… А… — начал он.

— Девиз мой — «Я вернусь!», — еще терпеливее сказал Иван.

— Хороший девиз, — пробормотал Ланселот, потрогал свой подбородок. Иван усмехнулся.

— Подбирай свою амуницию, сэр Ланселот, — сказал он, — да и поехали, чего время зря терять?

Через некоторое время они вскочили в седла и тронулись в путь.

Ланселот спросил:

— Так куда же ты едешь, сэр Иан?

Иван помедлил, потом решительно сказал:

— Я ищу короля Артура. Ты не против, надеюсь? Ланселот весь сморщился, точно хлебнул кислого.

— В чем дело? — осведомился Иван.

Фома встревоженно посмотрел на них, но промолчал

— И зачем тебе только этот хлюпик понадобился? неохотно спросил Ланселот.

— Хлюпик? — удивился Иван. — Я о нем совсем друг слышал.

— Так то раньше было, — произнес Ланселот сквозь зубы.

— А сейчас что изменилось?

Ланселот опять сморщился. Было видно, что ему приятно говорить на эту тему.

— Сейчас… что сейчас… — Он вздохнул. — Ныне у него совсем ум за разум зашел. Он ведь и раньше-то был порядочным мямлей, хоть и бился другой раз здорово. Все, бывало, разговоры разговаривал, правду искал… Какую женщину через свои искания проворонил…

— Это Джиневеру, что ли?

Ланселот быстро глянул на Ивана. Тот спокойно выдержал его взгляд.

— Да, Джиневеру, — сказал Ланселот, помолчав. — Не мог и не хотел он удержать ее подле себя, не ему она была предназначена… И предупреждали ведь его, с самого начала предупреждали — не бери ее в жены, добра тебе не будет!..

— И кто же это предупреждал?

— Да хотя бы тот же самый Мерлин… Так нет же — он король, он никого не слушает, он волен брать ее в жены… кстати, не спрашивая ее согласия… а потом выходит, что виноваты другие!..

Ланселот кипятился и размахивал руками. Иван искоса на него поглядывал.

— Прошляпил он ее, вот что, — с горечью продолжал Ланселот. — Ее беречь надо, лелеять…

— Знаешь что, любезный сэр, — не выдержал Иван, — насколько я помню, это ты предал своего короля, покусившись на королеву. Мерлин Мерлином, а ты сам-то что же? Как же твоя верность сюзерену? Ты же рыцарь Круглого Стола, должен за короля, за Артура, жизнь отдать, а что выходит?

Ланселот тяжело посмотрел на Ивана.

— Жизнь отдать — это одно, — медленно произнес он, — за любовь — совсем другое…

Иван ничего не сказал в ответ. Некоторое время они ехали молча.

— А Артур, — снова заговорил Ланселот, — похоже, забыл об этом. Я ведь был ему верен, искренне любил его, а он назвал меня предателем. Почему?

— Наверное, потому, что предательство — это всегда предательство, на поле брани или еще где — сути дела не меняет, — неожиданно произнес Фома задумчиво.

Иван с удивлением посмотрел на него.

— И чем предательство ни оправдывай, оно все равно, гадко пахнет, — добавил Фома.

— Это не предательство! — гаркнул Ланселот, наливаясь кровью.

— А что же? — спокойно спросил Фома. — Это, любезный сэр, и есть самое настоящее предательство — в прямом смысле этого слова. Ты, сэр Ланселот, предал и своего короля — пусть даже и нечувствительно, хотя вряд ли, — и свои идеалы, и самого себя, в конце концов. На чем основывалась твоя жизнь? Ты придумал в реальном нереальное, свой собственный мир, жил и поступал по его законам. А потом вдруг оказалось, что законы эти можно вполне свободно нарушать, поскольку в таком случае ты ответствен лишь перед своей совестью, а с нею, как получилось, можно и договориться: теперь же ты придумываешь в нереальном реальное, пытаешься вывернуть все наизнанку, заплатить старой шлюхе, совестью именуемой, определенную, быть может, даже большую плату, успокоиться и жить припеваючи: как же, ведь ты, похоже, обрел блаженство! А каким путем — это нам вовсе и без разницы.

Иван посмотрел на Ланселота. Рыцарь молчал, но отнюдь не подавленно.

— Любвеобильный сэр Ланселот! — провозгласил Фома. — Слыхали. С кем это ты там бился, повернувшись к врагу спиной, дабы только иметь возможность постоянно лицезреть даму своего сердца?.. Сказать по правде, дорогой сэр, в твоих поступках постоянно чего-то не хватает: либо разума, либо элементарной порядочности. Полюбил Джиневеру не как королеву, но как женщину — так имей смелость или отказаться от такой любви… или перестань быть рыцарей На двух стульях трудно усидеть: но ты, видать, человек талантливый и умелый…

— Я не буду с тобой спорить, сэр Фома, — спокойно произнес Ланселот. — В этом мире все настолько запутано и сложно, что нельзя понять, кто прав, а кто виноват…

–. Скажите, пожалуйста! — фыркнул Фома. — «В этом пире все сложно»! А где, интересно, ты видел, любезный сэр Ланселот, что все было бы просто, а? В каком это мире все просто? Чепуху ты говоришь, милейший сэр!

— Значит, я говорю чепуху? — очень вежливо переспросил Ланселот.

— Ага.

— Хорошо, — после небольшой паузы невозмутимо сказал Ланселот. — Но в таком случае что тогда говорит и делает сэр Артур? Он бродит по замку, словно безумный, он пристает к окружающим с идиотскими речами, он выдумал какой-то якобы существующий против него заговор и обвиняет в участии в нем королеву…

— Мне кажется, вина Джиневеры давно доказана, — перебил его Фома.

— Какая вина? Ты о том, что королева любит меня?..

— Извини, сэр Ланселот, — негромко произнес Фома, — но, по-моему, бабья похоть — понятие объективное.

Иван аж поперхнулся. Вот тебе и куртуазное вежество!.. Почему-то Ланселот не стал спорить: он помрачнел и умолк.

— Достойная компания, правда? — безжалостно продолжал Фома. — А что касается Артура…

— Нет, ты погоди, — перебил его Ланселот. — Артур безумен: это видно хотя бы потому, что ежели бы он был в здравом рассудке и действительно верил бы в заговор против себя и справедливости, то он просто убил бы всех, к заговору причастных.

— Откуда ты знаешь? — тихо проговорил Фома и вдруг подмигнул Ланселоту. — Может быть, он просто выжидает Удобный момент. Узнает, кто есть его настоящие враги, — и полетят головы… А?

Ланселот с изумлением воззрился на Фому. Было видно, что такая мысль ему в голову не приходила.

Некоторое время он переваривал услышанное, потом решительно сказал:

— Ерунда это, любезный сэр Фома! Артур никогда не был хитер. Он прям и честен, как подобает настоящему рыцарю!

Фома посмотрел на него с нескрываемой насмешка, Ланселот слегка смутился.

— Прям и честен, — задумчиво произнес Фома. — Как и подобает. Да уж, это точно…

Они с Ланселотом замолчали. Иван, которому уже порядком надоела не совсем понятная перепалка рыцаря со Стихоплетом, был этому рад.

Они ехали по казавшемуся бескрайним полю. Но вот вдалеке что-то завиднелось. Иван присмотрелся повнимательнее.

— Гм… — проговорил он задумчиво. — Это какой-то замок. Не так ли, сэр Фома?

— Да, замок, — равнодушно отозвался тот. — И я, похоже, видел его раньше, — вглядевшись пристальнее, добавил Иван.

— Ну и что?

— А ты его видел, сэр Фома?

— Видел, — по-прежнему равнодушно ответил Стихоплет и даже зевнул при этом.

— А ты там был? — продолжал приставать с расспросами Иван, поскольку на горизонте маячило то самое строение, что провалилось сквозь землю вместе с оголодавшим сэром Ричардом.

— Ну, был я там, — нетерпеливо сказал Фома. — И что с того?

— И что интересного ты можешь рассказать о нем?

— Да ничего, — пожал плечами Фома. — Здесь и не такое бывает.

Иван перевел взгляд на Ланселота.

— А ты?

— Что-я?

— Ты был в этом замке, любезный сэр?

— Нет, — как-то нехотя ответил Ланселот. — Мимо проезжал, а в гости к ним не набивался.

— А что ж так?

— Да вот… рассказывают разное. Я решил пока туда не ездить.

— А кстати, сам-то ты, любезный сэр Иан, был там уже, что ли? — вдруг с любопытством спросил Фома.

— Да, — ответил Иван.

— И что же ты там видел?

— Ну, как… разное видел…

— А тебе там понравилось? — продолжал допытываться Фома.

— Да что ты ко мне пристал? — рассердился Иван. — Сам говоришь, что побывал в этом чертовом замке! Чего тогда у меня спрашиваешь?

— Дело в том, любезный сэр Иан, — пояснил Фома, — что там каждый встречает только то, что ему нужно: в некотором роде то, о чем мечтал…

Иван вспомнил мрачное жралище и ненормальную картинную галерею и содрогнулся.

— Нет уж, дудки, — сказал он решительно. — Ты меня извини, любезный сэр Фома, но, по-моему, здесь ты очень сильно ошибаешься.

— Почему? — удивился Фома. — Ты не нашел там того, к чему стремился всю свою жизнь? Ивану стало смешно.

— Нет, — сказал он. — Более того, мне там совсем не понравилось.

— Правда? — озадаченно сказал Фома. Было видно, что он сильно удивлен.

— Правда, — подтвердил Иван. — Зато вот другому парню, как его… а! да, сэру Ричарду… ему как раз сильно все приглянулось. Он там даже решил остаться… надолго.

— Что?! — изумился Фома. — Ты там был не один?!

— Ну да, — подтвердил Иван, не понимая, что так могло удивить собеседника. — Я туда сначала заехал, в этот замок, а потом еще один рыцарь… присоединился. А что тут такого?

— Вот это да… — озадаченно проговорил Фома. — Нет, конечно, всякое бывает… но чтобы такое…

— Да что стряслось?! — потерял терпение Иван. — Что произошло такого, что могло вызвать твое изумление, любезный сэр Фома?

Но тот уже справился с собой.

— Ничего, — сказал он. — Просто, видишь ли, в замок этот можно входить, так сказать, по одному. А если другому рыцарю там… э-э… понравилось, то получается, сэр Иан, что ты попал не туда, куда тебе можно и нужно было попасть.

— То есть?

— Не в свой замок. Хотя, — покрутил головою Фома, — я и не понимаю, как такое вообще возможно… впрочем, вполне согласуется.

— С чем?

— С твоей, мягко говоря, неуместностью здесь, пробормотал Фома.

Иван хмыкнул и умолк.

— А скажи-ка, сэр Иан, как, ты говоришь, звали того рыцаря? — спросил Ланселот.

— Какого?

— Того, что с тобою в замке был.

— А… сэр Ричард.

— Ричард, Ричард… — пробормотал Ланселот. — Развелось тут безродных неизвестных рыцарей баз счету — никого не знаю…

— Этот-то как раз известный, — подал голос Фома.

— Из королей, что ли? — подозрительно спросил Ланселот. — Им-то здесь что еще понадобилось?

— Не из королей… Этот сэр Ричард с сарацинами бился храбро из-за животины какой-то… не помню точно. Но в историю он вошел.

— Значит, добрый рыцарь был, — кивнул Ланселот. — С сарацинами биться — дело из первейших и благороднейших.

Они помолчали.

— Ну что? — спросил Иван. — В замок-то мы будем заезжать?

— Да ну его, — отмахнулся Фома, — Потом как-нибудь

Ланселот буркнул что-то и отвернулся.

— Как хотите, — сказал Иван, и они поехали дальше. Ехали они так, ехали и вскоре оказались подле высокой скалы, непонятно зачем торчащей посреди поля. Они хотели было уже проехать мимо, как вдруг Иван услыхал заунывное монотонное пение, доносившееся будто бы из самой толщи камня. Пение было довольно неприятным; Иван слегка поморщился и остановился.

— Любезные сэры, — сказал он. — Мне это кажете», или я вправду слышу какой-то вой?

— Не кажется, — отозвался Фома и тоже остановил своего коня. — Это Мерлин воет.

— Какой Мерлин? — удивился Иван. Фома усмехнулся.

— Один у нас Мерлин, — сказал он. — Один — а больше и не надобно…

— Тот самый? Знаменитый колдун?

Фома снова усмехнулся, Ланселот фыркнул.

— Вот уж колдуна нашел, — проворчал рыцарь. — Да еще знаменитого.

— Да, тот самый, — не обращая на Ланселота внимания, сказал Фома.

— А где же он? — недоуменно спросил Иван, оглядываясь по сторонам.

Ланселот опять презрительно фыркнул. Фома укоризненно на него посмотрел.

— Мерлин в скале, — объяснил он Ивану. — Замуровался.

— А зачем? — озадаченно спросил Иван. Фома пожал плечами.

— Все дело в традиции. Он, понимаешь ли, известен тем, что все предсказывает наперед… Вот и случилась с ним такая вещь: увидал он как-то симпатичную девицу, а известно, что седина в бороду — и так далее… Увидел он, значит, ее, обалдел, возжелал, стал ее преследовать, а по своей многолетней привычке предсказал, что добром все это не кончатся. Девица к нему нежных чувств не испытывала, он ей, натурально, надоел, она его и замуровала. А когда Мерлин попал сюда, то, конечно, мог бы без скалы обойтись, но получилась бы тогда маленькая неувязочка: будучи ослеплен страстью пылкой, он запамятовал заранее всех предупредить, что должен из-под камня этого освободиться. И вот пожалуйста: либо он признается, что стал склеротически забывчив, либо соглашается с тем, что не все может предсказать, либо ждет непонятно чего в тесном помещении Как видишь, сэр Иан, он выбрал последнее и торчит здесь, распевая песни, дурак дураком.

— Ну зачем же так, — укоризненно сказал Иван. — Все-таки верность своему слову… не слову, так имиджу…

— Чему-чему? — переспросил Фома.

— Образу. И потом, он все же известный колдун…

— Подумаешь! — встрял в разговор Ланселот. — Здесь таких колдунов, сэр Иан, пруд пруди. И они не в почете, кстати говоря.

— Все равно, — сказал Иван и подъехал к скале. — Эй, — крикнул он и постучал по гладкому камню, — есть здесь кто-нибудь?

Заунывное пение оборвалось. Послышались какие-то шорохи и стуки, но ответа не последовало.

— Эй, — повторил Иван и снова деликатно постучался. — Есть кто живой?

— Чего надо? — донесся раздраженный скрипучий голос. Иван смешался.

— Да так… — сказал он неловко. — Может, помочь чем-нибудь?

— Помочь — это можно, — согласился скрипучий голос. — И даже нужно!

— Да? — немного удивился Иван. — И чем же именно? Говори, дедушка, не стесняйся!

— Очень ты мне поможешь, если немедленно уберешься отсюда, негодный проходимец! — уже не заскрипел, а прямо заскрежетал злобно голос.

Иван растерянно посмотрел на Ланселота с Фомой. Оба ухмылялись.

Иван слегка рассердился.

— Послушай-ка, сэр Мерлин, — сказал он, как мог. вежливо. — Ты все-таки не распускай язык. С тобой говорят не оборванцы какие-нибудь, а славные рыцари…

— Да плевал я на вас на всех! — оборвал его голос. — Убирайтесь, пока целы!..

Иван рассердился всерьез. Он взялся за меч и посмотрел на Ланселота. Тот уже не ухмылялся.

— Эй, старый кретин! — сказал рыцарь громко. — Ты там совсем одичал, что ли? Это я, Ланселот Озерный, разговариваю с тобой, так что умерь свою плебейскую натуру и веди речь как подобает!

— Сам ты кретин! Пошел отсюда, да подальше! — ответил ставший донельзя противным голос. — Иван и Ланселот переглянулись.

— Похоже, он издевается, — сказал Иван негромко. Сейчас он чувствовал к колдуну живейшую неприязнь и совсем не прочь был бы его проучить.

— Согласен с тобой, рыцарь, — скрипнул зубами Ланселот и вытащил свой меч.

— Погодите-ка, — вмешался вдруг Фома. — Это не Мерлин.

— Как это — не Мерлин? — удивился Иван. — А кто же это тогда?

— А вот мы сейчас узнаем, — проговорил Ланселот, подъехал к скале, размахнулся в своем стиле и ударил что было мочи мечом по камню.

Клинок отскочил со звоном, выбив гроздь искр. Голос из-за камня издевательски захихикал.

— Ну что, прохвосты, взяли? Проваливайте отсюда, змеиное отродье, а то совсем плохо будет!..

— А подвинься-ка, добрый сэр Ланселот, — проговорил Иван, подъехал к скале, вытащил свой меч — клинок полыхнул мрачным огнем, — примерился и ударил по камню.

Раздался грохот: скала треснула и распалась пополам, засыпав рыцарей осколками и пылью. Послышался испуганный вопль.

— Ай да меч, — задумчиво произнес Фома. — Вот так меч.

Иван закашлялся, отряхнул с себя пыль и посмотрел на дело своих рук.

Скала развалилась, явив взору глубокую вонючую пещеру с наклонным гладким полом. У входа, привалившись к стене, сидел на корточках сморщенный карлик и ошалело таращился на рыцарей. Голова у него была огромная, лысая и зеленая.

— Это что, и есть ваш Мерлин? — спросил Иван, обращаясь к Фоме.

— Нет, — ответил тот, брезгливо разглядывая перепуганного карлика. — Это, пожалуй, будет карлик.

— Ага, — сказал Иван. — Ясно. А где тогда Мерлин?

— Вот это уже совсем неясно, — задумчиво проговорил Фома. — Похоже, зря его тут считают дураком…

Он был очень удивлен.

— Ты кто такой? — прорычал свирепо Ланселот. Большим осколком скалы ему крепко заехало по лбу, и поэтому он был очень зол. — Что ты тут делаешь, чародейский выкормыш?!

— Ай, не убивайте, храбрые рыцари! — заверещал карлик — Ай, обознался я…

— Говори, гаденыш! — заорал Ланселот и для пущей важности замахнулся мечом.

— Все, все скажу! Все как есть!.. — выл карлик, катаясь по полу.

— Рассказывай, — спокойно сказал Фома.

— Я тут, это, сторожу, — захлебываясь, заговорил карлик. — Чтобы, значит, никто сюда без спросу не попал… Мы чины маленькие, подневольные, что велели, то и делаем, пожалейте, гордые рыцари, не троньте горемыку, все, что хотите, для вас сделаю, в лепешку разобьюсь, а мной довольны будете…

— Подожди, — перебил его Фома. — Мерлин-то где?

— Там, — всхлипывая, карлик указал рукой в глубь пещеры, — там он, супостат, а меня, значит, здесь поставил, добрых людей отваживать… голодом морит, есть-пить не дает, пугает да угрожает все…

— А что он там делает, Мерлин-то? — озадаченно спросил Ланселот.

— А я почем знаю? — плаксиво проговорил карлик, размазывая грязнющим узловатым кулаком слезы по замызганной физиономии. — Меня туда вовсе и не пускают…

— Ну что, доблестные сэры? — осведомился Ланселот, слезая с коня. — Пойдем, что ли, посмотрим, чем там наш старый приятель занимается?

— Пойдем, — согласился Фома и тоже спешился. — Честно говоря, мне очень любопытно. Ай да достойный отшельник… И вообще меня начинают терзать смутные подозрения.

Иван молча соскочил с коня и привязал его к очень кстати подвернувшейся здесь смолистой невысокой сосенке. Он даже не стал задумываться о том, откуда здесь появилось дерево, которого буквально только что не было: эка невидаль! Здесь замки вместе с крепостными стенами проваливаются в небытие за полсекунды, а уж дерево — вообще мелочь…

Остальные тоже привязали коней к сосенке.

— Смотри у меня, — грозно сказал Ланселот, обращаясь к карлику. — Ежели с лошадьми что случится, то… — Он выразительно помахал здоровенным кулаком.

— Ничего не случится, — заторопился карлик. Он был очень предупредителен и послушен. — Не беспокойтесь ни о чем, добрые рыцари, идите себе спокойно и накостыляйте там ему, душегубцу проклятому…

— Залебезил, — проворчал Ланселот. — Тебе еще за твои разговорчики причитается…

— Да я ж не виноват, — снова заныл карлик. От Ланселота он держался на всякий случай подальше и старался не смотреть на него. — Это все он, Мерлин, меня заставлял…

— Хватит, — оборвал его Ланселот. — Ну что, пошли, Доблестные сэры?

— Подожди, — остановил его Иван. — Там, наверное, темно…

Он подошел к сосенке, срубил верхушку, поискал глазами, увидел какую-то тряпку, тоже очень кстати оказавшуюся здесь, и сделал факел.

— А нет ли у тебя случайно огнива, любезный сэр? — обратился он к Ланселоту.

Тот отрицательно покачал головой. Иван посмотрел на Фому.

— Некурящий, — развел руками Стихоплет.

Иван строго посмотрел на карлика. Тот съежился под его взглядом.

— Ну, чего еще, чего, — забормотал он. — Чего еще надобно от меня?..

— Огоньку.

— А, это можно, — оживился карлик. Он вытянул руку, зажмурил глаза, что-то громко хрустнуло, взвился дымок, и из его указательного пальца показался язычок пламени.

— Спасибо, — вежливо сказал Иван и подпалил факел.

Когда огонь разгорелся, он сказал: — Пошли, — и первым зашагал в глубь пещеры.

Ланселот и Фома последовали за ним.

Судя по всему, пещера была очень велика. Пол у нее оказался ровный, с заметным уклоном вниз. По стенам метались какие-то мрачные тени; невидимая в сумраке местная живность негромко попискивала, постанывала и похрюкивала. Неяркое колеблющееся пламя факела не позволяло рассмотреть потолок пещеры, однако, похоже, он находился где-то довольно высоко.

— Ай да Мерлин, — бормотал за спиной у Ивана Фома, — вот так устроился. А все-то думают, что привалило беднягу камнем тяжелым, страдает он, сердечный, через верность свою данному слову, жалеют его, бедолагу… а он лягушонка на входе посадил и его стенать заставил — еще небось и за бесплатно, это он любит… Ай да Мерлин…

— Стой, — скомандовал негромко Иван, и они остановились.

Пещера впереди заметно расширялась: забрезжило довольно ярким красновато-серым светом и послышались пока еще неразборчивые голоса и звуки музыкальных инструментов. Иван погасил факел.

Крадучись, они приблизились к границе освещенного пространства. Иван присвистнул, Фома охнул, Ланселот удивленно выругался сквозь зубы. Картина, открывшаяся их взору, была удивительной и живописной.

Пещера, по которой они шли, оказалась всего лишь коридором, ведущим в настоящее помещение, которое действительно было огромно. Перед рыцарями предстало обширное пространство, и на пещеру-то совсем не похожее, настолько оно было велико, особенно в высоту: потолок находился в сотне метров над ними, никак не меньше. Вдоль стен возвышались мощные колонны, пол был мраморным, в мраморном же бассейне неподалеку плескалась и журчала искрящаяся прозрачная вода.

Рядом с бассейном находились столы и скамьи. Столы были заставлены яствами и винами — как всегда в здешних местах, жратвы имелось вдоволь, — а на скамьях расположились очень разнообразные существа: обросшие болотной тиной кикиморы; сухонькие старикашки, все в каких-то сучках и задоринках; водянистые полупрозрачные тяжело дышащие личности неопределенного пола; довольно симпатичные девицы явно лесного происхождения, о чем свидетельствовали нежные веточки и листочки, росшие у них вместе с пышными волосами; уродливые горбуны и карлики; какие-то вовсе непонятные и неприятные на вид страшилища со множеством щупалец, зубищ и глазищ; анемичные клыкастые кавалеры и их дамы приятного вида, с красными глазами и изысканными манерами…

Во главе всего этого пандемониума восседал благообразный старик с длинной белой бородой. Одной рукой он держал большущий бокал с напитком кроваво-красного цвета, а другой обнимал неприлично хихикающую толстокосую девицу, ярко накрашенную и скудно одетую. Еще с пяток таких же девиц, радостно повизгивая, терлись рядышком, а за их спинами терзал различные музыкальные инструменты небольшой, но шумный оркестр, состоящий здоровенных лохматых обезьян.

Все одновременно говорили, ели, пили, пели, смеялись и обнимались: очевидно, гулянка была в самом разгаре. Иван полюбовался на веселье и повернулся к Фоме. Тот стоял, раскрыв рот. Ланселот мрачно усмехался.

— Интересно, что бы все это значило? — задумчиво произнес Иван. — Келья аскета?

— Ничего себе, — только и смог сказать Фома. — Замуровался, значит, Мерлин. Страдает от любви, честности и глупости. Плоть умерщвляет…

Ланселот с чувством сплюнул.

— Ничего другого от нашего предсказателя я и не ожидал, — презрительно сказал он. — Прохвост, тунеядец и алкоголик. Паразит на теле. славного рыцарства. Иногда я готов согласиться с Артуром: неладно в нашем королевстве, ой неладно…

— Я думаю, что дело обстоит еще хуже, чем ты мог бы представить, — мрачно произнес Фома.

Иван посмотрел еще немного на пьянку Мерлина со товарищи, хмыкнул и предложил:

— Пошли, что ли, отсюда? Нагляделись, хватит…

— Пошли, — угрюмо кивнул Фома, но Ланселот неожиданно возразил:

— Нет, подождите: я хочу в глаза его бесстыжие посмотреть!

Прежде чем кто-нибудь успел его остановить, он вышел вперед, оказавшись освещенным светом факелов, развешенных по стенам, и громко сказал:

— Эй, сэр Мерлин! Приятного тебе аппетита!..

За столом изумленно замолчали. Все посмотрели на Мерлина, а он пригляделся повнимательнее, нахмурился, но тут же заулыбался и, ничуть не смутившись, заорал:

— Ба! Кого я вижу!.. Сам сэр Ланселот пожаловал! Позвольте представить, любезные гости, вам доблестного сэра Ланселота собственной персоной!.. Перед вами славнейший и храбрейший рыцарь, могучий воин и куртуазный кавалер!.. Присаживайтесь, добрый сэр, прошу вас к нашему столику!

От такого приема Ланселот даже слегка опешил. Он растерянно оглянулся на Ивана и Фому, потом сделал пару неуверенных шагов в сторону пирующих.

— Опомнись, сэр Ланселот, — негромко произнес Фома, — куда ты идешь?

— Давай, рыцарь, не стесняйся! — орал Мерлин, приветственно размахивая своим кубком, из которого на пол и на трапезничающих щедро проливалась хмельная влага. — Дамы, встречайте Ланселота и учтите: он прославлен как несравненный любовник! Сама королева Джиневера не устояла перед ним!..

Дамы радостно завизжали, повскакав со своих мест. Руки, щупальца, когти сладострастно потянулись к опешившему от такого сердечного приема Ланселоту. Рыцарь отшатнулся.

— Тьфу на вас! — заорал он и замахнулся. Разнообразные дамы отпрянули в стороны, обиженно шипя и попискивая.

— Ну, зачем же так, — укоризненно произнес Мерлин, отхлебнув из своей чарки. — Не желаешь пока даму — и не надо. Сам понимаю: сначала надо выпить хорошенько, закусить получше, а потом можно и…

Он игриво ущипнул свою подружку. Та подскочила на месте от неожиданности: телеса ее затряслись.

— Я столько не выпью, — заявил Ланселот, брезгливо озираясь.

— В каком смысле? — не понял его Мерлин.

— Да в прямом.

Мерлин пожал плечами.

— Не хочешь пить — твое дело… хотя зря. Обижаешь ведь.

— А хоть бы и так! — с вызовом произнес Ланселот.

— Неправильно говоришь ты, сэр рыцарь, — с легким осуждением сказал Мерлин. — Не топчись понапрасну у входа, как безродный какой-нибудь, присаживайся к столу, На почетное место… и друзей приглашай. Кто там с тобою?.. а, сэр Фома, кажется? Так ведь? Вижу, вижу…

— И я тоже, — громко сказал Фома, выступая вперед. Тоже тебя очень хорошо вижу. А почему это так получается, ты мне не подскажешь?

— Что получается?

— Да вот все это. — Фома широким жестом руки обвел зал. — Элементы красивой жизни, так сказать. Ты вроде как под скалою замурован, а, Мерлин? Поправь меня, пожалуйста, если я ошибаюсь…

Мерлин хихикнул.

— Не ошибаешься, сэр Стихоплет, — сказал он, жмурясь и тиская свою толстомясую пассию. — Все правильно — под скалой мой дом родной. А вот уже обустраивается в своем доме каждый так, как только хочет… и может. Вот мне, к примеру, захотелось именно так…

— Весело и с музыкой?.. — язвительно спросил Стихоплет.

Мерлин с одобрением оглянулся на музыкантов.

— А что? — сказал он. — Это же все-таки сами Лос Монос!

Фома осуждающе покачал головой.

— Ох, Мерлин, Мерлин, — сказал он. — Какой чудовищный обман… Зачем? И что ты только делаешь здесь, в этой жуткой компании? Неужели это те, с кем ты всегда хотел быть рядом?

— А почему нет? — пожал плечами Мерлин, отхлебывая из кубка. — Что в этом плохого? Да, я пью, развлекаюсь, да, я завел себе разнообразный гарем. Ну и что с того? Я вполне доволен: мне сытно, весело, мне очень хорошо и комфортно, любые мои желания исполняются еще до того, как я их придумаю. Я расслабляюсь и ни о чем не забочусь… По-моему, это просто здорово!

— А тебе не скучно?

— Скучно?.. Не понимаю! Почему мне должно быть скучно среди всего этого великолепия? Ха! Ты просто завидуешь мне, дорогой сэр Стихоплет!.. Ежечасно, ежеминутно удовлетворять любые свои желания, не думая ни о чем, — разве это может быть скучно?.. И что самое главное — так будет продолжаться всегда, слышишь, сэр Фома, всегда! Это ли не самое лучшее, что может случиться?..

— Н-да, — задумчиво произнес Фома. — Изменился ты, сэр Мерлин, сильно изменился…

— Да ничего подобного! — захохотал Мерлин. — Просто раньше не было возможности нормально существовать… Надоел ты мне, сэр Фома! Садись, пей и не задавай дурацких вопросов… А это кто еще там с вами? Не признаю я… Кто ты есть таков, любезный сэр рыцарь?

Иван поколебался, но потом шагнул вперед.

— Меня зовут сэр Иан, — громко сказал он. Мерлин поперхнулся и уронил чашу на пол.

— Как ты сказал, храбрый рыцарь? — спертым голосом переспросил он.

— Сэр Иан, — удивленно повторил Иван. Болтовня за столом незаметно стихла. Только оркестр продолжал что-то тихонько наигрывать.

Иван ощутил внезапно Смутное беспокойство.

— Из каких же краев ты к нам попал, добрый сэр рыцарь? — спросил Мерлин. Голос у него теперь стал очень ласковый.

— Издалека, — осторожно сказал Иван. Происходящее перестало ему нравиться совершенно.

— Ах издалека? — еще ласковее повторил Мерлин. Он снял руку с плеч толстухи и слегка отпихнул ее. Потом зачем-то оглянулся. — Издалека, говоришь?.. — повторил он.

— Ну да, — подтвердил Иван, незаметно оглядывая пиршественный зал. Пока никто не делал ничего угрожающего, но повышенное внимание к своей персоне Иван ощущал — явственно. — А что тебе не нравится в этом обстоятельстве, сэр Мерлин?

— Нет-нет, все в порядке, — лучезарно улыбаясь, сказал Мерлин. — Это даже хорошо, что издалека… Присаживайся к столу, дорогой сэр, отведай нашего угощения!

— Спасибо, — сказал Иван, — но я вынужден отклонить ваше приглашение. Мы тут с сэрами посовещались и решили, что ужасно спешим.

— Да куда же вы спешите, любезные мои сэры? — спросил Мерлин. Голос у него теперь был вообще уже просто слаще меда.

— Да вот, отозваны мы. На обед. Так сказать, в гости. Извини, сэр Мерлин, у тебя мы попируем как-нибудь в другой раз, — слегка поклонился Иван и показал Фоме глазами — пошли, мол, побыстрее. Фома чуть заметно кивнул в ответ и тронул Ланселота за руку.

— Нет уж, дорогие сэры, — произнес Мерлин, и зловещий огонек блеснул в его глазах. — Вы, конечно, извините, но вынужден настаивать на том, чтобы вы все же остались у мен» в гостях. Не знаю, куда вы едете, но путь туда лежит наверняка неблизкий и трудный, преисполненный лишений и опасностей, уж поверьте мне… Так что передохните, откушайте, потом уже отправляйтесь в свою дальнюю дорогу. Впрочем, — добавил он, заметив отрицательный жест Фомы, — если такая спешка, то хотя бы ты, дорогой сэр Иан, оставайся: расскажешь нам про заморское житье-бытье… а остальные, так и быть, могут ехать, куда им заблагорассудится…

— С чего это вдруг? — спросил Фома довольно спокойно. — С каких это пор ты, Мерлин, взял себе за правило право делить гостей по категориям — эти, мол, годны, эти — нет? В чем дело, объясни!

Мерлин отвернулся, сделал кому-то непонятный знак а потом сказал, обращаясь к Фоме:

— Лучше поезжай, дорогой мой сэр Фома… и ты, доблестный сэр Ланселот. А впрочем, если так уж хотите, то оставайтесь. Места здесь хватит на всех.

— Я думаю, что лучше мы все уйдем отсюда, — громко сказал Ланселот, берясь за рукоять своего меча. — Мне не нравятся твои подмигивания неизвестно кому и хитрые твои речи мне тоже не по вкусу. Пожалуй, прав сэр Фома: здесь слишком дурно пахнет для таких благородных особ, как мы!

— Ну, раз так, — зловеще проговорил Мерлин, — то вы вынуждены будете остаться здесь не по своей воле… Хватайте их! — внезапно завизжал он. — Хватайте этого Иана!

Все столовавшиеся страшилища повскакивали со своих мест с дикими воплями и бросились разом на рыцарей. Они визжали, кричали, хрипели, скалили разнокалиберные клыки, они протягивали свои руки, щупальца и прочие конечности, желая сию секунду ухватить, уязвить, удавить и изорвать в клочья.

— Вот это дело по мне! — захохотал Ланселот, выволок из ножен свой гигантский меч и шагнул вперед. — А ну подходи, гадюки подземельные!..

Иван быстро выхватил свой клинок: безоружный Фома был вынужден стать в сторонке.

При виде Ланселотова меча орава страшилищ на секунду замерла, но потом, завывая пуще прежнего, всем скопом навалилась на сэра Озерного. Ланселот захохотал, как сумасшедший, и стал размахивать клинком. Махнул раз — на пол посыпались конечности, махнул другой — попадали головы. Кикиморы с карликами отпрянули.

— Что, взяли?! — издевательски хохотал Ланселот, вращая мечом. — Кому мало — подходи, не задерживайся!..

Иван тревожно огляделся. Что-то в этой атаке ему не понравилось. Без огонька нападали твари, без особого настроя…

Он быстро глянул на Мерлина. Тот ничуть не был обескуражен временной неудачей своих приспешников. Казалось, он чего-то ждал.

Иван поспешно обернулся, и очень вовремя. Сзади к Рыцарям приближалась, неслышно перебирая многочисленными мощными лапами, приземистая зверюга, похожая на помесь хамелеона и пираньи размером с легковой автомобиль. Пасть у монстра была разинута: виднелось множество острейших зубов и подрагивающий, свитый, как канатная бухта, пупырчатый багровый язык.

— Берегись!.. — крикнул Иван, занося меч, но опоздал на мгновение: мерзкий язык взвился в воздух и схватил стоящего ближе всего к хамелеону Фому, с хлюпаньем обмотавшись вокруг него.

Зверь потянул Стихоплета к себе в пасть, однако на этот раз Иван успел. Первым ударом меча он перерубил хамелеонов язык — Фома со сдавленным криком упал и покатился по полу, — а когда монстр, пронзительно зашипев, стремительно бросился на него, то Иван успел отскочить и в падении с неудобной руки рассек чудовище наискось пополам.

Чудесный клинок, как всегда, сработал выше всяких похвал: голова страшилища, продолжая угрожающе вращать огромными глазами, со стуком упала на пол, а остатки монстра, споро перебирая лапами, пробежали еще несколько шагов, прежде чем наткнулись на обеденный стол, с грохотом повалились сами и заодно повалили все вокруг: полетела в разные стороны посуда, накренился стол, с визгом бросились врассыпную Мерлиновы гости. Вопли безумной ярости сотрясли своды пещеры.

Виктория была полной, однако Иван понимал, что задерживаться не стоило. В гостях хорошо, а не в гостях- еще лучше.

— Отступаем!.. — скомандовал он, подхватил под руку все еще валявшегося на полу потерявшего ориентацию в пространстве Фому и стремительно — то есть как мог стремительно — помчался к выходу. Ему не хотелось ждать еще кого-нибудь из решивших заглянуть к Мерлину на огонек.

Ланселот, как и подобает хорошему солдату, дважды команды дожидаться не стал, все прекрасно уяснив с первого раза. Он подхватил Фому под другую руку, и все втроем они стали поспешно уносить ноги.

— Вот тебе и Мерлин, — ворчал на ходу Ланселот, — вот тебе и друг королевского двора и всех рыцарей… Белены гаденыш этот объелся, что ли?..

— За ними, быстро! Схватите этого Иана и отберите У него меч, ублюдки!..

Иван на бегу обернулся.

Мерлин вскочил на покосившийся стол и теперь оря и топая ногами, напрягая жилы на шее и сжимая в злобе кулаки. Щеки его покраснели, борода встопорщилась, брызгали слюны летели во все стороны: Мерлин напрочь потерял лицо и оскорблял окружающих своим поведением.

— Хватайте же их! — визжал он, дергая себя за бороду. — Хватайте, бездельники!.. Зовите Моргану, зовите змей!..

Иван прибавил ходу. Змей он не любил.

— Где гномы?! — верещал Мерлин. — Кто охраняет вход?! Всех задушу, утоплю, испепелю, за…

Что-то с большим шумом обрушилось, и Мерлиновы вопли на секунду смолкли. Иван еще раз обернулся и увидел торчащие из-под совсем перевернувшегося обеденного стола чьи-то отчаянно брыкающиеся ноги в синих фильдеперсовых чулках. Недавние бражники наперебой старались вытащить из завала придавленного владельца, который после паузы стал орать как безумный. Наверное, это был Мерлин.

Но вот вдали завиднелся выход из пещеры. Ланселот, Иван и Фома, который теперь бежал самостоятельно, развивая довольно приличную скорость, поспешно выбрались наружу. Карлика нигде не было видно — похоже, Мерлин плохо подбирал кадры привратников, — зато кони, к вящему облегчению рыцарей, оказались на месте.

Лошади Ланселота и Фомы бурно волновались, а конь Ивана, как всегда, сохранял полное, слегка презрительное спокойствие.

— По коням! — зычно отдал приказ Иван, быстро отвязал своего жеребца и вскочил в седло. То же самое сделали и остальные.

Иван на мгновение замер, прислушиваясь. Из покинутой ими пещеры доносились нехорошие звуки: там что-то Дышало, тяжело ворочалось, лезло наружу, гоня перед собой волну горячего смрадного воздуха. Земля под ногами стала ритмично подрагивать.

— Вперед!.. — Иван прочно усвоил роль немногословного мудрого командира.

Они понеслись галопом прочь от убежища коварного колдуна. Иногда Иван тревожно оглядывался, но пока никакой погони не замечал, хотя и понимал, что она все равЗ но рано или поздно будет послана.

Постепенно кони умерили бег. Иван посмотрел на своих спутников, Ланселот продолжал пребывать в состоянии легкого удивления: он то и дело дергал себя за усы, округлял глаза и тихонько покачивал головой, как бы приговаривая про себя:

«Ну и ну!..»

Фома был мрачен.

— Любезный сэр Фома, — обратился к нему Иван. — Может статься, ты прольешь свет на произошедшие в обиталище вашего колдуна-перерожденца странные события?

Фома некоторое время продолжал угрюмо молчать, потом посмотрел на Ивана и со вздохом сказал:

— Нехорошо вышло, сэр Иан, оченв нехорошо…

— Куда уж хуже, — согласился Иван. — Тебя же чуть не съели.

— Не в этом дело…

— А в чем? Расскажи поподробнее. Мне кажется, у тебя есть свое особое мнение по этому поводу.

Фома опять помолчал, потом все же заговорил снова.

— Понимаешь ли, сэр Иан, — сказал он с явной неохотой, — Мерлин поступил нехорошо и невежливо, а главное, очень неожиданно. Все здесь привыкли считать его болтливым шарлатаном, несколько нервным, недалеким, но вполне добродушным и безобидным. Он мог надоедать, он мог вызывать раздражение; иногда его хотелось послать подальше, но все-таки Мерлина не только терпели, но даже кое-кто и любил. Он считался милым стариком со своими странностями, у кого их нет, но — не более того. И вдруг — такие чудеса!..

Фома опять вздохнул и сокрушенно покачал головой.

— Дело даже не в том, — продолжал он, — что он всех обманул, устроив подпольный, то есть подземный, притон. Это может вызвать удивление и насмешку, пусть злую, но насмешку — и все; самое неприятное — то, как он это сделал, зачем он это сделал, и то удовольствие от сделанного, которое он испытывает… Мне кажется, что наш старый полудурок Мерлин слишком сильно изменился с не очень давних пор. Манера вести себя, разговоры, содержание его речей — да если бы мне кто-нибудь об этом рассказал, я бы просто не поверил!.. Обычные люди, а тем более обычные колдуны так просто не меняются…

Фома умолк, горестно покачав головой. Иван терпеливо ждал продолжения: Мерлина он раньше не видал и не совсем понимал, что именно в поведении вздорного старика могла так поразить Стихоплета. Ну, пьет человек, ну, бабья понавел — что с того?..

— Все это было бы полбеды, — снова заговорил Фома, — я мог бы посчитать, что просто ошибся, что мне показалось, но его реакция на твое, сэр Иан, появление открыла мне глаза…

Иван насторожился.

— Какая такая реакция?

Фома посмотрел на него и тяжело вздохнул.

— Он был заранее предупрежден о твоем появлении. Понимаешь, он знал о том, что ты объявишься в наших краях, только вот не у него в гостях — иначе он подготовился бы получше. А это означает, во-первых, то, что он не только пьянствует в своем вертепе, но и выходит на поверхность — инкогнито, разумеется, иначе разговоры об этом разнеслись бы повсюду, — с кем-то общается и вообще что-то затевает…

— Ну и что? — пожал плечами Иван. — Подумаешь — вылез пару раз наружу, воздухом подышал…

— Ты не понимаешь, — терпеливо сказал Фома. — Никто не может здесь знать заранее, когда и кто именно тут может появиться — во всяком случае, никто ранга самого Мерлина или тех, с кем он мог бы теоретически общаться. По всему выходит, что задействованы серьезные посторонние силы, которым здесь быть не положено… и которые могут наворотить черт знает что, и от этого королевству никакой пользы явно не будет…

Фома опять умолк. Иван рассердился.

— Что ты все загадками говоришь, сэр Фома? — раздраженно сказал он. — Ты факты давай!

Назад: Часть вторая О ПИТЕЙНЫХ ЗАВЕДЕНИЯХ, МОДНЫХ ФИГУРАХ И О МАЛОЗАМЕТНОМ НИЗКОЛЕТЯЩЕМ БЕГЕМОТЕ

Дальше: Эпилог