~ ~ ~
Ты не должен делать машин по образу и подобию разума человеческого.
Главная заповедь Джихада Слуг, записанная в Оранжевой Католической Библии
— Страдание — учитель мужей.
Пожилые актеры стоявшего на сцене хора старательно и в унисон произносили бессмертные слова. Актеры были простыми жителями деревень, окружающих Замок Каладана, но они тщательно отрепетировали ежегодное представление Дома. Костюмы, хотя и не были вполне аутентичны, отличались тем не менее живописностью. Декорации — фасад дворца Агамемнона и вымощенная плитами площадь — были выполнены с реализмом, замешенным на энтузиазме и просмотре старых фильмов о Древней Греции.
Длинная пьеса Эсхила шла уже довольно продолжительное время, в зале было жарко и довольно душно. Сцена освещалась шарообразными плавающими светильниками, но на сцене стояли жаровни, а в стены были воткнуты факелы, которые курились древними ароматами.
Хотя на сцене было шумно, храп, издаваемый старым герцогом, грозил нарушить впечатление от трагедии.
— Отец, проснись, — прошептал Лето Атрейдес, ткнув герцога Пауля в бок. — Пьесу не сыграли еще и до половины.
Пауль заворочался в своей ложе, потягиваясь и стряхивая воображаемые крошки с широкой груди. Пляшущий огонь факелов отбрасывал переменчивый свет на покрытое глубокими морщинами узкое лицо и окладистую, обильно тронутую сединой бороду герцога. Он был одет в черную униформу Дома Атрейдесов. На левой стороне груди красовался герб: красный ястреб.
— Они только говорят и совсем не двигаются. — Он повернул голову в сторону сцены, где старики актеры и в самом деле практически не двигались. — К тому же мы видим это каждый год.
— Дело не в этом, Пауль, дорогой. Люди смотрят, — заговорила мать Лето, сидевшая по другую сторону от герцога. Смуглая леди Елена, одетая в парадное платье, всерьез воспринимала тяжеловесные строфы греческого хора.
— Прислушайтесь к контексту. Это история вашей семьи, а не моей.
Лето перевел взгляд с отца на мать, зная, что история Дома матери — Дома Ришезов полна таких же величественных взлетов и падений, как и история Дома Атрейдесов. Ришезы — могущественный род во времена «золотого века» — сильно обеднели в настоящую эпоху.
Дом Атрейдесов, по преданию, происходил от достославных сынов Атрея, живших на Древней Земле. У семьи старая история, славная, несмотря на многие трагические и бесчестные эпизоды. Герцоги неукоснительно придерживались традиции ежегодно устраивать представление трагедии Эсхила «Агамемнон», самого великого из сынов Атрея и полководца, взявшего Трою.
Своими иссиня-черными волосами и узким лицом Лето напоминал мать. От отца он унаследовал орлиный нос и ястребиный профиль. Юноша, одетый в неудобный роскошный наряд, смотрел пьесу, едва ли полностью осознавая историческую подоплеку событий. Автор писал свое сочинение в расчете на публику, которая понимает эзотерический смысл большинства намеков. Генерал Агамемнон был великим военачальником тех изобиловавших великими битвами доисторических времен, когда люди еще не изобрели мыслящих машин, поработивших человечество, задолго до Джихада Слуг, которые освободили род людской от электронного рабства.
Впервые за свои четырнадцать лет Лето осознал и почувствовал, что на его плечах лежит груз исторической ответственности; он ощутил свою причастность к этим персонажам, которые отражали звездную судьбу его предков. Когда он унаследует власть от отца, то тоже приобщится к истории Дома Атрейдесов. События пьесы — детство его рода. Глядя на сцену, Лето превращался в мужчину. Мальчик очень хорошо это понимал.
— Лучшая участь — та, которой не завидуют, — ритмично, нараспев произносили свою роль старики на сцене. — Предпочтительнее ограбить город, чем следовать чужим повелениям.
Перед тем как отплыть в Трою, Агамемнон принес в жертву свою дочь, чтобы заручиться попутным ветром и милостью богов. Его безумная жена Клитемнестра провела десять лет разлуки с ним, обдумывая план мести. И вот закончилась последняя битва. Цепь сигнальных огней на берегу возвестила грекам победу.
— Все действие происходит за сценой, — пробормотал Пауль, хотя он никогда не был ни прилежным читателем, ни тем более литературным критиком. Он предпочитал жить данным моментом, выжимая из реальной жизни драгоценный опыт. Всему на свете он предпочитал общество сына или солдат.
— Все просто стоят у рампы и ждут прибытия Агамемнона. Пока хор стариков продолжал монотонно жужжать, вперед вышла Клитемнестра, готовая произнести свой монолог. Хор снова принялся за свои заунывные причитания. В это время, притворившись, что он только что сошел с корабля, на сцену вышел вестник, поцеловал землю и начал декламировать:
— Агамемнон, преславный царь! О, как заслужил ты наш восторг, наше радостное приветствие за то, что ты уничтожил Трою и Троянскую землю. Дома наших врагов в развалинах, нечем больше им умилостивить своих богов, ибо угодья их разорены и выжжены.
Войны и сражения — мысли о них заставляли Лето думать о молодости отца, когда он водил войска в битвы за императора. О тех временах, когда старый герцог подавил кровавый мятеж на Эказе вместе со своим другом Домиником, который получил после этого титул графа Дома Верниусов на Иксе. В задушевных разговорах с сыном герцог часто и с неподдельной любовью вспоминал те славные времена.
Пауль, не считая нужным скрывать скуку, потянулся и откровенно зевнул в темноте ложи. Леди Елена бросила на мужа негодующий взгляд, потом повернулась к сцене, не забыв безмятежно улыбнуться на случай, если бы кто-то в этот момент посмотрел на герцогскую ложу. Лето украдкой сочувственно улыбнулся отцу, а тот подмигнул сыну. Герцог и его жена играли каждый свою роль и получали от этого явное удовольствие.
На сцене наконец начали происходить какие-то события: прибыл победоносный Агамемнон в колеснице в сопровождении своей взятой на войне наложницы — безумной девицы-предсказательницы Кассандры. Клитемнестра же, замыслив месть ненавистному мужу, источала притворные чувства, говоря о преданности и любви.
Старый Пауль собрался расстегнуть верхнюю пуговицу тесного ворота мундира, но Елена, уловив это желание, взяла мужа за руку, не переставая при этом ласково улыбаться.
Видя этот ритуал, вошедший в привычку родителей. Лето мысленно улыбнулся. Мать постоянно препиралась с отцом, пытаясь приучить его к соблюдению того, что она называла «внешними приличиями». Однако старый герцог предпочитал более неформальный стиль поведения. В семье роли родителей тоже были строго поделены: отец учил сына править государством и властвовать, леди Елена же больше занималась протоколом и религиозными нормами.
Дочь Ришезов, леди Елена Атрейдес, была рождена в Великом Доме, который утратил большую часть могущества и престижа, не выдержав тягот экономической конкуренции и перипетий политических интриг. После отстранения от правления Арракисом семья Елены сумела сохранить лицо, выдав Елену, старшую дочь, за потомка Атрейдесов. Ее сестры вышли замуж за представителей других Великих Домов.
Несмотря на различия характеров, Пауль, как он сам неоднократно признавался Лето, любил жену в первые годы брака, но потом отношения их охладели, у Пауля появились любовницы и внебрачные дети, хотя единственным официальным наследником оставался, безусловно, Лето. Шли десятилетия, вражда между супругами нарастала, теперь их брак был чисто политическим.
— В первую очередь, сынок, я женился по политическим соображениям, — сказал как-то герцог, — и никогда не желал поступить иначе. В нашем положении брак — это инструмент. Не пытайся внести в женитьбу любовь, этим ты только все испортишь.
Иногда Лето задавал себе вопрос: а любила ли сама Елена своего мужа или она была влюблена только в его титул и положение? В последнее время она приняла на себя обязанности августейшей няни, следя за тем, чтобы Пауль выглядел прилично и презентабельно. Небрежение герцога к внешним приличиям могло пагубно отразиться и на ее собственной репутации.
Тем временем на сцене Клитемнестра расстилала перед мужем красный ковер, чтобы он вошел во дворец не по земле, а по ковру. Ни о чем не подозревающий Агамемнон вошел, но Кассандра, пораженная ужасом, отказалась переступить порог дворца. Она предсказала свою смерть и убийство Агамемнона, но, конечно, прорицательницу никто не стал слушать.
Пользуясь тщательно сохраняемыми политическими каналами, мать Лето поддерживала необходимые контакты с другими могущественными Домами, в то время как герцог Пауль налаживал отношения с простыми жителями Каладана. Герцоги Атрейдесы вели за собой подданных, служа им и получая прибыль только от своих честных экономических предприятий, не присваивая себе чужого. Атрейдесы были богатым семейством, но без излишеств и не за счет своих граждан.
Пьеса тем временем шла своим чередом. Прибывший с поля брани победоносный военачальник отправился в баню, где его изменница жена, закутывая его в красное одеяние, нанесла ему и его ясновидящей любовнице смертельные удары кинжалом.
— Мои боги! Смертельный удар свалил меня! — прозвучал жалобный голос Агамемнона из-за сцены.
Ухмыльнувшись, Пауль наклонился к сыну.
— Мне случалось убивать многих людей на поле брани, но я ни разу не слышал, чтобы кто-то из них произнес что-нибудь подобное, — сказал он.
Елена шикнула на мужа.
— Боги, защитите меня! Еще один удар! Я умираю! — снова раздался из-за сцены голос Агамемнона.
Публика была поглощена зрелищем, а Лето постарался разобраться, как он сам относится к положению, описанному Эсхилом, какое отношение имеет трагедия к его собственной жизни. В конце концов, ведь эта пьеса — его личное наследие, наследие его семьи.
Клитемнестра призналась в убийстве, оправдываясь тем, что отомстила Агамемнону за злодейское убийство дочери, за распутство в походе и за то, что он, преступая все законы, привез в ее дом наложницу, взятую им на войне.
— Славный царь, — жалобно застонал хор, — наша скорбь безгранична, наши слезы не высыхают. Паук завлек тебя в свою смертоносную колдовскую сеть.
У Лето сжалось сердце. В отдаленном прошлом Дом Атрейдесов совершил страшные злодеяния. Но теперь семья изменилась в лучшую сторону, возможно, не в последнюю очередь под влиянием призраков истории. Старый герцог был уважаемым человеком, которого почитали члены Совета Земель и любил народ Каладана. Лето надеялся, что и он сможет быть таким, когда настанет его черед править Домом Атрейдесов.
Отзвучали последние строки трагедии, актеры пересекли сцену и подошли к рядам кресел, кланяясь политической и экономической элите города, аристократам, одетым, как подобает людям высокого звания.
— Я рад, что это наконец кончилось, — вздохнув, произнес Пауль, когда в зале зажглись основные светильники.
Старый герцог встал, поцеловал жене руку и сказал:
— Ты можешь идти, дорогая, мне надо кое-что сказать Лето. Жди нас в приемном зале.
Елена взглянула на сына и спустилась в коридор древнего театра, выстроенного на древний манер, из камня и дерева. По ее взгляду было видно, что она заранее знала, что скажет Пауль, но склонилась перед древним обычаем: пока мужчины говорят о «важных делах», женщины занимаются своими пустяками в другом месте.
Купцы, важные бизнесмены и другие уважаемые деятели заполнили коридоры, потягивая каладанское вино и похрустывая закуской.
— Вот так, мальчик, — сказал Пауль, выходя в боковой коридор. Они прошли мимо двух отсалютовавших гвардейцев. На лифте отец и сын поднялись на четвертый уровень и вошли в отделанную золотом уборную. В воздухе плавали сделанные из балутского хрусталя светильники, излучавшие теплый оранжевый цвет. Когда-то эти апартаменты служили жильем одного из прославленных каладанских актеров, но теперь были предназначены исключительно для Атрейдесов и использовались ими и их советниками для решения самых секретных вопросов.
«Интересно, зачем отец привел меня сюда?» — подумал Лето.
Закрыв дверь, Пауль сел в черно-зеленое подвесное кресло, жестом предложив сыну сесть в такое же кресло напротив. Лето сел и поднял кресло повыше, чтобы его глаза были на одном уровне с глазами отца. Мальчик поступал так только наедине с отцом, не смея делать этого даже в присутствии матери, которая могла бы счесть такое поведение непристойным и неуважительным по отношению к отцу. В противоположность этому, сам герцог считал, что такая раскованность и некоторое высокомерие повторяют его самого в ранней юности.
— Ты уже почти взрослый, Лето, — начал Пауль, извлекая из ручки кресла украшенную орнаментом трубку. Герцог не стал тратить времени на пустую болтовню. — Ты должен уже знать кое-что, кроме заднего двора нашего замка. Итак, я посылаю тебя учиться на Икс.
Он пытливо посмотрел на черноволосого юношу, так похожего на мать, хотя кожа его носила более светлый, оливковый оттенок. У мальчика узкое лицо с угловатыми резкими чертами и глубоко посаженными серыми глазами.
Икс! У Лето участился пульс. Планета машин. Странный и чуждый мир. В Империи каждый знает, что это планета невиданных технологий и чудесных изобретений, но на Иксе редко бывают чужестранцы. Лето был немного растерян, было такое ощущение, что он попал в шторм на утлом суденышке. Отец любил преподносить сюрпризы, приучая Лето реагировать на быстрое изменение обстановки.
Иксианцы держали под покровом секретности свою промышленную деятельность. Они славились своим умением прикрывать видимостью законности производство приспособлений, нарушающее запреты, наложенные Джихадом Слуг на изготовление думающих машин. Но почему тогда отец посылает меня учиться именно туда и как ему удалось это устроить? И почему никто не спросил моего согласия?
Рядом с Лето из пола вырос столик, на котором стоял стакан с соком цидрита. Вкусы молодого наследника были хорошо известны, так же как и то, что старый герцог первым делом потянется к трубке. Лето отхлебнул сок, скривил губы.
— Ты будешь учиться там год, — сказал Пауль, — согласно традиции союзных Великих Домов. Жизнь на Иксе покажется тебе большим контрастом по сравнению с нашей буколической планетой. Тебе предстоит многому научиться.
Старый герцог задумчиво посмотрел на трубку, вырезанную из элакканского дерева джакаранды. Коричневый орнамент тускло отблескивал в оранжевом свете ламп.
— Вы там были, сэр, — понимающе улыбнувшись, спросил Лето, — чтобы повидаться со своим другом Домиником Верниусом, не так ли?
Пауль нажал на зажигательное устройство, вмонтированное в трубку. Табак начал тлеть. Собственно говоря, это был не табак, а золотистая морская водоросль, богатая никотином. Пауль глубоко затянулся и не спеша выдохнул облако дыма.
— Не только, причин было несколько. Иксианцы — изолированное общество, они не доверяют иностранцам. Поэтому тебе придется пройти множество досмотров, допросов и сканирований. Они понимают, что малейшее ослабление бдительности может оказаться для них фатальным. Великие и Малые Дома жаждут получить то, чем обладает Икс, чтобы использовать его достижения в своих целях.
— Например, Ришезы, — произнес Лето.
— Не говори этого твоей матери. Ришезы теперь — бледная тень того, чем они были до того, как Икс разорил их в ходе изнурительной экономической войны.
Он наклонился вперед и выпустил еще один клуб дыма.
— Иксианцы — мастера промышленного саботажа и торговли патентами. В наши дни Ришезы могут только делать дешевые копии, но не имеют права внедрить ни одного изобретения.
Лето задумался над этими комментариями, которые были для него новостью. Старый герцог выпустил облако дыма и надул щеки, отчего борода встала дыбом.
— Из уважения к твоей матери мы фильтровали информацию, которую ты получал. Дом Ришезов — это действительно трагические потери. Твой дед, граф Ильбан Ришез, имел многочисленную семью и с большим удовольствием проводил время со своими отпрысками, нежели занимался делами. В результате дети выросли совершенно избалованными, и все состояние некогда Великого Дома растаяло, как летний туман.
Лето кивнул, как обычно, внимательно прислушиваясь к словам отца. По он уже знал больше, чем мог вообразить Пауль. Он слушал записи и просматривал видеофильмы, которые его прокторы непреднамеренно оставляли в местах, доступных ребенку. Теперь он понял, что эта небрежность была частью тщательно разработанного плана. История семьи его матери должна была раскрыться перед глазами Лето, как цветок — лепесток за лепестком.
В связи с фамильным интересом к семье Ришезов Лето находил равно интригующим и непонятный мир Икса. Дом Верниусов, некогда бывший промышленным конкурентом Дома Ришезов, стал ныне мощной технологической державой. Королевская семья Икса была одной из богатейших в Империи, и именно туда поедет учиться Лето.
Слова отца вывели Лето из задумчивости.
— Твоим партнером по обучению станет принц Ромбур, наследник благородного титула Верниуса. Надеюсь, что вы поладите. Вы приблизительно одного возраста.
Принц Икса. Мысли Лето омрачились. Надо надеяться, что этот молодой человек окажется не таким испорченным, как большинство других отпрысков влиятельных семейств Совета Земель, Лучше бы это была принцесса с таким личиком, как у дочери банкира Гильдии, девочки, с которой он познакомился в прошлом году на балу, посвященном Зимнему Солнцестоянию.
— И как выглядит этот принц Ромбур? — спросил Лето.
Пауль рассмеялся, что служило признаком, что сейчас последует рассказ о романтических, равно как и не очень пристойных, историях.
— Ну откуда же я знаю? Я слишком давно был в гостях у Верниуса и его жены Шандо.
Он улыбнулся своим мыслям.
— Ах, Шандо… Когда-то она была императорской наложницей, но Доминик похитил ее прямо из-под носа старика Эльруда. — Он громко, неприлично рассмеялся. — Теперь у них сын, да и дочь. Ее зовут Кайлея.
Загадочно улыбаясь, старый герцог продолжал:
— Тебе многому придется научиться, мой мальчик. Через год вы оба приедете сюда, чтобы учиться и на Каладане. Ты и Ромбур поработаете на рисовых фермах в болотистой низине Южного континента, будете жить в хижинах и работать на полях. Ты совершишь подводное путешествие в камере Нелла и научишься нырять за коралловыми геммами. — Он улыбнулся и похлопал сына по плечу. — Есть вещи, которым не научишься по фильмам и в классе.
— Да, сэр.
Лето ощутил сладковато-йодный запах табака из водорослей. Он нахмурился, надеясь, что дым скрыл выражение его лица. Такое изменение образа жизни было ему не по нраву, но он уважал своего отца; на собственном опыте Лето познал, что отец никогда не бросает слов на ветер и его единственным искренним желанием было, чтобы сын пошел по его стопам. Старый герцог хотел, чтобы это желание непременно исполнилось.
Герцог откинулся на спинку кресла и принялся раскачиваться.
— Парень, я вижу, что ты не очень доволен тем, что тебе предстоит, но это будет прекрасная школа для тебя и сына Доминика. Здесь, на Каладане, вы поймете, как нам удается держать в повиновении наших подданных, добившись от них безусловной верности, почему мы можем доверять своим людям, чего не могут позволить себе иксианские правители.
Пауль посерьезнел. В его глазах не было больше насмешливого выражения.
— Сын мой, есть одна очень важная вещь, которую ты должен понять: на их индустриальной планете люди гораздо важнее любых машин.
Это была любимая поговорка отца; фраза отражала сущность старого герцога. Для него эта истина была так же важна, как дыхание.
— Именно поэтому наши солдаты сражаются так доблестно.
Пауль подался вперед, утонув в облаке дыма, которое только что выдохнул.
— Настанет день, мальчик, когда ты станешь герцогом, патриархом Дома Атрейдесов. Ты займешь подобающее тебе место в Совете Земель. Твой голос будет иметь такое же право, как голос любого правителя из Великого Дома. Это очень большая ответственность.
— Я справлюсь с ней.
— Я уверен в этом, Лето… но пока успокойся. Люди могут понять, что ты несчастлив, а если несчастлив герцог, то несчастливы и его подданные. Пусть все тяготы проходят сквозь тебя и над тобой; только тогда они не смогут причинить тебе вред. — Он предостерегающе поднял палец. — Больше радуйся.
Радость. Лето снова подумал о дочери банкира Гильдии. Представил себе полную округлость ее грудей и бедер, влажный чувственный рот, ее соблазнительный, зовущий, околдовывающий взгляд.
Наверно, он не так серьезен, как думает его отец…
Лето сделал еще один глоток цидритного сока, горьковатая прохлада ласково пощекотала горло.
— Сэр, при вашей проверенной лояльности, при известной всем верности Атрейдесов своим союзным обязательствам, почему иксианцы подвергают нас столь многочисленным проверкам? Неужели вы думаете, что Атрейдесы со всеми их чертами могут стать предателями? Можем ли мы стать такими, как… как Харконнены?
Старый герцог нахмурился.
— Было время, когда мы не очень отличались от них, но ты еще не готов слушать эти истории. Вспомни пьесу, которую мы только что смотрели. — Он поднял палец. — Обстоятельства и вещи меняются. Союзы образуются и разваливаются по малейшей прихоти.
— Но не наши союзы.
Пауль выдержал взгляд серых глаз сына, потом отвернулся и посмотрел в угол, где стояла дымовая завеса от его трубки.
Лето вздохнул. Он хотел знать так много и немедленно, и ему давали это знание, но слишком маленькими порциями, такими угощали гостей на вечерах, которые устраивала мать.
Было слышно, как за дверью ходили люди, убиравшие театр для следующего представления «Агамемнона». Актерам надо отдохнуть, переодеться и подготовиться к встрече с новой публикой.
Сидя здесь, в этой потайной комнате вместе с отцом, Лето с небывалой до сих пор остротой ощутил, что он уже мужчина. Может быть, в следующий раз он тоже закурит трубку и будет пить что-то покрепче, чем цидритный сок. Пауль смотрел на сына с нескрываемой гордостью.
Лето улыбнулся в ответ и попытался вообразить, каково это: быть герцогом Атрейдесом. Потом его охватило внезапно нахлынувшее чувство вины: ведь для того, чтобы он сам стал герцогом, должен умереть его отец; только тогда он наденет знак герцогского достоинства — кольцо Атрейдесов. Он не хотел этого и был очень рад, что впереди еще много времени. То было настолько далекое будущее, что о нем не стоило даже думать.
