Барон Владимир Харконнен не чуждался отвратительных поступков. Однако принуждение к этому соитию беспокоило его больше, нежели любая другая непристойная ситуация из всех, в какие он попадал в своей жизни. Это предложение окончательно выбило его из колеи.

И почему, в конце концов, эта проклятая Преподобная Мать ведет себя чопорно, как классная дама?

Охваченный смятением, он отослал прочь охрану и чиновников, удалив всех нежелательных свидетелей из родового гнезда Харконненов. Куда делся этот Раббан именно тогда, когда он мне больше всего нужен? Конечно, он на охоте! В отвратительном настроении он отправился в свои личные покои, как всегда, готовый ко всему. Желудок бунтовал.

Барон так нервничал, что лоб его покрылся обильной испариной и блестел от пота. Он прошел под изукрашенной причудливой резьбой аркой входа, откинул занавес. Возможно, если он выключит свет и притворится, что занят чем-то другим…

Когда барон вошел в спальню, то был несколько успокоен тем, что ведьма за время его отсутствия не разделась, не приняла соблазнительную позу на разостланной кровати, а просто сидела и ждала его возвращения, одетая в ту же черную накидку. Это была настоящая Сестра Бене Гессерит. Правда, губы ее кривились в презрительной улыбке.

Барону захотелось взять в руки кинжал и стереть с лица ведьмы эту надменную усмешку. Он глубоко вздохнул, уязвленный тем, что эта женщина может заставить его чувствовать себя совершенно беспомощным.

— Самое лучшее, что я могу вам предложить, это флакон моей спермы, — сказал он, стараясь выглядеть грубым и сильным. — Введите ее себе сами. Этого будет достаточно для ваших целей.

Он вздернул вверх подбородок.

— Вам, Бене Гессерит, придется принять мои условия.

— Это неприемлемо для нас, барон, — ответила Сестра выпрямив спину. — Вы знаете об этих ограничениях. Мы не тлейлаксы, чтобы выращивать своих отпрысков в чанах. Мы Сестры Бене Гессерит, должны рожать детей естественным путем, без искусственных средств; мы делаем это по причинам, которые вы, барон, не способны понять.

— Я многое способен понять, — прорычал барон.

— Но этого вы не поймете никогда.

Правда, он не ожидал, что его гамбит возымеет действие. Что ж, надо испробовать другой путь.

— Вам нужна кровь Харконненов, так что вы скажете о моем племяннике Глоссу Раббане? Или лучше о его отце, Абульурде? Поезжайте на Ланкевейль, и вы родите столько детей, сколько вам заблагорассудится. Вам не придется так стараться.

— Это тоже неприемлемо, — ответила на тираду барона Мохиам. Она смерила Владимира Харконнена презрительным взглядом из-под прищуренных век. Лицо ее было непроницаемым, немного отечным и неумолимым. — Я приехала сюда не для того, чтобы торговаться, барон. У меня есть четкий приказ. Я должна вернуться на Валлах IX с вашим ребенком в чреве.

— Но что, если…

Ведьма протестующе вскинула вверх руку.

— Я достаточно ясно рассказала вам, что произойдет в случае вашего отказа от сотрудничества с нами. Принимайте решение сами. Мы так или иначе заставим вас сделать то, что нужно нам.

Личные покои вдруг показались барону совершенно чужой комнатой. Это место стало даже угрожающим. Он развернул плечи, напряг мышцы. Он сильный, мускулистый человек с быстрыми рефлексами, и единственный выход — как следует поколотить эту женщину, чтобы заставить ее подчиниться. Но о Бене Гессерит ходили разные слухи. Говорили, что эти ведьмы знают секреты единоборства, и неизвестно, кто станет жертвой в их потасовке.

Она встала и неслышно прошлась по комнате, потом присела на край смятой неубранной постели барона.

— Если это послужит вам некоторым утешением, то могу сказать, что это действо доставит мне не больше удовольствия, чем вам.

Она посмотрела на красиво сложенного барона, его широкие плечи, развитые грудные мышцы, плоский живот. Лицо было надменным и высокомерным — лицо прирожденного аристократа. В иных обстоятельствах барон Харконнен мог бы стать вполне приемлемым любовником, подобно самцу-тренеру, с которым сестра Бене Гессерит Мохиам проходила премудрости полового общения с тех пор, как достигла детородного возраста.

Она уже родила восемь дочерей для Бене Гессерит, все эти девочки воспитывались вдали от матери на Валлахе или на других, удаленных планетах. Мохиам никогда не делала попыток проследить за развитием своих детей. Это было не в обычае Ордена Бене Гессерит. То же самое будет и с дочерью от барона Владимира Харконнена.

Подобно многим другим тренированным сестрам, Мохиам обладала способностями манипулировать самыми интимными функциями своего организма. Для того чтобы стать Преподобной Матерью, ей понадобилось изменить свой обмен веществ, всю биохимию своего тела, для чего потребовалось принимать яды, действующие на широкий спектр сознания. Смертельное средство претерпело превращение в организме Мохиам, в результате она прошла по всей линии своих кровных родственников, получив способность общаться со всеми своими предками-женщинами. Так Мохиам познакомилась с шумной толпой, населяющей Другую Память.

Она умела приготовить свое чрево, вызвать овуляцию в любой нужный момент и даже выбрать пол своего ребенка в момент встречи сперматозоида и яйцеклетки. Бене Гессерит хотел, чтобы она родила дочь от барона Харконнена, и Мохиам сделает это, чего бы ей ни стоило это предприятие.

Зная только некоторые из деталей селекционных планов Бене Гессерит, Мохиам не понимала, почему Ордену потребовалось именно такое сочетание генов, почему именно ее выбрали для рождения нужного ребенка и почему никакой другой Харконнен не мог стать отцом предполагаемого ребенка, соответствующего планам Бене Гессерит. Она просто выполняет свой долг. Для нее барон был инструментом, донором спермы, который должен сыграть свою роль в этой пьесе.

Мохиам задрала темную юбку и легла на кровать, приподняла голову и взглянула на Харконнена.

— Идите, барон, не будем терять времени. В конце концов, это такая мелочь.

Она скосила глаза на его пах.

Он вспыхнул от ярости, а она продолжала говорить тихим, спокойным голосом:

— Я обладаю способностью усилить наслаждение или убить его. Как бы то ни было, но для нас это все равно. — Она растянула в улыбке тонкие губы. — Подумайте о добытой без ведома императора пряности.

Ее голос стал жестким.

— С другой стороны, подумайте о том, что сделает старый Эльруд с Домом Харконненов, если узнает, что все это время вы водили его за нос.

Скорчив свирепую гримасу, барон расстегнул одежду и направился к кровати. Мохиам закрыла глаза и тихо пробормотала благословение Бене Гессерит, молитву, призванную успокоить ее дух и сосредоточить телесную активность на нужном изменении обмена веществ.

Барон не чувствовал никакого возбуждения. Его тошнило от происходящего. Он не мог вынести вида обнаженных прелестей Мохиам. Хорошо еще, что она просто задрала юбку, а не разделась догола. Впрочем, он тоже не стал раздеваться до конца. Преподобная Мать пальцами погладила член барона, вызвав эрекцию. Барон закрыл глаза и не открывал их, пока продолжался этот механический половой акт. Все это время он думал о завоеваниях, боли, власти… словом, о чем угодно, что могло бы отвлечь его ум от этого противоестественного сношения между мужчиной и женщиной.

Это была не любовь, конечно, нет, это был ритуальный акт двух тел для обмена генетическим материалом. Для них обоих это был даже не секс.

Но Мохиам получила то, что хотела.

К своему окну наблюдения, сквозь которое можно было смотреть только в одну сторону, Питер де Фриз подкрался молча, стараясь не шуметь и ничем не выдать своего присутствия. Ментат, он знал, как двигаться бесшумно, словно тень, как смотреть, а самому оставаться невидимым. Древний закон физики гласит, что одно только наблюдение уже изменяет параметры процесса. Но любой настоящий ментат знает, как отслеживать любые по масштабам процессы, оставаясь при этом невидимым, исключая влияние наблюдателя. Объект не должен знать, что за ним тщательно следят.

Через это отверстие де Фриз часто наблюдал за сексуальными эскападами барона. Иногда эти акты доставляли ему подлинное отвращение, иногда очаровывали, но очень редко половые извращения Харконнена подсказывали ментату новые идеи.

И вот сейчас, прильнув к своим смотровым окнам, Питер упивался мельчайшими деталями того, как барон Владимир Харконнен совокупляется с ведьмой Бене Гессерит. Он наблюдал за своим патроном с большим удовольствием, наслаждаясь явным дискомфортом барона. Никогда еще Питер де Фриз не видел Харконнена в таком замешательстве. О, как хотелось Питеру иметь здесь записывающую аппаратуру, чтобы потом наедине с собой вновь испытать полученное наслаждение.

В тот момент, когда ведьма выставила свои требования, ментат понял, каким будет исход дела. Барон был простой пешкой, загнанной в угол. У него не оставалось никакого выбора.

Даже обладая мощными способностями ментата, де Фриз не мог понять, чего хотят добиться Сестры с помощью барона или его отпрысков. Наверняка простой обмен генетическим материалом не потребовал бы такого эффектного решения.

Но сейчас Питер де Фриз просто наслаждался редким зрелищем.