Глава 7
Сьюздаль, Китеж, Майкрософт
Случается, что судьбу забегов на длинные дистанции решает огневая мощь оружия ближнего боя.
Сержант Милош Гусак
– Дядя, помоги мне вон ту коробочку сбить! – Курносый мальчишка, крепыш лет десяти, экспрессивно дергал меня за штанину и совал мне под нос свой игрушечный, хотя и довольно увесистый бумеранг.
– А сам что? Каши мало ел?
– Мне вон ту коробочку хочется, а не ту! – насупился мальчишка, указывая на одну из ветвей Волшебного Дерева, особенно густо засаженную всякими интересностями.
– Извини, герой, но я спешу.
– Это же быстро! А ты такой высокий и сильный! Ну пажа-а-алуйста, дядя!
– Ну ладно, ладно! Убедил! Только не ной!
Я прицелился и что было дури метнул бумеранг в цель. Представьте себе, со второй попытки мне удалось осчастливить мальца на ближайший час – в свалившейся коробочке оказалась новенькая киберстрекоза. Возвратившийся бумеранг едва не огрел меня по башке. И огрел бы, если б я не увернулся.
– Ура-а-а! – завизжал мальчишка и, даже не сказав мне «спасибо», умчался к своим исходящим черной завистью товарищам.
Пожалуй, такими темпами я посбивал бы и все остальные сюрпризы, но тут мой взгляд упал на часы.
До минуты «М» оставалось сорок секунд.
Очень скоро я вычленил из праздно слоняющейся толпы знакомые крутые бедра институтки.
Они, двое, стояли невдалеке от разноцветного Волшебного Дерева, излюбленного аттракциона всех несовершеннолетних жителей Анагравы. Я сразу узнал их – центаврианца и Лейлу.
В окружении десятков разновозрастных ребятишек, лупящих бумерангами – кто ввысь, а кто и во все остальные стороны света, – в надежде сбить себе какой-нибудь киндерсюрприз, на фоне их благообразных мамаш, папаш и электронных Мэри Поппинс, скучающих на лавочках поодаль, выглядела эта пара зловеще.
По крайней мере одного случайного взгляда, брошенного на них, хватало, чтобы определить: эти озабоченные, хмурые люди не имеют к резвящимся детям, к этой залитой солнцем площадке, к конфетти и попкорну, к киберстрекозам и киберчервячкам никакого отношения.
Лица у них были такие, словно оба дожидались, когда же наконец все вокруг сгорит в липком пламени термоядерного фугаса.
Лейла была, как всегда, при черной вуали, на профессиональной высоты каблуках и с вызывающим декольте. А вот центаврианец, напротив, оделся нарочито строго. На нем мешком висел сталистого цвета костюм с высоким воротником и широкими рукавами. Его ноги, несмотря на жару, были обуты в высокие черные полусапожки государственного служащего. Костюм был застегнут на все пуговицы. А в руке центаврианец сжимал… тот самый мелодичный контейнер.
Залетный бумеранг с гулом стукнулся о стенку контейнера.
Какой-то мальчонка лет тринадцати полез извиняться.
Лейла непедагогично зашипела в его адрес. Центаврианец скривился и пригрозил озорнику пальцем, приговаривая какие-то гадости.
«Контейнер при нем! Значит, не ошибся! Не ошибся!» – твердил я, не сводя глаз с Лейлиного крупа.
Но особого ликования почему-то эта мысль в моей душе не вызвала.
Напротив, у меня в животе вроде как все вмиг опустело. Горло сжал такой знакомый по Глокку спазм. Помнится, наш ротный психолог называл такой спазм «физиологической интуицией»…
Только тогда, в парке, до меня наконец дошло: на протяжении всей этой охоты на Лейлины секреты я все-таки в глубине души надеялся, что это не всерьез.
Что Лейла просто сексуальная маньячка со странностями. Что их дружба с центаврианцем не имеет никакого отношения к психосканированию наших вояк. И тэдэ, и тэпэ.
Мы верим только в то, во что нам удобнее верить. Вот такие мы страусы.
Но теперь же сомнений совсем не оставалось – удобно, не удобно, а изволь хавать правду. Увы, вместе с осознанием этого факта в моем мозгу начала крепнуть уверенность, что я снова вляпался в дерьмо по самые не балуйся.
Лейла и центаврианец оглашали детскую площадку темпераментной руганью. Наверное, опять не сошлись в цене. А может, очередной залетный бумеранг шлепнул Лейлу по крепкой заднице.
Я же на негнущихся ногах человека, открывшего «страшную тайну», направился к загодя взятому на заметку окну видеосвязи, которое располагалось метрах в пятидесяти от Волшебного Дерева. Согнувшись в три погибели и едва не касаясь носом экрана – конспиратор хренов, – я прошептал нужный номер.
– Это полиция?
– Да. Участок двести восемь.
– Девушка, я хотел бы заявить на центаврианца по имени Йом Хоми.
– Тип правонарушения?
– Шпионаж.
– Как вы сказали? Говорите громче! Не шепчите!
– Шпи-о-наж. У меня есть сведения, что Йом Хоми и Лейла Кахтан вошли в преступный заговор с целью незаконного психосканирования военнослужащих правительственной армии.
В этот момент я вдруг со всей ясностью осознал, каким олигофреном сейчас выгляжу. В глазах гуляющих родителей и их чад, в глазах этой девушки из полиции… Безумный взгляд, отрывистый шепот…
Шпионы. Спрашивается, ну какие могут быть шпионы в такой чудесный день? Но мне ничего не оставалось, как гнуть свою линию.
– Все это очень интересно… но дело в том, что мы не занимаемся подобного рода правонарушениями, – мило улыбнувшись, отвечала полицейская. По этой улыбке я сразу определил, что она уже поставила мне диагноз: очередной чокнутый фантазер, одержимый шпиономанией.
– Если не вы, то кто тогда занимается подобными правонарушениями?
– Ну… это всем известно. Шпионаж находится в ведении Управления Оперативной Разведки.
– Тогда подскажите мне номер контактной службы…
– Сейчас, минуточку… Хотя в принципе на вашем месте я бы…
– На моем месте вы делали бы то же самое, милая девушка! – не выдержал я. – Потому что я только что собственными глазами видел, как эта самая Лейла Кахтан передала центаврианцу Йому Хоми контейнер, набитый инфокристаллами с результатами психосканирования моих, наших с вами коллег! Я лично видел незаконно установленный психосканер в комнате у Лейлы Кахтан!
– Не нужно так нервничать, молодой человек! Сейчас, одну минутку…
Но не успела девушка одарить меня номерком информатория оперативной разведки (а ведь я мог и сам догадаться, растяпа, что звонить нужно в первую очередь туда!), как моя шея вздрогнула от холодного металлического прикосновения.
«Неужели ствол пистолета? Черт возьми, да это как в комедии про агентов национальной хурманчианской безопасности!»
Однако смеяться мне почему-то не хотелось. Так всегда бывает, когда кинокомедия перемещается с экрана видеокубика в гущу твоей персональной, единственной жизни.
– Не шевелиться, – сказал мужской голос у меня за спиной.
Сразу вслед за этим облеченная в серебристую перчатку рука нырнула мне под мышку и, метнувшись к панели управления видеоокном, нажала на кнопку «Конец связи».
С характерным электрическим шорохом экран погас, а у меня вдоль хребта поползли предательские мурашки.
– Хреновые твои дела, парень, – объяснил тот же вкрадчивый голос. Если бы змеи могли говорить, уверен, голоса у них были бы такие же точно. – Сейчас ты отдашь мне свою сумку с «Майкрософтом» и медленно, очень медленно, пойдешь по направлению к тому черному мобилю. Видишь? Да-да, к тому, который припаркован на стоянке «Макарры». И не вздумай брыкаться и строить тут передо мной бэтмэна, рядовой Сергей ван Гримм…
«Боже, они уже и имя мое вынюхали! – ужаснулся я. – Да ладно имя. Они знают даже марку моего пистолета-пулемета! А ведь я его еще и не доставал!»
Это довольно-таки неприятная ситуация. Когда «они» про тебя знают все, а ты про «них» – ничего. Кроме того, что «они» – шпионы.
Не оборачиваясь, я покорно отдал ему сумку. Увы, теперь я оказался совершенно безоружен. С деланной непринужденностью шагая в сторону указанного мобиля, я бросил косой взгляд в сторону Лейлы и центаврианца.
Они все еще разговаривали и, кажется, вообще не видели меня и моего конвоира! А может, и видели, но делали вид, что их это не касается…
Я уже мысленно составлял завещание, как вдруг отчетливо услышал глухое «б-бац!», вроде как стекло треснуло.
Вслед за этим «бац» мой конвоир взорвался отборной руганью. Между прочим, судя по характерным прищелкиваниям языком, матерился он на каком-то из веганских диалектов.
Но главное, хищное дуло неведомого ствола на секунду рассталось с моим затылком! Наконец-то суровые капитаны оперативной разведки восстановят пошатнувшуюся справедливость!
Но, как говорится, на кэпа надейся, а сам не плошай.
На этот раз реакции мне хватило с избытком. Не прошло и трети секунды после неожиданного «бац», а я уже развернулся к моему конвоиру лицом.
Не успела окончиться вторая треть, а мое колено уже врезалось во вражеский живот, в то время как локоть правой руки уже молотил гада по хребту в отменно болевую точку между лопатками!
Упал на землю пистолет. Сразу вслед за этим разжавшиеся пальцы шпиона выпустили конфискованную у меня сумку.
Я успел не только отметелить его по первому разряду, но и рассмотреть. Действительно веганец. Длинные патлы, узкие плечи, перекачанные ноги и руки, непредставительно хилый торс…
Я даже в лицо ему заглянул – между двух хуков, так сказать. Такое себе, обыкновенное лицо. Разве что глаз серьезно подбит, да и другой тоже кровоточит.
Оно и понятно: в глазное яблоко впился оптический пластик темных очков. Да еще и губы раскровенены… Будет дураку наука, как надевать на дело солнцезащитные очки.
Особо не размышляя, я снова наподдал веганцу под дых. Интересно, как полиция квалифицирует мои действия? Хорошо, если как самооборону. А если нет?
И только тут до меня доперло, что же, собственно, произошло. Один из беспризорных бумерангов – тот самый, при помощи которого я буквально только что помогал выбить стрекозу-сюрприз из Волшебного Дерева, – волею случая врезался моему обидчику прямо в очки, очки врезались в глаза, а дальше – как положено…
Однако волею случая ли?
Я медленно обернулся. На расстоянии в десять шагов от нас стоял, широко улыбаясь, тот самый крепыш, который недоел каши! Тот самый, что позабыл сказать мне «спасибо». Вот оно, значит, какое «спасибо» оказалось!
– Ну ты крутой пельмень, честное слово! – крикнул я, для острастки еще раз насаживая грудь веганца на свое колено.
– А ты думал. – Он махнул мне рукой и смешался с толпой быстрее, чем я успел сказать еще что-нибудь.
Толпа в парке между тем успела сориентироваться. Над детской площадкой поднялся несусветный визг.
Мамаши хватали в охапку своих детей. Папаши поддерживали падающих в обмороки мамаш. Киберняни накрывали вверенных им чад защитными куполами и звонили по всем доступным номерам: в экстренную медпомощь, в полицию, в управление ЧС и дальше по восходящей вплоть до Господа Бога.
Не обращая на весь этот переполох никакого внимания, я добивал незадачливого веганца. Еще один апперкот… И еще…
Он упал на землю бесчувственным кулем с удобрениями и больше уже не рыпался. Я, взвинченный животным страхом, в последний раз добавил ему по ребрам..
Не знаю, чем бы это все кончилось для веганца, если бы на другом конце площадки не произошло нечто, направившее мои мысли в другую сторону.
Вместе с паникующей толпой я услышал звуки четырех выстрелов и, оставив в покое не представляющего более опасности веганца, обернулся.
Ну да! Так я и думал!
То есть ничего такого, лупцуя веганца, я, конечно, не думал. Но мог бы предположить.
Быстро-быстро перебирая своими длинными ножищами, центаврианец Йом Хоми направлялся в сторону шикарного оранжевого мобиля. А на белых плитах детской площадки, в сени Волшебного Дерева лежала, истекая кровью… Лейла. Ее правая нога судорожно скребла землю, а руки были раскинуты в сторону буквой «Т».
Восстановить мотивы Йома Хоми было несложно. Увидев нашу драку, он понял, что ситуация выходит из-под контроля, и решил сматываться, попутно заметая следы. Вот, значит, замел.
Четыре пули были всажены в привычное к мужским ласкам тело Лейлы по всей науке. Одна – в живот, в солнечное сплетение. Одна – в сердце. Одна – в шею. И еще одна – в голову.
Чтобы даже самый искусный реаниматор из оперативной разведки не смог вернуть мозг излишне информированной девушки Лейлы к призрачной жизни мыслящего тростника. Мыслящего и помнящего.
Так вот, значит, чем центаврианские шпионы расплачиваются со своими наивными помощницами…
И тут я осознал, что если позволю этому гаду центаврианцу уйти, меня перестанет уважать даже моя собственная фотокарточка.
Я поднял с земли оброненный веганцем пистолет и помчался к черному мобилю. К тому самому, к которому пытался отвести меня мой незадачливый конвоир.
* * *
Превышая все городские ограничения скорости, мы мчались по бульвару Рождества, украшенному статуями санта-клаусов различной степени бородатости и упитанности. Я – на уведенном черном мобиле веганца, центаврианец – на своем оранжевом.
Мы двигались в сторону космопорта – в этом у меня сомнений не было. Хотя центаврианец и закладывал немыслимые виражи, то и дело заскакивая на периферийные улочки и развязки, обставить меня ему не удалось.
Между прочим, во время этой сумасшедшей погони выяснилось, что я неплохо ориентируюсь в Анаграве. По крайней мере центаврианец знал столицу ненамного лучше.
Дважды он едва не заехал в тупик, один раз ему пришлось разнести в щепу заграждение ремонтников и выехать на изрытую колдобинами полосу, с которой мы оба едва съехали…
Вообще было видно, что во время вождения загадочный Йом Хоми думает. В то время как любому водителю Анагравы ясно, что думать за манипулятором мобиля совершенно незачем.
Жалеть приходилось только об одном: гнаться за Йомом Хоми пришлось на обычном, ну, может, чуть более скоростном и комфортабельном, чем обычно, мобиле. А не на гравикаре.
Я льстил себе мыслью о том, что на гравикаре догнал бы Хоми в два счета. И на счет «три» уже приставил бы к уху мерзавца свою пушку…
Что именно я буду делать, когда наконец-то настигну центаврианца, я так и не решил – времени на размышления у меня не было.
Бить рожу?
Стрелять на поражение?
Держать под прицелом до приезда соответствующих лиц?
Все это вместе или все это по порядку?
Однако я был совершенно уверен: настигнуть Йома Хоми необходимо. Потому что если бы полиция могла или хотела сделать что-нибудь, она бы уже, черт возьми, сделала!
А так… Где хоть один патруль дорожной службы? Где? Ведь по городу с бешеной скоростью носятся два представляющих опасность для окружающих мобиля?
Где была охрана парка, когда мудак веганец брал на мушку праздно гуляющего рядового Сержа ван Гримма, находящегося в увольнении? Когда другой мудак расстреливал в упор институтку Лейлу Кахтан на глазах у детей и простых обывателей?
Где, в конце концов, хоть какая-нибудь контрразведка, для вящей стратегической маскировки именуемая «разведкой»? Ведь кто-то же должен в принципе ловить шпионов?
Ответов на эти вопросы я не знал. Я просто давил на газ и пожирал взглядом упитанный круп оранжевого мобиля со странными, очень странными номерами…
Мы были уже у самого космопорта на улице Космического Спокойствия.
Мы промчались мимо «Тихой пристани» с гигантским футбольным полем, которое просвечивало сквозь частокол желто-бурых кипарисов. Где-то там на синтетически-зеленом поле давал дрозда в составе временной сборной команды правительственной армии форвард Спайк Дулли.
Я некстати задумался о том, что если бы во время полета на Марс наши со Спайком капсулы не располагались рядом, я никогда не познакомился бы с этим праведным работоголиком-танкистом.
А значит, никогда не достал бы интроочки и никогда не уличил бы Лейлу.
А значит, не мчался бы сейчас по улице Космического Спокойствия, высунув язык от напряжения и тревоги. Выходит, если бы не прихоть компьютера, выдавшего нам со Спайком билеты на соседние места, Лейла была бы жива.
Правду говорят: наша жизнь – нагромождение случайностей. Иногда – счастливых, иногда – не очень.
Мы ехали вдоль длинного стеклокерамического забора, высотой метра эдак в четыре. Как и положено забору, этот был разукрашен затейными граффити. Там было на что посмотреть: видеоряд не ограничивался простенькими «мазафака». В частности, квант моего внимания отожрал откровенно подстрекательский призыв:
Если ты герой в натуре —
Так нассы в прокуратуре!
Были и политически неактуальные мысли, выраженные в форме детской считалочки. Каждая буква стишка имела метра три в высоту.
Раз, два, три,
Раз, два три,
Жопу скату подотри!
Оранжевый мобиль уверенно лидировал, поднимая тучи красной марсианской пыли.
Я не особо торопился сокращать дистанцию – куда ему деваться? Левых поворотов не намечалось, справа тянулся забор космопорта.
А что там впереди? Ну, заправочная станция кэбов. Да закусочная «Ням-ням» с десятком мирно припаркованных мобилей.
За ними – несколько километров пустой дороги, упирающейся в юго-западные, самые непопулярные среди трудящихся и курортников Марса грузовые ворота космопорта. Откровенно говоря, я очень надеялся, что вот там-то нас точно поджидает какой-нибудь занюханный кордончик полиции…
Промчавшись мимо закусочной, я снова погрузился в облако красно-розовой пыли. Из-за этого-то облака я не сразу понял, куда делся оранжевый мобиль.
Не мог же он уйти в подпространство, в самом деле! А что, если «мог»?
Чушь собачья!
Я резко остановился. Слева от дороги – каменистая, не облагороженная никакими агрофокусами пустошь.
Вдалеке, в бурой дымке – унылая промзона.
Справа – забор с сильно поредевшими и содержательно поскучневшими по мере удаления от города граффити.
Впереди – тоже пусто. Может, центаврианец в небо взмыл, как жаворонок?
Подозрительно озираясь, я вышел из мобиля и поднял глаза к небу.
Небо как небо. Радуга, слепящее термоядерное солнце, рядом – еще одно солнце, богоданное. Бледное, правда, и маленькое…
Вдруг на мои издерганные уши обрушилась настоящая лавина звуков. Впрочем, к мобилю это снова-таки не имело никакого отношения. Уж я-то знал это ритмичное фырканье! Взлетал не очень вместительный космический кораблик…
Я повернулся в сторону скрытого забором космопорта и… обмер. На заборе прямо перед моими глазами висела неброская, особенно на фоне ярких граффити, синим по белому, табличка.
«Вход-32». Рядом – тускло переливающийся значок в виде парящей в пространстве розы: «эстетическая голограмма».
Это значит, что из эстетических соображений (хотя при чем тут эстетика – ведь пустырь же?!) вход замаскирован под стандартный участок забора. Кому надо – те знают, где вход. А кому не надо – тот и не узнает…
Не требовалось быть Эйнштейном, чтобы определить: именно туда, в этот лаз, и зарулил Йом Хоми, пока я предавался пустым мечтам о спасительном полицейском кордоне.
Я пытался повторить подвиг центаврианца и заехать в космопорт по-человечески, но потерпел поражение.
Замок «Входа-32» требовал какую-то загадочную «дипломатическую карту». Неужели эта центаврианская сволочь еще и дипломат, ко всем своим достоинствам?
Ну да. Странные номера на оранжевом мобиле – дипломатические. Я мог бы и быстрее догадаться…
Может, попросту перелезть через забор?
Однако внимательный осмотр препятствия говорил о том, что это не лучшая идея. Густая сеть биошокеров наверху не оставляла надежды, что мне удастся спуститься с той стороны целым и невредимым.
«Ну кому нужна такая жестокая защита? Подумаешь, какой-то драный коммерческий космопорт! Какие там могут быть секреты?» – проворчал я себе под нос.
Правда, справедливости ради нужно сказать, что, судя по обилию граффити, по вечерам возле этого забора наверняка полно подвыпивших и обкуренных подростков. И посредством биошокеров муниципалитет Анагравы спасал не столько призрачные секреты космопорта, сколько жизни своих не вполне половозрелых жителей.
Что же делать?
Толковая мысль пришла в мою голову, как обычно, неожиданно.
«Если я не могу перелезть через забор, значит, нужно через него перелететь!»
Спустя минуту мой мобиль уже мчал к закусочной.
Словно заправский рейнджер из антитеррористической группы, я пулей выскочил из кабины мобиля, вставшего аккурат рядом с новехоньким кэбом.
Облюбованный мною аппарат не был беспризорным. Более того, водитель сидел на положенном ему месте и уплетал горячую лапшу с креветками из ведерка с эмблемой системы закусочных «Ням-ням».
– Извини, дружище, но мне очень нужен твой кэб, – буркнул я, словно коршун хватая несчастного за шиворот и не очень-то деликатно выволакивая его из кабины.
Не успел водитель окончить свою тираду, смысл которой в целом сводился к описанию моей родословной, а я уже уселся на его загаженное лапшой и креветками сиденье и что было дури дернул на себя манипулятор.
Завывая холодными двигателями, кэб неохотно пополз вверх.
Для кэба преодолеть забор космопорта было делом плевым. Разве что штраф за такие развлечения был равен тысяче восьмистам талерам.
Впрочем, до денег ли мне было в тот день?
Даже самый тихоходный кэб быстрее любого, даже самого быстроходного мобиля. Вот почему на месте шпионов я пользовался бы только кэбами.
Впрочем, шпионов я тоже понимаю. Конспирация, легче затеряться среди таких же мобилей простых трудяг и тому подобное.
Но в этот раз конспирация сыграла с центаврианцем Йомом Хоми злую шутку.
Я не только быстро обнаружил его, но и быстро догнал.
Йом Хоми мчался в направлении двадцать четвертой, приватной взлетно-посадочной зоны по служебной, транспортной полосе, исполинской змеею вихляющей между стоящими под погрузкой и недавно севшими транспортами.
Даже в кабине кэба было слышно, как разоряются диспетчеры двадцать второй и двадцать третьей зон – тех самых, по которым он проезжал. Да они вопили как резаные! Вся их работа шла коту под хвост – вместо царства порядка космопорт превращался в вертеп хаоса!
Диспетчеры диспетчерами, а ни одного полицейского я все еще не приметил, хотя и выворачивал шею во все окна.
«Они как сговорились! У нас за такие дела уже оставили бы без зарплаты всю роту!» – подумал я.
Не то чтобы я был таким уж асом в пилотировании кэбов, но зависнуть над оранжевым мобилем центаврианца на высоте тридцать метров и держать приблизительно ту же скорость, что и он, мне умения хватило.
Впрочем, не успел я подивиться своей ловкости, как брюхо кэба с характерным металлическим звуком чиркнуло о пролет невесть откуда выехавшего погрузочного крана. Фонтаном полетели искры, я порядочно струхнул и поначалу даже потерял управление.
Но – обошлось. На самом деле, пройди мой кэб на три миллиметра ниже, это столкновение стало бы для меня фатальным. И тогда здравствуй, молодчага Зигфрид! Привет, Тони Сицилия! Как у вас тут, в раю? Свеж ли нектар, не забродила ли амброзия?
Теперь уже было совершенно ясно, что Йом Хоми правит к небольшой центаврианской яхте, стоявшей на приватной взлетной площадке двадцать четвертого уровня в полной взлетной готовности. Мы были так близко, что я даже смог прочитать название: «Скорта».
Мне показалось, что надо нагло приземлиться прямо перед Йомом Хоми и остановить его машину парой очередей из пистолета-пулемета. Повязать мерзавца и дотащить до тыквообразного здания космопорта – того самого, что сияет колдовским светом в половине рекламных роликов, превозносящих каникулы на Марсе.
И наконец-то сдать негодяя властям. Там-то уж наверняка должна быть полиция! Ну хотя бы таможенники!
Однако моему плану не суждено было осуществиться. Поскольку с борта такой смирной с виду «Скорты» по моему кэбу открыли огонь!
Собственно, я понял, что в меня стреляют, только когда первые пули прошили ветровое стекло кэба и просвистели над моей садовой головой. И ежу было ясно: срочно нужно взять повыше.
Я и взял. Но на излете моего виража треск автоматных очередей сменился плотоядным ревом… ревом «Сьюздали»!
«Но откуда? Откуда-а-а-а-а???»
Не успел я выровняться, как в дисплее заднего обзора показались веселые картинки. В меня попали. И теперь узкий задок моего кэба пушился дымом с огненной жилкой.
К счастью, попали не из «Сьюздали». А из ее брата меньшого по имени «Китеж». Да и попадание было, похоже, касательным. Меня всего-то зацепило. Но ведь и кэб – не танк, это любой Спайк Дулли вам подтвердит!
Господи, если бы я догадывался, что мое увольнение на Марс, которое началось так шикарно, окончится воздушным боем, ноги моей не то что в Анаграве, но и вообще в этой долбаной Солнечной системе не было бы еще лет десять!
«Садиться любой ценой!» – стучало у меня в мозгу.
Я всем корпусом навалился на манипулятор. Кэб камнем ухнул вниз…
Я знал – когда огонь доберется до гравидвигателей, которые расположены под брюхом, произойдет неизбежный взрыв, после которого от рядового Сержа ван Гримма останутся одни лишь не очень приятные воспоминания.
По моим расчетам, до взрыва было не более двадцати секунд.
Пятнадцать секунд… Мой подбитый кэб падает в двухстах метрах от «Скорты».
Десять секунд… Поскребывая брюхом о шероховатый базальт взлетно-посадочного поля, аппарат с горем пополам останавливается, влипнув вмиг смявшейся мордой в заграждение, отделяющее зону двадцать четыре от зоны двадцать пять.
Шесть секунд… Я хватаю в зубы пистолет-пулемет, открываю дверь кабины и, мобилизовав всю волю к жизни, набираю полные легкие мерзкого химического дыма и совершаю последний рывок…
Три секунды… Мою ногу пронзает дикая, обжигающая боль.
Уже потом, после, мне скажут, что в этот момент в мою правую ногу впились одновременно четыре «кусачих», хорошо хоть не разрывных, пули…
Со «Скорты» продолжают стрелять. Я думаю, если бы не дым от сжираемого пламенем кэба, одной простреленной ногой я бы не отделался…
Одна секунда… Завывая от боли, я откатываюсь в сторону и, втиснув закопченное лицо в базальт, закрываю голову руками.
Да, мой кэб все-таки взорвался. Правда, не через секунду, как я рассчитывал. А немного позже. Что, впрочем, не так уж принципиально.
Взорвался он с особым чавкающим звуком, словно тысячекилограммовый спрут отрыгнул после сытного завтрака кашалотинкой.
В какую бы укромную щель заползти, чтобы по крайней мере меня не доставали очереди со «Скорты»?
Я поднял голову.
То, что я увидел, сильно обогатило мои представления о жизни и людях.
Нет, оранжевый мобиль центаврианца не доехал до «Скорты».
Судя по потекам копоти, его достали из «Китежа» приблизительно в то же время, что и мой кэб. А судя по обилию потеков копоти, именно в него с борта «Скорты» в основном и метили.
Я увидел и самого Йома Хоми.
Каким-то чудесным образом ему, уже раненному, удалось выбраться из горящего мобиля. И теперь он полз по направлению к «Скорте», хрипя что-то очень невнятное на центаврианском. А может – и на интерлингве. С обгоревшими губами, с пузырящимся от ожогов лицом, ему было не до правильной дикции.
Учитывая, что руки Йома превратились в обугленные культи, что его серебристый костюм местами тлел, а местами – на спине и на плечах – нехотя горел, Йом просто-таки ставил рекорд ползучести. Пожалуй, если б мои ноги и руки превратились в головешки, мне вообще не пришло бы в голову рыпаться…
Контейнер с инфокристаллами, узнаваемый, хотя и порядком закопченный, валялся на полпути между пожарищем мобиля и ползущим Йомом.
Видимо, поначалу он рассчитывал прихватить контейнер с собой, на «Скорту». Но потом передумал.
До моего слуха донесся вой полицейских сирен и родное металлическое грюканье. С трудом ворочая шеей, я проявил любознательность.
Мама моя дорогая!
Со всех сторон ограждения двадцать четвертую зону окружали люди в экоброне. Не менее трех десятков «Сьюздалей» глядело на «Скорту» со всех сторон. А по въездному серпантину ползла… целая колонна бронетехники с опознавательными знаками марсианских Сил Самообороны!
«А вот теперь „Скорта“ благополучно включит планетарные двигатели, обставив всю эту банду, поспевшую к шапочному разбору. Жаль, что во время ее взлета я скорее всего поджарюсь, как гренок, брошенный в доменную печь!»
На мгновение зона двадцать четыре погрузилась в гнетущую тишину. И если бы не свист планетарных двигателей «Скорты», от которого на моей беззащитной голове загорелись волосы, я бы вообще подумал, что все уже окончилось.
Когда пекло стало просто невыносимым и я наконец-то поднял голову, а случилось это минуты эдак через две, я с удивлением обнаружил, что это был отнюдь не старт «Скорты». А ее взрыв.
Это очень в их традициях – я имею в виду, в центаврианских. Не сдаваться врагу – никогда, ни за что, ни при каких усло…
…Двое в экоброне уволокли меня прочь, в душистые объятия медицинских сестер, наркоза, кондиционированного воздуха.
– А теперь, сениор ван Гримм, мне хотелось бы знать, почему вы сразу не сообщили в полицию или в Управление Оперативной Разведки.
– Ну я ведь уже объяснял лейтенанту Чориари…
– Я ознакомился с вашими объяснениями. Они показались мне неубедительными…
– Чего же вы от меня хотите? Чтобы я повторил еще раз свои неубедительные объяснения?
– Нет. Этого я не хочу. Я планирую услышать от вас более внятный рассказ о том, как получилось, что за несколько дней, которые вы провели рядом со шпионкой Лейлой Кахтан и ее подельницей Джонни Боссик…
– Да кто вам сказал, что Джонни ее подельница?! Кто это сказал?! Она совершенно ни о чем не подозревала! Вы же ничего не доказали!
– Не спорю, сениор ван Гримм. Прямых доказательств ее вины у нас еще нет, – кивнул майор Зонн, и три его подбородка на мгновение превратились в пять. – И все-таки нам кажется подозрительным, что за несколько лет…
– Послушайте, сениор Зонн, а не кажется ли вам подозрительным, что ни один из чинов Космофлота, пехоты, танковых войск ничего не заподозрил после психосканирования? Интересно, если тетрарху не хватило подозрительности докумекать, что его мозги как следует промыли в этом гнезде разврата, то чего требовать от Джонни, она же еще девчонка?!
– Скажете тоже, «девчонка», – презрительно скривился майор Зонн. – Да будет вам известно, сениор ван Гримм, что Джон Боссик медицинским путем…
– Мне об этом известно. Но, насколько я знаю, трансгендер пока что не запрещен законодательно.
– При чем тут законодательство?! Я вам говорю о моральной оценке! – вроде как обиделся на меня майор Зонн.
– Видать, плохо у меня с моралью.
Помолчали.
– Мы отклонились от темы, – встрепенулся майор. – Итак, вернемся к тому дню, когда вы обнаружили психосканер…
– Мне добавить нечего. Я уже все подробнейшим образом изложил. Лучше вы мне скажите, наконец, в чем меня обвиняют? Вот уже два дня никто из ваших не в состоянии это четко сформулировать! Мурыжите меня тут… А мне, между прочим, жалованье в это время начисляют на мой бригадный счет в Декстра Порта!
– Хотите формулировок – пожалуйста. Пункт первый. Своими действиями, невольными или намеренными, вы, рядовой Серж ван Гримм, способствовали тому, что рухнула целая ветвь шпионской сети центаврианцев…
– А вы бы предпочли, чтобы я своими действиями эту ветвь бережно и нежно взлелеял? – не выдержал я.
– Не перебивайте, сениор ван Гримм, – строго сказал майор. – Если бы вы своими действиями в парке, намеренными или невольными, не спугнули центаврианского резидента, орудовавшего в Анаграве под дипломатическим прикрытием, мы могли бы раскрыть и обезвредить крупную шпионскую и, вероятно, террористическую группировку…
– Значит, пусть бы тот веганец меня попросту убил, да?
– Я этого не говорил.
– Нет уж – говорили! Мои действия в парке, «намеренные или невольные», как вы изволили выразиться, были обусловлены тем, что мне в затылок смотрело дуло пистолета! Между прочим, тогда в парке на меня глазело не менее пятидесяти человек. Любой из них подтвердит – так все и было! И потом, каким, интересно, образом вы могли бы раскрыть и обезвредить эту самую группировку, если о самом ее существовании вы не знали?
– Рано или поздно мы вышли бы на ее след!
– Рано или поздно! Это все равно что сказать: «Рано или поздно Содружество победит кровернов»! Если бы не я, вы бы никогда вообще об этой «ветви сети» не узнали. Поэтому спокойно можно считать, что вы ничего не потеряли. А наоборот – приобрели! Не станете же вы отрицать, что тот контейнер, который остался на взлетно-посадочной площадке, содержал инфокристаллы?
– Не стану.
– И, наверное, не станете отрицать, что вам в руки попали два отпетых шпиона – собственно Йом Хоми и веганец, которого я отделал тогда в парке!
– А вот здесь вы ошибаетесь, сениор ван Гримм. Они попали к нам в руки уже мертвыми…
– Рассказывайте сказки! Я, конечно, не доктор. Но я знаю, что такое смертельные ожоги! Йом Хоми еще ползал, когда подлетели ваши соколы в экоброне. Это значит, вылечить его было – раз плюнуть…
– Дело не в ожогах, сениор ван Гримм.
– А в чем? Или, может, вы скажете, что я того веганца до смерти избил?
– И Хан Соро-Соро, и Йом Хоми покончили жизнь самоубийством, когда поняли, что обречены попасть в наши руки. Они активировали ампулы с ядом, которые были имплантированы в их ротовые полости.
– Я об этом не знал.
– То-то же! Любой, кто хотя бы интересуется тем, чем живет родная разведка, знает, что главной и самой неприятной особенностью центаврианского шпионажа является готовность всех его субъектов расставаться с жизнью при малейшей опасности. И если бы вы это знали, вы не наломали бы столько дров!
– Если бы у бабушки были яйца, она была бы дедушкой, – буркнул я. – В таком случае скажите мне, почему, если Лейла Кахтан была центаврианской шпионкой, Йом Хоми застрелил ее, когда увидел, как я разбираюсь с этим вашим… Соро-Соро… Почему же Лейла не приняла яд?
– Ну… я нарочно упростил ситуацию, когда говорил, что Лейла Кахтан – центаврианская шпионка. На самом-то деле этот Йом Хоми держал ее на крючке…
– …на денежном крючке?
– Не только денежном, сениор ван Гримм. Мы недавно выяснили, что братья Лейлы принадлежат к опасной религиозной террористической организации «Калам». Сейчас они оба находятся на Центавре. Ожидают, пока им выберут меру наказания: девять месяцев в сурдокамере или горячее распыление.
– А при чем здесь Лейла?
– По моей гипотезе, Йом Хоми, кстати сказать, занимавший у себя на родине пост в Исполнительном Собрании, обещал Лейле Кахтан, в случае ее успешной работы, посодействовать смягчению наказания.
– Гипотеза что надо! – Я поднял вверх большой палец. – Только непонятно, зачем при этом Лейле платили деньги.
Честно говоря, после разговоров с майором Зонном и лейтенантом Чориари я был не очень высокого мнения об оперативной разведке. Все гипотезы у них были какие-то кособокие, все претензии ко мне – нелепые…
Но самым ужасным было осознание того, что на Декстра Порта, куда меня скорее всего все-таки отпустят (не сажать же меня в девятимесячную сурдокамеру с последующим горячим распылением!), моего возвращения наверняка дожидаются старые знакомцы под руководством капитана Арагве. С теми же самыми дегенеративными вопросами!
– Вижу, вам не нравятся мои гипотезы, – построжел майор Зонн. – Тогда я вернусь к главному. Помимо прочего вас обвиняют: в угоне и приведении в негодность кэба; в противозаконном нарушении границ космопорта; в вождении кэба в нетрезвом виде… И еще тут фигурирует непроверенная информация о драке в танцбаре «У Кролика»…
Все-то этим гадам было известно!
– А в браконьерстве и совращении несовершеннолетних меня, случайно, не обвиняют? – спросил я.
Майор Зонн юмора не понял. Он пошуршал своими бумагами и ответил:
– Нет. Таких пунктов в обвинении нет. Но если вы готовы к добровольному признанию и по этим пунктам…
– Нет-нет-нет! – Я отчаянно замахал руками.
Майор Зонн, который, конечно же, юмор понял – я наконец увидел это по его смеющимся глазам, – немного смягчился.
– Тюрьма вам, конечно, не грозит. Отделаетесь штрафами, – разоткровенничался он.
– Можно подумать, у меня деньги есть… Там как накалькулируют наши неподкупные – потом за всю жизнь не расплатишься!
– Ничего, займете у кого-нибудь… Или продлите контракт с правительством… Или кредит возьмете…
– Можно подумать, хоть один банк даст кредит потенциальному смертнику…
– Кому?
– Ну, я хотел сказать, рядовому первого класса…
– Да вы не расстраивайтесь так, – еще больше смягчился капитан Зонн. – Лучше думайте о положительных сторонах дела…
– Это о каких, например? – с ехидцей спросил я.
– Например, о том, что все-таки именно благодаря вашим не вполне корректным действиям мы получили представление о том, какого рода информацией торгует шпионская организация «Гон»…
– Кто?
– Организация, к которой принадлежали Йом Хоми и его компаньоны с яхты «Спарта»…
– «Скорта».
– Ах, ну да, конечно же «Скорта»!
– И какой же?
– Те инфокристаллы, что попали к нам в руки, содержали преимущественно результаты сканирования участков моторно-динамической памяти. Грубо говоря, тех участков, которые отвечают за навыки вождения транспортных средств, в том числе космических, за обращение со сложными приборными комплексами и системами…
– Не понимаю, кому это нужно, – пожал плечами я.
– Это как раз элементарно. Всем, кто по тем или иным причинам имеет желание, но не имеет возможности обучаться, например, вождению планетолета, пилотированию десантного катера или стрельбе из «Сьюздали».
– Что, есть и такие идиоты в нашем родном Содружестве?
– Представьте себе, есть. И немало. Как правило, речь идет о гражданах автономных колоний, которые располагают технологиями, но не имеют лицензий на изготовление современных вооружений. В частности, о центаврианцах и веганцах. Наконец, можно заподозрить и представителей других цивилизаций с повышенным индексом агрессивности…
– Вы хотите сказать, что, возможно, где-то в глухих лесах сидят, скажем, хурманчи и обучаются стыковать два космических крейсера, используя как руководство к действию информацию, снятую с мозгов какого-нибудь корветтен-капитана, вроде того, которого я как-то видел у Лейлы Кахтан?
– Грубо говоря, так…
– Ну дела! – сказал я и прикурил очередную – наверное, десятую за наш разговор – сигарету.
Тогда я не очень-то поверил майору Зонну. Уж больно фантастично звучали его рассказы. Тогда меня больше волновала сумма штрафов, которую мне начислят наши долбаные стражи мировой справедливости.
Вполуха слушая болтливого не по званию Зонна, я размышлял о том, где бы найти адвоката позубастее, да еще о том, что перед отлетом на Декстра Порта хорошо бы выкроить минутку и зайти к Джонни попрощаться. Интересно, как она будет платить за квартиру в одиночку?
Идиот! Если бы я знал, с какими субчиками мне придется иметь дело в самом скором времени, я бы слушал майора Зонна повнимательнее…