Глава 5
Увольнение на Марс
Когда в марсианских парках зацвели первые яблони, под ними уже дежурили шлюхи.
Жо-Жо
– Ваше имя?
– Ван Гримм. Сергей ван Гримм, – недовольно буркнул я.
Вот чего ненавижу, так это тупых вопросов. Можно подумать, в документах, которые мой собеседник как раз изучал на контроллере, нет моего имени.
– Номер идентификационной карты?
– Не помню. У меня новая. Не успел выучить.
– Что ж, к следующему разу выучите. Такие вещи нужно знать на память. – Мудила с нашивками рядового первого класса марсианских Сил Самообороны кивнул, не отрываясь от контроллера. – Длительность увольнения?
– Шесть дней.
– Цель визита на Марс?
– Сексуальный туризм, – не моргнув глазом, отвечал я.
Все это начинало меня раздражать. Я проливал кровь за этого тылового служаку, а он мне указывает, что мне «нужно выучить»! Да если сюда доберутся скаты, Силы Самообороны даже свои «Китежи» похватать не успеют, а уже глядь – что это за крылатые мальчики парят над облаками и что это за добрый дедушка со светящимся колечком над лысиной и ключами на поясе?
– Секс-туризм? Что вы имеете в виду? – вытаращился тот.
– То, что сказал. Приехал снять себе девушку или, может, нескольких.
– Видите ли, – задыхаясь от возмущения моей откровенностью, начал контроллер, – основным профилем моей родной планеты является реабилитация и активный отдых солдат и офицеров…
– Вы хотите сказать, сексуальный туризм – это пассивный отдых?
– Я хочу сказать, что есть специализированные колонии, куда вам следовало бы, учитывая ваш моральный облик…
– У тебя забыл спросить!
Я выхватил свою идентификационную карту из контроллера и решительно направился в зал для встречающих.
Цивильный космопорт – самое холодное место на любой планете. Можете мне поверить – на своем веку я их навидался. Даже когда среднегодовая температура на поверхности равняется плюс 150 по Цельсию, в космопорту только что изморозь на стеклах не выступает!
Почему так? А черт его разберет. Может, от близости Пространства у работяг, которые настраивают систему кондиционирования, не в ту сторону съезжает крыша?
Я поежился, поплотнее застегнул куртку, но уходить не уходил. Хотелось попрощаться со Спайком, который как раз проходил мимо того же морально озабоченного рядового-марсианина.
За Спайка я не беспокоился. Этот на вопрос о цели визита наверняка возьмет под козырек и гаркнет «Активное оздоровление, сениор!».
Правильный, в общем. Неудивительно, что танкист. В танкисты только таких и берут, лояльных.
Спайк и мне что-то такое весь полет вкручивал – про футбол, про общечеловеческие ценности. Благо у нас и сиденья, и капсулы были рядом. За весь полет он не выпил и бокала пива. Зато витаминизированный попкорн жрал как землеройка, целыми кульками.
Может, подозревал во мне сыскаря из Службы Внутренних Расследований? Приставленного его проверять? А может, и правда на моем мужественном лице нет-нет да и проскакивает какое-нибудь подленькое выражение? Кто знает…
– Ну что? Чего так долго? – спросил я, когда Спайк наконец вышел из-за турникета, волоча свой тяжеленный чемодан на воздушной подушке.
– Сениор рядовой первого класса спрашивал, что у меня в чемодане, – отрапортовал Спайк. – Сениору рядовому первого класса показалось подозрительным, что я захватил с собой полный комплект индивидуального спецснаряжения.
– Гм… Мне бы это тоже показалось странным…
– Видишь ли, Серж, после того, как кончится мое увольнение, я должен буду прибыть прямо на линию огня.
– Ты думаешь, там тебе спецснаряжения не дадут? Пожадничают?
Моя-то дорожная сумка вообще ничего не весила. Я даже гражданского костюма с собой не взял – решил купить что-нибудь помоднее на месте.
– Конечно, дадут! Но ведь свое-то я волокно к волокну, контакт к контакту сам перебирал. Я там все блоки лично тестировал. Ты представляешь, если перед лицом врага у меня откажет подсистема сканирования цели?
– Представляю… – вздохнул я.
На то, что бывает, когда перед лицом врага у тебя отказывает какой-нибудь жутко важный агрегат, я успел до не хочу насмотреться во время выбросок в учебной экоброне. Там сержанты дистанционно отключали нам все подряд, а милитум верещал, что это, дескать, результат меткой стрельбы противника. И все-таки вредно быть таким непроходимым занудой, как Спайк!
Мы подошли к выходу из космопорта.
– Ну и пейзаж! Ну и виды! – взвыл от восторга Спайк.
За распахнутыми воротами из мозаичного стекла сияло нестерпимой медью рукотворное термоядерное солнце. Гордость Марса, притча во языцех Раннего Освоения.
Солнце щедро заливало столицу Марса, Анаграву, жидким золотом. Элегантные стеклянные пирамиды города отвечали светилу помпезными отблесками, в которых смешивались все цвета космической радуги.
Эффектно, но глаза утомляет. Марсиане только что не спят в солнцезащитных очках. Неудивительно.
Эту ослепительную картину я имел счастье наблюдать не менее сорока раз (именно столько дней я совокупно пробыл на Марсе за свою недолгую жизнь) и потому особых восторгов не высказал.
– Красиво, правда? – не отставал Спайк.
– Правда, – кивнул я, хотя было ясно: танкист не знает, что значит слово «красиво».
– Счастливо тебе, Спайк! – Я сделал шаг в направлении стоянки кэбов.
Водилы постарше меланхолично почесывали репу в ожидании клиентов. Молодые азартно дрючили свои плай-стации.
– Если будет одиноко, заходи, погутарим, – предложил Спайк. – Заведение называется «Тихая пристань». Недалеко от космопорта.
Я дружелюбно оскалился на прощание. Только такой идиот, как Спайк, мог поверить, что пристань неподалеку от космопорта и вправду «тихая».
Хоть я и брякнул Спайку, что собираюсь сымпровизировать свой отдых, но на самом деле план у меня был. Я просто боялся, как бы дружелюбный и положительный представитель наших во всех смыслах непробиваемых бронесил не набился ко мне в компанию.
По четкости мой план значительно превосходил средний тактико-операционный лист вроде тех, что выдает на-гора наше родное командование.
План был таким: снять комнату в отеле «Счастливчик». Желательно на последнем этаже (в целях экономии).
Затем рвануть в бар «У Кролика». Снять там красивую девушку. Желательно находящуюся при исполнении. А там уже и впрямь можно импровизировать…
Заведение «У Кролика» было моим любимым местом на планете Марс. Пожалуй, если бы мне кто предложил туда переселиться, я бы не колебался с ответом ни минуты.
Стоило мне переступить порог и попищать на металлоискателе своим штатным пистолетом-пулеметом «MS-247», как во мне буквально начинала бурлить энергия. Меня распирало силой и счастьем. Словно кто-то ударял меня по гипофизу и надпочечникам эдакой энергетической суперкувалдой.
Я даже название придумал этому пси-эффекту: «кроликовый буммм!»
Однажды я слышал, что «У Кролика» при кондиционировании в воздух добавляют газообразную фракцию цирота-4, легкого энергайзера. Того же самого цирота-4, что входит в состав раствора, которым наполнены «бубль-ванны», самые популярные релаксационные машины сапиенсов Галактики.
Но мне не верилось в эту басню.
Во-первых, уже неоднократно выяснялось, что у меня от цирота-4 болит живот, поэтому бубль-ванне я предпочитаю «Черный сплин» (две части – черничный сок, одна часть – водка).
А во-вторых, что-то я не видел, чтобы все были такими уж веселыми в этом танцбаре. Один я ходил улыбался, как дебил. Остальные были озабочены пьянством и собственными сексуальными проблемами, нависая над автоматами компании «Шикарный выбор!», вмонтированными в столики. Непохоже, чтобы цирот-4 действовал только на рядовых вроде меня.
Но в тот день все было как-то не так.
Пропищал металлоискатель, негуманоидный швейцар (диковиннейшая диковина в Метрополии!) прошамкал речевым синтезатором свое «доброго времени!», я оккупировал автоматизированный столик и даже пригубил «Черный сплин».
А «кроликовый буммм» все не наступал. Я с перепугу заказал еще стакан впрок и прикурил сигарету от предыдущей. И что?
Через полчаса, когда в моей голове навострил свои бдительные ушки маленький сержант Гусак, я с ужасом обнаружил, что успел порядочно набраться. Выяснилось также, что настроение у меня отвратительное.
Очень некстати вспоминалась мясорубка на… Ну там… Ясно где…
Воспоминания, черт бы их побрал, были такими реалистичными, такими непричесанными, такими жуткими… Пожалуй, я бы поверил, что с некоторых пор в кондиционерах бара «У Кролика» начали использовать сильнодействующие депрессанты.
Мне стало гадко и грустно до изнеможения. Вроде бы на то и война, чтобы… Но почему смерти так много?
«Ничего себе увольнение! Надо подумать о чем-то приятном. Чтобы было о чем вспомнить на том свете», – постановил я.
Тут же перед моим мысленным взором встало омерзительное видение: неотразимая Аля Лаура Омаи, в лиловом комбинезоне Медицинской Службы, с забранными в лихой конский хвостик золотыми волосами целуется взасос с усатым сквад-мастером, обладателем квадратной челюсти и молодцеватой выправки профессионального мегакиллера. Сквад-мастер расстегивает зиппер на груди Али Лауры, и его блудливая рука, нырнув в просвет, начинает жадно разминать правильную грудку моей зайки, задыхающейся от быстрого вожделения. А на заднем плане что-то вроде рекультивационных эллингов…
– Еще «Черный сплин»? Не желаете ли попробовать наше фирменное блюдо? Черви-усатики с перечной заливкой? – поинтересовался робот-кольпортер, дружественно мигая всеми лампочками.
– А что еще есть… пожрать? – поинтересовался я, с трудом подбирая слова.
– Могу предложить тушеный тюлений хвост с капустным гарниром, картошку-фри по-марсиански, соевую отбивную, запеченную с биосыром. Рекомендую также фирменное блюдо «Содружество наносит ответный удар»…
– Название какое-то слишком… патриотическое.
– Уверяю вас, это очень вкусно! Скаты-малютки, запеченные в собственном соку с добавлением соевого масла. Пряные на вкус, очень изысканное мясо…
– А гарнир?
– Паштет из куриной печени, улитки и зеленые оливки, начиненные крабьими шейками. Это новое блюдо, но его все заказывают! Настоящий деликатес!
На грудном табло робота-кольпортера высветилась цена: 54 талера. «Ну ни хрена себе!» – ужаснулся я, но виду не подал.
– Мне, пожалуй, лучше хвост… тюлений… с кровью, – распорядился я. – Так скатов ненавижу… мне даже жрать их противно!
– Полностью с вами согласен, сениор. Полностью с вами согласен. – Робот укатил на кухню.
Недоступная, неласковая Аля Лаура… усатый танкист… какое это, черт возьми, мучение – подозревать себя влюбленным!
«Ну и пусть катится вместе со своим сквад-мастером! Да хоть с реджимен-мастером! К черту вообще эту любовь! Какая любовь, когда каждую секунду тебя могут распылить десять тысяч полноценных раз?» – вот что я вслед за этим подумал.
Я нахмурился, отставил пустой бокал и повернул свой столик на девяносто градусов. Панель автомата «Шикарный выбор!», в простонародье звавшегося «сутенером», пришлась вровень с моим животом.
Сенсоры автомата тут же отреагировали на мой потный палец, подернутый коричневой патиной сигаретного дегтя.
– Доброго времени суток! Лучшие девочки Марса приветствуют вас! – начал свой конферанс электрический сутенер.
– Здоров, – отвечал я, вставляя свою кредитку в бабкоприемник.
– Мы рады, дорогой господин Серж ван Гримм, что вы предпочли нашу систему…
– Послушай, давай ближе к делу, – перебил его я.
– Как скажете, уважаемый господин Серж. Раса?
– Террастрал. Субраса: неколониальная европеоидная.
– Цвет волос? Глаз? Кожи?
– Не блондинка. Не голубые. Не бело-розовая.
– Возраст?
– До двадцати.
– Костюм? Макияж? Стиль?
– Лишь бы не военный и не медицинский…
Я был пьян. И потому не сразу сообразил, что все приметы соблазнительной представительницы расы Т, мною названные, были названы по принципу «полная противоположность доктора Али Лауры Омаи»…
* * *
Мой электронный сутенер клялся, что не пройдет и пяти минут, как в баре «У Кролика» появится «моя» девушка.
Увы, я знал цену этим клятвам. Мой опыт свидетельствовал, что я вполне успею усвоить шмат тюленьего хвоста, а может, и еще пару фирменных блюд, прежде чем появится моя «единственная».
Я не ошибся.
Сытый и немного протрезвевший, я вот уже десять минут стоял у аквариума с крупными акулами, который был главным украшением танцбара. Собственно, на крыше этого аквариума, куда вели хрупкие с виду лесенки из стекла, и происходили по ночам танцы-зажиманцы.
Рядом со мной развлекалась компания подвыпивших и не на шутку сексуально озабоченных курсантов-летчиков. Они каламбурили, тыкали пальцами в стекло аквариума, громко восхищались хищными тварями и цеплялись ко всему, что движется…
– Эй, зайка, присоединяйся! Не хочешь? Ну, дело твое…
Пустая трата времени!
По собственному опыту я знал, что любителям дармовщины, то есть любовных экспромтов, «У Кролика» делать нечего. Ведь с первого взгляда ясно, что все особы женского пола в прямой видимости от тебя либо на работе, либо ангажированы кем-то пошустрее да побогаче, либо просто виртуальные трансвестаи: мужики в голографическом женском обличье.
Последних, кстати, я узнавал с одного беглого взгляда. По избыточным габаритам.
Самый заводной курсант стал вызывающе громко клеиться к менеджеру зала – высокой спортивной брюнетке в красной с золотом униформе. Зайка вежливо отбрехивалась. Я отвернулся – уж лучше смотреть на акул.
Со времен работы на подводке я терпеть не мог акул, чья тупость может конкурировать разве только с их прожорливостью. Но хозяин бара, худощавый, патлатый веганец по имени Пепикс с методично продырявленными по тамошней моде бровями, как и все представители его расы, считал акулу символом великодушия и благородства…
Я так засмотрелся в аквариум, набитый зубастым великодушием, что даже не заметил, как появилась она.
– Господин ван Гримм? – пропел за моим плечом мелодичный женский голосок.
Я обернулся. Передо мной стояла девушка приблизительно моего роста, одетая по моде конца прошлого века: тяжелое, с турнюром, приталенное платье из поляризованной серебристой ткани, и высокий стоячий воротник, стилизованный под стекло-кружево.
Шею красотки обвивала змейка из черного металла, хвост которой уходил вверх, к скуле, имитируя древний кронштейн с микрофоном. Волосы ее переливались всеми оттенками рыжего.
Несмотря на затейность костюма, лицо у девчонки было простоватым и вовсе не порочным.
Откровенно говоря, я впервые видел проститутку с такими ясными, детскими глазами. На вид ей никак нельзя было дать больше восемнадцати, хотя с нынешними-то технологиями ей могло быть хоть шестьдесят.
«Плати и молодей!» – как поется в рекламном ариозо одной молодильной компании…
– Привет, – улыбнулся я. Девчонка мне сразу понравилась. – Ну и вырядилась!
– Вы же сами сказали, что стиль не имеет значения, – смутилась девушка.
«Значит, точно недавно в бизнесе! – отметил я. – Опытная проститутка даже разыграть смущение обычно ленится».
– Знаешь, зови меня лучше Серж, – попросил я. От «ван Гримма» на меня пахнуло родной казармой. Кровью. Кошмаром Копей.
– А я – Джонни, – представилась она.
– Неплохо. А почему имя мужское?
– Меня родители так в детстве называли, пока не погибли. Я привыкла. Даже после операции имя решила не менять.
«Значит, снова трансгендер», – сокрушенно вздохнул я.
Я, конечно, знал, что вот уже триста лет медицина позволяет осуществить полную качественную смену пола, вплоть до нормальной репродуктивной функции. И все-таки первые десять минут в компании трансгендерной девушки, да и трансгендерного юноши, я всегда чувствую себя немного не в своей тарелке. Это потом – привыкаешь и все как всегда.
«А что, если и Аля Лаура трансгендерная?» – некстати подумал я. Но тут же отогнал эту мысль прочь. Мне почему-то до смерти хотелось верить, что Аля Лаура настоящая, самая обыкновенная девушка.
– Ну что, пойдем ко мне? – предложила Джонни.
– Куда нам торопиться? Вся ночь впереди, – возразил я.
Мне нравилась Джонни. Но заниматься любовью с совершенно незнакомым человеком мне не нравилось совершенно.
– Как хочешь… – пожала плечами девушка и залилась румянцем.
Я предложил ей выпить за знакомство. Она согласилась. Я направился к ближайшему роботу-кольпортеру, оставив Джонни возле аквариума.
В тот вечер мне не хватило сообразительности просчитать, что будет дальше.
Уже возвращаясь к «акульему» аквариуму с двумя невыливашками «Простофили» (сливки с крыжовниковым ликером и белым тмином), я заметил, что мою Джонни обступили те самые курсанты. Их было трое.
– Зай, ну зай, ты посмотри с кем ты связалась! Или ты по нашивкам нормального мужика от дегенерата отличить не можешь? – гнусил, изображая тертого сердцееда, самый рослый летчик, обладатель классического марсианского загара. – Тебе не стыдно вообще крутить с пехотинцами? Туда же приличный мужик не пойдет, там одни педики. Нравится им вся эта дружба мужская, братство штурмовое, туды-сюды. Не знаешь, что ли?
Все трое курсантов одобрительно заржали. Видимо, мысль показалась им выдающейся.
Джонни стушевалась и вжалась спиной в аквариум. Ей хватало благоразумия не отвечать. Как и все девушки по вызову, она панически боялась неприятностей.
– Да ты вообще знаешь, лапка, зачем Содружеству нужна пехота? – подхватил второй курсант, с густыми каштановыми бакенбардами, щегольски заплетенными в косички. – Чтобы на боевых роботах экономить!
Еще один взрыв смеха, в котором выделялось высокое евнуховидное хихиканье третьего курсанта, тихони. Мой взгляд повстречался с затравленным взглядом Джонни.
– Зай, пойдем лучше с нами, пока твой хахаль не вернулся. Мы тебя угостим по-человечески! Узнаешь вообще, что почем! А ему, если будет вякать, коробку звездюлей распечатаем – и всех делов!
Рослый уперся кулаком в стекло аквариума и интимно навис над моей Джонни, дыша ей в лицо перегаром. Весь его вид должен был, по его мнению, выражать доверительность и готовность к любви и дружбе.
И вот тут я не выдержал. Наверное, просто лопнула струна, до не могу натянутая еще на Глокке. А может, программу поменяли и в «Черный сплин» робот-бармен намешал вдвое больше водки, чем всегда.
Я осторожно поставил бокалы на пустующий столик и решительным шагом направился к акулам.
– Джонни, немедленно отойди, – сказал я.
– Это еще почему?.. – вскинулся рослый.
– Потому что перпендикуляр!
Вмести с этими словами я всадил свой локоть в грудь тихоне.
Удар был таким мощным и неожиданным, что тихоня не успел ни закрыться, ни уйти.
Громко крякнув, он потерял равновесие и завалился на спину, грохнувшись затылком об пол. К счастью для него, здесь имелось квазикаучуковое покрытие: драки «У Кролика» тоже были обычным делом.
Когда первый шок прошел, усатый курсант попробовал провести прямой удар на поражение. Его увесистый кулачище ринулся в сторону моего многострадального носа, но не тут-то было!
Не знаю, чему там учат этих летчиков в секции физической подготовки, но нас, пехоту, ту самую, благодаря которой Содружество, не исключено, действительно экономит на боевых роботах, учили закрываться и бить на опережение.
Мне хватило доли секунды, чтобы сориентироваться и уклониться.
Спустя еще одну долю секунды я провел свой коронный апперкот из полуприседа, одновременно «выключая» его рослого товарища ударом армейского ботинка (а весит солдатская обувка будь-будь!) в подколенную чашечку.
Джонни, к моему удивлению, и не подумала спасаться бегством. Не успел я как следует сунуть самому языкастому летчику в челюсть, а она уже лупила красавчика с бакенбардами, предпринимавшего попытки встать и продолжить, своими жеманными кулачками по темени, без стеснения помогая себе коленом.
Вспышка моей ярости была такой мощной, что я и не думал останавливаться на достигнутом.
Бог знает, чем бы это все кончилось, если бы в конце зала, там, где светил зеленым неоном служебный вход на кухню, не появилась пара охранников с электрошокерами. Лица у них были будничными и озабоченными, как у всех, кому остохренела собственная работа.
Я помнил, что одного из них – чернокожего – зовут Рор.
Рор был из тех парней, с которыми лучше не иметь общих тем для разговора. Болтали, что однажды левым прямым он уложил на одной из охотничьих планет Меча Ориона тамошнего носорога-«зомби»…
Мысленно оценив расстояние, отделявшее нас с Джонни от приближающихся укротителей носорогов, и, соответственно, время, которым мы располагаем для бегства, я все-таки пошел на поводу у собственного безумия и что было дури поддал ногой по ребрам харкающему кровью обладателю шикарных бакенбард.
– Это тебе от пехоты, – прошипел я и, крепко схватив Джонни за руку, потащил девчонку к выходу.
– Ничего квартирка! – сказал я, когда элеватор довез нас до пятьдесят четвертого этажа и растворившиеся двери привели нас прямо внутрь жилища Джонни.
– Да уж, ничего, – грустно вздохнула девушка. – Ползарплаты. А без Лейлы я вообще не знаю, что делала бы…
– Кто такая Лейла? – Почему-то я подумал, что так зовут какую-нибудь морскую свинку или киберкошечку.
– Лейла Кахтан – моя подруга. И компаньонка, – пояснила Джонни, элегантно сбрасывая кружевную накидку со своих правильно оголенных плеч.
«Компаньонка – это значит тоже проститутка», – перевел для себя я.
– Она что, живет с тобой?
– Уже давно. Мы вместе платим за квартиру. Сейчас она на работе. Придет ночью и ляжет спать. К ней домой не так часто клиенты приходят, ей на работе бананов хватает – так что ты не волнуйся. Она работает в Институте Здоровья.
– А-а, понятно, – улыбнулся я.
«Институтами Здоровья» церемонно именовались заведения для тех, кто стеснялся использовать систему «Шикарный выбор!» и ей подобные. Бордели для пай-мальчиков вроде Спайка, которые любят, чтобы минет именовался «оральным массажем».
Вдруг мы с Джонни, не сговариваясь, почувствовали неловкость. Ну, я-то понятно. При всем напускном плейбойстве бабник из меня, откровенно говоря, тот еще. В смысле, я слишком переменчивый бабник – в последний момент девушка может мне попросту разонравиться. Да и потом, все эти мои поиски «ее», «единственной». А вот что с Джонни, черт возьми?
Она стояла передо мной и хлопала своими гигантскими, как крылья бражника, ресницами. Сама растерянность напополам с невинностью.
– Послушай, я у тебя что, первый в жизни клиент? – попробовал пошутить я.
– Второй, – проблеяла Джонни и опустила глаза.
Моя челюсть отвисла едва ли не до носков ботинок. Я, конечно, догадывался, что она в этом бизнесе новичок. Но чтобы до такой степени…
– Может, еще выпьем? – предложила Джонни дрожащим голосом.
– В меня уже не лезет, – признался я. – Лучше скажи, чем ты раньше занималась?
– Танцевала в одном заведении, недалеко от «Кролика».
– В «Русском балете» или, может, в «Макарре»? – Мне ужасно хотелось показать ей, что я знаю Анаграву и кое-что петрю в искусстве.
– Да нет… Если бы в «Русском балете»! Я была «Леди Холод» в… «Сиреневой Осени».
– Там, где нон-стоп стриптиз?
– Ну да. После операции я была настолько влюблена в свое тело, что мне хотелось показать всем, какое оно роскошное! Говорили, что я делала неплохие сборы. А потом меня из «Осени» выперли – две недели назад.
– Плохо танцевала?
– Что-то вроде этого. Наш менеджер сказал, что мой образ, «Леди Холод», вышел из моды. Дескать, отпускникам из действующей армии нужно чего-нибудь погорячее. Мы начали ставить номер «Протуберанцы Победы». Ну, там все голые и мотают оранжевыми шарфами – такой вот номер. Но какие-то старые крысы из Комитета Солдатских Сестренок написали в мэрию, что, дескать, шлюхи из «Осени» взялись порочить своими непристойными телодвижениями славный символ Победы… Короче, какая разница. Главное, что выперли.
Лицо у Джонни было таким тоскливым, что я с ужасом осознал: если мы продолжим вести этот безрадостный разговор, через пять минут я начну рассказывать ей про аварийный контур, про погибший взвод, про то, как всерьез намеревался съесть лейтенанта Хопкинса. То есть заниматься тем, что культурные люди называют «распахнуть душу», а в нашей грубой учебке звали «жопорванством». И тогда проблема приятного досуга окончательно отступит на второй план…
– Может, станцуешь для меня? – предложил я.
– А что, это идея! – оживилась Джонни.
Еще две минуты она с прытью бешеного кенгуру носилась по гостиной, постреливая по сторонам двумя пультами дистанционного управления, как Ковбой Мальборо – Кольтами Майкрософт в знаменитой рекламной адвентюре колониального жидкострельного оружия.
Забилась в угол стайка перепуганных кресел.
В центр гостиной выбрался коктейль-столик, который до этого прятался где-то в стенной нише.
Выбрались из подполья и приземистые ночные торшеры.
Исчез видеокуб.
Наконец, панель верхнего света погасла. Лишь три ночника флюоресцировали на полу, словно гнилушки девственного тропического леса…
Воздух наполнился очень необычной ритмической музыкой и приятным цветочным ароматом. Я откинулся на рыхлую спинку дивана с водоподогревом, плеснул себе джина с тоником и приготовился внимать.
А внимать было чему.
Джонни, которая выпорхнула из двери в противоположной стене гостиной, была совсем не той девушкой, которую я встретил какой-то час назад в баре «У Кролика». Я был готов поклясться в том, что она – другая. Хотя «умом» вроде бы знал, что это все та же Джонни…
Перевоплощение было полным.
На ней больше не было того серебристого ретро-платья, в котором я увидел ее возле аквариума с акулами. На ней вообще ничего не было, кроме ажурного лифчика, не закрывающего ровным счетом ничего важного, и таких же условных трусиков. Сквозь слабо флюоресцирующее кружево пробивались аккуратные черные кудряшки.
На руках и ногах у Джонни сверкало не менее трех дюжин браслетов из многоцветного электростекла.
Браслеты тихонько звенели, сообразуясь с пластикой ее движений. И от этого волшебного звона на душе становилось покойно и весело.
В какой-то момент мне даже показалось, что меня настигает упущенный «кроликовый буммм»!
Впрочем, как выяснилось довольно скоро, то, что я счел «кроликовым бумммом», было лишь жалким подобием того подъема, который удалось вызвать в моей душе Джонни с ее танцами, с ее бескорыстной, избыточной нежностью.
Но главное – это не костюм с аксессуарами. И даже не тело, которое у Джонни было воистину восхитительным: стройные, сильные ноги балерины, прямой без жиринки живот, прелестные длинные руки. Главным было выражение ее лица.
Это лицо принадлежало существу, неспособному дарить любовь и наслаждение. То была маска легендарной Леди Холод.
Надменные, высокие скобы бровей. Правильные, плотно сжатые губы, покрытые лазурно-голубой помадой. Прямой, тонкий нос с эстетично вздымающимися ноздрями.
Первозданная дикость овала лица. Ни кровинки на щеках и прямой, сияющий взгляд бездонных глаз, лучащихся силой и превосходством.
Позднее я понял, что выражение лица Леди Холод было удивительно похоже на то общее впечатление, которое произвел на меня кроверн, встреченный в Копях Даунинга. Но как бы взятое со знаком «плюс».
Трудно это передать на словах…
И трудно, практически невозможно было рассчитывать на любовь этого небесного существа!
– Джонни, ты гений! – воскликнул я и зааплодировал. Восхищение из меня так и перло.
Но Джонни сделала вид, что не услышала. Не обратила ни малейшего внимания!
Каждое движение ее глаз, ее рук, ее торса, казалось, источало надменное презрение ко всему, что не является ее совершенным телом. Что ей было до моего энтузиазма!
Ритмично покачивая бедрами в такт музыке, Джонни начала по одному снимать браслеты со своей правой руки и при каждом музыкальном акценте грациозно швырять их на кресло.
Я уже настроился на любование немыслимым изяществом ее движений, как вдруг она, не сняв и половины браслетов, повернулась ко мне спиной и, воспользовавшись низеньким коктейль-столиком в качестве подставки… сделала самое настоящее сальто через голову!
Конечно же, на Марсе сила тяжести несколько меньше, чем на Земле или на каком-нибудь мерзком Глокке. Чтобы сделать сальто на Марсе, вовсе не нужно быть профессиональным акробатом. И все равно я был вне себя от переполнявшего меня восторга!
Джонни приземлилась на обе ноги так легко и так чисто, что мне ничего не оставалось, как снова зааплодировать. Но Джонни не удостоила меня даже кивком головы. Даже улыбкой!
Музыка стала другой. Теперь ритм был более настойчивым, внятным, напористым. Мелодия, уже давно норовившая развалиться на три самостоятельных голоса, наконец-то состоялась как трио.
Самым обольстительным образом прокрутившись в фуэте, Джонни завела руки за спину. Клацнув застежкой, ее расшитый стеклярусом лифчик полетел на пол.
Зрелище было таким эффектным и, как ни странно, нежданным, что я невольно ахнул.
Грудь у Джонни была по-настоящему, без всяких там риторических фигур великолепна – она была невелика, упруга, соблазнительна.
Напрягшиеся от столкновением с прохладным воздухом гостиной соски самой правильной, самой эталонной земной формы смотрели на меня, обещая невесть какие райские наслаждения.
Лицо Джонни при этом оставалось таким же бесстрастным, таким же высокомерным. От этого контраста на душе у меня стало теплеть с третьей сверхсветовой скоростью…
Не отрывая взгляда от танцующей Джонни, я залпом опрокинул свой бокал джина и вдруг со всей очевидностью осознал, что так сильно и так безыскусно я не хотел ни одной женщины в своей жизни.
На какую-то секунду мне даже показалось, что за один час любви с Леди Холод я готов заплатить своей драгоценной жизнью!
А когда она сбросила трусики, я, честно выслушав мольбы своей изнуренной плоти, решил воззвать к милосердию танцовщицы. Ибо был уверен, что не дотерплю до конца этого сумасшедшего представления.
– Пожалуйста, милая, самая милая Джонни, подойди, пожалуйста, ко мне, – попросил я негромко. Невесть откуда взявшаяся хрипотца в моем голосе сообщила моей мольбе элемент трагизма.
И Джонни вняла моим мольбам. Спустя минуту она уже сидела у меня на коленях, пытливо заглядывая в мои глаза.
– Что-то не так? – спрашивала она, снова превратившись в перепуганную пичугу. – Тебе надоело?
– Не в том дело… Ты не понимаешь, – довольно-таки невпопад ответил я и впился в ее лазурные, безвкусные губы со всей ненасытностью человека, никогда не знавшего подлинной взаимности.
От дикого, нечеловеческого желания у меня в буквальном смысле помутился рассудок. В том смысле, что в голову мне стали приходить самые разные, сумасшедшие идеи насчет нас с Джонни (признаться, в тот миг я додумался чуть ли не до свадьбы!).
И все-таки какая-то часть меня оставалась совершенно трезвомысленной.
И эта часть диктовала мне, что именно следует делать, чтобы и Джонни не упустила своего клинышка от сладкого пирога наслаждения. Теперь я был уверен: Джонни не из тех девушек, которым все равно, чем именно все оканчивается.
Я покрыл медленными горячими поцелуями надменные глаза Леди Холод, ее белый висок, на котором, в унисон моему дыханию, играла шальная черная прядка, ее идеально красивую шею, оформленную танцами и молодостью, ее разлетные ключицы и ее грудь, которую хотелось обессмертить любым доступным образом – от сонетов до голографической копии, – и честно попросил Джонни помочь мне с комбинезоном.
Ласковая, такая ласковая Джонни в два счета избавила меня от одежды. Прикосновение ее рук было таким шелковым, что у меня сразу же пересохло во рту.
Притворно ойкнув при столкновении с самым бдительным выступом моего тела, Джонни снова залезла мне на руки и прильнула ко мне доверчиво и безгрешно, как умеют только дети.
Желание покатилось по моему позвоночнику сверху вниз, словно охваченный сиянием звездолет по разгонному треку.
Я чувствовал: если я тотчас же не решусь на экстренную интервенцию, еще некоторое время решаться на нее мне будет незачем.
К счастью, мой план пришелся по душе Джонни. Она легла на бок, по-балетному восставив в потолок вытянутую в носке ножку, и жестом пригласила меня последовать природе.
Когда я вошел в нее, окружающий мир окончательно обессмыслился. Оставалась только Джонни, Леди Холод, чей лед хотелось растопить своим судорожным дыханием. Самая лучшая девушка Пространства. И даже о существовании Али Лауры мне в тот миг помнить не хотелось…
Моя голова гудела так, что можно было заподозрить, будто там началась цепная реакция саморазрушения. Мучительно медленно я открыл глаза.
Небольшая, чужая комната. Через звездчатые жалюзи просачиваются крохи нового дня. «Это комната Джонни», – вспомнил я.
Джонни рядом со мной не было. «Может, завтрак соображает?» – предположил я и медленно осмотрелся.
Мой комбинезон, мои ботинки – валяются на полу. Там же двумя замершими черными лягушками сидят мои носки с антигрибковым эффектом.
На тумбочке рядом с моим правым плечом – два бокала грушевидной формы с недопитым молочным коктейлем. Мы с Джонни принялись за коктейль, когда начало светать, но почему-то не допили. То есть я знал, почему именно мы не допили…
– Послушай, солнышко, – сказал я, прихлебывая из своей «груши». – У меня к тебе предложение.
– Умгу? – Джонни подняла на меня глаза. С жадностью ручного зверька она поглощала вязкую, холодную молочную смесь. Небось проголодалась – шутка ли, заниматься любовью три часа подряд!
– Ты не будешь против, если я куплю тебя на ближайшие пять ночей?
Джонни закашлялась – от моих предложений бедняжка, кажется, поперхнулась.
– Нет, если ты против, я не буду настаивать…
– Я не против… – ответила Джонни, тяжело дыша. – Я даже очень «за». Но…
– Что «но»?
– Но я подписала контракт с системой…
– С «Шикарным выбором!», что ли?
– Ну да.
– И что из этого?
– А то, что это будет тебе дорого стоить. Ты же знаешь, какие это жулики! Понимаешь, я не могу не ходить на работу, если ты имеешь в виду, что заплатишь на мой персональный счет. Короче говоря, это выйдет тебе гораздо дороже, чем брать разных девушек на каждую из этих пяти ночей… Да и потом, разве тебе не хочется познакомиться с другими? У нас в системе работают такие крали, что у мужчин пальцы на ногах немеют… Да и у меня, признаться… – Джонни засмущалась.
– Совершенно не хочу ни с кем знакомиться! Пусть пальцы на ногах немеют без меня. Поверь, проблема накопления сексуального опыта у меня в прошлом.
– Это я заметила, – хохотнула Джонни.
– А деньги – плевать на них! Куда мне, живущему за казенный счет, девать свое жалованье? Маме посылать? Так она получает за неделю больше, чем я за год… Но, главное, если завтра меня убьют, куда, спрашивается…
– Не надо, пожалуйста. Не надо про такие вещи.
– Хорошо. Допустим, меня не убьют. Допустим, я бессмертный. Значит, считай, что у меня такая блажь – провести с тобой эти пять дней! Согласна?
– Но это же будет… больше тысячи трехсот талеров!
Вот тут-то я и призадумался. Конечно, еще тысяча у меня на счете оставалась. Но если к этому прибавить расходы на отель, то получалось, что никакой подводной охоты в обществе Джонни, которую я замыслил буквально только что, но уже успел в свою придумку влюбиться, мне не видать, как собственных ушей…
Я поделился своими соображениями с Джонни. Но она лишь азартно махнула рукой:
– Ерунда! Мы сделаем вот как. Сейчас ты свяжешься с отелем, расплатишься за эти сутки и скажешь, чтобы они привезли твои вещи сюда. А жить пока будешь у меня. Тогда и на озера съездить нам денег хватит. – Джонни казалась очень серьезной.
Правда, белесые усики, которые остались на ее губах после молочного коктейля, придавали этой серьезности налет пикантного комизма.
– А Лейла? – спросил я.
– А что Лейла… У нее своя жизнь, у меня – своя.
– А ее клиенты?
– Не волнуйся. У нее комната с тотальной шумопоглощающей системой.
– А у тебя?
– А у меня – нет. Дорого это, понимаешь?
Я кивнул. В целом предложение Джонни приходилось признать многообещающим.
Я вскочил с кровати в чем был и, нашарив в кармане кредитку, направился к панели коммунальной связи, что была рядом со входом в комнату загадочной Лейлы.
Не успел я произвести все необходимые формальности вроде проведения платежа и ругани с менеджером этажа из «Счастливчика» (он считал, что доставка моих вещей должна осуществляться за мои деньги, козел несчастный), как почувствовал, что Джонни тихо подкралась ко мне сзади и, положив руки мне на плечи, призывно целует меня в основание шеи.
Быстрые пальцы моей мимолетной возлюбленной побежали по моей груди вниз, на живот, и ласковым арпеджио понеслись еще ниже, вызывая во мне новый прилив желания…
…Я снова закрыл глаза. Мне не хотелось расставаться с собственными воспоминаниями – наверное, у каждого человека в жизни бывают такие моменты.
Во второй раз я проснулся от смутного осознания того, что в соседней комнате разговаривают два человека. Мужчина и женщина.
Речь мужчины была несколько натужной, а интонации выдавали в нем, насколько я в этом разбирался, немолодого, хорошо образованного центаврианца. Речь женщины, напротив, была быстрой, хаотической и немного развязной.
Говорила не Джонни. А кто? Лейла? А если не Лейла?
Помимо воли я прислушался.
– Даже не понимаю, чего ты лезешь в бутылку. Чего ты надулся? Двое рядовых второго класса, один младший мастер, два лейтенанта и даже один флэг-лейтенант! Ты чего? По-моему, неплохой улов, – сказала женщина. Голос ее был недовольным.
– Этот улов я назвал бы «неплохим» еще неделю назад. Но теперь я попросил бы вас, госпожа Лейла, удвоить темпы.
– А деньги? Сначала удвой деньги, а потом будешь требовать темпы!
– Смею вам напомнить, госпожа Лейла, что вами еще не произведен полный расчет по заключенному ранее договору. Таким образом, если перейти на язык, более понятный особам вашего склада личности, вы еще не отработали то, что я вам давал.
– А когда отработаю – удвоишь?
– Тогда мы, возможно, и пойдем на пересмотр вашего контракта, – заключил центаврианец.
– Подумаешь, какой важный, – буркнула женщина себе под нос, я едва расслышал.
– А сейчас мне нужно спешить, госпожа Лейла. Поэтому я хотел бы поскорее получить контейнер.
– Сейчас принесу.
Женщина зашаркала домашними тапочками в направлении дальней комнаты. Задержалась там на минуту и снова вернулась в крохотную прихожую.
– Вот, – сказала женщина.
Несколько мелодичных нот возвестили, видимо, открывание контейнера. Некоторое время оба молчали. Надо думать, центаврианец изучал принесенное.
– Что ж. Действительно неплохо, – заключил центаврианец, и контейнер, промурлыкав свою ключ-мелодию, захлопнулся. – На будущее хотел бы дать вам, госпожа Лейла, один совет: забудьте о рядовых, младших мастерах и флаинг-офицерах. Сосредоточьтесь на рыбке покрупнее.
– Будто это от меня зависит, – процедила женщина.
– Всего доброго. До встречи через четыре дня.
Я слышал, как за центаврианцем закрылись двери элеватора.
Не будучи суперстеснительным, я тем не менее не любил неловких положений. А положение, в котором оказался я в квартире Джонни, было как раз из таких.
Эта мерзавка бросила меня один на один с не очень-то любезной Лейлой, даже не потрудившись сказать ей, что в квартире дрыхнет гость!
Ведь наверняка, если бы Лейла знала, что в квартире посторонний, она разговаривала бы со своим сутенером (а тогда я почему-то решил, что центаврианец – ее сутенер) не в гостиной, а в своей комнате с тотальным шумопоглощением! Ведь должно же это шумопоглощение, в конце концов, окупаться?
Конечно, из этого разговора я ни хрена не понял, поскольку был уверен, что понимать там в принципе нечего. Но мне было неловко ощущать себя бессовестным соглядатаем!
Вдобавок мне нестерпимо хотелось в туалет…
И тогда я решил встретить грозу в лоб.
Я встал с кровати, быстро натянул свои трусы армейского фасона и, изобразив немыслимую сонливость, приоткрыл дверь и вышел в гостиную. В гигиеническом отсеке горел не погашенный Лейлой свет.
– Эй, – неуверенно сказал я. – Есть кто?
Не успел я как следует оглядеться, как ощутил своим коротко стриженным затылком ледяное жерло парализатора.
«Ничего себе – оперативность!» – подумал я.
– Что ты здесь делаешь, мудила? – спросил женский голос у меня за спиной.
Я догадывался, как именно следует уворачиваться от парализатора, зажатого в хрупкой женской руке. И, конечно, мог обратить ситуацию в свою пользу – да так, чтобы девчонка и пискнуть не успела.
Но поступать подобным образом мне совершенно не хотелось. Поскольку это значило нажить в лице Лейлы непримиримого врага. А ведь мне предстояло проторчать с ней под одной крышей несколько дней!
– Послушайте, вы… Лейла? – робко начал я.
– Ну.
– Тогда я Серж.
– Ну?
– Я друг Джонни.
– И что с того? Что ты делаешь в моем доме? – начала выходить из себя Лейла.
«Еще активирует ненароком, чисто от раздражения», – с опаской подумал я.
– Дорогая Лейла…
– Я тебе не «дорогая»! – мрачно отрезала она.
– Хорошо… Уважаемая Лейла! Я купил… то есть заказал Джонни на пять дней. Но так как у меня не очень много денег, Джонни разрешила мне пока пожить у нее…
– А у меня эта сучка спросила – не возражаю ли я, что какой-то мудак будет жить у меня?! – ехидно осведомилась Лейла. Парализатор от моего затылка она, однако, не убирала.
Я с трудом подыскивал слова, но они словно бы куда-то все поразбежались.
К счастью, в эту же секунду двери элеватора отворились и в квартиру вошла Джонни – черные очки, белое платье, флюоресцирующие сапожки на немыслимой платформе… В руках у нее была прозрачная коробка с мегапиццей «Съедобный остров».
При виде полуодетой Лейлы, наводящей парализатор на полуодетого меня, она отчаянно всплеснула руками. Мегапицца выскользнула у нее из рук и увесисто брякнулась на пол. На моем предплечье нарисовались особенно дальнобойные брызги майонеза.
– Всем привет. Что здесь происходит?
Мы сидели в центре гостиной и пожирали «Съедобный остров», на котором «росли» марсианские овощи. В сырных озерах острова водились продукты марсианского рыбоводства: тушеные осьминоги, жареные рапаны, сладкие актинии.
Все это было залито сверху сливовым кетчупом и майонезом, заплавлено чеддером и засыпано укропом. В общем, пицца как пицца. Разве что, как и многое на Марсе, слегка пересоленная.
Когда-то, еще в учебке, один яйцеголовый капрал объяснял нам, что от различных геоклиматических условий у людей на разных планетах слегка мутируют вкусовые рецепторы. Неудивительно, говорил капрал, что на Марсе народ обожает соленое, на Центавре – горькое, а, допустим, веганцы поведены на пряном и сладком.
– По-моему, вкусно, – сказал я, заглатывая щедро перченный кусок ветчины.
– Умгу, – ответили хором Лейла и Джонни, активно двигая челюстями.
Разговор в общем-то не клеился.
Лейла вроде бы сменила гнев на милость. Правда, для этого мне пришлось разыграть целую сцену, из которой явствовало, что проснулся я уже после того, как центаврианец убрался со своим контейнером.
Тогда я понятия не имел, почему для нее так важно знать, спал я или нет. Но заметил, что, как только мне удалось ее убедить, она сразу же повеселела. Но хоть Лейла больше и не злилась, а разговорчивее от этого не стала.
Джонни тоже молчала. Кажется, ночь любви ее совершенно извела.
Кэб, который мы заказали для поездки на озера Галея, должен был прибыть через полчаса. Конечно, можно было добраться и более дешевым способом – на надземке, в общем вагоне, на чем настаивала рачительная Джонни. Но я стоял на своем: гулять так гулять!
И потом, тоже мне удовольствие! Четыре часа страдать тошнотой в обществе туристических групп, состоящих сплошь из пенсионеров и школьников, интересующихся жидкой фауной родной планеты!
Вещи были собраны. Пицца – съедена. Все вопросы – обсуждены. Делать совершенно нечего. Поэтому за мою идею попялиться в видеокуб все ухватились, как за спасительную соломинку.
Лейла по-разбойничьи свистнула в два пальца. Повинуясь ее зову, из-под потолка выехал кронштейн с лучшим другом всякой гуманоидной семьи – видеокубиком.
Повернувшись к каждому из нас одним из своих экранов, видеокуб застыл, ожидая дальнейших указаний. Я деловито напялил наушники. Моему примеру последовали Лейла и Джонни.
Единодушия во вкусах не намечалось, и каждый из нас по-честному решил смотреть свое.
Простодушная Джонни остановилась на семнадцатом марсианском канале. Там давали земной фильм «На космических пастбищах».
Фильм был таким старым, что даже мой дед, когда я был маленьким, иначе как «барахлом» его не величал. Но какое-то обаяние в нем все-таки было. Иначе с чего бы я сам смотрел его дважды? Может быть, мне просто нравились романтические истории? Вот чего-чего, а романтики напополам с пафосом Раннего Освоения там хватало…
Планетка Бонн близ Гамма Ориона. Заливные луга, деревни колонистов, обшарпанный порт с надписями на староанглийском. Мордатый ковбой по имени Бак Стэнли влюбляется в грудастую блондинку по имени Джейн Малинофски, которая живет на соседней ферме.
Бак желает жениться на Джейн. Но у той уже есть муж – старый отвратительный капитан местных Сил Самообороны Рэд Малинофски. Разумеется, импотент, не дающий девчонке развода. Прознав о наличии у себя ветвистых рогов, бедняга Рэд, используя служебное положение, подставляет молодчину Бака под срочную мобилизацию, и того забривают на передовую, в батальон смертников…
Короче говоря, в конце фильма целый и невредимый, накачавший невероятные бицепсы Бак Стэнли возвращается на родные пастбища. Не беда, что вместо ноги у него биопротез, а полбашки заменил дешевый имплант-суфлер. Главное, что он стал патриотом, полон решимости убить Рэда и жениться на Джейн…
Лицо у Джонни было очень сосредоточенным. Я подозревал, что она не в первый раз сострадает несчастным возлюбленным из «Космических пастбищ».
Лейла смотрела викторину «Будь проще!». Чен Молчун наверняка сказал бы, что суть викторины состоит в выяснении пределов человеческой тупости.
Ведущий, квазигуманоид и всегалактический любимец Жо-Жо, обладатель огромной лысой балды и узких пупырчатых ушей, задавал тройке соревнующихся вопросы, а те должны были выдавать ответы. Каждый из вопросов стоил сколько-то там талеров.
Вопросы были очень тупыми, наподобие «Сколько ног у собаки?». Вопросы были такими, на какие среднестатистический гражданин Содружества просто не мог не ответить. А вот участники викторины – могли.
Для передачи нарочно отбирались самые тупые представители сапиенсов (клинических олигофренов, правда, не брали; как и пресловутых эсперов, хотя кто их видел?). При этом денежные призы были впечатляюще большими. Таким образом, тупицы были вынуждены работать на пределе своих умственных способностей. Они все время хмурили брови, выдвигали «версии», пыхтели и советовались друг с другом, что, видимо, обеспечивало зрителям дополнительную порцию удовольствия.
В викторине «Будь проще!», в отличие от остальных викторин, зрители получали удовольствие не от созерцания того, кто и как на какой вопрос ответил. А от созерцания того, кто и как на какой вопрос не ответил.
«Будь проще!» стояла в Топ-10 самых популярных передач Содружества. Почему людям так нравится смотреть на тупиц?
Лейла быстро включилась в действо на экране – на ее лице расцвела очень девчоночья улыбка.
То и дело она азартно хлопала себя ладонями по бедрам и хихикала. А иногда она не выдерживала и кричала нам:
– Эй, знаете, тут только что один не мог сказать, на какой планете расположен Атлантический океан!
– Атлантический океан? – наморщила лобик Джонни.
– Ну да! – ликовала Лейла. – А ведь любому дегенерату ясно, что на Венере!
Я лично смотрел канал нон-стоп новостей. Поначалу сенсациями вроде бы и не пахло.
«На встрече, посвященной памяти жертв Освоения, лидеры Содружества и представители колониальных властей приняли коммюнике…»
Скучно. Терпеть не могу внутриполитическую болтовню.
«Всегалактический центр фундаментальных исследований выдвинул политически актуальную теорию, объясняющую происхождение шарового звездного скопления Геркулеса…»
Если бы я послушал маму и папу и пошел после школы учиться, мне, наверное, было бы ужасно интересно знать, что там за теория и как она связана с происками скатов, а так…
«На Ганимеде испытан новый вид бактериологического оружия, который, как сообщили нам в медиацентре Объединенных Сил Содружества, возможно, будет применен против кровернов, если последние…»
Вот! Наконец-то хоть что-то интересное!
«Неудачу недавней операции по спасению гражданского персонала Копей Даунинга на планете Глокк согласился прокомментировать лично адмирал Понтекорвино…»
На экране появилась чертовски фотогеничная, но, увы, донельзя унылая физиономия знаменитого начальника медиацентра Объединенных Сил.
«Не следует недооценивать профессионализм нашего командования, офицеров, пилотов и простых солдат. Первая фаза, то есть операция обеспечения, прошла полностью в соответствии с планом. Седьмая эскадра уничтожила в районе Глокка не менее десяти крупных целей противника. Остатки сил прикрытия кровернов были вытеснены за пределы зоны проведения десантной операции. Также удалось эффективно подавить противокосмическую оборону противника на поверхности планеты. Однако уже после выброски основных сил десанта в системе появилось огромное свежее соединение кровернов. Седьмая эскадра была готова и к такому сценарию развития событий, но, к сожалению, корабли неприятеля за счет применения неизвестного ранее оружия получили подавляющее огневое превосходство. Связав боем наши силы прикрытия, кроверны сразу же приступили к выброске второго десанта, который благодаря огневой поддержке своих кораблей и воздушно-космических сил быстро нейтрализовал подразделения нашей штурмовой пехоты в районе Копей Даунинга».
Я навострил уши. Что еще за «неизвестное ранее оружие»? Редкий случай: объяснения не замедлили последовать.
«Сводная экспертная группа, обследовавшая захваченный во время операции обеспечения десанта на планете Глокк корвет кровернов, пришла к выводу, что новое оружие кровернов скорее всего воздействует непосредственно на МУГ-конвертеры наших кораблей, вызывая неуправляемую трансформацию массы в излучение».
Я весь внутренне собрался и подался вперед, хотя и не надеялся увидеть в видеокубе что-то отличное от дигитальной симуляции захваченного корвета (кто же нам настоящий-то покажет!).
«Но подлинной сенсацией стало заявление профессора Бхуд-Масави о том, что это новое оружие, это оружие-икс, не могло быть произведено кровернами, чья цивилизация ориентирована на принципиально иные научные, технологические и производственные решения. В таком случае остается неясным, кто и где произвел оружие, которое нанесло поражение Седьмой эскадре Флота Большого Космоса близ планеты Глокк».
Кроверны, значит, нам «нанесли поражение»… Нет бы сказать честно: разгромили, разделали, как Бог черепаху, оттрахали по полной программе…
Последний раз, кажется, Содружество выхватило в таких масштабах во время эмансипации Центавра двести с лишним лет назад. Или нечто подобное все-таки случалось и в Ругеланском конфликте? Кто ж тебе расскажет, зеленому, что там творилось, в этом клятом Ругелане…
Уже давно начался новый сюжет про успешное кондиционирование малых планет Сектора Паньгу, а я все еще переваривал услышанное.
Не исключено, конечно, что оружие-икс не более чем уловка, утка, наскоро состряпанная пропагандистами медиацентра с целью обеления Космофлота, который так показательно облажался на Глокке.
Это, конечно, не исключено. Но если все-таки дела обстоят именно так, как сказал ведущий? Если профессор Бхуд-Масави, признанный эксперт по кровернам, прав?
Я вспотел от своих мрачных мыслей. Даже сигарета не привела меня в чувство.
Мне вдруг стало стыдно. Стыдно за то, что я, рядовой первого класса Серж ван Гримм, спокойно сижу здесь, на Марсе, в компании двух симпатичных телочек, сытый и здоровый. Моя дорожная сумка набита новенькими шмотками, купленными специально для поездки на престижный курорт Галея, а мое брюхо – пиццей и прочей вкуснятиной.
В то время как мои товарищи, мои совершенно мертвые товарищи…
От некоторых из них не осталось даже ногтя. Даже хоронить нечего…
Если бы, конечно, появилась возможность их хоронить по солдатскому обычаю – там, где они встретили свою судьбу. На Глокке…
– Серж, что с тобой?! Серж! – Джонни трясла меня за плечо. Ее лицо казалось испуганным.
Я поднял на нее глаза:
– Ничего, милая. Все в порядке. Просто мне стало неловко…
– Да брось! Лейла уже не злится!
– Не могу понять, чем я заслужил все это… – шепнул я, но она, по-моему, не расслышала.
– Там ваш кэб прилетел, граждане влюбленные, – заявила Лейла, заглядывая в окошечко видеосвязи.
Стоя у закрытых еще дверей элеватора, я тщательно причесался – на это занятие я потратил минуты три, что при моей длине волос было гм… несколько неоправданно. Я заметил: в плохом настроении у меня всегда случаются приступы старательности и наблюдательности.
Так было и в этот раз. Я заметил, что выше и левее зеркала в стене утоплен унифицированный счетчик энергопотребления, модель СК-459/45.
Некстати вспомнилось, что такие счетчики наша вечно поддатая и обкуренная бригада монтировала на Эсквемелине, на заводах Вероны Нова. И было это, кажется, за тысячу лет до Глокка…
«Ничего себе у них потребление! Как у фабричного цеха!» – присвистнул я.
Впрочем, ведь в каком-то смысле квартирка Джонни и Лейлы и так была своего рода фабрикой. Фабрикой по производству удовольствия. «Услада Плоти» – вот как назвал бы я такую фабрику.
ОХОТНИЧИЙ СЕЗОН ЗАКРЫТ В СВЯЗИ С ЭПИЗООТИЕЙ
Такая надпись встретила нас у въезда на охотничью базу «Русалки».
Ворота были заблокированы. Защитный периметр недружелюбно искрил вправо и влево – куда хватал глаз. Ни кэбов, ни школьников с их обычной суетой и витаминизированным попкорном. Ни туристов с камерами и пахнущими илом трофеями, ни-ко-го. Только озеро, звавшееся «Лавандовым» из-за цвета своей воды, подмигивало нам из-за леса своим гигантским лиловым оком.
Видать, не судьба нам была поохотиться.
– Надо было связаться с ними сразу, из дома, – вздохнул я. – Но мне даже в голову не приходило, что могут быть какие-то проблемы!
– Мне тоже. Кстати, а что такое «эпизоотия»? – спросила Джонни.
– Это то же самое, что эпидемия, но только у животных. Например, у подводных животных, – объяснил я.
– А-а, понятно. А что такое «эпидемия»?
Мы летели в кэбе по направлению к Лидии, центру курортной зоны озер, и время было девать совершенно некуда. Вот я и взялся объяснять Джонни, что такое эпидемия и с чем ее едят.
Надо сказать, рядом с Джонни я со своим средним, очень средним образованием чувствовал себя почти профессором. Увы, это чувство доставляло мне совсем немного морального удовлетворения.
Впервые я всерьез пожалел о том, что рядом со мной сейчас не доктор Аля Лаура Омаи. Вот она-то точно знает, что такое эпизоотия, и уж подавно – что такое эпидемия. И, наверное, не перепутает при случае «дискурс» и «дискус», а постоянную Планка с постоянной планкой…
– Что же мы теперь будем делать?
– Имеется масса вариантов! Во-первых, никто не мешает нам просто снять номер в мотеле, уже в Лидии, и побродить по берегам озер. Должен тебе сказать, там ужасно красиво!
– Да ну, красиво! – фыркнула Джонни, брезгливо подернув плечом. – Скучища одна – бродить можно и по городу.
– Ну, как знаешь. Тогда мы можем пойти в аквариум и посмотреть, чего там нового. Я люблю здешний аквариум – говорят, в Лидии самый большой аквариум во всей Солнечной системе! Чего там только нет! Вот ты, например, когда-нибудь видела морского верблюда с планеты Кастель-де-Лион?
– Не видела, а что, интересно? – с сомнением спросила Джонни, укладывая голову мне на плечо. Мне показалось, она сейчас заснет.
– Еще как! Морской верблюд – зверь очень забавный и совершенно неагрессивный! Более того, он способен устанавливать с человеком телепатический контакт. Правда, говорит он очень простые вещи – что любит чистую воду, что проголодался. Представь себе, Джонни, верблюд говорит с тобой изнутри твоей же собственной головы!
– Не очень-то приятно, когда кто-то говорит в твоей голове, – дернула плечиком Джонни.
Я растерялся. Признаться, продуманного запасного плана у меня не было. Я смолк и уставился в окно кэба.
Мы мчались с огромной скоростью очень низко над землей. Благо местность здесь была совершенно безлюдной. Под брюхом кэба простиралась величественная Равнина Спокойствия, окаймленная с обеих сторон горами Шварценеггера.
Вдруг водитель сбросил скорость. Да так резко, что только ремни безопасности нас и удержали в пределах задней секции сидений.
– Сто кровернов вам в задницу, бездельники еханые! – взревел из жерла динамика водитель, до этого смиренно молчавший за своей стеклопластиковой загородкой. – Мало вам места, что ли? Висит же знак! Какого ляду на трассу залетать! У-у, доберутся до вас копы!
– Что случилось? – спросил я, но вопрос был излишним.
Спустя секунду я и сам увидел, что случилось: в двухстах метрах от нашего кэба приблизительно на нашей высоте фланировала пара ярко-алых «летающих крыльев».
Случайно или намеренно они покинули зону, отведенную для таких полетов, и вторглись на трассу гравитранспорта? Мне по крайней мере хотелось думать, что они сбились с курса совершенно случайно…
Кажется, это были парень и девушка – хотя доподлинно с такого расстояния было не разобрать.
Они эстетично парили в ослепительно медовых лучах термоядерного солнца, словно два ангела, случайно занесенных сюда из неведомых миров, где не обитают ни кроверны, ни люди.
Гармония. Безмятежность. Между небом и землей, между Временем и Вечностью…
Медленно и степенно они двигались в сторону Нью-Йоркского хребта, несомые ленивым ветром. А там, на хребте, таких разноцветных крыльев было великое множество!
На фоне бежево-кофейной горной породы охряно-желтые, рубиновые, густо-синие и салатовые «летающие крылья» походили на лепестки неведомых цветов, украденные ветром из райского сада. Мне стало не по себе от этой разъедающей сердце красоты, и я закрыл глаза…
– Серж, а Серж! Может, полетаем? – с робким восторгом в голосе спросила Джонни. Глаза ее сияли детским азартом.
– А что – хорошая мысль! – кивнул я, предвкушая наш совместный полет и стараясь не думать о цене этого очень недешевого удовольствия.
– Водитель, мы хотели бы изменить маршрут! Нам больше не нужно в Лидию. Будьте добры, доставьте нас на одну из тех баз, на Нью-Йоркском хребте, – потребовал я.
– Вот, и вы туда же… Ну молодежь пошла! Только бы деньги трынькать да жизнью рисковать! – недовольно проворчал водитель, подымаясь на скрестную трассу и закладывая крутой вираж вправо.
* * *
Если бы за пределами Соединенных Провинций Центавра слово «аристократ» значило что-то конкретное, такой вот крылатый отдых на Марсе наверняка назывался бы «спортом аристократов».
Из «Энциклопедии Прошлых Времен» я знал, что когда-то, еще до появления Экологического Кодекса, объявившего лошадей свободным видом, не подлежащим эксплуатации, «спортом аристократов» называлась верховая езда.
Наверное, на многих планетах и сейчас, по сей день, в обход Экологического Кодекса, седлают и взнуздывают всяких там иноходцев и рысаков. Думаю, на Центавре, например, среди нобилей что-то подобное в ходу, хотя вряд ли дождешься от них официального признания.
А вот «крылатый» курорт имеется только один – и тот на Марсе.
И дело здесь не только в том, что мягкий климат Марса, его роза ветров и сила тяжести благоприятствуют таким развлечениям. Просто желающих попробовать себя в полете на «летающих крыльях» сапиенсов не так уж много. И наскребется их ровно на один такой курорт. На самом деле, зачем летать «самому», когда есть куча машин, которые с удовольствием повозят тебя?
Короче говоря, мы с Джонни оказались в числе избранных. Этот факт льстил моему самолюбию. И я легко смирился с тем, что за два дня удовольствия придется заплатить девятьсот талеров…
Весь первый день мы летали под руководством инструктора, который сопровождал нас на гравере. Точнее сказать, не летали – учились летать. Дело это оказалось довольно утомительным и опасным.
Например, все время нужно было бдить, чтобы ненароком не оказаться на пути у кэба (выход на трассу – штраф двести талеров).
Нужно было научиться маневрировать и правильно приземляться, то есть не ломать себе ноги (что при отсутствии у Джонни медстраховки было особенно желательно). К счастью, мы оба были в превосходной спортивной форме, иначе все обучение растянулось бы на недели!
Помимо прочего, нужно было не забывать сверяться с браслетом, измеряющим силу и направление ветра. Ибо ветер в этих местах при всей своей ленце имел коварный нрав. Блуждающая турбуленция, эдакий карманный ураган, могла безжалостно пригвоздить тебя к ближайшей скале.
На наших глазах двое инструкторов сняли с зубастой стены труп летуна-неудачника. А может, и не труп, а рекламную симуляцию. В любом случае коктейль соответствующих эмоций удался на славу. Ибо, скажите, что за удовольствие без опасности?
За наши труды мы были вознаграждены сполна. Таким красивым я не видел Марс никогда.
Вроде бы те же пейзажи, что за окном кэба. И все-таки совсем не те, лучше. Наверное, так устроены люди, что, для того, чтобы что-то в жизни понять, их телам нужно участвовать во всем, а особенно в любви и боли, без посредников.
Кстати, о любви. В первый день мы с Джонни так налетались, что заснули, едва добравшись до постели.
Я даже поцеловать по-человечески ее не смог. Мои губы, облепленные, как и вся поверхность моего тела, биостимулирующим кремом, не способны были на этот скромный подвиг…
Зато поутру, бодрые и сильные, словно потомки древних титанов, мы совершили наш первый самостоятельный полет.
Крыло Джонни было цвета белого золота. Мое – переливалось семью цветами марсианского флага. Теперь мы тоже были похожи на лепестки, украденные ветром из райского сада.
Может быть, на какую-то минуту мне даже удалось почувствовать себя бессмертным.
В том смысле, что среди этой рвущей душу красоты мне вдруг стало совсем не страшно умирать. Вроде как все самое стоящее в этой жизни я уже увидел.
Мы облетели вокруг знаменитого трехперьевого Пика Серафимов и неспешно пересекли самое маленькое из озер Галея – Зеркальное.
Поверхность его и впрямь была изумительно гладкой. Благодаря уникальному сочетанию цвета дна и коэффициента преломления горькой, перенасыщенной солями воды озеро отражало мир во всем его скрытом, умопомрачительном, жестоком величии. Даже мы, две цветастые фигурки, были отражены с какой-то неожиданной десятикратной щедростью и предстали собственным взорам как огромные огненные фениксы из Большого Красного Пятна.
Я медленно повернул голову.
Вдалеке, справа от меня, исполинским ящером разлегся хребет Бетховена, за ним – еще один, неизвестный мне, набранный из череды черных вулканов. Этот второй хребет, кажется, был антропогенным…
А где-то очень далеко в той же стороне рвалась вверх, в термоядерные объятия своего солнца Анаграва – город, где родилась Джонни.
Вспомнив о Джонни, я перевел взгляд на девушку. Лицо ее казалось возвышенным и радостным. Впрочем, не знаю, было ли оно таким на самом деле. Прозрачное забрало ее шлема сильно бликовало.
Я почувствовал, как из глубин моей души растет искренняя симпатия к моей замечательной проститутке. Ко всем замечательным проституткам и шлюхам мира!
«Но это лишь симпатия», – вздохнул я. Вдруг мне стало совершенно ясно: бессмертие, которым я только что грезил, – фикция, самообман, дешевые сопли молодого эстета.
Мне нелегко было признаться себе в том, что настоящее бессмертие может подарить только любовь.
