Год 2002. Михаил
26.04. 15 час
Константинополь. Университет
На выходе меня перехватил Петька Млечный. Он был весь как не слишком дружеский шарж на примерного студента: косо сидящие круглые очки, торчащие уши, галстук на боку, противокислотные нарукавники (хотя занимался Петр Валерьевич отнюдь не химией, а историей). В свое время я для него добывал посредством раухера в закрытых библиотеках необходимые материалы.
— Миш, можно тебя? — робко.
Зойка на такое обычно отвечает: «Можно, только не здесь». Я посмотрел вдаль.
«Опель» стоял пока еще пустой.
— What’s that so black aging the sun? — на всякий случай поинтересовался я.
Он вздохнул. К языкам Петька не имел ни малейшей способности. В отличие от меня он и родился в Константинополе (то есть, наверное, в Стамбуле?), но ни турецкого, ни немецкого, ни греческого не знал абсолютно. И русским овладевал с трудом, как бы в чем-то сомневаясь. Когда родители разобрались, что мальчика надо не учить, а лечить, было уже поздно. Пароход ушел. Я не понимаю, как же так: вот рука, а называется по-разному, жаловался он. Не должно так быть… При всем при том память у него была феноменальная.
— Миш, тут такое дело… помнишь, мы как-то о всяких случайностях в истории рассуждали? Давно еще.
— Кажется, помню, — пожал я плечами. — А что?
— Ты мне еще программу составлял… ну, для поисков…
— Это помню.
— Вот посмотри… я тут обработал кое-что… — он подал мне кассету для раухера.
— Может быть… ну… интересно покажется…
Я взял. Покрутил в пальцах.
— Видишь ли, друг мой… Я сейчас не дома живу. Смотреть не на чем.
— Почему не дома? — в ужасе прошептал Петька.
— Да ничего особенного. Опять с маман поругался. Переселился на лодку. Но раухера там нет. Обычная история. Сапожник без сапог.
— А хочешь, я тебе свой дам? — с готовностью предложил Петька. — Альбом. На всю неделю. Хочешь?
— Тебе так надо, чтобы я это прочитал? Петька кивнул:
— И если что-то непонятно будет — звони. Из внутреннего кармана пиджачка он вытащил альбом: мощный, дорогой, фирмы «Идеал». В чехле тисненой кожи.
— Дня три тебе хватит?
— А там много?
— Нет, совсем нет. Двенадцать таблиц.
— Ладно, давай… — я сгреб раухер, кассету, сунул их в сумку… но уйти не успел.
— Хорошо, что я тебя увидел, Михаил, — строго сказал, подходя, Стас Тхоржевский.
— И тебя, Петр. Сегодня в девять собрание общества, и вас обоих я прошу быть обязательно.
Стас тоже являет собой шарж — на выпускника курсов «Юный вождь». То есть если бы такие курсы, конечно, были. Он высок, широкоплеч, белокур, у него открытое честное лицо, которое ничуть не меняется, когда он откровенно врет. Костюмы носит с явным милитарным акцентом. Вокруг него постоянно крутятся пять-шесть ребят помельче. На моей памяти он был скаутским орлом и капитаном сборной по гребле. Теперь он председатель монархического общества.
— В девять у меня назначено, — сказал я.
— Ты уже пропустил одно собрание, Михаил, и тебе следовало бы…
— Стас, — сказал я. — К идеям монархизма я индифферентен. Я принимаю его только с эстетической точки зрения. Принимаю, не более. Так что на всех этих собраниях мне делать будто бы нечего…
Он хитро ухмыльнулся, и это на полсекунды вернуло его официальному лицу нормальное человеческое выражение.
— Сегодня нашим гостем будет сам наследник, — сказал Стас. — Он приехал.
— О-о?
Ну, что тут еще скажешь? Любопытство — оно, конечно, порок… хотя и не преследуется по закону… если не переходит разумные пределы…
— Ладно, — сказал я. — Убедил. Возможно, я буду не один.
— Но не толпой, — очень серьезно предупредил Стас. — Зал не слишком велик. Он отошел, невидимо козырнув.
— Ты сейчас домой? — спросил я Петьку.
— Я… нет, мне еще долго… и это собрание. Если что — вы меня довезете хотя бы до моста?
— Думаешь, мы так долго будем встречаться с наследником? Большое ему до нас дело. Полчаса, охмурил — и дальше. У него таких встреч, наверное, штук восемь в день.
— Да? — усомнился Петька. — Тогда зачем же… вообще?..
— Сложный вопрос. Потом обсудим. Пока! — возле «опеля» уже маячила белая шляпа.
Поворачивалась направо-налево и покачивалась. Этак медленно и плавно.
Сильно дымя, выезжали со стоянки угловатые разрисованные автобусы. Ими не любили пользоваться: слишком долго ехать. Было бы куда удобнее, если бы один маршрут, допустим, шел в Перу, другой — в Скутари, третий кружил по лабиринтам Старого города. Нет, нельзя, решили городские начальники, тогда получились бы отдельные автобусы для русских, для немцев, для турок, нет, сделаем единый маршрут… и кое-кому из бедных студентов приходится добираться до дома два с лишним часа.
Хотя есть и плюс: можно готовиться к занятиям. Или смотреть кино.
Зойка была одна. Тедди свернул где-то, и вот — пропал. С ним это происходило регулярно. Он мог так пропасть на целые недели, а потом от него получали открытку из Сиднея.
— Будем ждать? — решил уточнить я. Зойка не ответила, только посмотрела на меня задумчиво, смешно приподняв кончик носа указательным пальцем. — На наследника престола хочешь посмотреть?
— Я уже видела. Он в ректорате сидит. Я зашла, а он там. Парень и парень. На тебя похож. И с ним два таких робота… — она изобразила лицом, каких именно робота.
Заверещал телефон. Это был Тедди.
— Ребята, меня не ждите. Давайте в шесть часов в «Азиче». Пока.
Отбой. И все. Перезвонить ему и уточнить обстоятельства невозможно: Тедди всегда держал канал вызова отключенным. Таковы были общие принципы его бытия.
— Значит, ты будешь меня развлекать, — распорядилась Зойка. — С чего начнем?
Я пожал плечами и сел за руль: Зойка машину не водила.
— Я бы поела жареной рыбы, — тут же сообщила она.
— Жареная рыба — это профанация, — сказал я. — Рыба должна быть только отварная. Почитай Мелвилла.
— Зануда этот ваш Мелвилл. Другое дело — Эрментруда Вассен. Это я понимаю.
Она меня дразнила. Эрментруда Вассен была писательницей для умственно задержавшихся. Кроме шуток. По крайней мере, с этого она начинала — с сочинения историй для воспитанников специальных школ. Судя по ее нынешней популярности, треть населения причисляла себя к умственно задержавшимся.
Я не слишком этому удивлялся.
