2. Студия – «опиум для народа»
И наконец, вместе со всем Центром, в поле зрения появилась Студия – она же Храм, постепенно отвоёвываемый церковниками. Из её громадного купола поднимался к самым тучам величественный шпиль, бывшая телевышка. А вокруг, подобием крепостной стены, громоздился правительский кремль, где (может, и вправду) регулярно заседал Совет Глав. Сквозь него к Храмовой площади вела дюжина тоннелей, прежде запираемых только на ночь. Но с недавних пор кремлёвские ворота перестали открывать, а перед каждой калиткой выставили стражу, рьяно отсекавшую посторонних, – не хватало лишь рва и подъёмных мостов! Хотя плёночная Крыша, стекавшая с Храмового купола и уже почти достигшая Срединной Стены, тоже предохраняла неплохо.
Вертолётик пронёсся высоко над Центровыми блоками, будто опасался пальбы. Затем круто спикировал на посадочное кольцо Храма, выгрузил самозваный ВИА и тут же убрался, вероятно, следуя здешним правилам.
Наверное, Ореста всё-таки разбудили, и он успел связаться с местным начальством, потому что на входе троицу встречала худенькая девица с озабоченной мордочкой, облачённая в строгую секретарскую форму. Сухо поздоровавшись, она ещё сдвинула брови и, топоча каблучками, повела гостей в глубь огромного здания. Они помалкивали, безразлично поглядывая по сторонам, а в голове Вадима уже складывалась планировка этого трёхмерного лабиринта, словно заполнялись пустоты в отведённом под Студию объёме. Вот так просто решаются проблемы, когда за дело берётся Эва, – позавидуешь. А они-то ломали головы, как сюда пробраться!..
Нравы здесь были свободней, чем в целом по Крепости, а люди – раскованней, особенно женщины. Их наряды поразили бы нормального трудягу забытыми вольностями. (Это сладкое слово: богема!) «Навевать грёзы» было делом ответственным, и здешним грёзмэйкерам по долгу службы приходилось следить за внешностью. Среди стройных и симпатичных мелькали запущенные, неряшливые субъекты, которых лучше было не видеть, – авторы и постановщики тивишных сюжетов, наёмные творцы. Не замечать эти оскорбляющие природу вкрапления здесь оказалось намного проще, ибо куда чаще взгляд привлекали упругие девичьи попки да грудки, затянутые в леопардовое или тигриное трико – своеобразная местная униформа.
В отличие от города, где одежда разделяла людей, на Студии было важно суметь себя подать. Другое дело, что предложение тут значительно опережало спрос, так что красоткам приходилось соглашаться на любые условия, лишь бы взяли. Это не «дикий Запад», где публика возносит кумиров лишь за то, что они уродились, скажем, с лужёными глотками. Здесь лицедеи и скоморохи знали своё место, всеми способами ублажая истинно лучших, истинно достойных, истинных хозяев жизни – Истинных!.. (Вадим и сам не понял, откуда всплыло это словцо и почему оно так прочно увязалось в нём с новодворянским сословием, свежевыпеченными крепостниками.)
Кстати, при внешней безалаберности охрану тут наладили недурно, и по основным узлам: перекрёсткам, лифтовым залам, приёмным, – бдели посты Боевых Псов, отлично дрессированных и оснащённых.
Строгая секретарка привела певцов в просторный кабинет, где и сдала своему шефу, Милану, – манерному блондину с нежным румянцем на молочных щеках. А уже тот, предложив сложить инструменты на своём столе, увлёк их дальше, к директору музыкальных программ, на ходу инструктируя мягким настойчивым голосом. Руководитель, некто Иоанн Леднёв, тоже оказался блондином и тоже на удивление молодым. (По заверениям Алисы, он значился внебрачным сынком Главрежа – чего не наболтают злые языки!) Зато был он куда смуглее Милана, в непроницаемых очках и с непроницаемым же лицом – наверное, для солидности. Кабинет у него оказался просторней, стол – шире, но прочих излишеств не наблюдалось. А обращался Милан к начальству не иначе, как «превосходительство», – что принималось как должное.
Долго разговаривать Леднёв не стал, просто назначил прослушивание на пять часов пополудни и кивком указал на дверь, вновь погружаясь в компьютерные отчёты. Против опасений, это сошло ему без последствий. Зато в коридоре Эва велела Милану проваливать и более не докучать, пока не подойдёт срок. Тот заикнулся было насчёт недопустимости опозданий, но женщина опалила его таким взглядом, что бедняге не помогли бы никакие очки. Поспешно Милан ретировался, наверняка кляня Ореста и свою злую судьбу.
– Шесть часов на рекогносцировку, – объявила Эва. – Разбегаемся!
– Порепетировать не хочешь? – спросил Вадим для очистки совести. – Ответственное же мероприятие!
– К чему? – пожала она плечами. – Всё равно будем импровизировать.
– Тогда разбежались, – согласился он. – Встречаемся у Милана.
Они разошлись по трём доступным направлениям: вправо, влево и вниз. Впрочем, сам Вадим далеко не ушёл, ибо за первым же поворотом едва не столкнулся с Тигрием Рувимовичем Низинцевым, известным в узких кругах как литератор-универсал: поэт, прозаик (от мемуариста до воображенца), драматург, сценарист, репризер, эпиграмматист и ещё бог знает кто. Вдобавок Тигрий и рисовал вполне крепко, не раз выезжая на этом в трудные времена.
Вадим знал его с тех давних пор, когда, по младости, баловался стихами. Поначалу Тигрий отнёсся к Вадиму агрессивно (будущий творец был тогда очень озабочен самоутверждением и на всякий случай облаивал всех), хотя не без опаски: чёрт этих громил знает, можно ведь и схлопотать! Затем как будто принял Вадима в избранный круг и даже попытался призвать в ряды лит-банды, непонятно для чего и против кого создаваемой. Когда тот не поддержал, надолго к нему охладел, но записать Вадима в противники всё ж остерёгся.
В недолгий период ослабления вожжей Низинцев наконец прорвался к читателю, примкнув к объединению творцов, расцветшему на свежем трупе старого издательства, – и живенько опубликовал всё, скопившееся за годы. Даже обрёл некоторое признание, по этой причине слегка подобрев. Затем опять надолго пропал из виду, мелькая разве на сборищах воображенцев да изредка заглядывая к Вольным Творцам.
С последней встречи Тигрий ещё располнел, даже обрюзг. Судя по одёжкам, снабжался он теперь неплохо и с приличной периодичностью, однако беречь наряды не научился. И душок от него исходил сообразный.
На сей раз Низинцев обрадовался Вадиму как родному, долго и прочувственно тряс его руку, вцепившись пухлыми ладонями, и, кажется, готов был облобызать, норовя придвинуться ближе.
– Рад, рад, – повторял он, сияя. – Очень рад, весьма!.. Наконец ты с нами, давно пора. И то: сколько можно строчить в стол? Ну, теперь мы им покажем! – пригрозил Тигрий непонятно кому. – А чего – пришло наше время!.. Как пелось когда-то: «молодым везде у нас» – что?
Насколько Вадим помнил, вьюноша сей был немногим младше его, то есть изрядно за сорок, а выглядел вдвое старше – даже если пренебречь лысиной, брюхом и бурдюком под нижней челюстью.
– Вон, гля, сам Волков идёт! – показал Тигрий. – А знаешь, ничего оказался мужик – на удивление!..
Действительно, по коридору шествовал Михайло Родионович, благосклонно с кем-то беседуя и не забывая отвечать на приветствия, – по-прежнему осанистый, представительный, даже видный, несмотря на возраст. Задолго до смутных времён он прославился как корчеватель творческих сорняков, благо более десяти лет возглавлял единственное в области издательство. Потом, когда воздух слегка посвежел, Волков из корчевателя преобразился в радетеля отвергаемых прежде талантов, задержавшихся в отрочестве или заблудших, – и с тем же рвением принялся их опекать, переделывая под себя. По совместительству он радел за всё старожильское, выискивая в губернии истоки мировых достижений, и действительно слыл в этих вопросах знатоком, памятью возмещая нехватку ума. А после Отделения прибился к Студии и тоже устроился неплохо – ещё бы, с таким опытом выживания!..
– А давай с ним познакомлю, – вдруг загорелся Тигрий. – Стоящее дело, ей-богу!
Не успел Вадим возразить, как он уже остановил Волкова и принялся нахваливать приятеля, поощряемый отеческой улыбкой мэтра. При этом бойко сыпал «превосходительствами» да «господами директорами». После чего «превосходительство» выдало несколько радушных фраз уже самому Вадиму и милостиво протянуло к нему ухоженную руку. А тот, как бобик, её пожал, удивляясь себе и мысленно кляня не в меру активного Тигрия.
– Помнишь, как я его крыл? – спросил творец, когда Волков уплыл. – А он зла не держит – что значит широкая натура!.. Мы ему как дети.
– Ты про евреев?
– Про всех нас – молодых, талантливых, перспективных… Гля, яка кобылка! – В восторге Тигрий уставился на фланирующую невдалеке девицу, из «леопардовых», даже причмокнул. – Как себя несёт, а? Бёдрышками туда-сюда, туда-сюда. Ух, я бы ей!..
Затем он поволок Вадима в ближнюю кормушку, суля невиданные кушанья, и там долго пререкался с раздатчицами, требуя почтения к творцам, а также усиленного питания. В конце концов добился желаемых блюд, причём с учётом Вадима. Однако почти всё умял сам, чавкая и сыпля изо рта крошками, ибо даже за столом не прекращал говорить.
То уговаривал знакомца влиться в победоносный творческий блок, то снисходительно поучал его, объясняя здешний расклад сил и принципы своей стратегии, то с воодушевлением планировал сложные интриги, наверняка провальные. Всё это мало задевало Вадима, но он больше помалкивал, давая Тигрию выговориться, и терпеливо вслушивался, надеясь выловить полезное.
– Кому нужны эти книги! – бубнил Тигрий, видимо, о наболевшем. – Кто их сейчас читает? Книгоизданию каюк, забудь и думать!.. Теперь в цене сценарии, пьесы, сюжеты, диалоги, – на то у нас сценарный отдел, и возглавляет его душка Волков, имей в виду. Конечно, почти всё он и его присные передирают из-за Бугра, благо имеют допуск. Так всё равно ж кому-то надо это доводить, причёсывать под нашего зрителя, под наш своеобычный быт, под наш уникальный менталитет, – ведь у федералов даже язык стал будто иностранный! Мы-то ещё поймём, а вот трудяги половину слов забыли – и то, говоря по правде, зачем им столько, ежели книг не нюхают? – Тигрий посмеялся снисходительно, разбавил выступление парой баек и продолжил: – Но мы ж профи, верно? Надо – настрочим сценарий на заданную тему; надо – репризы, речугу, чего хочешь!.. А каково сочинять по серии каждый день – ты знаешь, пробовал? Глаза на лоб, руки трясутся, а кому до этого дело, вынь да положь текст, иначе… Ладно, не будем о плохом. Жизнь прекрасна!
Но его оптимизма хватило ненадолго. Завершив трапезу обильными возлияниями, благо медовухи вытребовал тройную порцию, Тигрий размяк и мало-помалу съехал на жалобы, тоже скопившиеся в изобилии.
– Бог мой, – восклицал он, – это какой-то театр абсурда!.. Представляешь, моя дурища-редактор не поленилась перелопатить пьесу, изорвав текст в такие клочья, что потерялся всякий смысл. Переврала каждое предложение – за исключением тех, какие выбросила вовсе. Затем присандалила свою концовку, заменила название и приносит ко мне с идиотской фразой: «Посмотри, по-моему, стало лучше!» – при этом сияет, как майская роза, и заглядывает в глаза, напрашиваясь на похвалу. Ты понимаешь, она ведь искренне – искренне! – полагает, что лучше автора знает, чего тот хотел сказать. И что именно она тут последняя инстанция!
– А разве нет? – спросил Вадим. – Правда, над ней ещё главред, за ним Режиссёр, – но, полагаю, с тобой благополучно разделаются и без них.
– Но как же так! – возмутился Тигрий, едва не плача. – Они ведь сами позвали!
– Знаешь, какой самый надёжный способ прикончить оппозицию? – сказал Вадим. – Самому возглавить её!.. Чего ты ждал тут? Трепетного отношения к авторам, благоговения перед творцами? А с какой, позволь узнать, стати?
– Предлагаешь «расслабиться и ловить кайф»? – уныло спросил литератор. – Таких здесь хватает и без меня – да почти все! Им-то плевать, что вытворяют с их продукцией.
– Может быть, они правы?
– Кто? – не понял Тигрий. – Здешние насильники или жертвы?
– Те и другие. Может, твои искания публике до лампочки, а нужны ей лишь выжимки, переваренные железными желудками редакторов, – прочее они отрыгнут? Может, в этом и есть «сермяжная правда»?
– Иди ты! – испуганно сказал Тигрий. – Тогда я повешусь.
– Не кокетничай, родной, – ты отлично знал, под кого ложишься! И если станешь отдаваться с брезгливой миной, суть не изменится. Разве не ясно, что Студии плевать на «рукописи», а покупалось именно «вдохновение»? Наверно, им сгодятся ваши сюжеты, потому как собственных не хватает, – но уж никак не идеи! А нюх на крамолу у студийцев отменный: за последние годы они так насобачились отделять плевелы от зёрен, что лучше не пытаться пронести мимо них «высокое, доброе» – заглотнут с потрохами. Я даже подозреваю, что их специально превратили в наркоманов от культуры – как тех собачек, которых используют на поиске отравы.
– Представляешь, до чего додумались, – ввернул Тигрий. – Опусы творцов отбраковывают сами творцы! Они будто специально нас стравливают. И было б из-за чего напрягаться – восьмой разряд, подумаешь!.. У здешних шутов – комедиантов грёбаных, менестрелей задрипанных, – и то выше. Жаль, я ряшкой не вышел, а то бы тоже чего-нибудь спел. Или сплясал.
– Танец живота, – поддакнул Вадим, вспомнив вчерашний концерт. – Для фильма ужасов.
– У-у, Конан! – обиделся Тигрий, затем утробно гыкнул – видно, представил картинку. – А знаешь… только между нами, ладно?.. для избранной публики тут устраивают гладиаторские бои – настоящие, не какую-то пошлую имитацию в духе «Warriors of the ring». Вот кого откармливают – на убой! Не хочешь попробовать?
– «Комиссарского тела»? – Вадим усмехнулся. – Ты забыл: я даже рыбалку не жалую, – где уж мне в людоеды!..
– На худой конец, можно схлестнуться со львом.
– А эта задачка как раз по тебе. Представляешь объяву: «Матч века – Тигрий против льва!»
– Щас! – хмыкнул творец. – Только сперва к стоматологу сгоняю, а то пломба расшаталась…
Ещё раз смотавшись к раздаче, толстячок вернулся с новой порцией медовухи, выцарапанной не без скандала, и снова приложился. После чего беднягу совсем развезло, и, пока он не вздумал добавить снова, Вадим вывел его из кормушки, придерживая за плечо.
– Ну да, конечно! – продолжал плакаться Тигриц, придвигаясь к Вадиму и дыша в лицо сложными ароматами. – Ты вот сильный, тебе хорошо!.. А что делать нам, слабым? Как жить-то, а?
Брезгливо Вадим отодвигался, разрывая дистанцию, но пьяненький творец этого не замечал и гнал его дальше, пока не припёр к стене. Тогда Вадиму пришлось, наплевав на приличия, остановить напористого плакальщика рукой. Тот всё говорил, давясь и всхлипывая, будто хотел разом выплеснуть накопившиеся обиды, а Вадим с тоской гадал, валяет ли Тигрий сейчас дурака или на самом деле съехал в идиотизм?
Наконец они расстались: Тигрий вдруг заспешил по неотложному делу, а может, смекнул, даже сквозь алкогольный туман, что наговорил лишку.
Чуть погодя Вадим увидел творца весёлым и бодрым, усилием воли загнавшим опьянение в глубь сальных глазок. Одной рукой он поддерживал щебечущую малышку из массовки, а другой прижимал к груди бутыль с медовухой, добытую невесть где. И направлялся, скорее всего, в свой кабинет – будто бы для прослушивания.
За подобные выходки Тигрию и раньше частенько «надраивали рубильник», а он потом приставал ко всем с нудными расспросами: что он, собственно, натворил такого, если проснулся с разбитой харей? Как же, наверно, увлекательно налетать раз за разом на одни грабли с тем же щенячьим энтузиазмом!
Заметив Вадима, Тигрий игриво подмигнул, давая понять, что сейчас у него дела поважней, чем обхаживать старых приятелей. Хотя лучше бы обратил внимание на угрюмого парня, следующего в кильватере разгульной парочки. Кажется, «живому классику» предстояло новое интересное пробуждение, и летел он туда на всех парах!..
Пожав плечами, Вадим предоставил событиям развиваться своим чередом, а сам отправился бродить по Студии. За оставшиеся несколько часов обойти эту громаду вряд ли было возможно, разве на форсаже. Однако планировки в сознании Вадима складывались куда быстрей, чем он продвигался, словно он уже видел сквозь стены. По пути Вадим продолжал присматриваться к здешней публике, прислушиваться к разговорам, доносившимся отовсюду, даже из-за дверей, на которых он не пропускал ни таблички. И параллельно с конструкцией здания в его голове складывалось устройство самой Студии.
Итак, Студия делилась на три главных дирекции: музыкально-развлекательных, художественных и агитационно-информативных программ. Возглавляли дирекции соответственно Леднёв, прозванный «очковым змеем», неувядающий «душка» Волков и некто Куницын, мужик энергичный и хваткий, известный Вадиму по рассказам Алисы и главный её опекун (увы, в прошлом). Каждому руководителю был придан коллегиальный орган, сродни худсовету: то ли для распыления ответственности, то ли для отвода негативной энергии, поступающей снизу, – хотя решали директора единолично. Потому в коллегиях обретались люди закалённые, непрошибаемые, с отличным заземлением, немалой собственной массой и отменным чутьём.
Дирекции разветвлялись на отделы, творческие группы и прочие рабочие образования, уже ничего не решавшие и отвечавшие главным образом за «полезность» продукции, но отнюдь не за качество.
А над всеми, само собой, высился Режиссёр – наша «светлость» или даже «сиятельство», Вениамин Аликперович Банджура, неунывающий, всеми любимый, слегка ополоумевший к старости, но ничуть не потерявший в потенции. Наоборот, старикан чиканулся на своём неуёмном либидо и с возрастом всё меньше разбирал цели, трахая, по выражению Алисы, уже всё, что двигалось, – точно сбрендивший охотник, стреляющий во всё подряд. Конечно, ему спускали все шалости и привычно отчисляли старлеток и секретарок, забрюхатевших по собственному недосмотру. Самое удивительное, что при всём том Студия функционировала как часы, выдавая на-гора требуемую «породу». Никто Банджуру по-настоящему не боялся, но ослушаться его, а тем более пойти против не приходило в голову ни одному студийцу. Будто он в самом деле был небожителем, сошедшим к смертным, а кое на кого и пролившийся «золотым дождём».
Как выяснилось, Храм (по крайней мере, надземная его часть) устройством напоминал матрёшку. Внешний слой был доступен для всех, прорвавшихся через наружные посты: если уж попал, то попал, – ходи где желаешь, в пределах дозволенного. Но дальше начинались сложности. Попасть в следующий слой можно было лишь на лифтах, а туда всякая мелкота: посетители, обслуга, творцы, исполнители, – допускалась только в составе свиты Истинных (начотдела и выше) либо в сопровождении секретарок, как бы представляющих в простонародной гуще их священные особы. А ежели ты сам по себе, то изволь сам и топать по коридорам да лестницам – чай, не барин!..
В среднем слое почти не было посетителей, зато чинуши разгуливали в открытую – тот же Волков, к примеру. Однако для продвижения вглубь, к следующему слою, требовалась, видимо, другая форма допуска – даже служебного входа Вадим не обнаружил. А мордатые предлифтовые Псы ощутимо напрягались, даже если он просто читал инструкции, вывешенные за их спинами, – только что зубами не клацали! Наверно, любые покушения на заведённый порядок карались по всей строгости, поэтому здешняя публика, довольно сумасбродная в остальном, на лифты даже не глядела.
Завершил экскурсию Вадим в приёмной Милана, придя туда минут за двадцать до назначенного срока, чтобы попробовать раскрутить его строгую секретарку. Как выяснилось, звали её Леонией и была она не столько строгой, сколько застенчивой, не привыкшей ещё к богемной развязности, а потому напускавшей на себя чопорный вид. Почувствовав к себе нормальный человеческий интерес, девушка оттаяла и охотно поболтала с Вадимом, хотя не сообщила ничего нового – просто не успела узнать.
Затем, почти одновременно, вернулись решительная Эва и безучастный Адам, привнеся в их общую копилку свежие впечатления. И уже втроём они вторглись к Милану, обречённо завздыхавшему при их появлении, разобрали свои инструменты и вместе с ним направились в зал прослушивания, благо тот оказался неподалёку.
А там, на одном из ближних рядов, уже расположились коллегионеры, усевшись так плотно, будто выстроили футбольную «стенку». Почти все оказались пенсионного возраста, а кое-кто, наверно, и глуховат – в самый раз для молодёжных прослушиваний! Лица у большинства казались высеченными из ноздреватого камня, а фигуры были столь кряжисты, словно и впрямь служили для поглощения разрядов. Видимо, в этом качестве их использовали многие годы – во всяком случае, с некоторыми Вадим пересекался ещё до Отделения.
«Очковый» Леднёв тоже присутствовал, однако помещался несколько в стороне, за спинами комиссаров, – то ли соблюдал положенную дистанцию, то ли, наоборот, демонстрировал скромность. Рядом с ним пристроилась роскошная и яркая, под стать Эве, девица в униформе секретарки, с элегантно уложенными золотистыми волосами. Стандартная юбка на её длиннющих ногах смотрелась как мини, хотя сидя красавица не казалась высокой – при том, что немалую долю от её роста составляла шея. Зато голова была небольшой; а лицо – кукольно красивым, с лёгкой негроидностью в чертах. Особенно впечатлял рот: припухлый, алчный. Ещё привлекали внимание ногти – перламутровые, вдвое против нормы.
Для сегодняшнего исполнения Эва выбрала низкий, сочный, чуть хриплый голос. Грудь её потяжелела, бёдра раздались, а талию будто стянуло невидимым корсетом – бомбовая красотка, как раз под здешние стандарты! Только увидев её после «рекогносцировки», Вадим заподозрил неладное. Что она придумала на этот раз?
Насмотревшись на драпированных под кошек девиц, наслушавшись здешних имён, в которых тоже превалировала животная тема (развели, понимаешь, зверинец: Тигрий, Волков, Куницын, Леония), Вадим и в своём звучании брал за основу то львиный рык, то волчий вой, то жутковатый лай гиены – конечно, возвышая и окультуривая всё до человечьего восприятия. Но пробивался к здешним слушателям именно от зверья, понимая, что божественная музыка от них куда дальше.
И Эва поддержала его в этом, причём её арсенал оказался куда богаче: от пронзительного кошачьего ультра-визга до хриплого вопля, на диво органично вплетавшихся в мелодию. А хищное мурлыканье и рычанье в её исполнении звучали много эффектней – наверно, так могла бы петь Багира, обладай музыкальным дарованием. Впрочем, слышались в голосе Эвы и плач, и стон, и смех – почти человеческие. Каждая нота дышала энергией и страстью, пробирая слушателей до нутра, будя тревожный резонанс. Это мало походило на песню в Студийном понимании, когда исполнители выходили на сцену едва не строевым шагом и одинаково поставленными голосами дисциплинированно выводили мелодию, ни на йоту не отступая от программы. Но попробуйте запрограммировать эту ведьму, безудержную и необузданную!..
Конечно, Вадиму было сложно равняться на Эву, из горла которой звуки изливались свободно и плавно, будто она подсоединила к лёгким меха. Всё ж он постарался добавить выступлению контрастности, устраивая голосовые эстафеты, которые так впечатляют в «Matia Bazar», – когда один голос вдруг смолкает, а мелодию подхватывает другой, совершенно непохожий по тембру.
И это тоже пришлось ведьме по вкусу. Но влияла она на публику не только голосом. То, что Эва выделывала бёдрами, как играла грудями, не смог бы вынести ни один нормальный мужик. Даже у этих старцев взыграла кровь. Пробрало и женственного Милана, а у золотовласки-секретарки так рассиялись глаза, будто она сама была не прочь подключиться к выступлению.
– Мягче, Эва, мягче! – умоляюще шептал Вадим. – И медленней – они не поспевают.
Да она с ума сошла – так подставляться! Такая пластика, такой темп, такая отточенность жестов не снились здешним халтурщикам. Ведьма словно бы не зависела от тяготения и инерции. Может, так и было? Совершенно нечеловеческая, неземная пластика!.. Впрочем, что странного?
В этот раз они даже не стали разбивать выступление на песни. Это был сплошной музыкальный спектакль, даже без антрактов, а мелодии перетекали одна в другую, не нарушая стройности действа. И когда оборвалась последняя, в зале повисла растерянная тишина. Неизвестно, можно ли причислить их нынешнюю выходку к чародейству, но некая доля волшебства здесь присутствовала наверняка. «I put a spell on you» – это про настоящих певцов, способных затронуть в слушателях такие струны, о которых те не подозревали.
Первым, как и положено, пришло в себя руководство.
– Что ж, – холодно произнёс Леднёв, по-прежнему непроницаемый за своими очками, – в целом мне понравилось. Несмотря на настоятельные рекомендации Погорелова.
Вадим удивлённо вскинул брови: бунт на корабле? Выходит, с Первым и тут уже не считаются!
– Конечно, для общего показа не подойдёт, – продолжал директор. – Как говорится, «народ не поймёт». Но для закрытых просмотров – почему нет? Разве мало у нас публики, морально вполне устойчивой? В конце концов, много ли чести в святости, если нет искушений!.. А, судари мои?
«Судари» насторожённо молчали, только ёжились поочерёдно, ещё не оправившись после пережитой встряски. Давненько они не ощущали подобного, а сейчас им вдруг освежили память, словно на время вернули молодость, – надо признать, жестокий эксперимент. Легко быть радетелями за нравственность, когда самих ничто не влечёт (слава богу, натешились в своё время), но окунуться в такое снова!..
– Посему предлагаю принять ансамбль на довольствие по… э-э… шестому разряду, – заключил Иоанн. – Возражений нет? И отлично. – Он принялся собирать разложенные перед собой листки, в которых не переставал делать пометки и во время прослушивания. – Леда, пожалуйста, займитесь артистами. Остальные свободны – благодарю!
«За службу, – едва не добавил Вадим. – И как же щедро нас пристроил! – выходит, я перескочил сразу на три разряда вверх?»
С любопытством он приглядывался к Леднёву. Это был новый подвид бюрократа, не чета прежним – кондовым и, как ни странно, убеждённым в собственном вранье. Леднёв ясно отличал ложь от правды и на первую шёл осознанно, не пытаясь изображать из себя праведника. И выдержки был отменной, почти компьютерной, – стало быть, перегородки его сознания не страдали хрупкостью. Этот не станет разрываться между интересами «дела» (понимай: карьеры) и собственными подспудными желаниями. Здесь приоритеты расставлены чётко: будет положение – приложится остальное; а сорвёшься с лестницы – останешься в голышах!..
Красавица Леда уже вышагивала меж рядов к эстраде – отработанной походкой манекенщицы, сводившей на нет чопорность униформы, – и плотоядно улыбалась красными губами, глядя на Вадима, будто присмотрела в троице слабое звено. (Или он в самом деле чем-то привлёк штатную хищницу?) От вида её глубоких глаз Вадиму сделалось беспокойно, как во времена застенчивой юности. А предательница Эва скромненько отступила на задний план, предоставляя ему полную инициативу, – как и всегда в подобных случаях.
Поднявшись на эстраду, Леда дождалась, пока аудиторию покинет последний старикан, и обратилась к певцам без лишних церемоний:
– А теперь, сладкие мои, я покажу ваши сегодняшние приобретения: комнаты, кормушку, раздатпункт и прочее, положенное шестому разряду. И объясню новые обязанности. Пройдёмте-ка!
Взяв Вадима под руку, красотка повлекла его к выходу, время от времени оглядываясь на Эву, словно проверяя реакцию. Та столь же демонстративно повисла на Адаме, всегда готовом ей подыграть. Так и прошествовали по коридору, будто две любовные парочки. Затем втиснулись в кабину лифта и устремились вниз, где размещались покои студийцев. Как выяснилось, подвальные помещения Храма намного превосходили размахом надземные, однако вентиляция была безупречной на всех этажах.
Уже далеко внизу, миновав несколько страж-постов, Леда привела их в огромный, роскошно обставленный номер – с тремя здоровенными комнатами, большой прихожей и широкой уютной ванной. Мебель словно перенесли сюда из забугорных каталогов – изящная, комфортная, сработанная под человека, а не по привычному лозунгу «сойдёт и так». В комнатах свободно – почти всё, включая кровати-«полигоны», легко убиралось в стены. Там же хранились вещи, на диво разнообразные и нарядные. Фотообои на стенах создавали иллюзию простора: лесного, горного либо прибрежного – кому что нравится. А над головой сияло, скрывая сводчатые потолки, высокое небо, будто проступая сквозь десятки перекрытий.
– И как вам здесь? – поинтересовалась секретарка, когда осмотр был завершён и все вернулись в прихожую, больше похожую на гостиную: те же кресла, столики, холодильник.
– Ничего клетушки, – снисходительно похвалил Вадим. – Выходит, не так и плохо быть «шестёркой»?
– Во всяком случае, отсюда на вольные хлеба не сбегают, – подтвердила Леда. – А перспективы!.. При должном усердии можно подняться до пятого разряда. Представляешь: вся эта квартира станет твоей!
«„Творец пятого разряда“ – звучит! – подумал Вадим. – Хотя у токарей, помнится, разрядность шла на увеличение».
– А как насчёт первых четырёх? – полюбопытствовал он. – Или там всё резервировано под «лучших людей»?
С улыбкой девушка развела руками, словно бы намекая: есть ведь и неформальные пути к достатку. Ещё одна мудрица, до тонкостей познавшая жизнь – мало их встречалось на пути Вадима!..
– Если желаете, могу сопроводить в кормушку, – предложила она. – А нет – здесь запасён сухой паёк, весьма недурной по ассортименту.
– Пожалуй, лучше остаться, – сразу откликнулась Эва и вздохнула с лицемерной усталостью, якобы маскирующей похоть. – Столько волнений за день – правда, милый? Быстрее спать, спать!..
И потянула безотказного Адама в одну из комнат, оставляя Вадима наедине с секретаркой. Кажется, затевалась увлекательнейшая из охот: на живца, – особенно занимательная для приманки! Впрочем, ведись охота на мужчину, Эва без колебаний предложила бы на роль наживки себя – так что всё по-честному.
– Ого! – сказала Леда, слегка озадаченная удачным раскладом. – Им даже ванна не требуется? А как же популярный в ваших кругах лозунг: «Корыто мне, корыто!»
– Ты не спешишь? – спросил Вадим опасливо. Всё-таки с этой девицей было нечисто, и хуже всего, он даже не понимал причин своего беспокойства. Глаза как омуты? А то мы не видали таких!..
– Шеф меня отпустил, – беспечно ответила Леда. – А больше искать некому до самого утра! – Она распахнула двери в остальные комнаты, в одной из которых тихонько шелестели ветви, в другой набегали на гальку лёгкие волны: – Что выбираешь: лес или море?
Вадим выбрал берег и не ошибся, поскольку при ближайшем рассмотрении волны оказались настоящими. То есть не морскими, конечно, но и не рисованными. Дальняя стена отступала на пяток метров от жилой зоны, а галечный пляж словно бы вытекал из-под длинношёрстного ковра, стилизованного под траву. И затем круто понижался, превращаясь в дно крохотного водоёма, по которому гуляли зеленовато-прозрачные волны.
Не слишком ли шикарно для шестого разряда? – засомневался Вадим. Хотя… для артистических душ и клетки нужны с позолотой.
– Насколько понимаю, – спросил он, – с другой стороны такое же гнёздышко?
– Тебе не всё равно? – откликнулась Леда.
Сбросив у входа туфли, она танцующей поступью проследовала к валуну, выступавшему из стены, распахнула в нём дверцу и принялась извлекать из недр, сгружая на столик, действительно элитные продукты: сервелаты, мясные рулеты, балыки, консервы с икрой и крабами, конфеты и печенье забытых сортов (либо виденные лишь на ВДНХ), апельсины, виноград, бананы, даже ананасы, запавшие в душу Вадиму аж со студенческих времён, когда сию экзотику нежданно завезли в общежитский буфет.
– «Ешь ананасы, – пробормотал он, – рябчиков жуй…»
– Что? – оглянулась на него девушка, явно не знакомая с классикой.
– Так, к слову, – сказал Вадим. – Рябчики – тебе, ананасы – мне… К твоему сведению, я не хищник. Так что спасибо за фрукты!
– Но вино-то ты пьёшь? – спросила она, доставая бутылку.
– «То-ты», – повторил Вадим, пытаясь вспомнить, от кого он слышал подобное неблагозвучие. Потом сообразил: от Бондаря. Правда, там было «же-жу». Ну, собственно, и что?
– Могу, конечно, – ответил он. – Только оно не столько пьянит меня, сколько… Впрочем, давай.
Бережно Вадим принял бутылку, с любопытством оглядел. Чёрт его знает, вроде неплохое и, кажется, выдержанное. Лишь бы в него не подсыпали чего-нибудь, а то мы в кино насмотрелись!..
– Не слишком ли богато для горлодёров? – поинтересовался он.
– Кто может знать, – сказала девушка. – Думаешь, это ваше пение растрогало Леднёва? А если он нацелился пристроить вас в СССР?
– Куда? – удивился Вадим.
– Сверхсекретное секс-ревю.
– Это что?
– Это – всё, – спокойно пояснила она. – Никаких ограничений на фантазию, лишь бы пороха хватило. И если сумеете глянуться тем, кто «заказывает музыку»…
Уж не из СССР ли всплыла и сама Леда? Впрочем, «вышли мы все…»
– Как интересно! – усмехнулся Вадим, прикидывая, сколь часто по общему каналу мелькают хотя бы женские груди. – Ну, с фантазией-то у нас порядок.
Опустившись в кресло рядом со столиком, он вытянул ноги и прикрыл глаза, пытаясь вернуться мыслями лет эдак на двадцать назад, когда ещё посещал южные побережья. Мягко пригревало закатное солнце, лицо овевал солёный, с горчинкой, ветер, усилившийся к вечеру, камушки ворошила вода, накатывая волна за волной…
– Не спишь? – окликнула девушка. – Решил позагорать – хотя бы разденься! Кстати, в здешнем спектре полно ультрафиолета. – И она протянула ему очки – почти такие, как у Леднёва.
– А это какой пляж? – поинтересовался Вадим, охотно их надевая. – Нудистский?
– Закрытый, – поправила она. – Посторонние не допускаются. Так что изголяйся как хочешь.
«Изголяйся» – это хорошо! – оценил Вадим. Это к месту. Как и «корыто мне!» Может, «СССР» – тоже её придумка? Главное, и по смыслу подходит. Как выдала одна тивишная (пардон, телевизионная) дамочка на излёте Союза: «Секса у нас нет, и мы с ним боремся», – классика!.. Хотя, говорят, фразу вырвали из контекста.
– В общем-то я без комплексов, – сказал он, клюя виноград. – Но не люблю задевать комплексы других. И потом, женщины кажутся мне эстетичней!
– Мне, что ли, отвернуться?
– В преступлениях главное что? – спросил Вадим, принуждённый играть в игры, которые никогда не любил. (Ну, Эвочка, спасибо тебе!) – Главное – поделить ответственность, чтобы никто не настучал. Свидетелей не должно быть – понял, да? Одни соучастники.
– «Понял»! – весело кивнула Леда и принялась расстёгивать пуговки на форменном жакете.
Боевые действия начались, но Вадим не ощутил положенного азарта. «Интересно, – подумал он, – а не ловят ли на живца меня самого? Не она ли объезжает тут строптивых жеребцов? Эдакая „прекрасная наездница“!..»
Секретарка уже разделась до кружевного белья, вполне пригодного для стриптиза. После чего распустила по плечам пышные волосы и остановилась, выжидательно глядя на Вадима. Украдкой вздохнув, он тоже сбросил с себя всё, кроме трусов, затем предложил:
– Кинем жребий?
– Ladies first, – не стала рядиться Леда. – Полагаюсь на твою честность.
Без затруднений она довершила начатое, и под бельём всё оказалось готовым к осмотру, словно бы так полагалось по секретарскому уставу. Девушка будто спустилась с подиума, настолько ухожен был каждый ноготок и безупречно сложение, от аккуратных грудок до изящных кистей и тонких ступней. Уступала она в этом лишь Эве, но куда смертным против богини!.. Как говорится, сравнение некорректно. Хотя было сходство и в другом: сочетании плоти на пике цветения и весьма непростой сути, вызревавшей обычно не один десяток лет.
Быстро (и честно!) уравнявшись с девушкой, Вадим спросил:
– Если вода вправду проточная, к чему тут ванна?
– Для пара, – ответила Леда, усаживаясь по другую сторону столика. – Здесь-то всё же ограничения по температуре.
Взамен одежды на ней возникли такие же непроницаемые очки, прикрыв опасные глаза, – единственная сторонняя деталь на всём теле. Но это не прибавило Вадиму уверенности: слишком притягивали её свежие прелести – даже хотелось потрогать. Давно его так не волновала женская обнажённость! (Опять же если не брать в расчёт Эву, воплотившую его мечту.)
– Резонно, – кивнул он. – К чему лишние расходы, верно? В этом проглядывает стиль!
– Ты о чём?
Подвинув кресло, девушка дотянулась длинными ногами до воды, легонько пошлёпала по ней подошвами, явственно млея от удовольствия. Как подходила её нагота под эту мебель, под всю обстановку!.. Будто и саму Леду присмотрели в тех же каталогах.
– О рационализме, – ответил Вадим, заготавливая бутерброды. – Он проступает сквозь прежнюю бестолковость, как богомол сквозь личинку. («Почему богомол?» – удивился сам.) Никакой помпезности, показухи – ни перед другими, ни перед собой. Любая роскошь обоснована, во всех расходах виден смысл… Интересно, как удалось организовать столь безупречную отчётность? До сих пор она существовала лишь в утопиях.
– За это стоит выпить! – со смешком напомнила девушка.
– А, ну да! – спохватился Вадим. Откупорив бутыль, он разлил вино по бокалам, придвинул к Леде блюдо с разномастными бутербродами и провозгласил: – За взаимопонимание!
На его вкус, вино оказалось излишне крепким и чересчур терпким. Зато фрукты – выше похвал, будто сейчас из сада. Наесться ананасами до отвала, господи!.. Так и погибают мечты.
– Это всё, что ты ждёшь от меня? – спросила гостья, бесстрашно вгрызаясь в Вадимовы заготовки. – А не лучше – за взаимодополнение? Видишь, как замечательно мы дополняем друг друга за столом!
Тост показался ему двусмысленным, и вряд ли сама Леда этого не понимала – она уже продемонстрировала, как умеет играть словами.
Молча Вадим наполнил бокалы снова, хотя и после первого у него закружилась голова. Странно: обычно алкоголь не оказывал на Вадима действия, сразу же отторгаясь организмом. Впрочем, вряд ли Вадим менее выдержан, чем вино, – как-нибудь совладает.
– Ты слишком наблюдателен для певца, – добавила девушка, продолжая целеустремлённо, но и с удовольствием насыщаться, поочерёдно пробуя разные сочетания слоёв. – Слишком рассудителен.
– Скажи ещё: слишком здоров! – фыркнул он. – Просто я любопытен.
– И что, других причин нет?
– Как говорил мой знакомый, «вопросы задаю я», – рассмеялся Вадим. – Или предлагаешь, как в раздевании, установить очерёдность?
– А почему лишь в вопросах?
Леда наконец продегустировала все бутерброды и вновь откинулась в кресле, теперь смакуя вино маленькими глотками. Кажется, она понимала толк в радостях жизни. И умела радовать собою других. В косых лучах предзакатного «солнца» её холёное тело отливало бронзой, как и тяжёлые локоны, рассыпавшиеся вокруг головы. Зато нежный пушок на лобке, стриженный по последней моде, пламенел чистым золотом. А на сочных губах застыла улыбка, больше похожая на поцелуй. Как же хотелось до неё дотронуться!.. «Can I touch you there?»
– Вот тебе на! – с опозданием удивился Вадим, всё-таки засмотревшись снова. – А в чём ещё?
– Разве ты не хочешь узнать меня лучше?
– И что?
– Предлагаю игру, – сказала девушка. – Ты ведь любишь играть?
– С чего ты взяла?
– Суть игры в следующем, – продолжала она, будто не расслышав. – Каждый из нас делает по одному ходу, проверяя партнёра на прочность, а тот сему не препятствует. Помнишь старую детскую команду: «замри»?
– Впавших в детство стариков? Ещё и полицейские кричат: «Freeze!»
– Я ж не сказала: «старческую», – усмехнулась Леда. – Ну, не виляй!
С беспокойством Вадим посмотрел на «солнце», сползавшее всё ниже. Похоже, его «заход» должен совпасть с реальным, хотя спускалось оно куда круче, словно бы в южных широтах. Значит, и сумерки не затянутся надолго. Как там у Гойи: «Сон разума рождает чудовищ»? Что ж, придётся не спать.
– Надеюсь, обойдёмся без садизма? – на всякий случай спросил он.
Леда рассмеялась, снимая с себя последнее: очки. До сих пор Вадим доверял честной наготе, но сейчас она вызывала в нём насторожённость. Хорошо, между нами нет преград. Что дальше?
– Боли не будет, гарантирую, – пообещала девушка. – Ты наелся? Тогда пошли в воду. – И через загруженный столик протянула ему руку.
– Это твой первый ход? – спросил Вадим, принимая прохладные пальцы. – А как насчёт ограничительных буйков?
– Это разминка, дурачок!
Сорвавшись с подушек, девушка потянула его за собой. Пробежав пару шагов, они упали в воду, и та не разочаровала Вадима: свежайшая, горькая, плотная – как в океане. Как собственная его кровь, зародившаяся в океанских глубинах.
Впрочем, почти сразу пловцы упёрлись в невидимую стену, напомнившую про обман.
– Каков певец, а? – смеялась Леда, обхватив Вадима за шею и елозя бёдрами по его бокам. – Тебя из каких глыб высекали – из гранитных? Боже, хоть один мужик среди этих худосочных!..
Наконец он смог ощутить её руками, шеей, корпусом, и от этих касаний, неожиданно щедрых, по всей коже забегали мурашки, быстро стекаясь к низу живота. Этого не хватало!
– Поаккуратней нельзя? – проворчал Вадим. – Всё ж я не лебедь.
– Но я не умею плавать, правда!.. Научишь меня?
– Если не задушишь.
Странно, однако девушка менялась – неуловимо, шажок за шажком. Причём не только внешне. И «солнце» уже опускалось за «горизонт», посылая по «морской» глади прощальную дорожку. Взамен ему на «небесном своде» проступала «луна», тоже рассыпая по «морю» блёстки. И сама вода наполнялась свечением «водорослей», становясь словно бы теплей – по контрасту с остывающим воздухом.
«Чёрт меня раздери! – рассердился Вадим. – С ума можно сойти от этих кавычек!..»
Тем более, с наступлением темноты обман становился всё убедительней.
Отпустив его, Леда легла животом на воду и принялась описывать вокруг Вадима круги, старательно молотя ногами и подгребая по-собачьи, – а он только поддерживал её за талию, не скупясь на советы. Несмотря на полную наготу, её и свою, Вадим по-прежнему ощущал сознание девушки едва-едва. Но ещё больше тревожило чувство, что когда-то, очень давно, с ним уже происходило такое. И была эта вода парной теплоты, и мерцающие дорожки по бескрайней глади, и податливое тело в руках, жадное до бесстыдства… Как же я стар! – вздохнул Вадим, наново переживая воспоминания, поверх которых громоздились впечатления десятилетий.
Впрочем, если Леда преображалась, то отнюдь не в давнюю его подружку. Что было – прошло, и та малышка вполне могла сделаться бабушкой. Или даже умереть, оставшись лишь в его памяти. А ныне – что ж, «есть у меня иные интересы»! Вот под них Леде имеет смысл подстроиться, для надёжности объединив с давней тоской.
С воспрявшей опаской Вадим глянул на беспечную красавицу, продолжавшую с удовольствием вкушать радости, черпая их у Вадима полными горстями, заряжаясь от его прикосновений, от его возбуждения, от воспоминаний. «А ведь Леда и впрямь всё больше походит на Эву, – подумал он. – Это такой вид мимикрии, новая форма проявления Силы? Но почему я не чувствую её! Или это вовсе не та Сила?»
– Ладно, – вдруг сказала девушка. – Поплескались – хватит. Разминка окончена.
Она вновь оплела корпус Вадима всеми конечностями, словно пленительный осьминог, и сверху придвинулась к его глазам своими, похожими теперь на боевые лазеры. Хуже всего, что в подводной невесомости возбуждение Вадима приняло наглядные, даже осязаемые формы – как он ни противился.
– Это исходная позиция, – ворковала Леда из губ в губы, завораживая бездонным взглядом. – «Ladies first» – помнишь? А теперь мы ничего не будем делать – только слегка расслабимся. Что в этом дурного, верно? Мы… только… слегка… расслабимся…
И она действительно чуть разжала кольца, безошибочно соскальзывая по животу Вадима, словно по стиральной доске. Колебался он до последнего мига, на манер Буриданова осла, – вроде бы связанный словом, но и не желая усугублять сегодняшние прегрешения. Затем, уже ощутив касание, вдруг оцепенел, на долю секунды поддавшись гипнотическому взгляду, – и прозевал свой последний шанс. А девушка продолжила плавный спуск, чуть замедленный собственной упругостью, пока не нанизалась до упора.
К этому моменту Вадима уже трясло, точно от озноба. Как просто она добилась своего – куда остальным! Только к чему ей – ведь «не очень и хотелось»? Для коллекции, для забавы, для отчёта… Или тут игра посерьёзней?
– Ничего себе ходец, – выдавил он, клацая зубами. – Раз – и в дамках!.. А если на своём я резко присяду?
– И что это изменит? – резонно возразила Леда. – Ты уже заступил черту. Ну хочешь, я не стану тебя целовать?
– И что это изменит? – в тон ей ответил Вадим. – Не кричать же, по примеру неверной жены: «Он вошёл всего на сантиметр!» Тем более, сантиметром не обошлось.
– Да уж! – И девушка надолго прильнула ртом к его губам, словно решила продегустировать и Вадима. Затем откинулась спиной на покатое, слившееся с водой «море», разбросав руки до «горизонта» (зрелище феерическое), а ступнями упёршись ему в плечи, и прибавила, слегка задыхаясь: – А теперь почему не расслабиться и тебе?
Сейчас она открыла для обозрения себя всю – чтобы Вадим проникся слиянием, разглядел всё в деталях, домыслил невидимое, сокрытое в недрах. И он впитывал редкое зрелище, дополняя памятью ладоней, наслаждался каждым её вздохом, каждым тишайшим стоном… предвкушал грядущие крики, исторгнутые страстью. Девушка уже почти не отличалась от Эвы – ни видом, ни сладостью губ. И даже внутри ощущения делались схожими – будто Леда снимала с него форму, чтобы тут же изготовить слепок. Кажется, это зовётся Текучестью? Конечно, все женщины подстраиваются под мужчин, но в таком обилии этого нет и у ведьм!.. Куда ж я влип? Причём буквально.
– Ну чего ты? – подхлестнула секретарка. – Я жду!
Её ступни уже не упирались в плечи Вадима, а стискивали их, словно цепкими лапами, и исподволь подталкивали его, задавая ритм, потихоньку раскачивая любовный поршень. Ну погоди, бога ради, не гони волну!..
Чтоб выиграть время, Вадим принялся разминать бёдра девушки, пробуждая в ней сладостные стоны. Ощущал он себя, словно над пропастью. Видимо, это всё же ловушка, и прежде, чем она захлопнется, следовало хотя бы выяснить её устройство. Не самая удобная поза для размышлений, однако надо думать, и думать быстро, думать ясно и чётко, не отвлекаясь на помехи, даже такие шквальные. Ну-ка, чего стоят его рассудок и его перегородки. Неужто он не совладает с разыгравшейся плотью?
Даже если сдать сейчас назад, Леда уже сняла с Вадима отпечаток, а стало быть, зацепилась за его судьбу – и теперь уж кто кого перетянет!.. Про «живцов» можно забыть – встретились два охотника, и пока они не разберутся друг с другом, на помощь рассчитывать не стоит. Та же Эва легко простит имитацию измены, сколь угодно схожую с настоящей, – но не поражение! Не за тем она связалась с Вадимом, чтобы проигрывать.
Итак: нагота, Текучесть, слияние, почти равное любви… Нагота абсолютная, магнетическая, завораживающая, точно танец паука перед паучихой. Все каналы Вадима замкнуты на Леду, он видит, слышит, осязает её до самых глубин – и никого кроме неё, словно бы стены Храма отгородили Вадима от прочего мира. Девушка приворожила все его сенсоры, включая телепатические, и запечатлелась в Вадиме с волшебной чёткостью, в виде идеальной четырёхмерной голографии (четвёртое измерение – душа), которой вполне сможет управлять – по закону подобия. Но и сама дополнила Вадима с такой беззазорной точностью, что устранила последние препоны между их энергетическими резервуарами, – и теперь только качай!.. Нет, вообще это нормально: в постельных баталиях сильные всегда делятся энергией со слабыми, и чаще от мужчин она стекает к женщинам, заряжая для трудных будней. Но, извините, не в таких же масштабах!.. Это уже иное качество и называется по-другому.
Приехали, поёжился Вадим. Энерго-вампира мне не хватало!.. Судя по массированной подготовке, тут не обойдётся простым выравниванием уровней или оздоравливающими переливаниями. Нет, судари, уж Леда выкачает меня до звона, до гулкой зияющей пустоты – хорошо, если не до смерти. Напрашивается вопрос: куда ей столько? Ведь из ноздрей хлынет, может захлебнуться, взорваться!.. При одном условии, осадил он себя: если в ней нет Силы. И что ж, что не чувствую, – а Текучесть откуда? Понятно, Леда скрывала себя до срока, чтоб не спугнуть жертву, чтобы не исказить вожделенный образ, проступающий из эфирной дымки.
И не самоцель это, иначе замкнётся круг, – тогда для чего? Для омоложения, например, – недаром колдуньи живут так долго!.. Для власти? Ну да, если она вытянет столько жизне-силы, что мои перегородки истончатся на нет, я сделаюсь рабом собственного творения, ибо не смогу противиться эмоциям, – в точности как бедняга Пигмалион. И матрица станет манипулировать своим творцом, словно марионеткой. Даже не сама матрица, а та притаившаяся за ней суть паучихи, что не затрагивается Текучестью. Но опять же, зачем? В конце концов, Леда – секретарка директора, по статусу приравненная к начотделу. Я же – простой горлодёр, ей подчинённый. Зачем такие сложности? Конечно, я привлекаю обилием жизне-силы – у Леды на такое нюх. А нужно это красавице для… для…
– Вперёд, мой конь! – сквозь оскаленные зубы призвала колдунья и своими ступнями-захватами дёрнула его в полную силу. – «Жги, жги, жги!..» – Будто пыталась Вадиму подсказать что-то – собственно, зачем?
Из памяти всплыл образ осатанелого, полубезумного царя, любимца последующих российских тиранов, от Петра до Кобы, и внезапно Вадим понял, что его напугало: он больше не чувствовал будущего! Эта хрупкая длинноножка не просто подстраивалась под жертву – она закрывала все ходы. Кроме одного-единственного – но и его Вадим не ощущал, потому что это было чужой программой, навязанной извне. Куда там вампирам!.. Они могли лишить жизни, но не бессмертия.
Картинка сложилась. Теперь Вадим представлял, что от него хотят, во сколько ему это выйдет и на чью мельницу он льёт… гм, собственно, что? Но какова Леда! Такого ему ещё не встречалось. Сперва снять с Вадима подробнейшую матрицу, воплотив в себе. Затем этот обольстительный отпечаток подсунуть Вадиму, а копию внедрить в его сознание, замкнув колдовское кольцо. А уж потом движениями сластолюбивого поршня раскрутить маховик, словно некое веретено либо – поднимай выше! – прядильно-ткацкую машину, чтобы сплести для Вадима единственную дорожку в будущее, по которой он обречён отныне шагать, не сворачивая и даже не зная про иные пути. И куда б дорога ни вела, хотя бы в рай, – это смерть!..
Леда снова встряхнула Вадима за плечи – уже оскорблённо, готовая разрыдаться или убежать, схватив в охапку одежды. (Это по внешнему, маскировочному слою. А по глубинной сути – раздражённо: ну хватит ломаться, мышка, – иди наконец к маме-кошке!) И как с нею быть? С ними обеими? Ведь в колдунье живут две женщины: уродливая госпожа и прекрасная рабыня, – и неизвестно, которая истинней. Да, рабыня – порождение Вадима. Но кто сказал, что у него не хватит фантазии довести бедняжку до человечьей нормы? И кто сказал, что даже самую простую матрицу обижать легко?.. «Солярис», ну конечно! Если родилась иначе, если выстроена из другого – значит, не человек. Презумпция виновности. А если ей вправду больно?.. Там-то для меня не было бы вопроса. А здесь? Но раз у рабыни нет выбора – значит, она ещё не родилась? Тогда чего ей бояться? Ну, перестанет существовать, как любая неудавшаяся программа…
Новая встряска – возможно, последняя. Сейчас «прекрасной рабыне» самое время сниматься с якоря – чтобы не выйти из образа. И что последует затем, что это значит для неё? Всё-таки смерть? Жестокая хозяйка расправится с нерадивой сироткой… Впрочем, почему сироткой – а я? Разве не я её породил? То-то мы так здорово друг друга дополняем!.. (Ещё и кровосмеситель, надо же!) В конце концов, что я теряю? Ну разойдёмся на исходные позиции, взаимно неудовлетворённые, – а я даже с добычей…
Ещё одна встряска – теперь наверняка последняя. Гибкие ступни стали разочарованно разжиматься, освобождая его плечи. Прощай, незадачливая матрица?
«Just do it!» – вспомнил Вадим. Уместный призыв, замечательный – как раз для самоубийц. Просто вдохни жизнь в эту куклу!..
И всё же последовал ему: плавно двинул поршнем на полную амплитуду, с мучительной остротой ощущая каждый пройденный миллиметр – а ведь это лишь начало «большого пути»!.. Сейчас же захваты на его плечах судорожно защёлкнулись, будто подхватывая едва не выскользнувшую добычу, а через приоткрывшийся шлюз хлынула первая порция жизне-силы.
И закрутилось колдовское веретено!
Словно подлаживаясь под медленный разгон, под эту чудовищную инерцию, Леда нажимом подошв задавала Вадиму ритм, теперь больше озабоченная раскруткой своих чар. Внешне они проявлялись только в нарастающем её возбуждении, в трепете разгорячённой плоти, в непроизвольных вскриках и стонах, в аромате исторгаемых соков – против воли Вадим поглощал эту лавину ошеломляющих впечатлений, уже едва сохраняя отстраненность. И втихаря плёл собственную сеть, через злополучную, достраиваемую на ходу матрицу-Леду (великое дело – обратная связь) пытаясь добраться до Леды-колдуньи.
Пока ничего не предпринимая, Вадим наблюдал – за Ледой, за собой. С каждым оборотом любовного маховика по соединявшим парочку каналам устремлялась новая волна жизне-силы, пытаясь выровнять уровни. Но к следующему циклу перепад восстанавливался как по волшебству, будто энергия просачивалась сквозь Леду, стекая в бездну. Конечно, в тени пленительной красотки притаился паразит, отбиравший излишки. Но удивительно было, что он не просто отбирал, а ещё регулировал, откуда черпать. Вряд ли чудище было гурманом: энергия есть энергия, где её ни бери, – к тому ж по нескольким каналам струились обратные ручейки, хотя не столь бурные. И как это работает на наше «веретено»?
Впрочем, образ веретена, скорее всего заимствованный у Леды, уже не казался Вадиму точным. Может, сама колдунья и полагала, будто плетёт его судьбу, но что под этим разумелось – конкретно? Воздействовать на судьбу надёжней через сознание – известное дело: «посеешь характер…» А как стреножить «бессмертную душу», как наложить на неё заклятие? Довольно просто, даже не надо ничего привносить – достаточно лишь изменить проницаемость перегородок, по-иному распределив жизне-силу. Слегка укрепить стенку между рассудком и блоком Хаоса, а вот стеночку, отделяющую от Зверя, наоборот, ослабить. И готово, осталось внушить жертве страстишку попроще: ненависть, зависть или поклонение, – а уж страсть сама направит разум в нужную сторону!
Вадим всё раскручивал маховик и с беспокойством ощущал, как уже не только энергия, но сама Сила стекает по желобам. Кажется, он недооценил колдунью, на самом деле хотевшую от него большего, чем жизнь или даже свободу… хотя в паучьем хозяйстве и это сгодится. Всё-таки она клюнула на его потайной дар! Собственного, что ли, не хватает?
Ладно, сказал себе Вадим, чёрт с ней, с колдуньей, – вернёмся к красавице. Тем более, о ней трудно не думать – какое полотно, а? Кто из великих мог похвалиться таким же? Ну разве моя Леда не «живее всех живых»? (Тьфу, вот о мумиях не будем!)
Нет, с горечью признал он. Не живее, нет. Я творец, может быть, – но не создатель. Чтоб оживить девицу, требуется чудо – а где его взять?
И сам же ответил: в себе, больше негде. Всё – там, в глубинах сознания. Почему мне не стать создателем? Хотя бы на миг! А когда девочка оживёт, останется ерунда: освободить её от власти колдуньи. Ну-ка, что у нас есть на эту каргу?
Вадим ещё мог себя контролировать, даже сохранял отстраненность – как ни трепал душу вихрь страстей, в центре которого он очутился. Но его перегородки начинали сдавать, а быстрее других – как раз та, разделявшая рассудок и Зверя. Однако вместе с тем он ощущал и другое, прежде переживаемое лишь с Эвой, – как их сдвоенное сознание словно бы устремилось в глубь реальности (или наоборот – воспарило), и там, на самом дне (или в поднебесье) уже маячили чудесные огни, обещая и блаженство, и могущество, и гибель.
Наверно, Вадим и впрямь воссоздал ведьму очень похоже, если и с Ледой смог углубиться душой настолько. В прежние разы он не решался коснуться волшебных огней, то ли страшась, то ли сознавая необратимость последнего шага. Но теперь ему было нечего бояться – поздно! Слишком прочно он завяз в паутине, чтобы суметь вырваться без потерь. Ещё чуть, и перегородки рухнут. Этого я добивался? Вот так, шажок за шажком, по «вымощенной благими намерениями дороге» – в ад?
Just do it!
И самым краешком сознания он притронулся к заветным огням.
В тот же миг по Вадиму прокатился ошеломляющий разряд, вырвавшись на поверхность ужасной судорогой, едва не смявшей бедную секретарку. По сторонам от его тела расплескались трескучие змеи разрядов, опаляя мебель, плавя обои. Вокруг закружился водяной смерч, вздымаясь к потолку. А во все каналы, накрепко связавшие Вадима с Ледой, хлынули бурлящие потоки, играючи снося регуляторы, понаставленные колдуньей. На мгновения обретя божественную ясность видения, Вадим запечатлел в девушке последние штрихи, недостававшие его творению для совершенства, и этим наконец вдохнул в неё жизнь, вырвавшуюся наружу пронзительным криком. На том же подъёме, до корней сотрясаемый могучими волнами, он успел прорваться сквозь бьющуюся в конвульсиях Леду и запломбировать паразитные отводы, отгородив колдовской закуток несокрушимой стеной. А заодно ухитрился выцарапать у Паучихи её последнюю надежду, блок Текучести, которым она могла уничтожить ожившую матрицу.
Затем Вадим почувствовал, что натянувшиеся, точно якорные канаты, корни срываются один за другим, уже не выдерживая чудовищной тряски. Что в любой миг его может утянуть на глубину либо разнести в клочья. И торопливо отпрянул от грозных огней, походивших теперь на пылающие солнца, и от опасного дна, шибавшего посильней высоковольтного кабеля.
Пожалуй, на вторую попытку его не скоро потянет, разве опять потребуется «клин клином». Интересно, сколько народу полегло здесь, не успев отлепиться вовремя?
3. Слишком много ведьм
Когда Вадим вернулся к норме – будто и впрямь всплыл из океанских глубин, – то обнаружил, что лежит на «морском» склоне, бережно погребя под собой Леду и уткнувшись лицом в её расправленную шею. А девушка плотно охватила Вадима конечностями, из последних сил продолжая к нему прижиматься. Трясло обоих в едином ритме, словно они вошли в резонанс, – однако это была остаточная дрожь, постепенно стихающая, покидающая обессиленные тела.
Приподняв голову, Вадим заглянул в лицо девушки: глаза закрыты, на губах дрожит блаженная улыбка-поцелуй. Что она-то испытала? Пока я тут сражался за жизнь, даже за две…
– Как мне хорошо, – прошептала Леда, не открывая глаз. – Боже…
И вдруг заплакала, чуть слышно всхлипывая.
«Если она ещё не проснулась, – подумал Вадим, – то я ничего не понимаю в „спящих красавицах“! Правда, одним поцелуем тут не обошлось. А вообще, так и положено при рождении: сначала крик, потом плач. До этого – смерть, маленькая. Когда-то мы уже проходили через такое – с Эвой. И что мне теперь делать с двумя ведьмами, не говоря о прочих?»
Осторожно отлепившись от новорождённой, Вадим огляделся, оценивая нанесённый ущерб. Оказалось не так страшно. Ну, поменять кое-где обои, подштопать кресельную обивку. Могло обернуться куда хуже, затянись это безумие на минуту.
Затем он посмотрел под себя: не пора ли обрывать пуповину? И вправду: сей «мавр» уже такого натворил!.. Кажется, это из тех случаев, когда при любом исходе оказываешься виноват. Выбор, как перед тем камнем: «направо пойдёшь»… н-да.
– Накупалась? – спросил Вадим неловко. – Говорил же: не заплывай за буйки!
Он в самом деле плохо представлял, как себя вести, даже не вполне понимал, кто перед ним. Что в нынешней Леде от паучихи-колдуньи, а что – от Эвы, кроме внешности? Придётся знакомиться наново – хотя, говорят, «это ещё не повод».
– Пошли, – сказала девушка, выскальзывая из-под Вадима, но не отпуская его руки.
Они снова пересекли укромный бассейн, но на мелководье остановились и приникли друг к другу, будто прощаясь.
И тут Вадим насторожился, уловив внутри стены шорох. Кого это чёрт несёт? Солнце уже опустилось за горизонт – время пробуждения вампиров. Пора им вспомнить о нас с Эвой. Вот сейчас откроется люк, и перед нами появится… Леднёв! – внезапно дёрнуло его. И Леда. Совпадение?
Однако из люка выбрался не «очковый змей», осанистый и поджарый, а наоборот – сутулый упитанный коротышка с коротенькими конечностями, вдобавок и лысый. Правда, очки имелись и на нём, а двигался гость с лёгкостью паука. Разросшиеся зубы не умещались во рту, будто он надел боксёрскую капу, на бледных кистях проступали когти, заплывшие глазки явственно светились. И пост на Студии он занимал не меньший, ибо это был Куницын, директор информ-программ. А вот вампир, судя по всему, из него вышел средненький – получше «короля», но куда слабее Исая.
– Стоять! – брюзгливо скомандовал толстячок и без усилий переместился к застигнутой парочке. После Исая он не казался таким уж быстрым, но здесь, перед нагим и вычерпанным противником, ощущал себя господином.
Напрягаясь, вампир силился подмять Вадима властным лучом, как уже вытворял со многими, – подчинить или хотя бы запугать. Но до сих пор он имел дело с публикой, взращённой Крепостью, и не попадались на его пути ни маги, ни герои, укротившие своего Зверя. А уж чтобы герой и маг в одном лице!..
– Ещё один проявился, – заметил Вадим. – Что, на оборотней уже не полагаетесь?
Куницын не ответил, словно не слышал. Подрагивая пухленькими ноздрями, он направлял луч то на Вадима, то на Леду, будто пытался сообразить, что здесь стряслось и почему Хаосом теперь тянет от обоих. («Человечьим духом пахнет!») И куда девалась вторая, главенствующая суть этой стервы, с которой только и можно спросить за проваленное задание!
– Ап! – сказал Вадим. – Закрой рот, олух, не напрягайся. Всё равно не поймёшь. Эта задачка для колдуна, твоего хозяина. – И неожиданно приказал: – Ну-ка, веди меня к Банджуре!
Куницын мигнул – первый раз с момента появления. Наверно, это означало удивление. Или возмущение – такой наглостью. «И правда, – подумал Вадим, – не зарываюсь ли? Голый, безоружный, опустошённый – против вампира, вполне свежего и уже вошедшего в полночную силу. Испытание по полной программе, без всякой подстраховки! Да и кому страховать? Господи, опять мне идти в отрыв…»
– Что наделала, дура? – спросил вампир отрывисто. – Тебе что поручали? Устроила, понимаешь, бардак, развесила губищи!..
– Не груби, – вмешался Вадим. – Сам-то ещё не то вытворяешь – уж я наслышан! Эдакий шибзик, ноги до полу не достают, – а гонору!..
Как ни коротка была стычка с Исаем, она продвинула Вадима ещё на шаг. Осталось сделать последний. «Мастер тройных прыжков, – подумал он про себя. – И одиночные мы делаем не худо!»
Чуть присев, Вадим скакнул через полкомнаты к столику, а ухватив его, развернулся со всей силой, роняя посуду и яства. И угодил точнёхонько по черепу Куницына, как раз подскочившего для расправы.
Конечно, вампир был сильнее любого оборотня, однако вовсе не столь тяжёл. Удар отбросил его к дальней стене не хуже, чем обычного толстячка, и так же расшиб голову. Человека такая встреча убила бы, но за Куницына не стоило переживать. Он даже не отключился, сейчас же вскочил на коротенькие ножки, отёр со лба проступившую кровь и снова ринулся на Вадима, полагая себя невидимым, а произошедшее – случайностью.
И очень удивился, когда это случилось снова. Даже без помощи облака Вадим видел набегающего врага, а сил в обороне требовалось втрое меньше. И когда вампир разогнался, осталось лишь двинуть навстречу стол. Инерции в аккурат хватило, чтобы остановить атаку. Следующим взмахом Вадим опять сорвал толстячка с пола, словно ракеткой. А затем прыгнул за отлетающим, потерявшим опору телом.
Однако попытка нанести в воздухе новый удар успеха не возымела – Куницын попросту отмахнулся рукой, едва не разломив стол. А когда врезался спиной в стену, не стал отодвигаться. Наоборот, упёрся прочнее, готовясь встретить взбесившегося голыша – даже нацелился вспороть ему живот когтистой лапой. Но Вадим не купился на своё жгучее желание размазать это исчадие по стене и скакнул назад, отбив предательский удар тем же столом. Затем отбросил его и выпрямился против вампира, разминая запястья.
– Думаешь, тебя спасут шары? – оскалился тот. – Герой!.. Я не такие фокусы знаю. Почему, по-твоему, я без оружия?
И тоже выставил перед собой ладони, странно шевеля короткими пальцами, будто нащупывал что-то в воздухе.
– «Знаешь, как это больно»? – спросил Вадим. – Лучше б тебе не знать!
С мясистых ладоней толстячка сорвались трескучие слепящие змеи, протянувшись к Вадиму, – тот едва успел прикрыться облаком. И всё равно его шибануло, будто он угодил под разряд. Вот так сюрприз!..
– Спасибо за подсказку, – сказал Вадим, встряхиваясь. – Этим утром я гадал, какой Знак создаёт закоротки пространства!.. Теперь знаю.
И когда он выстроил из пальцев подсмотренную комбинацию, в вампира ударила струя плазмы, намного превосходящая его хилые нити.
– Эй-ей! – заверещал Куницын. – Ты обжёг меня!..
– Да ты и впрямь дурень! – заметил Вадим. – А чего ты ожидал, когда сунулся сюда – ордена? Стоило затевать эту бузу, если не просчитал последствия… Ну давай, теперь твой ход!
Следующую атаку Вадим встретил ладонями, сформировав зеркало, и этот приём тоже сработал, опалив вампира собственными молниями.
– Ты не имеешь надо мной власти, – заговорил Вадим, наступая. – И Сила твоя мне не страшна, и «фокусы» тебе не помогут. Ты провалил задание, как и Леда. А знаешь, что самое худшее? Ты получил приказ и не смеешь его нарушить. Ты даже отступить не можешь. И ни поддержки тебе, ни спасения. Ну покажи, на что ты годен, задай жару!.. Тебе не простят поражения – знаешь же. Чего тебе терять?
И толстячок «задал». Вадим был уже не рад, что напросился, – хотя Куницын и сам расстарался бы. Он скакал по комнате, словно блоха, отталкиваясь от стен, от потолка, и налетал на противника, как метеорит, сыпля молнии. Вадим запарился отбивать наскоки и пресекать его попытки отыграться на Леде, погрузившейся в воду по глаза. Обеими руками он создавал зеркала, с каждым разом более широкие, но от прямой атаки они не спасали, рассыпаясь с отчётливым шелестом. Однако и вампир терял силу, прорываясь через Защиту. Несколько раз Вадим пускал огне-шары, лишь бы уцелеть самому. Куницын шарахался от них как от ладана, и спасала его в эти моменты лишь скорость, на какую не способен ни один оборотень.
Но настал миг, когда прочность Вадимовых зеркал уравнялась с Силой вампира, а протянулись они уже на полкомнаты, от пола до потолка. Напирая, Вадим загнал противника в угол и там запер, отгородив перегородками, словно Паучиху в сознании Леды. Затем попробовал перевести зеркала на автономный режим и едва не упустил Куницына. После нескольких попыток это удалось, и Вадим с облегчением расслабил кисти, уже начавшие неметь.
Вот теперь Хищник находился, где положено: в клетке, – хотя и странной. Невидимые стенки не пропускали ни запахов, ни звуков, зато вид на экспонат предоставляли отличный. А Куницын не оставлял попыток вырваться, бросаясь на зеркала, как заведённый. На что он надеялся, непонятно. Ведь у вампиров Сила прибывает вместе с числом жертв – не то что у Охотников, способных на большие прорывы!
Полюбовавшись на Куницына, Вадим вернулся к девушке, только сейчас рискнувшей выпрямиться. Но не успели они выйти из воды, как дверь отворилась и в комнату вступила Эва. Вот она на вампира даже не взглянула, словно не считала его достойным внимания.
– Конкурентка? – с усмешкой спросила ведьма. – Не потерплю!
Действительно, женщины смотрелись как двойняшки – отличия углядел бы разве Вадим. (Всё-таки его вкусы зависели от настроения. Либо просто менялись со временем.) К тому ж и на Эве не было ничего, кроме мерцающих капель, – будто она явилась сюда из-под водопада, заменявшего в её комнате душ. Такой наряд ей всегда нравился больше – как и Вадиму.
Но, если честно, он предпочёл бы видеть Леду в прежнем обличье – хотя бы для разнообразия. Две Эвы – это уже перебор!
– Ты подсматривала? – откликнулся Вадим, возвращая девушку в кресло. – Ай-яй, такая большая!..
Он поставил обратно стол – слегка потрескавшийся, однако целый, – и собрал с пола уцелевшие яства, водружая на место. Остальное побросал пока в угол, чтобы не топтать.
– Скажем так: страховала, – сказала Эва, усаживаясь в его кресло. – Эти комнатки отлично изолированы, словно бы специально, – ты заметил?
Покончив с уборкой, Вадим расселся перед столиком по-турецки, точно султан, переводя взгляд с одной красотки на другую. Ничего себе гаремчик!
– Отнюдь, – сказал он. – В смысле: заметил. Не только комнаты – весь Храм. Двойной заслон, надо же! Из-за этого я чуть не пошёл вразнос.
– Туго пришлось?
– Чёрт его поймёт – по первому разу всегда страшно. Зато теперь кой-чего знаю.
– Полагаю, не слишком много? – С неудовольствием Эва покосилась на Леду.
– А тебе сразу «языка» подавай? – усмехнулся Вадим. – Так он и расскажет всё, жди!
– Милая, ты хоть что-нибудь помнишь? – без особой надежды спросила женщина. – Что тебе оставили, а?
– Боюсь, только «легенду», – после паузы ответила Леда, ещё вздрагивая. – То есть я знаю, что за мной кто-то прятался, но подробности… – Она повела плечами, болезненно улыбнулась.
– Дай ей опомниться! – вступился Вадим. – После таких встрясок мне самому не мешало бы… – Он остановил взгляд на бутылке, ещё почти полной.
– «Не пей, козлёночком станешь», – внезапно сказала Леда. – Вино заговорено.
– Это как?
В ответ она снова пожала плечами: дескать, что знаю, то знаю. А большего не требуй.
– Ладно, не буду, – согласился Вадим и снова взялся за виноград. – Заговоры оставим на потом, а вот как учиняется массовое заклятие, я теперь представляю – прочувствовал на своей шкуре! Собираются с десяток Паучих, объединяют усилия и через тивишники, когда крепостные рассядутся перед экранами, разбрасывают тенёта по всему городу. А заодно отбирают у бедняг жизне-силу – так сказать, обмен «зрелищ» на «хлеб». Правда, зрелища плохонькие – так ведь куда денешься: монополия!.. А «хлеб» тут действительно жизнь – в точности как на старых агитках.
– Сам додумался? – хмыкнула Эва. – Или Откровение снизошло?
– Скажем так: осенило, – ответил Вадим. – Это в какую корзину?
Искоса он наблюдал за Ледой, задумчиво озирающейся по сторонам. То ли девушка оценивала последствия недавнего катаклизма, то ли наново знакомилась с миром. Посматривала она и на Вадима. И что ожидала на нём увидеть – следы молнийных пробоев?
«Всё-таки придётся её забрать, – со вздохом подумал Вадим. – Здесь ей при всём желании не ужиться. С житейской мудростью теперь возникнут проблемы!»
Как и с кормёжкой: на оставшиеся от прежней Леды бутерброды девушка старалась не смотреть. Однако к прежней внешности мало-помалу возвращалась, благо отличия не очень большие, – слава богу, сообразила! Вадим-то ещё выдержит двух Эв, но остальные вряд ли поймут.
– Теперь знаю, как вершатся чудеса, – добавил он. – Этого ты хотела?
– Выходит, для соперницы старалась? – Эва снова хмыкнула. – Подлаживалась, ломала себя… Как мерзко устроена жизнь!
Конечно, она дурачилась. Но и беспокоилась тоже – впервые за всё время! Неужто дал повод для ревности?
– Зато я попробовал, – возразил Вадим. – А вне Храма это будет не так опасно. Ты ведь меня за корни полюбила?
– За состраданье, – буркнула ведьма. – Была б у меня такая докучливая собака, как твоя совесть, – давно бы пришибла!
– И за равновесие, – невозмутимо добавил он. – Как раз сегодня я выехал на нём – хотя ещё бы чуть… Кстати, а чудеса обязательно «зачинать во грехе»? Разве нельзя слиться одними душами? Словно два ангелочка…
– И много ты знаешь… душевных? – огрызнулась женщина. – Попробуй, сыщи себе пару! И чем тебе не нравится способ?
– Способ хорош, спору нет, – усмехнулся Вадим. – Но требует подготовки, условий – не говоря о вдохновляющей партнёрше.
– Разборчивый какой!..
– Это – да, – согласился он. – Хотя народная мудрость гласит: «не бывает плохих женщин…» Но кто может родиться спьяну? Только «дети карнавала».
– Хватит болтовни! – Эва снова повернулась к Леде, осведомилась с обычной жёсткостью: – Ну что, оклемалась?
К той почти вернулись прежний цвет волос и прежняя ироничная уверенность, однако Вадим знал, сколь это зыбко.
– Куда спешишь? – спросил он. – Расслабься, поешь фруктов. «Be happy»!
– Новенькую приручаешь? – уколола Эва. – Мало тебе ответственности?
– Я – в норме, – вмешалась Леда. – Действительно, время терять не стоит. Что вас интересует?
– Вот, понимает же! – одобрила Эва. – Решительность – это от меня.
– И авантюризм тоже, – добавил Вадим. – Когда-нибудь расшибёшь лоб!
– А ты на что? – парировала ведьма, укладывая ноги ему на колено. – Итак, милочка, мы хотим знать…
– Я догадываюсь, – прервала Леда, с той же раскованностью забрасывая щиколотки на второе его колено. – Вад просветил.
Эва лишь усмехнулась на её выходку.
– Я у вас вместо пуфика, верно? – спросил Вадим, придерживая ступни обеих. – А сейчас вы приметесь выяснять отношения.
– Ещё чего! – фыркнула Эва. – Не такие мы дуры, чтобы тратить время на разборки, – проще распилить тебя пополам. Или навалиться, как прошлой ночью, – ещё и Киру позовём!
Ещё и Юльку, мысленно прибавил он. Жаль, Алиса сгинула…
– Лучше установим очерёдность, – предложила Леда.
– А умеренность – от меня! – заметил Вадим, разминая подружкам пальцы. – Хорошо, пусть Леда объяснит устройство Студии, насколько представляет, распишет деятелей, известных по службе… Что ещё могли ей оставить?
– У меня третья форма допуска, – сообщила девушка. – Выше только у директоров и Режиссёра!.. Тивишные программы – это ведь верхушка айсберга, а слышали вы, к примеру, о «школе гейш»?
– Господи, ещё и это? – ужаснулся Вадим. – Продолжаем брать у мира лучшее?
И покачал головой удивлённо. Вот здесь, на третьем уровне секретности, и начинались кардинальные изменения в качестве жизни, доступные Истинным: гладиаторские бои, разнообразные «СССР-ы», бордели из малолеток или трансвеститов, что-нибудь из садо-мазохистского репертуара – среди властолюбцев это популярно.
– Научное потребительство, а как же! – очень похоже хмыкнула Леда, будто копируя Эву. – Ничего нельзя пускать на самотёк. Из зарёванных соплюшек взрастят искусниц, способных одаривать блаженством, возносить до небес! Уверяю: кто отведает настоящую гейшу, уже не клюнет на обычную потаскушку, – это как «запор» после «мерса».
– «Запор» – это «запорожец», – пояснил Вадим с ухмылкой.
– А «мерс» – «мессершмитт», – в тон откликнулась Эва. – Забавная затея, однако не по теме.
– Ты уверена? – осведомилась Леда. – А знаешь, кто поставлял туда послушниц? Ваши ненаглядные Шершни.
– Дела! – не сдержал возгласа Вадим.
– Это – зацепка, – признала Эва. – Надо потрясти тамошнюю настоятельницу… Или кто там – настоятель?
– Не кощунствуй, – сказал он. – Церковь нынче неприкосновенна, как раньше – партия. Не можем без «священных коров»!
– Под нож их! – Нарушая идиллию, Эва поджала ступни под себя и перегнулась через столик к студийке. – Что-нибудь ещё?
– Ещё – Институт, – ответила та спокойно. – Интересует?
– Конечно!
– Расположен в подвалах Храма. А тамошние спецы не то что к поверхности, даже в Студию не всплывают, – погребены бессрочно. И по слухам, набирали их тоже Шершни.
– Почему ты клюнула на Вадима? – внезапно спросила ведьма. – А, сестрёнка?
– Именно я? – уточнила студийка. – Или прежняя Леда?
– Дети за родителей не отвечают, – вмешался Вадим. – Говори за себя. Кстати, что ты о себе помнишь?
– Как ни странно, довольно много, – спокойно ответила девушка, – начиная лет с четырёх. Но присутствие этой, второй, почувствовала только сегодня. Выходит, я была для неё вроде приманки?
Кажется, Вадим изрядно зарядил её перегородки, одарив завидной выдержкой, – другая на её месте вполне могла сорваться в истерику!
– И ещё странность, – продолжала Леда, задумчиво уставясь на «горизонт», где искрящееся «небо» сливалось с «морем», усыпанным блёстками от яркой и полной «луны». – Студийные впечатления плохо стыкуются с остальными – будто принадлежат разным людям.
– И что на стыке? – тут же спросил Вадим.
– Приём на работу, – пожала она плечами. – Проверка на детекторе… кажется, я теряла сознание.
– Странная реакция – даже не припомню… А что потом?
– Потом приступила к обязанностям.
– Сразу директорской секретарки?
– И без всяких затруднений, – подтвердила девушка. – Хотя опыта никакого. Разве не удивительно?
– Постельного – тоже?
– Постельный имелся – но не настольный. Чувствуете разницу? Здесь тоже нестыковка.
– Будто к воспоминаниям одной прибавили повадки другой, да? – предположил Вадим.
– Как у робота, – сказала Леда. – Посбрасывали в память всякую всячину, лишь бы пустоты заполнить. Выходит, я киборг?
– А то я женщины от киборга не отличу!
– Во всяком случае, по первому слою я была именно той Ледой, какую вы встретили на прослушивании. А Вада мне просто захотелось подмять – чтобы «не строил из себя»! Заодно кайф словить и новым рабом разжиться. – Она улыбнулась. – Наверно, и энергии испить – но в пределах Студийной нормы, без фатальных последствий. Что началось потом – это уже козни Паучихи. Кстати, а почему ты не сунулся в мою память напрямую?
– Потому что ты не была моим врагом, – ответил Вадим. – Точнее, моим врагом была не ты. Вообще стараюсь «без стука не входить» – разве не ясно?
– Если б я лишь отражала тебя, это не было б чудом, верно? – мягко заметила девушка. – Мы разные, родитель!
– И слава богам! – ввернула Эва. – Хватит одного такого зануды.
Внезапно женщины повернули схожие головы на высоких шеях и уставились на вход. Туда же посмотрел Вадим, услышав, как отворилась входная дверь и через прихожую к «морской» комнате прошелестели шаги. Даже сквозь здешнюю перегородку он ощутил приближение Силы.
Затем створки разъехались и внутрь проскользнула Кира, до кончиков пальцев камуфлированная серой тканью, – очень деловитая, очень сосредоточенная. И очень довольная собой.
– Ещё не видели ниндзя? – спросила почти беззвучно. – Вот вам: экспериментальный образец!
– Лучше бы секретаркой переоделась, – отозвался Вадим. – Конечно, не так романтично… А хочешь искупаться? Или закусить? Хотя тебя здешним обилием не удивить!
«Весь гарем в сборе, – подумал он с усмешкой. – Хороша у меня команда! Как при обороне Зимнего».
– Развлекаетесь? – поинтересовалась Кира, охотно выбираясь из камуфляжа. – А мы там с ног сбились, вас разыскивая. Если б не мой собачий нюх!.. Это кто? – с любопытством она кивнула на Куницына, продолжавшего скакать живчиком. – Вампир, живой?
– Где ты видела живых покойников?
– Ну, дьявол с ним!
И по примеру остальных перестала его замечать. Под маскировочным костюмом на её теле оказалась лишь ладно пригнанная сбруя из тугих ремней – с кобурами, ножнами, футлярами. А уж что там хранилось, Вадим и гадать не хотел. Впрочем, смотрелось это пикантно.
– Как у нас со временем? – спросила Кира. – Успею перевести дух?
– И покурить, – добавил Вадим. – Часа тебе хватит?
– На всё, – кивнула гардейка, но тут же, задержав на нём взгляд, поправилась: – Почти.
– Становится тесно! – засмеялась Эва. – Пожалуй, с учётом крошки Юли, можно прекращать набор в кружок ведьм. Или нет?
– Перестань, – попросил он. – В конце концов, не такой я развратник – если мои сегодняшние достижения поделить на дюжину лет.
Посмеиваясь, Кира присела на свободное колено Вадима и развернулась к нему спиной, чтобы он помог избавиться от сбруи. Затем с наслаждением снизошла в душистые воды и улеглась на поверхности, разбросав конечности звездой, – словно заснула, укачиваемая волнами. Наверно, в её подготовку входил курс аутотренинга, помогавший восстановиться за считанные минуты.
– Будем считать, ты постучал, – неожиданно сказала Леда и пригнулась к тонким коленям, распахивая глаза. – Заходи!
Послушно Вадим надвинулся вплотную, погружаясь в них взглядом, а затем и сам будто устремился следом. Но уже через секунды вынырнул обратно и благодарно коснулся ртом её точёных губ. Действительно, так было куда проще и – быстрей. Теперь он знал о Студии всё, положенное по третьей форме допуска, и кое-что – сверх того, не слишком приятное.
Если бы передать это по общему каналу!.. Только поможет ли, захотят ли в такое верить? Или и дальше станут оправдываться незнанием – вовсе не желая ничего знать!
– Чем богаты, – со вздохом сказала Леда. – Конечно, если б ты выпотрошил мою хозяйку…
– Пусть посидит до лучших времён, – ответил Вадим. – Осторожнее с ней, ладно? Хотя и прочно её закупорил…
– Думаешь, может вырваться?
– Во всяком случае, забывать об этом не стоит. – И добавил любимую присказку: – Мало ли?
Подгоняемая вкрадчивыми волнами, Кира ткнулась макушкой в берег. Нехотя выползла лопатками на гальку и снова обмякла, колышась ниже талии.
– Моё представление о счастье, – пробормотала она, глядя в потолок. – Всегда мечтала о южных морях – словно о рае!
– Общий рай – это накладно, – возразил Вадим. – Разве запасёшься на всех? Проще устраивать райки индивидуального пользования, чтоб одаривать Истинных. Кстати, вы знаете, что Леднёв предоставил нам свои апартаменты?
– Ну, для него тут слишком скромно! – усомнилась Кира.
– Как знать. Взять хотя бы непроницаемые стены – не только же для успокоения совести ими обзавелись? Что-то чудится за ними – странное.
– Лично меня волнует другое, – сказала девушка, усаживаясь прямо на мелководье. – Выходит, Леднёв не принял вас на работу, а попросту впихнул в клетку? Теперь следует ждать появления ночного зверья.
– Вот ещё! – возразил Вадим. – Станем мы дожидаться!.. Лучше воспользуемся случаем и прогуляемся к Институту.
– Так он здесь, что ли? А мы полагали…
– Мы тоже. Но там, скорее всего, «ложная мишень» – приём известный. Может, он вправду был там – пока не выстроили Храм… Ну, двинулись?
– Прямо так? – хмыкнула Кира. – Или всё же экипируемся? У меня есть чем поделиться – запаслась на всех.
– Эти мне профи! – засмеялся Вадим. – Трудно умирают привычки.
С сожалением поднявшись из воды, девушка отжала короткие волосы, встряхнулась сильным телом, рассыпая вокруг брызги.
– Все идём? – спросила она. – Где ваш громила?
– Адама-то возьмём, – нехотя ответил Вадим. – А вот Леде лучше остаться и обеспечивать тылы. Нет возражений?
Он опять повернул голову ко входу, услышав в коридоре осторожные шаги. Проворчал:
– Хоть ощущала за собой хвост? Ниндзя недоделанный!..
Поднявшись, прошёл через прихожую и распахнул дверь. Перед порогом, в темени коридора, застыли трое: смущённо потупившаяся Оксанка, лесная ведьма, и два ухмыляющихся витязя, Брон и Гризли, пластиковыми утёсами громоздившиеся по её сторонам. Они и в самом деле пробрались сюда по проторённой триадой дорожке, следом за Кирой.
– З-заходи, – пригласил Вадим и вместе с ними вернулся с комнату.
Что ж выходит теперь? – прикидывал он, рассаживая гостей. Что за странное построение образуется, куда меня толкают? С Оксаной и Гризли мы уже выстраивали триаду, отбиваясь от «ангелов». И с Кирой, как с ведьмой, проблем не будет – после вчерашней-то ночи! А Брон вполне сдюжит роль силача. Но вот потяну ли я три триады вместе?
– Прохлаждаетесь? – спросил Брон, с завистью глядя на Киру. – А время капает!
Себе князь позволил снять лишь шлем, устрашающий гребнями и шипами, точно голова диковинного насекомого. Тёмные его локоны рассыпались по плечам, но лицо Брон выбрил, наконец избавясь от усов и бородки, – видно, наигрался в маскарад. Его черты и без того внушали почтение, а врагам довольно забрала, похожего на жуткую маску. Нынешнюю вылазку передоверить некому – в этом князь прав. Даже Руслан уступал ему намного, а сегодня может потребоваться вся сила!
Массивный Гризли подсел к холодильнику и принялся поглощать уцелевшие продукты. Впечатление было, будто они проваливаются прямо в мышцы, – так быстро гигант прибавлял. Как он ещё в доспехи влезает? Странно, но Вадим не ощущал такого жора, хотя распирало его не меньше. Из воздуха, что ли, усваивал?
– А это что за паяц? – Брон кивнул на Куницына, скачущего по невидимой клетке. – Деталь интерьера?
Прежде князь не заметил бы узника – столь быстро тот перемещался. Но теперь они почти сравнялись реакцией.
– Индуктор Силы, – ответил Вадим. – Вы же хотели подняться на ступень? Мстителя, видите ли, уже мало!.. Так получите вампира, ещё тёплого.
– Что, этот? – удивился князь. – Экий плюгавчик! А лучшего не нашлось?
– Хватит и такого – для почина. Ну, выпускаю?
Вообще Брон уже имел встречу с вампиром – единственную, краткую. Стоила она князю раны в плече да убитого («не до смерти») гарда, но и зарядила кое-чем. Вот для Гризли такое внове.
Переглянувшись, росичи встали друг против друга по разные стороны комнаты. Прочее пространство Вадим отгородил зеркалом – во избежание сюрпризов. Затем растворил клетку, а Куницын словно того и ждал. И закрутилась новая карусель.
Толстячок метался меж исполинами, точно вепрь, бросая на стену то одного, то другого, иной раз сбивая с ног, – но более не достигал ничего. Он не мог даже убраться отсюда, привязанный невыполненным поручением, – да Вадим бы его и не пустил.
Опасная игра распаляла крутарей. После падений они сразу вскакивали – совершенно не устрашённые, посмеиваясь над собой, – и снова принимались за дело, упорные как молотобойцы. Закалённые схватками с Мстителем, росичи сознавали свою силу, верили в неизбежность роста, а любое превосходство считали преходящим. И вскоре каждый наскок вампира стал натыкаться на удар пластикового кулака, останавливающий его на пике атаки. Шаг за шагом росичи загнали Куницына в угол. И там Вадим снова его запер, сдавив зеркалами, чтобы не мельтешил.
– Ну что, – переводя дух, спросил Брон, – можем выступать?
– Ещё не все получили сполна, – заметила Эва, глядя на Оксану. – Надо замкнуть Кольцо.
Кажется, она не шутила.
– Третий раз за сегодня, – напомнил Вадим. – Даже четвёртый! Ты мне льстишь.
– Не скромничай!.. У тебя сила героя, разве нет? Ведь ублажил Геракл за ночь с полсотни девственниц?
– Я не вампир, чтобы подминать всех, – огрызнулся он, стараясь не смотреть на Оксанку. («Чёрт знает, чему учат детей!»)
– Вампир подминает, ты – одаряешь. Для тебя мы объект заботы, для него – власти… Ну ты же хочешь, я чувствую!
– Если вправду надо, – неожиданно вступила Оксана, – то почему нет, даже интересно.
Похоже, эта «девственница поневоле» не прочь была приобщиться к новой, ведьмо-маговской, богеме – свобода нравов, лёгкость общения… К тому ж и способ не самый гадостный!
– «Интересно», – передразнил Вадим. – Интересно в зоопарк сходить, тем более ни разу не была, или на «шмеле» покувыркаться!
– Но это ж не по-настоящему? Гинеколог вон… тоже…
– Что – «тоже»? Где ты видела таких гинекологов!.. Тут всё именно «по-настоящему» – не обманывай себя.
– Зато – один раз. И без последствий. В смысле…
– Первый мужчина – это серьёзно, – изрёк Вадим. – Запоминается на всю жизнь… наверно.
– А что думают об этом дамы? – спросил Брон, посмеиваясь.
Кира пожала плечами:
– Лично у меня это напоминало хирургическую операцию. Или практическое занятие… правда, не лишённое приятности.
– А у меня это было слишком давно, – ответила Эва, прищурясь.
– Видишь! – подхватила Оксана. – И ничего страшного.
Не то чтоб она очень горела: всё-таки больше благоволила к Руслану, красавцу и силачу, – но ради общей пользы и для своего продвижения была не прочь. К тому же с Вадимом, не с кем-нибудь, – разве он не родной? Однако не настолько, чтобы подпасть под запрет. («Тютелька в тютельку», – как говаривала Юлька.) Эх, молодёжь! И на селе уж не те нравы. Где вы, суровые мазчики ворот, хранители традиций? Где послесвадебные простыни, вывешиваемые, точно флаги?
– Знаете, это уже перебор, – сказал Вадим. – Не добавляйте Руслану проблем. Бедняга с Михалычем не может разобраться!..
– А откуда он узнает? – вкрадчиво спросила Эва. – И разве тебя не тянет к ней? Девочка, ну покажись!
Оксанка с готовностью подскочила, обернулась вокруг оси, словно танцорка. Затем с интересом уставилась на Вадима, подперев кулачками бока и наклонив русую голову. И разденется без ломанья – лишь пожелай. У, ведьма!.. Вырастил ещё одну на свою голову.
– Мало ли, куда меня тянет! – отрубил он. – Кто-то же должен думать о последствиях? Никакая цель не оправдает такое средство.
– Ну взгляни, какой бутон! – настаивала Эва. – Ты сможешь многому её научить – и Руслану пригодится. А то ведь провалим дело – из-за такой ерунды. Вот и Кира не станет возражать – верно, подружка?
– А что, этот источник не обеднеет, – поддержала гардейка. – Многим хватит. И потом, джентльмены такие подарки не отвергают!
Однако энтузиазма в её голосе не хватало. Не настолько она одержима победой, чтобы бросить на алтарь всё!
– Ну что навалились на мужика? – не выдержал Гризли. – Нет бы предложить тому, кто всегда готов!
Ведьмы повернулись к нему, разом нахмурясь. С ухмылкой гигант прикрыл руками голову, изображая испуг.
– Всё, закрыли тему! – сказал Вадим. – Девочка высший класс, раз уж зашла речь, – но для этого я слишком её люблю.
– Парадокс, – хмыкнула Эва. – Ты всегда с ними дружил.
– Как-нибудь выкрутимся, – добавил он примирительно. – Буду вкалывать за двоих, если потребуется.
Вадим и сам не верил, что прав, однако ничего не мог с собой поделать. Когда не хватает резонов, решает душа. А к этому она «не лежала». Или тут обычное ретроградство?
Его действительно тяготил избыток Силы – хотелось сбросить куда-то… или в кого-нибудь. Да что за день такой! – возмутился Вадим. Как началось с самого утра, так и покатилось. Эдак я впрямь скоро отыграюсь за годы воздержания. Конечно, до рекорда Геракла пока далеко…
– Не пора ли на выход? – спросил он. – Зрители заждались.
– Пожалуй, самое время, – сказал Брон. – Иначе ничего не застанем. Сам же говорил: днём тут делать нечего!
Видно было, как распирает начинающего героя свежая мощь, как тянет его на подвиги. И пойми, что тут первопричина: благие порывы, тоска по славе или избыток энергии? У многих тиранов тоже, говорят, было шило в заду – оттого и наломали таких дров!
– «Тьма сгущается перед рассветом», – пробормотал Вадим. – Была такая книга.
– Ну да, а «тени исчезают в полдень», – гыкнул Гризли. – Когда «сатурн почти не виден».
– Эрудит! – усмехнулся князь, поднимаясь. – Насмотрелся старья.
– Так ведь из нового только Студия. Когда ещё наладят тарелки!..
– Скоро, – пообещал Брон. – Может, даже завтра. Если доживём.
– О! – обрадовался гигант. – За это стоит драться. Только…
– Ну, что?
Гризли с натугой расправился.
– Выберусь я из этой скорлупы, – объявил он. – Тесно – невмоготу! Хватит шлема и поножей. Не умещаюсь же!.. Самые большие подбирал.
Нахмурясь, князь повернулся к Вадиму. Тот пожал плечами:
– Пожалуй, вы вправду дозрели. Недаром героям-полубогам на все случаи хватало собственной шкуры – в отличие от богатырей. Видели вы Геракла в доспехах? Он и одежду не жаловал! Если у мага сознание расплывается в облако, то у богатыря – заполняет тело, а его оболочка наливается жизне-силой. И когда прочность кожи делается сравнимой с крепостью лат… Может, эти доспехи как раз и копируют оболочку героев? Лично я больше полагаюсь на свою Защиту.
– Так и решим, – кивнул Брон. – Меня самого Шершневый футляр уже стесняет. И не помогут колдовские ухищрения против колдунов!
Соревнуясь с Гризли, он выбрался из лат, вздохнул полной грудью, освобождённо подвигал плечами. Затем разделся до шортов, кроме них оставив на себе шлем и ремни для оружия. В этих нарядах да с гипертрофированной мускулатурой росичи выглядели, как персонажи комиксов, даже внушительней.
Глядя на них, Кира не стала надевать много – только сбрую. Но тут же схлопотала от Эвы выговор и нехотя отреклась от всего, оставшись, как и та, голышом. А Оксане пришлось раздеться, чтобы уравняться с подружками-ведьмами, – нашёлся-таки повод! Как и ожидалось, стесняться ей было нечего. Наоборот: не пожалел бы Вадим об упущенном шансе!..
– Ну и команда! – фыркнула Кира, оглядев всех. – Потешное войско, вот именно.
