5. ИГРЫ

– Прими моё восхищение. Сломанная рука – это штрих настоящего мастера.

– Всё произошло случайно.

– Неужели? А я-то уже объявил тебе благодарность в приказе.

– Это было чересчур. Второй маленький ублюдок стал героем. Это может напрочь сорвать подготовку остальных. Я надеялся, он позовёт на помощь.

– На помощь? Я думал, ты больше всего ценишь в нём то, что он сам справляется со своими трудностями. Когда он там, наверху, столкнётся с вражеским флотом, ему никто не сможет помочь, даже если он позовёт.

– Да кто ж мог знать, что чёртов сосунок вылетит из кресла и врежется прямо в переборку?

– Ещё один красочный пример идиотизма военных. Если бы у тебя были хоть какие-то мозги, ты сделал бы настоящую карьеру. Стал бы страховым агентом, например.

– Тоже мне супермозг!

– Тебе придётся свыкнуться с тем, что мы – второй сорт. И что судьба человечества в наших руках. Это даёт такое восхитительное ощущение власти, не правда ли? И особенно потому, что, если мы проиграем, нас просто некому будет критиковать.

– Никогда об этом не думал. Но лучше не проигрывать.

– Посмотрим, как Эндер справится с этим. Если мы его уже потеряли, если он не сможет, кто следующий? Кто ещё?

– Я составлю тебе список.

– А на досуге подумай, как спустить Эндера с привязи.

– Я тебе уже говорил. Его нужно полностью изолировать. Он должен убедиться, что ни при каких обстоятельствах ему никто никогда ни в чём не поможет. Если он решит, что есть лёгкий путь, он потерян.

– Ты прав. Если, к примеру, он поверит, что у него есть друг, это будет конец.

– Ему можно иметь друзей. Нельзя иметь родителей.

Когда Эндер появился в комнате, все остальные уже выбрали себе койки. Он остановился на пороге, глядя на единственную не занятую кровать, нижнюю у двери. Потолок был низкий. Эндер мог достать его, подняв руку. Нижние койки едва поднимались над полом. Мальчики молча наблюдали. Сначала Эндер подумал, что, позволяя уложить себя на худшее место, он тем самым провоцирует их на новые издёвки, но не мог придумать, как выкрутиться из этого положения.

Наконец он широко улыбнулся.

– Эй, спасибо, – сказал он без всякого сарказма, так искренне, словно они оставили ему лучшее место. – А я думал, мне придётся просить нижнюю койку у двери.

Он сел и посмотрел на открытую тумбочку в изголовье кровати. С внутренней стороны дверцы была приклеена бумага с инструкцией: «Положите руку на сканер в головах вашей койки и повторите своё имя дважды».

Эндер отыскал сканер (листок прозрачного пластика), положил на него левую руку и сказал:

– Эндер Виггин. Эндер Виггин.

Сканер на мгновение загорелся зелёным светом Эндер закрыл свою тумбочку и попробовал открыть её. Не смог. Тогда он снова положил руку на сканер и произнёс:

– Эндер Виггин.

Тумбочка распахнулась. А ещё открылись три отделения шкафа.

В одном из них лежали четыре таких же комбинезона, как и тот, что был на нём, один белый, парадный. Во втором отделении оказалась маленькая парта, как в школе. Значит, с учёбой не покончено. А в третьем, самом большом, находилась необыкновенно шикарная вещь. На первый взгляд она напоминала скафандр, настоящий скафандр, со шлемом и перчатками, но в нём не было воздушной прокладки. Это был нарядный комбинезон на толстой мягкой подкладке, снаружи очень жёсткий.

И ещё там лежал пистолет. Выглядел он совсем как лазер – с дулом из цельного куска толстого прозрачного стекла. Но, конечно, они не выдают детям боевое оружие.

– Это не лазер, – объяснил кто-то.

Эндер поднял голову. Он не встречал этого человека раньше. У незнакомца было молодое доброе лицо.

– …Но даёт достаточно широкий и хорошо сфокусированный луч, – продолжал он. – Ты можешь прицелиться и посадить на стену, находящуюся за сто метров, трёхдюймовый круг света.

– А зачем это нужно? – спросил Эндер.

– Это одна из игр, в которые мы играем во время отдыха. Кто-нибудь ещё открыл свои тумбочки? – Незнакомец огляделся. – Я хочу знать, выполнили вы инструкцию, закодировали свои руки и имена? Вы не сможете открыть свои шкафы, пока не сделаете этого. Здесь вы будете жить весь первый год учёбы в Боевой школе, так что устраивайтесь. Обычно мы разрешаем вам выбрать старшего офицера и поселить его на нижней койке у двери, но, как я заметил, место уже занято. Код изменить нельзя. Так что подумайте. Обед через семь минут. Пойдёте по световым точкам на полу. Ваши цвета – красный, жёлтый, жёлтый. Куда бы вас ни хотели направить, это всегда будет красный, жёлтый, жёлтый – три точки рядом, и вы должны следовать по ним. Ну, какой у вас световой код, ребятки?

– Красный, жёлтый, жёлтый.

– Очень хорошо. Моё имя Дэп. На ближайшие несколько месяцев я ваша мама.

Мальчики рассмеялись.

– Смейтесь, если хотите, но запоминайте. Если вы потеряетесь, заблудитесь в школе, что вполне возможно, не пытайтесь открывать все двери подряд. Некоторые из них ведут наружу. – Снова смех. – Лучше найдите кого-нибудь и скажите, что ваша мама Дэп, и меня отыщут. Или назовите ваш цвет, и вам высветят дорожку, ведущую домой. Если у вас есть проблемы, приходите ко мне, поговорим. Помните: я здесь единственный человек, которому платят за то, чтобы он обращался с вами хорошо. Но не слишком. Любителю дерзить придётся долго чинить свою физиономию. О'кей?

И все засмеялись. Дэп сразу обрёл полную комнату друзей. Нетрудно покорять сердца перепуганных ребятишек.

– Скажите, где находится низ?

Они показали ему.

– О'кей. Корабль вращается, и это заставляет вас думать, что низ – там. На самом деле он поворачивается вот в том направлении. И если идти туда достаточно долго, то можно вернуться к тому месту, откуда отправился. Только я не советую. Потому что в той стороне живут учителя, а там, наверху, – старшие ребята, а они не любят, когда всякие свежезапущенные суют нос в их дела. Вы рискуете получить пинок под зад. То есть вы его обязательно получите, если полезете туда. И уж тогда не бегите ко мне с плачем. Понятно? Это Боевая школа, а не ясли.

– Что же нам тогда делать? – спросил очень маленький негритёнок, занимавший верхнюю койку рядом с Эндером.

– Если вы не хотите, чтобы вас пинали, придумайте сами, как этого избежать. Но предупреждаю: убийство – это серьёзное нарушение правил. И всякое серьёзное повреждение тоже. Я слышал, по дороге сюда уже появилась одна сломанная рука. Если подобное повторится, кто-то вылетит на лёд. До вас дошло?

– А что значит «вылететь на лёд»? – спросил мальчик с загипсованной рукой.

– Попасть на холод. Отправиться обратно на Землю. Вылететь из Боевой школы.

Никто не смотрел на Эндера.

– Так что, ребята, если кто-нибудь из вас хочет делать пакости, он должен хотя бы делать их ловко, о'кей?

Дэп ушёл. Они все ещё не смотрели на Эндера.

Эндер чувствовал, как откуда-то изнутри поднимается страх. Ему было не жалко того парня, которому он сломал руку. Очень уж тот напоминал Стилсона. И, как Стилсон, уже собирал банду, в основном из самых больших ребят. Они смеялись чему-то в дальнем конце комнаты, и время от времени кто-нибудь из них поворачивался, чтобы посмотреть на Эндера.

Эндер всем сердцем рвался домой. Происходившее здесь не имело ничего общего со спасением мира. Теперь у него не было монитора. Он был беззащитен. Ему снова придётся противостоять банде, только теперь они живут в одной комнате. Снова Питер, но уже нет Валентины.

Страх не покинул его и во время обеда: в столовой никто не подсел к нему. Ребята болтали обо всём понемногу: о большом табло на стене, о еде, о старших мальчиках. Эндер только наблюдал из своего угла.

На табло светился рейтинг армий. Число побед и поражений, результаты недавних игр. Некоторые из ребят постарше, очевидно, держали пари на результат следующей игры. У двух армий, Мантикор и Гадюк, не было счета последней игры: их колонки мигали. Эндер решил, что они, должно быть, играют сейчас.

Он заметил, что старшие ребята стоят группами по цвету формы. Иногда разговаривали двое или трое в формах разного цвета, но обычно мальчики держались своих. Запущенные – его собственная группа и две или три компании постарше – были одеты в простые голубые комбинезоны. Но большие, те, кто уже был в командах, носили разноцветную одежду. Эндер попытался догадаться, какой цвет соответствует названию каждой армии. Он сразу вычислил Скорпионов и Пауков, а потом Пламя и Прилив.

Большой мальчик подошёл и сел рядом с ним. По-настоящему большой, лет двенадцати или тринадцати. Он уже был похож на взрослого.

– Привет, – сказал он.

– Привет, – отозвался Эндер.

– Я Мик.

– Эндер.

– Это имя?

– Когда я был маленький, меня так звала сестра.

– Неплохое имя для этого места, Эндер – это тот, кто заканчивает.

– Надеюсь.

– Эндер, ты жукер в своей группе?

Эндер пожал плечами.

– Я заметил, что ты ешь совсем один. В каждом запуске есть такой парень, с которым никто не хочет иметь дела. Иногда мне кажется, что учителя делают это нарочно. Учителя – не самые милые люди. Ты это заметишь.

– Да.

– Так ты жукер?

– Наверное, да.

– Ну, не стоит расстраиваться из-за этого. – Он отдал Эндеру свою булочку и взял у него пудинг. – Ешь калорийную пищу и станешь сильным.

Мик набросился на пудинг.

– А ты? – спросил Эндер.

– Я? Я ничто. Вонь в системе кондиционирования. Я всегда тут, только большую часть времени никто об этом не знает.

Эндер слабо улыбнулся.

– Да, смешно, но это не шутка. Я здесь ничем не стал. И теперь слишком большой. Они собираются отослать меня в следующую школу довольно скоро, но не в Тактическую – это не для меня. Видишь ли, я никогда не был лидером, а туда попадают только те, кто может им стать.

– А как стать лидером?

– Эх, если б я это знал, разве оказался бы в таком положении? Сколько здесь ребят моего роста?

Немного. Но Эндер не сказал этого вслух.

– Мало. Но не один я пойду на мясо для жукеров. Нас хватает. А остальные – они теперь командиры. У всех парней из моего запуска теперь собственные команды. Только не у меня.

Эндер кивнул.

– Послушай меня, малыш. Я хочу дать тебе добрый совет. Заводи друзей. Целуй задницы, если потребуется, только так можно стать лидером. Ты меня понял?

Эндер снова кивнул.

– Нет, ты ничего не понимаешь. Все вы, новички, одинаковы. Ничего не знаете. Космос в голове. Вакуум. И если что-то попадает в вас, вы рассыпаетесь на кусочки. Послушай, если ты кончишь, как я, не забудь, что кое-кто тебя предупреждал. Это единственное, что я могу для тебя сделать.

– Зачем ты мне все это говоришь? – спросил Эндер.

– Ты что, сильно умный? Заткнись и жри.

Эндер заткнулся. Ему не понравился Мик. И он знал, что ни при каких обстоятельствах не кончит так, как он. Может быть, учителя планировали именно это, но Эндер не собирался следовать их планам.

«Я не буду жукером своей группы, – подумал Эндер. – Я не для того оставил Валентину, маму, папу и свой дом, чтобы просто вылететь на лёд».

И, поднимая вилку ко рту, он вдруг представил, что вся семья рядом, как раньше, как всегда. Он точно знал, куда повернуть голову и как поднять глаза, чтобы увидеть маму, которая пытается уговорить Валентину съесть ещё ложечку. Знал, где сидит отец, уткнувшись в свои новости, но всё же притворяясь, что участвует в беседе. И Питер, чихающий и вынимающий из носа крошки воображаемого пирога. Даже Питер бывал иногда весёлым.

Напрасно он вспомнил о них. Эндер чувствовал, как изнутри поднимается плач, и проглотил комок в горле. Он не видел своей тарелки.

Нет, плакать нельзя. Никто даже не посмотрит с участием. Дэп не настоящая мать. Любое проявление слабости покажет всем здешним стилсонам и питерам, что этого мальчика можно сломать. Эндер сделал то, что делал всегда, когда Питер мучил его, – начал возводить двойку в степень. Один, два, четыре, восемь, шестнадцать, тридцать два, шестьдесят четыре. И дальше, дальше, все дальше, пока мог удержать числа в голове: сто двадцать восемь, двести пятьдесят шесть, пятьсот двенадцать… На шестидесяти семи миллионах ста восьми тысячах восьмистах шестидесяти четырёх он засомневался, ему показалось, что он пропустил степень. Здесь должны получиться десятки миллионов, сотни миллионов или просто миллионы? Он начал удваивать снова и снова сбился. Надо начать сначала. Надо удваивать, пока сможешь удержать числа. Боль ушла. Слёзы высохли. Он не станет плакать…

Он держался до ночи, до той минуты, когда потускнел свет и другие ребята начали звать своих матерей, отцов или собак. Теперь Эндер не смог удержаться и едва слышно окликнул Валентину. Он слышал, как вдалеке, там, внизу, в холле, звенит её голос, видел, как мама подходит к его двери проверить, все ли в порядке, слышал, как отец смеётся перед телевизором, и вдруг чётко осознал, что так больше не будет никогда. «Я буду старым, когда увижу их снова, мне будет по меньшей мере двенадцать. Почему я согласился? Почему повёл себя как дурак? Ходить в школу – да это просто пустяки. Каждый день видеть Стилсона. И Питера. Ну и что? Да они просто сосунки! Я не боюсь их».

– Хочу домой, – прошептал он.

Таким шёпотом он кричал от боли, когда Питер мучил его. Никто не мог его расслышать.

Непрошеные слёзы лились на простыню, хотя плач был таким слабым, что подвесная койка не шелохнулась, таким тихим, что его нельзя было услышать. Но боль была здесь, стояла комком в горле и пеленой перед глазами, горела в груди, жгла лицо. «Я хочу домой!»

Дэп вошёл в спальню и тихо заскользил между кроватями, поправляя свисавшие руки. Но там, где он проходил, плач не угасал, а становился сильнее. Одного тёплого прикосновения в этом пугающем месте было достаточно, чтобы заставить разрыдаться любого. Но не Эндера. Когда Дэп приблизился, слёзы высохли. Такую маску он надевал при родителях, когда Питер был жесток с ним, а он боялся это показать. «Спасибо тебе за это, Питер. За сухие глаза и беззвучный плач. Ты научил меня скрывать свои чувства. Сейчас мне это нужно больше, чем когда бы то ни было».

Здесь была школа. Каждый день занятия. Чтение. Цифры. История. Видеоплёнки кровавых сражений в космосе. Морской пехотинец, размазывающий свои внутренности по стенке корабля жукеров. Голографические имитации бескровных сражений в космосе, корабли, превращающиеся во вспышки света. Истребители, ловко уничтожающие друг друга в глубокой тьме. Было чему учиться. Эндер работал так же напряжённо, как все. Все они боролись за лидерство впервые в жизни, и впервые в жизни их соперниками были дети, равные им по уму.

Были ещё игры – то, ради чего они жили, что заполняло их часы между занятиями.

Дэп повёл всех в игровую комнату на второй день. Она находилась наверху, выше тех палуб, на которых мальчики жили и работали. Они вскарабкались по лестницам туда, где гравитация была слабее, и увидели пещеру с зазывно мерцающими огнями.

Некоторые игры были им известны, в такие они играли дома. Были простые игры и трудные. Эндер прошёл мимо двухмерных видеоигр и отправился изучать те, которыми занимались мальчики постарше, – голографические игры с висящими в воздухе фигурами. Он оказался единственным новичком в этой части комнаты, и время от времени какой-нибудь большой мальчик отталкивал его: «Что это ты тут делаешь? Сгинь. Пропади. Улетай». И, конечно, при здешней низкой гравитации он улетал: отрывался от пола и летел, пока не сталкивался с чем-то или с кем-то.

Каждый раз, однако, Эндер возвращался, обычно на иное место, чтобы посмотреть на игру с другой стороны. Он был слишком мал, чтобы видеть клавиши, с помощью которых старшие управляли игрой. Но это не имело значения. Он мог видеть, как игравшие строят в темноте тоннели света, как корабли противника ищут эти тоннели, а отыскав, идут по ним, чтобы уничтожить врага. Игрок может ставить ловушки: мины, плавающие бомбы, петли воздуха, попадая в которые вражеский корабль бесконечно крутится на месте. Некоторые хорошо осваивали игру. Остальные быстро проигрывали.

Эндеру больше нравилось, когда двое ребят играли друг с другом, потому что довольно скоро становилось понятно, кто из них чего стоит как стратег.

Через час или около того в зале стало душно. К тому времени Эндер уже разобрался в правилах игры, вычислил принципы, которыми руководствовался компьютер, и был уверен, что сможет обыграть машину, как только освоится с клавиатурой. Крути спираль, когда противник ведёт себя так, завивай петли, когда он ведёт себя эдак. Заляг у ловушки и жди. Поставь семь ловушек и заманивай его вот так. Ничего интересного – играешь и играешь, пока компьютер не переходит на такой уровень быстродействия, что человеческие рефлексы за ним просто не поспевают. Никакого удовольствия. А эти ребята так долго играли с компьютером, что теперь пытаются имитировать его, даже когда играют друг с другом. Думают как машины, а не как дети.

«Я могу их разбить вот так. А ещё я могу разбить их вот так. И иначе».

– Я бы хотел поиграть с тобой, – обратился он к мальчику, который только что выиграл.

– Боже ты мой, что это? – воскликнул мальчик. – Это что? Жук или жукер?

– Мы только что приняли на борт груз свежих гномов, – пояснил второй.

– Да, но оно разговаривает! Ты когда-нибудь слышал, чтобы оно разговаривало?

– Я понял, – сказал Эндер. – Ты боишься, что не сможешь выиграть у меня две из трёх.

– Разбить тебя, – усмехнулся мальчик, – легче, чем пописать в душе.

– И вовсе не так приятно, – добавил кто-то.

– Я Эндер Виггин.

– Слушай, кислая рожа. Ты никто. Понял? Ты никто, осознай это! Ты не человек, пока не застрелил своего первого. Дошло?

У сленга больших мальчиков был свой собственный ритм. Эндер быстро подхватил его.

– Если я никто, то почему ты боишься, что не сделаешь две из трёх?

Остальные ребята начали терять терпение.

– Пришиби быстренько этого пискуна и займёмся делом.

Эндер занял место за незнакомой клавиатурой. Его руки были очень малы, но, к счастью, панель оказалась простой. Чуточку экспериментирования – и он знал, какие клавиши управляют каким оружием. Корабль передвигался при помощи стандартной «мыши». Сначала у Эндера игра шла туго. Его противник, имени которого он всё ещё не знал, вырвался вперёд. Но Эндер быстро научился и к концу играл уже много лучше.

– Удовлетворён, запущенный?

– Две из трёх.

– Мы не играем две из трёх.

– Ну да, ты разбил меня в моей первой в жизни партии, – заметил Эндер. – Если не можешь меня победить дважды, тебе нечем гордиться.

Они сыграли снова, и Эндер набрался ловкости, чтобы запустить парочку манёвров, которых его противник никогда раньше не видел. Они совершенно не укладывались в привычную схему боя, и он не знал, что делать. Победа далась Эндеру нелегко, но всё же он победил.

Большие мальчики перестали смеяться и подшучивать. Третья игра прошла в полном молчании. Эндер выиграл быстро и уверенно.

Когда игра закончилась, один из старших сказал:

– Пожалуй, пора заменить эту машину. На ней может выиграть любой олух.

Ни одного поздравления. Только полное молчание, когда Эндер уходил.

Но ушёл он недалеко, а обернувшись, увидел, как старшие игроки пытаются использовать трюки, которые он им показал. «Любой олух? – Эндер внутренне усмехнулся. – Они не забудут меня».

Он чувствовал себя превосходно. Он выиграл, выиграл утех, кто был старше. Наверное, не у самых лучших, но победа сняла близкое к панике ощущение, что он исчерпал себя, что Боевая школа слишком тяжела для него. Всё, что ему следует делать, – изучать игру, наблюдать, разбираться, как что работает, и потом можно использовать систему. Или улучшить её.

Ожидание и наблюдение дорого обходились ему, потому что приходилось терпеть. Мальчик, которому он сломал руку, жаждал мести. Эндер быстро узнал его имя – Бернард. Он произносил своё имя с чётким французским акцентом. Эти французы со свойственным им стремлением к обособленности настаивали на том, чтобы дети изучали общепринятый язык только с четырёх лет, после того, как усвоят французский. Акцент делал Бернарда интересным и экзотичным, сломанная рука придавала ему ореол мученика, а его садизм притягивал всех любителей чужой боли.

Эндер стал их врагом.

Его донимали мелочами: толкали его койку дверью каждый раз, когда входили или выходили, били под локоть, когда он шёл с полным подносом в столовой, ставили подножки на лестницах. Эндер быстро научился не оставлять ничего на постели. И ещё он научился быть осторожным и крепко держаться на ногах.

Иногда Эндер очень злился. Не на Бернарда, конечно. Это было нелепо, ибо тот просто принадлежал к породе палачей. Эндера доводило до бешенства то, как охотно большинство подчинялось палачу. Они наверняка знали, что месть Бернарда несправедлива, ведь он первым ударил Эндера во время полёта, а Эндер только дал сдачи, но почему-то вели себя так, как будто не знали. Да и в любом случае по поведению Бернарда было ясно, что он скотина. Эндер не был его единственной мишенью. Бернард создавал своё королевство.

Со своей окраины Эндер наблюдал, как Бернард устанавливает иерархию. Некоторым ребятам, полезным ему, он беззастенчиво льстил. Другие охотно становились слугами и выполняли все его желания, несмотря на презрительное обращение.

Но некоторых правление некоронованного монарха просто раздражало. Эндер внимательно наблюдал за всеми, кто не хотел мириться с властью Бернарда. Шён был малорослым, амбициозным и вспыльчивым. Его легко было поддеть. Бернард быстро обнаружил это и стал называть Шёна червяком.

– Это потому, что он такой ма-аленький, – объяснял Бернард, – и ещё он всё время извивается. Полюбуйтесь, как он виляет задом при ходьбе.

Шен взрывался, но все только громче смеялись.

– Только посмотрите на его зад! Настоящий червяк.

Эндер ничего не сказал Шену, чтобы никто не подумал, что он пытается создать свою собственную, конкурирующую банду. Он просто сидел в углу с компьютером на коленях и старался показать, что погружён в занятия.

Занятия эти не имели ничего общего с учёбой. Он приказывал своему компьютеру посылать сообщение в прерывистом режиме каждые тридцать секунд. Сообщение адресовалось всем, было кратким, а главное – метким. Сложность состояла в том, чтобы скрыть своё авторство. Послания учителей были анонимными, а на записках мальчиков автоматически проставлялось имя. Эндер ещё не взломал защитную систему учителей и не мог прикинуться местной властью, зато додумался создать файл на несуществующего ученика, для смеха окрестив его Богом.

Когда послание было готово, Эндер попытался привлечь внимание Шена. Тот, как и все остальные, наблюдал за весельем Бернарда и его шестёрок. Они передразнивали учителя математики, который имел привычку вдруг обрывать себя на полуслове, останавливаться и оглядываться с таким видом, будто сошёл с поезда не на той станции и теперь не знает, где находится.

Наконец Шен обернулся. Эндер кивнул ему, улыбнулся и показал на экран. Шен озадаченно покрутил головой. Эндер слегка приподнял свой компьютер и снова показал на него. Шен кивнул и полез за собственным. И тогда Эндер отправил послание. Шен прочёл его и громко рассмеялся. Потом посмотрел на Эндера, как бы говоря: это ты придумал? Эндер пожал плечами, всем своим видом показывая, что не знает, кто это сделал, но точно не он.

Шен снова засмеялся, и несколько ребят, не связанных с Бернардом и его компанией, тоже достали компьютеры и посмотрели. Каждые тридцать секунд послание появлялось на каждом работавшем экране, медленно проползало по нему и исчезало. Теперь уже смеялись многие.

– Что за смех? – заинтересовался Бернард.

За мгновение до того, как Бернард начал обводить спальню суровым взглядом, Эндер успел стереть улыбку, заменив её выражением страха, который для многих присутствующих не был притворным. А Шен, конечно, только улыбнулся ещё шире. Бернард скривил рот и приказал одной из своих шестёрок принести компьютер. И тоже прочёл:

«Прикрой свою задницу. Ею интересуется Бернард. Бог.»

Бернард покраснел от злости.

– Кто это сделал?! – закричал он.

– Бог, – ответил Шен.

– Знаю, что не ты, – рявкнул Бернард. – У того, кто придумал это, больше мозгов, чем у червя.

Послание Эндера исчезло минут через пять, а на его собственном экране возникло послание Бернарда:

«Я знаю, что это ты. Бернард.»

Эндер даже не поднял головы. Он вёл себя так, словно не получал никакой записки. «Бернард просто хочет поймать меня, хочет, чтобы я себя выдал. Он ничего не знает».

Хотя, конечно, если бы он и знал, ничего бы не изменилось. Бернарду надо восстанавливать репутацию, а значит, он с новой силой примется преследовать Эндера. Бернард не может перенести, чтобы над ним смеялись. Он должен показать, кто здесь главный. И на следующее утро Эндера сшибли с ног в душе. Один из приятелей Бернарда сделал вид, что поскользнулся, и заехал Эндеру коленом в живот. Эндер промолчал. Он всё ещё не хотел открытой войны.

Но в тайной войне, войне компьютеров, он уже приготовил следующую атаку. Когда он вернулся из душа, Бернард в ярости пинал койки и кричал на ребят:

– Заткнитесь! Я этого не писал!

А по экранам компьютеров непреклонно маршировала надпись:

«Мне нравится твой зад. Дай мне поцеловать его. Бернард.»

– Я этой записки не писал! – орал Бернард.

Шум и крик продолжались уже с полчаса, когда в дверях появился Дэп.

– О чём шумим? – спросил он.

– Кто-то посылает сообщения, используя моё имя. – Бернард был мрачен.

– Какие сообщения?

– Не важно.

– Для меня важно.

Дэп подхватил ближайший компьютер, принадлежавший мальчику, который занимал койку над койкой Эндера. Прочёл, слегка улыбнулся и возвратил компьютер хозяину.

– Интересно, – сказал он.

– И вы не собираетесь выяснить, кто сделал это? – вспыхнул Бернард.

– А я знаю.

«Да, – подумал Эндер. – Систему слишком легко взломать. Она и рассчитана на то, чтобы её взламывали, хотя бы частично. Они знают, что это я».

– Ну так кто? – вскричал Бернард.

– Ты кричишь на меня, солдат? – вкрадчиво уточнил Дэп.

И мгновенно настроение в комнате изменилось. Ярость дружков Бернарда и плохо скрываемое злорадство всех остальных сменились трезвым спокойствием. Власть собиралась говорить.

– Нет, – поджал хвост Бернард.

– Всем известно, что система автоматически вставляет имя автора.

– Но я не писал этого! – вновь завопил Бернард.

– Кричишь? – поднял брови Дэп.

– Вчера кто-то послал записку, подписанную словом «Бог», – сообщил Бернард.

– В самом деле? – удивился Дэп. – Я и не знал, что он подключается к нашей сети.

Дэп повернулся и вышел из захлёбывающейся хохотом комнаты.

Попытка Бернарда стать правителем в своём запуске провалилась – его покинули все, кроме горстки самых жестоких. Эндер знал, что, пока не кончится начальный период, ему придётся туго. Но вмешательство в компьютерную систему сделало своё дело. Бернард вынужден был держаться в рамках, и теперь все ребята, которые хоть чего-то стоили, освободились от его влияния. И – что было лучше всего – Эндер добился этого, не отправляя противника на госпитальную койку.

Новый способ понравился ему куда больше, и он с чистой совестью занялся важным делом – изобретением системы защиты для своего собственного компьютера. Встроенные программы не удовлетворяли его. Если их мог расколоть шестилетний ребёнок, значит, их вставили туда как игрушку, а не как настоящую охрану. «Ещё одна игра, придуманная для нас учителями. Но в эту игру я играю хорошо».

– Как ты сделал это? – спросил его за завтраком Шен.

Эндер спокойно отметил, что впервые его одноклассник сел с ним за один стол.

– Что именно?

– Послал записку под фальшивым именем. Подписался Бернардом! Это было здорово. Они теперь зовут его Задосмотрителем. При учителях – просто Смотрителем, но всё же знают, за чем он на самом деле смотрит.

– Бедный Бернард, – пробормотал Эндер. – Он такой нежный, такой чувствительный.

– Кончай, Эндер. Ты взломал систему. Расскажи, как ты это сделал?

Эндер покачал головой и улыбнулся.

– Спасибо, что подумал, будто у меня хватило ума на что-то серьёзное. Я просто первым заметил, вот и все.

– О'кей. Можешь мне не объяснять, – согласился Шен. – Но всё-таки это было здорово. – Помолчав, он добавил: – Я что, действительно виляю задом, когда хожу?

– Совсем немножко, – успокоил его Эндер. – Просто не делай таких длинных шагов, вот и все.

Шен кивнул.

– И единственным, кто обратил внимание, был Бернард.

– Он свинья, – сказал Шен.

Эндер пожал плечами:

– Свиньи в целом вполне приличный народ.

Шен рассмеялся:

– Ты прав, я к ним несправедлив.

Они засмеялись вместе, и ещё двое мальчиков подхватили их смех. Теперь Эндер больше не был одинок. Но война только начиналась.